Патни Мэри Джо. Нежно влюбленные

   — Мое имя — Сент-Обен. Я — друг твоей матери.
   Мальчик протянул ему руку.
   — Добрый вечер, сэр. Я — Джеффри Линдсей. — Он мог бы и не называть свою фамилию — и так было ясно, чей он сын. Джеффри крепко пожал руку Джервазу, а потом спросил:
   — А почему вы пришли так поздно?
   Сент-Обен почувствовал, что Диана напряглась еще сильнее, хотя это казалось просто невозможным. Неужто она подумала, что виконт назовет ее шлюхой при ребенке? Обдумав ответ, виконт произнес:
   — Я знаю, что воспитанные люди в такое время не приходят, но, видишь ли, меня долго не было в городе. Я заехал сюда в надежде, что твоя мама накормит меня.
   — Она это любит, — усмехнулся мальчик.
   — У нее замечательно это получается, — подтвердил Джерваз.
   Как и можно было предположить, сын Дианы был очень красив. У него были темные волосы, умное личико, а взгляд голубых глаз поражал несвойственной детям его возраста серьезностью.
   Внезапно лицо ребенка помрачнело — Вы видели, что со мной было? — спросил он.
   — Да, — кивнул в ответ виконт. — У тебя был припадок. Это очень неприятная штука, правда?
   — У вас бывают такие же припадки? — вытаращил глаза ребенок.
   — Сейчас нет, а вот когда я был маленьким, они случались нередко.
   Теперь обе пары голубых глаз вперились в него. Хоть Диана и прикрывала ребенка рукой, чувствовалось, что ее враждебность тает. Взглянув на кого-то за спиной Джерваза, она молча кивнула, и молодой человек услышал, как женщины вышли из комнаты. Они остались втроем.
   — Так вы хотите сказать… — возбужденно заговорил Джеффри, — что… В общем, такие припадки, значит, бывают не только у меня?
   Его мать наконец нарушила молчание:
   — Конечно, нет, дорогой, и тебе это отлично известно.
   — Да, ты мне говорила, — упрямо покачал головой ребенок, — но я еще не встречал человека, у которого такие припадки бывают.
   Стало быть, мальчик думал, что болезнь преследует его одного, считал себя этаким страшилой, чудовищем! Ах как хорошо Джерваз понимал его!
   — Эта болезнь встречается не так уж редко, — заговорил виконт. — Когда я служил в армии, у нас был капрал, у которого тоже бывали такие припадки. Врач даже говорил, что при тех или иных условиях подобные вещи могут случаться у каждого, даже у человека, считающего себя абсолютно здоровым. У меня припадки были чаще всего, когда я болел.
   Джеффри едва не упал с кровати:
   — Вот это да! И у меня то же самое! Мама ненавидит, когда я болею, потому что тогда припадки бывают чаще.
   Сент-Обен поглядел на Диану, но та опустила голову. Стало быть, болезнью сына и объяснялся ее усталый вид и напряжение.
   — Я прекрасно понимаю, почему она огорчается, — промолвил он равнодушным тоном. — Моя мама переживала, даже когда у меня был легкий насморк.
   Джеффри подался к Джервазу, путаясь в одеяле.
   — А что вы чувствовали во время припадков? Сент-Обен попытался вспомнить, что испытывал двадцать лет назад:
   — М-м-м… Пожалуй, во время припадков я не чувствовал вообще ничего — как будто спал. Но вот вначале… Бывало такое ощущение, словно мою голову обхватывали веревкой и дергали ее назад.
   — У меня так же! — вскричал мальчик. — Как будто мною играет великан! Но иногда мне удается победить его, и припадок не начинается.
   — Что? — удивленно воскликнула Диана. — Так значит, ты можешь остановить припадок? Но ты никогда не говорил мне об этом.
   — Это получается очень редко, — помрачнел ребенок.
   Выпрямившись, Диана покачала головой:
   — По-моему, мама должна об этом знать, — укоризненно произнесла она, по-прежнему не глядя на Джерваза.
   Вдруг виконт, память которого несколько прояснилась, резко сказал:
   — Хуже всего было с глазами. Да! Я ничего не видел, а потом приходил в себя где-нибудь на земле. Вокруг собирались люди, глазели на меня… Так и помню их глаза… — Джерваз замолчал, увидев выражение лица ребенка — тот совсем по-взрослому смотрел на него.
   Каждому эпилептику знакомы эти любопытствующие взгляды. А кто-то, напротив, смотрит с ужасом, с отвращением или, что хуже всего, с жалостью. Джеффри все это знал, но никогда не рассказывал матери.
   Помолчав, ребенок спросил:
   — А вы учились ездить верхом, когда у вас были припадки?
   — Ну конечно.
   Джеффри выразительно поглядел на свою мать.
   — А не пора ли вам спать, молодой человек? — торопливо перевела разговор на другую тему Диана.
   — Нет! Я совсем не устал! — вскричал мальчик, но тут же широко зевнул.
   Словно по сигналу, в его кровать тут же запрыгнул котенок. Взяв его в ручки, Джеффри промолвил:
   — Когда припадок начался. Тигр испугался и убежал. Он у меня всего несколько недель, а уже научился спать со мной в кровати.
   — Умный котик, ничего не скажешь, — подавил улыбку Джерваз.
   — Было бы неплохо, если бы ты тоже постарался заснуть в кроватке, как и Тигр, — твердо сказала Диана, укладывая мальчика и накрывая его одеялом. — Сейчас не время разговаривать. К тому же лорду Сент-Обену уже пора домой.
   Голубые глаза широко распахнулись.
   — А он правда лорд?
   Сент-Обен едва не расхохотался: он в жизни не производил ни на кого такого впечатления!
   — Да, настоящий лорд. Точнее, виконт.
   — А где же ваша пурпурная мантия? — подозрительно спросил мальчик.
   — Я надеваю ее лишь в исключительных случаях — когда без нее не обойтись. А вообще-то она мне мешает — я то и дело наступаю на нее и роняю вазы со столов. — Встав, виконт протянул ребенку руку. — Рад был познакомится с вами, мистер Линдсей.
   Рукопожатие малыша было уже слабее, но он все же нашел в себе силы сунуть Джервазу для рукопожатия и кошачью лапку.
   Джерваз важно пожал полосатую лапу. Котенку, похоже, было все равно Взглянув на лапу повнимательнее, виконт удивился:
   — Надо же, у котов, оказывается, бывают большие пальцы!
   Джеффри хитро улыбнулся, хотя было заметно, что он вот-вот уснет.
   — Мама говорит, ужас что было бы, если бы там еще были когти.
   Джерваз вопросительно взглянул на Диану, но та склонилась над сыном. Даже с закрытыми глазами мальчик продолжал болтать.
   — А вы расскажете мне об армии, когда будет время? — устало спросил он.
   — Если захочешь.
   Диана взглянула на виконта исподлобья, но решила промолчать. Склонившись над ребенком, она запечатлела на его лбу поцелуй, а Джерваз вышел из комнаты и подождал ее за дверью. Несмотря на поздний час, ему надо было многое сказать своей любовнице.

Глава 10

   Выйдя вслед за Джервазом за дверь, Диана дала волю гневу, который едва сдерживала в комнате сына. Низким и суровым голосом она промолвила:
   — Теперь я вижу, что сплетни о вашей шпионской деятельности не были преувеличением Не обращая внимания на ее злость, виконт заявил:
   — Признаюсь, мне было любопытно, куда это ты направилась в такое время. Зато теперь я знаю, почему у тебя был усталый вид — твой сын болен.
   — Тебе пора уходить.
   — Действительно, уже ночь, — согласился Джерваз. — Но мне еще рано покидать тебя. Если мы собираемся ругаться, то давай лучше спустимся вниз. В коридоре ужасно холодно, и ты, должно быть, замерзла.
   Он был прав: Диана Дрожала, и не столько от охватившего ее гнева, сколько от злости. Взяв подсвечник у нее из рук, Джерваз обнял ее своей теплой сильной рукой и повел вниз, в спальню Через несколько минут Диана уже была укутана в теплую кашемировую шаль, усажена в кресло-качалку у камина, и в руке ее был бокал с бренди. За девушкой еще никто никогда не ухаживал, и это было ей очень приятно, но она решила не менять гнев на милость.
   Встав на колени перед камином, Сент-Обен подбросил в огонь углей и раздувал пламя до тех пор, пока оно не разгорелось в полную силу. Затем, взяв свой бокал с бренди, он уселся на противоположный стул и, скрестив, вытянул перед собой ноги. В полумраке спальни было невозможно разглядеть его выражения — суровое, но красивое лицо виконта было отрешенным. Не желая любоваться им и вспоминать, чем они тут занимались какой-нибудь час назад, Диана отвернулась и стала смотреть на огонь.
   — Отчего ты так рассердилась? — задумчиво посмотрев на нее, спросил Сент-Обен.
   — А почему ты спрашиваешь? — взорвалась девушка. — Ты не имел права следить за мной и заходить в комнату Джеффри. Я столько усилий прилагаю к тому, чтобы он не узнал, чем я занимаюсь. И до сегодняшней ночи мне это удавалось. А теперь…
   Ей было бы куда легче, если бы на ее гнев он тоже ответил злостью. Вместо этого, помолчав, виконт промолвил:
   — Ты права. Я всегда был любопытен и немало пострадал от этого. Мне и в голову не приходило, что я ставлю тебя в неловкое положение. Прости, что я это сделал. Впрочем, уверен, ничего страшного не случилось. Джеффри еще слишком мал, чтобы задавать лишние вопросы и понять что-то.
   — Да, сейчас он тебе поверил. Но став старше, он припомнит этот случай и спросит, в чем дело. — Забравшись в кресло с ногами, Диана напряженно выпрямилась. — Как, ты думаешь, он будет себя чувствовать, узнав, что его мать — шлюха?!
   — Поскольку моя мать тоже была из этой породы, я совершенно точно знаю, что он будет чувствовать. — Горечь в голосе виконта была неподдельной, и Диана удивленно взглянула на него.
   Джерваз ни разу словом не обмолвился о своей жизни до поездки в Индию. С усилием овладев собой, он продолжил:
   — Точнее, она занималась проституцией для удовольствия, это не было ее профессией. Нет, я не хочу сказать, что Джеффри будет счастлив, узнав о том, чем ты зарабатывала себе и ему на пропитание, но можешь не сомневаться: тебе не удастся ничего скрыть от него, как бы ты ни таилась.
   — Я не собиралась заниматься этим вечно, — перебила его Диана. — Через несколько лет моя… цена станет куда ниже. К тому времени, когда мой сын будет понимать больше, я уже оставлю свое дело. Я буду жить достойно.
   Джерваз внезапно почувствовал боль, осознав, что ее не будет рядом в будущем. А как было бы замечательно вести такой образ жизни, как сейчас, всегда. Пусть даже ее красота со временем и поблекнет — ведь Диана будет так же дарить ему страсть и уют.
   Однако сейчас было не время обсуждать будущее.
   — Не думаю, что Джеффри будет плохо думать о тебе, увидев меня единственный раз. Если ты хочешь, чтобы я больше не встречался с ним — изволь.
   Диана усмехнулась:
   — Похоже, ты не много знаешь о детях.
   — Верно, — согласился Джерваз. — Просвети меня.
   Сделав глоток бренди, девушка откинула голову на спинку кресла.
   — Первое, о чем он спросит меня завтра, — когда ты придешь в следующий раз. Затем Джеффри без умолку станет болтать о том, что у тебя тоже бывали припадки. Ведь для него такое большое событие узнать, что и у других людей случается то же, что и у него. Затем несколько раз он повторит все вопросы, что хотел бы задать тебе об армии, а в конце концов скажет не только мне, но и всем знакомым, что ты пожал лапку Тигра.
   Джерваз громко рассмеялся:
   — Неужели это правда?
   Помолчав, Диана тоже улыбнулась. Несмотря на ее материнские тревоги, ситуация была довольно комичной. Попытавшись вернуть своему голосу суровость, она проговорила:
   — Может, тебе все это и кажется смешным: ведь последствия тебя не коснутся. Но ящик Пандоры открыт.
   — Ты права, я мало знаю о детях, — признался Сент-Обен, — но Джеффри — очень милый мальчик. Ты должна им гордиться.
   Виконт выбрал правильный тон — ему удалось разоружить Диану, но девушка была не в состоянии сразу победить раздражение, поэтому предпочла сменить тему разговора:
   — А эти припадки?.. Кажется, у тебя больше их не бывает?
   — Нет, с тех пор как мне исполнилось двенадцать или тринадцать лет. — Виконт пожал плечами. — Болезнь преследовала меня в детстве, особенно жестоко она проявлялась до шести лет. Один врач сказал моему отцу, что у маленьких детей такие припадки бывают частенько, а затем, когда дети подрастают, они проходят. Так было и у меня. Надеюсь, что и с твоим сыном дело обстоит не хуже Кивнув, Диана посмотрела на горящие угли.
   — Да. Когда Джеффри был младенцем, припадки случались реже, но были продолжительнее. Сейчас они бывают чаще, но проходят быстрее. Всего за несколько секунд, но если бы он делал в этот момент что-то опасное… — Голос Дианы дрогнул. Успокоившись немного, она продолжила:
   — Я опросила немало докторов, но ни один из них не сказал мне, что станет с ним в будущем. — Против воли Диана заговорила о том, что больше всего ее тревожило: Если ему станет хуже… Эпилептиков с тяжелой формой заболевания помещают в сумасшедший дом.
   — Не похоже, что Джеффри кончит в сумасшедшем доме, — успокаивал ее Джерваз. — Совершенно ясно, что с головой у него все в порядке. Даже несмотря на возможность того, что состояние может ухудшиться, мне кажется, что он или поправится, или его болезнь останется на нынешнем уровне. Конечно, в его жизни будут трудности, но скажи, у кого их нет? Несчастный случай — и здоровый человек в одну секунду может стать инвалидом. Разумеется, Джеффри придется кое в чем себя ограничивать. Отпив бренди, виконт продолжал размышлять вслух:
   — Я помню, как тяжело было сознавать, что мой мозг не слушается и предает меня, но, похоже, Джеффри привык к этому. И не думай о том, что у него будет неполноценная жизнь — живут же другие с такой болезнью! Говорят, эпилептические припадки бывают даже у Наполеона.
   — Мне не кажется, что жизни Бонапарта можно позавидовать. Впрочем, я согласна с тобой. — Диана вздохнула.
   Виконт не сказал ничего такого, о чем она не думала сотни раз, но ей было приятно услышать от другого человека подтверждение собственным мыслям. Благодаря уму и хорошему нраву ее сына хорошо приняли в школе. Нет сомнения и в том, что он будет благоденствовать.
   — Знаю, что слишком переживаю. Мне хочется не беспокоиться постоянно о сыне, но я ничего не могу с собой поделать. Как хорошо, что у нас с ним есть Мадлен и Эдит.
   — Эдит? — переспросил Джерваз.
   — Да. Она была в комнате вместе с Мэдди, когда ты вошел. Она заботится о Джеффри, о доме, да и вообще обо всем. По сути, она Джеффри как бабушка, а Мадлен — как тетя. — И вдруг неожиданно Диана призналась виконту в одной из своих тайн:
   — Мы все просто обожаем его, но мальчику не хватает мужского общества. Поэтому он так тобой и заинтересовался.
   — А его отец жив?
   Сент-Обен сразу же понял, что не следовало задавать этот вопрос. Ледяным голосом Диана отчеканила:
   — Я не хочу обсуждать с тобой отца моего сына.
   Что ж, у Джерваза были свои тайны, и Диана имела право на собственные секреты, но виконту почему-то ужасно хотелось узнать что-нибудь об отце ребенка. Диана могла быть вдовой. Не исключено, что Джеффри — незаконнорожденный ребенок, и этим объясняется, почему его мать избрала древнейшую из профессий. Признаться, Джерваза возмущала даже мысль о ее прошлых любовных похождениях, а теперь еще и Джеффри добавил масла в огонь его ревности. Мальчик был связующим звеном между его матерью и ее бывшим любовником: каждый раз, глядя на сына, она вспоминала о человеке, соблазнившем ее. Ведь это случилось, когда Диана еще сама была ребенком.
   Джерваз умел отлично представлять себе целую картину, увидев лишь ее фрагменты, поэтому, сопоставив все, что он узнал о Диане прежде, с тем, что он увидел этой ночью, молодой человек пришел к выводу, что она, пожалуй, была дочерью процветающего торговца, а то и мелкого дворянина. Она наверняка влюбилась в какого-нибудь красавца, негодяя, разумеется, который совратил ее, а узнав о беременности, тут же бросил. После чего семья не захотела видеть ее в родном доме.
   Эти мысли были невыносимыми. Он вдруг понял, почему Диана так тщательно охраняла свою домашнюю жизнь. Ей отлично удавалась роль любовницы, у которой нет прошлого, и виконт принимал ее в этой роли.
   Но это не могло продолжаться дольше. Глядя на ее чистый профиль, Сент-Обен вдруг понял, что ни слово «любовница», ни тем более «шлюха» ей не подходит Она была просто Дианой — женщиной, сумевшей доставить ему такое наслаждение, какого он до нее и не знал. Ее сегодняшний гнев и враждебность были даже милы Джервазу. Но она перестала казаться Джервазу дивной игрой воображения, превратившись просто в женщину, которая беспокоится за своего ребенка, которой пришлось немало пережить.
   Сидя в нескольких футах от нее, Сент-Обен вдруг почувствовал необычную близость с нею, которая была значительно ощутимее той, что они испытывали в постели.
   — Приезжай в Обенвуд на Рождество, — вдруг предложил он.
   Диана изумленно посмотрела на него, но в полумраке Джерваз не смог разглядеть ее выражения.
   — Ты хочешь, чтобы я приехала в твой дом?
   — Почему бы и нет? Конечно, все станут судачить, но господа из Лондона тоже вольны вести себя в собственных поместьях, как им вздумается.
   Улыбка мелькнула на лице Дианы, когда она услышала его циничное замечание.
   — Соблазнительное предложение, но, к сожалению, я не могу его принять.
   — Конечно. — Допив бренди, он с силой грохнул бокал об стол. — Я и забыл, что ты не сможешь принимать других клиентов целых две недели. Ведь ты не захочешь их огорчать, не так ли? — Джерваз сам был удивлен своей грубости.
   — Нет, дело не в этом, — спокойно произнесла Диана. — Большинство светских господ уедет на праздник из города, так что я вполне тоже могла бы покинуть Лондон. Но не смогу же я оставить сына на Рождество. Эдит и Мадлен — его семья.
   — Возьми его с собой, — неожиданно предложил Джерваз. — Пусть приедет Мадлен. И Эдит. Хочешь — прихвати с собой и француженку-кухарку. Обенвуд велик, там много людей можно разместить.
   — Ты это серьезно?
   Сент-Обен обрадовался, услышав недоуменные нотки в ее голосе.
   — Я всегда серьезен, — заметил он. — Это худший из моих грехов.
   Засмеявшись теплым смехом, который Джерваз так любил, Диана подошла к нему, уселась на подлокотник его кресла и провела своей нежной рукой по волосам молодого человека.
   — Мне надо обсудить это с Эдит и Мадлен, но если они согласятся, я буду счастлива приехать к тебе.
   — А у Джеффри есть право голоса? — Он погладил ее щеку.
   — Я знаю, что он бы снова с радостью отправился за город.
   Стало быть, раньше они жили за городом. Джерваз намотал себе это на ус. Наклонив к себе голову Дианы, он нежно поцеловал ее. Ее губы были мягкими и податливыми, но, прервав поцелуй, девушка зевнула:
   — Уже слишком поздно, милорд. Приятно, конечно, осознавать, что ты такой сильный, но мне кажется, я могу заснуть сидя.
   Улыбнувшись, Джерваз погладил тонкую руку Дианы — ему явно не хотелось уходить — У меня есть и другая причина пригласить тебя в Обенвуд. Может, там мы проведем вместе всю ночь. — Подумав, он добавил:
   — Полагаю, ты не из-за Джеффри прогоняешь меня?
   — Боюсь, что именно так, — кивнула Диана. — Если Джеффри в два ночи можно было наплести что-то о том, что ты зашел ко мне поесть, то как ты утром объяснишь ему, почему лежишь в моей постели? — Помолчав немного, она добавила:
   — К тому же ты говорил, что предпочитаешь спать в одиночестве?
   — Я солгал, — признался молодой человек. — Знаешь, чем холоднее становится, тем меньше мне хочется ночью идти домой пешком. — Поднявшись на ноги, он обнял Диану. — Я понимаю, что ты не можешь позволить мне спать с тобой здесь, но в Обенвуде это будет возможным. Там такой огромный дом, что если Джеффри задумает зайти к тебе, он сумеет разыскать тебя лишь к ленчу.
   …Джерваз сам уложил Диану в постель. Она выглядела немногим старше своего сына, когда с улыбкой прошептала ему:
   — А знаешь, Джерваз, ты очень хороший человек. Усмехнувшись, Сент-Обен поцеловал ее в лоб.
   — Только не надо говорить это таким изумленным тоном, — заметил он.
   Выходя из комнаты, он слышал ее сонный смех…
 
   Предложение отправиться в поместье лорда Сент-Обена на Рождество стало главным предметом обсуждения за завтраком на следующее утро. Эдит сначала решительно отказалась, заявив, что ей, простой йоркширской женщине, явиться в дом знатного господина — все равно что свинье появиться на праздничном балу. Едва сдерживая смех, Диана посмотрела на Эдит, в глазах которой тем не менее явно светилось любопытство — видно было, что она с радостью взглянула бы на дом Сент-Обена. Стоило больших усилий уговорить ее, но Диана сказала женщине, что та сможет все время проводить с Джеффри.
   Джеффри пришел в такой восторг от предложения лорда, что ни о чем другом просто не мог говорить. Своими разговорами он довел женщин до того, что они только и мечтали о том, чтобы он поскорее поправился и пошел в школу.
   Мадлен поначалу удивилась предложению Джерваза, но быстро согласилась поехать. Однако многозначительные взгляды, которые она то и дело бросала на Диану, показывали, что у Мэдди немало вопросов к девушке.
   Возможность задать их представилась через несколько дней, когда женщины направились в магазин купить кое-что к Рождеству. Диана задумала сделать Эдит в подарок яркое нарядное платье. Поэтому девушка рылась в целой горе тканей в магазинчике на Бонд-стрит.
   — Мэдди, а что ты скажешь, если я закажу Эдит платье из красной шерсти?
   Мадлен оценивающе оглядела ткань:
   — Хм! Неплохо, но ей нужен другой цвет. Поищи что-нибудь алого оттенка.
   Поскольку цвета Мадлен чувствовала идеально, Диана послушно продолжила поиски. В магазине больше никого не было, и продавец оставил их одних, отправившись заниматься своими счетами. Вскоре женщины оказались в окружении множества отрезов, лент и бантов. Сравнивая изумрудный шелк с ярко-зеленой шерстью, Мэдди неожиданно заявила:
   — Должна признаться, что ты была права насчет Сент-Обена. Я-то считала его хладнокровной рыбой, а он, оказывается, очаровательный человек, иначе он не стал бы звать в гости тебя со всеми чадами и домочадцами.
   — М-м-м… ты так считаешь? — задумчиво протянула Диана. — Ему надо заниматься временами своей усадьбой, вот он и решил прихватить с собой компанию, чтобы не скучать в одиночестве.
   Мадлен изумленно взглянула на девушку — Диана спокойно приняла этот недоуменный взгляд.
   — А мне кажется, — настаивала на своем Мадлен, — что Джерваз просто не может провести две недели без тебя. Вы видитесь пять раз в неделю, и, уверена, если бы не его дела в Уайтхолле, он бы лагерь разбил у нашего дома!
   — А что скажешь об этой шерсти для меня? На утреннее платье? — спросила девушка, прикладывая к себе отрез дымчатого цвета.
   — Тебе не следует носить серой одежды. И не говори даже о ней!
   — Но ткань так хороша! Потрогай, какая она мягкая, — весело улыбнулась Диана. — И почему это мне не говорить о ней? Это, кстати, ты завела разговор.
   — Ты — единственная из всех знакомых мне женщин, что выбирают ткань не по цвету, а на ощупь, — кисло промолвила Мэдди. И вдруг ни с того ни с сего она добавила, прищурив глаза:
   — Не удивлюсь, если лорд Сент-Обен сделает тебе предложение.
   Не обратив внимания на ее последние слова, молодая женщина сказала:
   — Но почему бы не выбирать ткань на ощупь? Ведь она будет соприкасаться с моей кожей, а если уж выбирать между удобством и красотой, я предпочту удобство.
   — Весь секрет в том, чтобы цвет платья подходил тебе и в то же время был приятен на ощупь. Но серый цвет не для тебя! — Взяв кусок ткани из рук Дианы, Мадлен положила весь отрез обратно на полку. Вытащив затем отрез голубой шерсти, женщина приложила ее к лицу Дианы.
   — Вот! Смотри, эта шерсть такая мягкая, твоя кожа светится рядом с ней, а глаза сияют, как сапфиры.
   Диана пощупала ткань, чтобы убедиться, что та и впрямь такая мягкая:
   — Ты права. Действительно очень приятная и красивая ткань. — Она отложила кусок шерсти.
   — Знаешь, я не хочу давить на тебя, но ты правда должна подумать о будущем, — задумчиво промолвила Мадлен. — Кажется, тебе очень нравится Сент-Обен. Он хорошо с тобой обращается, и ты просто расцвела с тех пор, как познакомилась с ним. — Женщина заметила, что щеки Дианы краснеют. — Если он попросит тебя стать его женой, ты согласишься?
   Диана сердито посмотрела на нее:
   — Ну хорошо, раз уж ты так настаиваешь, я скажу тебе, что об этом думаю. Конечно, ему нравится мое тело, но он слишком аристократичен, чтобы жениться на шлюхе, даже красивой. Да, он хорошо обращался со мной, но он слишком горд. Может, ему и выгодно иметь меня постоянной любовницей, потому что не надо искать другую, но это вовсе не означает, что он сделает мне предложение.
   Мадлен с улыбкой слушала страстную речь Дианы.
   — Даже самые гордые мужчины могут вести себя не так, как обычно, когда дело касается любви, настоящей любви.
   Диана вульгарно ухмыльнулась:
   — Та часть тела лорда Сент-Обена, которая имеет ко мне отношение, вовсе не сердце.
   Мадлен засмеялась: попытки Дианы казаться развязной были сравнимы лишь с попытками Джеффри изобразить из себя тигра.
   — Даже и не думай об этом. Часть тела, о которой ты говоришь, таинственным образом связана с сердцем.
   Аккуратно разворачивая красный бархат, девушка грустно промолвила:
   — Ты забываешь о сумасшедшей жене в Шотландии.
   — Да нет, я не забыла о ней, просто сомневаюсь, что она существует. — Взяв моток брюссельских кружев, Мадлен приложила их к бархату. — Я еще кое-кого порасспрашивала. Хоть все судачат о какой-то жене, никто не знает ничего определенного Не удивлюсь, что Сент-Обен сам распространил о себе эти сплетни, чтобы молоденькие девушки на него не заглядывались. Он сам хоть раз говорил о жене?