Страница:
— Мегги, ты понимаешь, что говоришь? На ресницах ее блестели слезы, но взгляд был вполне осмысленным.
— Да, знаю. Понимаю, что это несправедливо по отношению к тебе, но я хочу, я должна забыть.
Голос ее сорвался. Вздрогнув, Мегги закрыла глаза, стараясь набраться сил, но, открыв их, повторила просьбу:
— Рейф, если я хоть немного дорога тебе… И все же он не верил своим ушам. Еще недавно ему казалось, что он может даже изнасиловать ее, но в данный момент Рейф отчетливо понимал, что не хочет брать Мегги сейчас, когда та испугана и изранена. Он мечтал, чтобы она отдалась ему с той же страстью, которую сам испытывал к ней, а не тогда, когда она видит в нем лишь способ избавиться от навязчивых воспоминаний.
Мегги легонько провела кончиками пальцев по щеке Рейфа.
— Прошу тебя…
Смотреть, как она унижается, не было сил. Целуя ее ладонь, Рейф прошептал:
— Мегги, Боже мой, сколько мне пришлось ждать…
Сейчас Рейф не лгал, желание, сводившее его с ума столько ночей и дней, вспыхнуло с новой силой. Больше всего на свете он хотел войти в нее со всей яростью долго сдерживаемого желания, но сейчас не время для безумной дикой страсти: если он хочет помочь ей, то должен быть мудрее и спокойнее…
Обняв подругу за плечи, Рейф подарил ей долгий нежный поцелуй. Мегги задрожала. Рейф замер.
— Что это: желание или страх?
— Всего понемногу, — ответила Мегги, встречаясь с ним взглядом.
Как странно, но только накануне вечером Рейф считал себя способным овладеть ею силой. Одна мысль о том, что он внушает Марго страх, ранила сильнее, чем раскаленный прут палача.
Рейф беспомощно смотрел на нее, не зная, что сказать или сделать, чтобы успокоить женщину. Мегги подняла руку, нервным жестом откинув со спины волосы. Рукав ночной сорочки приподнялся, обнажив багровый рубец на предплечье.
Увидев лилово-синий кровоподтек, Рейф прошептал:
— Может, не надо, Мегги? Я не хочу делать то, о чем ты можешь пожалеть позже.
Глядя на следы насилия, оставленные негодяями на ее теле, Рейф чувствовал, как в нем закипает ярость.
— Я не буду ни о чем жалеть, — сказала Мегги, прикладывая его руку к своей груди. — От всего сердца клянусь, мне надо вспомнить, что… что не все мужчины — скоты.
— Принимая во внимание, что перед тобой самодовольный тщеславный бабник, — едко, более едко, чем ему бы того хотелось, сказал Рейф, — не ошиблась ли ты в выборе мужчины, который должен отстоять доброе имя худшей половины человечества?
— Прости, — сказала Мегги, заливаясь румянцем, — я… я не хотела тебя обидеть.
— Хотела, не отпирайся, и поделом мне. Я действительно самодовольный и весьма тщеславный тип. — Рейф сделал вид, что задумался. — Не знаю, как насчет бабника, до сих пор думал иначе…
— Тогда я снимаю это оскорбление. — Мегги несмело улыбнулась. — Ну что, мир?
Рейф хотел было подразнить Мегги еще, но, заглянув за серую дымку ее глаз, увидел пустоту. Тогда он понял, что она держится, собрав волю в кулак, но даже сталь имеет предел прочности. Если не вырвать ее из когтей страха, она или умрет у него на глазах, или сойдет с ума.
— Мир, — тихо ответил Рейф, привлекая Мегги к себе. Когда он осторожно поцеловал ее, между ними словно пробежал разряд. Такое бывает в холодную сухую погоду. Кто знает, что это было: притяжение, природа которого сродни магнетизму, или что-то еще более непонятное…
Мегги раскрыла губы для поцелуя, чуть обмякла, но ненадолго, тело ее вновь напряглось. Не открывая глаз, она принялась расстегивать ему рубашку.
Рейф остановил Мегги, накрыв ее руки своими.
— До рассвета еще долго, и это время я хочу провести с толком. Расслабься, получи удовольствие. Обещаю, к утру все, что случилось на площади, покажется тебе лишь дурным сном.
Мегги прикусила губу.
— Прости, Рейф, когда я закрываю глаза, передо мной снова всплывают их руки и лица. Это все равно что… как будто ты среди волчьей стаи. — Мегги перевела дыхание. — Я не могу сдержать ужас и знаю, что сильнее страха только одна вещь — страсть.
— Это верно, страсть позволяет забыть обо всем, по крайней мере на какое-то время, — согласился Рейф, но он понимал и другое: едва ли, находясь на грани нервного срыва, Мегги сможет целиком отдаться во власть желания.
Кажется, он нащупал нить. Не раз с ядовитым сарказмом она величала его «ваша честь». Для него «графиня Янош» была тем же символом. Куда легче становилось Рейфу воспринимать ее, когда «графиня» исчезала и на ее месте появлялась Марго Эштон.
— Марго, перемирия недостаточно, — тихо сказал Рейф. — Попытаемся вернуться к нам прежним, к истокам самих себя, к тем временам, когда жизнь казалась простой, не осложненной предательством и болью. Забудем и сегодняшнюю стычку, и другие эпизоды, оставившие шрамы в душе. Перестанем быть циничными. Представь, что тебе восемнадцать, а мне — двадцать один, что мир открыт нам и сулит только счастье.
— Я не смогу, даже если буду стараться, — еле слышно произнесла она. — Если бы только можно было повернуть время вспять…
— Я бы перенес тебя в прошлое, но боюсь, это не в моих силах. — Рейф нежно убрал прядь со скулы, обезображенной синяком. — Но хотя бы на несколько часов давай окунемся в другой мир — мир, каким бы мы хотели его видеть, простой и добрый.
— Мир не отличается ни добротой, ни простотой, — горько ответила Мегги.
— Сегодня он такой, — шепнул Рейф, поднимая ее руки и целуя их так бережно, будто они из тончайшего, тоньше яичной скорлупы, фарфора. — Поверь в это. Марго, хотя бы на несколько часов.
— Я постараюсь, Рейф, — ответила она, медленно разжимая пальцы.
Рейф снова поцеловал ее. Сегодня осуществится его мечта — та самая свадебная ночь, которой он грезил когда-то. Все в мире казалось несущественным по сравнению с мягкостью ее ласковых губ, влажной шершавостью языка, теплой упругостью груди.
Эта ночь сделает их счастливыми. Он преподнесет свое искусство любви в дар той, ради которой был готов на все.
Как тогда, когда успокаивал коня Кэстлри, Рейф мысленно сосредоточился, стараясь передать Марго свое состояние. Напряженность стала спадать, страх утекал из нее, как песок из песочных часов.
Почувствовав, что она успокоилась, тело стало податливым и мягким, Рейф начал целовать высокие скулы любимой. Коснувшись мочки уха, он захватил ее губами, лаская изящные изгибы трепещущим языком.
Марго застонала от удовольствия и откинула голову. Смиренно Рейф подумал о том, что заставляет одного человека вверять себя другому. Странно, но после всего того, что было между ними, она не раздумывая подставляет ему горло в тот момент, когда наиболее беззащитна.
Рейф прижался губами к нежной коже под подбородком, чувствуя ток крови и шелест сбившегося дыхания. Поддерживая ее одной рукой под спину, он начал расстегивать маленькие пуговицы у ворота рубашки.
Губы его следовали за рукой, лаская постепенно обнажавшееся тело, все ниже и ниже. Представив, что эта ночь та самая, далекая, желанная, Рейф испытывал давно забытое чувство сладости греха, воспринимая каждый изгиб ее тела так, как воспринимает юность, — с ощущением непостижимой сладости и тайны. Коснувшись губами ложбинки между двух полукружий, Рейф почувствовал, что Мегги вздрогнула и стала беспокойно поглаживать его спину пальцами.
Шесть перламутровых пуговичек на груди были расстегнуты, и чтобы открыть взгляду остальное, Рейф взялся за подол рубашки, но, приподняв его до середины бедра, остановился. Что-то несправедливое было в том, что одетый мужчина ласкает нагую женщину, словно демонстрируя ей свое превосходство. Меньше всего ему хотелось, чтобы Марго почувствовала себя униженной.
Соскользнув с кровати, он быстро разделся. Вернувшись к ней, заметил, что она приоткрыла затуманенные глаза, отыскивая его взглядом. При свете свечи лицо ее с высокими скулами было прекрасным, но тень страха все еще витала на нем.
— Я не оставлю тебя, Марго, — сказал он тихо. — Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь, и ни минутой дольше.
Рейф слукавил, едва ли он смог бы остановиться, прикажи она сделать это сейчас.
На сей раз Марго обняла Рейфа первой, обвив сильными и тонкими руками обнаженный торс. Затем потянулась губами к его губам. Рейф знал, что этой ночью любимая едва ли будет много говорить и ему предстоит самому догадываться о том, чего она хочет.
Во время глубокого головокружительного поцелуя Рейф поднял рубашку, обнажив соблазнительные окружности. Тонкая ткань сбилась у плеч, поскольку ни он, ни она не могли разъединить объятий на те несколько секунд, которых хватило бы, чтобы стянуть рубашку через голову.
Наконец Рейф решился. Рубашка упала на пол. Окинув подругу взглядом, Рейф не мог сдержать восхищенного вздоха. Какой дурак сказал, что все женщины одинаковы! Для него Марго олицетворяла ту самую загадку женского существа, что больше всего возбуждает мужчину.
— Ты красивая… Именно такой я тебя и представлял, — проговорил Рейф с дрожью в голосе.
Марго смущенно улыбнулась, стыдливо уткнувшись лицом в его плечо, как, наверное, сделала бы невеста, и пробормотала:
— Приятно… сознавать, что у нас все только начинается…
Дыхание ее щекотало Рейфу шею.
— Мало сказать приятно, грандиозно… Рейф гладил ее волосы, пропуская сквозь пальцы роскошные пряди.
— Волшебно.
Марго изогнулась ему навстречу, набухшие соски упирались Рейфу в грудь. Тягучая истома охватила его тело, оно заныло от желания, которое становилось почти нестерпимым…
Мгновение он балансировал между страстью и долгом. Быть может, она уже готова…
Нет. Еще нет. Самые необузданные мечты, мучившие все эти годы, были плодом его желания, но сегодня все только для нее. О себе надо думать уже во вторую очередь.
Справившись с собой, Рейф уложил ее на подушки. Марго была гибкой, словно ивовый прутик, как та восемнадцатилетняя девочка. Наверное, знаменательным было то, что ночью она решила оставить свое упрямое стремление к независимости ради мягкой женственности.
Следы сегодняшней драмы, грубые рубцы и кровоподтеки портили совершенное тело. Инстинктивно он тронул губами лиловый след на руке и только потом вспомнил, что должен быть осторожнее.
— Тебе не больно?
— Нет. — Она впилась пальцами в его спину. — О нет…
Ободренный, Рейф отметил губами каждый жестокий след на ее коже, снимая боль влажным языком с ее плеч, локтей, бедра, груди… Дыхание любимой, все более учащенное, звучало в его ушах как самая сладкая музыка, поощрение к дальнейшим ласкам.
Потом Рейф положил руки на ее грудь, ощутив ладонями, как сладко набухают они под его пальцами, опустил лицо в ложбинку между ними. Сердце ее билось у него под щекой. Страшно представить: это сердце могло навек умолкнуть.
Стараясь прогнать эту невыносимую мысль, Рейф наклонился над ней и стал целовать ее полную грудь. Марго выгнулась дугой ему навстречу, и он почувствовал, как напряглись соски у него во рту.
Бедра ее беспокойно задвигались, Рейф опустил руки вниз и стал гладить нежную мякоть живота.
Целуя горячий живот, Рейф бережно попробовал раздвинуть ее колени, но ноги конвульсивно сжались.
Почувствовав ее страх, Рейф сказал нежно:
— Доверься мне, Марго. Я не сделаю тебе больно. У Марго вырвался долгий стон. С видимым усилием она заставила себя расслабиться.
Поглаживая ее ноги, пока они не стали податливыми, Рейф в том же ритме целовал ей живот и грудь. К тому времени, как он прикоснулся к области, где смыкаются бедра и живот, она буквально излучала желание. Рейф пропустил пальцы сквозь мягкие завитки, лаская увлажненное лоно.
Марго застонала, бедра ее конвульсивно сжались, вдавливаясь в его ладонь. Ногти больно впились ему в спину.
— Уже? — хрипло пробормотала она.
— Скоро, моя хорошая, скоро.
Рейф продолжал ласкать пульсирующую под его пальцами плоть, пока не понял, что она уже достигла пика. Тогда, дрожа от желания, он медленно вошел в нее, и тело ее сомкнулось вокруг него плотно, благодарно… Все, как в мечтах, и даже лучше. Понимая, что сам уже на грани, Рейф помедлил. Мир вокруг рушился, существовали только она и он в ней.
Марго ожидала, что в первый раз все пройдет не так гладко, ведь тела их еще не привыкли друг к другу, но она ошиблась. Они, казалось, были созданы друг для друга, и она почувствовала удовлетворение, которого никогда не знала раньше.
— Спокойнее, — выдохнул Рейф.
Плечи Рейфа, широкие и мускулистые, тускло блестели в свете свечи. На нем было столько же шрамов и царапин, как на Мегги, и она не могла не восхищаться храбростью, с которой он защищал презираемую им женщину.
Да, Рейф великолепен, само совершенство, воплощенная мужская стать. Марго понимала, какую высокую цену заплатит за минуты теперешнего счастья, но об этом предпочитала не думать. Она хотела обладать любимым полностью и, сжав руки у него на талии, притянула Рейфа к себе, чтобы полнее почувствовать тяжесть его сильного тела.
Штормовые тучи стали сгущаться над ними, как только Рейф приехал в Париж, и вот сейчас разразилась буря. Неистовой силы вихрь охватил ее, пронесся сквозь, развеял все страхи, все сомнения. Каждая клеточка ее просветлела, залучилась. Со стоном она прижалась к нему так, будто он действительно был единственной опорой, способной противостоять грозе.
Туман постепенно рассеялся, но тело продолжало конвульсивно сжиматься. Не сразу Марго осознала, что он еще оставался твердым внутри нее. Пробежавшись пальцами по его взмокшей спине, она спросила:
— Ты не…
— Не волнуйся за меня, — поспешил ответить Рейф, — ночь еще впереди.
И хотя это было не правдой, Марго даже не подумала спорить. Ей было хорошо и легко с Рейфом. С ним она чувствовала себя в безопасности.
Но желание не покидало Марго. Рейф понимал ее тело лучше, чем она сама, и снова начал двигаться в ней. Его толчки, вначале едва различимые, вызвали бурю страсти. Марго стала двигаться в ритм, и, по мере того как возрастал темп, любовники все больше зажигали друг друга. Они слились в одно существо, исполненное жаром желания.
Марго яростно откидывала голову, словно помогая раскачивать тело, пульсирующее с упрямой силой. То, что было до этого, оказалось просто прелюдией, легким аперитивом, разбудившим неизбывный, глубинный голод их тел. Охватившая Марго стихия не была похожа на ветер, ее сжигал огонь, поглощающий в жаре все: страх, гордость, здравый смысл, ненависть, обиды… Она сама превратилась в источник бешеного жара. На вершине блаженства, не в силах сдержать слов, прошептала человеку, который дарил ей такое нечеловеческое наслаждение:
— Я люблю тебя.
Буря и пламя, разрушение и возрождение. Почти в беспамятстве она услышала его стон:
— О Господи, помоги мне…
Внезапно он покинул ее тело, после нескольких горячих толчков в живот семя его вырвалось на волю.
Марго изо всех сил прижала его к себе. Слезы полились у нее из глаз. Слезы благодарности за то, что он даже в самые трудные для него секунды не переставал думать о ней. Но была в том потоке и слезинка по ребеночку, который мог бы родиться от сегодняшней ночи и не родится. Если бы они поженились двенадцать лет назад, у них было бы уже много детей, но эта мечта, как и многие другие, оставалась только мечтой.
Рейф приподнялся на локтях, потянулся за брошенной на пол рубашкой и вытер их обоих. Заключив ее в кольцо своих рук, он уснул, так и не сказав ни слова. Мегги тоже уснула.
Слова были не нужны, все равно ими не выразить того, что она чувствовала.
Мегги проснулась от кошмара. Страх, боль, ощущение того, что мир рушится, с новой силой набросились на нее после пережитого на площади.
Дрожа всем телом, она поближе придвинулась к Рейфу. Даже спящий, он излучал спокойную уверенность. Непроизвольно Мегги принялась поглаживать его грудь, поросшую жесткими темными волосами.
Почувствовав, что он стал неровно дышать, Мегги замерла Ей не хотелось будить Рейфа. И в то же время она просто не могла отвести от него рук, такое наслаждение доставляло дотрагиваться до его смуглой кожи, темной на фоне сливочной белизны ее тела.
Однако шевеление под простыней говорило о том, что по крайней мере определенная часть Рейфа не спит. Мегги приподняла простыню и принялась ласкать горячую мужскую плоть. Глаза Рейфа оставались закрытыми, но рука гладила ее затылок. Тепло заструилось по телу, Мегги хотелось мяукать, как котенку, вернее, урчать, как львице.
Мегги стала целовать кадык, ямочку у ключицы, втянутые темные соски, гладкое углубление между плоским животом и мускулистыми бедрами.
Рейф, расслабившись, лежал на спине, но дыхание его участилось, он жадно ласкал те части ее тела, до которых мог дотянуться правой рукой. Чувствуя, что может довести любимого до экстаза, Мегги подалась вперед, целуя самое чувствительное место на его теле, стараясь языком и губами выразить то, чего не могла сказать вслух.
Рейф жадно хватал воздух ртом, ноги его дрожали. Мегги удвоила усилия. Ощущение собственной власти возбуждало ее. На этот раз она вызовет в нем бурю, ту бурю, что породил в ней он.
Сдавленно вскрикнув, Рейф сжал в кулак край пуховой перины, но, не дожидаясь финала, перевернулся на живот, опрокинув Мегги на спину. Теперь они поменялись местами. Рейф ласкал ее горячими губами, и вскоре она едва не задохнулась, не в силах сдерживать себя.
Яростно, словно звенящие литавры, Мегги и Рейф соединились. На этот раз в них не было ничего от невинной юности, они были опытными любовниками — все умеющими, все знающими и ничего не стыдящимися.
Но, получая невыразимое наслаждение, Мегги понимала: радуется только ее тело, душа же страдает, оттого что все, что делал с ней Рейф, он делал без любви.
Марго спала в его объятиях, удивительно спокойная, уставшая до изнеможения. Рейф тоже устал так, что у него едва хватило сил убрать золотистую прядку с глаз и провести пальцем по изысканно очерченной скуле. И все же он не мог уснуть.
Кто-то назвал бы Рейфа счастливчиком, поскольку судьба предоставила ему возможность переспать наконец с женщиной, так мучившей его, и освободиться от тягостной мании.
Но этот кто-то был бы не прав. Пусть он добился цели с поразительной легкостью, более того, она сама попросила его об услуге, победа оказалась пирровой.
Годами Рейф мечтал о том, как Марго придет к нему со словами любви, зовущая, страстная. Сегодня часть его мечты исполнилась, но, увы, пришлось ему вкусить горькую правду, без сладких слов зов ее был обращен в пустоту.
Лучше бы не было никаких слов, тогда, быть может, сохранилась бы иллюзия того, что они в действительности любят друг друга. Однако Марго настолько забылась, что слова любви сорвались с ее уст. Эти слова ранили очень сильно, так как предназначались другому. Андерсон владел ее сердцем, он должен был быть с ней, и только случай свел их сегодня вместе.
Но несмотря на душевную боль, Рейф искренне мечтал о том, чтобы ночь не кончалась. Он хотел получить свою Марго назад и получил ее. Выходит, Господь исполнил его мольбу. Но только сейчас Рейф понял, что, получив Марго, влюбился в нее так же безнадежно, как тогда, когда ему было двадцать один.
Влечение, почти маниакальная тяга к графине Янош оказалась лишь одной разновидностью чувства, зовущегося любовью, но до сих пор он был слишком циничен для того, чтобы верно назвать свое чувство. В бледном предрассветном тумане раннего утра Рейф признался себе наконец в том, что никогда не переставал любить Марго. Не важно, предавала она его, лгала ли, не важно, через сколько рук прошла, он любил ее больше жизни.
А утром она покинет его. Опять будут возведены барьеры, появится даже дополнительная стена. Марго устыдится того, что произошло между ними.
Какая горькая жизненная ирония: он, пятый герцог Кэндовер, любимчик богов, имеющий все, о чем только можно мечтать, — здоровье, обаяние, богатство, ненавидел свою судьбу за то, что единственная женщина, которая что-то для него значила, не любила его. Он нравился совсем юной Марго, и то не настолько, чтобы хранить ему верность даже в течение нескольких коротких месяцев. Рейф никогда не был у нее первым, ни тогда, ни сейчас, когда она отдала всю себя предателю и шпиону.
Невидящим взглядом уставившись в темноту, Рейф спрашивал: какой злой рок преследует его, что он не способен любить ни одну женщину, кроме той, которая не отвечает ему любовью.
Завтра будет достаточно времени, чтобы поразмыслить на эту философскую тему, а пока надо ловить драгоценные мгновения близости с любимой.
С мрачным унынием утраченной надежды Рейф думал о том, что эти минуты — все, что ему осталось в жизни.
Глава 16
— Да, знаю. Понимаю, что это несправедливо по отношению к тебе, но я хочу, я должна забыть.
Голос ее сорвался. Вздрогнув, Мегги закрыла глаза, стараясь набраться сил, но, открыв их, повторила просьбу:
— Рейф, если я хоть немного дорога тебе… И все же он не верил своим ушам. Еще недавно ему казалось, что он может даже изнасиловать ее, но в данный момент Рейф отчетливо понимал, что не хочет брать Мегги сейчас, когда та испугана и изранена. Он мечтал, чтобы она отдалась ему с той же страстью, которую сам испытывал к ней, а не тогда, когда она видит в нем лишь способ избавиться от навязчивых воспоминаний.
Мегги легонько провела кончиками пальцев по щеке Рейфа.
— Прошу тебя…
Смотреть, как она унижается, не было сил. Целуя ее ладонь, Рейф прошептал:
— Мегги, Боже мой, сколько мне пришлось ждать…
Сейчас Рейф не лгал, желание, сводившее его с ума столько ночей и дней, вспыхнуло с новой силой. Больше всего на свете он хотел войти в нее со всей яростью долго сдерживаемого желания, но сейчас не время для безумной дикой страсти: если он хочет помочь ей, то должен быть мудрее и спокойнее…
Обняв подругу за плечи, Рейф подарил ей долгий нежный поцелуй. Мегги задрожала. Рейф замер.
— Что это: желание или страх?
— Всего понемногу, — ответила Мегги, встречаясь с ним взглядом.
Как странно, но только накануне вечером Рейф считал себя способным овладеть ею силой. Одна мысль о том, что он внушает Марго страх, ранила сильнее, чем раскаленный прут палача.
Рейф беспомощно смотрел на нее, не зная, что сказать или сделать, чтобы успокоить женщину. Мегги подняла руку, нервным жестом откинув со спины волосы. Рукав ночной сорочки приподнялся, обнажив багровый рубец на предплечье.
Увидев лилово-синий кровоподтек, Рейф прошептал:
— Может, не надо, Мегги? Я не хочу делать то, о чем ты можешь пожалеть позже.
Глядя на следы насилия, оставленные негодяями на ее теле, Рейф чувствовал, как в нем закипает ярость.
— Я не буду ни о чем жалеть, — сказала Мегги, прикладывая его руку к своей груди. — От всего сердца клянусь, мне надо вспомнить, что… что не все мужчины — скоты.
— Принимая во внимание, что перед тобой самодовольный тщеславный бабник, — едко, более едко, чем ему бы того хотелось, сказал Рейф, — не ошиблась ли ты в выборе мужчины, который должен отстоять доброе имя худшей половины человечества?
— Прости, — сказала Мегги, заливаясь румянцем, — я… я не хотела тебя обидеть.
— Хотела, не отпирайся, и поделом мне. Я действительно самодовольный и весьма тщеславный тип. — Рейф сделал вид, что задумался. — Не знаю, как насчет бабника, до сих пор думал иначе…
— Тогда я снимаю это оскорбление. — Мегги несмело улыбнулась. — Ну что, мир?
Рейф хотел было подразнить Мегги еще, но, заглянув за серую дымку ее глаз, увидел пустоту. Тогда он понял, что она держится, собрав волю в кулак, но даже сталь имеет предел прочности. Если не вырвать ее из когтей страха, она или умрет у него на глазах, или сойдет с ума.
— Мир, — тихо ответил Рейф, привлекая Мегги к себе. Когда он осторожно поцеловал ее, между ними словно пробежал разряд. Такое бывает в холодную сухую погоду. Кто знает, что это было: притяжение, природа которого сродни магнетизму, или что-то еще более непонятное…
Мегги раскрыла губы для поцелуя, чуть обмякла, но ненадолго, тело ее вновь напряглось. Не открывая глаз, она принялась расстегивать ему рубашку.
Рейф остановил Мегги, накрыв ее руки своими.
— До рассвета еще долго, и это время я хочу провести с толком. Расслабься, получи удовольствие. Обещаю, к утру все, что случилось на площади, покажется тебе лишь дурным сном.
Мегги прикусила губу.
— Прости, Рейф, когда я закрываю глаза, передо мной снова всплывают их руки и лица. Это все равно что… как будто ты среди волчьей стаи. — Мегги перевела дыхание. — Я не могу сдержать ужас и знаю, что сильнее страха только одна вещь — страсть.
— Это верно, страсть позволяет забыть обо всем, по крайней мере на какое-то время, — согласился Рейф, но он понимал и другое: едва ли, находясь на грани нервного срыва, Мегги сможет целиком отдаться во власть желания.
Кажется, он нащупал нить. Не раз с ядовитым сарказмом она величала его «ваша честь». Для него «графиня Янош» была тем же символом. Куда легче становилось Рейфу воспринимать ее, когда «графиня» исчезала и на ее месте появлялась Марго Эштон.
— Марго, перемирия недостаточно, — тихо сказал Рейф. — Попытаемся вернуться к нам прежним, к истокам самих себя, к тем временам, когда жизнь казалась простой, не осложненной предательством и болью. Забудем и сегодняшнюю стычку, и другие эпизоды, оставившие шрамы в душе. Перестанем быть циничными. Представь, что тебе восемнадцать, а мне — двадцать один, что мир открыт нам и сулит только счастье.
— Я не смогу, даже если буду стараться, — еле слышно произнесла она. — Если бы только можно было повернуть время вспять…
— Я бы перенес тебя в прошлое, но боюсь, это не в моих силах. — Рейф нежно убрал прядь со скулы, обезображенной синяком. — Но хотя бы на несколько часов давай окунемся в другой мир — мир, каким бы мы хотели его видеть, простой и добрый.
— Мир не отличается ни добротой, ни простотой, — горько ответила Мегги.
— Сегодня он такой, — шепнул Рейф, поднимая ее руки и целуя их так бережно, будто они из тончайшего, тоньше яичной скорлупы, фарфора. — Поверь в это. Марго, хотя бы на несколько часов.
— Я постараюсь, Рейф, — ответила она, медленно разжимая пальцы.
Рейф снова поцеловал ее. Сегодня осуществится его мечта — та самая свадебная ночь, которой он грезил когда-то. Все в мире казалось несущественным по сравнению с мягкостью ее ласковых губ, влажной шершавостью языка, теплой упругостью груди.
Эта ночь сделает их счастливыми. Он преподнесет свое искусство любви в дар той, ради которой был готов на все.
Как тогда, когда успокаивал коня Кэстлри, Рейф мысленно сосредоточился, стараясь передать Марго свое состояние. Напряженность стала спадать, страх утекал из нее, как песок из песочных часов.
Почувствовав, что она успокоилась, тело стало податливым и мягким, Рейф начал целовать высокие скулы любимой. Коснувшись мочки уха, он захватил ее губами, лаская изящные изгибы трепещущим языком.
Марго застонала от удовольствия и откинула голову. Смиренно Рейф подумал о том, что заставляет одного человека вверять себя другому. Странно, но после всего того, что было между ними, она не раздумывая подставляет ему горло в тот момент, когда наиболее беззащитна.
Рейф прижался губами к нежной коже под подбородком, чувствуя ток крови и шелест сбившегося дыхания. Поддерживая ее одной рукой под спину, он начал расстегивать маленькие пуговицы у ворота рубашки.
Губы его следовали за рукой, лаская постепенно обнажавшееся тело, все ниже и ниже. Представив, что эта ночь та самая, далекая, желанная, Рейф испытывал давно забытое чувство сладости греха, воспринимая каждый изгиб ее тела так, как воспринимает юность, — с ощущением непостижимой сладости и тайны. Коснувшись губами ложбинки между двух полукружий, Рейф почувствовал, что Мегги вздрогнула и стала беспокойно поглаживать его спину пальцами.
Шесть перламутровых пуговичек на груди были расстегнуты, и чтобы открыть взгляду остальное, Рейф взялся за подол рубашки, но, приподняв его до середины бедра, остановился. Что-то несправедливое было в том, что одетый мужчина ласкает нагую женщину, словно демонстрируя ей свое превосходство. Меньше всего ему хотелось, чтобы Марго почувствовала себя униженной.
Соскользнув с кровати, он быстро разделся. Вернувшись к ней, заметил, что она приоткрыла затуманенные глаза, отыскивая его взглядом. При свете свечи лицо ее с высокими скулами было прекрасным, но тень страха все еще витала на нем.
— Я не оставлю тебя, Марго, — сказал он тихо. — Я буду с тобой столько, сколько ты захочешь, и ни минутой дольше.
Рейф слукавил, едва ли он смог бы остановиться, прикажи она сделать это сейчас.
На сей раз Марго обняла Рейфа первой, обвив сильными и тонкими руками обнаженный торс. Затем потянулась губами к его губам. Рейф знал, что этой ночью любимая едва ли будет много говорить и ему предстоит самому догадываться о том, чего она хочет.
Во время глубокого головокружительного поцелуя Рейф поднял рубашку, обнажив соблазнительные окружности. Тонкая ткань сбилась у плеч, поскольку ни он, ни она не могли разъединить объятий на те несколько секунд, которых хватило бы, чтобы стянуть рубашку через голову.
Наконец Рейф решился. Рубашка упала на пол. Окинув подругу взглядом, Рейф не мог сдержать восхищенного вздоха. Какой дурак сказал, что все женщины одинаковы! Для него Марго олицетворяла ту самую загадку женского существа, что больше всего возбуждает мужчину.
— Ты красивая… Именно такой я тебя и представлял, — проговорил Рейф с дрожью в голосе.
Марго смущенно улыбнулась, стыдливо уткнувшись лицом в его плечо, как, наверное, сделала бы невеста, и пробормотала:
— Приятно… сознавать, что у нас все только начинается…
Дыхание ее щекотало Рейфу шею.
— Мало сказать приятно, грандиозно… Рейф гладил ее волосы, пропуская сквозь пальцы роскошные пряди.
— Волшебно.
Марго изогнулась ему навстречу, набухшие соски упирались Рейфу в грудь. Тягучая истома охватила его тело, оно заныло от желания, которое становилось почти нестерпимым…
Мгновение он балансировал между страстью и долгом. Быть может, она уже готова…
Нет. Еще нет. Самые необузданные мечты, мучившие все эти годы, были плодом его желания, но сегодня все только для нее. О себе надо думать уже во вторую очередь.
Справившись с собой, Рейф уложил ее на подушки. Марго была гибкой, словно ивовый прутик, как та восемнадцатилетняя девочка. Наверное, знаменательным было то, что ночью она решила оставить свое упрямое стремление к независимости ради мягкой женственности.
Следы сегодняшней драмы, грубые рубцы и кровоподтеки портили совершенное тело. Инстинктивно он тронул губами лиловый след на руке и только потом вспомнил, что должен быть осторожнее.
— Тебе не больно?
— Нет. — Она впилась пальцами в его спину. — О нет…
Ободренный, Рейф отметил губами каждый жестокий след на ее коже, снимая боль влажным языком с ее плеч, локтей, бедра, груди… Дыхание любимой, все более учащенное, звучало в его ушах как самая сладкая музыка, поощрение к дальнейшим ласкам.
Потом Рейф положил руки на ее грудь, ощутив ладонями, как сладко набухают они под его пальцами, опустил лицо в ложбинку между ними. Сердце ее билось у него под щекой. Страшно представить: это сердце могло навек умолкнуть.
Стараясь прогнать эту невыносимую мысль, Рейф наклонился над ней и стал целовать ее полную грудь. Марго выгнулась дугой ему навстречу, и он почувствовал, как напряглись соски у него во рту.
Бедра ее беспокойно задвигались, Рейф опустил руки вниз и стал гладить нежную мякоть живота.
Целуя горячий живот, Рейф бережно попробовал раздвинуть ее колени, но ноги конвульсивно сжались.
Почувствовав ее страх, Рейф сказал нежно:
— Доверься мне, Марго. Я не сделаю тебе больно. У Марго вырвался долгий стон. С видимым усилием она заставила себя расслабиться.
Поглаживая ее ноги, пока они не стали податливыми, Рейф в том же ритме целовал ей живот и грудь. К тому времени, как он прикоснулся к области, где смыкаются бедра и живот, она буквально излучала желание. Рейф пропустил пальцы сквозь мягкие завитки, лаская увлажненное лоно.
Марго застонала, бедра ее конвульсивно сжались, вдавливаясь в его ладонь. Ногти больно впились ему в спину.
— Уже? — хрипло пробормотала она.
— Скоро, моя хорошая, скоро.
Рейф продолжал ласкать пульсирующую под его пальцами плоть, пока не понял, что она уже достигла пика. Тогда, дрожа от желания, он медленно вошел в нее, и тело ее сомкнулось вокруг него плотно, благодарно… Все, как в мечтах, и даже лучше. Понимая, что сам уже на грани, Рейф помедлил. Мир вокруг рушился, существовали только она и он в ней.
Марго ожидала, что в первый раз все пройдет не так гладко, ведь тела их еще не привыкли друг к другу, но она ошиблась. Они, казалось, были созданы друг для друга, и она почувствовала удовлетворение, которого никогда не знала раньше.
— Спокойнее, — выдохнул Рейф.
Плечи Рейфа, широкие и мускулистые, тускло блестели в свете свечи. На нем было столько же шрамов и царапин, как на Мегги, и она не могла не восхищаться храбростью, с которой он защищал презираемую им женщину.
Да, Рейф великолепен, само совершенство, воплощенная мужская стать. Марго понимала, какую высокую цену заплатит за минуты теперешнего счастья, но об этом предпочитала не думать. Она хотела обладать любимым полностью и, сжав руки у него на талии, притянула Рейфа к себе, чтобы полнее почувствовать тяжесть его сильного тела.
Штормовые тучи стали сгущаться над ними, как только Рейф приехал в Париж, и вот сейчас разразилась буря. Неистовой силы вихрь охватил ее, пронесся сквозь, развеял все страхи, все сомнения. Каждая клеточка ее просветлела, залучилась. Со стоном она прижалась к нему так, будто он действительно был единственной опорой, способной противостоять грозе.
Туман постепенно рассеялся, но тело продолжало конвульсивно сжиматься. Не сразу Марго осознала, что он еще оставался твердым внутри нее. Пробежавшись пальцами по его взмокшей спине, она спросила:
— Ты не…
— Не волнуйся за меня, — поспешил ответить Рейф, — ночь еще впереди.
И хотя это было не правдой, Марго даже не подумала спорить. Ей было хорошо и легко с Рейфом. С ним она чувствовала себя в безопасности.
Но желание не покидало Марго. Рейф понимал ее тело лучше, чем она сама, и снова начал двигаться в ней. Его толчки, вначале едва различимые, вызвали бурю страсти. Марго стала двигаться в ритм, и, по мере того как возрастал темп, любовники все больше зажигали друг друга. Они слились в одно существо, исполненное жаром желания.
Марго яростно откидывала голову, словно помогая раскачивать тело, пульсирующее с упрямой силой. То, что было до этого, оказалось просто прелюдией, легким аперитивом, разбудившим неизбывный, глубинный голод их тел. Охватившая Марго стихия не была похожа на ветер, ее сжигал огонь, поглощающий в жаре все: страх, гордость, здравый смысл, ненависть, обиды… Она сама превратилась в источник бешеного жара. На вершине блаженства, не в силах сдержать слов, прошептала человеку, который дарил ей такое нечеловеческое наслаждение:
— Я люблю тебя.
Буря и пламя, разрушение и возрождение. Почти в беспамятстве она услышала его стон:
— О Господи, помоги мне…
Внезапно он покинул ее тело, после нескольких горячих толчков в живот семя его вырвалось на волю.
Марго изо всех сил прижала его к себе. Слезы полились у нее из глаз. Слезы благодарности за то, что он даже в самые трудные для него секунды не переставал думать о ней. Но была в том потоке и слезинка по ребеночку, который мог бы родиться от сегодняшней ночи и не родится. Если бы они поженились двенадцать лет назад, у них было бы уже много детей, но эта мечта, как и многие другие, оставалась только мечтой.
Рейф приподнялся на локтях, потянулся за брошенной на пол рубашкой и вытер их обоих. Заключив ее в кольцо своих рук, он уснул, так и не сказав ни слова. Мегги тоже уснула.
Слова были не нужны, все равно ими не выразить того, что она чувствовала.
Мегги проснулась от кошмара. Страх, боль, ощущение того, что мир рушится, с новой силой набросились на нее после пережитого на площади.
Дрожа всем телом, она поближе придвинулась к Рейфу. Даже спящий, он излучал спокойную уверенность. Непроизвольно Мегги принялась поглаживать его грудь, поросшую жесткими темными волосами.
Почувствовав, что он стал неровно дышать, Мегги замерла Ей не хотелось будить Рейфа. И в то же время она просто не могла отвести от него рук, такое наслаждение доставляло дотрагиваться до его смуглой кожи, темной на фоне сливочной белизны ее тела.
Однако шевеление под простыней говорило о том, что по крайней мере определенная часть Рейфа не спит. Мегги приподняла простыню и принялась ласкать горячую мужскую плоть. Глаза Рейфа оставались закрытыми, но рука гладила ее затылок. Тепло заструилось по телу, Мегги хотелось мяукать, как котенку, вернее, урчать, как львице.
Мегги стала целовать кадык, ямочку у ключицы, втянутые темные соски, гладкое углубление между плоским животом и мускулистыми бедрами.
Рейф, расслабившись, лежал на спине, но дыхание его участилось, он жадно ласкал те части ее тела, до которых мог дотянуться правой рукой. Чувствуя, что может довести любимого до экстаза, Мегги подалась вперед, целуя самое чувствительное место на его теле, стараясь языком и губами выразить то, чего не могла сказать вслух.
Рейф жадно хватал воздух ртом, ноги его дрожали. Мегги удвоила усилия. Ощущение собственной власти возбуждало ее. На этот раз она вызовет в нем бурю, ту бурю, что породил в ней он.
Сдавленно вскрикнув, Рейф сжал в кулак край пуховой перины, но, не дожидаясь финала, перевернулся на живот, опрокинув Мегги на спину. Теперь они поменялись местами. Рейф ласкал ее горячими губами, и вскоре она едва не задохнулась, не в силах сдерживать себя.
Яростно, словно звенящие литавры, Мегги и Рейф соединились. На этот раз в них не было ничего от невинной юности, они были опытными любовниками — все умеющими, все знающими и ничего не стыдящимися.
Но, получая невыразимое наслаждение, Мегги понимала: радуется только ее тело, душа же страдает, оттого что все, что делал с ней Рейф, он делал без любви.
Марго спала в его объятиях, удивительно спокойная, уставшая до изнеможения. Рейф тоже устал так, что у него едва хватило сил убрать золотистую прядку с глаз и провести пальцем по изысканно очерченной скуле. И все же он не мог уснуть.
Кто-то назвал бы Рейфа счастливчиком, поскольку судьба предоставила ему возможность переспать наконец с женщиной, так мучившей его, и освободиться от тягостной мании.
Но этот кто-то был бы не прав. Пусть он добился цели с поразительной легкостью, более того, она сама попросила его об услуге, победа оказалась пирровой.
Годами Рейф мечтал о том, как Марго придет к нему со словами любви, зовущая, страстная. Сегодня часть его мечты исполнилась, но, увы, пришлось ему вкусить горькую правду, без сладких слов зов ее был обращен в пустоту.
Лучше бы не было никаких слов, тогда, быть может, сохранилась бы иллюзия того, что они в действительности любят друг друга. Однако Марго настолько забылась, что слова любви сорвались с ее уст. Эти слова ранили очень сильно, так как предназначались другому. Андерсон владел ее сердцем, он должен был быть с ней, и только случай свел их сегодня вместе.
Но несмотря на душевную боль, Рейф искренне мечтал о том, чтобы ночь не кончалась. Он хотел получить свою Марго назад и получил ее. Выходит, Господь исполнил его мольбу. Но только сейчас Рейф понял, что, получив Марго, влюбился в нее так же безнадежно, как тогда, когда ему было двадцать один.
Влечение, почти маниакальная тяга к графине Янош оказалась лишь одной разновидностью чувства, зовущегося любовью, но до сих пор он был слишком циничен для того, чтобы верно назвать свое чувство. В бледном предрассветном тумане раннего утра Рейф признался себе наконец в том, что никогда не переставал любить Марго. Не важно, предавала она его, лгала ли, не важно, через сколько рук прошла, он любил ее больше жизни.
А утром она покинет его. Опять будут возведены барьеры, появится даже дополнительная стена. Марго устыдится того, что произошло между ними.
Какая горькая жизненная ирония: он, пятый герцог Кэндовер, любимчик богов, имеющий все, о чем только можно мечтать, — здоровье, обаяние, богатство, ненавидел свою судьбу за то, что единственная женщина, которая что-то для него значила, не любила его. Он нравился совсем юной Марго, и то не настолько, чтобы хранить ему верность даже в течение нескольких коротких месяцев. Рейф никогда не был у нее первым, ни тогда, ни сейчас, когда она отдала всю себя предателю и шпиону.
Невидящим взглядом уставившись в темноту, Рейф спрашивал: какой злой рок преследует его, что он не способен любить ни одну женщину, кроме той, которая не отвечает ему любовью.
Завтра будет достаточно времени, чтобы поразмыслить на эту философскую тему, а пока надо ловить драгоценные мгновения близости с любимой.
С мрачным унынием утраченной надежды Рейф думал о том, что эти минуты — все, что ему осталось в жизни.
Глава 16
Проснувшись, Мегги почувствовала себя вполне отдохнувшей, хотя, судя по солнцу, было еще довольно рано. При свете дня трудно было поверить в то, что у нее хватило дерзости попросить Рейфа провести с ней ночь, хотя он, спящий рядом, едва прикрытый простыней, служил тому наглядным доказательством.
Как и любая на ее месте, она предпочла бы, чтобы инициативу первым проявил он, хотя в большинстве случаев женщине для близости требуется причина, а мужчине достаточно только места. У нее была причина, а Рейф организовал место…
Но происшедшее между ними далеко превосходило то, что она могла бы вообразить, и наверняка надолго останется в памяти.
Повернув голову, Мегги посмотрела на спящего Рейфа. Многочисленные царапины и ссадины за ночь из багровых превратились в лилово-черные.. Один Бог знает, чего ему стоило вытащить ее из переделки. Даже не обладая титулом и богатством, он останется настоящим мужчиной — сильным, способным постоять за себя и других, а для женщин — просто неотразимым.
Мегги страдальчески закрыла глаза. Она всегда знала, что если они сойдутся, любовь к Рейфу вспыхнет с новой силой. Угли тлели все эти двенадцать лет, может быть, поэтому Мегги никогда не могла относиться к Роберту так, как он того заслуживал.
Нет, проблема не в том, насколько сильно она любила Роберта, а в том, как она его любила. Оба мужчины ей были дороги, хотя чувства ее к Рейфу были и противоречивы, и гармоничны — в них присутствовали и вызов, и понимание. Удивительное дело, но это противоречие придавало ее чувствам странную глубину и силу.
С Робертом ей было всегда хорошо и спокойно, они любили друг друга, как друзья, как родные люди. К Рейфу она относилась не так. Для нее он стал воплощением мужского начала, заставлявшего ее со всей глубиной прочувствовать женскую природу своего естества.
Осторожно, чтобы не разбудить спящего, Мегги высвободилась из его объятий. Увы, как бы ни хотелось ей провести остаток жизни в постели с Рейфом, она понимала, что это невозможно. По-прежнему над ними тяготели опасность заговора, подозрения в отношении Роберта.
Так или иначе, как только дело будет сделано, они расстанутся с Рейфом навсегда. Принимая во внимание существовавшее между ними взаимное сексуальное влечение, он, может быть, предложит ей роль любовницы, если только не будет слишком сильно уязвлен тем, что его фактически использовали. Может быть, он и повторит предложение… Но принимать его она не имеет права. И так воспоминания о прошедшей ночи лишат ее покоя, что же будет, если они станут любовниками по-настоящему?
Когда она ему надоест, Рейф будет вести себя вполне корректно, вежливо намекая, что чуть-чуть скучает. Мегги очень ясно представила себе такое развитие событий.
Положив ладошку под щеку, она грустно прощалась с прошедшей ночью, с той близостью, что была между ними, с трудом подавив побуждение поцеловать любимого в последний раз.
Одежда ее висела на кресле рядом с кроватью. Кто-то наскоро зашил порванные места, так что если не считать того, что костюм был мужской, выглядел он вполне сносно.
Одевшись, Мегги отошла к окну и, свернувшись калачиком на подоконнике, стала ждать пробуждения Рейфа.
Рейф зашевелился минут через пятнадцать. Потянувшись к той, что должна была лежать рядом, и схватив пустоту, он мгновенно проснулся, сел и обвел взглядом комнату.
Заметив любимую, Рейф расслабился, но прочесть его мысли она не смогла. Мегги любовалась его мужественной грудью, поросшей темными завитками. Ночью она пробовала их на ощупь, теперь, при свете дня, глядя на него, она испытывала удовольствие другого рода.
Надеясь, что и при свете дня что-то от их ночной близости останется, Мегги несмело сказала:
— С добрым утром.
— Ты считаешь его добрым? — спросил он, холодно блестя серыми глазами.
Рейф не собирался облегчать ей задачу. Мегги соскочила с подоконника и заставила себя спокойно встретить его взгляд.
— Да, считаю. Во многом благодаря тебе я осталась жива, и это уже счастье. Не думаю, что толпа оставила бы от меня хоть кусочек. — Мегги запнулась, борясь со вновь накатившим ужасом при воспоминании об озверевшей толпе на площади. Затем с видимым усилием добавила:
— Не знаю, как благодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь.
— Не стоит благодарности, — ответил он, словно ударил. — Я сделал это не потому, что хотел услышать от тебя спасибо.
С упавшим сердцем Мегги поняла — нужно что-то сказать по поводу того, что произошло между ними ночью. Если она не скажет, то заговорит Рейф, и Мегги обмирала от ужаса при одной мысли о том, что он может сказать.
— Я еще должна извиниться, — с запинкой произнесла она — Ты спас мне жизнь, а я использовала тебя самым бессовестным образом. Просить о том, о чем просила я… было преступлением против чести и порядочности. Ты помог мне избежать самого страшного, надеюсь, у тебя хватит сердца простить мне и это.
Как и любая на ее месте, она предпочла бы, чтобы инициативу первым проявил он, хотя в большинстве случаев женщине для близости требуется причина, а мужчине достаточно только места. У нее была причина, а Рейф организовал место…
Но происшедшее между ними далеко превосходило то, что она могла бы вообразить, и наверняка надолго останется в памяти.
Повернув голову, Мегги посмотрела на спящего Рейфа. Многочисленные царапины и ссадины за ночь из багровых превратились в лилово-черные.. Один Бог знает, чего ему стоило вытащить ее из переделки. Даже не обладая титулом и богатством, он останется настоящим мужчиной — сильным, способным постоять за себя и других, а для женщин — просто неотразимым.
Мегги страдальчески закрыла глаза. Она всегда знала, что если они сойдутся, любовь к Рейфу вспыхнет с новой силой. Угли тлели все эти двенадцать лет, может быть, поэтому Мегги никогда не могла относиться к Роберту так, как он того заслуживал.
Нет, проблема не в том, насколько сильно она любила Роберта, а в том, как она его любила. Оба мужчины ей были дороги, хотя чувства ее к Рейфу были и противоречивы, и гармоничны — в них присутствовали и вызов, и понимание. Удивительное дело, но это противоречие придавало ее чувствам странную глубину и силу.
С Робертом ей было всегда хорошо и спокойно, они любили друг друга, как друзья, как родные люди. К Рейфу она относилась не так. Для нее он стал воплощением мужского начала, заставлявшего ее со всей глубиной прочувствовать женскую природу своего естества.
Осторожно, чтобы не разбудить спящего, Мегги высвободилась из его объятий. Увы, как бы ни хотелось ей провести остаток жизни в постели с Рейфом, она понимала, что это невозможно. По-прежнему над ними тяготели опасность заговора, подозрения в отношении Роберта.
Так или иначе, как только дело будет сделано, они расстанутся с Рейфом навсегда. Принимая во внимание существовавшее между ними взаимное сексуальное влечение, он, может быть, предложит ей роль любовницы, если только не будет слишком сильно уязвлен тем, что его фактически использовали. Может быть, он и повторит предложение… Но принимать его она не имеет права. И так воспоминания о прошедшей ночи лишат ее покоя, что же будет, если они станут любовниками по-настоящему?
Когда она ему надоест, Рейф будет вести себя вполне корректно, вежливо намекая, что чуть-чуть скучает. Мегги очень ясно представила себе такое развитие событий.
Положив ладошку под щеку, она грустно прощалась с прошедшей ночью, с той близостью, что была между ними, с трудом подавив побуждение поцеловать любимого в последний раз.
Одежда ее висела на кресле рядом с кроватью. Кто-то наскоро зашил порванные места, так что если не считать того, что костюм был мужской, выглядел он вполне сносно.
Одевшись, Мегги отошла к окну и, свернувшись калачиком на подоконнике, стала ждать пробуждения Рейфа.
Рейф зашевелился минут через пятнадцать. Потянувшись к той, что должна была лежать рядом, и схватив пустоту, он мгновенно проснулся, сел и обвел взглядом комнату.
Заметив любимую, Рейф расслабился, но прочесть его мысли она не смогла. Мегги любовалась его мужественной грудью, поросшей темными завитками. Ночью она пробовала их на ощупь, теперь, при свете дня, глядя на него, она испытывала удовольствие другого рода.
Надеясь, что и при свете дня что-то от их ночной близости останется, Мегги несмело сказала:
— С добрым утром.
— Ты считаешь его добрым? — спросил он, холодно блестя серыми глазами.
Рейф не собирался облегчать ей задачу. Мегги соскочила с подоконника и заставила себя спокойно встретить его взгляд.
— Да, считаю. Во многом благодаря тебе я осталась жива, и это уже счастье. Не думаю, что толпа оставила бы от меня хоть кусочек. — Мегги запнулась, борясь со вновь накатившим ужасом при воспоминании об озверевшей толпе на площади. Затем с видимым усилием добавила:
— Не знаю, как благодарить тебя за то, что ты спас мне жизнь.
— Не стоит благодарности, — ответил он, словно ударил. — Я сделал это не потому, что хотел услышать от тебя спасибо.
С упавшим сердцем Мегги поняла — нужно что-то сказать по поводу того, что произошло между ними ночью. Если она не скажет, то заговорит Рейф, и Мегги обмирала от ужаса при одной мысли о том, что он может сказать.
— Я еще должна извиниться, — с запинкой произнесла она — Ты спас мне жизнь, а я использовала тебя самым бессовестным образом. Просить о том, о чем просила я… было преступлением против чести и порядочности. Ты помог мне избежать самого страшного, надеюсь, у тебя хватит сердца простить мне и это.