Патни Мэри Джо. Лепестки на ветру

   Только де Варенн успел закончить фразу, в галерее раздались возмущенные крики на французском. Несколько солдат в прусской форме решительно вошли в зал и под недоуменными взглядами посетителей музея принялись снимать со стены полотна.
   — Кто вам разрешил делать это? — возмутился Росси.
   Командир отделения обернулся, и Мегги узнала полковника Ференбаха.
   — Мы делаем это по праву собственников, — со спокойной уверенностью ответил полковник. — Переговоры стоят на месте, а Пруссия ждать не будет.
   Мегги, боясь упустить что-то важное в противостоянии, рванулась было в конец галереи, но Рейф остановил ее, схватив за руку.
   — Не влезай, — коротко приказал он непререкаемым тоном.
   Мегги попробовала убедить его в необходимости ее присутствия, но замолчала, повинуясь соображениям здравого смысла.
   Граф Варенн поспешил на помощь своему соотечественнику. Тоном, более дипломатичным, чем у Росси, но от этого не менее враждебным, он сказал:
   — По решению Венского конгресса сокровища остаются во Франции, и я не вижу причин для пересмотра этого решения. То, что вы делаете, можно определить одним словом — разбой.
   — Говорите что хотите, — высокомерно заметил полковник, — я здесь по приказу моего короля. У каждого из нас своя правда.
   Солдаты принялись упаковывать картины в деревянные ящики, которые они принесли с собой. Французы с вытянутыми лицами стояли рядом, безмолвно наблюдая за действиями военных. Мегги подумала было, что горожане сейчас разорвут непрошеных гостей, но этого не случилось. Они оставались на редкость пассивными.
   — Не стоит считать себя таким уж праведником, полковник, — со змеиной вкрадчивостью заговорил Варенн. — Многие из полотен, которые вы по наивности считаете своими, тоже были присвоены вашей страной по праву сильного. Бронзовые кони Святого Марка, например, венецианцы украли из Константинополя.
   — Не стану с вами спорить, — усмехнувшись, ответил полковник, — замечу лишь, что вы сейчас напоминаете мне объевшегося волка, рассуждающего о пользе вегетарианства.
   — Согласитесь, — решил вмешаться Росси, — в истории каждой страны хватает эпизодов, связанных с разбоем, но только Франция сделала всю эту красоту общим достоянием. Даже беднейший из бедных может прийти сюда и поразиться величию человеческого гения.
   — Не могу не согласиться, — мрачно ответил Ференбах, — что французы продемонстрировали миру самый основательный подход к тому, что иначе как воровством не назовешь. Вы изучали путеводители, выписывали специалистов по искусству, чтобы не ошибиться и отхватить самое лучшее. Император умудрился заставить Ватикан финансировать доставку в Париж шедевров из своей сокровищницы. Однако не стоит забывать и того, что сказал по вашему поводу Веллингтон: «Разбой всегда останется разбоем — это то, что добыто кровью невинных». Пакуйте, ребята, — добавил Ференбах, обернувшись к своим солдатам. — Франция не в силах удержать того, что вырвала из чужих рук.
   Полковнику, пожалуй, повезло, что он сказал эту фразу в присутствии своих солдат, иначе ему бы не поздоровилось. Чаша терпения зрителей начала переполняться.
   Окаменев от такой наглости, генерал с минуту в бессильной ярости смотрел на Ференбаха, но разум взял верх, и, круто повернувшись к полковнику спиной, Росси молча вернулся к жене и Рейфу с Мегги.
   — Думаю, нам лучше уйти отсюда, — сдавленно проговорил Он.
   Взяв супругу под руку, он провел ее к выходу мимо прусских солдат. За ним последовали Варенн и остальные.
   Слух об инциденте в Лувре распространился с удивительной быстротой, и у выхода из музея уже собралась толпа любопытных. К счастью, арка, знаменующая собой великую победу, была пока на месте, как и венчавшие ее кони Святого Марка, как и величественная Венера де Медичи, гордо выступающая в сопровождении Аполлона Бельведерского.
   Юноша в испачканной красками куртке, с грустью глядя на монумент, вздохнув, произнес:
   — Хорошо бы, чтоб Веллингтон распорядился вывозить это все ночью, а то сердце может разорваться при виде того, как мы лишаемся своих сокровищ. Нет, только не при свете дня!
   При всем сочувствии к художнику Мегги не могла не вспомнить о том, что и итальянцы, и немцы, очевидно, испытывали ту же боль, глядя, как топчут их национальную гордость и вывозят то, что принадлежит их народам по праву.
   — Веллингтон занялся неблагодарным делом, — тихо сказал Рейф, подойдя к Мегги сзади, — его популярность среди французов сойдет на нет.
   Росси повернулся к Мегги лицом. В глазах генерала застыла боль, та же боль читалась во влажном взгляде его жены, крепко державшейся за руку мужа.
   — Простите, — сказал он, — боюсь, мы сейчас для вас — не самая лучшая компания. Прошу нас извинить, если мы уйдем немедленно.
   — Конечно, Росси. До свидания, генерал, до свидания, кузина Флорина. Надеюсь, мы с вами еще встретимся, если обстоятельства позволят.
   — Вся Франция разделяет ваше возмущение, генерал, — сказал Варенн, и эти слова были первыми словами графа после стычки с пруссаками.
   Поймав полный понимания взгляд, которым обменялись Росси и Варенн, два сильных и способных человека, Мегги подумала, что Франция вновь сможет стать источником опасности для всей Европы, если роялисты и бонапартисты объединят свои усилия. К счастью, между группировками существовали достаточно серьезные противоречия, чтобы это могло произойти скоро.
   После ухода четы Росси граф, обращаясь к Мегги и Рейфу, вежливо сказал:
   — Мне жаль, что вы оказались свидетелями столь некрасивой сцены. Я слышал, будто Пруссия придерживается в переговорах жесткой линии, но чтобы настолько жесткой…
   — Боюсь, это только вершина айсберга — спор о предметах искусства всего лишь выражение общего состояния дел в переговорах.
   — Ситуация весьма сложная, — согласился Варенн. — Вы наверняка знаете о разладе в королевском правительстве. Боюсь, Ришелье недостаточно силен, чтобы поддерживать порядок.
   Варенн тряхнул головой, словно стараясь развеять мрачное настроение, и, улыбнувшись, сказал:
   — Не стоило мне говорить о подобных вещах при даме.
   Вероятно, он считал ее слишком ветреной, чтобы интересоваться политикой. Ну что же, чем глупее будет она выглядеть в его глазах, тем лучше. Хлопая ресницами, Мегги протянула:
   — О да… Все это так тягостно… Мне казалось, что с окончанием войн заканчиваются и проблемы.
   — Не все так просто, — сказал Варенн, и темные глаза его иронично блеснули, — я жду не дождусь того часа, когда смогу посвятить себя восстановлению поместья, но ждать мне, по всей видимости, придется еще долго.
   — Ваше поместье далеко от Парижа? — спросила Мегги, хотя ответ был ей известен заранее.
   — Нет, рядом. Недалеко от дома императора в Мальмезоне[19]. Шантель — один из самых прекрасных средневековых замков Франции.
   — Как романтично! — воскликнула Мегги.
   — Да, — согласился граф, одарив даму улыбкой, какую можно было бы отнести к разряду обворожительных, если бы не расчетливый прищур глаз. — Буду счастлив показать его вам. Как насчет следующей недели?
   Мегги обдумывала ответ, когда Рейф, мягко положив ей руку на талию, улыбаясь, сказал:
   — Пожалуй, на следующей неделе не получится. В ближайшем будущем графиня и я будем очень заняты.
   По-видимому, удивившись собственническому чувству Рейфа, Варенн, целуя руку очаровательной графине Янош, сказал:
   — Монсеньор, вы с графиней всегда будете моими желанными гостями.
   С этими словами граф растворился в колышущейся массе разгневанных парижан. Мегги посмотрела ему вслед с тревожным чувством. Варенн вел себя так, словно флиртовал с ней, и вместе с тем Мегги была уверена в том, что она едва ли интересует графа как женщина. Ее размышления прервал приказ спутника:
   — Пора уходить, графиня. Толпа становится неуправляемой.
   Слова Рейфа разбудили всегда дремавший в ней инстинктивный страх перед толпой. К счастью, Рейф был рядом. С ним всегда при любом скоплении народа она чувствовала себя спокойно. Встречный сто раз подумает, прежде чем задеть его плечом, и дело не столько в богатстве или титуле, сколько в той аристократической отчужденности, которая преграждает путь любой фамильярности.
   Миновав запруженную народом площадь, они сели в нанятый Рейфом экипаж, который должен был доставить их на бульвар Капуцинов.
   — Сейчас, когда имел счастье видеть всех троих подозреваемых вместе, — начал разговор Рейф, оказавшись в спасительном уединении кэба, — я все равно не могу сказать, кто из них виновен, а кто — нет. У тебя есть какие-нибудь соображения?
   Мегги нахмурилась, оживляя в памяти эпизод противостояния в галерее.
   — Я много думала над этим, и не только сегодня. Полковник Ференбах терпеть не может французов и упивается их унижением. Как мне кажется, сам он не станет организовывать заговор, но использовать его вполне могли.
   — А что ты скажешь о Росси?
   — Он действует с необычной прямотой, — протянула Мегги. — Глядя на него в Лувре, я подумала было, что генерал сейчас возглавит толпу обывателей и поведет ее на пруссаков.
   — Едва ли он стал бы так рисковать, принимая во внимание то, что с ним была жена.
   — Да, это его и остановило, — согласилась Мегги. — И вообще он, человек неглупый, понимал, что, выдворив из музея пруссаков, ничего не добьется. Но Росси — настоящий воин, и я видела, как трудно было ему подчиниться обстоятельствам. Боюсь, что он не создан для темных дел. Тот, кто решил бы вовлечь его в заговор, должен был сто раз подумать: неосторожным словом или действием Росси мог бы провалить все дело.
   — А как насчет Варенна с его столь романтичным замком? — спросил Рейф с сардонической усмешкой в голосе.
   Мегги не могла сдержать улыбки. Нашел к кому ревновать!
   — С ним я бы постаралась никогда не иметь дел. Граф столь двуличен, что сразу и не поймешь: то ли он замешан в заговоре, то ли ведет себя так потому, что по-другому не умеет.
   Игнорируя ее легкий тон, Рейф мрачно заметил:
   — Я чувствую, что тучи сгущаются. Об одном прошу Бога, чтобы он указал нам, откуда ждать ветра.
   — Знать — еще не значит предотвратить, — ответила Мегги с выстраданной мудростью. — Не знание спасает в бурю, а гибкость. Те, что не умеют гнуться, ломаются.
   — Это в мой огород камень? — спросил Рейф, приподняв темную бровь. — Вспомни, как цветы наклоняются перед бурей. Но, увы, это не спасает: ветер или рвет их с корнем, или обрывает лепестки.
   — Не стоит увлекаться аналогиями, ваша честь, — сухо заметила Мегги. — Кто-то может сравнить меня с розой в лучшую пору цветения, но мне удалось пережить такие свирепые бури, которые вам и не снились.
   Экипаж остановился возле дома Мегги. Рейф последовал за спутницей.
   — Мы давно не играли в шахматы. Закончим партию? — предложила Мегги, чтобы развеять дурное настроение своего кавалера.
   Игра была странной: партнеры проявляли поразительную беззаботность.
   После очередной глупости со стороны Мегги Рейф объявил шах.
   Черный слон угрожал белому королю. Чтобы спастись от шаха, Мегги пошла конем так, что он преградил дорогу черному слону. Если бы Рейф взял коня, она бы съела его слона, восстановив таким образом баланс сил, да и король был бы в безопасности.
   — Люблю коней, — промурлыкала она, — они так хитро ходят…
   — Как и вы, графиня?
   Удивленная резкостью тона, Мегги встрепенулась, запальчиво ответив:
   — А чего ты хочешь? Я ведь шпионка, и хитрость — моя профессия.
   — Так пожертвует ли белая королева собой ради белого короля?
   Рейф буквально впился в нее глазами. Разговор не имел никакого отношения к шахматам. Черты лица его заострились, чувствовалось, что он едва сдерживается.
   Мегги давно ожидала чего-то подобного.. Не таким уж легким человеком был Рейф Уайтборн.
   — Рейф, что ты хочешь этим сказать? — спросила она, поджав губы.
   Вместо ответа он передвинул по доске черного короля, сбив белую королеву.
   — Этот ход не по правилам, — с нажимом произнесла Мегги. — Чего ты хочешь?
   Рейф взял в руки белую королеву и черного короля и убрал их с доски.
   — Только одного, Мегги. Я хочу, чтобы белая королева не жертвовала собой ради белого короля. Хочешь ты этого или нет — я вывожу тебя из игры.

Глава 13

   Мегги уставилась на Рейфа в полном недоумении.
   Что на него нашло?
   — Ты выводишь меня из игры? С какой стати?
   Можешь выражаться более ясно?
   Рейф в гневе смахнул с доски шахматы. Фигурки рассыпались по персидскому ковру.
   — Я говорю о тебе и твоем любовнике Роберте Андерсоне, разве не понятно?! — выпалил он, словно дал пощечину. — Да, о твоем любовнике, предателе и шпионе!
   Мегги поднялась так резко, что едва не опрокинула кресло.
   — Ты не знаешь, что говоришь!
   Рейф тоже встал, возвышаясь над ней всей громадой своего роста. Куда подевался воспитанный, уравновешенный человек! Сейчас Рейф был сплошным сгустком гнева.
   — Знаю, леди-куртизанка! Я знаю, что он приходил к тебе поздно ночью, знаю, что ты говорила с ним, хотя Люсьен запретил тебе иметь дело с кем-то, кроме меня!. Запретил общаться с членами британской делегации!
   Мегги опустила глаза.
   — Я играю в эти опасные игры уже давно, — сказала она как можно мягче, — и имею в подобных делах куда больше опыта, чем ты. Я работаю с теми, кому доверяю.
   — И даже если те, кому ты доверяешь, не достойны доверия? Твоего дружка видели с генералом Росси. Я сам был свидетелем его общения с Генри Лемерсье в кафе «Мазарин». Возможно, именно тогда и обговаривался план покушения на Кэстлри.
   В первый момент Мегги растерялась, но уже в следующую секунду нашлась с ответом:
   — Это еще ничего не доказывает. Шпион может говорить с кем угодно, не только с благонамеренными гражданами.
   Рейф обошел вокруг стола, вплотную приблизившись к Мегги.
   — Значит, ты допускаешь, что он шпион?
   — Не допускаю, а знаю! Мы много лет работаем вместе.
   — Значит, ты и спишь с ним уже много лет, — сказал Рейф, и глаза его стали словно льдинки. — Ты знаешь, на кого он работает?
   — На Британию, на кого же еще? Он такой же англичанин, как и я.
   — Даже если Андерсон — англичанин, это не значит, что он работает на Британию. Часто служат тому, кто больше платит. А тебя он просто использует. — Подозрительно прищурившись, Рейф спросил:
   — А ты уверена, что он англичанин?
   — Да ты просто самонадеянный болван! — вспылила Мегги. — Твои обвинения абсурдны, и я не желаю тебя больше слушать!
   Мегги отвернулась, но Рейф поймал ее руку и резко развернул к себе.
   — Абсурдны? Тогда откуда у тебя деньги? Кто оплачивает твои наряды, экипаж, дом?
   — Я оплачиваю, — ответила Мегги, вырывая руку, — деньгами, которые платит мне британское правительство.
   — Тебе приходят счета прямо из Лондона?
   — Нет, — замешкалась Мегги. — Деньги я получаю через Роберта. Так и есть.
   — Я списался с Люсьеном и выяснил размеры твоего жалованья. Выходит, что за двенадцать лет ты получила всего пять тысяч фунтов, а этого мало, чтобы жить так, как живешь ты.
   Мегги была поражена до глубины души, но сдаваться не желала.
   — Может, лорд Стрэтмор и платит мне гроши, но Роберт, возможно, работает и на другие британские агентства, которые оплачивают его, а значит, и мой труд более щедро.
   Несмотря на безапелляционность ее утверждения, Рейф заметил, что Мегги в растерянности. Не снижая натиска, он продолжил:
   — Я восхищен твоей преданностью Британии. Тем не менее факты говорят, что именно Андерсон есть то самое слабое звено в британской делегации, и я почти убежден — он замешан в покушении на министра. Для меня одно только неясно: знала ли ты, что работаешь на врага, или все дело в твоей наивности?
   — Не верю! — запальчиво воскликнула Мегги. — Роберт — мой самый лучший друг, и если я стою перед выбором, кому из вас двоих верить, скорее поверю ему, чем тебе! Убирайся отсюда!
   До сих пор Рейф как мог сдерживался, но отказ Мегги поверить в то, что ее любовник оказался непорядочным человеком, окончательно вывел его из себя. Схватив Мегги за плечи, он стал трясти ее, требуя ответа.
   — Ну почему он, Марго, почему он, а не я?! Может быть, Андерсон бесподобен в постели? Ты любишь его, или все из-за того, что он содержит тебя?
   Пальцы его конвульсивно сжались, впиваясь ей в предплечья.
   — Если тебе нужны деньги, я заплачу столько, сколько ты скажешь, какой бы высокой ни была цена. Если дело лишь в постели, дай мне одну только ночь, и ты узнаешь, кто из нас лучше!
   Рейф задыхался, хрипел.
   — А если ты защищаешь его из слепой верности, подумай, стоит ли предатель такой преданности! Мегги рассмеялась ему в лицо.
   — И ты смеешь еще спрашивать, почему я предпочитаю Роберта? Это он спас мне жизнь и дал силы жить дальше. Бог свидетель, я предпочла бы стать заложницей висельника, чем любовницей человека, вынесшего мне приговор просто так, послушав сплетню, человека, чья ревность заставила моего отца увезти меня из родной страны…
   У Мегги сорвался голос, она вся дрожала от гнева.
   — Отца не убили бы во Франции, если бы ты не сделал того, что сделал, Рейф. Уже за одно это не будет тебе от меня прощения. Что же касается твоей мужской доблести — меня она не впечатляет. Где ты постигал сие искусство? В постели у каждой мастеровитой шлюхи по всей Европе? Никогда я не отдам себя мужчине без любви, а ты не способен на это чувство. Ты — самонадеянный, чванливый бабник, и я не желаю тебя больше видеть!
   Мегги подняла руки и попыталась высвободиться, но с Рейфом трудно было справиться. Он завел ей руку за спину и заставил повернуться к нему.
   — Марго, не надо со мной бороться, — прохрипел он, — я хочу только одного — спасти тебя.
   Яростно, грубо Рейф стал целовать Мегги, надеясь, что страсть лишит ее воли, и, как всегда в минуты объятий, горячая волна накрыла их; нечто более сильное, чем разум, воля, обида, захватило обоих. Не в человеческих силах было противиться тому, что владело ими.
   Вначале Мегги пыталась вырваться, но чем плотнее смыкалось кольцо его рук, тем мягче, податливей становилось ее тело, тем живее откликалось на призыв Рейфа. Языком касаясь его зубов, она рукой скользнула вниз.
   Почувствовав тепло руки любимой, Рейф застонал, плоть его отвердела под ее пальцами. Вот как нужно: не борьба, а ласка, любовь… Чуть ослабив объятия, Рейф провел ладонью по стройным бедрам женщины.
   Воспользовавшись тем, что партнер расслабился, Мегги предательски быстро ударила коленом вверх, но, так как Рейф все-таки не до конца расстался с мыслью, что ее страсть не более чем уловка, он успел податься назад. Удар пришелся в ногу, однако Мегги вырвалась.
   Высвободившись из его объятий, Мегги в один прыжок очутилась на противоположном конце комнаты, еще мгновение, и в руке ее оказался пистолет. Направив дуло прямо в лицо Рейфу, она сказала:
   — Убирайся! Чтобы ноги твоей не было у меня в доме! Если ты только попробуешь навредить Роберту, я тебя убью!
   Голос ее дрожал, зато оружие она крепко держала обеими руками.
   Рейф смотрел на пистолет недоверчиво.
   — Мегги…
   — Не шевелись! Она взвела курок.
   — Предупреждаю, попробуй обидеть Роберта, и ты умрешь, даже если я сама погибну. Я постараюсь, чтобы ты не ушел от пули. А теперь ты, несостоявшийся шпионишка, убирайся-ка поскорее в Англию и не забудь прихватить свою дурацкую ревность и подозрительность!
   Она блефовала, Рейф не сомневался в этом ни на минуту. Наверняка пистолет даже не заряжен. Рейф сделал шаг, и Мегги нажала на курок. Раздался выстрел. Рейф почувствовал, как мимо него просвистела пуля и что-то острое впилось ему в икру.
   Вначале Рейф решил, что у Мегги просто сорвалась рука, но когда дым рассеялся, он увидел, что от черного короля, валявшегося рядом на ковре, остались одни щепки. С тем же успехом Мегги могла попасть Кэндоверу в глаз.
   К тому времени, как Рейф поднял на Мегги глаза, она уже успела перезарядить пистолет. Стальное дуло уперлось прямо в него.
   — Как видишь, я не разучилась стрелять, — сказала она мрачно, — если ты только двинешься в мою сторону, тебе конец.
   Не надо было даже пытаться вырвать у нее пистолет: чтобы приблизиться на нужное расстояние, потребовалось бы время, достаточное для выстрела. В том, что Мегги будет стрелять на поражение, сомневаться не приходилось, стоило только взглянуть ей в глаза. Она готова убить. Глупо было с наскоку набрасываться на Андерсона. Мог бы догадаться, что не так просто будет заставить Мегги поверить в двуличие ее любовника. В очередной раз устроив сцену ревности, он лишил себя верного шанса склонить Мегги на свою сторону.
   Собрав в кулак волю, Рейф как можно спокойнее и убедительнее произнес:
   — Для твоего же блага, Мегги, не доверяй Андерсону. Пусть я кажусь тебе ревнивым дураком, но то, что я сказал, правда. Неужели ты хочешь, чтобы пострадали Кэстлри и остальные только из-за твоего упрямого нежелания видеть в Андерсоне предателя? Он — наша единственная нить к заговорщикам, и Веллингтон должен его допросить.
   — Вы не убедили меня, ваша честь, — сказала она, враждебно сверкая серыми, как сталь, глазами. — Я уже говорила, шпион волен общаться, с кем сочтет нужным, а в особенности с теми, кого подозревает. Что же касается денег, то вы с вашим состоянием, должно быть, забыли о том, как их зарабатывают. Продажа информации союзническим разведкам не считается предательством, это просто хороший бизнес.
   — Что-то не чувствую уверенности, — мягко заметил Рейф, уловив в голосе Мегги излишнюю браваду.
   В ответ она напряглась, и Рейф невольно спросил себя, насколько у ее пистолета тугой спуск. С мрачным юмором висельника он подумал, сколь жалкой и мелодраматичной была бы смерть герцога Кэндовера во время любовной ссоры, с той лишь пикантной подробностью, что они на самом деле не были любовниками.
   Грудь ее вздымалась от напряжения.
   — Ты можешь представить мне неопровержимые доказательства измены Роберта, и может быть, только может быть, я поверю тебе, но никогда, слышишь, никогда не стану делить с тобой постель. Ты сам уйдешь или мне позвать прислугу, чтобы тебя вытолкали взашей?
   Увы, Рейф понял, что проиграл. Проиграл по всем статьям. Да, Мегги помогала Андерсону, но предать страну не могла, теперь же, после его обвинений, она выскочит из собственной шкуры, но докажет, что Андерсон чист, не заботясь при этом о безопасности. Что из этого получится, одному Богу известно, и рядом не будет никого, кто мог бы ее защитить.
   Под прицелом Рейф направился к двери. Уже взявшись за ручку, он не удержался и обернулся посмотреть на нее. Даже тот факт, что она держала его на мушке, не убил в нем желания обладать этой женщиной.
   — Я не уеду из Парижа, пока все не закончится, — тихо сказал он. — Если потребуется моя помощь, в любое время я к вашим услугам. Ты знаешь, где меня найти.
   Рейф ушел, тихонько прикрыв за собой дверь.
   Мегги, положив пистолет на туалетный столик, опустилась на пол. У нее кружилась голова, тошнота подступала к горлу.
   Она давно спрашивала себя, что стоит за прохладным безразличием Рейфа. Теперь поняла. Уж лучше бы оставаться в неведении! Честно говоря, он с самого начала ясно давал ей понять, что хочет ее, но откуда же она знала, какой чудовищной ревностью снедаем этот респектабельный джентльмен. Да, двенадцать лет назад Рейф вел себя аналогично, но тогда Мегги казалось, что это от любви. На самом деле виной всему его непомерная гордость и эгоизм.
   Мог ли он намеренно оболгать Роберта? Непонятно, из каких источников Рейфу стало известно о встрече Роберта с Росси и Лемерсье, но в любом случае это никак не свидетельство того, что Роберт ведет двойную игру. С тем же успехом она могла бы обвинить его, Рейфа, поскольку тот тоже не делился с ней всей полученной информацией.
   Гораздо сложнее обстояло дело с деньгами. Хотя Мегги жила на широкую ногу всего два года из двенадцати, проведенных во Франции, она и раньше тратила куда больше той суммы, которую назвал Рейф. Часть денег, полученных от Роберта, шла на оплату информаторов, часть — на жизнь, остальные она откладывала на счет в швейцарском банке. Мегги накопила уже вполне приличную сумму, чтобы остаток дней безбедно провести на родине, в Англии.
   Ни разу она не спросила Роберта, откуда он берет деньги, полагая, что вполне заслужила их своим трудом на благо отечества. Неужели Роберт действительно был слугой многих господ? Однако ни единым словом не намекнул, что платит им не только Британия.
   Кто же в действительности Роберт? При первой встрече сказал ей, что он англичанин, но о своей жизни ничего никогда не рассказывал. С нелегким сердцем Мегги призналась себе в том, что со своими способностями к языкам Роберт мог с равным успехом представиться и немцем, и французом, и итальянцем. Фактически это он и научил ее безукоризненно передавать любой акцент.
   И тем не менее при всей загадочности его прошлого Мегги могла поклясться, что в главном он был всегда с ней честен. Теперь эта уверенность стала пропадать. Мегги вспомнила, как совсем недавно он просил ее не доверять никому, и ему в том числе. Тогда она решила, что Роберт просто поддразнивает ее, но теперь эти слова приобрели новый, зловещий смысл.
   Покачиваясь, Мегги поднялась с пола, пошла к буфету, налила себе бренди. Одним глотком выпила половину бокала. Она почувствовала, как приятное тепло разлилось по телу, но алкоголь не растопил ее сомнений.