Паркер Роберт Б.. Ранняя осень

   Пол запыхался.
   — Хорошо, — сказал я. — Передохни немного.
   Я подошел к груше и провел минутный раунд. Левый прямой. Левый хук. Встречный в голову. Левый прямой. Левый прямой, правый хук. Ближний бой по корпусу. Короткие удары, словно пытаешься пробить грушу насквозь. Замах не больше двадцати сантиметров. Когда я остановился, чтобы отдышаться, все тело было мокрым от пота. Пол уже успел восстановить дыхание.
   — А представь, что груша тоже бьет в ответ, — сказал я. — Или уворачивается. Или входит в клинч. Представь, как ты тогда устанешь.
   Пол кивнул.
   — Конечно, маленькую грушу бить легче. И эффектнее. Сам себе нравишься, когда ее молотишь. Это полезно. Но основная работа должна быть на большой груше.
   Я перешел к маленькой груше, заставив ее мотаться из стороны в сторону. Менял ритм, отбивал ударами чечетку. Начал насвистывать какую-то мелодию и наносить удары “под музыку”.
   — Попробуй.
   — У меня так не получится, — обреченно вздохнул Пол.
   — Получится, если постараешься. Увидишь, уже через полчаса удары станут намного четче и размереннее.
   Это заняло больше, чем полчаса, но, когда подошло время ленча, груша уже начала подавать первые признаки ритма. Мы отправились под душ. Потом уселись на крыльцо и поели сыра, яблок, груш и винограда. Выпили по баночке пива. Мы оба были без рубашек. Тело начинало темнеть от загара. Я заметил, что у Пола начали выделяться грудные мышцы. Он даже стал казаться чуть выше. Неужели они все так быстро растут?
   — А вы были хорошим боксером? — спросил Пол.
   — Да.
   — А могли бы стать чемпионом?
   — Нет.
   — Почему?
   — Потому что я был просто хорошим боксером, а не гением. Такие парни, как Марчиано, Али, они гении. Совсем другая категория.
   — А вы когда-нибудь дрались с ними?
   — Нет. Лучший, с кем я дрался, был Джо Уэлкотт.
   — Вы победили его?
   — Нет.
   — И поэтому ушли из спорта?
   — Нет. Я ушел, потому что это уже переставало быть просто развлечением. Слишком много взяток, темных дел. Слишком высокие ставки. Слишком много парней, которые зарабатывают миллионы на ринге, потом заканчивают карьеру где-нибудь на помойке.
   — А вы бы победили Джо Уэлкотта в обычной драке?
   — Ты имеешь в виду не на ринге?
   — Да.
   — Может быть.
   — А Хоука смогли бы победить?
   — Может быть.
   Я сделал глоток пива. Пол откусил кусок сыра и заел виноградом.
   — Дело в том, — сказал я, — что в обычной драке, драке без правил, любой может побить любого. Все зависит от случайности и от твоих целей. У меня будет пистолет, а у Уэлкотта нет, вот и все. Это не состязание. И бессмысленно выяснять, кто кого победит. Слишком многое зависит от посторонних факторов.
   — Я имел в виду честный бой, — нахмурился Пол.
   — Даже на ринге с перчатками и всеми правилами мой бой с Уэлкоттом не был честным. Уэлкотт был намного сильнее. Ему просто нужно было подержать меня несколько раундов, чтобы не обидеть зрителей.
   — Но вы же понимаете, о чем я спрашиваю, — не сдавался Пол.
   — Понимаю, но пытаюсь объяснить тебе, что само понятие “честный бой” бессмысленно. Чтобы наш бой с Уэлкоттом был честным, у меня в руках должна была быть бейсбольная бита. В обычной драке ты делаешь все, чтобы победить. А если не уверен, что победишь, то нечего и начинать.
   Пол допил пиво. Я допил свое.
   — Можете включить бейсбол, если хотите, — сказал он.

Глава 22

   — ...Теперь нужно, чтобы стойки совпали с балками перекрытия, — сказал я. — А щиты должны состыковаться с каркасом. Посмотришь, когда мы поднимем стены.
   Мы собирали на земле стенные каркасы.
   — Когда закончим, поставим их вертикально и скрепим между собой, — объяснил я.
   — Откуда вы знаете, что они состыкуются? — спросил Пол.
   — Я вымерял.
   — А почему вы уверены, что ваши измерения правильны? — не сдавался Пол.
   — Я всегда так делаю. Все проверено. Так чего же им быть неправильными?
   Пол пожал плечами. Жест из прошлого. Потом вздохнул и принялся вбивать в стойку гвоздь. Он держал молоток где-то посередине ручки, вытянув вперед указательный палец. Удары получались частыми и слабыми.
   — Не дави на ручку, — посоветовал я. — Держи за самый конец. И палец не выставляй. Размахивайся посильнее и бей.
   — Так я никогда не забью этот гвоздь, — пожаловался Пол.
   — Учись. Точно так же, как учился работать с маленькой грушей. Но если будешь продолжать забивать так, как забиваешь сейчас, то никогда не научишься.
   Он размахнулся и не попал по гвоздю.
   — Ну вот, видите?
   — Ничего страшного. Попробуй еще. Скоро станет легче. Только так можно работать молотком.
   Часам к четырем мы собрали три каркаса. Я показал Полу, как правильно обрезать стойки, не пользуясь рулеткой.
   — А окна? — спросил он, когда мы принялись за четвертый каркас.
   — Когда поставим стены, тогда и разметим. И окна, и двери.
   Мы уже заканчивали четвертый каркас и собирались поднимать их, когда возле “Бронко” остановилась “ауди” Пэтти Джакомин.
   Увидев ее, Пол опустил молоток и уставился на машину. На поясе у него висел чехол для молотка, вокруг талии был повязан маленький фартук с кармашком для гвоздей. Голый торс блестел от пота. Кое-где темнели пятнышки прилипшего песка. Когда мать выбралась из машины, он сунул молоток в чехол.
   Пэтти Джакомин подошла к нам, неуклюже передвигаясь по тропинке в своих нарядных туфлях на высоких каблуках.
   — Пол, — обратилась она к сыну. — По-моему, тебе уже пора возвращаться домой.
   Пол посмотрел на меня. Лицо его было бесстрастным.
   — Здравствуйте, — кивнула мне Пэтти. — Я приехала забрать Пола домой. — И снова повернулась к Полу. — Ну, сынок, смотрю, ты уже тут как взрослый, с молотком среди всех этих досок.
   — Уже разобрались с мужем? — спросил я.
   — Да, — кивнула она. — По-моему, мы нашли довольно хороший компромисс.
   Пол вынул из чехла молоток, повернулся спиной и, присев на корточки, снова принялся вколачивать в стойку гвоздь.
   — Пол, — нахмурилась Пэтти. — Иди же, собирай вещи. Нужно возвращаться. Спенсер, если я вам что-то должна, пришлите мне счет.
   — А к какому компромиссу вы пришли с мужем? — спросил я.
   — С Мэлом? Я согласилась, чтобы Пол пожил с ним некоторое время.
   Я удивленно вскинул брови. Она улыбнулась.
   — Я понимаю, это кажется вам немного странным, да? Но ребенку все же нужен отец. Если бы это была хотя бы девочка, тогда конечно другое дело.
   Пол стучал молотком по стойке, держа в зубах четыре или пять гвоздей и, казалось, целиком ушел в работу.
   — Удивительно, что вы вообще задумались об этом, — сказал я.
   — Знаете, по-моему, я вела себя немного эгоистично.
   Я сложил руки на груди, поджал губы и посмотрел ей в глаза.
   — Пол, — крикнула она, — ради бога, прекрати тарабанить этим проклятым молотком и иди собирай вещи.
   Пол даже не поднял головы. Я продолжал сверлить ее взглядом.
   — Пол, — снова нетерпеливо позвала Пэтти.
   — Мне кажется, Пэтти, нам нужно обсудить этот вопрос, — сказал я.
   Она резко повернула голову.
   — Ну конечно, мистер, спешу и падаю. Я, вроде, наняла вас для того, чтобы присматривать за Полом и только. Я не намерена пускаться тут с вами в объяснения.
   Я продолжал все так же смотреть на нее, поджав губы.
   — Зачем вам это нужно? — спросила Пэтти.
   — Тут вопрос доверия, — ответил я. — И я пытаюсь выяснить его для себя.
   — То есть вы хотите сказать, что не доверяете мне?
   — Совершенно верно, — кивнул я. — Вы живете со Стиви-Элегантом?
   — Да, я осталась со Стивеном.
   — У вас что, нет денег платить мне?
   — Я заплачу вам сколько должна. Только пришлите счет.
   — Но вы не в состоянии платить мне дальше.
   — Ну, естественно, не всю же жизнь. Кто это сможет?
   — Вы собираетесь жить с этим королем диско?
   — Не вижу причин, чтобы вы говорили о Стивене в таком тоне.
   — Так собираетесь или нет?
   — Стивен мне очень нравится, и он очень заботится обо мне. Да. Я бы хотела и дальше делить с ним жизнь.
   — Значит, вы собираетесь крутить с этим красавчиком на постоянку, — кивнул я. — Но ему не нужен ребенок. А вы не можете все время держать меня за няньку, поэтому и решили сплавить Пола к старику.
   — Вы как-то не так все это говорите.
   — Значит, в сущности, вы попросили своего бывшего мужа оказать вам услугу. Он знает об этом?
   — Я не вижу...
   — Понятно, не знает. Он думает, что вы просто сложили крылышки и сдались, так?
   Она нервно пожала плечами.
   — А как вы думаете, что он сделает, когда узнает, что оказывает вам услугу?
   — Что вы имеете в виду?
   — Последние полгода он пытался отобрать у вас сына, потому что думал, что он вам нужен. А вы в это время пытались не давать ему мальчишку, потому что считали, что он нужен ему. На самом деле он не нужен ни ему, ни вам, И когда он узнает, что вы даже рады, что ребенок у него, он тут же пришлет его вам обратно. И следующие полгода вы будете заниматься спихиванием его друг другу.
   — Ради Бога, Спенсер, зачем же при Поле?
   — А почему нет? Если вы делаете при нем все это так почему я не могу при нем говорить? Да вам обоим на него наплевать. И ни одному из вас он не нужен. Оба вы так ненавидите друг друга, что используете даже сына, чтобы насолить другому.
   — Это неправда, — дрогнувшим голосом выдохнула Пэтти. — Вы не имеете права так со мной разговаривать. Пол мой сын, и я сама решу, что ему нужно. Так что сейчас он поедет домой и будет жить с отцом.
   Пол перестал стучать и, все еще стоя на корточках, повернул к нам голову. Я посмотрел на него и спросил:
   — А ты что думаешь, малыш?
   Он покачал головой.
   — Ты хочешь ехать?
   — Нет.
   Я повернулся к Пэтти Джакомин.
   — Малыш не хочет ехать.
   — Но ему придется поехать, — сказала она.
   — Нет, — покачал головой я.
   — Что это значит? — спросила Пэтти.
   — Нет, — повторил я. — Он не поедет. Он останется здесь.
   Пэтти открыла рот от удивления. Большой пушистый черно-желтый шмель лениво покружил у меня над головой и, описав широкую дугу, полетел в сторону озера.
   — Это незаконно, — выговорила наконец Пэтти.
   Я молчал.
   — Вы не можете отобрать ребенка у родителей.
   Пролетавшая мимо пчела, привлеченная яркой помадой Пэтти Джакомин, устремилась к ней. Пэтти в страхе отшатнулась. Я махнул рукой, и пчела унеслась прочь, растаяв среди деревьев.
   — Мне придется вызвать полицию и забрать его силой.
   — Тогда мы соберем судебное заседание, и я попытаюсь доказать, что вы оба не можете заниматься воспитанием сына. Думаю, мне это удастся.
   — Да это просто смешно.
   Я промолчал. Пэтти повернулась к Полу.
   — Так ты едешь? — спросила она.
   Он покачал головой. Пэтти посмотрела на меня.
   — Не ждите от меня ни цента, — бросила она и, развернувшись, зашагала прочь, то и дело спотыкаясь в своих туфлях на высоких каблуках. Наконец она добралась до машины, завела мотор и, пробуксовав колесами по земле, укатила домой.
   — Еще три стойки — и последняя стена готова, — сказал Пол.
   — Хорошо, — кивнул я. — Сейчас закончим и пойдем ужинать.
   Пол повернулся и принялся вколачивать в стойку очередной гвоздь. Звук мотора “ауди” растаял вдали. Мы снова были одни в целом мире.
   Сколотив последнюю стойку, мы прислонили ее к фундаменту, принесли из хижины по банке пива и уселись на крыльце. Весь участок насквозь пропах опилками и свежеоструганными бревнами. Пол молча потягивал пиво. Возле нового фундамента село несколько скворцов. Две белки гонялись друг за дружкой по толстому стволу дерева. Но расстояние между ними всегда оставалось одинаковым, как будто одной не хотелось убежать, а другой — догнать.
   — “Когда ты любишь, а она честна”, — пробормотал я.
   — Что?
   — Так просто. — Я махнул рукой. — Строчка из Китса. Посмотрел на этих белок и вспомнил.
   — На каких белок?
   — Да ладно, неважно. Ты все равно их не видел.
   Я допил пиво. Пол сбегал в хижину и вынес мне еще одну банку. Себе брать не стал. Он все еще не закончил первую. Скворцы поковырялись в земле возле фундамента и, не найдя ничего интересного, улетели. Вместо них на ветку прямо над маленькой грушей уселись несколько горлиц. На озере что-то плюхнуло. Громко стрекотали цикады.
   — Что сейчас будет? — спросил Пол.
   — Не знаю.
   — Они могут заставить меня вернуться?
   — Могут попытаться.
   — У вас будут неприятности?
   — Я отказался вернуть пятнадцатилетнего мальчика отцу и матери. Некоторые могут расценить это как похищение.
   — Мне уже почти шестнадцать.
   Я кивнул.
   — Я хочу остаться с вами, — сказал Пол.
   Я снова кивнул.
   — Можно?
   — Да, — ответил я и, поднявшись со ступенек, побрел в сторону озера.
   С заходом солнца ветер утих, и озеро казалось сплошным зеркалом. Где-то на самой середине смешно закричала гагара.
   — Все правильно, сестричка, — улыбнулся я.

Глава 23

   — Ну что, святой отец, — приветствовала меня Сюзан, открыв дверь. — А где же твой маленький послушник?
   — С Генри Чимоли, — ответил я. — Нам нужно поговорить.
   — В самом деле? А я подумала, что ты, так долго живя холостяцкой жизнью, зашел проверить свои мужские качества.
   Я покачал головой.
   — Перестань говорить ерунду, Сюзи. Нужно поговорить.
   — Ага, вот, значит, что тебе нужно. — Сюзан отступила в сторону, давая мне войти. — Кофе? Выпивку? Чего-нибудь перекусить? Я мигом. Я же понимаю, как ты занят. Не смею задерживать.
   — Кофе, — попросил я и, усевшись за кухонный стол, выглянул в окно.
   Сюзан поставила на огонь воду. На ней были вылинявшие джинсы и мужская рубашка из шотландки.
   — Есть чищенные орехи, — бросила Сюзан. — Будешь?
   — Да.
   Она выставила на стол синюю тарелку и насыпала в нее немного орехов. Потом бросила в две синие чашки по ложке растворимого кофе и залила кипятком. Придвинула одну чашку мне и, усевшись напротив, отпила глоток из своей.
   — По-моему, ты всегда очень рано начинаешь его пить, — заметил я. — Растворимый кофе должен немного постоять.
   Сюзан бросила в рот орешек.
   — Давай, говори.
   Я рассказал ей о Поле и о его мамаше.
   — Малыш уже делает успехи, — закончил я. — Я не могу позволить ей забрать его.
   Сюзан задумчиво покачала головой и поджала губы, выражая неодобрение.
   — Ну и дела, — вздохнула она.
   — Согласен.
   — Ты уже готов стать отцом?
   — Нет.
   — Так что же изменилось?
   — Ничего.
   — Да? По-моему, в прошлый раз мы неплохо провели время втроем.
   — Так не будет постоянно.
   — Да? Кто же будет охранять его, когда мы захотим побыть вдвоем? Собираешься нанять в няньки Хоука?
   Я съел орешек. Запил кофе. И наконец сказал:
   — Не знаю.
   — Прекрасно. Просто прекрасно. А мне чем заниматься, пока ты будешь играть с ним в детский сад? Может записаться в бридж-клуб? Или начать брать уроки танцев? Или просто сидеть и листать журнальчик?
   — Не знаю. Я не знаю, что ты должна делать. Или что должен делать я. Но я знаю, чего я не должен делать. Я не должен отдавать им ребенка, чтобы они опять начали играть им в пинг-понг. Это я знаю точно. Остальное нужно решить. Об этом я и хотел с тобой поговорить.
   — Я очень рада, — Сюзан криво улыбнулась.
   — Я не собираюсь пока обсуждать твой страх, потому что сейчас меня больше заботит он, а не ты.
   — А может говорить обо мне вообще не важно?
   — Важно. То, что нам нужно сказать друг другу, всегда важно, потому что мы любим друг друга и принадлежим друг другу. Навсегда.
   — Включая и мой, как ты сказал, страх?
   — Да.
   Сюзан замолчала.
   — Не будь такой, как все, Сюз. Мы не такие, как все. Мы ни на кого не похожи.
   Она сидела, молча разглядывая свои руки. К губе прилип крошечный кусочек сахара. Из кофейной чашки прямо ей в лицо поднималось облачко пара.
   На кухне тикали часы. Где-то вдалеке залаяла собака.
   Сюзан медленно протянула мне руку и развернула ладонью вверх. Я нежно пожал ее.
   — Нет такого понятия, как “плохой мальчишка”, — вздохнула Сюзан. — Хотя ты все еще и пытаешься проверить эту гипотезу.
   Держа ее руку в своей, я сказал:
   — Во-первых, малыш хочет стать артистом балета.
   — И?
   — И я не имею ни малейшего понятия, как он может осуществить это желание.
   — Думаешь, я имею?
   — Нет, но ты могла бы это выяснить.
   — По-моему, это ты у нас детектив.
   — Да, но у меня есть много других вопросов, которые тоже нужно выяснить. Ты можешь найти для меня какую-нибудь инструкцию по всем этим балетным делам?
   — Если отпустишь мою руку, я встану и сделаю еще кофе, — улыбнулась Сюзан.
   Я отпустил. Она приготовила кофе.
   — Так можешь? — повторил я.
   — Могу, — кивнула Сюзан.
   Я поднял чашку и пожелал:
   — Счастливой охоты.
   — Предположим, несмотря на усилия обоих родителей, тебе удастся оставить его у себя, — задумчиво проговорила Сюзан. — Предположим, тебе удастся убедить суд, который редко отдает детей в руки незнакомых людей вопреки воле родителей. Представим, что ты сможешь удержать его. Но ты готов помочь ему учиться в колледже? Готов жить вместе с ним? Ходить на собрания учительско-родительской ассоциации?
   — Нет.
   — “Нет” что?
   — Ничего из всего, что ты сказала.
   — Ну и?
   — Значит нам нужен какой-нибудь план.
   — По-моему, тоже, — согласилась Сюзан.
   — Во-первых, я не знаю, захотят ли родители вообще ввязываться сейчас во все эти суды. Никому из них мальчишка не нужен. А если и нужен, то только затем, чтобы досадить друг другу. Если они попадут в суд, чтобы вернуть его, я постараюсь доказать, что они не в состоянии воспитывать парня, и могу вытащить на свет божий такие вещи, которые сильно подмочат их репутацию. Не знаю. Может они или один из них из-за того, что я не желаю отдавать им сына, так взбесятся, что подадут в суд, а может старик опять спустит с цепи своих шавок. Хотя склонен думать, что после первых двух провалов у них может поубавиться прыти.
   — Даже те родители, которые не любят своих детей, не хотят терять их, — возразила Сюзан. — Дети — это собственность. Иногда единственная собственность родителей. Не думаю, что они захотят потерять его.
   — Но он им не нужен.
   — Не имеет значения. Просто это нарушает привычные человеческие рамки. Никто не может учить меня, как мне обращаться со своим ребенком. Я все время наблюдаю это в школе. Родители, которые постоянно подвергают физическим оскорблениям своего ребенка, сами, будучи детьми, подвергались физическим оскорблениям. Но попробуй отобрать у них ребенка, они глотку перегрызут.
   — Значит ты считаешь, что они попытаются вернуть его?
   — Уверена.
   — Это усложнит дело.
   — И суд вернет им его. Они могут быть не очень хорошими родителями, но они не оскорбляют его физически. У тебя нет никаких мотивов.
   — Знаю, — вздохнул я.
   — Если они, конечно, обратятся в суд. Как ты сказал, отец вполне может спустить с цепи своих шавок.
   — Да. Я сейчас как раз думаю, откуда у него могут быть связи с этими подонками. Агент по продаже домов и земельных участков обычно не связан с такими людьми, как Бадди Хартман.
   — Ну и?
   — Так какими же делами занимается Мэл Джакомин, если у него есть такие знакомые, как Хартман?
   — Может он когда-то продавал ему какую-нибудь недвижимость или страховой полис?
   Я покачал головой.
   — Нет. Такие, как Бадди, не совершают законных сделок. Он бы просто нашел способ как-нибудь украсть этот полис.
   — И что же ты думаешь?
   — Думаю, что, если бы мне удалось раскопать что-нибудь против Мэла, а может и против Пэтти тоже, я бы имел неплохой козырь в борьбе за Пола.
   Впервые за несколько часов Сюзан улыбнулась мне.
   — Так что же это получается, мистер сыщик? Как я понимаю, вы хотите заняться шантажом?
   — Именно, — кивнул я. — Самым настоящим шантажом.

Глава 24

   Я зашел за Полом в спортивный клуб “Харбор”.
   — Он сегодня выжал лежа пятьдесят килограммов, — похвастался Генри.
   — Неплохо, — улыбнулся я.
   — Просто штангу “Универсал” легче жать, — смутился Пол.
   — Пятьдесят есть пятьдесят. Какая разница.
   Я повел Пола в кафе-самообслуживание “Куинси” в торговом центре “Фейнуил Холл”. Мы набрали полные подносы разных блюд и уселись за столик.
   — У меня есть план, — сообщил я.
   Не отрывая взгляда от тарелки, Пол молча кивнул.
   — Я хочу попытаться раскопать что-нибудь о твоих родителях, чтобы шантажировать их.
   — Шантажировать? — Пол вскинул брови.
   — Не для денег. Или, по крайней мере, не для денег для себя. Мне нужен какой-нибудь козырь, чтобы заставить их оставить тебя да и меня тоже в покое. Ну и попытаться сделать так, чтобы они оказывали тебе материальную поддержку.
   — И как вы это сделаете?
   — Твой отец знает кое-каких мерзких типов. Думаю, нужно выяснить, откуда у него такие связи.
   — Его посадят в тюрьму?
   — А ты был бы против?
   Пол покачал головой.
   — У тебя есть к нему какие-то чувства?
   — Он мне не нравится, — ответил Пол.
   — Конечно, все не так просто, — попытался возразить я. — Ты все же обязан считаться с его мнением, его чувствами. Ведь он твой отец. Тебе от этого никуда не деться.
   — Он мне не нравится, — повторил Пол.
   — Об этом нам нужно будет еще поговорить, возможно вместе с Сюзан. Но не обязательно прямо сейчас.
   Я откусил бутерброд с сыром и авокадо. Пол принялся за рулет из омара.
   — Хочешь помочь мне выяснить все это? — спросил я.
   — Насчет отца?
   — Да. И насчет матери тоже. Но мы можем раскрыть такие вещи, которые тебе будет не очень-то приятно узнать.
   — Мне все равно.
   — Все равно, помогать мне или нет?
   — Нет. Мне наплевать, если я узнаю что-то об отце и матери.
   — Хорошо. Значит, решено. Но запомни, может случиться так, что тебе не будет все равно. И будет больно и неприятно.
   — Они мне не нравятся, — снова повторил Пол, доедая рулет.
   — Ну ладно, — кивнул я. — Тогда приступим.
   Моя машина стояла на площадке за зданием таможни, под знаком “ТОЛЬКО ДЛЯ ТРАНСПОРТА ВЛАСТЕЙ”. Когда мы шли к ней. Пол шагал чуть впереди. С тех пор, как я забрал его, он немного подрос. И начал раздаваться в плечах. На нем были джинсы, темно-синяя майка “Адидас” и зеленые кроссовки “Найк” на синих “липучках”. На руках уже слегка прорисовывались трицепсы. Да и спина стала чуть шире. Он двигался немного прямее, чем раньше, в походке чувствовалась упругость и пружинистость. Некогда бледная кожа покрылась темным, хотя еще и чуть красноватым, загаром.
   — А ты неплохо выглядишь, — заметил я, когда мы сели в машину.
   Он промолчал. Я проехал по Атлантик-авеню, пересек мост Чарлзтаун и остановился у бара за площадью Сити. Фасад бара был отделан под камень. Слева от входа — витрина с зеркальными стеклами и неоновой вывеской:
   “ПИВНАЯ “ГОЛУБАЯ ЛЕНТА”. За вывеской висела грязная ситцевая занавеска.
   Мы с Полом вошли внутрь. Справа тянулась длинная стойка, слева стояли столики. На высокой полке — цветной телевизор. Шел матч между “Сокс” и “Милуоки”. Я забрался на высокий табурет и указал Полу на соседний. К нам подошел белобрысый бармен с татуировками на обеих руках.
   — Вообще-то детям не положено торчать около стойки, — сказал он.
   — Он не ребенок, просто карлик, — ответил я. — И хочет выпить кока-колы. А мне плесни-ка пивка.
   Бармен пожал плечами, налил кока-колы из большой литровой бутылки, потом нацедил мне порцию пива из медного крана и поставил перед нами стаканы.
   — Конечно, мне все равно, — вяло протянул он. — Но существует закон, вы же понимаете.
   Я выложил на стойку пятидолларовую бумажку и сказал:
   — Нужен Бадди Хартман.
   — Не знаю такого, — покачал головой бармен.
   — Да знаешь. Он вечно тут сшивается. У тебя да еще у Фаррелла на Разекфорд-авеню.
   — Ну и что?
   — Я хочу подсунуть ему кое-какую работенку. — Не сводя глаз с бармена, я вынул еще одну пятидолларовую бумажку и положил рядом с первой. Я видел, как точно так же делал один знаменитый сыщик в каком-то фильме. Бармен взял одну пятерку, отсчитал сдачу и бросил на стойку.
   — Бадди раньше трех не появляется, — сказал он. — Спит поздно. А потом приходит сюда есть бутерброды с сыром.
   Было двадцать пять минут третьего.
   — Мы подождем, — бросил я.
   — Как хотите, только пацану нечего делать за стойкой. Может лучше перейдете за столик?
   Я кивнул и вместе с Полом перебрался за стол в глубине бара. Сдача осталась на стойке. Бармен немного поколебался, потом сгреб деньги и сунул в карман.
   Я уставился в телевизор. Пол внимательно рассматривал зал, не проявляя ни малейшего интереса к матчу.
   Без десяти три в бар вошел Бадди Хартман. Во рту дымилась сигарета. В руке была свернута трубочкой газета. Он уселся за стойку.
   — Тут один парень тебя ищет, — сообщил бармен. — Говорит, по какому-то делу.
   — О'кей, — кивнул Хартман. — Сделай-ка мне бутерброд с яйцом и одно пиво, хорошо, Берни?
   Он повернулся и, прищурившись от сигаретного дыма, небрежно глянул в мою сторону. Я приветливо махнул рукой. Хартман узнал меня, быстро сполз с табурета и направился к выходу.