— Робин, нам здесь не место, — убежденно сказала Макси.
   — Здесь есть сторожа и слуги, но они живут за пределами поместья. Дом совершенно пуст, — заверил ее Робин. — Никто нас тут не обнаружит.
   — Откуда вы знаете, что он пуст — может, хозяин вернулся? — не сдавалась Макси.
   — Это уж мое дело — знать такие вещи, — неопределенно ответил Робин, — Пошли в дом. Не знаю, как вы, а я совершенно окоченел.
   Макси еще раз окинула дом взглядом — действительно, никого не видно — и пошла за Робином.
   — Чье это поместье и как оно называется?
   — Ракстон. Это второе по значению владение одного из самых знатных семейств Англии. Его поддерживают в хорошем состоянии, но тут почти никогда никто не живет.
   Робин повел Макси вокруг дома.
   — Какая жалость, — сказала Макси, глядя на мирный фасад. — Такой дом не должен пустовать. Эти ваши аристократы преступно расточительны.
   — Очень может быть.
   Они остановились перед дверью, которая вела на кухню. Робин нажал ручку и, обнаружив, что дверь, естественно, заперта, снял с правой ноги башмак.
   К изумлению Макси, он приподнял набойку и достал из каблука какую-то упругую проволочку с крючком на конце. Затем надел башмак и сунул проволочку в замочную скважину.
   — Что вы делаете? — вскричала она.
   — Разве не видно?
   Макси опять открыла было рот, но он остановил ее:
   — Тише! Я давно этим не занимался, и мне надо сосредоточиться.
   Однако, по-видимому, он этим занимался не так уж давно. Через минуту замок щелкнул, и Робин распахнул перед Макси дверь. Она бросила на него взгляд, от которого едва не зашипела его мокрая одежда.
   — Робин, у вас просто пугающие таланты!
   — Но полезные, — с радужной улыбкой отозвался тот. — Неужели вам не хочется укрыться от дождя в сухом и теплом месте?
   — Да, но мне не хочется в тюрьму, — буркнула Макси, переступая порог.
   Окна в кухне были закрыты ставнями, но все же Макси разглядела, что она пуста, хотя и аккуратно прибрана. На противоположной стене тускло поблескивали кастрюли, столы кто-то старательно выскреб — хоть сейчас начинай готовить, — но человеческим духом даже не пахло. Похоже, Робин прав. Макси опустила заплечный мешок на каменный пол и стала стягивать с себя мокрую одежду. На душе ее, однако, по-прежнему было неспокойно.
   Робин открыл дверь в кладовку и сказал;
   — Сейчас разожгу плиту. В такую грозу никто не заметит, что из трубы поднимается дымок.
   Совершенно очевидно, что он здесь бывал. Может быть, добрая повариха как-то накормила его в ту пору, когда в доме еще жили? Или он был здесь гостем в молодости, до того как опустился до бродяжничества?
   Как бы там ни было, Робин за несколько минут отыскал и засветил фонарь, разжег в плите огонь и поставил греться воду. Продрогшая Макси протянула к огню руки.
   Робин опять исчез и вскоре вернулся с толстой шалью, в которую укутал Макси.
   — Я нашел шкаф, где полно всяких старых одежек. Вот согреется вода, тогда примем ванну. А пока пойдемте выберем себе комнаты на ночь.
   Макси окинула взглядом кухню.
   — Честно говоря, я предпочла бы остаться здесь. Как-то бессовестно вторгаться в чужой дом, даже если сейчас здесь никто не живет.
   — Здесь уже много лет никто не живет. — Робин зажег свечу в подсвечнике, улыбнулся и жестом пригласил ее последовать за собой. — Идемте, посмотрите сами. Мы не оставим после себя никаких следов.
   Макси покорно пошла за Робином, признавая в душе, что, когда он так ей улыбается, она готова идти за ним хоть в преисподнюю.
   В колеблющемся свете свечей ей предстал дом, который не только был красиво обставлен, но к тому же дышал человеческим теплом, чего ей так недоставало в Ченли-корте. Даже под чехлами угадывались изящные формы антикварной мебели. Столики розового дерева надо было только протереть, чтобы засияла их полированная поверхность. Высокие, закрытые ставнями окна, казалось, лишь ждали сигнала, чтобы заполнить дом светом, а дорогие восточные ковры приглушали звуки их шагов.
   Когда они зашли в музыкальную комнату, Макси приподняла чехол на клавесине и пробежала пальцами по клавишам. Клавесин был настроен и звучал превосходно.
   — Как жаль, что некому насладиться всей этой красотой и уютом.
   — Такой дом строится на века, — задумчиво отозвался Робин. — Даже если он и простоит лет десять — двадцать пустой — это явление временное. В Ракстоне жили раньше и будут жить снова.
   "Хорошо, если так», — подумала Макси. Они поднялись на второй этаж. Круглое окошко на лестничной площадке не было закрыто ставнями. Макси остановилась перед ним и залюбовалась холмистой равниной. Она выглядела покойнее диких пустошей Дарема, но была по-своему живописна и приветлива.
   Макси не могла понять, почему владельцы дома не хотят жить в таком прелестном месте. На худой конец, неужели у них нет обедневших родственников, которые нуждаются в крыше над головой? Странно!
   Робин открыл дверь и заглянул внутрь. Это была большая комната, в которой стояла широкая кровать с пологом. На полу лежал розовый ковер.
   — Такая комната вас устроит? По-моему, это спальня хозяйки. А спальня хозяина вон за той дверью.
   Макси посмотрела на него и вспомнила «Приют гуртовщика».
   — Иными словами, спать рядом в постели — более опасно, чем на стоге сена или на рулонах ковров? В его глазах на этот раз не было улыбки.
   — По-моему, мы в этом уже убедились. Лучше мне лечь в соседней Комнате.
   Разумеется он прав, черт бы его побрал!
 
   Макси в двадцатый раз поддернула широкие рукава своего роскошного халата. Нельзя же допустить, чтобы красный бархат попал в кастрюльку с едой! За последние три часа ее настроение заметно поднялось. Пока Робин принимал ванну, она приготовила рагу из ветчины и овощей, которые у них были с собой. Ее принципы не запрещали ей использовать вино при приготовлении пищи, и она плеснула в рагу добрую порцию найденного в кладовке кларета, и добавила пряностей, которые чудесным образом преобразили вкус нехитрого блюда.
   Пока Макси принимала восхитительно горячую, пахнувшую лавандой ванну, Робин накрыл роскошный стол в маленькой комнате для завтраков — столовая была для двоих чересчур велика. Хрустальные бокалы, серебро и дорогой фарфор, которые он снес со всего дома, сияли в свете свечей. Обнаруженные в кладовке закуски и засахаренные фрукты он положил в изысканные фарфоровые вазочки.
   Проявив абсолютное пренебрежение к частной собственности, он к тому же реквизировал два бархатных халата — надо же им что-то надеть, пока их собственная одежда сушится перед огнем! В шикарном бархатном халате Макси почувствовала себя принцессой.
   Доев рагу, она со вздохом удовлетворения откинулась в кресле и опять поддернула рукава. Халат был ей чересчур велик, и подол волочился по полу, но для такого сумасшедшего вечера это было то, что нужно. Он отлично дополнял ее распущенные волосы и шерстяные чулки, согревавшие ноги.
   Макси решила забыть, что она в чужом доме, и наслаждаться непривычной роскошью. Ее охватило странное чувство, что дом раскрыл им свои объятия. Может быть, он радовался, что в нем опять поселились люди — пусть даже случайные, не имеющие на него никаких прав.
   Макси исподтишка посмотрела на Робина. Его халат идеально сидел на нем и, казалось, был подобран под цвет его глаз. Он эффектно оттенял его золотистые волосы, и Робин был в нем немыслимо красив.
   Он потянулся за бокалом, и халат приоткрылся у него на груди. — Макси в первый раз заметила, что волосы на груди Робина имеют медный оттенок. Потому, наверное, и борода у него, как он говорил, рыжая.
   Макси подлила себе в чашку чая из серебряного чайника и заметила:
   — Вся эта роскошь пробуждает во мне желание откинуться в кресле с рюмкой коньяка в руке.
   — В чем же дело? Это можно организовать. Вам же не обязательно пить этот коньяк.
   Робин поднял бокал с остатками вина, которое он реквизировал для рагу.
   — Давайте выпьем за наше будущее.
   — Разве можно поднимать тост с чашкой чая в руках? — засмеялась Макси.
   — Главное — символ, а детали не имеют значения, — заверил ее Робин.
   Макси секунду поколебалась. Все ее существо протестовало против предстоящей разлуки с человеком, наделенным этим небрежным обаянием, этим очаровательным юмором и этим спокойным безразличием к ее смешанному происхождению. Но надо совсем оторваться от реальности, чтобы мечтать о будущем, в котором ему нашлось бы место. Всякая попытка удержать его обречена — это все равно что пытаться поймать ветер.
   Грустно улыбнувшись, Макси подняла чашку и залпом ее осушила. В конце концов она американка, и ей не пристало заранее отказываться от мечты, какой бы неосуществимой она ни казалась.
   Она подлила себе еще чаю и взяла из вазочки имбирный пряник.
   — Сдается мне, что среди многочисленных ролей, которые вам приходилось играть, была и роль дворецкого. — Она показала на стол. — Вы с удивительным знанием дела накрыли стол.
   — Вы правы. Мне приходилось быть дворецким — и не только дворецким, но и лакеем, и конюхом.
   Макси опешила. Она-то высказала это предположение шутя.
   — Это правда или вы меня опять разыгрываете?
   — Честное благородное, — с улыбкой заверил ее Робин. — Неужели так трудно представить, что я способен выполнять какие-то полезные обязанности?
   — Нелегко.
   Макси подперла голову рукой и вгляделась в невозмутимое аристократическое лицо Робина, Собственно, чему она удивляется? Даже джентльмену-бродяге с органическим отвращением к труду иногда, наверное, приходится работать, чтобы не умереть с голоду.
   — Я убеждена, что слугой вы были отменным. Вы, как хамелеон, умеете менять окраску применительно к обстановке. — Макси помолчала, пытаясь сформулировать впечатление, создавшееся у нее после многих дней путешествия вместе с Робином. — Но, легко находя общий язык с человеком любого круга, вы всегда сами по себе, никогда не смешиваетесь с толпой.
   — Макси, вы меня пугаете. Я не ожидал от вас такой проницательности. — И, не дав ей возможности дальше развить свою мысль, Робин продолжил:
   — Скоро мы будем в Лондоне. С чего вы хотите начать расследование обстоятельств смерти вашего отца?
   — Сначала я пойду в гостиницу, где он умер, в надежде узнать что-нибудь от слуг. Кроме того, я знаю имена его старых друзей, которых он собирался навестить.
   — Ну а что вы собираетесь делать после того, как узнаете правду и примете соответствующие меры?
   Робин пристально смотрел на нее.
   Макси покачала головой, вертя в руках серебряные щипчики и безуспешно пытаясь разобрать выгравированный на них вензель.
   — Вернусь в Америку и поищу работу в каком-нибудь книжном магазине. Так далеко вперед я пока не заглядывала.
   Взяв щипчиками кусок сахара и бросив его в чашку, она поправилась:
   — Нет, это не совсем так. Обычно я все же хотя бы смутно представляю себе, что со мной будет дальше. Не то чтобы я умела предсказывать будущее — просто у меня есть предчувствие, чем закончится тот или иной этап моей жизни. Например, когда мы с отцом ездили по Америке, я всегда знала, достигнем мы того места, которое наметили, или нет. Когда мы с отцом отправились в Англию, я ни минуты не сомневалась, что мы туда благополучно доплывем и что я познакомлюсь со своими английскими родственниками. Да если на то пошло, уходя из дядиного дома, я точно знала, что доберусь до Лондона.
   — А вы предчувствовали, что на пути в Лондон у вас будет столько приключений? — поинтересовался Робин.
   — Нет, и уж во всяком случае у меня не было предчувствия, что я встречу такого человека, как вы. — Макси улыбнулась Робину. — Но когда я сейчас пытаюсь заглянуть в будущее, я не в силах предугадать, во что оно выльется. Мне это напоминает одно лето в Америке, когда мы отправились в Олбани. У меня не было никаких оснований считать, что нам не удастся туда добраться, но я как-то не могла представить себя в этом городе. Так и вышло: отец заболел в дороге, и нам пришлось на несколько недель задержаться в Вермонте. А в Олбани мы в тот год так и не попали. Что-то в этом роде я чувствую и сейчас.
   — А что именно вы чувствуете? — нахмурился Робин.
   — У меня ощущение пустоты. Возможно, в моей жизни наступит поворот, который я даже не могу себе представить, потому что ничего подобного в прошлом у меня не было, — медленно проговорила Макси. — Я всегда знала, что не буду до конца своих дней бродячим торговцем книгами, но я не знала, когда и как окончится этот этап моей жизни. Но как только отец сообщил мне о своем решении поехать в Англию, я поняла, что больше к этой жизни я не вернусь.
   — Я встречал много случаев интуитивного предчувствия, и жизнь научила меня с ним считаться. А вы можете вглядеться в будущее? Может, тогда у вас появится хоть смутное представление о том, что нас ждет в Лондоне. Если нас подстерегает там опасность, хорошо бы к ней подготовиться.
   — Не знаю, получится ли, но попробую, — с сомнением в голосе сказала Макси.
   Она закрыла глаза, расслабилась и представила себе карту Англии. Серебряная извилистая лента отмечала ее путь из Дарема. Она становилась ярче в Йоркшире, где Макси встретилась с Робином. Ну а что будет в Лондоне? Макси изгнала из головы все мысли.
   Тьма, хаос, горе… Что-то немыслимое…
   Макси вскрикнула и выпрямилась в кресле. Ее рука дернулась, сбив чашку на паркетный пол, и та разлетелась вдребезги. Макси с ужасом посмотрела на осколки. Сердце ее бешено колотилось.
   — Разбила, — глупо проговорила она.
   — Черт с ней, с чашкой! — сказал Робин, уже подскочивший к ней и обнявший ее обеими руками. Макси спрятала лицо у него на груди.
   — У вас предчувствие, что в Лондоне случится что-то ужасное? — тихо спросил он.
   Макси попыталась посмотреть на жуткий черный водоворот, представший ее мысленному взору и чуть не затянувший в свою страшную глубину, но ее сознание шарахнулось, как испуганный жеребенок.
   — Это было нечто, недоступное моему воображению. Нечто такое ужасное, что я не в силах его понять. Руки Робина сжались вокруг нее.
   — Может быть, ваша собственная смерть? — спросил он. — В таком случае я вас увезу в противоположном направлении. Я не пущу вас в Лондон, даже если для этого мне придется привязать вас к лошади.
   Макси покачала головой.
   — Я никогда не боялась смерти, и ее предчувствие меня так не напугало бы.
   У нее вдруг возникло страшное опасение: а вдруг что-нибудь случится с Робином? Но как только эта мысль оформилась у нее в голове, она от нее отказалась. Этот страх не имел никакого отношения к Робину.
   — И не ваша смерть. Мне… мне кажется, что это имеет отношение к смерти отца. — Макси помолчала. — Хотя я признавала возможность того, что в ней повинен мой дядя, по-настоящему я в это не верила. Но, если все это подстроил дядя, неудивительно, что мне невыносимо представить себе будущее. Судебный процесс по обвинению в убийстве заденет всех Коллинсов. Пострадают невинные люди.
   — А этого вы не хотите, несмотря на то, что ваши родственники обошлись с вами не слишком любезно. — Робин взял Макси за подбородок и поднял к себе ее лицо. Глядя ей в глаза, он спросил:
   — А вам не кажется, что лучше оставить все как есть?
   Макси нахмурилась.
   — Об этом не может быть и речи. Не знаю; удастся ли мне узнать правду, но если я не попытаюсь, я буду корить себя всю жизнь.
   Робин кивнул: он ожидал такого ответа.
   — Да, пожалуй, лучше довести дело до конца. Правда редко бывает хуже наших опасений. — Он погладил Макси по голове. — Пойду-ка я заварю свежего чаю. А потом расскажу вам самые смешные истории, какие смогу придумать, чтобы вы успокоились и хорошо спали ночью. — Он улыбнулся. — А уж смешных историй у меня в запасе много.
   Взяв чайник, он отправился на кухню, а Макси прошептала ему вслед:
   — Спасибо, Робин.
   Может быть, надежда на общее будущее у них чрезвычайно мала, но, если он будет рядом, когда она займется выяснением обстоятельств смерти отца, ее не так уж страшит то, что ждет в Лондоне.

Глава 21

   Маркиз Вулвертон рассчитал, что если Робин и Воплощенная Невинность захотят остановиться в Ракстоне, им понадобится три или четыре дня, чтобы туда добраться из Маркет-Харборо. А пока он ехал на юг, задавая везде одни и те же вопросы и не получая на них удовлетворяющих его ответов. Беглецы словно растаяли в воздухе.
   Он собирался провести третью ночь в Ракстоне, но поднялась ужасная гроза, дороги совсем развезло, и его карета двигалась не быстрее пешехода. Маркиз клял себя за то, что зря потратил время на бесплодные расспросы. Если бы он прекратил их на несколько часов раньше, он успел бы приехать в Ракетой до грозы. Теперь же придется остановиться на ночь в ближайшей гостинице. Веселенькое дело!
   Мысли его обратились к Дездемоне Росс. Последнее время она непрерывно вторгалась в его мысли во сне и наяву. Что по этому поводу предпринять, он пока не знал, но предпринять что-то было необходимо.
   Эти приятные грезы наяву были прерваны громким треском, раздавшимся у него под ногами. Карета остановилась, как-то странно скособочившись. С обреченным вздохом маркиз вылез под дождь; ему только не хватало поломки кареты!
   — Погляди, что там случилось, Уайкс! — крикнул он кучеру.
   Тот передал вожжи Миллеру, молодому парню, который одновременно выполнял обязанности сторожа, конюха и камердинера, и слез с облучка. Прошлепав вокруг кареты по грязи, они с маркизом установили в чем дело.
   — Ось сломалась. Здесь нам ее не починить, — хмуро изрек Уайкс. — Надо послать Миллера за кузнецом.
   Джайлс пониже нахлобучил шляпу, чтобы дождевые струи не заливались ему за шиворот.
   — До Давентрн немногим больше мили. Там наверняка есть кузнец.
   Он уже собрался отдать соответствующее приказание Миллеру, как вдруг услышал звон упряжи. К ним приближалась какая-то повозка.
   — Вот повезло, — сказал Уайкс и, выйдя на дорогу, принялся махать рукам.
   Но это была не сельская телега, а знакомая желтая карета. По лицу Джайлса расплылась улыбка. Человек, сказавший, что нет худа без добра, был совершенно прав. Гроза принесла ему удачу.
   Джайлс направился к карете. Высокая женщина вышла под ливень и пошла ему навстречу. Джайлс ускорил шаги, и, приблизившись к леди Росс, воскликнул:
   — Залезайте обратно в карету, леди Росс! Вам-то зачем мокнуть?
   — Ничего, не сахарная, — ответила та с озорной усмешкой. Ее длинные ресницы слиплись от дождя, и вода капала с полей шляпы. — Теперь мне выпал случай спасти вас. Разве можно упустить такую возможность? У вас ось сломалась?
   Маркиз кивнул.
   — Я был бы вам очень признателен, если бы вы послали из Давентри кого-нибудь к нам на помощь.
   — Почему бы вам не поехать со мной? Ваши слуги присмотрят за каретой и без вас. Я собиралась остановиться в гостинице «Сноп пшеницы» — очень приличное заведение. Наверняка там и для вас найдется комната. — Дездемона запахнулась в мокрую накидку. — В такую погоду хочется скорей под крышу.
   Возможность провести вечер в обществе великолепной амазонки была слишком соблазнительной, чтобы от нее отказываться. Джайлс велел слугам залезть в карету и ждать, когда прибудет помощь, взял саквояж, в котором держал смену белья и другие предметы, необходимые в дороге, и последовал за леди Росс в ее карету.
   Оказавшись внутри, он спросил:
   — А где же ваша горничная?
   — Эта дуреха сильно простудилась, и я отправила ее домой. Как видите, я не послушалась вашего совета ехать в Лондон и там ждать Максиму, — вызывающе заявила Дездемона. — В двух-трех трактирах видели пару, похожую на наших беглецов, но ничего определенного я не узнала. А как ваши дела?
   — Да примерно так же. — И тут Джайлс решил, что не стоит больше скрывать от леди Росс его догадку насчет Ракстона. — Недалеко от Давентри расположено поместье Робина Ракстон. Я ехал посмотреть, не решили ли они передохнуть там день-другой. Хотите поехать туда со мной завтра?
   — Конечно! — Дездемона хмуро улыбнулась. — Пожалуй, нам лучше нагрянуть туда вместе.
   Вместе! Против этого у Джайлса не было возражений.
 
   В Давентри они нашли кузнеца, который согласился отправиться к карсте и заняться ее починкой, потребовав за это вознаграждение всего лишь в полтора раза больше обычного. Покончив с этим делом, Дездемона и Джайлс отправились в гостиницу.
   Там Джайлс первым делом попросил горячего чаю. Хозяин дал соответствующие распоряжения, а сам с поклоном проводил их в отдельный кабинет.
   Джайлс снял с себя мокрый плащ, а его спутница подошла к камину и стала греть у огня руки.
   — Почему-то у нас вошло в привычку встречаться в гостиницах, — заметила она, снимая мокрую шляпу и встряхивая головой. Рыжие волосы, завившиеся от влаги, рассыпались по ее плечам.
   Джайлс с удовольствием смотрел, как она пытается пригладить свои огненные кудри. Нет, рыжие волосы — это прекрасно.
   Маркиз собрался было пошутить, что встречи в гостиницах могут повредить репутации обоих, но тут Дездемона сняла мокрую накидку, и у него язык присох к гортани.
   Не так давно он пытался себе представить, как она выглядит без скрывающей ее фигуру бесформенной одежды. И вот наконец увидел. Открывшееся ему зрелище заставило его кровь вспыхнуть жарким пламенем.
   Он предполагал, что Дездемона — полная женщина, но что ее полнота не лишена привлекательности. Однако слово «полный» предполагает общую полноту — как в бедрах, так и в талии.
   Дездемона же обладала пышными формами, но при этом тонкой талией и длинными стройными ногами. Насквозь промокшее муслиновое платье облегало ее эффектную фигуру, как перчатка, ничего не оставляя воображению. У Джайлса потемнело в глазах при виде ее великолепных бедер, не говоря уж о роскошной…..
   Он с трудом отвел глаза. Джентльмен сказал бы, что у нее красивая шея, поскольку в приличном обществе не принято упоминать грудь. Да, у леди Росс очень красивая шея — да и все остальное не хуже.
   Дездемона посмотрела на него и нахмурилась.
   — Что вы на меня уставились?
   Действительно уставился, признался себе Джайлс. Он поднял глаза и сказал с прямотой, о которой тут же пожалел:
   — Леди Коллингвуд была права. Дездемона вспыхнула до корней волос.
   — Я не хочу вас оскорбить, — поспешно добавил Джайлс. — Но вы поразительно эффектная женщина. Только слепой может этого не заметить.
   — То есть вы согласны с моей золовкой, что у меня вид куртизанки, — раздраженно сказала она. — Вы оба правы. Именно так меня и воспринимало большинство мужчин.
   Она потянулась за мокрой накидкой.
   В ее словах звучала горечь, и маркиз вдруг понял, почему она остерегается мужчин. Он снял с себя сюртук, который под плащом остался сухим.
   — Накиньте на плечи сюртук — в отличие от вашей накидки он совершенно сухой.
   Дездемона помедлила, и он мягко сказал:
   — Извините меня за опрометчивые слова. Я не хотел вас обидеть. Просто я был поражен. Вы так основательно маскировались.
   Дездемона взяла сюртук, так настороженно глядя на него, словно опасаясь, что он тут же на нее бросится. Запахнувшись в сюртук, она, к глубокому сожалению Джайлса, вернула себе неприступный вид.
   Вскоре принесли поднос с чаем. Джайлс налил чашку чая и подал ее Дездемоне вместе с вазочкой с печеньем. Она присела на самый край стула, но постепенно, согревшись и убедившись, что Джайлс держится на расстоянии, успокоилась.
   Джайлс решил, что пора узнать, почему эта дама так странно себя ведет.
   — У вас, наверное, был неудачный первый выход в свет. Обычно невинность сама по себе является девушке защитой, но ваша красота до такой степени кружит мужчинам головы, что они способны забыться — особенно, если молоды и еще не научились сдерживать свой темперамент.
   Дездемона смотрела в чашку и крошила печенье.
   — Когда я впервые оказалась один на один с молодым человеком и он буквально набросился на меня, я винила в его несдержанности себя, хотя и не понимала, чем ее вызвала. Впоследствии я поняла, что мое поведение тут ни при чем. — Она горько усмехнулась. — Чтобы мне было в случае нужды чем защищаться, я стала вкалывать в волосы длинную острую булавку.
   — Теперь понятно, почему вы такого низкого мнения о сильном поле, — задумчиво сказал Джайлс. — Но дело ведь не ограничилось одним балом, правда?
   — Почему вы задаете мне такие вопросы, Вулвертон? — спросила Дездемона, с вызовом вскинув голову. — Если вы просто скрываете под маской учтивости те же низкие намерения, как и прение, то какое вам дело до моего прошлого?
   Джайлс набрался решимости:
   — У меня нет низких намерений, а раз так, значит… — он с трудом произнес последние слова, — значит, мои намерения благородны, Дездемона со стуком поставила чашку на блюдце. Они встретились глазами. Наступил тот оглушающий момент, когда отношения между людьми меняются навсегда. К лучшему или к худшему — неизвестно, но назад дороги уже нет. Когда Дездемона наконец заговорила, казалось, что ее слова не имеют никакого отношения к происходящему, но Джайлс понял, что это совсем не так.
   — Я встречала вашу жену в свете. Она была очаровательна, как фарфоровая статуэтка.