Страница:
- Нет, вот этого делать не надо! - ощерившись, Гриценко, спеша, впился в сочную шею здоровяка. Обливаясь кровью, разбрасывая вокруг куски кожи и мяса, Серега бубнил с набитым ртом: - Сопротивление бесполезно! Бесполезно!! Когда все закончилось и громадная комната при полной, беспомощной тишине оказалась во власти кровавого половодья, а на обескровленных телах недавних ее обитателей уселась передохнуть часть вурдовампов, другая их часть, переведя дух на ногах, обступила Гриценко, тупо уставившегося на труп Лысого-толстого. - Ну, ты как с цепи сорвался! - Коровин одобрительно похлопал Серегу по плечу. - А шо он дерется? - Да правильно! Так его! Молодец, Гриц! Гриценко важно приосанился, приняв за чистую монету похвалу нелюдей. - Со всеми разделались? - ковыряясь когтем в клыках, Гриценко огляделся. В трех метрах от него на ковре, бездумно залитом кровью, распростерлось тело Бейсболки. Неизменной шапочки на нем не было, непокорные кудри, видимо, от ужаса встали дыбом, да так и застыли, придав парню совершенно дикий вид. Серега еще поискал глазами... Наконец увидел среди разбросанных, застывших в самых нелепых позах тел "новых ариев" - и старых, и молодых их членов труп Прилизанного. Вместо каскообразного отражателя тот был насажен стойку торшера. Волосы на третьем обидчике были по-прежнему идеально причесаны. - Так я не понял, со всеми разделались? - отчего-то с угрозой во влажном хриплом голосе повторил Гриценко, обведя вурдовампов гневным взглядом. - Как же со всеми, когда ты сам одного упустил! - ехидно ухмыляясь, вдруг выступила против Сереги Ягра. - Да-да, упустил, Гриц - гнилой клык! - принялся поддакивать ей трусливый Миц. (Сам же он все кровавое побоище отсидел в углу под торшером, лишь изредка, точно шакал, бросаясь подбирать последние капли крови, вытекшие из растерзанных жертв, которыми уже насытились его более сильные собратья.) - Цыц! Что за чушь? - ощерился по-волчьи Коровин. - Тот красавчик, которого Гриц пожалел, крестом защитился, - продолжая ухмыляться, пояснила Ягра. - Тем что ли? - Коровин с недовольным видом кивнул в сторону висевшей неподвижно свастики. - Нет. Из ножек стола, сволочь, крест сложил! Увел, гад, с собой трех девиц. Одна с такой длинной шеей... На хрена, Гриц, ты его пожалел? - Отвечай, Гриц! - зло потребовал Коровин. - Да никого я не жалел! Он от страха в штаны наложил, вот я... - Так ты ж за шею кусаешь? - Коровин будто не понимал, что имеет в виду Гриценко. Уголки тонких губ старого вурдовампа изогнулись в едва сдерживаемой улыбке. - Ну так шо! Воняло, знаешь, как от этого подонка! Все вокруг грохнули от развеселого хохота. Дребезжал лишь, будто ложечка, стучащая о стенки стакана, противный тонкий голосок Мица. Коровин неожиданно посерьезнел, посуровел: - Лохонулся ты, Гриц. На первый раз прощаю, но... Делай, что хочешь, из-под земли того парня достань, но от свидетеля избавься! Да и лишний раз докажешь нам свою верность. - Разве я вам присягал на верность? - неумно съязвил Гриценко, но тут же пожалел: разинув клыкастые пасти, вурдовампы молча шагнули к нему, немедленно сжав вокруг него кольцо. Серега приготовил к бою пудовые кулаки и молодые клыки, но Коровин опередил, философски заметив: - Насколько я помню, для тебя было делом чести расквитаться с этими четырьмя паршивцами, надругавшимися над твоей дочерью?.. Ну, тогда нет ничего разумней, чем объединить твою жажду мести с необходимостью доказать нам свою верность! Что на это скажешь, Гриц? По рукам? Гриценко не оставалось ничего другого, как пожать черные от засохшей крови когти Коровина. Сделал он это с большой осторожностью и недоверием. В этот момент за Серегиной спиной кто-то презрительно хмыкнул, Гриценко вмиг обернулся, чтоб тут же дать отпор... но вместо обидчика, будто впервые, увидел комнату, в которой еще четверть часа назад безмятежно хозяйничали "новые арии". Комната представляла собой кошмарное зрелище: столы и диваны разгромлены и разбиты, ковры залиты на глазах чернеющей кровью, по ним удивительно правильными кругами размазаны человеческие внутренности и мозг, вид растерзанных тел был безобразен и ужасен... Неизвестно отчего Гриценко засмотрелся на Прилизанного, продолжавшего висеть на торшере: "Каково ему было, когда эту гадость ему в задницу впихнули?" Серега застыдился внезапной жалости к тому парню, имя которого он так и не узнал, как вдруг тело бедолаги сильно вздрогнуло, волны судорог прокатились по нему снизу вверх, запрокинутая назад голова качнулась раз... другой... поднялась над плечами, уставившись на тотчас оцепеневшего Гриценко невидящим взглядом; руки Прилизанного, словно сами собой, опустились и принялись медленно, сантиметр за сантиметром, стаскивать тело со стойки торшера. Гриценко аж подпрыгнул от удара по плечу - то сзади хлопнул его Коровин. - Пошли отсюда. Не стоит смотреть на этот театр. - Театр? - Театр возвращения. Так я называю процесс регенерации вурдовампов. Его зрелище небезопасно для остальных вурдовампов: оно убивает жажду крови в тех , кто его наблюдает. Гриценко пожал плечами и направился к выходу. Серега увидел, как слева и справа от него начинают шевелиться, вздрагивать, дрыгать руками-ногами и остальные мертвецы. Жуть! Неужто и он так ужасно регенерировался?! По пути, еще будучи в комнате, он поднял с липкого пола куртку из тонкой черной кожи. Зачем-то обнюхал ее. - Что, человеческим духом воняет? - рассмеялась рядом Ягра. - Это куртка "Маруани" - того парня, что смылся. - Я поняла. Так ты теперь, как собака, хочешь взять след? Гриценко не ответил. Обыскал карманы куртки и к своему удовольствию вынул на свет божий маленький прямоугольник из плотной бумаги - визитную карточку. "Артем Бойко. Менеджер по продажам. Мебель для офиса и дома. "Бокс Лтд", ул. Первомайская..." - прочел вполголоса Гриценко и вышел во двор, на лужайку для гольфа. В потухшем глазе прожектора отражался мертвый свет луны. Серега, слепо пробираясь к калитке, вдруг угодил ногой в лунку, ступив на что-то омерзительно мягкое. "Вот чертов гамбургер!" - ругнулся он, да тут же рассмеялся.
* 7 * Весь последующий день Гриценко провел в компании новых приятелей-кровопийц. С рассветом, как и предупреждал Коровин, они не сгорели от жгучих солнечных лучей, зато в вурдовампах заметно поубавилось кровожадной активности, да и вид их перестал вселять ужас и омерзение: клыки спрятались, как телескопические антенны, с физиономий исчезли продольные красные полосы. Откуда ни возьмись на вурдовампов напала повальная зевота, движения стали замедленными и неточными. Подопечные Коровина с большой неохотой ворочали языками, лениво и совершенно бессмысленно пересекали туда-сюда комнату с высокими клетчатыми окнами на втором этаже старого деревянного дома. Их бесплодные шатания заканчивались тем, что вурдовампы один за другим падали куда ни попадя и засыпали мертвым сном. Ягра, продолжавшая подтрунивать над Гриценко и в обители вурдовампов, сдалась-таки дневной дреме, уснув в обнимку с проигрывателем "Аккорд-301". Пластинку на нем заело, и минуты три еще голосом Андрея Миронова неустанно повторялась команда: "Вжик! Выноси готовенького! Вжик! Кто на новенького?.." Один Коровин держался молодцом. Непонятно с какой стати он сжалился над засыпающим на ходу Гриценко и отвел его в одну из трех комнат, расположенных внизу под черной лестницей. В комнате среди громадных стеклянных сосудов, пахнущих старой засохшей бражкой и мышиным пометом, Серегу и свалил шальной и дурной, как удар судьбы, сон. Вот что приснилось неопытному вурдовампу Сереге Гриценко. Будто превратился он в своего бывшего обидчика Лысого-толстого и случилось с ним странное приключение...
...Элизабет Батори была трансильванской графиней. Клубничным бисквитным пирожным она предпочитала горячий кусок плоти, откушенный ею у какой-нибудь нежной служанки или хорошенькой валахской крестьянки. Элизабет Батори слыла самой известной женщиной-вампиром. Она жила на сто лет позже еще более знаменитого и ужасного кровопийцы - графа Дракулы. Но это совсем другая история. Вернемся к нашей красотке - жгучей брюнетке с лицом безгрешного ребенка белым, как молоко, с глазами желто-зелеными, как у уличной кошки. А какая чувственная фигура была у той трансильванской графини! Однажды... Такое может случиться только в час гольф, когда в настоящее сквозь чащобу безвременья прорываются энергичные и упругие мгновения-мячи. Они врываются из прошлого или будущего и, точно кометы, тянут за собой шлейф фантастических событий, идей и людей. Такой удивительный шанс, который однажды дается нам, называется часом гольф. ...Однажды в час гольф в замок манерной и кровожадной графини Элизабет Батори ввалился Бритоголовый Здоровяк (тот самый молодой человек, которого Гриценко прозвал Лысым-толстым). Вот так - взял и ввалился в ХVI век из века ХХI. Едва равновесие удержал! С ног до головы в фирмовой джинсе, с "Мальборо" в зубах, в ультрамодных солнцезащитных очках. В одном уголке рта жевачка катается, в другом сигарета дымится. А вокруг - не то кино снимают, не то стены всамделишного склепа выросли. Бр-р-р!! Неизвестно, кто от неожиданности больше обалдел: наш герой, вдруг оказавшийся в сумрачной комнате с допотопным убранством и столь же нелепой теткой, давящейся сырым мясом, или графиня Батори, в тот самый миг лакомившаяся сочными кусками своих подданных. - Погоди, доем, - жуя, сказала Элизабет Батори и отщипнула серебряными щипцами от роскошной ляжки служанки добрый шматок сала. - Будешь мне на десерт. - Ты че - спятила?! Людоед, что ли?! - возопил Здоровяк. - Блин, куда я попал?! - Молчи, дурак! На дух не переношу вас, мужиков! Торко, обыщи незнакомца! От стены отделился громадный космач - косматыми были даже волосы, торчавшие из его ушей. Седые крупные брови были похожи на два миниатюрных топорика. Торко оказался намного внушительней нашего Здоровяка. При виде гориллоподобной махины юношу охватил ужас... - Это че еще за обезьяна? Космач легонько двинул Здоровяку в челюсть, быстренько обыскал его и вместе с ключами, пачкой сигарет, мятыми гривнами и какими-то записками достал... презерватив в прозрачной упаковке. Графиня Батори долго вертела в руках диковинную вещицу. - Чья... кожа? - наконец молвила она. - Кожа? - переспросил Здоровяк и вдруг быстро нашелся: - Это не кожа, мадам, это - кишка! - Так, значит, ты тоже того?.. - от удивления брови мадам Батори взлетели, как два топора перед тем, как опуститься на плаху. - Негодник, ты охотишься на молоденьких девушек?! - Ну что вы, мадам! Я предпочитаю исключительно женщин в соку. Таких... как вы, мадам. - А-ха-ха! - Элизабет Батори расхохоталась, едва не подавившись последним кусочком девичьей плоти. - Не хочешь ли ты сказать, что десертом будешь не ты, а я? Ну?!.. А что, это занятно: неотесанный проходимец, одетый хуже моего последнего крестьянина, намеривается угоститься мной в моем же фамильном замке. А-ха-ха! - Мадам, вы меня не так поняли, - чуть смутившись, обратился к графине наш Здоровяк. - Я имел в виду совсем другое... - Так что же? - сразу же потеряла к нему интерес кровожадная графиня Батори и потянулась к серебряным щипцам. - Я хотел вам... хотел... - Ну?! - крикнула графиня, схватив с блюда, забрызганного алой кровью, вместо серебряных щипцов черный длинный нож. Здоровяк, набрав полные легкие воздуха, выпалил залпом: - Мадам, я хотел вам скормить самого себя!! - Да? - несколько обалдела графиня. - И для этих целей мне понадобится, как вы выразились, вот эта кожа, Здоровяк кивнул на презерватив. - Я натягиваю ее на те части тела, которыми готов добровольно пожертвовать. - Так приступай немедленно! - снедаемая любопытством, приказала мадам Батори. Ей ни разу не приходилось лакомиться мясом мужчин. О том, что с мужчинами можно еще и спать, она и вовсе не подозревала - графиня была лесбиянкой. - Я готов, - Здоровяк принялся было стягивать с себя штаны, как вдруг вспомнил о косматом. - Пусть сначала эта обезьяна выйдет. Мадам, это большое таинство - мое жертвоприношение. Не гоже всякому встречному-поперечному о нем знать. - Он мой слуга!.. Ну хорошо, - согласилась Элизабет Батори, в последний раз пригубив кубок со свежей кровью. - Торко, покинь нас... Пока я не позову. ...Не скоро графине Элизабет Батори удалось позвать верного слугу. Натянув презерватив, Здоровяк сначала "скармливал" свое мужское естество вампирскому ротику графини. Затем юноша как бы между прочим вспомнил, что у мадам должен быть еще один рот - там, ниже живота, и принялся щедро "кормить" и его. Но когда наш герой перевернул графиню на живот и уже собрался было "скормить" свой член незнакомой с таким "блюдом" заднице мадам, Элизабет Батори наконец поняла, что ее грубо надули. - Сволочь, ты все это время трахал меня! - Фи, мадам! Откуда вы знаете это слово? - опешил Здоровяк. - С кем поведешься, того и наберешься! - парировала графиня Элизабет Батори и, с презрительной миной отвергнув мужское богатство нашего героя, хладнокровно перегрызла ему глотку. Когда Торко вернулся в комнату хозяйки, мадам Батори с задумчивым видом помешивала в кубке с кровью коротким, чуть больше ее ладони, продолговатым предметом, сильно смахивающим на мужской член. Не глядя на слугу, графиня философски заметила: - Никогда не доверяй другому то, что можешь сделать сам. Особенно, если это касается твоих дурных привычек.
...Пробудился Гриценко где-то часа в два пополудни. Солнце назойливо лизало его левый глаз длиннющим, на восемь минут полета, языком. Озадаченный сном, Серега поспешил поделиться впечатлениями с Коровиным. В тот момент Коровин занимался своими бакенбардами - подбривал их и подкрашивал черной тушью. Когда Гриценко закончил рассказ, Коровин ничего не ответил, лишь многозначительно повел разлапистой бровью да подтолкнул Серегу в сторону, где висела удивительная галерея портретов - еще та мешанина из поэтов, композиторов и подозрительных личностей. В первый момент Гриценко сначала почувствовал, а потом уже углядел изменения, которые произошли с чудаковатыми, как ему казалось, портретами. "Ну и ну! Это, значит, пока мы сосали кровь з тих клятых фашистив, здесь такое!... У-у-у!" - поражался увиденному Серега, да и было от чего обалдеть. Лица изображенных на портретах людей больше не напоминали размытые пятна и уродливые кляксы - все до одного портреты выглядели необыкновенно живыми и ясными. И слова под ними были написаны на понятном языке. А там, где раньше стояли чертовы буковки, Серега прочел одно-единственное слово: "вампир". - "Исповедь с вампиром". Ну и ну! Я и не знал, шо Круз вампиров играл... А дальше Серегу ожидал вообще полный мрак - вереница интернациональных портретов тех, кто в разные века, невесть чем озабоченный, творил поэмы о вампирах, пьесы о вампирах, оперы о вампирах, фильмы о вампирах или был сам таковым. Как, например, графиня Элизабет Батори. А ведь какая милая мордашка!.. Портрет князя Валахского был последним в той загадочной галерее. Проходя мимо него, Гриценко не удержался, ткнулся носом в короткую надпись: - "Влад Тепеш-Дракул (1428/31-1476)..." Дракула!! Е-мое!.. Коровин молча сопровождал Гриценко, жарко дышал Сереге в затылок, а когда тот прочел надпись под портретом Валахского князя, неожиданно вцепившись в Серегины щеки, повернул к себе его голову. Затем Коровин поведал такое... И с чего это он вздумал откровенничать перед Гриценко? Кто его знает. Может, хотел его еще крепче опутать. Ведь правда и кровь - две жилы из одного каната. А поведал Коровин историю бессмертия своего.
...Отсчет своего бессмертия я веду от жаркого, изрыгающего кровь 15 июля 1410 года. Будь проклят тот день!.. Я встретил его верхом на коне облаченный в тяжелые латы, рассекающий густой знойный воздух ленивым мечом. Жаворонок жалобно звенел над правым виском. Над лугом, которым мы шли, поднимался острый дух скошенной травы и свежего коровьего навоза. Пот ручьями катился из-под тесного шлема, сквозь открытое забрало я с восторгом смотрел на мир. Слева тихой речной водой манила узкая полоска неба, облака казались песчаными берегами... Господь даже не намекнул, что этот благодатный мирный луг вот-вот обернется кровавым полем битвы. Одним ударом чего-то очень тяжелого и тупого, ударом, пришедшимся мне в затылок, меня свалили с коня. Я потерял сознание, и это спасло мне жизнь. ...Я служил в войске Тевтонского ордена; в составе его передового отряда стремительно продвигался на восток, когда под прусской деревенькой Грюнвальд, щедро залитой июльским солнцем, нам пришлось принять бой. Дорогу на восток нам преградила разноголосая армия под командованием польского короля Ягайло, состоявшая из пестрого сброда - польских, литовских, белорусских, русских и украинских воинов. Этот "сброд" окружил наше доблестное войско и разбил. О разгроме своего отряда я узнал потом, когда очнулся от беспамятства среди сотен трупов и раненых, созывающих птиц душераздирающими стонами. Вместе с тремя рыцарями, чудом оставшимися в живых, мы бежали на северо-запад, углубились в леса, которых не знали, и вскоре заблудились среди янтарно-зеленых болот... Мои путники все до единого утонули, испустив беспомощный дух над обманчивой гладью бездонной топи. Я должен был утонуть одним из первых, но случайно меня спас старик, назвавшийся лесным рыбаком. Он появился с восходом луны. Не издав ни единого треска, старик возник из мрачной чащобы, где может пробраться лишь лесная тварь и нечистая сила. Увидев, как я погибаю в болоте, он закинул рыбацкую сеть и вытянул меня к своим ногам. Взвалив на спину, отнес меня к озеру, спрятавшемуся за ужасными болотами, на краю прекрасной земли. То озеро звалось Илиаком, а имя старика звучало еще более странно - Тамриэль.
К Илиаку мы подошли на рассвете. Словно от чего-то спасаясь, Тамриэль бросился в пещеру, выходившую к самой воде. В пещере было мерзко и сыро, но старик запретил мне выходить из нее. Да я бы и не сделал этого, даже если бы захотел: казалось, я лишился последних сил. Я лежал в холодной сырой пещере, сверху капала студенистая дрянь, иногда с каменного свода срывались вниз сонные летучие мыши, норовя кривым длинным зубом пропахать на моем лице кровавую борозду. Я давно бы утратил всякую надежду, что когда-нибудь этот ужас кончится, если бы... не озеро. Сквозь неплотно прикрытые веки я видел незамутненный голубой взгляд Илиака. "В Илиаке слилась сила нашего рода", - тяжело дыша, повторял Тамриэль, но так и не признался, кем был его род. А стоило луне вновь взойти на ночном небе, как старик в мгновение ока прокусил мне горло и высосал кровь. Не успев дать отпор, я потерял сознание - второй раз после обморока на грюнвальдском поле. ...Несмотря на густую, как деготь, ночь, мое отражение в прозрачном зеркале Илиака казалось белым, как китайское фарфоровое блюдо. Я пришел в ярость: из меня сделали вампира! - и, оскалив клыки, кинулся на кровопийцу. Но Тамриэль, остановив меня взглядом, заявил, что он даровал мне бессмертие: "Теперь твоя душа не принадлежит ни Богу, ни дьяволу - ее не принял ни рай, ни ад. Отныне и навеки веков душа твоя принадлежит твоему нетленному телу. Ты - бессмертен! Тебе здорово повезло: ты принят в племя новых ариев - монталионов, поклоняющихся святому имени Крови. Ментором этого племени являюсь я, Тамриэль... Твоя миссия - увеличить ряды новых ариев за счет лучших носителей крови. Помни: кровь - молоко твоего бессмертия и одновременно духовный источник, питающий воды Илиака. Помнишь, я рассказывал тебе, что в Илиаке собирается сила нашего племени?.." И тут только я разглядел, как к озеру нитями, лентами, рукавами сбегают кровавые реки. Коснувшись вод Илиака, кровь десятков тысяч новых ариев приобретала кристально чистый голубой цвет - цвет духовной силы, цвет разума новой расы. Старик с удивлением обнаружил, что я не боюсь солнечных лучей. Для него же они были сущей угрозой, оставляя сильнейшие ожоги на его высохшем от времени теле. Напротив, я по-прежнему любил солнце, любил задремать под его теплыми лучами на пустынном берегу Илиака. За это Тамриэль назвал меня вурдовампом - вампиром-оборотнем, лишенным тех слабостей и недостатков, которые были свойственны обычным монталионам. В ответ я равнодушно пожал плечами, продолжая безмятежным взором озирать тихую гладь Илиака. Но вскоре мое безоблачное существование прекратилось: Тамриэль, подробно рассказав о моей миссии охотника за лучшими носителями человеческой крови, дал мне первое задание. Я должен был переправиться через Ла Манш и в угрюмой горной Шотландии раздобыть душу и кровь одного дерзкого графа... Прошло несколько десятков лет, пока мне поручили привести первого среди нас - князя Дракула. Его подлинное имя было Влад III. Он происходил из прославленного рода Басараба Великого, деда звали Мирчей Старым (тот был отважным и мудрым воеводой, правителем Валахского княжества), а отец Влада, тоже Влад, но II, входил в орден Дракона (по-валахски - "орден Дракула"), основанный венгерским королем Сигизмундом Люксембургом для борьбы с турками... Мне надлежало завладеть Владом III Дракулом, юным князем валахским, обязанным воинственным прозвищем своему отцу. Маленькое православное княжество, зацепившись за склоны Карпатских гор, вздрагивая по ночам от воя ветра в ущельях, не смея в полную силу насладиться красотами редких в этих краях лугов и речных пойм, на протяжении столетий переходило из рук в руки от одного правителя к другому - от венгров-католиков к туркам-мусульманам и снова к подданным папы римского... У семнадцатилетнего Влада III, полгода назад впервые захватившего трон валахского господаря, было по меньшей мере два прозвища. Первое - "Дракул" - он получил по наследству от отца, смысл второго - "Тепеш" или "Цепеш" я понял не сразу... Наемником в войске венгерского короля я отправился в Валахию. Король намеривался свергнуть строптивого, несговорчивого князя и посадить на валахский трон своего ставленника. Наш путь проходил по земле богатой, хлебной и ремесленной Трансильвании - "страны по ту сторону лесов", или, как называли ее жившие там купцы, - Семиградья. Семиградские купцы, льстиво улыбаясь, стелили нам под ноги фальшивые турецкие ковры, которые научились ткать так искусно, что даже турки диву давались. Нас щедро угощали яблоками, орехами и вином, но от трансильванского вина я молчаливо отказывался, храня жажду до назначенного часа. На границе Трансильвании с Валахией, там, где стволы сосен превращаются в камень, а трава начинает расти корнями вверх, мы в прах разбили передовой отряд валахского воинства. Солдаты врага умирали с презрительной улыбкой на устах, будто делали нам одолжение. С гор дул холодный пронизывающий ветер. Я упрямо карабкался по крутому склону, обмотав шею куском кожи валахского воина. Лошадь подо мной волком скалила зубы. Уже было далеко за полночь, когда в двух или трех милях от Тирговишта столицы Валахии - наша конница внезапно напоролась на засаду. Веревками и сетями опутали нас и, беспомощных, поскидывали с лошадей. На пеших обрушили град камней и град каленых стрел. Спины оставшимся в живых исполосовали железными плетьми, а потом, согнав в кровоточащее стадо, погнали в Тирговишт. Дорога в маленькую столицу Валахского княжества вела такая узкая, стиснутая с обеих сторон черными, неприветливыми горами, что конвоирам пришлось построить пленных в длинную, как кишка, колонну с шеренгами всего в три-четыре человека. То тут, то там безжалостно врезались в воздух железные плети, коротко вскрикивали люди, а в высоком небе, величаво распластав широкие крылья, кружила хищная птица. Колонна неудачливых венгерских солдат и наемников-чужестранцев растянулась на добрую милю. Я шел среди тех, кто замыкал ту колонну. Мы брели остаток ночи, не ропща и даже не пытаясь бежать, а на рассвете показались первые шесты с заточенными концами, на которых, проткнутые насквозь, в ужасных муках корчились люди. То были воины некогда непобедимой армии его величества короля Венгрии... Я спросил у молодого венгра, всю дорогу шедшего рядом со мной, что это за страшные пытки. Юноша, у которого непокорная шевелюра торчала из-под шлема, а усы от слез стали похожими на клок собачьей шерсти, отвечал, что это сад пыток, что он дело рук князя Тепеша. - Тепеша? - переспросил я. - Да. Тепеш означает "колосажатель". Искусству сажания на кол князь Влад научился у турков. Мне стало не по себе. Я должен был выполнить свою миссию и уж никак не предполагал, что мне уготована такая участь. Но как Тепеш мог прознать, что кол - единственная смерть, перед которой я слаб?! От волнения я почувствовал нестерпимую жажду и, проходя мимо одного очень высокого шеста, на котором в предсмертных судорогах вздрагивало тело несчастного, кинулся к нему. Конвоиры опомниться не успели, как я жадно приник ртом к столбу, по которому струилась теплая кровь. Меня избили до крови, но на кол сажать не стали, а приволокли к князю Тепешу, кинули к копытам его коня. - Ты кто? - спросил князь, неотрывно глядя сверху вниз на мой окровавленный рот (то ли разбитый валахским солдатом, то ли испачканный кровью жертвы). Я решил открыться владыке: сказал, что я монталион-вурдовамп, что прислан сюда, чтобы поведать бесстрашному князю о существовании нашего племени, что ментор Тамриэль ждет его на берегу озера Илиак, чтобы посвятить его, господаря княжества Валахского, в высшие таинства нашей веры. - Кто твой бог? - спросил Тепеш и неожиданно предупредил, что если я солгу, то он прикажет посадить меня на кол. Рядом истошно орал пленный венгерский солдат - двое валахцев, грязно ругаясь, молотком вбивали несчастному в задницу кол. Я не знал, что сказать, но мне очень был нужен князь Дракул. - Наш бог - это кровь. Она дарует нам вечную жизнь. - Кровь не может быть ни богом, ни дьяволом. Потому что кровь - это слово, некогда сказанное богом. Кровь ни с чем нельзя сравнить и обменять на что-либо тоже нельзя. Не успеть! А знаешь почему?.. Мои люди поднаторели в сажании на кол! - А-ха-ха!! - расхохотались рядом палачи. Князь не повел даже бровью, продолжая буравить меня взглядом темно-зеленых, как лесная топь, когда-то едва не поглотившая меня, глаз. Видя, что Тепеш непоколебим и умен, я отважился на последний шаг - пообещал приобщить его к мудрости монталионов здесь, в Тирговиште, в тысячах миль от священного озера Илиак. Тепеш согласился, но при одном условии: сначала я должен был сотворить второе озеро Илиак в его родной Валахии. - Ты говорил, что вы племя всесильных, новых ариев. Вот и докажи это! Бери сколько надо тебе людей, бери все! Но чтобы завтра озеро было! Князь Дракул пожелал, чтобы второе озеро Илиак было вырыто не в столице княжества, а в замке Познари - личной цитадели Тепеша, однажды на Пасху построенной им на крови валахских богомольцев... Мне дали в помощь триста пленных и с полсотни валахских солдат. День и ночь мы копали узкие каналы-арыки (я встречал их во время крестового похода в Аравию). Из растерзанных тел жертв, с шестов и мечей палачей в арыки стекала кровь, которой не суждено свернуться. Исступленный, я шептал над кровью заклинания монталионов, посыпал ее порошком, смолотым стариком Тамриэлем из сухих илиакских трав, пел рыцарские песни, которые знал с раннего детства... Чего я только не делал, чтобы избежать кола! И - о чудо! - кровь не свернулась! Мурлыча о чем-то сокровенном, родовом, она стремительно неслась по узким арыкам к стенам замка Познари. По сотням арыков, как по артериям и венам, кровь спешила к месту, где она должна была слиться в единый мощный разум. ...Я и князь Дракул. Мы сидели одни в Круглом зале замка Познари, когда под ударами сотен кирок и топоров в окружавших нас стенах были пробиты торопливые бреши. Вместо дневного света в них хлынула кровь. С ней происходило что-то невообразимое. Она менялась прямо на глазах! Кровь точно линяла, как большая красная кошка, линяла... Совсем скоро жидкость, кристальной чистотой и неярким синим цветом похожая на воду, поднялась до середины щиколоток. Князь Влад, макнув руку в воду, мирно колышущуюся посреди его замка, коснулся своих губ. - В ней больше смысла, чем в жажде власти, - признался он. - Я чувствую, как мой разум насыщается, а воля успокаивается. Я причастился к главному крови. Но меня тревожит одно предчувствие, будто бы мне суждено расстаться... Обними меня и пообещай, что мое могущество не иссякнет, а кровь не выродится. - Нет. Ты всегда будешь полон мощной крови, как бог полон любви. А когда сила ее будет ослабевать, ты найдешь возможность ее заменить. В тебе столько мудрости и греха, что ты обречен на бессмертие! На прощание я сказал князю Владу: - Был ты князем Тепешем, а теперь станешь князем Дракулом. С этими словами я порывисто обнял князя, но, почувствовав вблизи теплый запах живого тела, вмиг прокусил ему горло и долго пил кровь... С того дня много воды утекло. А сколько крови вокруг убыло! Сейчас я точно уж не скажу, что стало тогда со мной, а что - с князем Владом. Времясмешенье, крововременье...
* 7 * Весь последующий день Гриценко провел в компании новых приятелей-кровопийц. С рассветом, как и предупреждал Коровин, они не сгорели от жгучих солнечных лучей, зато в вурдовампах заметно поубавилось кровожадной активности, да и вид их перестал вселять ужас и омерзение: клыки спрятались, как телескопические антенны, с физиономий исчезли продольные красные полосы. Откуда ни возьмись на вурдовампов напала повальная зевота, движения стали замедленными и неточными. Подопечные Коровина с большой неохотой ворочали языками, лениво и совершенно бессмысленно пересекали туда-сюда комнату с высокими клетчатыми окнами на втором этаже старого деревянного дома. Их бесплодные шатания заканчивались тем, что вурдовампы один за другим падали куда ни попадя и засыпали мертвым сном. Ягра, продолжавшая подтрунивать над Гриценко и в обители вурдовампов, сдалась-таки дневной дреме, уснув в обнимку с проигрывателем "Аккорд-301". Пластинку на нем заело, и минуты три еще голосом Андрея Миронова неустанно повторялась команда: "Вжик! Выноси готовенького! Вжик! Кто на новенького?.." Один Коровин держался молодцом. Непонятно с какой стати он сжалился над засыпающим на ходу Гриценко и отвел его в одну из трех комнат, расположенных внизу под черной лестницей. В комнате среди громадных стеклянных сосудов, пахнущих старой засохшей бражкой и мышиным пометом, Серегу и свалил шальной и дурной, как удар судьбы, сон. Вот что приснилось неопытному вурдовампу Сереге Гриценко. Будто превратился он в своего бывшего обидчика Лысого-толстого и случилось с ним странное приключение...
...Элизабет Батори была трансильванской графиней. Клубничным бисквитным пирожным она предпочитала горячий кусок плоти, откушенный ею у какой-нибудь нежной служанки или хорошенькой валахской крестьянки. Элизабет Батори слыла самой известной женщиной-вампиром. Она жила на сто лет позже еще более знаменитого и ужасного кровопийцы - графа Дракулы. Но это совсем другая история. Вернемся к нашей красотке - жгучей брюнетке с лицом безгрешного ребенка белым, как молоко, с глазами желто-зелеными, как у уличной кошки. А какая чувственная фигура была у той трансильванской графини! Однажды... Такое может случиться только в час гольф, когда в настоящее сквозь чащобу безвременья прорываются энергичные и упругие мгновения-мячи. Они врываются из прошлого или будущего и, точно кометы, тянут за собой шлейф фантастических событий, идей и людей. Такой удивительный шанс, который однажды дается нам, называется часом гольф. ...Однажды в час гольф в замок манерной и кровожадной графини Элизабет Батори ввалился Бритоголовый Здоровяк (тот самый молодой человек, которого Гриценко прозвал Лысым-толстым). Вот так - взял и ввалился в ХVI век из века ХХI. Едва равновесие удержал! С ног до головы в фирмовой джинсе, с "Мальборо" в зубах, в ультрамодных солнцезащитных очках. В одном уголке рта жевачка катается, в другом сигарета дымится. А вокруг - не то кино снимают, не то стены всамделишного склепа выросли. Бр-р-р!! Неизвестно, кто от неожиданности больше обалдел: наш герой, вдруг оказавшийся в сумрачной комнате с допотопным убранством и столь же нелепой теткой, давящейся сырым мясом, или графиня Батори, в тот самый миг лакомившаяся сочными кусками своих подданных. - Погоди, доем, - жуя, сказала Элизабет Батори и отщипнула серебряными щипцами от роскошной ляжки служанки добрый шматок сала. - Будешь мне на десерт. - Ты че - спятила?! Людоед, что ли?! - возопил Здоровяк. - Блин, куда я попал?! - Молчи, дурак! На дух не переношу вас, мужиков! Торко, обыщи незнакомца! От стены отделился громадный космач - косматыми были даже волосы, торчавшие из его ушей. Седые крупные брови были похожи на два миниатюрных топорика. Торко оказался намного внушительней нашего Здоровяка. При виде гориллоподобной махины юношу охватил ужас... - Это че еще за обезьяна? Космач легонько двинул Здоровяку в челюсть, быстренько обыскал его и вместе с ключами, пачкой сигарет, мятыми гривнами и какими-то записками достал... презерватив в прозрачной упаковке. Графиня Батори долго вертела в руках диковинную вещицу. - Чья... кожа? - наконец молвила она. - Кожа? - переспросил Здоровяк и вдруг быстро нашелся: - Это не кожа, мадам, это - кишка! - Так, значит, ты тоже того?.. - от удивления брови мадам Батори взлетели, как два топора перед тем, как опуститься на плаху. - Негодник, ты охотишься на молоденьких девушек?! - Ну что вы, мадам! Я предпочитаю исключительно женщин в соку. Таких... как вы, мадам. - А-ха-ха! - Элизабет Батори расхохоталась, едва не подавившись последним кусочком девичьей плоти. - Не хочешь ли ты сказать, что десертом будешь не ты, а я? Ну?!.. А что, это занятно: неотесанный проходимец, одетый хуже моего последнего крестьянина, намеривается угоститься мной в моем же фамильном замке. А-ха-ха! - Мадам, вы меня не так поняли, - чуть смутившись, обратился к графине наш Здоровяк. - Я имел в виду совсем другое... - Так что же? - сразу же потеряла к нему интерес кровожадная графиня Батори и потянулась к серебряным щипцам. - Я хотел вам... хотел... - Ну?! - крикнула графиня, схватив с блюда, забрызганного алой кровью, вместо серебряных щипцов черный длинный нож. Здоровяк, набрав полные легкие воздуха, выпалил залпом: - Мадам, я хотел вам скормить самого себя!! - Да? - несколько обалдела графиня. - И для этих целей мне понадобится, как вы выразились, вот эта кожа, Здоровяк кивнул на презерватив. - Я натягиваю ее на те части тела, которыми готов добровольно пожертвовать. - Так приступай немедленно! - снедаемая любопытством, приказала мадам Батори. Ей ни разу не приходилось лакомиться мясом мужчин. О том, что с мужчинами можно еще и спать, она и вовсе не подозревала - графиня была лесбиянкой. - Я готов, - Здоровяк принялся было стягивать с себя штаны, как вдруг вспомнил о косматом. - Пусть сначала эта обезьяна выйдет. Мадам, это большое таинство - мое жертвоприношение. Не гоже всякому встречному-поперечному о нем знать. - Он мой слуга!.. Ну хорошо, - согласилась Элизабет Батори, в последний раз пригубив кубок со свежей кровью. - Торко, покинь нас... Пока я не позову. ...Не скоро графине Элизабет Батори удалось позвать верного слугу. Натянув презерватив, Здоровяк сначала "скармливал" свое мужское естество вампирскому ротику графини. Затем юноша как бы между прочим вспомнил, что у мадам должен быть еще один рот - там, ниже живота, и принялся щедро "кормить" и его. Но когда наш герой перевернул графиню на живот и уже собрался было "скормить" свой член незнакомой с таким "блюдом" заднице мадам, Элизабет Батори наконец поняла, что ее грубо надули. - Сволочь, ты все это время трахал меня! - Фи, мадам! Откуда вы знаете это слово? - опешил Здоровяк. - С кем поведешься, того и наберешься! - парировала графиня Элизабет Батори и, с презрительной миной отвергнув мужское богатство нашего героя, хладнокровно перегрызла ему глотку. Когда Торко вернулся в комнату хозяйки, мадам Батори с задумчивым видом помешивала в кубке с кровью коротким, чуть больше ее ладони, продолговатым предметом, сильно смахивающим на мужской член. Не глядя на слугу, графиня философски заметила: - Никогда не доверяй другому то, что можешь сделать сам. Особенно, если это касается твоих дурных привычек.
...Пробудился Гриценко где-то часа в два пополудни. Солнце назойливо лизало его левый глаз длиннющим, на восемь минут полета, языком. Озадаченный сном, Серега поспешил поделиться впечатлениями с Коровиным. В тот момент Коровин занимался своими бакенбардами - подбривал их и подкрашивал черной тушью. Когда Гриценко закончил рассказ, Коровин ничего не ответил, лишь многозначительно повел разлапистой бровью да подтолкнул Серегу в сторону, где висела удивительная галерея портретов - еще та мешанина из поэтов, композиторов и подозрительных личностей. В первый момент Гриценко сначала почувствовал, а потом уже углядел изменения, которые произошли с чудаковатыми, как ему казалось, портретами. "Ну и ну! Это, значит, пока мы сосали кровь з тих клятых фашистив, здесь такое!... У-у-у!" - поражался увиденному Серега, да и было от чего обалдеть. Лица изображенных на портретах людей больше не напоминали размытые пятна и уродливые кляксы - все до одного портреты выглядели необыкновенно живыми и ясными. И слова под ними были написаны на понятном языке. А там, где раньше стояли чертовы буковки, Серега прочел одно-единственное слово: "вампир". - "Исповедь с вампиром". Ну и ну! Я и не знал, шо Круз вампиров играл... А дальше Серегу ожидал вообще полный мрак - вереница интернациональных портретов тех, кто в разные века, невесть чем озабоченный, творил поэмы о вампирах, пьесы о вампирах, оперы о вампирах, фильмы о вампирах или был сам таковым. Как, например, графиня Элизабет Батори. А ведь какая милая мордашка!.. Портрет князя Валахского был последним в той загадочной галерее. Проходя мимо него, Гриценко не удержался, ткнулся носом в короткую надпись: - "Влад Тепеш-Дракул (1428/31-1476)..." Дракула!! Е-мое!.. Коровин молча сопровождал Гриценко, жарко дышал Сереге в затылок, а когда тот прочел надпись под портретом Валахского князя, неожиданно вцепившись в Серегины щеки, повернул к себе его голову. Затем Коровин поведал такое... И с чего это он вздумал откровенничать перед Гриценко? Кто его знает. Может, хотел его еще крепче опутать. Ведь правда и кровь - две жилы из одного каната. А поведал Коровин историю бессмертия своего.
...Отсчет своего бессмертия я веду от жаркого, изрыгающего кровь 15 июля 1410 года. Будь проклят тот день!.. Я встретил его верхом на коне облаченный в тяжелые латы, рассекающий густой знойный воздух ленивым мечом. Жаворонок жалобно звенел над правым виском. Над лугом, которым мы шли, поднимался острый дух скошенной травы и свежего коровьего навоза. Пот ручьями катился из-под тесного шлема, сквозь открытое забрало я с восторгом смотрел на мир. Слева тихой речной водой манила узкая полоска неба, облака казались песчаными берегами... Господь даже не намекнул, что этот благодатный мирный луг вот-вот обернется кровавым полем битвы. Одним ударом чего-то очень тяжелого и тупого, ударом, пришедшимся мне в затылок, меня свалили с коня. Я потерял сознание, и это спасло мне жизнь. ...Я служил в войске Тевтонского ордена; в составе его передового отряда стремительно продвигался на восток, когда под прусской деревенькой Грюнвальд, щедро залитой июльским солнцем, нам пришлось принять бой. Дорогу на восток нам преградила разноголосая армия под командованием польского короля Ягайло, состоявшая из пестрого сброда - польских, литовских, белорусских, русских и украинских воинов. Этот "сброд" окружил наше доблестное войско и разбил. О разгроме своего отряда я узнал потом, когда очнулся от беспамятства среди сотен трупов и раненых, созывающих птиц душераздирающими стонами. Вместе с тремя рыцарями, чудом оставшимися в живых, мы бежали на северо-запад, углубились в леса, которых не знали, и вскоре заблудились среди янтарно-зеленых болот... Мои путники все до единого утонули, испустив беспомощный дух над обманчивой гладью бездонной топи. Я должен был утонуть одним из первых, но случайно меня спас старик, назвавшийся лесным рыбаком. Он появился с восходом луны. Не издав ни единого треска, старик возник из мрачной чащобы, где может пробраться лишь лесная тварь и нечистая сила. Увидев, как я погибаю в болоте, он закинул рыбацкую сеть и вытянул меня к своим ногам. Взвалив на спину, отнес меня к озеру, спрятавшемуся за ужасными болотами, на краю прекрасной земли. То озеро звалось Илиаком, а имя старика звучало еще более странно - Тамриэль.
К Илиаку мы подошли на рассвете. Словно от чего-то спасаясь, Тамриэль бросился в пещеру, выходившую к самой воде. В пещере было мерзко и сыро, но старик запретил мне выходить из нее. Да я бы и не сделал этого, даже если бы захотел: казалось, я лишился последних сил. Я лежал в холодной сырой пещере, сверху капала студенистая дрянь, иногда с каменного свода срывались вниз сонные летучие мыши, норовя кривым длинным зубом пропахать на моем лице кровавую борозду. Я давно бы утратил всякую надежду, что когда-нибудь этот ужас кончится, если бы... не озеро. Сквозь неплотно прикрытые веки я видел незамутненный голубой взгляд Илиака. "В Илиаке слилась сила нашего рода", - тяжело дыша, повторял Тамриэль, но так и не признался, кем был его род. А стоило луне вновь взойти на ночном небе, как старик в мгновение ока прокусил мне горло и высосал кровь. Не успев дать отпор, я потерял сознание - второй раз после обморока на грюнвальдском поле. ...Несмотря на густую, как деготь, ночь, мое отражение в прозрачном зеркале Илиака казалось белым, как китайское фарфоровое блюдо. Я пришел в ярость: из меня сделали вампира! - и, оскалив клыки, кинулся на кровопийцу. Но Тамриэль, остановив меня взглядом, заявил, что он даровал мне бессмертие: "Теперь твоя душа не принадлежит ни Богу, ни дьяволу - ее не принял ни рай, ни ад. Отныне и навеки веков душа твоя принадлежит твоему нетленному телу. Ты - бессмертен! Тебе здорово повезло: ты принят в племя новых ариев - монталионов, поклоняющихся святому имени Крови. Ментором этого племени являюсь я, Тамриэль... Твоя миссия - увеличить ряды новых ариев за счет лучших носителей крови. Помни: кровь - молоко твоего бессмертия и одновременно духовный источник, питающий воды Илиака. Помнишь, я рассказывал тебе, что в Илиаке собирается сила нашего племени?.." И тут только я разглядел, как к озеру нитями, лентами, рукавами сбегают кровавые реки. Коснувшись вод Илиака, кровь десятков тысяч новых ариев приобретала кристально чистый голубой цвет - цвет духовной силы, цвет разума новой расы. Старик с удивлением обнаружил, что я не боюсь солнечных лучей. Для него же они были сущей угрозой, оставляя сильнейшие ожоги на его высохшем от времени теле. Напротив, я по-прежнему любил солнце, любил задремать под его теплыми лучами на пустынном берегу Илиака. За это Тамриэль назвал меня вурдовампом - вампиром-оборотнем, лишенным тех слабостей и недостатков, которые были свойственны обычным монталионам. В ответ я равнодушно пожал плечами, продолжая безмятежным взором озирать тихую гладь Илиака. Но вскоре мое безоблачное существование прекратилось: Тамриэль, подробно рассказав о моей миссии охотника за лучшими носителями человеческой крови, дал мне первое задание. Я должен был переправиться через Ла Манш и в угрюмой горной Шотландии раздобыть душу и кровь одного дерзкого графа... Прошло несколько десятков лет, пока мне поручили привести первого среди нас - князя Дракула. Его подлинное имя было Влад III. Он происходил из прославленного рода Басараба Великого, деда звали Мирчей Старым (тот был отважным и мудрым воеводой, правителем Валахского княжества), а отец Влада, тоже Влад, но II, входил в орден Дракона (по-валахски - "орден Дракула"), основанный венгерским королем Сигизмундом Люксембургом для борьбы с турками... Мне надлежало завладеть Владом III Дракулом, юным князем валахским, обязанным воинственным прозвищем своему отцу. Маленькое православное княжество, зацепившись за склоны Карпатских гор, вздрагивая по ночам от воя ветра в ущельях, не смея в полную силу насладиться красотами редких в этих краях лугов и речных пойм, на протяжении столетий переходило из рук в руки от одного правителя к другому - от венгров-католиков к туркам-мусульманам и снова к подданным папы римского... У семнадцатилетнего Влада III, полгода назад впервые захватившего трон валахского господаря, было по меньшей мере два прозвища. Первое - "Дракул" - он получил по наследству от отца, смысл второго - "Тепеш" или "Цепеш" я понял не сразу... Наемником в войске венгерского короля я отправился в Валахию. Король намеривался свергнуть строптивого, несговорчивого князя и посадить на валахский трон своего ставленника. Наш путь проходил по земле богатой, хлебной и ремесленной Трансильвании - "страны по ту сторону лесов", или, как называли ее жившие там купцы, - Семиградья. Семиградские купцы, льстиво улыбаясь, стелили нам под ноги фальшивые турецкие ковры, которые научились ткать так искусно, что даже турки диву давались. Нас щедро угощали яблоками, орехами и вином, но от трансильванского вина я молчаливо отказывался, храня жажду до назначенного часа. На границе Трансильвании с Валахией, там, где стволы сосен превращаются в камень, а трава начинает расти корнями вверх, мы в прах разбили передовой отряд валахского воинства. Солдаты врага умирали с презрительной улыбкой на устах, будто делали нам одолжение. С гор дул холодный пронизывающий ветер. Я упрямо карабкался по крутому склону, обмотав шею куском кожи валахского воина. Лошадь подо мной волком скалила зубы. Уже было далеко за полночь, когда в двух или трех милях от Тирговишта столицы Валахии - наша конница внезапно напоролась на засаду. Веревками и сетями опутали нас и, беспомощных, поскидывали с лошадей. На пеших обрушили град камней и град каленых стрел. Спины оставшимся в живых исполосовали железными плетьми, а потом, согнав в кровоточащее стадо, погнали в Тирговишт. Дорога в маленькую столицу Валахского княжества вела такая узкая, стиснутая с обеих сторон черными, неприветливыми горами, что конвоирам пришлось построить пленных в длинную, как кишка, колонну с шеренгами всего в три-четыре человека. То тут, то там безжалостно врезались в воздух железные плети, коротко вскрикивали люди, а в высоком небе, величаво распластав широкие крылья, кружила хищная птица. Колонна неудачливых венгерских солдат и наемников-чужестранцев растянулась на добрую милю. Я шел среди тех, кто замыкал ту колонну. Мы брели остаток ночи, не ропща и даже не пытаясь бежать, а на рассвете показались первые шесты с заточенными концами, на которых, проткнутые насквозь, в ужасных муках корчились люди. То были воины некогда непобедимой армии его величества короля Венгрии... Я спросил у молодого венгра, всю дорогу шедшего рядом со мной, что это за страшные пытки. Юноша, у которого непокорная шевелюра торчала из-под шлема, а усы от слез стали похожими на клок собачьей шерсти, отвечал, что это сад пыток, что он дело рук князя Тепеша. - Тепеша? - переспросил я. - Да. Тепеш означает "колосажатель". Искусству сажания на кол князь Влад научился у турков. Мне стало не по себе. Я должен был выполнить свою миссию и уж никак не предполагал, что мне уготована такая участь. Но как Тепеш мог прознать, что кол - единственная смерть, перед которой я слаб?! От волнения я почувствовал нестерпимую жажду и, проходя мимо одного очень высокого шеста, на котором в предсмертных судорогах вздрагивало тело несчастного, кинулся к нему. Конвоиры опомниться не успели, как я жадно приник ртом к столбу, по которому струилась теплая кровь. Меня избили до крови, но на кол сажать не стали, а приволокли к князю Тепешу, кинули к копытам его коня. - Ты кто? - спросил князь, неотрывно глядя сверху вниз на мой окровавленный рот (то ли разбитый валахским солдатом, то ли испачканный кровью жертвы). Я решил открыться владыке: сказал, что я монталион-вурдовамп, что прислан сюда, чтобы поведать бесстрашному князю о существовании нашего племени, что ментор Тамриэль ждет его на берегу озера Илиак, чтобы посвятить его, господаря княжества Валахского, в высшие таинства нашей веры. - Кто твой бог? - спросил Тепеш и неожиданно предупредил, что если я солгу, то он прикажет посадить меня на кол. Рядом истошно орал пленный венгерский солдат - двое валахцев, грязно ругаясь, молотком вбивали несчастному в задницу кол. Я не знал, что сказать, но мне очень был нужен князь Дракул. - Наш бог - это кровь. Она дарует нам вечную жизнь. - Кровь не может быть ни богом, ни дьяволом. Потому что кровь - это слово, некогда сказанное богом. Кровь ни с чем нельзя сравнить и обменять на что-либо тоже нельзя. Не успеть! А знаешь почему?.. Мои люди поднаторели в сажании на кол! - А-ха-ха!! - расхохотались рядом палачи. Князь не повел даже бровью, продолжая буравить меня взглядом темно-зеленых, как лесная топь, когда-то едва не поглотившая меня, глаз. Видя, что Тепеш непоколебим и умен, я отважился на последний шаг - пообещал приобщить его к мудрости монталионов здесь, в Тирговиште, в тысячах миль от священного озера Илиак. Тепеш согласился, но при одном условии: сначала я должен был сотворить второе озеро Илиак в его родной Валахии. - Ты говорил, что вы племя всесильных, новых ариев. Вот и докажи это! Бери сколько надо тебе людей, бери все! Но чтобы завтра озеро было! Князь Дракул пожелал, чтобы второе озеро Илиак было вырыто не в столице княжества, а в замке Познари - личной цитадели Тепеша, однажды на Пасху построенной им на крови валахских богомольцев... Мне дали в помощь триста пленных и с полсотни валахских солдат. День и ночь мы копали узкие каналы-арыки (я встречал их во время крестового похода в Аравию). Из растерзанных тел жертв, с шестов и мечей палачей в арыки стекала кровь, которой не суждено свернуться. Исступленный, я шептал над кровью заклинания монталионов, посыпал ее порошком, смолотым стариком Тамриэлем из сухих илиакских трав, пел рыцарские песни, которые знал с раннего детства... Чего я только не делал, чтобы избежать кола! И - о чудо! - кровь не свернулась! Мурлыча о чем-то сокровенном, родовом, она стремительно неслась по узким арыкам к стенам замка Познари. По сотням арыков, как по артериям и венам, кровь спешила к месту, где она должна была слиться в единый мощный разум. ...Я и князь Дракул. Мы сидели одни в Круглом зале замка Познари, когда под ударами сотен кирок и топоров в окружавших нас стенах были пробиты торопливые бреши. Вместо дневного света в них хлынула кровь. С ней происходило что-то невообразимое. Она менялась прямо на глазах! Кровь точно линяла, как большая красная кошка, линяла... Совсем скоро жидкость, кристальной чистотой и неярким синим цветом похожая на воду, поднялась до середины щиколоток. Князь Влад, макнув руку в воду, мирно колышущуюся посреди его замка, коснулся своих губ. - В ней больше смысла, чем в жажде власти, - признался он. - Я чувствую, как мой разум насыщается, а воля успокаивается. Я причастился к главному крови. Но меня тревожит одно предчувствие, будто бы мне суждено расстаться... Обними меня и пообещай, что мое могущество не иссякнет, а кровь не выродится. - Нет. Ты всегда будешь полон мощной крови, как бог полон любви. А когда сила ее будет ослабевать, ты найдешь возможность ее заменить. В тебе столько мудрости и греха, что ты обречен на бессмертие! На прощание я сказал князю Владу: - Был ты князем Тепешем, а теперь станешь князем Дракулом. С этими словами я порывисто обнял князя, но, почувствовав вблизи теплый запах живого тела, вмиг прокусил ему горло и долго пил кровь... С того дня много воды утекло. А сколько крови вокруг убыло! Сейчас я точно уж не скажу, что стало тогда со мной, а что - с князем Владом. Времясмешенье, крововременье...