Страница:
– Не беспокойтесь, вашими вещами займется Хорас. – Он огляделся, но не заметил никакого багажа, кроме дорожной сумки и сетки у ног Мадлен. – А где же остальное?
– Это все, месье.
Обдумывая ее ответ, Себастьян хозяйским жестом обнял Мадлен за плечи.
– Полагаю, вы ждете от меня подарка – одного-двух платьев. Вы совершенно правы.
Он взял ее за подбородок и пристально вгляделся в лицо, а другой рукой развязал ленты шляпки и снял ее.
Мадлен затаила дыхание, чувствуя, как взгляд маркиза скользит по ее стриженым кудрям.
– Вы не в моем стиле, но это не важно.
Отложив шляпку Мадлен в сторону, он нежно погладил ладонью ее щеку и поправил смявшиеся под шляпкой локоны.
– Как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.
Мадлен не сдержала недовольства:
– Месье, мне трудно вас понять.
– О, не беспокойтесь, мадемуазель. – Взглядом опытного сердцееда он за несколько секунд успел раздеть ее донага. – Уверен, когда дело дойдет до языка любви, мы прекрасно поймем друг друга.
Мадлен вспыхнула:
– По-моему, месье, вы ошибаетесь на мой счет.
– Отнюдь, – возразил он, приближая губы к ее ушку. Мадлен попятилась, и Себастьян крепко удержал ее за руку. – В письме ясно сказано, что вам предстоит удовлетворить любые мои аппетиты.
Эта ложь ошеломила Мадлен. Она вывернулась из объятий маркиза.
– Не может быть! Я вам не верю!
– Вот как? – В синих глазах блеснули опасные искры. – Поскольку письмо адресовано не вам, надеюсь, вы не осмелились прочесть его? – Мадлен с трудом удержалась, чтобы не выпалить, что письмо написала она сама. – Значит, остается поверить мне на слово, а я повторяю, что в письме определен круг ваших услуг. Вернее, сказано, что определить его – мое право.
Мадлен впервые посетила мысль о том, что исход ее затеи может оказаться совсем не таким, как она задумала. Маркиз оказался сущим дьяволом!
– Я опытная кухарка, месье. Разве вы не хотите хотя бы испытать меня?
– Именно это я и намерен сделать, милочка. – Он привлек ее к себе и склонился к ее губам.
Поцелуй оказался на удивление нежным, дружеским и успокаивающим, его опустошающую страсть Мадлен ощутила не сразу.
– Первая проба снята. – Он улыбнулся, поблескивая глазами. – Вы действительно уверены, что предпочитаете возню с кастрюлями и сковородами более приятным занятиям?
– Да. – Мадлен удивилась, услышав собственный ответ.
– Прекрасно. – Себастьян отпустил ее, решив поддержать игру, ибо он был весьма доволен неожиданным развлечением, единственным после невыносимо скучной недели. Отправитель письма не поставил свою подпись – впрочем, в столь деликатных вопросах подобная скрытность в порядке вещей. Попав не в те руки, письмо грозило катастрофой. Но ни один мужчина не прислал бы красавицу приятелю только для того, чтобы она обливалась потом, ворочая кастрюли в душной кухне. Себастьян не сомневался, что после пяти минут этого каторжного труда гостья откажется от игры.
– Так вы и вправду согласны готовить для меня еду? – спросил он, напирая на слово «готовить» и не скрывая иронии.
– Да, месье.
– Значит, вы осведомлены о моей эксцентричности в том, что касается кулинарии?
– О чем, месье?
– О моих привычках, капризах и пристрастиях.
– Нет, месье, – уверенно отозвалась Мадлен, – но я буду рада узнать о них.
– Отлично. – Маркиз отодвинул стул от стола, стоящего у окна, и предложил гостье присесть. – Вам придется делать записи.
Мадлен настороженно взглянула на него:
– Неужели у вас так много капризов?
– Это зависит от того, насколько хороша ваша память. Итак, начнем. Если вы пожелаете что-нибудь записать, остановите меня. – Он сложил руки за спиной и принялся размеренно вышагивать по библиотеке. – Прежде всего я никогда не ем мяса по вторникам и четвергам. Я ем его лишь по воскресеньям и субботам. По понедельникам, средам и пятницам я предпочитаю пищу, начинающуюся с букв П и С соответственно. – Он сделал паузу. – Успеваете запоминать?
– Да.
– Умница. Тогда продолжим. – Он направился в дальний конец комнаты, объясняя на ходу: – Я не люблю молоко и сыр, но ем и то и другое вместе. Моя еда должна быть пикантной, но без примеси репчатого лука, шнитт-лука или лука-порея.
Значит, остаются чеснок и лук-шалот, быстро заключила Мадлен.
– Это все, месье?
Он круто обернулся.
– Это лишь начало. – Он вновь указал на стул у письменного стола, но Мадлен покачала головой. – Я предпочитаю толченый, а не молотый перец, и соль мелкую, как пыль. Хлеб должен быть мягким, но с хрустящей корочкой. Никаких тостов и гренок! Я питаю особую любовь к дарам моря, но ем лишь те, которые попали ко мне на стол не позже чем через час после того, как были выловлены. Я не ем риса, капусты и горошка. Ненавижу домашнюю птицу, пудинги, сливочные соусы, колбасы, ветчину, запеканки, огородные овощи зеленого и желтого цвета и куриные яйца. – Он вопросительно приподнял бровь. – Я не слишком утомил вас?
Мадлен решительно покачала головой. Правда, она не думала, что мужчина со столь широкими вкусами в других сферах пожелает ограничивать себя в сфере гастрономии. Мадлен пришла к заключению, что она еще слишком неопытна.
– Я хочу, чтобы кофе, а не чай мне подавали горячим и таким сладким, чтобы к нему слетались осы. Я принимаю пищу в десять утра, в два часа дня и в восемь вечера, а чай пью в половине пятого, а не в четыре. Ужин должен состоять из по меньшей мере пяти перемен, не считая десерта. И зарубите себе на носу: я ненавижу ваниль, перечную мяту, корицу и самое главное – шоколад.
– Шоколад? – эхом повторила Мадлен.
– Да, а что?
– Ничего, месье, – ответила Мадлен. В гостях у ее тетушек маркиз заявил, что обожает шоколад. Значит, сейчас он солгал! Ладно, она постарается исполнить его приказания, а он пусть пеняет на себя. – Это все?
Себастьян искоса взглянул на новую кухарку. Похоже, его странные капризы ничуть ее не удивили.
– Да, но сегодня вторник, притом второй вторник месяца. Поскольку он приходится на четное число, а именно двенадцатое, у меня появляются особые требования к еде. – Игнорируя удивленно поднятые темные брови Мадлен, он задумался, готовый дать ей непосильную задачу. – Во второй вторник каждого месяца, который приходится на четное число, я предпочитаю есть мясо животного, живущего на суше, но не имеющего копыт; которое плавает в воде, но не имеет плавников и движется в воздухе, но без помощи крыльев.
– Вы говорите об одном животном? – скептически осведомилась Мадлен.
Он кивнул:
– Представьте себе, да!
– Понятно. – Мадлен заподозрила, что заслужить благодарность хозяина ей не удастся. – Мне понадобится некоторое время, чтобы освоиться на кухне – ведь я не видела ни ее, ни вашу кладовую.
– Хорас покажет вам, где что находится, – лицо маркиза осветила торжествующая улыбка, – если, разумеется, вы не пожелаете заняться другим, более простым делом. – Он развел руками с неподдельной грустью, хотя в его невозможно синих глазах мелькал злорадный огонек. – Аппетиты бывают разными, мадемуазель.
Мадлен удивилась: он так легко поддался на ее ложь, хотя сам способен лгать еще изощреннее!
– Я бы предпочла ограничиться первым условием сделки, месье.
– Хорошо, начните свои услуги с приготовления ужина. А потом мы посмотрим, где вы предпочтете развлекаться – на кухне или в спальне. – Он позвонил в колокольчик. Дворецкий явился так быстро, что Мадлен насторожилась: не подслушивал ли он под дверью библиотеки? – Хорас, проводи мадемуазель…
– Миньон, – подсказала Мадлен.
Себастьян расплылся в сладкой улыбке:
– Проводи мадемуазель Миньон на кухню, Хорас.
– Что она задумала?
– Не могу знать, милорд.
Хозяин дома и дворецкий шагали по задней лужайке, направляясь к виднеющемуся в отдалении пруду. Хорас выглядел совершенно растерянным – редкое явление для человека, привыкшего управлять свитой из сорока слуг в родовом гнезде покойного маркиза, на западе Уэльса.
– Мадемуазель попросила моток бечевки и палку от метлы. Затем взяла в кухне вилку для мяса и привязала ее к палке. А когда она спросила, в какой стороне находится ближайший пруд, я решил, что вы должны узнать об этом, милорд.
– Понятно. – Но Себастьян ничего не понимал. После разговора с француженкой-кухаркой он вернулся в лабораторию, однако продолжал думать о ней. Его гостья оказалась восхитительным созданием с пикантными кудряшками и темными глазами – не синими, не черными и не карими, но имеющими чудесный, хотя и неопределенный оттенок. Себастьян с нетерпением ждал следующей встречи, когда дворецкий зашел к нему в гардеробную и попросил выйти в парк.
Они быстро шли к пруду, окруженному тенистыми деревьями и высоким тростником.
– И давно она направилась сюда?
– Минут десять назад, милорд. – Неодобрительное фырканье Хораса относилось явно не к кухарке. – Может, она решила поймать в пруду какую-нибудь живность к вашему ужину, милорд?
– Не знаю, но сейчас мы это выясним. – Себастьян остановился в десяти ярдах от берега. – Как же я раньше не догадался? Ее послали отравить меня!
– У вас есть враги, милорд? – неуверенно осведомился Хорас.
– Заклятых нет, – ответил маркиз, – но наша страна воюет, а я выполняю задание штаба. Возможно, об этом пронюхал какой-нибудь шпион.
– Она француженка, – напомнил хозяину Хорас, в голосе которого звучала истинно английская подозрительность по отношению ко всему французскому.
Но Себастьяну в голову пришла еще более настораживающая мысль: он вспомнил предостережение Брама о том, что вызов лейтенанта Шервуда остался без ответа и что теперь бравый вояка добьется отмщения иным способом. Возможно, вскоре после получения заманчивого подарка Себастьяну предстоит корчиться в агонии, погибая от яда.
– Чем еще она занималась сегодня?
– Пробыла почти час в лесу, милорд, и вернулась с корзиной, полной кореньев, папоротника и грибов.
– Грибов, говоришь? С какой стати? Странная девчонка, вы не находите, Хорас?
– Положительно странная, милорд.
– Ладно, возвращайтесь домой. Я справлюсь сам.
Мадлен убедилась, что из дома ее никто не увидит, и быстро сняла туфли и чулки, а затем подоткнула подол юбки. Юбка образовала подобие панталон, позволяющих ей двигаться гораздо свободнее. Мадлен знала, что времени у нее в обрез. Уже темнело, а лорд д’Арси недвусмысленно заявил, что возьмет в рот только мясо, пойманное всего час назад.
Коснувшись ступней илистого дна пруда, Мадлен ахнула, ибо, несмотря на жаркий день, вода оказалась холодной. Она забрела в воду по колено и двинулась в сторону тенистых островков, откуда доносился нестройный хор. Увлекшись охотой, она не заметила, что с берега за ней следят.
Себастьян подкрался поближе, недоумевая, почему он должен прятаться в собственном парке, когда, по сути дела, чужой здесь не он, а эта девушка. Береговой тростник скрывал его из виду, но вместе с тем мешал рассмотреть, чем занята юная леди. Внезапно тростник зашелестел, послышался плеск воды.
– Ага, попался, месье Гренуи! [17] – раздался торжествующий голос девушки.
Себастьян поднялся на цыпочки и вытянул шею, но увидел лишь верхушку соломенной шляпки. Какого дьявола Миньон взбрело в голову ловить лягушек?
Глава 8
– Это все, месье.
Обдумывая ее ответ, Себастьян хозяйским жестом обнял Мадлен за плечи.
– Полагаю, вы ждете от меня подарка – одного-двух платьев. Вы совершенно правы.
Он взял ее за подбородок и пристально вгляделся в лицо, а другой рукой развязал ленты шляпки и снял ее.
Мадлен затаила дыхание, чувствуя, как взгляд маркиза скользит по ее стриженым кудрям.
– Вы не в моем стиле, но это не важно.
Отложив шляпку Мадлен в сторону, он нежно погладил ладонью ее щеку и поправил смявшиеся под шляпкой локоны.
– Как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.
Мадлен не сдержала недовольства:
– Месье, мне трудно вас понять.
– О, не беспокойтесь, мадемуазель. – Взглядом опытного сердцееда он за несколько секунд успел раздеть ее донага. – Уверен, когда дело дойдет до языка любви, мы прекрасно поймем друг друга.
Мадлен вспыхнула:
– По-моему, месье, вы ошибаетесь на мой счет.
– Отнюдь, – возразил он, приближая губы к ее ушку. Мадлен попятилась, и Себастьян крепко удержал ее за руку. – В письме ясно сказано, что вам предстоит удовлетворить любые мои аппетиты.
Эта ложь ошеломила Мадлен. Она вывернулась из объятий маркиза.
– Не может быть! Я вам не верю!
– Вот как? – В синих глазах блеснули опасные искры. – Поскольку письмо адресовано не вам, надеюсь, вы не осмелились прочесть его? – Мадлен с трудом удержалась, чтобы не выпалить, что письмо написала она сама. – Значит, остается поверить мне на слово, а я повторяю, что в письме определен круг ваших услуг. Вернее, сказано, что определить его – мое право.
Мадлен впервые посетила мысль о том, что исход ее затеи может оказаться совсем не таким, как она задумала. Маркиз оказался сущим дьяволом!
– Я опытная кухарка, месье. Разве вы не хотите хотя бы испытать меня?
– Именно это я и намерен сделать, милочка. – Он привлек ее к себе и склонился к ее губам.
Поцелуй оказался на удивление нежным, дружеским и успокаивающим, его опустошающую страсть Мадлен ощутила не сразу.
– Первая проба снята. – Он улыбнулся, поблескивая глазами. – Вы действительно уверены, что предпочитаете возню с кастрюлями и сковородами более приятным занятиям?
– Да. – Мадлен удивилась, услышав собственный ответ.
– Прекрасно. – Себастьян отпустил ее, решив поддержать игру, ибо он был весьма доволен неожиданным развлечением, единственным после невыносимо скучной недели. Отправитель письма не поставил свою подпись – впрочем, в столь деликатных вопросах подобная скрытность в порядке вещей. Попав не в те руки, письмо грозило катастрофой. Но ни один мужчина не прислал бы красавицу приятелю только для того, чтобы она обливалась потом, ворочая кастрюли в душной кухне. Себастьян не сомневался, что после пяти минут этого каторжного труда гостья откажется от игры.
– Так вы и вправду согласны готовить для меня еду? – спросил он, напирая на слово «готовить» и не скрывая иронии.
– Да, месье.
– Значит, вы осведомлены о моей эксцентричности в том, что касается кулинарии?
– О чем, месье?
– О моих привычках, капризах и пристрастиях.
– Нет, месье, – уверенно отозвалась Мадлен, – но я буду рада узнать о них.
– Отлично. – Маркиз отодвинул стул от стола, стоящего у окна, и предложил гостье присесть. – Вам придется делать записи.
Мадлен настороженно взглянула на него:
– Неужели у вас так много капризов?
– Это зависит от того, насколько хороша ваша память. Итак, начнем. Если вы пожелаете что-нибудь записать, остановите меня. – Он сложил руки за спиной и принялся размеренно вышагивать по библиотеке. – Прежде всего я никогда не ем мяса по вторникам и четвергам. Я ем его лишь по воскресеньям и субботам. По понедельникам, средам и пятницам я предпочитаю пищу, начинающуюся с букв П и С соответственно. – Он сделал паузу. – Успеваете запоминать?
– Да.
– Умница. Тогда продолжим. – Он направился в дальний конец комнаты, объясняя на ходу: – Я не люблю молоко и сыр, но ем и то и другое вместе. Моя еда должна быть пикантной, но без примеси репчатого лука, шнитт-лука или лука-порея.
Значит, остаются чеснок и лук-шалот, быстро заключила Мадлен.
– Это все, месье?
Он круто обернулся.
– Это лишь начало. – Он вновь указал на стул у письменного стола, но Мадлен покачала головой. – Я предпочитаю толченый, а не молотый перец, и соль мелкую, как пыль. Хлеб должен быть мягким, но с хрустящей корочкой. Никаких тостов и гренок! Я питаю особую любовь к дарам моря, но ем лишь те, которые попали ко мне на стол не позже чем через час после того, как были выловлены. Я не ем риса, капусты и горошка. Ненавижу домашнюю птицу, пудинги, сливочные соусы, колбасы, ветчину, запеканки, огородные овощи зеленого и желтого цвета и куриные яйца. – Он вопросительно приподнял бровь. – Я не слишком утомил вас?
Мадлен решительно покачала головой. Правда, она не думала, что мужчина со столь широкими вкусами в других сферах пожелает ограничивать себя в сфере гастрономии. Мадлен пришла к заключению, что она еще слишком неопытна.
– Я хочу, чтобы кофе, а не чай мне подавали горячим и таким сладким, чтобы к нему слетались осы. Я принимаю пищу в десять утра, в два часа дня и в восемь вечера, а чай пью в половине пятого, а не в четыре. Ужин должен состоять из по меньшей мере пяти перемен, не считая десерта. И зарубите себе на носу: я ненавижу ваниль, перечную мяту, корицу и самое главное – шоколад.
– Шоколад? – эхом повторила Мадлен.
– Да, а что?
– Ничего, месье, – ответила Мадлен. В гостях у ее тетушек маркиз заявил, что обожает шоколад. Значит, сейчас он солгал! Ладно, она постарается исполнить его приказания, а он пусть пеняет на себя. – Это все?
Себастьян искоса взглянул на новую кухарку. Похоже, его странные капризы ничуть ее не удивили.
– Да, но сегодня вторник, притом второй вторник месяца. Поскольку он приходится на четное число, а именно двенадцатое, у меня появляются особые требования к еде. – Игнорируя удивленно поднятые темные брови Мадлен, он задумался, готовый дать ей непосильную задачу. – Во второй вторник каждого месяца, который приходится на четное число, я предпочитаю есть мясо животного, живущего на суше, но не имеющего копыт; которое плавает в воде, но не имеет плавников и движется в воздухе, но без помощи крыльев.
– Вы говорите об одном животном? – скептически осведомилась Мадлен.
Он кивнул:
– Представьте себе, да!
– Понятно. – Мадлен заподозрила, что заслужить благодарность хозяина ей не удастся. – Мне понадобится некоторое время, чтобы освоиться на кухне – ведь я не видела ни ее, ни вашу кладовую.
– Хорас покажет вам, где что находится, – лицо маркиза осветила торжествующая улыбка, – если, разумеется, вы не пожелаете заняться другим, более простым делом. – Он развел руками с неподдельной грустью, хотя в его невозможно синих глазах мелькал злорадный огонек. – Аппетиты бывают разными, мадемуазель.
Мадлен удивилась: он так легко поддался на ее ложь, хотя сам способен лгать еще изощреннее!
– Я бы предпочла ограничиться первым условием сделки, месье.
– Хорошо, начните свои услуги с приготовления ужина. А потом мы посмотрим, где вы предпочтете развлекаться – на кухне или в спальне. – Он позвонил в колокольчик. Дворецкий явился так быстро, что Мадлен насторожилась: не подслушивал ли он под дверью библиотеки? – Хорас, проводи мадемуазель…
– Миньон, – подсказала Мадлен.
Себастьян расплылся в сладкой улыбке:
– Проводи мадемуазель Миньон на кухню, Хорас.
– Что она задумала?
– Не могу знать, милорд.
Хозяин дома и дворецкий шагали по задней лужайке, направляясь к виднеющемуся в отдалении пруду. Хорас выглядел совершенно растерянным – редкое явление для человека, привыкшего управлять свитой из сорока слуг в родовом гнезде покойного маркиза, на западе Уэльса.
– Мадемуазель попросила моток бечевки и палку от метлы. Затем взяла в кухне вилку для мяса и привязала ее к палке. А когда она спросила, в какой стороне находится ближайший пруд, я решил, что вы должны узнать об этом, милорд.
– Понятно. – Но Себастьян ничего не понимал. После разговора с француженкой-кухаркой он вернулся в лабораторию, однако продолжал думать о ней. Его гостья оказалась восхитительным созданием с пикантными кудряшками и темными глазами – не синими, не черными и не карими, но имеющими чудесный, хотя и неопределенный оттенок. Себастьян с нетерпением ждал следующей встречи, когда дворецкий зашел к нему в гардеробную и попросил выйти в парк.
Они быстро шли к пруду, окруженному тенистыми деревьями и высоким тростником.
– И давно она направилась сюда?
– Минут десять назад, милорд. – Неодобрительное фырканье Хораса относилось явно не к кухарке. – Может, она решила поймать в пруду какую-нибудь живность к вашему ужину, милорд?
– Не знаю, но сейчас мы это выясним. – Себастьян остановился в десяти ярдах от берега. – Как же я раньше не догадался? Ее послали отравить меня!
– У вас есть враги, милорд? – неуверенно осведомился Хорас.
– Заклятых нет, – ответил маркиз, – но наша страна воюет, а я выполняю задание штаба. Возможно, об этом пронюхал какой-нибудь шпион.
– Она француженка, – напомнил хозяину Хорас, в голосе которого звучала истинно английская подозрительность по отношению ко всему французскому.
Но Себастьяну в голову пришла еще более настораживающая мысль: он вспомнил предостережение Брама о том, что вызов лейтенанта Шервуда остался без ответа и что теперь бравый вояка добьется отмщения иным способом. Возможно, вскоре после получения заманчивого подарка Себастьяну предстоит корчиться в агонии, погибая от яда.
– Чем еще она занималась сегодня?
– Пробыла почти час в лесу, милорд, и вернулась с корзиной, полной кореньев, папоротника и грибов.
– Грибов, говоришь? С какой стати? Странная девчонка, вы не находите, Хорас?
– Положительно странная, милорд.
– Ладно, возвращайтесь домой. Я справлюсь сам.
Мадлен убедилась, что из дома ее никто не увидит, и быстро сняла туфли и чулки, а затем подоткнула подол юбки. Юбка образовала подобие панталон, позволяющих ей двигаться гораздо свободнее. Мадлен знала, что времени у нее в обрез. Уже темнело, а лорд д’Арси недвусмысленно заявил, что возьмет в рот только мясо, пойманное всего час назад.
Коснувшись ступней илистого дна пруда, Мадлен ахнула, ибо, несмотря на жаркий день, вода оказалась холодной. Она забрела в воду по колено и двинулась в сторону тенистых островков, откуда доносился нестройный хор. Увлекшись охотой, она не заметила, что с берега за ней следят.
Себастьян подкрался поближе, недоумевая, почему он должен прятаться в собственном парке, когда, по сути дела, чужой здесь не он, а эта девушка. Береговой тростник скрывал его из виду, но вместе с тем мешал рассмотреть, чем занята юная леди. Внезапно тростник зашелестел, послышался плеск воды.
– Ага, попался, месье Гренуи! [17] – раздался торжествующий голос девушки.
Себастьян поднялся на цыпочки и вытянул шею, но увидел лишь верхушку соломенной шляпки. Какого дьявола Миньон взбрело в голову ловить лягушек?
Глава 8
Меню, лежащее перед Себастьяном, было написано изящным почерком по-английски и по-французски. Английский вариант слева гласил:
– Позови Миньон.
Спустя несколько минут в столовую вошла Мадлен. Себастьян заметил несколько вьющихся прядей, выбившихся из-под белого чепчика с оборками, сменившего ее шляпку. Лицо Мадлен раскраснелось от кухонного жара, над верхней губой блестели бисеринки пота. Себастьян едва совладал с искушением заключить румяную юную красавицу в объятия, но удержался: всему свое время.
Мадлен переоделась в темно-синее саржевое платье с белой кружевной вставкой и манжетами. Себастьян отметил, что таких пышных и тяжелых юбок уже не носят. Белый чепчик почти полностью скрывал волосы. В таком наряде Мадлен выглядела настоящей служанкой, а благодаря белому переднику, удачно подчеркивающему тонкую талию, в ней было и что-то от пастушки.
– Миньон, я должен сделать вам замечание.
– Так сразу, месье? – Мадлен нехотя покинула кухню, поскольку несколько блюд осталось кипеть на плите, а слуги враждебно воспринимали ее просьбы о помощи. – Но ведь вы еще ничего не попробовали.
– В этом-то и дело. Подойдите сюда. Ближе. Я редко кусаюсь.
Приближаясь, Мадлен заметила, что к ужину хозяин дома переоделся: на нем был темно-синий сюртук с серебряными пуговицами и сизый жилет. Чисто выбритый подбородок подпирал высокий накрахмаленный воротничок и белый шейный платок. Волосы маркиза были тщательно расчесаны, и Мадлен ощутила нелепое желание взлохматить их ладонью. Ее хозяин и вправду был красавцем.
– Неужели вы забыли мои указания?
– Ни в коем случае, месье!
– Вот как? – Театральным жестом Себастьян взял меню и вставил в глаз монокль, в котором вовсе не нуждался. – Здесь сказано, что вы собираетесь накормить меня полевой горчицей и папоротником, а ведь они зеленые, мадемуазель! Зеленые овощи! Я же ясно заявил: я не ем ни зеленых, ни желтых овощей.
– Пардон, месье, но вы сказали, что не едите зеленых и желтых овощей с огорода. А эти растения выросли в лесу, как и грибы.
– Ах да, грибы, – пробормотал Себастьян, мысленно аплодируя находчивости кухарки. – Ладно, забудем об этом, но вы допустили и другие оплошности. Признайтесь, в майонез вы добавили яйца.
Мадлен невозмутимо встретила его взгляд.
– Гусиные яйца, месье, а не куриные.
– Правда? – Себастьян вгляделся в меню. – Вот! – Он постучал по меню моноклем. – А как вы объясните присутствие чеснока в масле?
– Я выполняла ваши пожелания, месье. Вы сказали, что не едите репчатый лук, шнитт-лук и лук-порей, а про чеснок не упомянули ни словом.
– Только не пытайтесь отрицать, что сливочный соус содержит молоко!
– Он содержит сливки, месье, а если их не процедить, их составляет свернувшееся молоко, из которого делают сыр, а вы говорили, что едите молоко вместе с сыром. Voila!
– Действительно… – Себастьян едва сдерживал усмешку. Он надеялся смутить девчонку, но она ловко отражала все его удары. Такое самообладание Себастьян редко встречал у женщин из низших сословий, тем более у таких юных и привлекательных. Откуда она взялась? Себастьяну не терпелось выслушать ее рассказ о себе. – Ладно, поверю вам на слово. Но на последний вопрос вы вряд ли сможете ответить. При чем тут лягушки?
– Вы недвусмысленно дали мне понять, какое мясо придется вам по вкусу, – спокойно объяснила Мадлен. – Вы сказали, что во второй вторник каждого месяца, если он приходится на четное число, вы едите мясо животного, которое ходит по земле, но не имеет копыт, плавает, но не имеет плавников и летает без крыльев. Лягушки живут на суше, плавают без плавников и прыгают, то есть передвигаются в воздухе без помощи крыльев.
Договорив, Мадлен сложила руки поверх передника смиренным жестом, но Себастьян заподозрил, что она насмехается над ним, ибо на щеках Мадлен играл очаровательный румянец.
– Я всего-навсего бедная француженка. Я не знаю других животных, которые удовлетворяли бы этим требованиям. Должно быть, в Англии они известны всем, милорд?
Переход на официальное обращение наконец объяснил Себастьяну, что происходит: новая кухарка затеяла с ним игру, состязание в остроумии. Мало того, в этом состязании она оказалась близка к победе! Одного этого было достаточно, чтобы Себастьян принял решение оставить ее у себя, даже если еда окажется несъедобной.
– Забудем об этом. Теперь давайте попробуем вашу стряпню.
– Слушаюсь, месье. Прежде всего – суп. – Мадлен отдала лакею приказание принести первое блюдо в серебряной супнице, стоящей на узорчатом блюде.
Себастьян подозрительно поднял крышку и заглянул в супницу.
– Суп из репы? – скептически осведомился он. – Коренья в супе, какая экстравагантность! – Но аромат и вид кушанья, которое лакей положил в тарелку Себастьяна, обещали неземные наслаждения.
Прежде чем зачерпнуть первую ложку супа, Себастьян откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и вопросительно уставился на Мадлен.
– Разумеется, вы попробуете его первой.
– Этот суп предназначен вам, месье, – возразила она.
– Я настаиваю!
– Хорошо, как вам будет угодно. – Мадлен взяла тяжелую серебряную ложку и осторожно окунула ее в тарелку Себастьяна.
Себастьян пристально наблюдал, как она подтянула ложку к краю тарелки, поднесла ее к губам и отхлебнула супа. Она обладала на редкость утонченными манерами, каких трудно ожидать от судомойки или деревенской девушки. В каждом ее жесте сказывалось французское происхождение; ее акцент маркиз прежде слышал лишь при дворе Бурбонов. Впрочем, когда началась революция, она была еще ребенком. Неужели она сирота из знатного рода? Или же просто вышколенная распутница из борделей Парижа? Как и почему она оказалась в Англии? Ответы на эти вопросы Себастьян намеревался получить сегодня же, еще до заката.
– В нем недостает щепотки перца и соли, если вы любите пикантные кушанья, – сообщила Мадлен.
– Дайте-ка мне… – Себастьян взял у нее ложку, зачерпнул суп и поднес полную ложку ко рту. От чудесного вкуса у него перехватило дыхание. Себастьян с блаженством зажмурился.
Открыв глаза, он увидел, что серьезная девушка с таинственными темными глазами изучает его, словно баранью ножку, решая, как лучше ее зажарить. Себастьян не удержался от еще одной шпильки. Облизнув губы, он спросил:
– Вы уверены, что здесь недостает только соли и перца?
Несправедливый упрек заставил Мадлен поднять брови:
– Нет, месье, здесь всего в меру.
Себастьян не выдержал и улыбнулся:
– Вы правы, суп отличный. – Он потянулся за бокалом и поднял его, кивнув Мадлен. – За ваш успех!
К его удивлению, Мадлен протестующе покачала головой.
– Прошу вас, подождите, месье. Преждевременный тост способен испортить трапезу.
– С такими предрассудками я еще не сталкивался… Ну что ж, будь по-вашему. – Он отставил бокал.
Мадлен чуть не забыла, что перед уходом ей, как служанке, полагается сделать книксен, но Себастьян замахал рукой, едва она попыталась исправить ошибку.
Себастьян умял три тарелки супа. Салат из полевой горчицы с майонезом он жевал с довольным видом коровы, пасущейся среди сочного клевера. А когда подали лягушечьи лапки в хрустящем золотистом тесте с чесночным маслом, а к ним – жареные грибы под прозрачным рубиново-красным винным соусом и мшисто-зеленый папоротник в сливочном соусе, Себастьян решил, что пора вновь послать за кухаркой.
– Мадемуазель, – начал он по-французски, – неужели вы считаете свое произведение достойным внимания ужином? Господи помилуй!
Мадлен прикусила губу, смущенная искренним недовольством на лице хозяина, когда Себастьян вдруг заметил разительную перемену в ее внешности. Девственно-белый передник был испещрен десятком разноцветных пятен, чепчик сбился набок. Несколько прядей прилипло к влажным щекам.
Мадлен провела ладонью по лбу.
– Прошу прощения за мой вид, месье.
Себастьян обуздал желание посочувствовать ей.
– Подобная небрежность недопустима.
Недопустима! Мадлен еле сдержала тяжкий вздох. Такой трудный день у нее выдался впервые. Она столкнулась с неприкрытой враждебностью всей кухонной прислуги. Ей пришлось бродить по болоту и лесу, чтобы удовлетворить почти немыслимые требования надменного дворянина. Ее положение оказалось невыносимым.
– Я сожалею о том, что время и обстоятельства не позволили мне придерживаться самых высоких требований, месье. Обещаю, в будущем этого не повторится.
– Вы напрашиваетесь на комплименты, Миньон?
Уязвленная тоном маркиза, Мадлен вскинула голову и уставилась на него в упор.
– Нет, месье.
– Прекрасно. Вам известно, что вы – сущий гений изобретательности? – Он одарил Мадлен очаровательной, обольстительной и чуть насмешливой улыбкой.
– Мерси, месье. – Волна облегчения омыла ее, и она попыталась улыбнуться. – Я рада, что вы сочли мои ничтожные таланты удовлетворительными.
– Удовлетворительными?
Если бы она прибегла к другому, менее нелепому в данной ситуации выражению или проявила бы хотя бы легкое нетерпение, Себастьян заподозрил бы, что его новая кухарка – совсем не та, за кого себя выдает. Но что-то в ее тоне свидетельствовало о здравом отношении к собственной работе.
Наверняка эта девушка – любовница кого-то из его друзей. Миловидна и пикантна, особенно благодаря тонкой коже с легким оливковым оттенком и таинственным блестящим глазам. Но кто отважился пожертвовать такой красотой, отослав ее работать на кухне, когда она могла бы сидеть на коленях у любого мужчины, делить его вино, пищу… и ложе? Себастьян ничего не понимал. Он подозревал, что за приездом девушки к нему в поместье кроется какая-то тайна, и дал себе слово рано или поздно выведать ее.
– Подойдите и сядьте рядом, Миньон. Мне надоело жевать в одиночестве.
Мадлен встревоженно взглянула на него:
– Не могу, месье, – в печи стоит пирог…
– За ним присмотрит кто-нибудь из слуг. – Он посмотрел на лакея. – Немедленно займитесь пирогом, – велел он, поднимаясь со стула. – А вы, Миньон, составите мне компанию.
Подойдя вплотную к Мадлен, он приподнял ей голову, взяв за подбородок. В глазах девушки поблескивали бунтарские огоньки.
– Вы отказываетесь выполнить мой приказ?
– Нет, месье.
– В таком случае присоединяйтесь ко мне. – Он коснулся пальцами ее подбородка, ощущая нежность кожи, заметил пот, выступивший на стройной шее, и почувствовал, как пылают щеки Мадлен, то ли от усталости, то ли от его прикосновений. Она испачкала лицо мукой, на лбу красовалось пятно копоти. Обычно подобные земные свидетельства низкого положения женщины лишали Себастьяна всякого интереса к ней. В конце концов, он был детищем своего времени. В кругу знакомых Себастьяна даже распутницы были бледными, хрупкими созданиями с прохладной кожей, которые не краснели, не потели и избегали физических упражнений – везде, кроме постели. Но у новой кухарки эти следы человеческого несовершенства лишь разжигали любопытство Себастьяна. Он не переставал допытываться у самого себя, почему так происходит, однако его чувства существовали, как закат или цветок.
– Каким бы восхитительным ни был ваш ужин, Миньон, на мой взгляд, вы гораздо аппетитнее.
Уставясь в насмешливые синие глаза, Мадлен решила, что остроумия, отваги и самообладания ей может не хватить – она влюбится в этого человека. Но он об этом никогда не узнает!
Поцелуй маркиза застал ее врасплох. Слишком изумленная, чтобы вырываться, Мадлен застыла столбом.
Девятнадцать лет жизни не подготовили ее к такому событию, как умелое прикосновение губ опытного развратника. Монахини запугивали ее рассказами о развращенных и дерзких мужчинах, грешниках с внешностью ангелов и душой демонов. Мадлен была готова вытерпеть боль и унижение, необходимые, чтобы стать любовницей этого человека. Но выяснилось, что для спасения матери и теток ей придется принести более значительную жертву. Почему же она чувствовала только приятное удивление, когда его теплые гладкие губы дотронулись до ее губ?
Неожиданно Мадлен вспомнила слова Оделии о том, что мужчину отнюдь не прельщают легкие победы, и она отстранилась.
Себастьян усмехнулся. Готовый к борьбе, он не ожидал так быстро узнать вкус ее губ. Опытная кокетка непременно сопротивлялась бы, пусть для приличия… А может, она вовсе не кокетка? Вероятно, такой умной девушке больше пристало молча смотреть на мужчину, делая вид, что мужские поцелуи ей совершенно не знакомы.
Деликатное покашливание лакея заставило Себастьяна очнуться от размышлений. Он никогда не стыдился собственных поступков, но на этот раз почувствовал себя так, словно его уличили в непростительной бестактности. Он презирал джентльменов, соблазняющих тех, кто живет в их доме, особенно горничных и другую прислугу. Кроме того, Себастьян не терпел присутствия зрителей в интимные моменты. Эта плутовка с глубокими, темными как ночь глазами околдовала его. На вкус она не уступала ни одному из собственноручно приготовленных ею блюд.
– Идем, Миньон, отведай собственной стряпни.
Мадлен бросила жадный взгляд в сторону стола, уставленного серебряной и фарфоровой посудой. Она и вправду проголодалась и смертельно устала.
– Я буду рада разделить вашу трапезу, месье.
Пока Себастьян вел гостью к столу, один лакей поспешил поставить прибор, второй наполнил бокал вином. Мадлен сняла передник и позволила хозяину дома помочь ей сесть.
Себастьян расслабился, откинувшись на спинку кресла. Мадлен внимательно разглядывала его поверх хрусталя и фарфора.
Суп из репыСебастьян был приятно удивлен, однако его подозрительность не исчезла. Он отложил меню и подал знак лакею. Значит, девчонка решила перехитрить его? Что ж, пора положить конец этому маскараду, но прежде не худо немного позабавиться.
Салат из полевой горчицы с шалотом и майонезом
Лягушачьи лапки в тесте с чесночным маслом
Жареные грибы в бургундском
Тушеный папоротник под сливочным соусом
Грушевый пирог
– Позови Миньон.
Спустя несколько минут в столовую вошла Мадлен. Себастьян заметил несколько вьющихся прядей, выбившихся из-под белого чепчика с оборками, сменившего ее шляпку. Лицо Мадлен раскраснелось от кухонного жара, над верхней губой блестели бисеринки пота. Себастьян едва совладал с искушением заключить румяную юную красавицу в объятия, но удержался: всему свое время.
Мадлен переоделась в темно-синее саржевое платье с белой кружевной вставкой и манжетами. Себастьян отметил, что таких пышных и тяжелых юбок уже не носят. Белый чепчик почти полностью скрывал волосы. В таком наряде Мадлен выглядела настоящей служанкой, а благодаря белому переднику, удачно подчеркивающему тонкую талию, в ней было и что-то от пастушки.
– Миньон, я должен сделать вам замечание.
– Так сразу, месье? – Мадлен нехотя покинула кухню, поскольку несколько блюд осталось кипеть на плите, а слуги враждебно воспринимали ее просьбы о помощи. – Но ведь вы еще ничего не попробовали.
– В этом-то и дело. Подойдите сюда. Ближе. Я редко кусаюсь.
Приближаясь, Мадлен заметила, что к ужину хозяин дома переоделся: на нем был темно-синий сюртук с серебряными пуговицами и сизый жилет. Чисто выбритый подбородок подпирал высокий накрахмаленный воротничок и белый шейный платок. Волосы маркиза были тщательно расчесаны, и Мадлен ощутила нелепое желание взлохматить их ладонью. Ее хозяин и вправду был красавцем.
– Неужели вы забыли мои указания?
– Ни в коем случае, месье!
– Вот как? – Театральным жестом Себастьян взял меню и вставил в глаз монокль, в котором вовсе не нуждался. – Здесь сказано, что вы собираетесь накормить меня полевой горчицей и папоротником, а ведь они зеленые, мадемуазель! Зеленые овощи! Я же ясно заявил: я не ем ни зеленых, ни желтых овощей.
– Пардон, месье, но вы сказали, что не едите зеленых и желтых овощей с огорода. А эти растения выросли в лесу, как и грибы.
– Ах да, грибы, – пробормотал Себастьян, мысленно аплодируя находчивости кухарки. – Ладно, забудем об этом, но вы допустили и другие оплошности. Признайтесь, в майонез вы добавили яйца.
Мадлен невозмутимо встретила его взгляд.
– Гусиные яйца, месье, а не куриные.
– Правда? – Себастьян вгляделся в меню. – Вот! – Он постучал по меню моноклем. – А как вы объясните присутствие чеснока в масле?
– Я выполняла ваши пожелания, месье. Вы сказали, что не едите репчатый лук, шнитт-лук и лук-порей, а про чеснок не упомянули ни словом.
– Только не пытайтесь отрицать, что сливочный соус содержит молоко!
– Он содержит сливки, месье, а если их не процедить, их составляет свернувшееся молоко, из которого делают сыр, а вы говорили, что едите молоко вместе с сыром. Voila!
– Действительно… – Себастьян едва сдерживал усмешку. Он надеялся смутить девчонку, но она ловко отражала все его удары. Такое самообладание Себастьян редко встречал у женщин из низших сословий, тем более у таких юных и привлекательных. Откуда она взялась? Себастьяну не терпелось выслушать ее рассказ о себе. – Ладно, поверю вам на слово. Но на последний вопрос вы вряд ли сможете ответить. При чем тут лягушки?
– Вы недвусмысленно дали мне понять, какое мясо придется вам по вкусу, – спокойно объяснила Мадлен. – Вы сказали, что во второй вторник каждого месяца, если он приходится на четное число, вы едите мясо животного, которое ходит по земле, но не имеет копыт, плавает, но не имеет плавников и летает без крыльев. Лягушки живут на суше, плавают без плавников и прыгают, то есть передвигаются в воздухе без помощи крыльев.
Договорив, Мадлен сложила руки поверх передника смиренным жестом, но Себастьян заподозрил, что она насмехается над ним, ибо на щеках Мадлен играл очаровательный румянец.
– Я всего-навсего бедная француженка. Я не знаю других животных, которые удовлетворяли бы этим требованиям. Должно быть, в Англии они известны всем, милорд?
Переход на официальное обращение наконец объяснил Себастьяну, что происходит: новая кухарка затеяла с ним игру, состязание в остроумии. Мало того, в этом состязании она оказалась близка к победе! Одного этого было достаточно, чтобы Себастьян принял решение оставить ее у себя, даже если еда окажется несъедобной.
– Забудем об этом. Теперь давайте попробуем вашу стряпню.
– Слушаюсь, месье. Прежде всего – суп. – Мадлен отдала лакею приказание принести первое блюдо в серебряной супнице, стоящей на узорчатом блюде.
Себастьян подозрительно поднял крышку и заглянул в супницу.
– Суп из репы? – скептически осведомился он. – Коренья в супе, какая экстравагантность! – Но аромат и вид кушанья, которое лакей положил в тарелку Себастьяна, обещали неземные наслаждения.
Прежде чем зачерпнуть первую ложку супа, Себастьян откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и вопросительно уставился на Мадлен.
– Разумеется, вы попробуете его первой.
– Этот суп предназначен вам, месье, – возразила она.
– Я настаиваю!
– Хорошо, как вам будет угодно. – Мадлен взяла тяжелую серебряную ложку и осторожно окунула ее в тарелку Себастьяна.
Себастьян пристально наблюдал, как она подтянула ложку к краю тарелки, поднесла ее к губам и отхлебнула супа. Она обладала на редкость утонченными манерами, каких трудно ожидать от судомойки или деревенской девушки. В каждом ее жесте сказывалось французское происхождение; ее акцент маркиз прежде слышал лишь при дворе Бурбонов. Впрочем, когда началась революция, она была еще ребенком. Неужели она сирота из знатного рода? Или же просто вышколенная распутница из борделей Парижа? Как и почему она оказалась в Англии? Ответы на эти вопросы Себастьян намеревался получить сегодня же, еще до заката.
– В нем недостает щепотки перца и соли, если вы любите пикантные кушанья, – сообщила Мадлен.
– Дайте-ка мне… – Себастьян взял у нее ложку, зачерпнул суп и поднес полную ложку ко рту. От чудесного вкуса у него перехватило дыхание. Себастьян с блаженством зажмурился.
Открыв глаза, он увидел, что серьезная девушка с таинственными темными глазами изучает его, словно баранью ножку, решая, как лучше ее зажарить. Себастьян не удержался от еще одной шпильки. Облизнув губы, он спросил:
– Вы уверены, что здесь недостает только соли и перца?
Несправедливый упрек заставил Мадлен поднять брови:
– Нет, месье, здесь всего в меру.
Себастьян не выдержал и улыбнулся:
– Вы правы, суп отличный. – Он потянулся за бокалом и поднял его, кивнув Мадлен. – За ваш успех!
К его удивлению, Мадлен протестующе покачала головой.
– Прошу вас, подождите, месье. Преждевременный тост способен испортить трапезу.
– С такими предрассудками я еще не сталкивался… Ну что ж, будь по-вашему. – Он отставил бокал.
Мадлен чуть не забыла, что перед уходом ей, как служанке, полагается сделать книксен, но Себастьян замахал рукой, едва она попыталась исправить ошибку.
Себастьян умял три тарелки супа. Салат из полевой горчицы с майонезом он жевал с довольным видом коровы, пасущейся среди сочного клевера. А когда подали лягушечьи лапки в хрустящем золотистом тесте с чесночным маслом, а к ним – жареные грибы под прозрачным рубиново-красным винным соусом и мшисто-зеленый папоротник в сливочном соусе, Себастьян решил, что пора вновь послать за кухаркой.
– Мадемуазель, – начал он по-французски, – неужели вы считаете свое произведение достойным внимания ужином? Господи помилуй!
Мадлен прикусила губу, смущенная искренним недовольством на лице хозяина, когда Себастьян вдруг заметил разительную перемену в ее внешности. Девственно-белый передник был испещрен десятком разноцветных пятен, чепчик сбился набок. Несколько прядей прилипло к влажным щекам.
Мадлен провела ладонью по лбу.
– Прошу прощения за мой вид, месье.
Себастьян обуздал желание посочувствовать ей.
– Подобная небрежность недопустима.
Недопустима! Мадлен еле сдержала тяжкий вздох. Такой трудный день у нее выдался впервые. Она столкнулась с неприкрытой враждебностью всей кухонной прислуги. Ей пришлось бродить по болоту и лесу, чтобы удовлетворить почти немыслимые требования надменного дворянина. Ее положение оказалось невыносимым.
– Я сожалею о том, что время и обстоятельства не позволили мне придерживаться самых высоких требований, месье. Обещаю, в будущем этого не повторится.
– Вы напрашиваетесь на комплименты, Миньон?
Уязвленная тоном маркиза, Мадлен вскинула голову и уставилась на него в упор.
– Нет, месье.
– Прекрасно. Вам известно, что вы – сущий гений изобретательности? – Он одарил Мадлен очаровательной, обольстительной и чуть насмешливой улыбкой.
– Мерси, месье. – Волна облегчения омыла ее, и она попыталась улыбнуться. – Я рада, что вы сочли мои ничтожные таланты удовлетворительными.
– Удовлетворительными?
Если бы она прибегла к другому, менее нелепому в данной ситуации выражению или проявила бы хотя бы легкое нетерпение, Себастьян заподозрил бы, что его новая кухарка – совсем не та, за кого себя выдает. Но что-то в ее тоне свидетельствовало о здравом отношении к собственной работе.
Наверняка эта девушка – любовница кого-то из его друзей. Миловидна и пикантна, особенно благодаря тонкой коже с легким оливковым оттенком и таинственным блестящим глазам. Но кто отважился пожертвовать такой красотой, отослав ее работать на кухне, когда она могла бы сидеть на коленях у любого мужчины, делить его вино, пищу… и ложе? Себастьян ничего не понимал. Он подозревал, что за приездом девушки к нему в поместье кроется какая-то тайна, и дал себе слово рано или поздно выведать ее.
– Подойдите и сядьте рядом, Миньон. Мне надоело жевать в одиночестве.
Мадлен встревоженно взглянула на него:
– Не могу, месье, – в печи стоит пирог…
– За ним присмотрит кто-нибудь из слуг. – Он посмотрел на лакея. – Немедленно займитесь пирогом, – велел он, поднимаясь со стула. – А вы, Миньон, составите мне компанию.
Подойдя вплотную к Мадлен, он приподнял ей голову, взяв за подбородок. В глазах девушки поблескивали бунтарские огоньки.
– Вы отказываетесь выполнить мой приказ?
– Нет, месье.
– В таком случае присоединяйтесь ко мне. – Он коснулся пальцами ее подбородка, ощущая нежность кожи, заметил пот, выступивший на стройной шее, и почувствовал, как пылают щеки Мадлен, то ли от усталости, то ли от его прикосновений. Она испачкала лицо мукой, на лбу красовалось пятно копоти. Обычно подобные земные свидетельства низкого положения женщины лишали Себастьяна всякого интереса к ней. В конце концов, он был детищем своего времени. В кругу знакомых Себастьяна даже распутницы были бледными, хрупкими созданиями с прохладной кожей, которые не краснели, не потели и избегали физических упражнений – везде, кроме постели. Но у новой кухарки эти следы человеческого несовершенства лишь разжигали любопытство Себастьяна. Он не переставал допытываться у самого себя, почему так происходит, однако его чувства существовали, как закат или цветок.
– Каким бы восхитительным ни был ваш ужин, Миньон, на мой взгляд, вы гораздо аппетитнее.
Уставясь в насмешливые синие глаза, Мадлен решила, что остроумия, отваги и самообладания ей может не хватить – она влюбится в этого человека. Но он об этом никогда не узнает!
Поцелуй маркиза застал ее врасплох. Слишком изумленная, чтобы вырываться, Мадлен застыла столбом.
Девятнадцать лет жизни не подготовили ее к такому событию, как умелое прикосновение губ опытного развратника. Монахини запугивали ее рассказами о развращенных и дерзких мужчинах, грешниках с внешностью ангелов и душой демонов. Мадлен была готова вытерпеть боль и унижение, необходимые, чтобы стать любовницей этого человека. Но выяснилось, что для спасения матери и теток ей придется принести более значительную жертву. Почему же она чувствовала только приятное удивление, когда его теплые гладкие губы дотронулись до ее губ?
Неожиданно Мадлен вспомнила слова Оделии о том, что мужчину отнюдь не прельщают легкие победы, и она отстранилась.
Себастьян усмехнулся. Готовый к борьбе, он не ожидал так быстро узнать вкус ее губ. Опытная кокетка непременно сопротивлялась бы, пусть для приличия… А может, она вовсе не кокетка? Вероятно, такой умной девушке больше пристало молча смотреть на мужчину, делая вид, что мужские поцелуи ей совершенно не знакомы.
Деликатное покашливание лакея заставило Себастьяна очнуться от размышлений. Он никогда не стыдился собственных поступков, но на этот раз почувствовал себя так, словно его уличили в непростительной бестактности. Он презирал джентльменов, соблазняющих тех, кто живет в их доме, особенно горничных и другую прислугу. Кроме того, Себастьян не терпел присутствия зрителей в интимные моменты. Эта плутовка с глубокими, темными как ночь глазами околдовала его. На вкус она не уступала ни одному из собственноручно приготовленных ею блюд.
– Идем, Миньон, отведай собственной стряпни.
Мадлен бросила жадный взгляд в сторону стола, уставленного серебряной и фарфоровой посудой. Она и вправду проголодалась и смертельно устала.
– Я буду рада разделить вашу трапезу, месье.
Пока Себастьян вел гостью к столу, один лакей поспешил поставить прибор, второй наполнил бокал вином. Мадлен сняла передник и позволила хозяину дома помочь ей сесть.
Себастьян расслабился, откинувшись на спинку кресла. Мадлен внимательно разглядывала его поверх хрусталя и фарфора.