– Смотри не обломайся, парень, – сказал Квадратный Подбородок с металлом в голосе.
– Не волнуйся, не обломаюсь, – успокоил его я.
– Спенсер, – резко оборвала меня Рейчел Уоллес, – я против. Я на такое не согласна.
Я пожал плечами и оглянулся на молодого полицейского. Его напарник, казалось, так и не шевельнулся. Он все еще сидел в машине, надвинув фуражку на глаза. Может быть, он экономил силы, а может быть, это вообще была надувная кукла. Молодой полицейский ухмыльнулся мне.
– Здесь нарушаются наши гражданские права, – проорал я ему. – Вы собираетесь как-нибудь вмешаться?
Полицейский оттолкнулся от машины и медленно пошел через улицу. Полусжеванная зубочистка прыгала у него во рту, когда он перебрасывал ее туда-сюда языком. Рукоять табельного револьвера хлопала его по ноге. На форменной рубашке красовалось несколько нашивок, говоривших о военной службе. Наверное, Вьетнам. Там были лента "Пурпурного сердца", нашивка с боевыми звездами и еще одна, вероятно даже "Серебряная звезда"[10].
– Вы можете рассматривать это таким образом, – сказал он, когда добрел до нас. – Но, с другой стороны, вы причиняете этим людям беспокойство.
– Вы проводите нас внутрь, офицер? – спросила Рейчел Уоллес. – Я бы сказала, это ваш долг, и, думаю, вам следует его выполнить.
– Мы здесь, чтобы помешать распространению аморального и пагубного влияния, офицер, – сказал Квадратный Подбородок. – Это наш долг. Я не думаю, что вы должны содействовать людям, которые хотят разрушить американскую семью.
Полицейский посмотрел на Рейчел.
– Вы не собьете меня с толку передергиванием фактов, – заявила Рейчел. – У нас есть полное право выступить в библиотеке. Меня пригласили, и я буду выступать. Вопрос о правах тут неуместен. У меня это право есть, а они пытаются нарушить его. Делайте свое дело.
Начал собираться посторонний люд, проезжающие машины притормаживали и давали задний ход, а водители старались разглядеть, что происходит. По краям толпы собрались юнцы-переростки и глупо ухмылялись.
– Может быть, вам будет полезно вспомнить, офицер, – продолжал Квадратный Подбородок, – что я близкий друг начальника полиции Гарнера, и я уверен, что он захочет услышать от меня, что произошло здесь и как вели себя его люди.
Молодой полицейский взглянул на меня.
– Друг шефа, – произнес он.
– Ох как страшно, – отозвался я. – Лучше обойди его сторонкой.
Молодой полицейский широко ухмыльнулся мне.
– Ну да, – сказал он и повернулся к Квадратному Подбородку: – Вали-ка отсюда, парень. – Улыбка исчезла с его лица.
Квадратный Подбородок чуть отступил назад, будто его кто-то толкнул.
– Простите? – переспросил он.
– Я сказал: вали отсюда. Эта баба может быть ведьмой, но она не пыталась меня напугать. Я не люблю, когда меня пытаются взять на испуг. Эти люди войдут внутрь – передай это шефу, когда увидишь его. Можешь сказать ему, что они прошли мимо тебя или через тебя. Выбирай, что именно ты ему расскажешь.
Лицо молодого полицейского было в каком-нибудь сантиметре от лица Квадратного Подбородка, а поскольку полицейский был на три дюйма ниже, оно было задрано вверх. Из машины вылез его напарник. Он был старше и крупнее, со здоровым пузом и большими узловатыми руками, в правой он держал дубинку и мягко похлопывал ею по бедру.
Люди с обеих сторон от Квадратного Подбородка разомкнули руки и отошли. Квадратный Подбородок посмотрел на Рейчел и проговорил, почти шипя:
– Грязная, презренная баба. Сука... Но тебе нас не одолеть. Лес...
Я махнул в сторону улицы и сказал полицейским:
– Там что-то происходит.
Они дружно отвернулись, а я коротко и резко врезал Квадратному Подбородку правой в солнечное сплетение. Он судорожно глотнул воздух и согнулся пополам. Полицейские повернулись и посмотрели на него, затем – на меня. Я же таращился на улицу, туда, куда показывал секунду назад.
– Кажется, ошибся, – сказал я.
Квадратный Подбородок, обхватив руками живот, раскачивался из стороны в сторону. Хороший удар в солнечное сплетение гарантированно парализует вас на минуту-другую.
Молодой полицейский взглянул на меня безо всякого выражения.
– Да, кажется, ты ошибся, – ответил он. – Ну пошли в библиотеку.
Когда мы проходили мимо Квадратного Подбородка, старший полицейский отечески напомнил ему:
– Парень, ты нарушаешь постановление о чистоте: нельзя блевать на улице.
7
8
9
– Не волнуйся, не обломаюсь, – успокоил его я.
– Спенсер, – резко оборвала меня Рейчел Уоллес, – я против. Я на такое не согласна.
Я пожал плечами и оглянулся на молодого полицейского. Его напарник, казалось, так и не шевельнулся. Он все еще сидел в машине, надвинув фуражку на глаза. Может быть, он экономил силы, а может быть, это вообще была надувная кукла. Молодой полицейский ухмыльнулся мне.
– Здесь нарушаются наши гражданские права, – проорал я ему. – Вы собираетесь как-нибудь вмешаться?
Полицейский оттолкнулся от машины и медленно пошел через улицу. Полусжеванная зубочистка прыгала у него во рту, когда он перебрасывал ее туда-сюда языком. Рукоять табельного револьвера хлопала его по ноге. На форменной рубашке красовалось несколько нашивок, говоривших о военной службе. Наверное, Вьетнам. Там были лента "Пурпурного сердца", нашивка с боевыми звездами и еще одна, вероятно даже "Серебряная звезда"[10].
– Вы можете рассматривать это таким образом, – сказал он, когда добрел до нас. – Но, с другой стороны, вы причиняете этим людям беспокойство.
– Вы проводите нас внутрь, офицер? – спросила Рейчел Уоллес. – Я бы сказала, это ваш долг, и, думаю, вам следует его выполнить.
– Мы здесь, чтобы помешать распространению аморального и пагубного влияния, офицер, – сказал Квадратный Подбородок. – Это наш долг. Я не думаю, что вы должны содействовать людям, которые хотят разрушить американскую семью.
Полицейский посмотрел на Рейчел.
– Вы не собьете меня с толку передергиванием фактов, – заявила Рейчел. – У нас есть полное право выступить в библиотеке. Меня пригласили, и я буду выступать. Вопрос о правах тут неуместен. У меня это право есть, а они пытаются нарушить его. Делайте свое дело.
Начал собираться посторонний люд, проезжающие машины притормаживали и давали задний ход, а водители старались разглядеть, что происходит. По краям толпы собрались юнцы-переростки и глупо ухмылялись.
– Может быть, вам будет полезно вспомнить, офицер, – продолжал Квадратный Подбородок, – что я близкий друг начальника полиции Гарнера, и я уверен, что он захочет услышать от меня, что произошло здесь и как вели себя его люди.
Молодой полицейский взглянул на меня.
– Друг шефа, – произнес он.
– Ох как страшно, – отозвался я. – Лучше обойди его сторонкой.
Молодой полицейский широко ухмыльнулся мне.
– Ну да, – сказал он и повернулся к Квадратному Подбородку: – Вали-ка отсюда, парень. – Улыбка исчезла с его лица.
Квадратный Подбородок чуть отступил назад, будто его кто-то толкнул.
– Простите? – переспросил он.
– Я сказал: вали отсюда. Эта баба может быть ведьмой, но она не пыталась меня напугать. Я не люблю, когда меня пытаются взять на испуг. Эти люди войдут внутрь – передай это шефу, когда увидишь его. Можешь сказать ему, что они прошли мимо тебя или через тебя. Выбирай, что именно ты ему расскажешь.
Лицо молодого полицейского было в каком-нибудь сантиметре от лица Квадратного Подбородка, а поскольку полицейский был на три дюйма ниже, оно было задрано вверх. Из машины вылез его напарник. Он был старше и крупнее, со здоровым пузом и большими узловатыми руками, в правой он держал дубинку и мягко похлопывал ею по бедру.
Люди с обеих сторон от Квадратного Подбородка разомкнули руки и отошли. Квадратный Подбородок посмотрел на Рейчел и проговорил, почти шипя:
– Грязная, презренная баба. Сука... Но тебе нас не одолеть. Лес...
Я махнул в сторону улицы и сказал полицейским:
– Там что-то происходит.
Они дружно отвернулись, а я коротко и резко врезал Квадратному Подбородку правой в солнечное сплетение. Он судорожно глотнул воздух и согнулся пополам. Полицейские повернулись и посмотрели на него, затем – на меня. Я же таращился на улицу, туда, куда показывал секунду назад.
– Кажется, ошибся, – сказал я.
Квадратный Подбородок, обхватив руками живот, раскачивался из стороны в сторону. Хороший удар в солнечное сплетение гарантированно парализует вас на минуту-другую.
Молодой полицейский взглянул на меня безо всякого выражения.
– Да, кажется, ты ошибся, – ответил он. – Ну пошли в библиотеку.
Когда мы проходили мимо Квадратного Подбородка, старший полицейский отечески напомнил ему:
– Парень, ты нарушаешь постановление о чистоте: нельзя блевать на улице.
7
В библиотеке и в маленькой аудитории внизу ничто не предвещало неприятностей. Собрание пожилых людей, в большинство женщины, все седые, в основном страдающие от излишнего веса. Они безмятежно сидели на складных стульях и терпеливо смотрели на маленькую сцену и пустую кафедру.
Двое полицейских оставили нас у двери.
– Мы посидим снаружи, – сказал молодой, – пока вы будете там.
Рейчел Уоллес представили председателю "Друзей библиотеки", а он, в свою очередь, должен был представить ее аудитории. Молодой полицейский внимательно оглядел Рейчел:
– Как, ты сказал, ее зовут?
– Рейчел Уоллес, – ответил я.
– Она что, "розовая", или что?
– Она писательница, – сказал я, – феминистка и "розовая". И ее трудно испугать.
Полицейский покачал головой.
– Чертова лесбиянка, – бросил он своему товарищу и опять обратился ко мне: – Мы будем снаружи.
Они начали подниматься по лестнице. Через три ступеньки молодой полицейский остановился.
– У тебя хороший удар, – сказал он мне. – Я видел не так уж много парней, которые могли бы так врезать с короткого расстояния. – И последовал за своим товарищем.
Рейчел Уоллес уже сидела возле кафедры на складном стуле, сжав коленями ладони и скрестив ноги, пока председатель представлял ее. На столе справа от кафедры лежали дюжины две книг Рейчел Уоллес. Я прислонился к стене справа от двери и обозрел аудиторию. Никто не вызывал подозрений. Некоторые дремали. Рядом стояла Линда Смит.
– Очень милые слушатели, – проговорил я.
Она пожала плечами:
– Важна любая аудитория. Вы ударили того человека на улице?
– Только один раз, – ответил я.
– Интересно, что она об этом скажет.
Теперь плечами пожал я.
Председатель закончил представлять Рейчел, и она встала за кафедру. Аудитория вежливо зааплодировала.
– Я здесь, – начала Рейчел Уоллес, – по той же причине, по которой пишу книги. Я должна открыть правду, и я сделаю это.
Я прошептал Линде Смит:
– Как вы думаете, многие из этих людей читали ее книги?
Линда покачала головой:
– В основном они просто пришли поглазеть на настоящего живого писателя.
– Слово "woman"[11] произошло от староанглийского «wifmann», что означает «супруга». Само слово, которым обозначает нас наш язык, отражает точку зрения мужчин, – продолжала Рейчел.
Аудитория смотрела доброжелательно и честно пыталась что-нибудь понять. Глядя на них, можно было предположить, что большинство не согласилось бы с ней ни по одному вопросу. По крайней мере, значительная часть не понимала ничего из того, что она говорила. Они были друзьями библиотеки, всю свою жизнь они любили читать книги, любили сидеть в библиотеке, у них всегда была уйма свободного времени. В другой ситуации они бы выстрелили в лесбиянку без предупредительного окрика.
– Я здесь, – говорила Рейчел Уоллес, – не для того, чтобы изменить вашу сексуальную ориентацию. Я здесь, чтобы сказать: сексуальная ориентация – еще недостаточное основание для дискриминации, для плохого обращения с людьми. Я здесь, чтобы сказать: женщина может быть самостоятельным человеком без мужа и детей, женщина – не инкубатор, она не должна быть рабом своей семьи и шлюхой для своего мужа.
Пожилой мужчина в сером синтетическом костюме наклонился к своей жене и что-то прошептал. Ее плечи затряслись от беззвучного смеха. Мальчик лет четырех встал со стула рядом с бабушкой, прошагал по проходу в центре и сел на пол, уставившись на Рейчел. В самом последнем ряду толстая женщина в сиреневом платье читала "Мадемуазель".
– Сколько книг продается благодаря подобным мероприятиям? – прошептал я Линде Смит. Она пожала плечами.
– На практике узнать нельзя, – прошептала она в ответ. – Теоретически – такие выступления помогают. Чем они чаще, тем лучше. И на больших сценах, как "Тудей-шоу"[12], и на маленьких, вроде этой. Надо стараться охватить определенный регион.
– Есть ли вопросы? – спросила Рейчел, закончив свою речь. Аудитория рассматривала ее. Мужчина в белых носках и домашних тапочках мирно спал в первом ряду справа. В тишине громко шуршали, страницы "Мадемуазель". Женщина, перелистывающая их, казалось, этого не замечала.
– Если вопросов нет, спасибо.
Рейчел спустилась с низкой сцены около маленького мальчика и пошла по центральному проходу к Линде и ко мне. За дверями зала на столе красовались разноцветные маленькие пирожные и внушительный аппарат для варки кофе с грязным отпечатком пальца у крана.
– Все замечательно, – обратилась Линда к Рейчел.
– Спасибо, – ответила та. Председатель "Друзей" предложил:
– Не хотите ли чашечку кофе, подкрепиться?
– Нет, спасибо, – сказала Рейчел, отрывисто кивнула мне, и мы втроем направились к дверям.
– Вы уверены, что не хотите подкрепиться? – спросил я, когда мы вышли из библиотеки.
– Я хочу два или три мартини и ленч, – ответила Рейчел. – Что у меня сегодня во второй половине дня, Линда?
– Раздача автографов в Кембридже. Рейчел передернуло.
– О Господи! – произнесла она.
Снаружи никого не было, кроме двух полицейских в патрульной машине. Пикетчики удалились, и площадь перед библиотекой вдруг стала пустой и безобидной. Когда мы садились в машину Линды, я "выстрелил" в молодого полицейского указательным и большим пальцами. Он кивнул, и мы поехали.
– Вы, кажется, неплохо пообщались с молодым офицером. Встречались с ним раньше? – спросила Рейчел.
– Именно с ним – нет, но мы оба кое-что знаем. Когда мне было столько же, сколько ему, я был примерно таким же.
– Не сомневаюсь, – произнесла она без всякого видимого удовольствия. – И что именно вы с ним знаете? Откуда вы знаете, что вы знаете?
Я пожал плечами:
– Вы не поймете. Я не могу объяснить, откуда взялось наше знание, но оно есть.
– И все же попробуйте, – сказала Рейчел. – Я не тупица. Объясните.
– Мы знаем, что причиняет боль, – проговорил я, – а что – нет. Мы знаем, что такое страх и смелость. Мы знаем, как применить теорию на практике.
– Вы угадываете с одного взгляда?
– Ну отчасти. У него на рубашке кое-какие боевые награды.
– Военные медали?
– Ну да, полицейские иногда их носят, как он, например. Он ими гордится.
– И на этом основывается ваша оценка?
– Нет, не только. Еще его походка, то, как сжат его рот, как он держит голову, как он отреагировал на вожака пикетчиков.
– Я думала, перед нами пародия на крутого мужчину.
– Нет, не пародия, – ответил я. – Настоящее.
– Настоящее – это пародия, – заявила она.
– Я и не думал, что вы поймете.
– Только не надо меня опекать, – вскипела она. – Не надо разговаривать со мной тоном "ах-женщине-не-понять".
– Я сказал, что вы не поняли, но не сказал, что другим женщинам этого не понять. И вообще, я сказал это не потому, что вы женщина.
– А, – оборвала она, – похоже, вы считаете себя кем-то вроде сэра Галахеда[13]. Думаете, что защитили мое доброе имя, врезав этому несчастному недоумку у библиотеки? Ну так вот – это вовсе не так. Вы были похожи на идиота-головореза. Я не потерплю, чтобы ради меня вы применяли методы, которые я отвергаю. Если вы еще раз ударите кого-нибудь, отнюдь не для защиты моей жизни, я тотчас же вас прогоню.
– А если я покажу им язык и начну блеять?
– Я говорю серьезно.
– Учту.
Потом мы успокоились. Линда Смит ехала обратно через Уотертаун в Кембридж.
– Я действительно считаю, что встреча прошла хорошо, Рейчел, – произнесла она. – Аудитория оказалась крепким орешком, и вы его раскусили.
Рейчел Уоллес не ответила.
– Я думаю, мы могли бы поехать в Кембридж и пообедать в "Харвесте", – предложила Линда. – А потом пойдем в книжный магазин.
– Хорошо, – ответила Рейчел. – Я голодна, и мне нужно выпить.
Двое полицейских оставили нас у двери.
– Мы посидим снаружи, – сказал молодой, – пока вы будете там.
Рейчел Уоллес представили председателю "Друзей библиотеки", а он, в свою очередь, должен был представить ее аудитории. Молодой полицейский внимательно оглядел Рейчел:
– Как, ты сказал, ее зовут?
– Рейчел Уоллес, – ответил я.
– Она что, "розовая", или что?
– Она писательница, – сказал я, – феминистка и "розовая". И ее трудно испугать.
Полицейский покачал головой.
– Чертова лесбиянка, – бросил он своему товарищу и опять обратился ко мне: – Мы будем снаружи.
Они начали подниматься по лестнице. Через три ступеньки молодой полицейский остановился.
– У тебя хороший удар, – сказал он мне. – Я видел не так уж много парней, которые могли бы так врезать с короткого расстояния. – И последовал за своим товарищем.
Рейчел Уоллес уже сидела возле кафедры на складном стуле, сжав коленями ладони и скрестив ноги, пока председатель представлял ее. На столе справа от кафедры лежали дюжины две книг Рейчел Уоллес. Я прислонился к стене справа от двери и обозрел аудиторию. Никто не вызывал подозрений. Некоторые дремали. Рядом стояла Линда Смит.
– Очень милые слушатели, – проговорил я.
Она пожала плечами:
– Важна любая аудитория. Вы ударили того человека на улице?
– Только один раз, – ответил я.
– Интересно, что она об этом скажет.
Теперь плечами пожал я.
Председатель закончил представлять Рейчел, и она встала за кафедру. Аудитория вежливо зааплодировала.
– Я здесь, – начала Рейчел Уоллес, – по той же причине, по которой пишу книги. Я должна открыть правду, и я сделаю это.
Я прошептал Линде Смит:
– Как вы думаете, многие из этих людей читали ее книги?
Линда покачала головой:
– В основном они просто пришли поглазеть на настоящего живого писателя.
– Слово "woman"[11] произошло от староанглийского «wifmann», что означает «супруга». Само слово, которым обозначает нас наш язык, отражает точку зрения мужчин, – продолжала Рейчел.
Аудитория смотрела доброжелательно и честно пыталась что-нибудь понять. Глядя на них, можно было предположить, что большинство не согласилось бы с ней ни по одному вопросу. По крайней мере, значительная часть не понимала ничего из того, что она говорила. Они были друзьями библиотеки, всю свою жизнь они любили читать книги, любили сидеть в библиотеке, у них всегда была уйма свободного времени. В другой ситуации они бы выстрелили в лесбиянку без предупредительного окрика.
– Я здесь, – говорила Рейчел Уоллес, – не для того, чтобы изменить вашу сексуальную ориентацию. Я здесь, чтобы сказать: сексуальная ориентация – еще недостаточное основание для дискриминации, для плохого обращения с людьми. Я здесь, чтобы сказать: женщина может быть самостоятельным человеком без мужа и детей, женщина – не инкубатор, она не должна быть рабом своей семьи и шлюхой для своего мужа.
Пожилой мужчина в сером синтетическом костюме наклонился к своей жене и что-то прошептал. Ее плечи затряслись от беззвучного смеха. Мальчик лет четырех встал со стула рядом с бабушкой, прошагал по проходу в центре и сел на пол, уставившись на Рейчел. В самом последнем ряду толстая женщина в сиреневом платье читала "Мадемуазель".
– Сколько книг продается благодаря подобным мероприятиям? – прошептал я Линде Смит. Она пожала плечами.
– На практике узнать нельзя, – прошептала она в ответ. – Теоретически – такие выступления помогают. Чем они чаще, тем лучше. И на больших сценах, как "Тудей-шоу"[12], и на маленьких, вроде этой. Надо стараться охватить определенный регион.
– Есть ли вопросы? – спросила Рейчел, закончив свою речь. Аудитория рассматривала ее. Мужчина в белых носках и домашних тапочках мирно спал в первом ряду справа. В тишине громко шуршали, страницы "Мадемуазель". Женщина, перелистывающая их, казалось, этого не замечала.
– Если вопросов нет, спасибо.
Рейчел спустилась с низкой сцены около маленького мальчика и пошла по центральному проходу к Линде и ко мне. За дверями зала на столе красовались разноцветные маленькие пирожные и внушительный аппарат для варки кофе с грязным отпечатком пальца у крана.
– Все замечательно, – обратилась Линда к Рейчел.
– Спасибо, – ответила та. Председатель "Друзей" предложил:
– Не хотите ли чашечку кофе, подкрепиться?
– Нет, спасибо, – сказала Рейчел, отрывисто кивнула мне, и мы втроем направились к дверям.
– Вы уверены, что не хотите подкрепиться? – спросил я, когда мы вышли из библиотеки.
– Я хочу два или три мартини и ленч, – ответила Рейчел. – Что у меня сегодня во второй половине дня, Линда?
– Раздача автографов в Кембридже. Рейчел передернуло.
– О Господи! – произнесла она.
Снаружи никого не было, кроме двух полицейских в патрульной машине. Пикетчики удалились, и площадь перед библиотекой вдруг стала пустой и безобидной. Когда мы садились в машину Линды, я "выстрелил" в молодого полицейского указательным и большим пальцами. Он кивнул, и мы поехали.
– Вы, кажется, неплохо пообщались с молодым офицером. Встречались с ним раньше? – спросила Рейчел.
– Именно с ним – нет, но мы оба кое-что знаем. Когда мне было столько же, сколько ему, я был примерно таким же.
– Не сомневаюсь, – произнесла она без всякого видимого удовольствия. – И что именно вы с ним знаете? Откуда вы знаете, что вы знаете?
Я пожал плечами:
– Вы не поймете. Я не могу объяснить, откуда взялось наше знание, но оно есть.
– И все же попробуйте, – сказала Рейчел. – Я не тупица. Объясните.
– Мы знаем, что причиняет боль, – проговорил я, – а что – нет. Мы знаем, что такое страх и смелость. Мы знаем, как применить теорию на практике.
– Вы угадываете с одного взгляда?
– Ну отчасти. У него на рубашке кое-какие боевые награды.
– Военные медали?
– Ну да, полицейские иногда их носят, как он, например. Он ими гордится.
– И на этом основывается ваша оценка?
– Нет, не только. Еще его походка, то, как сжат его рот, как он держит голову, как он отреагировал на вожака пикетчиков.
– Я думала, перед нами пародия на крутого мужчину.
– Нет, не пародия, – ответил я. – Настоящее.
– Настоящее – это пародия, – заявила она.
– Я и не думал, что вы поймете.
– Только не надо меня опекать, – вскипела она. – Не надо разговаривать со мной тоном "ах-женщине-не-понять".
– Я сказал, что вы не поняли, но не сказал, что другим женщинам этого не понять. И вообще, я сказал это не потому, что вы женщина.
– А, – оборвала она, – похоже, вы считаете себя кем-то вроде сэра Галахеда[13]. Думаете, что защитили мое доброе имя, врезав этому несчастному недоумку у библиотеки? Ну так вот – это вовсе не так. Вы были похожи на идиота-головореза. Я не потерплю, чтобы ради меня вы применяли методы, которые я отвергаю. Если вы еще раз ударите кого-нибудь, отнюдь не для защиты моей жизни, я тотчас же вас прогоню.
– А если я покажу им язык и начну блеять?
– Я говорю серьезно.
– Учту.
Потом мы успокоились. Линда Смит ехала обратно через Уотертаун в Кембридж.
– Я действительно считаю, что встреча прошла хорошо, Рейчел, – произнесла она. – Аудитория оказалась крепким орешком, и вы его раскусили.
Рейчел Уоллес не ответила.
– Я думаю, мы могли бы поехать в Кембридж и пообедать в "Харвесте", – предложила Линда. – А потом пойдем в книжный магазин.
– Хорошо, – ответила Рейчел. – Я голодна, и мне нужно выпить.
8
У меня во рту все еще сохранялся слабый вкус обжаренных в тесте креветок с горчицей, когда я прохаживался у двери книжной лавки Кримсона на Массачусетс-авеню и смотрел, как Рейчел Уоллес подписывает книги. Через дорогу блестел под осенним дождем Гарвард-ярд. Дождь начался, когда мы обедали.
Рейчел сидела за ломберным столиком около кассы, на выходе из магазина. На столике лежали штук двадцать экземпляров ее новой книги и три голубых фломастера. Внушительное объявление в витрине сообщало, что Рейчел будет тут сегодня с часу до трех. Было уже два десять, а продали только три книги. Еще с полдюжины людей зашли в магазин, посмотрели на Рейчел Уоллес и ушли.
Линда Смит бродила около столика, пила кофе и иногда подводила потенциального покупателя. Я внимательно осматривал каждого входящего, но пока никто не вызвал у меня серьезных подозрений. В два пятнадцать вошла девушка-подросток в джинсах "Ливай'с" и красной спортивной куртке с надписью "Брасс Кайдеттс".
– Вы действительно автор? – спросила она.
– Да, действительно, – ответила Рейчел.
– Вы написали эту книгу?
– Да.
– Не хотите ли приобрести экземпляр? – предложила Линда Смит. – Госпожа Уоллес вам его подпишет.
Девушка не обратила на нее внимания.
– А книга ничего? Рейчел Уоллес улыбнулась:
– Мне так кажется.
– О чем она?
– О том, каково быть женщиной, о том, как мужчины угнетают женщин, и о том, как эта дискриминация влечет за собой другую.
– Да? Она увлекательная?
– Ну, я бы... э-э, я бы не назвала ее увлекательной, скорее убедительной.
– Я вообще-то хотела стать писательницей, – сказала девушка.
Улыбка Рейчел была довольно бледной:
– Правда?
– А откуда вы берете идеи?
– Я их выдумываю, – сказала Рейчел. Улыбка почти исчезла с ее лица.
– Да ну? – Девушка взяла книгу, посмотрела на нее, потом перевернула и посмотрела с обратной стороны. Прочитав аннотацию на задней стороне обложки, она положила книгу обратно.
– Это роман? – спросила она.
– Нет, – ответила Рейчел.
– Но она длинная, как роман.
– Да, – коротко сказала Рейчел.
– Так почему не роман?
– Это не художественная литература.
– А-а.
Волосы девушки напоминали опавшие листья и были заплетены в две косички, которые хлопали ее по ушам. На зубах у нее стояли пластинки. Она опять взяла книгу и лениво просмотрела ее. Было совершенно тихо.
– Вы собираетесь ее купить? – спросила Рейчел Уоллес.
Девушка покачала головой:
– Не-а, – сказала она, – у меня все равно денег нет.
– Тогда положите книгу и идите куда-нибудь еще, – сказала Рейчел.
– Я же не сделала ничего плохого.
Рейчел посмотрела на нее.
– Ну, в общем, я пошла, – протянула девушка и покинула магазин.
– Славно вы обращаетесь с читающей публикой, – произнес я.
– Маленькая ханжа, – отрезала Рейчел Уоллес. – Где я беру свои идеи? Господи Иисусе, откуда я их должна брать, по ее мнению? И каждый спрашивает меня об этом. Дурацкий вопрос.
– Может, она не знает, о чем еще спросить, – предположил я.
Рейчел Уоллес посмотрела на меня и ничего не сказала. Кажется, она не оценила мою проницательность.
Появились двое молодых людей. Один – невысокий и тощий, со стрижкой "ежиком" и в очках в золотой оправе. На нем были короткий желтый макинтош с накинутым на голову капюшоном и голубые саржевые штаны с подвернутыми штанинами, дюйма на два не достававшие до туфель из цветной кожи. Поверх туфель были надеты калоши. Другой – солиднее, под стать толстому атлету-тяжеловесу. Ему было не больше двадцати пяти, но он уже начал лысеть. На нем – фланелевая рубашка в красную и черную клетку, черный пуховый жилет и бумажные штаны, подвернутые над рабочими ботинками со шнуровкой. Рукава рубашки были закатаны.
Тот, что поменьше, нес белую картонную коробку с тортом. Когда они вошли, я пододвинулся чуть ближе к Рейчел. Они не очень-то походили на посетителей книжной лавки. Когда они остановились перед столиком Рейчел, я положил руку на рукоять револьвера. Когда коротышка открыл коробку, я еще пододвинулся. Он достал торт с шоколадным кремом и только замахнулся, как я толкнул его плечом. Он бросил его как-то неловко и слабо, и торт ударил Рейчел в грудь. Я уже успел достать револьвер, и, когда толстяк неожиданно попытался схватить меня, я ударил его стволом по запястью. Коротышка качнулся назад и упал на пол.
– Никому не двигаться, – направив на них револьвер, приказал я. Очень эффектная фраза.
Толстяк прижимал запястье к животу.
– Ай, мужик, это всего лишь торт, – сказал он.
Коротышка поднимался по стене рядом с дверью. Из него как будто выпустили воздух, словно из воздушного шарика, и он пытался набрать его снова. Я посмотрел на Рейчел. Торт, попав ей на левую грудь, сполз по платью, оставив широкую полосу шоколада и взбитого крема.
– Лечь на пол, лицом вниз, руки сцепить за головой, – приказал я.
Коротышка выполнил что было приказано. Он уже отдышался.
– Ну, парень, кажется, ты сломал мне чертово запястье, – заявил толстяк.
– На пол, – повторил я.
Он лег. Я встал на колено позади "преступников" и наскоро обыскал их левой рукой, держа в правой револьвер. Оружия при них не оказалось.
Владелец магазина и Линда Смит пытались бумажными салфетками стереть шоколадный крем с платья Рейчел, вокруг молча толпились посетители, но не испуганные, а, скорее, смущенные. Я поднялся.
Лицо Рейчел было красным, глаза блестели.
– Сладости для любимой, дорогая моя, – сказал я ей.
– Вызовите полицию, – потребовала она.
– Вы хотите завести дело? – спросил я.
– Безусловно, – ответила она. – Я хочу, чтобы этим скотам предъявили обвинение в покушении на меня.
Толстяк, не поднимаясь, вставил:
– Это был всего лишь торт.
– Заткнись, – отозвалась она. – Заткни свою гнусную пасть. Я приложу максимум усилий, чтобы засадить твою свиную задницу в кутузку.
– Линда, не могли бы вы вызвать полицию? – попросил я.
Она кивнула и направилась к телефону за прилавком.
Рейчел обернулась и посмотрела на шестерых посетителей и двоих продавцов, которым было явно не по себе.
– А вы что уставились? – спросила она. – Идите своей дорогой. Давайте двигайте.
Люди начали расходиться. Посетители покинули магазин, продавцы стали поправлять книги на демонстрационном столе.
– Я думаю, раздача автографов закончена, – сказала Рейчел.
– Пожалуй, – откликнулся я, – но сейчас приедет полиция. Вам придется подождать. Они звереют, если их вызывают и смываются.
Линда повесила трубку.
– Они сейчас будут, – сообщила она.
И они появились – патрульная машина с двумя парнями. Они захотели посмотреть мою лицензию частного детектива и разрешение на ношение оружия, потом привычными движениями тщательно обыскали обоих "покушавшихся". Я не потрудился сообщить, что уже сделал это: они все равно обыскали бы их еще раз.
– Вы требуете возбуждения дела против этих двоих? – спросил один из патрульных.
– Меня зовут Рейчел Уоллес, и я обязательно этого потребую.
– Хорошо, Рейчел, – сказал полицейский. Его щеки были испещрены кровеносными сосудами. – Мы их арестуем. Слушай, Джерри, сержанту такое понравится. Покушение с помощью торта.
Они подтолкнули парней к двери. Толстяк еще раз повторил:
– Да ведь это был всего лишь какой-то дерьмовый торт!
Рейчел слегка наклонилась к нему и отчетливо произнесла:
– Ешь сам свой говенный сандвич.
Рейчел сидела за ломберным столиком около кассы, на выходе из магазина. На столике лежали штук двадцать экземпляров ее новой книги и три голубых фломастера. Внушительное объявление в витрине сообщало, что Рейчел будет тут сегодня с часу до трех. Было уже два десять, а продали только три книги. Еще с полдюжины людей зашли в магазин, посмотрели на Рейчел Уоллес и ушли.
Линда Смит бродила около столика, пила кофе и иногда подводила потенциального покупателя. Я внимательно осматривал каждого входящего, но пока никто не вызвал у меня серьезных подозрений. В два пятнадцать вошла девушка-подросток в джинсах "Ливай'с" и красной спортивной куртке с надписью "Брасс Кайдеттс".
– Вы действительно автор? – спросила она.
– Да, действительно, – ответила Рейчел.
– Вы написали эту книгу?
– Да.
– Не хотите ли приобрести экземпляр? – предложила Линда Смит. – Госпожа Уоллес вам его подпишет.
Девушка не обратила на нее внимания.
– А книга ничего? Рейчел Уоллес улыбнулась:
– Мне так кажется.
– О чем она?
– О том, каково быть женщиной, о том, как мужчины угнетают женщин, и о том, как эта дискриминация влечет за собой другую.
– Да? Она увлекательная?
– Ну, я бы... э-э, я бы не назвала ее увлекательной, скорее убедительной.
– Я вообще-то хотела стать писательницей, – сказала девушка.
Улыбка Рейчел была довольно бледной:
– Правда?
– А откуда вы берете идеи?
– Я их выдумываю, – сказала Рейчел. Улыбка почти исчезла с ее лица.
– Да ну? – Девушка взяла книгу, посмотрела на нее, потом перевернула и посмотрела с обратной стороны. Прочитав аннотацию на задней стороне обложки, она положила книгу обратно.
– Это роман? – спросила она.
– Нет, – ответила Рейчел.
– Но она длинная, как роман.
– Да, – коротко сказала Рейчел.
– Так почему не роман?
– Это не художественная литература.
– А-а.
Волосы девушки напоминали опавшие листья и были заплетены в две косички, которые хлопали ее по ушам. На зубах у нее стояли пластинки. Она опять взяла книгу и лениво просмотрела ее. Было совершенно тихо.
– Вы собираетесь ее купить? – спросила Рейчел Уоллес.
Девушка покачала головой:
– Не-а, – сказала она, – у меня все равно денег нет.
– Тогда положите книгу и идите куда-нибудь еще, – сказала Рейчел.
– Я же не сделала ничего плохого.
Рейчел посмотрела на нее.
– Ну, в общем, я пошла, – протянула девушка и покинула магазин.
– Славно вы обращаетесь с читающей публикой, – произнес я.
– Маленькая ханжа, – отрезала Рейчел Уоллес. – Где я беру свои идеи? Господи Иисусе, откуда я их должна брать, по ее мнению? И каждый спрашивает меня об этом. Дурацкий вопрос.
– Может, она не знает, о чем еще спросить, – предположил я.
Рейчел Уоллес посмотрела на меня и ничего не сказала. Кажется, она не оценила мою проницательность.
Появились двое молодых людей. Один – невысокий и тощий, со стрижкой "ежиком" и в очках в золотой оправе. На нем были короткий желтый макинтош с накинутым на голову капюшоном и голубые саржевые штаны с подвернутыми штанинами, дюйма на два не достававшие до туфель из цветной кожи. Поверх туфель были надеты калоши. Другой – солиднее, под стать толстому атлету-тяжеловесу. Ему было не больше двадцати пяти, но он уже начал лысеть. На нем – фланелевая рубашка в красную и черную клетку, черный пуховый жилет и бумажные штаны, подвернутые над рабочими ботинками со шнуровкой. Рукава рубашки были закатаны.
Тот, что поменьше, нес белую картонную коробку с тортом. Когда они вошли, я пододвинулся чуть ближе к Рейчел. Они не очень-то походили на посетителей книжной лавки. Когда они остановились перед столиком Рейчел, я положил руку на рукоять револьвера. Когда коротышка открыл коробку, я еще пододвинулся. Он достал торт с шоколадным кремом и только замахнулся, как я толкнул его плечом. Он бросил его как-то неловко и слабо, и торт ударил Рейчел в грудь. Я уже успел достать револьвер, и, когда толстяк неожиданно попытался схватить меня, я ударил его стволом по запястью. Коротышка качнулся назад и упал на пол.
– Никому не двигаться, – направив на них револьвер, приказал я. Очень эффектная фраза.
Толстяк прижимал запястье к животу.
– Ай, мужик, это всего лишь торт, – сказал он.
Коротышка поднимался по стене рядом с дверью. Из него как будто выпустили воздух, словно из воздушного шарика, и он пытался набрать его снова. Я посмотрел на Рейчел. Торт, попав ей на левую грудь, сполз по платью, оставив широкую полосу шоколада и взбитого крема.
– Лечь на пол, лицом вниз, руки сцепить за головой, – приказал я.
Коротышка выполнил что было приказано. Он уже отдышался.
– Ну, парень, кажется, ты сломал мне чертово запястье, – заявил толстяк.
– На пол, – повторил я.
Он лег. Я встал на колено позади "преступников" и наскоро обыскал их левой рукой, держа в правой револьвер. Оружия при них не оказалось.
Владелец магазина и Линда Смит пытались бумажными салфетками стереть шоколадный крем с платья Рейчел, вокруг молча толпились посетители, но не испуганные, а, скорее, смущенные. Я поднялся.
Лицо Рейчел было красным, глаза блестели.
– Сладости для любимой, дорогая моя, – сказал я ей.
– Вызовите полицию, – потребовала она.
– Вы хотите завести дело? – спросил я.
– Безусловно, – ответила она. – Я хочу, чтобы этим скотам предъявили обвинение в покушении на меня.
Толстяк, не поднимаясь, вставил:
– Это был всего лишь торт.
– Заткнись, – отозвалась она. – Заткни свою гнусную пасть. Я приложу максимум усилий, чтобы засадить твою свиную задницу в кутузку.
– Линда, не могли бы вы вызвать полицию? – попросил я.
Она кивнула и направилась к телефону за прилавком.
Рейчел обернулась и посмотрела на шестерых посетителей и двоих продавцов, которым было явно не по себе.
– А вы что уставились? – спросила она. – Идите своей дорогой. Давайте двигайте.
Люди начали расходиться. Посетители покинули магазин, продавцы стали поправлять книги на демонстрационном столе.
– Я думаю, раздача автографов закончена, – сказала Рейчел.
– Пожалуй, – откликнулся я, – но сейчас приедет полиция. Вам придется подождать. Они звереют, если их вызывают и смываются.
Линда повесила трубку.
– Они сейчас будут, – сообщила она.
И они появились – патрульная машина с двумя парнями. Они захотели посмотреть мою лицензию частного детектива и разрешение на ношение оружия, потом привычными движениями тщательно обыскали обоих "покушавшихся". Я не потрудился сообщить, что уже сделал это: они все равно обыскали бы их еще раз.
– Вы требуете возбуждения дела против этих двоих? – спросил один из патрульных.
– Меня зовут Рейчел Уоллес, и я обязательно этого потребую.
– Хорошо, Рейчел, – сказал полицейский. Его щеки были испещрены кровеносными сосудами. – Мы их арестуем. Слушай, Джерри, сержанту такое понравится. Покушение с помощью торта.
Они подтолкнули парней к двери. Толстяк еще раз повторил:
– Да ведь это был всего лишь какой-то дерьмовый торт!
Рейчел слегка наклонилась к нему и отчетливо произнесла:
– Ешь сам свой говенный сандвич.
9
На обратном пути в "Ритц" мы молчали. Машины практически отсутствовали, и Линде Смит вовсе необязательно было так внимательно следить за дорогой. Когда мы ехали через мост Массачусетс-авеню, я разглядывал круги от капель дождя, разбегавшиеся по речной глади. Вид на излучину Чарлза[14] был замечателен – особенно хорош, если идти пешком, но из машины тоже ничего. Отсюда был прекрасно виден увенчанный золотым куполом «Булфинч Стейт Хаус», старый красно-кирпичный город на Бикон-Хилл. Его со всех сторон окружали современные небоскребы, но отсюда они не очень бросались в глаза, и казалось, что сквозь дождь можно увидеть город таким, каким он был и каким ему, вероятно, следовало быть.
Линда Смит свернула с Массачусетс-авеню на Коммонвелт-стрит.
– Вы, кажется, считаете, что мне не следовало требовать возбуждения дела, – сказала мне Рейчел.
– Думать об этом – не мое дело, – ответил я.
– Но вы не согласны с моим решением.
Я пожал плечами:
– Система правосудия задыхается от подобных дел.
– По-вашему, я должна была отпустить их с миром после того, как они оскорбили и унизили меня?
– Я мог бы надавать обоим хороших пинков под зад, – предложил я.
– Это ваш единственный метод решения всех проблем, – заявила она, отвернувшись к окну.
– Отнюдь, но в некоторых случаях помогает. Вы хотите, чтобы их наказали. И что же, по-вашему, с ними будет? Ночь в кутузке и, быть может, пятьдесят долларов штрафа. А чтобы добиться этого, надо привлечь две патрульные машины, дежурного сержанта, судью, прокурора, адвоката, а может быть, и еще кого-нибудь. Это обойдется государству тысячи в две долларов, и вам придется потерять утро в суде, как и двум офицерам, задержавшим их. А я мог бы заставить их пожалеть о сделанном намного раньше и задаром.
Она продолжала смотреть в окно.
– И потом, – добавил я, – это же был всего лишь какой-то дерьмовый торт, леди.
Она взглянула на меня и слегка улыбнулась.
– А вы быстро среагировали, – сказала она.
– Я же не знал, что это будет торт.
– И вы бы выстрелили в него? – спросила она, смотря уже не в окно, а прямо мне в лицо.
– Если бы это понадобилось. Я почти выстрелил, когда увидел, что это торт.
– Каким должен быть человек, чтобы сделать это?
– Что сделать? Бросить в кого-нибудь тортом?
– Нет, – ответила она. – Выстрелить в человека.
– Вы уже спрашивали меня, – напомнил я. – И на этот раз у меня есть только один ответ: "Правда неплохо, что вы нашли такого человека?" Судя по тому, как идут дела, на вас в ближайшую же неделю набросится куча арабских террористов.
– Вы говорите так, будто в том есть моя вина. Но это не так. Я не приношу неприятностей, они обрушиваются на меня из-за моих взглядов.
Линда Смит повернула на Арлингтон-стрит, а затем – на свободное место перед "Ритцем".
– Оставайтесь в машине, пека я не подам вам знак, – сказал я, вылез из машины, посмотрел по сторонам и заглянул в коридор. Швейцар рванулся вперед, чтобы открыть Рейчел дверь. Она взглянула на меня, я кивнул, она выбралась из машины и вошла в отель.
– Пойдем, выпьем, в бар, – сказала она.
Я кивнул и последовал за ней. Там за столом у окна сидели два бизнесмена с шотландским виски со льдом, а за другим столом – молодая парочка студенческого возраста, круто одетые, но чувствующие себя немного неуютно. Он пил пиво, она – шампанское. Во всяком случае, выглядело это как шампанское, и я почему-то надеялся, что так оно и есть.
Рейчел скользнула на сиденье у стойки, а я сел рядом с ней Лицом к залу и огляделся. Никого, кроме нас, бизнесменов и студентов. На Рейчел была куртка с капюшоном. Капюшон она сняла, но осталась в куртке, чтобы прикрыть пятно от пирожного спереди на платье.
– Вам пива, Спенсер?
– Да, пожалуйста.
Она заказала пиво мне и мартини себе. Надо признать, мой внешний вид явно не соответствовал бару "Ритц". Мне показалось, что бармен немного побледнел, когда я вошел, но ничего не сказал и продолжал заниматься своим делом, как будто мой вид вовсе не оскорблял его взгляда.
В бар вошла молодая женщина. На ней была длинная шерстяная юбка кремового цвета и тяжелые черные ботинки из прекрасной кожи. Белая блузка, на шее – черный шелковый шарф, через руку перекинуто серое кожаное пальто. Очень стильно одета. Я заметил, что юбка хорошо сидит, особенно на бедрах. Женщина оглядела комнату, заметила нас у стойки и направилась прямо к нам. "А я их еще привлекаю, – пришла в голову мысль. – Еще не потерял былой красоты".
Женщина приблизилась к нам и позвала, протягивая руку:
– Рейчел!
Рейчел Уоллес повернулась и посмотрела на нее, потом улыбнулась, сжав протянутую руку обеими руками.
– Джулия, – произнесла она. – Джулия Уэллс. – Она наклонилась вперед, Джулия Уэллс тоже наклонила голову, и Рейчел поцеловала ее. – Как я рада тебя видеть, – призналась она. – Садись же.
Джулия скользнула на сиденье с другой стороны от Рейчел.
– Я услышала, ты опять в городе, – объяснила она, – и догадалась, что ты остановишься здесь, поэтому я закончила работу пораньше и явилась сюда. Позвонила тебе в номер, а когда никто не ответил, то я, зная твои привычки, подумала: больше всего шансов застать тебя в баре.
Линда Смит свернула с Массачусетс-авеню на Коммонвелт-стрит.
– Вы, кажется, считаете, что мне не следовало требовать возбуждения дела, – сказала мне Рейчел.
– Думать об этом – не мое дело, – ответил я.
– Но вы не согласны с моим решением.
Я пожал плечами:
– Система правосудия задыхается от подобных дел.
– По-вашему, я должна была отпустить их с миром после того, как они оскорбили и унизили меня?
– Я мог бы надавать обоим хороших пинков под зад, – предложил я.
– Это ваш единственный метод решения всех проблем, – заявила она, отвернувшись к окну.
– Отнюдь, но в некоторых случаях помогает. Вы хотите, чтобы их наказали. И что же, по-вашему, с ними будет? Ночь в кутузке и, быть может, пятьдесят долларов штрафа. А чтобы добиться этого, надо привлечь две патрульные машины, дежурного сержанта, судью, прокурора, адвоката, а может быть, и еще кого-нибудь. Это обойдется государству тысячи в две долларов, и вам придется потерять утро в суде, как и двум офицерам, задержавшим их. А я мог бы заставить их пожалеть о сделанном намного раньше и задаром.
Она продолжала смотреть в окно.
– И потом, – добавил я, – это же был всего лишь какой-то дерьмовый торт, леди.
Она взглянула на меня и слегка улыбнулась.
– А вы быстро среагировали, – сказала она.
– Я же не знал, что это будет торт.
– И вы бы выстрелили в него? – спросила она, смотря уже не в окно, а прямо мне в лицо.
– Если бы это понадобилось. Я почти выстрелил, когда увидел, что это торт.
– Каким должен быть человек, чтобы сделать это?
– Что сделать? Бросить в кого-нибудь тортом?
– Нет, – ответила она. – Выстрелить в человека.
– Вы уже спрашивали меня, – напомнил я. – И на этот раз у меня есть только один ответ: "Правда неплохо, что вы нашли такого человека?" Судя по тому, как идут дела, на вас в ближайшую же неделю набросится куча арабских террористов.
– Вы говорите так, будто в том есть моя вина. Но это не так. Я не приношу неприятностей, они обрушиваются на меня из-за моих взглядов.
Линда Смит повернула на Арлингтон-стрит, а затем – на свободное место перед "Ритцем".
– Оставайтесь в машине, пека я не подам вам знак, – сказал я, вылез из машины, посмотрел по сторонам и заглянул в коридор. Швейцар рванулся вперед, чтобы открыть Рейчел дверь. Она взглянула на меня, я кивнул, она выбралась из машины и вошла в отель.
– Пойдем, выпьем, в бар, – сказала она.
Я кивнул и последовал за ней. Там за столом у окна сидели два бизнесмена с шотландским виски со льдом, а за другим столом – молодая парочка студенческого возраста, круто одетые, но чувствующие себя немного неуютно. Он пил пиво, она – шампанское. Во всяком случае, выглядело это как шампанское, и я почему-то надеялся, что так оно и есть.
Рейчел скользнула на сиденье у стойки, а я сел рядом с ней Лицом к залу и огляделся. Никого, кроме нас, бизнесменов и студентов. На Рейчел была куртка с капюшоном. Капюшон она сняла, но осталась в куртке, чтобы прикрыть пятно от пирожного спереди на платье.
– Вам пива, Спенсер?
– Да, пожалуйста.
Она заказала пиво мне и мартини себе. Надо признать, мой внешний вид явно не соответствовал бару "Ритц". Мне показалось, что бармен немного побледнел, когда я вошел, но ничего не сказал и продолжал заниматься своим делом, как будто мой вид вовсе не оскорблял его взгляда.
В бар вошла молодая женщина. На ней была длинная шерстяная юбка кремового цвета и тяжелые черные ботинки из прекрасной кожи. Белая блузка, на шее – черный шелковый шарф, через руку перекинуто серое кожаное пальто. Очень стильно одета. Я заметил, что юбка хорошо сидит, особенно на бедрах. Женщина оглядела комнату, заметила нас у стойки и направилась прямо к нам. "А я их еще привлекаю, – пришла в голову мысль. – Еще не потерял былой красоты".
Женщина приблизилась к нам и позвала, протягивая руку:
– Рейчел!
Рейчел Уоллес повернулась и посмотрела на нее, потом улыбнулась, сжав протянутую руку обеими руками.
– Джулия, – произнесла она. – Джулия Уэллс. – Она наклонилась вперед, Джулия Уэллс тоже наклонила голову, и Рейчел поцеловала ее. – Как я рада тебя видеть, – призналась она. – Садись же.
Джулия скользнула на сиденье с другой стороны от Рейчел.
– Я услышала, ты опять в городе, – объяснила она, – и догадалась, что ты остановишься здесь, поэтому я закончила работу пораньше и явилась сюда. Позвонила тебе в номер, а когда никто не ответил, то я, зная твои привычки, подумала: больше всего шансов застать тебя в баре.