Страница:
Однако он подозревал, что поместье, куда отправилась Мадлен, расположено между Брайтоном и Дувром. Армстронг в очередной раз высказал подозрения насчет сестер Фокан, объявив их сообщницами де Вальми. Генерал мрачно перечислил имена гостей, регулярно бывавших в особняке на Белгрейв-сквер под предлогом карточной игры, и Себастьян нахмурился. Особенно его злило то, что он невольно оказался пособником предприятия, развивающегося без его участия. В гостях у сестер Фокан бывали офицеры армии его величества, французские эмигранты сомнительных политических убеждений и мелкие политиканы из числа вигов и тори. Короче, Уайтхолл заподозрил, что на Белгрейв-сквер собирается целая свора шпионов.
Разведка докладывала, что де Вальми напрямую связан с зачинщиками заговора против Наполеона. Но до сих пор оставалось неясным, кто же он сам – роялист, республиканец или даже гугенот. Очевидно было лишь одно: Англия не могла позволить себе стать приютом для матерого шпиона, не сделав попытки пресечь его деятельность. Уайтхолл хотел скомпрометировать де Вальми и исключить его из политической партии, которую европейцы разыгрывали с Наполеоном. Несмотря на связь Себастьяна с сестрами Фокан, генерал Армстронг не более часа назад поручил именно ему наконец покончить с де Вальми. Капкан был расставлен прежде, чем Себастьян покинул штаб.
Себастьян помедлил под уличным фонарем, пылая возмущением и тревогой. Если ему не удастся вовремя найти Мадлен, в капкан попадет и она.
Де Вальми поддерживал отношения с сестрами Фокан, но Себастьян не понимал, при чем тут Мадлен. Несомненно, ей известно о сомнительной репутации де Вальми. Так зачем же она принимала этого человека в своем доме, мало того – доверилась ему и отправилась с ним неизвестно куда? Себастьян часто размышлял о том, кто такая Мадлен, однако не верил, что она шпионка. Однако не все отличались такой проницательностью. Будучи пойманной в обществе де Вальми, она может дорого поплатиться за свою неосмотрительность.
Себастьян понимал, что влечет де Вальми к Мадлен: она молода, красива, родом из Франции, у нее нет ни родных, ни покровителя. Изобретательный француз мог втереться к ней в доверие потому, что прежде всего был соотечественником Мадлен. Несомненно, он пообещал ей спокойное существование в обмен на доверие. Неужели они уже стали любовниками?
Эта мысль вызвала у него длинную вереницу проклятий. Куда смотрел Брам?
– Жалкая потаскуха! – злобно пробормотал Себастьян себе под нос. Де Вальми достался лакомый кусочек. Внезапно его ужалила страшная мысль: бросив Мадлен, не давая знать о себе, он сам вверг ее в полный опасностей мир развратников и куртизанок.
Оглядевшись, он нашел свой экипаж, ждущий на почтительном расстоянии, и подозвал его взмахом руки.
– Домой! – велел Себастьян, захлопывая дверцу и забиваясь в угол кареты.
Он не обязан заботиться о Мадлен, напоминал себе Себастьян. Он лишь пообещал помочь ей начать жизнь любовницы. Если говорить начистоту, она предала его, пренебрегая всем, что он так старательно вбивал ей в голову. Нет, он вел себя достойно и рассудительно, воздерживаясь от запретных поступков. Себастьян мрачнел с каждой секундой.
Откуда же взялось это отвратительное чувство, будто он сам предал Мадлен?
Он подробно поведал ей о пороках и потребностях, слабостях и капризах мужчин. Но она, похоже, забыла, что мужчины способны преувеличивать свое влияние и могущество, чтобы произвести впечатление на женщину. Она слишком молода, доверчива и невинна, чтобы обвести вокруг пальца де Вальми. Надо спасти ее, пока не поздно, но сначала – выяснить, где она находится.
– Брам наверняка знает об этом!
Но когда возница спустя несколько минут остановил экипаж, Себастьян с удивлением обнаружил, что находится возле собственного дома. Лишь с запозданием он понял, что назвал не тот адрес. Решив было исправить ошибку, он вдруг подумал, что Хорасу может быть известно местонахождение Миньон.
– Добрый вечер, Хорас, – поприветствовал он дворецкого, входя в дом.
– Добрый вечер, сэр… милорд! – Хорас чуть не выронил подсвечник. – Милорд, вас не узнать с этими усами и новой прической!
Себастьян улыбнулся и дернул себя за бутафорскую косицу.
– Неумелая маскировка, Хорас, только и всего.
– Вижу, вы были ранены, милорд.
– Пустяки, шальная пуля на охоте, – солгал Себастьян, похлопывая себя по повязке на руке.
– Что вы говорите! – Хорас прекрасно умел распознавать ложь. – Надеюсь, поездка прошла успешно?
Себастьян кивнул и рассеянно огляделся.
– Похоже, ремонт уже закончен.
– В конце прошлого месяца, милорд. – Хорас начал зажигать свечи на столе у двери. – Вы отсутствовали довольно долго, милорд. Мы все беспокоились о вас, особенно одна юная особа.
Себастьян огляделся.
– Где она, Хорас?
– А вот и я!
Себастьян повернулся в сторону главной лестницы, откуда донесся тонкий голосок, но увидел вовсе не Мадлен. К нему спускалась босоногая девочка лет тринадцати в ночной рубашке.
– Ох, ну я вас заждалась!
Она сбежала по ступенькам и бросилась к Себастьяну. Хрупкая, тоненькая, легкая, как цыпленок, она обхватила руками-прутиками его талию. Ее лицо под копной рыжих волос было густо усыпано крупными коричневыми веснушками.
– Я знала, что вы вернетесь! А я без вас не сидела сложа руки. Отскребла здесь все до блеска, спросите хоть у мистера Хораса!
Будто пораженный громом, Себастьян растерянно повернулся к дворецкому.
– Кто это?
Дворецкий отвел глаза.
– Мне казалось, вы помните, милорд. Вы привезли ее в сентябре, около четырех часов утра. Вы были навеселе, милорд. Кажется, упоминали о каком-то военном, которого вы избили хлыстом…
Себастьян ошарашенно воззрился на девочку. Значит, насчет лейтенанта Шервуда Брам не солгал.
– Проклятие!
– Вы совершенно правы, милорд. – Хорас сердито взглянул на девчонку, которая по-прежнему обнимала маркиза. – Вы велели найти этому ребенку какое-нибудь занятие. Миссис Ходж сделала из нее помощницу горничной.
– Но почему вы ни разу не напомнили мне о ней?
Хорас смущенно прокашлялся.
– Поскольку вы о ней не вспоминали, милорд, я считал, что незачем беспокоить вас понапрасну.
Себастьян не знал, что делать – хохотать, плакать или негодовать. Впрочем, он был благодарен дворецкому за чуткость. Он улыбнулся девчушке.
– Беги спать, детка. И смотри работай как следует. – Он слегка подтолкнул ее в сторону лестницы.
Девочка умчалась, а Себастьян повернулся к Хорасу:
– Если вы так хорошо разбираетесь в моих капризах и привычках, какого же дьявола вы отпустили мадемуазель Миньон вместе с этим мерзавцем де Вальми?
Хорас виновато потупился.
– Я не знал, что она уезжает с месье де Вальми, милорд. И потом, вы не поручили мне… ограничивать свободу миледи.
– Досадное упущение, – пробормотал Себастьян, но на самом деле он мечтал, чтобы Мадлен исчезла из его жизни, поэтому напрочь забыл о том, что она может попасть в беду. – Почему же лорд Эверли не остановил ее?
– Ваш кузен в Дербишире. Лорд Эверли попросил меня передать вам свои извинения. Семья его невесты потребовала его присутствия в фамильном поместье.
Себастьян помрачнел.
– Наверное, они прослышали о его знаках внимания мадемуазель Миньон. Значит, вам не известно, куда она отправилась?
Хорас вдруг заулыбался.
– Конечно, известно, милорд, – в Локсли-Хаус. Сегодня вечером лорд и леди Ховард дают бал-маскарад. Я сохранил присланное вам приглашение, милорд, – на всякий случай…
Себастьян улыбнулся впервые за весь день, не сразу вспомнив, что чета Ховардов заслужила дурную репутацию своими приемами, по сути дела представляющими собой оргии.
– По-моему, я вам недоплачиваю, Хорас.
Дворецкий просиял.
– И я так думаю, милорд.
По словам тетушек, в Локсли-Хаус было малолюдно по меркам столичных приемов – съехалось всего два десятка гостей. Но Мадлен шумная толпа показалась огромной – возможно, потому, что снег и холод не позволяли покинуть дом. Хозяева дома, лорд и леди Ховард, поощряли всевозможные азартные игры – от бильярда до карт и шарад сомнительного свойства.
Шампанское лилось рекой начиная с момента прибытия, пары составлялись, распадались и обменивались партнерами каждый час. Мадлен заметила, что даже гости, приехавшие в сопровождении жен и мужей, развлекаются отнюдь не в их обществе. После ужина развлечения возобновились – лукавые улыбки и кокетливые взгляды, тайные прикосновения и уединения в темных углах комнат.
Если прежде Мадлен сомневалась, теперь она знала наверняка: она очутилась среди богатых сластолюбцев. Все присутствующие мужчины были хорошо одеты и излучали властность и уверенность, дамы щеголяли роскошными туалетами и прическами, постреливали глазками и маняще улыбались, обмахиваясь веерами. Сегодня еще сто пятьдесят гостей ожидалось на бал, знаменующий открытие рождественского сезона.
Анриетта и Жюстина, элегантно одетые и искусно накрашенные, с легкостью влились в это пестрое сборище, но Мадлен была настороже, удивленная таинственным отсутствием месье де Вальми. В пути он не удостоил ее даже взгляда, словно ему хватало ее присутствия, и, слава Богу, не пытался завоевать ее расположение. После обеда он исчез, и остаток дня прошел без особых событий, если не считать преследований юного барона, который весь вечер таскался за Мадлен, словно щенок, потерявший хозяина.
К утру Мадлен понемногу успокоилась. Вместе с остальными гостями, которые начали появляться из своих комнат в половине одиннадцатого, она вышла к завтраку, устроенному в неофициальной обстановке гостиной. Завтрак состоял из тушеных почек, бифштекса, ветчины, хлеба, фазана, лепешек, тостов, джема и тартинок.
Пока Мадлен наполняла у большого стола свою тарелку, к ней подошли две дамы.
– Присоединяйтесь к нам, мадемуазель, – предложила одна, с которой Мадлен мило, но коротко побеседовала вчера вечером.
Мадлен поблагодарила и придвинула поближе свой стул.
– Мы как раз беседовали о вашем успехе у юного барона, – сообщила темноволосая леди и обменялась взглядом со своей рыжей подругой. – Ему всего двадцать четыре года, а он уже получил титул.
– И не меньше двадцати тысяч фунтов годовой ренты, – добавила рыжеволосая. – Завидная добыча!
– Мы с ним едва знакомы, – осторожно ответила Мадлен, надкусывая лепешку.
– Говорят, мужчины с каштановыми волосами – самые неутомимые и страстные любовники, – заметила рыжая с похотливой улыбкой.
– Такой лакомый кусочек! – подхватила брюнетка. – Так бы и съела целиком!
Рыжая лукаво взглянула на нее.
– Если верить слухам, тебе это уже удалось!
Женщины громко захихикали, словно желая привлечь внимание присутствующих, и Мадлен отвернулась. Но собеседницы, похоже, не заметили ее смущения. Продолжая разговор, они принялись сравнивать пропорции и преимущества нескольких знакомых им обеим джентльменов. Мадлен не знала, что шокировало ее: откровенность соседок или богатство их опыта в общении с мужчинами. Неужели через несколько лет и она станет такой же – потасканной, скучной, способной ценить лишь интимные достоинства мужчин или содержимое их кошельков?
Брюнетка вновь обратилась к Мадлен:
– Расскажите нам о месье де Вальми. Поговаривают, у него более чем экстравагантные пристрастия.
– А еще лучше, расскажите про маркиза Брекона! – вмешалась рыжая, в голосе которой звучали неприкрытая зависть и досада. – Жаль, что его здесь нет. Говорят, он ничем не обделен: и его кошелек, и панталоны туго набиты! Скажите, он доставил вам удовольствие?
– Прошу прощения, но вы, должно быть, меня с кем-то спутали. – Не глядя на жадно уставившихся на нее соседок, Мадлен встала и отошла.
– Тоже мне, гордячка! – процедила одна из дам. – Кого она пытается обмануть?
– Послушать ее, так она раздвигает ноги лишь затем, чтобы помыться!
Мадлен пропустила мимо ушей оскорбительный смех и любопытные взгляды всей компании и покинула комнату, забыв о еде. Теперь она поняла, по каким причинам ее пригласили. Хозяева дома ждали, что она возьмется развлекать гостей-джентльменов. При этой мысли Мадлен охватила паника, подавить которую ей никак не удавалось. Де Вальми привез ее сюда ради собственного удовольствия или для того, чтобы произвести впечатление на кого-то из своих знакомых!
Обращаться за помощью к теткам бессмысленно. Мадлен чувствовала, что, несмотря на улыбки, они боятся де Вальми больше, чем она сама. Иначе почему они пожелали разделить с ней одну спальню? Но они не могли находиться рядом с ней каждую секунду.
Нельзя было и сбежать, никому не говоря ни слова. Мадлен не сомневалась, что доберется до города, несмотря на снег и холод, но в таком случае гнев де Вальми наверняка падет на ее теток, а может, и на мать. Значит, придется делать вид, что она всем довольна.
Удалившись в библиотеку, Мадлен с радостью обнаружила, что там никого нет. Быстро просмотрев содержимое книжных шкафов, она выбрала один из романов, разыскала укромную оконную нишу в алькове с занавешенным входом и, несмотря на прохладу, устроилась на подоконнике. По крайней мере здесь на нее никто не глазел. Может быть, сегодня на маскараде найдется кто-нибудь, кто согласится увезти ее в Лондон. Если для этого придется уступить домогательствам юного барона – что ж, пусть будет так. Все лучше прикосновений де Вальми.
На маскарад начали съезжаться ближе к вечеру. Сразу после прибытия гости стали готовиться к торжеству. Джентльмены появились, когда стемнело: весь день, несмотря на мороз, они наблюдали за строительством мартелло, [27]предназначенных для отражения возможного вторжения армии Наполеона. Гости говорили только о войне да о политике, пока не прозвучал сигнал, означающий, что пора переодеваться.
Мадлен прошла по пустому коридору к лестнице, ведущей в бальный зал. Она умышленно дождалась, когда остальные гости закончат пудриться, прихорашиваться и покрикивать на нерасторопных и глупых горничных, которые вечно что-нибудь забывали.
Как обычно, на маскараде было несколько пастушек в юбках с фижмами и огромных широкополых шляпах, с маленькими кривыми посохами в руках. Низкие вырезы их лифов обнажали груди почти до сосков. Женщина, одетая египетским божеством, проплыла мимо Мадлен в позолоченном головном уборе в виде головы овна, скрывающего все лицо, кроме лукаво улыбающихся губ. Ее гофрированная туника на тонких бретельках полностью открывала восхищенным взглядам обнаженные груди с сосками, подкрашенными кармином. Здесь были и дамы в нарядах Марии-Антуанетты. Их юбки без переднего полотнища не скрывали ножки в шелковых чулках с расшитыми подвязками. Были и такие гостьи, которые выбрали конусообразные средневековые головные уборы с покрывалами, падающими на лицо, и – как бы в насмешку над ними – откровенные, декольтированные платья. Нашлись и те, кто предпочел роскошные наряды, более уместные в турецком гареме, обнажающие бедра и живот. Объединяло эти пестрые костюмы желание их обладательниц привлечь мужские взгляды.
Мадлен переоделась в платье, которое миссис Селдон сшила ей несколько месяцев назад, когда она еще не подозревала о том, что ее ждет.
– Напрасно ты надеваешь нижнюю кофточку, – упрекнула ее Жюстина. – Она искажает очертания фигуры. Снимай, снимай! Неужели ты хочешь испортить себе весь вечер?
Мадлен шла в бальный зал не торопясь, стыдясь своей задрапированной легчайшим серым шелком фигуры. Сквозь полупрозрачную ткань отчетливо просвечивали ноги в шелковых чулках. Мадлен успокаивала себя тем, что ей случалось совершать и другие, гораздо более смелые и вызывающие поступки, например, пройти через всю Францию пешком, заключить сделку с контрабандистами и пробраться в дом маркиза. Но в каждом случае решение принимала она сама, зная, что никого не подвергнет опасности.
Тетушки уложили ее волосы на макушке, выпустив десяток вьющихся прядей на щеки и шею. Прическу украсили букетом шелковых серых роз с серебристыми листочками. Губы Мадлен подкрасили толчеными розовыми лепестками. Хозяйка дома снабдила масками тех гостей, кто не привез их с собой. Мадлен ограничилась простой черной бархатной полумаской, прикрывающей глаза, часть щек и нос.
Войдя в зал, она с удивлением обнаружила, что ощущает каждое движение и звук с небывалой остротой. Серебристые кисти шнура, стягивающего лиф выше талии, мерно покачивались в такт ее шагам, словно безмолвные колокольчики, возвещающие ее появление. Постепенно Мадлен начала понимать прелесть бала-маскарада. Она чувствовала себя иной, не такой, как прежде, сильной и даже дерзкой. На какое-то время она стала неуязвимой – в отличие от простой смертной Мадлен Фокан.
Маска странным образом придала ей смелости, несмотря на то что ей еще никогда не доводилось появляться на людях в столь смелом одеянии. По озадаченным взглядам и шепоткам, провожающим ее, Мадлен поняла, что ее никто не узнал. Проходя мимо зеркальной стены, она поначалу тоже не узнала себя, а затем, присмотревшись, улыбнулась. Вокруг нее разворачивалась весьма рискованная игра. Гости быстро хмелели, хотя до позднего ужина оставалось еще несколько часов. Играл оркестр, пошатывающиеся пары шаркали ногами по полу в новом австрийском танце под названием вальс.
Мадлен отвернулась от мужчин и женщин, кружащихся, как заведенные, в объятиях друг друга. Почему-то это зрелище вызвало у нее чувство неловкости, как случайно подсмотренный поцелуй.
Спустя несколько минут Мадлен заметила де Вальми среди джентльменов, расположившихся у стены зала. Он не стал переодеваться в костюм, предпочтя свое обычное траурное одеяние. Маску наподобие лорнета он не подносил к лицу, словно желая, чтобы все вокруг узнавали его.
Когда де Вальми вдруг повернулся и заметил Мадлен, сердце ее ушло в пятки. Решив не рисковать, она поспешно двинулась к ближайшему выходу из зала и скоро оказалась на террасе, где прежде не бывала. Комнату освещали китайские фонарики, но их свет не проникал в темные углы, поэтому Мадлен тут же споткнулась о чью-то протянутую ногу и вскрикнула, испугав ее владельца.
Парочка, расположившаяся на каменной скамье, мгновенно разжала объятия. У мужчины рубашка выбилась из-под пояса панталон, лиф платья женщины был расстегнут.
– Прошу прощения, – пробормотала Мадлен, абсолютно уверенная, что перед ней отнюдь не супружеская пара.
Казалось, происшествие смутило только ее. Незнакомцы улыбнулись ей, пряча блестящие и бегающие глаза, и отвернулись, словно придали ее появлению не больше значения, чем пролетающей мимо бабочке. Мужчина сжал пальцами нагую грудь женщины и, прежде чем Мадлен успела отойти, оглянулся на нее и подмигнул.
Мадлен направилась обратно к бальному залу, жалея о том, что утратила самообладание. Несколько секунд спустя поблизости послышались шаги, и она спряталась за большую пальму в кадке, опасаясь, что ее преследует де Вальми.
Отчетливый стук каблуков приблизился, и в дверях террасы выросла тень. Мадлен разглядела очертания кивера и ментика, висящего на правом плече, – традиционной принадлежности костюма гусара. Тень удлинилась и поползла навстречу ей по плитам пола.
Мадлен робко следила за проходящим мимо гусаром. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что незнакомец одет в голубой доломан, подбитый мехом ментик и рейтузы французского гусара. Вспомнив, что хозяин дома – английский офицер и что собравшиеся не далее как днем на все лады бранили Наполеона, такой выбор костюма Мадлен сочла дерзким, если не глупым.
Искренне радуясь тому, что кто-то, кроме нее, решился открыто бросить вызов этому сборищу, она вдруг вышла из своего убежища.
– Постойте, месье гусар! – негромко позвала она.
Он круто развернулся на каблуках. Очертания плеч показались Мадлен знакомыми, но она могла бы поклясться, что ни вчера, ни сегодня днем не видела здесь этого человека. При свете ближайшего фонаря она разглядела, что он одет не в маскарадную, а в настоящую форму одного из самых доблестных гусарских полков французской армии.
Восхищение переполнило ее при виде небесно-голубого доломана. Широкие черные кожаные шнуры, красные лампасы и красный кушак – все эти приметы ей, француженке, были известны наперечет. Кто же он такой?
Узкая полумаска скрывала его глаза, но дьявольски привлекательная улыбка приподнимала шелковистые роскошные усы. Фальшивая косица была перевязана тонкой красной лентой. Эта последняя красноречивая деталь вызвала у Мадлен улыбку: тщеславие французских гусаров было общеизвестным.
Казалось, незнакомец не удивился, что его окликнули. Он был не так высок, как де Вальми, но очертания его широких плеч и длинных мускулистых ног поражали мощью. Только опустив глаза, Мадлен вдруг заметила протянувшуюся между ними ее собственную тень со всеми подробностями – формой икр, ног, перехваченных подвязками, и бедер, просвечивающих сквозь тонкую ткань. Свет падал на нее сзади, поэтому, даже раздевшись догола, Мадлен не показалась бы более вызывающей особой. Вероятно, именно поэтому гусар смотрел на нее во все глаза.
– Не желает ли мадемуазель танцевать? – спросил он на чистом французском с особым «придворным» выговором.
– Я не умею танцевать вальс, – ответила Мадлен.
Гусар медленно приблизился к ней и протянул левую руку ладонью вверх.
– Тогда позвольте научить вас, ибо ваши соотечественницы уверяют, будто танцевать вальс – наслаждение.
Мадлен не сомневалась в этом, вспомнив, как развязно прижимались друг к другу партнеры в бальном зале.
Но удивительный незнакомец, похоже, не собирался принимать участие во всеобщей оргии. Мадлен молча протянула ему руку, затянутую в шелковую перчатку.
Гусар привлек ее к себе, и у Мадлен вдруг закружилась голова. Он наверняка понял, как неудержимо и необъяснимо ее влечет к нему. Мадлен пыталась уверить себя, что гусар просто напомнил ей о родине, что всему виной его мундир и выбор костюма – по сути дела, пощечина тем, кто веселился за дверями бального зала.
Незнакомец обнял ее за талию, и Мадлен затаила дыхание, когда его пальцы коснулись ее ягодиц сквозь тонкую ткань.
– Мадемуазель так легко одета, – прошептал он по-французски, – странно, как она не мерзнет? Но судя по всему, ей не холодно. Весьма польщен.
Последнее самодовольное замечание рассмешило Мадлен.
– Вы всегда так уверены в своем обаянии? – спросила она, поднимая руку в ожидании, что он возьмется за нее.
– Прошу простить мою неловкость, но…
Он приподнял край ментика и показал ей висящую на перевязи забинтованную руку.
– Вы ранены! – воскликнула Мадлен.
Его четко вылепленные губы, полуприкрытые усами, изогнулись в улыбке. Что-то знакомое почудилось Мадлен в очертаниях нижней губы. Почему воспоминания о Себастьяне до сих пор не покидают ее?
– Идет война, мадемуазель, а я – враг этой страны.
Мадлен испустила глубокий вздох.
– Но не мой враг, – смело ответила она и опустила глаза под его пристальным взглядом.
– Вы правы. Значит, вы сохраните мою тайну?
– Да. – Одного слова хватило, чтобы превратить ее в заговорщицу. – Итак, месье гусар, как танцуют вальс?
Он усмехнулся, и от этого звука по спине Мадлен пробежал знакомый холодок. Должно быть, она спятила, если повсюду ей мерещится Себастьян д’Арси. Мадлен невольно шагнула ближе к гусару, словно пытаясь спрятаться от собственных мыслей.
– Мадемуазель должна положить правую руку на мою левую… вот так. А левую руку – на мое правое плечо. – Он удовлетворенно кивнул. – Поскольку я не в состоянии обнять вас так, как бы мне хотелось, вам придется держаться как можно крепче, мадемуазель, и не сбиваться с такта. Вы готовы?
Он закружился в вальсе, негромко подпевая оркестру и давая Мадлен возможность почувствовать ритм танца. Мадлен обняла его за шею, стараясь попасть в такт. Гусар кружился все быстрее, постукивая каблуками по плитам пола. Ему отвечал шорох туфелек Мадлен. Ее сердце колотилось все стремительнее, пальцы сжимались. Она сбилась лишь однажды, задела раненую руку гусара и заметила, как он поморщился.
– О, простите!
Он положил ладонь ей на талию.
– В немецких деревнях мужчины держат партнерш за талию, а женщины обнимают их за шею. Пожалуй, так будет проще и безопаснее.
Мадлен рассмеялась.
– Проще – да, месье гусар, но безопаснее – вряд ли.
Однако она положила руки ему на плечи, а он крепче сжал ее талию. Они принялись вальсировать, двигаясь как одно существо. Перед глазами Мадлен плыли разноцветные огни фонариков, зелень растений и чернильные тени в углах террасы.
Когда музыка смолкла, Мадлен ахнула от удивления и неожиданности. На протяжении блаженного мгновения она смотрела на незнакомца во все глаза, обнимая его за шею и чувствуя прикосновение его сильной руки.
– И часто вы развлекаетесь подобным образом, мадемуазель? – осведомился он насмешливым тоном.
– Сегодня – впервые, месье гусар, – беспечно отозвалась она.
Его лицо оставалось в тени, лишь поблескивали ровные зубы.
– Вы думаете, мадемуазель, я поверю вам, воочию убедившись в вашем искусстве?
– Вот как? Никогда бы не подумала, – просто ответила она, проводя ладонью по груди гусара. – Только…
Разведка докладывала, что де Вальми напрямую связан с зачинщиками заговора против Наполеона. Но до сих пор оставалось неясным, кто же он сам – роялист, республиканец или даже гугенот. Очевидно было лишь одно: Англия не могла позволить себе стать приютом для матерого шпиона, не сделав попытки пресечь его деятельность. Уайтхолл хотел скомпрометировать де Вальми и исключить его из политической партии, которую европейцы разыгрывали с Наполеоном. Несмотря на связь Себастьяна с сестрами Фокан, генерал Армстронг не более часа назад поручил именно ему наконец покончить с де Вальми. Капкан был расставлен прежде, чем Себастьян покинул штаб.
Себастьян помедлил под уличным фонарем, пылая возмущением и тревогой. Если ему не удастся вовремя найти Мадлен, в капкан попадет и она.
Де Вальми поддерживал отношения с сестрами Фокан, но Себастьян не понимал, при чем тут Мадлен. Несомненно, ей известно о сомнительной репутации де Вальми. Так зачем же она принимала этого человека в своем доме, мало того – доверилась ему и отправилась с ним неизвестно куда? Себастьян часто размышлял о том, кто такая Мадлен, однако не верил, что она шпионка. Однако не все отличались такой проницательностью. Будучи пойманной в обществе де Вальми, она может дорого поплатиться за свою неосмотрительность.
Себастьян понимал, что влечет де Вальми к Мадлен: она молода, красива, родом из Франции, у нее нет ни родных, ни покровителя. Изобретательный француз мог втереться к ней в доверие потому, что прежде всего был соотечественником Мадлен. Несомненно, он пообещал ей спокойное существование в обмен на доверие. Неужели они уже стали любовниками?
Эта мысль вызвала у него длинную вереницу проклятий. Куда смотрел Брам?
– Жалкая потаскуха! – злобно пробормотал Себастьян себе под нос. Де Вальми достался лакомый кусочек. Внезапно его ужалила страшная мысль: бросив Мадлен, не давая знать о себе, он сам вверг ее в полный опасностей мир развратников и куртизанок.
Оглядевшись, он нашел свой экипаж, ждущий на почтительном расстоянии, и подозвал его взмахом руки.
– Домой! – велел Себастьян, захлопывая дверцу и забиваясь в угол кареты.
Он не обязан заботиться о Мадлен, напоминал себе Себастьян. Он лишь пообещал помочь ей начать жизнь любовницы. Если говорить начистоту, она предала его, пренебрегая всем, что он так старательно вбивал ей в голову. Нет, он вел себя достойно и рассудительно, воздерживаясь от запретных поступков. Себастьян мрачнел с каждой секундой.
Откуда же взялось это отвратительное чувство, будто он сам предал Мадлен?
Он подробно поведал ей о пороках и потребностях, слабостях и капризах мужчин. Но она, похоже, забыла, что мужчины способны преувеличивать свое влияние и могущество, чтобы произвести впечатление на женщину. Она слишком молода, доверчива и невинна, чтобы обвести вокруг пальца де Вальми. Надо спасти ее, пока не поздно, но сначала – выяснить, где она находится.
– Брам наверняка знает об этом!
Но когда возница спустя несколько минут остановил экипаж, Себастьян с удивлением обнаружил, что находится возле собственного дома. Лишь с запозданием он понял, что назвал не тот адрес. Решив было исправить ошибку, он вдруг подумал, что Хорасу может быть известно местонахождение Миньон.
– Добрый вечер, Хорас, – поприветствовал он дворецкого, входя в дом.
– Добрый вечер, сэр… милорд! – Хорас чуть не выронил подсвечник. – Милорд, вас не узнать с этими усами и новой прической!
Себастьян улыбнулся и дернул себя за бутафорскую косицу.
– Неумелая маскировка, Хорас, только и всего.
– Вижу, вы были ранены, милорд.
– Пустяки, шальная пуля на охоте, – солгал Себастьян, похлопывая себя по повязке на руке.
– Что вы говорите! – Хорас прекрасно умел распознавать ложь. – Надеюсь, поездка прошла успешно?
Себастьян кивнул и рассеянно огляделся.
– Похоже, ремонт уже закончен.
– В конце прошлого месяца, милорд. – Хорас начал зажигать свечи на столе у двери. – Вы отсутствовали довольно долго, милорд. Мы все беспокоились о вас, особенно одна юная особа.
Себастьян огляделся.
– Где она, Хорас?
– А вот и я!
Себастьян повернулся в сторону главной лестницы, откуда донесся тонкий голосок, но увидел вовсе не Мадлен. К нему спускалась босоногая девочка лет тринадцати в ночной рубашке.
– Ох, ну я вас заждалась!
Она сбежала по ступенькам и бросилась к Себастьяну. Хрупкая, тоненькая, легкая, как цыпленок, она обхватила руками-прутиками его талию. Ее лицо под копной рыжих волос было густо усыпано крупными коричневыми веснушками.
– Я знала, что вы вернетесь! А я без вас не сидела сложа руки. Отскребла здесь все до блеска, спросите хоть у мистера Хораса!
Будто пораженный громом, Себастьян растерянно повернулся к дворецкому.
– Кто это?
Дворецкий отвел глаза.
– Мне казалось, вы помните, милорд. Вы привезли ее в сентябре, около четырех часов утра. Вы были навеселе, милорд. Кажется, упоминали о каком-то военном, которого вы избили хлыстом…
Себастьян ошарашенно воззрился на девочку. Значит, насчет лейтенанта Шервуда Брам не солгал.
– Проклятие!
– Вы совершенно правы, милорд. – Хорас сердито взглянул на девчонку, которая по-прежнему обнимала маркиза. – Вы велели найти этому ребенку какое-нибудь занятие. Миссис Ходж сделала из нее помощницу горничной.
– Но почему вы ни разу не напомнили мне о ней?
Хорас смущенно прокашлялся.
– Поскольку вы о ней не вспоминали, милорд, я считал, что незачем беспокоить вас понапрасну.
Себастьян не знал, что делать – хохотать, плакать или негодовать. Впрочем, он был благодарен дворецкому за чуткость. Он улыбнулся девчушке.
– Беги спать, детка. И смотри работай как следует. – Он слегка подтолкнул ее в сторону лестницы.
Девочка умчалась, а Себастьян повернулся к Хорасу:
– Если вы так хорошо разбираетесь в моих капризах и привычках, какого же дьявола вы отпустили мадемуазель Миньон вместе с этим мерзавцем де Вальми?
Хорас виновато потупился.
– Я не знал, что она уезжает с месье де Вальми, милорд. И потом, вы не поручили мне… ограничивать свободу миледи.
– Досадное упущение, – пробормотал Себастьян, но на самом деле он мечтал, чтобы Мадлен исчезла из его жизни, поэтому напрочь забыл о том, что она может попасть в беду. – Почему же лорд Эверли не остановил ее?
– Ваш кузен в Дербишире. Лорд Эверли попросил меня передать вам свои извинения. Семья его невесты потребовала его присутствия в фамильном поместье.
Себастьян помрачнел.
– Наверное, они прослышали о его знаках внимания мадемуазель Миньон. Значит, вам не известно, куда она отправилась?
Хорас вдруг заулыбался.
– Конечно, известно, милорд, – в Локсли-Хаус. Сегодня вечером лорд и леди Ховард дают бал-маскарад. Я сохранил присланное вам приглашение, милорд, – на всякий случай…
Себастьян улыбнулся впервые за весь день, не сразу вспомнив, что чета Ховардов заслужила дурную репутацию своими приемами, по сути дела представляющими собой оргии.
– По-моему, я вам недоплачиваю, Хорас.
Дворецкий просиял.
– И я так думаю, милорд.
По словам тетушек, в Локсли-Хаус было малолюдно по меркам столичных приемов – съехалось всего два десятка гостей. Но Мадлен шумная толпа показалась огромной – возможно, потому, что снег и холод не позволяли покинуть дом. Хозяева дома, лорд и леди Ховард, поощряли всевозможные азартные игры – от бильярда до карт и шарад сомнительного свойства.
Шампанское лилось рекой начиная с момента прибытия, пары составлялись, распадались и обменивались партнерами каждый час. Мадлен заметила, что даже гости, приехавшие в сопровождении жен и мужей, развлекаются отнюдь не в их обществе. После ужина развлечения возобновились – лукавые улыбки и кокетливые взгляды, тайные прикосновения и уединения в темных углах комнат.
Если прежде Мадлен сомневалась, теперь она знала наверняка: она очутилась среди богатых сластолюбцев. Все присутствующие мужчины были хорошо одеты и излучали властность и уверенность, дамы щеголяли роскошными туалетами и прическами, постреливали глазками и маняще улыбались, обмахиваясь веерами. Сегодня еще сто пятьдесят гостей ожидалось на бал, знаменующий открытие рождественского сезона.
Анриетта и Жюстина, элегантно одетые и искусно накрашенные, с легкостью влились в это пестрое сборище, но Мадлен была настороже, удивленная таинственным отсутствием месье де Вальми. В пути он не удостоил ее даже взгляда, словно ему хватало ее присутствия, и, слава Богу, не пытался завоевать ее расположение. После обеда он исчез, и остаток дня прошел без особых событий, если не считать преследований юного барона, который весь вечер таскался за Мадлен, словно щенок, потерявший хозяина.
К утру Мадлен понемногу успокоилась. Вместе с остальными гостями, которые начали появляться из своих комнат в половине одиннадцатого, она вышла к завтраку, устроенному в неофициальной обстановке гостиной. Завтрак состоял из тушеных почек, бифштекса, ветчины, хлеба, фазана, лепешек, тостов, джема и тартинок.
Пока Мадлен наполняла у большого стола свою тарелку, к ней подошли две дамы.
– Присоединяйтесь к нам, мадемуазель, – предложила одна, с которой Мадлен мило, но коротко побеседовала вчера вечером.
Мадлен поблагодарила и придвинула поближе свой стул.
– Мы как раз беседовали о вашем успехе у юного барона, – сообщила темноволосая леди и обменялась взглядом со своей рыжей подругой. – Ему всего двадцать четыре года, а он уже получил титул.
– И не меньше двадцати тысяч фунтов годовой ренты, – добавила рыжеволосая. – Завидная добыча!
– Мы с ним едва знакомы, – осторожно ответила Мадлен, надкусывая лепешку.
– Говорят, мужчины с каштановыми волосами – самые неутомимые и страстные любовники, – заметила рыжая с похотливой улыбкой.
– Такой лакомый кусочек! – подхватила брюнетка. – Так бы и съела целиком!
Рыжая лукаво взглянула на нее.
– Если верить слухам, тебе это уже удалось!
Женщины громко захихикали, словно желая привлечь внимание присутствующих, и Мадлен отвернулась. Но собеседницы, похоже, не заметили ее смущения. Продолжая разговор, они принялись сравнивать пропорции и преимущества нескольких знакомых им обеим джентльменов. Мадлен не знала, что шокировало ее: откровенность соседок или богатство их опыта в общении с мужчинами. Неужели через несколько лет и она станет такой же – потасканной, скучной, способной ценить лишь интимные достоинства мужчин или содержимое их кошельков?
Брюнетка вновь обратилась к Мадлен:
– Расскажите нам о месье де Вальми. Поговаривают, у него более чем экстравагантные пристрастия.
– А еще лучше, расскажите про маркиза Брекона! – вмешалась рыжая, в голосе которой звучали неприкрытая зависть и досада. – Жаль, что его здесь нет. Говорят, он ничем не обделен: и его кошелек, и панталоны туго набиты! Скажите, он доставил вам удовольствие?
– Прошу прощения, но вы, должно быть, меня с кем-то спутали. – Не глядя на жадно уставившихся на нее соседок, Мадлен встала и отошла.
– Тоже мне, гордячка! – процедила одна из дам. – Кого она пытается обмануть?
– Послушать ее, так она раздвигает ноги лишь затем, чтобы помыться!
Мадлен пропустила мимо ушей оскорбительный смех и любопытные взгляды всей компании и покинула комнату, забыв о еде. Теперь она поняла, по каким причинам ее пригласили. Хозяева дома ждали, что она возьмется развлекать гостей-джентльменов. При этой мысли Мадлен охватила паника, подавить которую ей никак не удавалось. Де Вальми привез ее сюда ради собственного удовольствия или для того, чтобы произвести впечатление на кого-то из своих знакомых!
Обращаться за помощью к теткам бессмысленно. Мадлен чувствовала, что, несмотря на улыбки, они боятся де Вальми больше, чем она сама. Иначе почему они пожелали разделить с ней одну спальню? Но они не могли находиться рядом с ней каждую секунду.
Нельзя было и сбежать, никому не говоря ни слова. Мадлен не сомневалась, что доберется до города, несмотря на снег и холод, но в таком случае гнев де Вальми наверняка падет на ее теток, а может, и на мать. Значит, придется делать вид, что она всем довольна.
Удалившись в библиотеку, Мадлен с радостью обнаружила, что там никого нет. Быстро просмотрев содержимое книжных шкафов, она выбрала один из романов, разыскала укромную оконную нишу в алькове с занавешенным входом и, несмотря на прохладу, устроилась на подоконнике. По крайней мере здесь на нее никто не глазел. Может быть, сегодня на маскараде найдется кто-нибудь, кто согласится увезти ее в Лондон. Если для этого придется уступить домогательствам юного барона – что ж, пусть будет так. Все лучше прикосновений де Вальми.
На маскарад начали съезжаться ближе к вечеру. Сразу после прибытия гости стали готовиться к торжеству. Джентльмены появились, когда стемнело: весь день, несмотря на мороз, они наблюдали за строительством мартелло, [27]предназначенных для отражения возможного вторжения армии Наполеона. Гости говорили только о войне да о политике, пока не прозвучал сигнал, означающий, что пора переодеваться.
Мадлен прошла по пустому коридору к лестнице, ведущей в бальный зал. Она умышленно дождалась, когда остальные гости закончат пудриться, прихорашиваться и покрикивать на нерасторопных и глупых горничных, которые вечно что-нибудь забывали.
Как обычно, на маскараде было несколько пастушек в юбках с фижмами и огромных широкополых шляпах, с маленькими кривыми посохами в руках. Низкие вырезы их лифов обнажали груди почти до сосков. Женщина, одетая египетским божеством, проплыла мимо Мадлен в позолоченном головном уборе в виде головы овна, скрывающего все лицо, кроме лукаво улыбающихся губ. Ее гофрированная туника на тонких бретельках полностью открывала восхищенным взглядам обнаженные груди с сосками, подкрашенными кармином. Здесь были и дамы в нарядах Марии-Антуанетты. Их юбки без переднего полотнища не скрывали ножки в шелковых чулках с расшитыми подвязками. Были и такие гостьи, которые выбрали конусообразные средневековые головные уборы с покрывалами, падающими на лицо, и – как бы в насмешку над ними – откровенные, декольтированные платья. Нашлись и те, кто предпочел роскошные наряды, более уместные в турецком гареме, обнажающие бедра и живот. Объединяло эти пестрые костюмы желание их обладательниц привлечь мужские взгляды.
Мадлен переоделась в платье, которое миссис Селдон сшила ей несколько месяцев назад, когда она еще не подозревала о том, что ее ждет.
– Напрасно ты надеваешь нижнюю кофточку, – упрекнула ее Жюстина. – Она искажает очертания фигуры. Снимай, снимай! Неужели ты хочешь испортить себе весь вечер?
Мадлен шла в бальный зал не торопясь, стыдясь своей задрапированной легчайшим серым шелком фигуры. Сквозь полупрозрачную ткань отчетливо просвечивали ноги в шелковых чулках. Мадлен успокаивала себя тем, что ей случалось совершать и другие, гораздо более смелые и вызывающие поступки, например, пройти через всю Францию пешком, заключить сделку с контрабандистами и пробраться в дом маркиза. Но в каждом случае решение принимала она сама, зная, что никого не подвергнет опасности.
Тетушки уложили ее волосы на макушке, выпустив десяток вьющихся прядей на щеки и шею. Прическу украсили букетом шелковых серых роз с серебристыми листочками. Губы Мадлен подкрасили толчеными розовыми лепестками. Хозяйка дома снабдила масками тех гостей, кто не привез их с собой. Мадлен ограничилась простой черной бархатной полумаской, прикрывающей глаза, часть щек и нос.
Войдя в зал, она с удивлением обнаружила, что ощущает каждое движение и звук с небывалой остротой. Серебристые кисти шнура, стягивающего лиф выше талии, мерно покачивались в такт ее шагам, словно безмолвные колокольчики, возвещающие ее появление. Постепенно Мадлен начала понимать прелесть бала-маскарада. Она чувствовала себя иной, не такой, как прежде, сильной и даже дерзкой. На какое-то время она стала неуязвимой – в отличие от простой смертной Мадлен Фокан.
Маска странным образом придала ей смелости, несмотря на то что ей еще никогда не доводилось появляться на людях в столь смелом одеянии. По озадаченным взглядам и шепоткам, провожающим ее, Мадлен поняла, что ее никто не узнал. Проходя мимо зеркальной стены, она поначалу тоже не узнала себя, а затем, присмотревшись, улыбнулась. Вокруг нее разворачивалась весьма рискованная игра. Гости быстро хмелели, хотя до позднего ужина оставалось еще несколько часов. Играл оркестр, пошатывающиеся пары шаркали ногами по полу в новом австрийском танце под названием вальс.
Мадлен отвернулась от мужчин и женщин, кружащихся, как заведенные, в объятиях друг друга. Почему-то это зрелище вызвало у нее чувство неловкости, как случайно подсмотренный поцелуй.
Спустя несколько минут Мадлен заметила де Вальми среди джентльменов, расположившихся у стены зала. Он не стал переодеваться в костюм, предпочтя свое обычное траурное одеяние. Маску наподобие лорнета он не подносил к лицу, словно желая, чтобы все вокруг узнавали его.
Когда де Вальми вдруг повернулся и заметил Мадлен, сердце ее ушло в пятки. Решив не рисковать, она поспешно двинулась к ближайшему выходу из зала и скоро оказалась на террасе, где прежде не бывала. Комнату освещали китайские фонарики, но их свет не проникал в темные углы, поэтому Мадлен тут же споткнулась о чью-то протянутую ногу и вскрикнула, испугав ее владельца.
Парочка, расположившаяся на каменной скамье, мгновенно разжала объятия. У мужчины рубашка выбилась из-под пояса панталон, лиф платья женщины был расстегнут.
– Прошу прощения, – пробормотала Мадлен, абсолютно уверенная, что перед ней отнюдь не супружеская пара.
Казалось, происшествие смутило только ее. Незнакомцы улыбнулись ей, пряча блестящие и бегающие глаза, и отвернулись, словно придали ее появлению не больше значения, чем пролетающей мимо бабочке. Мужчина сжал пальцами нагую грудь женщины и, прежде чем Мадлен успела отойти, оглянулся на нее и подмигнул.
Мадлен направилась обратно к бальному залу, жалея о том, что утратила самообладание. Несколько секунд спустя поблизости послышались шаги, и она спряталась за большую пальму в кадке, опасаясь, что ее преследует де Вальми.
Отчетливый стук каблуков приблизился, и в дверях террасы выросла тень. Мадлен разглядела очертания кивера и ментика, висящего на правом плече, – традиционной принадлежности костюма гусара. Тень удлинилась и поползла навстречу ей по плитам пола.
Мадлен робко следила за проходящим мимо гусаром. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что незнакомец одет в голубой доломан, подбитый мехом ментик и рейтузы французского гусара. Вспомнив, что хозяин дома – английский офицер и что собравшиеся не далее как днем на все лады бранили Наполеона, такой выбор костюма Мадлен сочла дерзким, если не глупым.
Искренне радуясь тому, что кто-то, кроме нее, решился открыто бросить вызов этому сборищу, она вдруг вышла из своего убежища.
– Постойте, месье гусар! – негромко позвала она.
Он круто развернулся на каблуках. Очертания плеч показались Мадлен знакомыми, но она могла бы поклясться, что ни вчера, ни сегодня днем не видела здесь этого человека. При свете ближайшего фонаря она разглядела, что он одет не в маскарадную, а в настоящую форму одного из самых доблестных гусарских полков французской армии.
Восхищение переполнило ее при виде небесно-голубого доломана. Широкие черные кожаные шнуры, красные лампасы и красный кушак – все эти приметы ей, француженке, были известны наперечет. Кто же он такой?
Узкая полумаска скрывала его глаза, но дьявольски привлекательная улыбка приподнимала шелковистые роскошные усы. Фальшивая косица была перевязана тонкой красной лентой. Эта последняя красноречивая деталь вызвала у Мадлен улыбку: тщеславие французских гусаров было общеизвестным.
Казалось, незнакомец не удивился, что его окликнули. Он был не так высок, как де Вальми, но очертания его широких плеч и длинных мускулистых ног поражали мощью. Только опустив глаза, Мадлен вдруг заметила протянувшуюся между ними ее собственную тень со всеми подробностями – формой икр, ног, перехваченных подвязками, и бедер, просвечивающих сквозь тонкую ткань. Свет падал на нее сзади, поэтому, даже раздевшись догола, Мадлен не показалась бы более вызывающей особой. Вероятно, именно поэтому гусар смотрел на нее во все глаза.
– Не желает ли мадемуазель танцевать? – спросил он на чистом французском с особым «придворным» выговором.
– Я не умею танцевать вальс, – ответила Мадлен.
Гусар медленно приблизился к ней и протянул левую руку ладонью вверх.
– Тогда позвольте научить вас, ибо ваши соотечественницы уверяют, будто танцевать вальс – наслаждение.
Мадлен не сомневалась в этом, вспомнив, как развязно прижимались друг к другу партнеры в бальном зале.
Но удивительный незнакомец, похоже, не собирался принимать участие во всеобщей оргии. Мадлен молча протянула ему руку, затянутую в шелковую перчатку.
Гусар привлек ее к себе, и у Мадлен вдруг закружилась голова. Он наверняка понял, как неудержимо и необъяснимо ее влечет к нему. Мадлен пыталась уверить себя, что гусар просто напомнил ей о родине, что всему виной его мундир и выбор костюма – по сути дела, пощечина тем, кто веселился за дверями бального зала.
Незнакомец обнял ее за талию, и Мадлен затаила дыхание, когда его пальцы коснулись ее ягодиц сквозь тонкую ткань.
– Мадемуазель так легко одета, – прошептал он по-французски, – странно, как она не мерзнет? Но судя по всему, ей не холодно. Весьма польщен.
Последнее самодовольное замечание рассмешило Мадлен.
– Вы всегда так уверены в своем обаянии? – спросила она, поднимая руку в ожидании, что он возьмется за нее.
– Прошу простить мою неловкость, но…
Он приподнял край ментика и показал ей висящую на перевязи забинтованную руку.
– Вы ранены! – воскликнула Мадлен.
Его четко вылепленные губы, полуприкрытые усами, изогнулись в улыбке. Что-то знакомое почудилось Мадлен в очертаниях нижней губы. Почему воспоминания о Себастьяне до сих пор не покидают ее?
– Идет война, мадемуазель, а я – враг этой страны.
Мадлен испустила глубокий вздох.
– Но не мой враг, – смело ответила она и опустила глаза под его пристальным взглядом.
– Вы правы. Значит, вы сохраните мою тайну?
– Да. – Одного слова хватило, чтобы превратить ее в заговорщицу. – Итак, месье гусар, как танцуют вальс?
Он усмехнулся, и от этого звука по спине Мадлен пробежал знакомый холодок. Должно быть, она спятила, если повсюду ей мерещится Себастьян д’Арси. Мадлен невольно шагнула ближе к гусару, словно пытаясь спрятаться от собственных мыслей.
– Мадемуазель должна положить правую руку на мою левую… вот так. А левую руку – на мое правое плечо. – Он удовлетворенно кивнул. – Поскольку я не в состоянии обнять вас так, как бы мне хотелось, вам придется держаться как можно крепче, мадемуазель, и не сбиваться с такта. Вы готовы?
Он закружился в вальсе, негромко подпевая оркестру и давая Мадлен возможность почувствовать ритм танца. Мадлен обняла его за шею, стараясь попасть в такт. Гусар кружился все быстрее, постукивая каблуками по плитам пола. Ему отвечал шорох туфелек Мадлен. Ее сердце колотилось все стремительнее, пальцы сжимались. Она сбилась лишь однажды, задела раненую руку гусара и заметила, как он поморщился.
– О, простите!
Он положил ладонь ей на талию.
– В немецких деревнях мужчины держат партнерш за талию, а женщины обнимают их за шею. Пожалуй, так будет проще и безопаснее.
Мадлен рассмеялась.
– Проще – да, месье гусар, но безопаснее – вряд ли.
Однако она положила руки ему на плечи, а он крепче сжал ее талию. Они принялись вальсировать, двигаясь как одно существо. Перед глазами Мадлен плыли разноцветные огни фонариков, зелень растений и чернильные тени в углах террасы.
Когда музыка смолкла, Мадлен ахнула от удивления и неожиданности. На протяжении блаженного мгновения она смотрела на незнакомца во все глаза, обнимая его за шею и чувствуя прикосновение его сильной руки.
– И часто вы развлекаетесь подобным образом, мадемуазель? – осведомился он насмешливым тоном.
– Сегодня – впервые, месье гусар, – беспечно отозвалась она.
Его лицо оставалось в тени, лишь поблескивали ровные зубы.
– Вы думаете, мадемуазель, я поверю вам, воочию убедившись в вашем искусстве?
– Вот как? Никогда бы не подумала, – просто ответила она, проводя ладонью по груди гусара. – Только…