Паркер Лаура. Игра

   Ну и дела! Он мог овладеть этой девицей еще тогда, на дороге, и избавить себя от многих проблем последних дней! Джеку стало совершенно очевидно, что он сразу произвел на Сабрину большое впечатление. Но обстоятельства сложились так, что он не может теперь открыть ей свое имя и признаться, кем на самом деле был тот грабитель!
   Эти мысли привели Джека в веселое настроение. Он неожиданно рассмеялся, чем в очередной раз удивил Сабрину, процедившую сквозь зубы:
   — Мне кажется, сэр, что сейчас нам не до веселья!
   Она вновь попыталась встать с колен Дарлингтона. На этот раз виконт не сделал ничего, чтобы ее удержать. Похоже, веселье захватило его без остатка. Джек даже запрокинул назад голову, чтобы смех звучал громче.
   Сабрина и раньше считала виконта интересным и даже красивым. Но сейчас, когда его лицо светилось радостью, а столь привычная саркастическая усмешка сменилась добродушной улыбкой, он выглядел гораздо моложе и не казался таким опасным. И могло ли быть, что ни одна женщина до сих пор не пленила его сердце?
   Эти мысли прервал жесточайший приступ кашля, вызванного взглядом несколько протрезвевшего Джека.
   Но тут он снова расхохотался.
   — Милорд, — раздраженно одернула виконта Сабрина, — своим дурацким смехом вы разбудите весь дом. Ведите себя прилично!
   Напоминание о том, что он находится в чужом доме, несколько охладило Дарлингтона. Он сокрушенно покачал головой, вытер ладонью выступившие от безудержного смеха слезы и смущенно потупил взор.
   — Простите, ради Бога! Жизнь дарит мне так мало поводов для смеха и веселья. — Дарлингтон добродушно улыбнулся Сабрине и протянул руку: — Меньше всего я хотел бы, чтобы нам сейчас помешали. Ведь вы для меня — бесценный подарок судьбы, который я не хочу ни с кем делить!
   Сердце Сабрины сильно забилось, но она тут же постаралась взять себя в руки. Тем более что никогда серьезно не относилась к мужским комплиментам, призванным скрыть пустоту там, где должны находиться искренность и настоящие чувства. Свое неожиданное волнение она мысленно приписала нервному напряжению минувшего вечера. Кроме того, Сабрину действительно возмутил наглый хохот виконта.
   И все же ей почему-то очень захотелось протянуть руку и провести ладонью по щеке Дарлингтона…
   Но гордость взяла свое. Как посмел этот виконт смеяться над ней? И что он вообще себе позволяет?!
   Поэтому вместо того, чтобы дотронуться до его щеки, Сабрина кивнула на тлеющий в камине огонь и холодно сказала:
   — Уже очень поздно, милорд. А потом, я очень устала. Давайте пожелаем друг другу спокойной ночи и разойдемся.
   — Спокойной ночи? О чем вы говорите?! Гляньте в окно, уже светает! И как нам быть с Черным Джеком? Или вы решили предоставить этого бандита вполне заслуженной им участи?
   — Что вы имеете в виду? — спросила Сабрина с новой надеждой в голосе. — Неужели все-таки собираетесь мне помочь?
   — Думаю, что смогу это сделать. При условии, если… Последнее слово Дарлингтон произнес протяжно и очень многозначительно.
   Не пытаясь понять подтекст сказанного, Сабрина молитвенно сложила ладони и повернулась к Джеку:
   — Я никогда не сомневалась, что такой благородный и лишенный предрассудков джентльмен, как вы, не посчитает зазорным для себя освобождение томящегося в темнице и ожидающего смертного приговора узника.
   — Признаться, я не хотел бы сейчас оказаться на его месте!
   Джек откинулся на спинку кресла и, перекинув одну ногу в шелковом чулке через подлокотник, усмехнулся:
   — Судьба этого молодчика меня не очень трогает. Но вам, очевидно, его жизнь дорога. Интересно, насколько?
   Сабрина, не задумываясь, сняла с шеи ожерелье, собрала в пригоршню крупные жемчужины и протянула Джеку:
   — Вот, это за свободу Черного Джека! Виконт бросил на жемчуг яростный взгляд.
   — Почему вы уверены, что этим можно меня соблазнить? — Дарлингтон сдвинул брови и вопросительно смотрел на Сабрину.
   Ничуть не смутившись, она насмешливо улыбнулась:
   — Ходят слухи, милорд, что ваши карманы пусты. Дарлингтон пожал плечами и ответил знакомым Сабрине тоном скучающего аристократа:
   — Мир полон глупых слухов, Сабрина.
   — Несомненно! Тем не менее только этим и можно объяснить присвоение вами моего выигрыша!
   Несмотря на резкий тон девушки, улыбка не сходила с лица Джека.
   — Если вы думаете, что я сделал это из корысти, то плохо меня знаете, дорогая.
   — Может быть, но…
   — Довольно этих «но» ! — оборвал Сабрину виконт, и его брови сложились в букву «V». Он выпрямился в кресле. — Хотел бы я знать, почему вы сами не заложили свои драгоценности, если так нуждались в деньгах?
   Черт бы побрал этого виконта! Он совершенно ясно видит полное отсутствие логики в ее мыслях! Поэтому незачем и отвечать на этот вопрос! В его глазах — предостережение. Но в них горит и огонь, который зажгла она… А это чего-то да стоит!
   — Ожерелье мне подарил отец, — сказала Сабрина, отводя взгляд. — Я надеялась сохранить его. Но теперь не вижу иного выхода, кроме как пожертвовать этим родительским подарком!
   — Я тоже получил подарок от отца, — ответил Джек, продолжая держать руку Сабрины и обматывая жемчужную нитку вокруг ее указательного пальца.
   Он бросил на девушку взгляд, от которого та вздрогнула, как от порыва ледяного ветра.
   — Догадайтесь, что это за подарок? Кстати, я ни на секунду не расстаюсь с ним. .. — ,
   Помимо своей вели, Сабрина уставилась на шрам, пересекавший щеку виконта. Джек заметил это и усмехнулся.
   — Я вижу, вам уже успели кое-что обо мне рассказать.
   — О том, что отец бил вас и изуродовал вам лицо?
   По глазам девушки и ее дрогнувшему голосу Джек понял, что Саорина действительно шокирована поступком его отца. Но жалости от нее виконт не хотел. Он осторожно тронул самую крупную жемчужину па ладони Сабрины и при этом так сжал челюсти, будто старался разжевать маленький, но очень т вердый хрящ.
   — Такой прекрасный жемчуг может обогатить вас, Сабрина! Тем более, что это, насколько я понимаю, единственный подарок отца. Признаюсь, от своего родителя я никогда не получал ничего подобного!
   После колебаний, продолжавшихся какие-то доли секунды, Сабрина сжала пальцы, и жемчужное ожерелье упало Джеку на колени.
   — Помогите мне, и этот жемчуг станет вашим! — твердо сказала она.
   Джек взял ожерелье и долго рассматривал его при свете огня камина. Жемчуг был потрясающе красив. Почти так же, как его хозяйка, между совершенными полушариями грудей которой он только что покоился.
   Дарлингтон вновь обернулся к Сабрине:
   — Я уже понял, что вы платите свои долги только тогда, когда другого выхода нет. Значит, освобождение того бандита для вас действительно крайне важно!
   — Негодник! — процедила Сабрина сквозь зубы. — Впрочем, другого ответа от вас я и не ожидала! Отдайте назад жемчуг!
   Джек с упреком посмотрел на нее:
   — Мисс Линдсей, не надо оскорблять нас обоих. Вы же знаете мое отношение к подобным вещам!
   Сабрина встала было с его колен, пытаясь вырвать жемчуг, по Джек лишь снова рассмеялся и без всяких усилий водворил ее обратно.
   — Ладно, ладно! — прошептал он, обняв Сабрину за талию. — Я вижу, дорогая, вы и понятия не имеете, как очаровать мужчину до такой степени, чтобы он был готов выполнить любую просьбу женщины!
   Некоторое время Сабрина настойчиво вертелась у виконта на коленях, пытаясь вырваться. Правда, в глубине души желала как раз обратного. Столь пикантная поза ее не только не шокировала, но даже доставляла своего рода удовольствие. Во всяком случае, Сабрине очень хотелось, чтобы эта сцена продолжалась как можно дольше. Поэтому она быстро успокоилась, глубоко вздохнула и покорно сказала:
   — Что ж, вы выиграли, милорд. Больше мне нечем вас очаровывать!
   — Подобная скромность вам совсем не к лицу. Я предпочел бы слышать ставший уже привычным для меня язвительный и жалящий тон.
   Глаза Сабрины превратились в узкие щелки.
   — Будь я осой, с трудом удержалась бы сейчас от того, чтобы не ужалить вас как можно больнее!
   Улыбка на лице Дарлингтона стала шире.
   — Мед куда более приятен, нежели жало пчелы или осы. Попробуйте по-доброму уговорить меня отдать жемчуг.
   Джек вытянул руку с лежащими на ладони жемчужинами, держа их на таком расстоянии, чтобы Сабрина не могла дотянуться. И вдруг, опустив голову, поцеловал ее в вырез на груди.
   — Вот я и отважился, — засмеялся он.
   Сабрине показалось, что поцелуй Джека проник сквозь гладкую кожу до самого сердца, приведя ее в состояние того блаженного очарования, которое она каждый раз ощущала наедине с этим красивым и загадочным человеком. Она с наслаждением вдыхала благоухание, исходившее от его безукоризненной одежды и перемешанное с запахом коньяка. Несомненно, Джек считал себя неотразимым и непобедимым. Сабрина же старалась доказать самовлюбленному виконту, что он глубоко ошибается как в том, так и в другом.
   Она вытянула руки и, сжав ладонями скулы Джека, прижала его голову к высокой спинке старинного кресла. Теперь Джек мог смотреть на нее только прямо. Он не говорил ни слова. Но светлые глаза вспыхивали, подобно молниям, сквозь густые, темные, с золотистым отливом, ресницы.
   Не обращая внимания на его ставшие уж слишком смелыми взгляды, Сабрина осторожно поворачивала лицо Джека из стороны в сторону, изучая контуры губ, словно хотела разгадать секрет таящихся в них поцелуев. Кроме того, между своими пальцами она могла теперь внимательнее рассмотреть пересекавший щеку виконта широкий шрам.
   Итак, Дарлингтон признался, что получил шрам в подарок от родного отца. Эта мысль заставила Сабрину содрогнуться, ибо этим уродством отец наградил сына не случайно, а с холодным намерением. Чем мог маленький ребенок заслужить столь страшное и вечное напоминание о своем родителе? На этот вопрос вряд ли мог ответить и сам Дарлингтон.
   Сабрина осторожно провела кончиком пальца вдоль шрама. Джек вздрогнул и протестующе поднял руку. Но тут же опустил. Лишь по чуть дрогнувшим уголкам губ можно было догадаться, что невольное напоминание причинило ему душевные страдания и боль за свое раненое, оскорбленное детство…
   А возможно, это не только вечный символ родительской бесчеловечности, думала Сабрина. Ведь не исключено, что шрам оставил неизгладимый след не только на коже Дарлингтона. Изуродованная щека могла стать причиной не одной личной катастрофы в его жизни…
   Сабрина задавала себе вопросы, на которые не могла получить ответов. В одном она не сомневалась: женщина, которая по-настоящему полюбит лорда Лоутона, никогда не посчитает шрам на его щеке уродством! Никогда!..
   Но что еще, кроме изуродованного лица, сделало его душу такой черствой, а сердце — опустошенным? Что сможет его излечить? И вообще, существует ли в природе средство, способное исцелить столь глубоко раненного и страдающего человека?
   Сабрина смотрела на Джека и не знала, как поступить. Может быть, просто поцеловать его?
   Наверное… Но при этом постараться вложить в поцелуй всю нежность, страсть и скудный опыт, накопленный Сабриной за еще не очень долгую жизнь. Ее воля должна возобладать над его!..
   И тут Сабрина вдруг поняла, что сломить волю виконта для нее уже не составляет большого труда. При первом же прикосновении к щеке Джека она почувствовала, как напряглись мускулы его лица, а под кончиками ее пальцев угадывалась дрожь. Он волновался! Волновался так, как никогда в жизни! И для Сабрины это было огромной победой. Хотя Джек явно пытался сопротивляться, а потому боялся даже простого человеческого прикосновения…
   Сабрина слегка прижалась к нему, как просящий утешения ребенок. Она уже поняла, что за суровой внешностью лорда Лоутона скрывается отнюдь не каменное сердце. И в первую очередь оно должно быть открыто для тех чувств, которые любой взрослый испытывает к детям, нуждающимся в его защите.
   Проведя кончиком носа по обезображенной щеке виконта, Сабрина неожиданно ощутила чисто материнскую потребность приласкать этого большого ребенка, так неудачно упавшего и исцарапавшего себе лицо. Подобного чувства она никогда еще не испытывала. И даже не догадывалась о том, что оно может жить в ее душе. Хотя и успела уже испытать страдания и безотчетный страх одиночества. Страх перед теми, кто мог обидеть ее и кого следовало остерегаться…
   Сабрина закрыла глаза и еще крепче прижалась холодной щекой к его — теплой, почти горячей. В этот момент она думала о Ките. Об одиноком, напуганном мальчишке, ждущем, что кто-то в огромном холодном мире приласкает его и окружит заботой.
   Но в то же время она твердо решила сделать все возможное, чтобы одержать победу над этим внешне таким суровым и холодным человеком, на коленях которого сейчас сидела. И не для того, чтобы как-то использовать его в своих целях. Сейчас ей нужно было убедиться, что не все потеряно в их несчастных судьбах, а жизнь вовсе на так жестока, как она предполагала.
   Совершенно неожиданно для себя Сабрина нашла губы Джека. Какую-то долю секунды их губы просто касались друг друга, но тут же Сабрина почувствовала, как ее губы становятся необычайно мягкими и нежными. Она почти бессознательно потерлась ими о твердые, обветренные губы Джека. Тот полуоткрыл рот и что-то прошептал. Но Сабрина не разобрала слов. И вдруг ощутила растущее, доселе неведомое, страстное желание… Ожидание чего-то нового, волнующего и… пугающего.
   Руки ее сами соскользнули с лица Джека и упали на его плечи. Затем правая обпила шею виконта. Теперь Сабрина смотрела прямо ему в глаза. Губы Джека раскрылись и прильнули к ее губам. Небывалое блаженство охватило Сабрину. При этом она почему-то почувствовала дрожь под животом…
   На сей раз Сабрина не делала попыток вырваться, а послушно следовала за движениями Джека. Она зажала губами кончик его языка и втянула в себя, упиваясь каким-то сладостным привкусом
   Плечи виконта напряглись, сделавшись твердыми, как камень. Он выпрямился, убрал руки с талии Сабрины и крепко сжал поручни кресла…
   Несколько минут назад Джек мечтал об этом моменте. Но сейчас им неожиданно овладела странная апатия. Казалось, его больше ничто не волновало, хотя тело дрожало, как у человека, испытывающего мучительную боль.
   Сабрина продолжала целовать его. Теперь это стало единственным, чего она больше всего желала после долгих недель ненависти и вражды. Желала продлить эти самозабвенные минуты счастья и наслаждения, придававшие ей силы и пробуждающие удивительное и пугающее ощущение власти над другим существом
   Она даже не подозревала, что может оказывать на кого-то столь безграничное влияние и что владеет секретом, как внести смятение в чью-то душу! Боже, какое же это счастье — заставить вздыхать сильного, сурового мужчину!
   Джек тоже был крайне удивлен способностью Сабрины разбередить его сердце. Раньше ему и в голову не приходило, что эта юная девушка окажется столь искусной обольстительницей и заставит его потерять контроль над собой! До сих пор такого никогда не случалось! Разве что с… Нет, никогда и ни с кем!
   Джек неуверенно поднял руки, чтобы обнять Сабрину, и тут же всем своим существом почувствовал, что навеки привяжет себя к ней, если еще раз сделает это. Нет! Стоп! Лучше вообще не дотрагиваться до нее, подавить в себе непрошеное чувство и ни на миг не поддаться страшным чарам! Иначе придется всю жизнь мучиться тем до ненормальности жгучим желанием, которое уже сейчас поднималось из глубин его души, подобно раскаленной лаве по жерлу проснувшегося вулкана.
   Эта девушка — такая хрупкая, скромная, маленькое существо, полное сочувствия и желания утешить каждого. И вот совершенно неожиданно она пробудила в его душе такой ураган чувств, которого он еще никогда не испытывал. Да, женщины обожали, желали его, отдавались ему. Некоторые ненавидели и презирали. Но ни одна из них ни разу не бросила на него доверчивого и полного простой симпатии взгляда, говорящего о чисто человеческом отношении. Эго сделала Сабрина Линдсей, чего он никогда ей не простит!
   Сабрина первой опомнилась и выпрямилась на коленях Джека. До нее донесся еле слышным звук, похожий на мышиное шуршание в цели стены или шипение смолы на поленьях, тронутых язычком пламени все еще горевшего камина. Звук насторожил ее, заставив вспомнить, что она не одна в мире и даже — в этом большом доме. Если кто-нибудь войдет в гостиную, то может стать свидетелем весьма пикантного зрелища ..
   Джек тоже открыл глаза, прислушался и резко сказал: — Встаньте, Сабрина!
   Его голос прозвучал настолько грубо и враждебно, что в первый момент Сабрине показалось, что эти слова сказал кто-то другой. Все же она немедленно вскочила с колен виконта. Оправила сбившиеся юбки. Тем временем непонятный звук становился все явственнее. Еще через мгновение к нему присоединился скрип ступенек. Кто-то спускался по лестнице.
   Шаги приблизились к гостиной и затихли у двери. Раздался робкий стук, после чего в комнату просунулась миниатюрная головка служанки, на лице которой было написано явное удивление.
   — О, простите, пожалуйста! — воскликнула она и так быстро захлопнула дверь, что Сабрина не успела ее остановить.
   — О-о! — в тон служанке хмыкнул Джек. — Видите, что вы сделали с моей репутацией!
   Сабрина бросила на него осуждающий взгляд:
   — Может, вы вспомните и о моей?
   Но Дарлингтон выглядел совершенно спокойным. Можно было подумать, что Сабрина только что угощала его шоколадом и пирожными, a не поцелуями. Ее же лицо стало бордовым, а тело, как ей казалось, покрылось красными пятнами. Все это Сабрина прочла по глазам Джека, в которых, как в зеркале, отразилась охватившая ее буря эмоций. Но по сжатым губам и легкому подрагиванию пальцев Дарлингтона она поняла, что его хладнокровие чисто показное.
   — Что ж, мне больше нечего вам сказать, — процедила она сквозь зубы.
   — В таком случае будем считать, что мы пришли к взаимному согласию.
   Джек с подчеркнутой грациозностью поднялся из кресла и встал перед Сабриной во весь свой гигантский рост. Он протянул руку и разжал ладонь. В ней по-прежнему лежал жемчуг.
   — Возьмите Я еще не заработал его.
   Сабрина не стала спрашивать, что он имел в виду.
   — Я должна с ним поговорить, — очень серьезно сказала она
   — С тем разбойником?
   — Да, именно с ним!
   Джек откровенно посмотрел на высокую грудь девушки и ухмыльнулся
   — О, вы снова увидитесь с Черным Джеком Лоу. Это я вам обещаю.
   — Вы понимаете свою роль? Сьюбери улыбнулся:
   — Она отлично все понимает, милорд!
   — Я могу сама за себя говорить!
   Алви Мак-Ки, как настоящая ирландка, нисколько не стала нежнее, прожив некоторое время под крышей дома виконта.
   — Очень не люблю, когда начинают говорить от моего имени.
   — Ваше мнение здесь никого не интересует, детка, — заметил Джек.
   Он внимательно рассматривал девушку, как бы стараясь найти в ней недостатки. За последнюю неделю лицо молодой ирландки потеряло болезненную бледность и вновь обрело былую миловидность. После того как ее грязные и растрепанные волосы были тщательно вымыты и уложены, а голову украсила скромная шляпка служанки, Алви Мак-Ки стала выглядеть вполне пристойно.
   Правда, упрямый широкий рот, высокий рост и развитые формы амазонки резко отличали ее от остальной прислуги дома, состоящей в основном из робких, худощавых и не очень аккуратных молоденьких англичанок. Несмотря на тугой корсет и неброское платье, Алви привлекала внимание аппетитной фигурой и свежим молодым лицом.
   Алви не без основания подозревала окружавших ее мужчин в нечестных намерениях по отношению к себе. Но именно с этим Дарлингтон и связывал надежды на освобождение Черного Джека Лоу. Однако нельзя было исключать и возможность осечки. Тогда они оба могли угодить в тюрьму… Джек повернулся к слуге.
   — Письмо, которое я тебе доверил, при тебе?
   — Пусть тысячи пчел ужалят меня, если я не исполню приказание своего господина!
   — Вряд ли это может потребоваться, — сухо сказал Джек — Но если эта девушка согласна следовать моим инструкциям, то осторожно проводи ее в гостиницу «Кер де Лион». Там вы будете ждать, когда понадобитесь мне для одного дерзкого и опасного предприятия.
   — Вы можете целиком положиться на своего верного слугу.
   Джек удовлетворенно кивнул и принялся натягивать перчатки, собираясь уходить. По причине наступивших ноябрьских холодов виконт был одет в дорожные сапоги, кожаные панталоны до колен и теплый зимний плащ. Весь этот день он проспал, приходя в себя после бессонной ночи, проведенной в обществе Сабрины.
   Дарлингтон улыбнулся про себя, подумав, существует ли на свете еще хоть один мужчина, готовый пойти на риск оказаться в тюрьме только ради того, чтобы соблазнить женщину? Скорее всего нет! Правда, если барды и поэты писали правду, то мужчины во имя любви порой совершали дикие, даже фантастические поступки.
   Во имя любви! Но ведь он-то, черт побери, не влюблен! А просто оказался в плену обычного полового влечения к самой очаровательной женщине из всех, которых когда-либо встречал в жизни. И ничего больше! Уже на другое утро после обладания Сабриной, удовлетворив свою естественную потребность, он снова станет прежним. Ему нужна только одна ночь!
   Джек понимал, что Сабрина занимает его мысли и чувства гораздо больше допустимого для разумного человека. И все же был уверен, что его влечение сгорит дотла после первой же ночи. Только одной ночи… Второй не потребуется. Это было бы уже слишком!
   Но почему он подумал о двух ночах?
   Джек тряхнул головой, отбросив в сторону беспокойные мысли, и посмотрел на соучастника заговора.
   Сьюбери уже успел сменить взятую внаем ливрею на свободную шотландскую юбку, шелковую рубашку и сапоги. Через левую руку был перекинут теплый плащ на случай дальнейшего похолодания или даже морозов.
   Дарлингтон медленно перевел взгляд на его подругу. Алви краем глаза также наблюдала за Сьюбери и, видимо, восхищалась им.
   — Ты знаешь, что делать с тем негодяем, если сумеешь изловить его? — спросил Джек слугу.
   Сьюбери неохотно оторвал взгляд от Алви.
   — Да, милорд! Я должен буду следить за ним и оберегать. А вы намерены раньше нас приехать в Лондон?
   — Нет. У меня здесь еще есть кое-какие дела. Джек снова посмотрел на Алви.
   — Не бери ее с собой в Лондон, Сьюбери. Явный ирландский акцент может привлечь внимание и сорвать весь наш план.
   Лицо Сьюбери сделалось каменным. Он мрачно посмотрел па виконта.
   — Не мог бы я услужить вам в чем-нибудь другом, милорд?
   — Единственное, о чем я сейчас прошу, так это довести начатое дело до конца. В этом мне не на кого положиться, кроме тебя.
   Дарлингтон выразительно посмотрел на Алви и тут же отвел взгляд.
   — Он мне не нравится! — воскликнула ирландка, как только Джек вышел. — Я, видите ли, говорю с ирландским акцентом! Ну и что? Что в этом дурного? Мой родной язык ирландский. И я горжусь этим так же, как он гордится своим!
   — Да. Но действия и слова его сиятельства нельзя подвергать сомнению, прелесть моя!
   — У него такие же холодные глаза, как у шотландских духов, предвещающих смерть! Мой отец рассказывал, что они принимают облики умерших и бродят по свету.
   Лицо Сьюбери посерело. Он схватил Алви за руку.
   — Не говори так! Или накличешь их на себя! — Кого?
   — Тех самых духов!
   Последние слова Сьюбери произнес шепотом. Глаза Алви сразу сделались узкими и колючими.
   — Вот как ты говоришь за спиной своего господина! Интересно, что бы он сказал на это, если бы слышал?
   Последовавший вслед за этими словами звонкий смех показался Сьюбери волшебной музыкой. Но на этот раз он не поддался очарованию, подошел к Алви и, прижав большой палец к смеющимся губам, снова прошептал:
   — Не смейся над миром духов, дорогая! Чуть позже я расскажу тебе страшную легенду, которую слышал от своей матери. Алви смотрела на в знакомое темное лицо человека, который только прошлой ночью впервые разделил с ней ложе, и удивлялась, как он, сам выглядящий ожившим призраком, мог верить во многое из того, во что верила она.
   Она никогда даже и не думала о том, что будет лежать в постели с мужчиной иной веры. Но вот это произошло. Алви подарила себя язычнику. Отец избил бы ее до полусмерти за такой грех!! А между тем именно этот большой человек с темной кожей и быстрым взглядом серых глаз с первого дня знакомства был очень добр к ней. Дважды в день омывал раны, полученные Алви во время боя гладиаторов, делил с ней свою скромную пищу слуги, а когда уходил по делам, то старался поскорее вернуться.
   Как она могла сказать «нет», когда накануне вечером он пришел в се маленький чуланчик под крышей дома и положил па лоб свою ладонь, тепло которой взволновало Алви и лишило сна до самого утра? Как она могла отказать ему в нежном и сладком поцелуе, когда он осторожно пробегал кончиками пальцев по ее спине от плеч до бедер? Тогда ее кровь кипела и бурлила под какую-то совершенно новую, волшебную мелодию.
   Алви могла бы отказать ему во всем этом, если бы Сьюбери просил ее или хотя бы что-нибудь сказал. Но он никогда не говорил ни слова. Даже когда его поцелуи стали более продолжительными и горячими, а руки крепко обнимали девушку, прижимая ее к широкой и сильной мужской груди. И даже когда бережно поднял ее и положил рядом с собой на покрытый ковром пол. Он никогда ни о чем не просил, не умолял и не требовал. А просто смотрел на нее с такой радостью и счастьем в глазах, что Алви не могла бы найти слов, чтобы оттолкнуть его.