— Если говорить об одежде, известно ли вам, что эта невзрачная куртка выглядит на вас почти так же элегантно, как тот сюртук, который с вас сняли?
   — Такой уж у меня дар, — скромно отозвался Робин. — Один мой друг как-то сказал, что я без пяти минут джентльмен.
   Макси рассмеялась, а Робин вытащил шпильку, скреплявшую тяжелый пучок на затылке, и волосы упали ей на спину. Макси посмотрела в глаза Робину и сразу посерьезнела. Там полыхало пламя, но оно было под контролем его воли и ничем ей не угрожало.
   Робин вытаскивал одну шпильку за другой, освобождая прядь за прядью. Потом он прижал ее голову к плечу и, запустив пальцы в густые прямые волосы, рассыпал их по ее груди и плечам.
   — Черный шелк, — как бы про себя проговорил он. — Не очень оригинальная метафора, но ничего лучше мне не приходит в голову.
   Макси ощущала его тепло, его силу, но чувствовала себя в безопасности, хотя здравый смысл говорил ей, что это иллюзия. Она закрыла глаза, с наслаждением ощущая внутренний трепет. Это он умно придумал. Он проявлял свое желание и пробуждал ответное желание в ней, но в то же время доказывал, что страсть можно держать в узде. Они взрослые люди: они могут быть вместе, не совокупляясь каждую минуту, как хорьки.
   Надо бы высвободиться из его объятий, но ей не хотелось. Как приятно чувствовать, что ты не одна!
   Как только эта мысль Оформилась в ее в голове, она вспомнила, почему должна опасаться Робина. Они ведь всего-навсего попутчики, и их путешествие скоро окончится. Нельзя позволить себе чересчур к нему привязаться.
   — Хорошо, вы меня убедили, — согласилась Макси, выпрямляясь и отодвигаясь от Робина. — Больше я не буду себя вести, как испуганный кролик.
   Робин вернулся на свое место по другую сторону костра. Грудь его вздымалась и опускалась чаще, чем обычно, но он сказал все тем же поддразнивающим тоном:
   — Если в будущем вы опять запаникуете, я устрою еще один показательный урок.
   Прядь золотистых волос упала ему на лоб. Макси отвела взгляд.
   — Хватит и этого. Такие показательные уроки могут подтолкнуть нас к тому самому поведению, которое мы должны предотвратить. Особенно когда их дает такой сомнительный тип, как вы.
   Робин усмехнулся.
   — Чепуха! Неужели вы не понимаете, что мне просто лень всерьез заняться вашим обольщением?
   — Вам не надо прилагать никаких усилий для того, чтобы обольстить женщину. Вам нужно только улыбнуться и подождать, пока она не упадет к вашим ногам, как спелый плод.
   Его улыбка погасла.
   — К сожалению, это не совсем так.
   Он поднял с земли нож и палку и продолжил выстругивать шишку с другого конца.
   Считая, что серьезного разговора на сегодня достаточно, Макси спросила:
   — Что это вы делаете?
   — Хочу, чтобы мне было что вертеть в руках, когда надоест любоваться пейзажем.
   Робин протянул ей кусок дерева, над которым трудился весь вечер. Он был примерно восемь дюймов в длину и дюйм в толщину и удобно помещался в руке. Рассматривая палку, Макси спросила:
   — Что-то вроде игрушки для взрослых?
   — Вот именно. — Робин потер пальцем шишку на одном конце палки. — Хорошо, когда ты настолько прост душой, что тебя забавляют такие игрушки.
   Макси подложила в костер сушняка и повесила над ним котелок.
   — Я могу придумать для вас много определений, Робин, но чего о вас никак нельзя сказать, так это того, что вы просты душой.
   — Может быть, и нет, — с гримасой отозвался он, — но я работаю над собой.
   — В том-то и дело, что простоту нельзя выработать. Макси вдруг села рядом с ним и взяла его покалеченную руку.
   — Закройте глаза, Робин. Не разговаривайте. Не думайте. Просто посидите.
   Он позволил ей положить их соединенные руки на траву, но она чувствовала в его пальцах напряжение и тихонько сказала:
   — Слушайте ветер. Ощутите, как пьют лунный свет камни. Почувствуйте родство с душами деревьев, цветов и живых существ, которые делят с нами эту ночь.
   Этими словами мать учила ее воспринимать окружающий мир, когда она была ребенком.
   Сначала Робин сопротивлялся. Он словно весь состоял из нервов и острых углов. Макси старалась послать в его душу мир и покой, но не могла, потому что сама не была покойна.
   Она вдруг с удивлением вспомнила, что не сидела вот так с тех пор, как узнала о смерти отца. Она бродила и ездила верхом по вересковым пустошам Дарема, но комок горя в душе не позволял ей обратиться к единственному источнику утешения, который никогда ее не подводил.
   Макси сознательно распахнула свое существо навстречу ночи. В лесу ухнула вылетевшая охотиться на бесшумных крыльях сова. Под собой Макси ощутила живую землю, услышала ее глубинный шум — точно такой же, как и у нее на родине. Плодородная почва, старые камни, семена, из которых лезли упорные ростки. Ветер, шуршащий в листве, тоже был похож на ветер ее родины, хотя и прилетел из неведомых ей далей.
   В Макси вливалось спокойствие земли. Оно протекло по ее ногам и телу и, наконец, заполнило ее сердце. Она не смогла бы обрести этот душевный покой, если бы не мягкий урок, который ей преподал Робин и который здоровой чувственностью сгладил острую горечь потери.
   Ей захотелось успокоить Робина, и она потянулась к нему душой, посылая поток спокойствия через их сомкнутые руки. А он был весь в напряжении, как нервный жеребенок, готовый каждую минуту броситься наутек.
   Макси едва слышно прошептала:
   — Поймите, что вы — часть природы, а не живете отдельно от нее.
   Постепенно Робин успокоился, и его пальцы обмякли. Его дыхание стало медленным и ровным, и на несколько секунд между ними установилась полная гармония.
   Хотя она и пыталась научить его простоте, Макси понимала, что Робин от природы очень сложное существо. Его дух представлял собой невероятное сплетение противоречий: блестящее остроумие, спокойное приятие неизбежного, искры смеха и любопытства, врожденная доброта. А дальше — дальше тьма, которую она не могла себе даже представить. Желая утешить, Макси попыталась заглянуть в эту черную пропасть.
   И тут же гармония исчезла. Робин выдернул руку, судорожно вздохнул, потом сказал небрежным тоном:
   — Как интересно. Я и не знал, что можно ощущать камни. Вы, случайно, не ведьма, юная леди?
   Макси огорченно призналась себе, что напугала его не меньше, чем раньше он напугал ее поцелуем. Пусть лучше их отношения остаются гладкими и поверхностными. Таким же небрежным тоном она ответила:
   — Нет, не ведьма. И даже не леди.
   — Вздор! — Он оглядел ее — от распущенных волос до пыльных ботинок. — Во всяком случае, вас определенно можно назвать без пяти минут леди.
   Макси улыбнулась и налила чай в кружки — ему обычный, а себе из трав. Может быть, Робин и карманник, и бродяга, и Бог знает кто еще, но пока они вместе, он останется ее другом.
   И с этим ей придется смириться.

Глава 8

   В знак примирения Макси перенесла свою постель из угла сарая поближе к Робину. Надо только до конца путешествия избегать поцелуев и совместных медитаций, и все будет в порядке.
   Ночью ей снились приятные сны, но проснулась она от резкого скрипа двери. Солнечный свет хлынул в сарай вместе с яростным собачьим лаем. Открыв глаза, Макси увидела чуть ли не в двух шагах от себя двух громадных мастиффов. Широко раскрытые пасти, белые клыки, оглушительный лай.
   Макси замерла, зная, что любое движение может спровоцировать собак на нападение. Ее нож был в мешке, и собаки вцепятся в нее раньше, чем она успеет до него дотянуться. Она перевела глаза на Робина. Он лежал так же неподвижно, как она, разглядывая заходившихся в лае собак.
   Тут раздался крик:
   — Тихо!
   Собаки перестали лаять, но сверкающие глаза и прерывистое дыхание свидетельствовали о том, что они готовы в любую минуту разорвать чужаков в клочья. В проеме открытой двери возник рассерженный фермер.
   — Грязные бродяги! — прорычал он — Вот возьму и сдам вас судье.
   — Это ваше право, но мы ничего дурного не сделали, — кротко ответил Робин. Макси показалось, что он говорит, как истинный йоркширец.
   Робин медленно сел — Извините за вторжение, сэр Мы хотели уйти пораньше, чтобы нас никто не увидел, но мы вчера очень много прошли, а моя жена, гм, в интересном положении.
   Макси тоже села и бросила на Робина негодующий взгляд. С распущенными волосами ее, конечно, никто не принял бы за юношу, но неужели надо было обязательно выдавать ее за беременную жену? Робин обезоруживающе невинно посмотрел на нее и нежно помог ей встать на ноги На фермера, плотного человека средних лет, этот спектакль не произвел особенного впечатления.
   — Это меня не касается, — хмуро ответил он. — А вот бродяги на моей земле меня касаются Выметайтесь, пока я не натравил на вас собак — Если хотите, мы можем отработать за ночлег Пока Робин изображал полного раскаяния простака, Макси занялась мастиффами. Она говорила им на языке ирокезов, какие они храбрые псы и как она рада с ними познакомиться Сначала мастиффы в ответ только рычали, но Макси всегда умела найти подход к собакам. Вскоре пес покрупнее начал махать хвостом и поднял прижатые уши.
   Макси протянула к нему руку и представилась своим могавкским именем — Канавиоста. Мастифф подошел к ней, понюхал руку, затем лизнул ее шершавым языком, Макси улыбнулась и почесала у него за ухом. В ответ он расплылся в подобие дурацкой собачьей улыбки. Другой мастифф ревниво заскулил и тоже подошел к Макси, требуя внимания.
   Фермер оборвал очередную тираду о бродягах, которые не хотят работать, а только норовят что-нибудь стащить, и в изумлении уставился на своих псов. Те наперебой, чуть не сшибая ее с ног, лезли к Макси с ласками.
   — Что за черт?..
   — Моя жена умеет ладить с животными, — сказал Робин, хотя это и так было очевидно.
   — Вот уж верно, — пробурчал фермер, потрясенный этим зрелищем. — Да любой из них весит больше, чем она. Жена, говоришь? А где ее обручальное кольцо?
   Макси взглянула на Робина и была поражена происшедшей переменой. В нем не осталось и следа небрежной элегантности сбившегося с пути аристократа. Это был честный трудяга, оказавшийся в бедственном положении.
   Макси смотрела на него во все глаза, думая, что только дура может поверить хоть одному его слову. Как проверить, правду ли говорит человек, наделенный таким даром перевоплощения?
   — Кольцо пришлось продать, — печально ответил Робин. — Кончилась война, и простому человеку стало туго. Вот идем с женой в Лондон — может, хоть там найдем работу.
   — Ты был в солдатах? — спросил фермер, игнорируя последние слова Робина. — Мой младший сын служил в Пятьдесят втором пехотном полку.
   Робин кивнул.
   — Один из наших лучших полков. Я и сам был на полуострове[6]. Даже видел там сэра Джона Мора — за месяц до того, как его убили под Корунной.
   Фермер покачал головой.
   — Моего парня убили под Витторией. Он всегда говорил, что Mop — самый лучший генерал в английской армии.
   Вся его враждебность исчезла. В отличие от Макси он не заметил, что Робин вовсе не сказал, что сам служил в армии.
   — Да, гибель генерала была для нас страшной потерей, — согласился Робин.
   Фермер снял шляпу и пригладил редеющие волосы.
   — Меня зовут Гаррисон, — представился он. — Вам еще далеко идти, ребята. Если хотите, могу накормить вас на дорогу завтраком.
   Через пятнадцать минут они дошли до фермы, и одной улыбкой Робин привел жену фермера в состояние слепого обожания. За сытным завтраком, состоявшим из яичницы, колбасы, горячих лепешек и клубничного варенья к чаю, Робин рассказывал про войну и солдатскую жизнь. Звучало все очень убедительно, и Макси сама ему бы поверила, если бы не знала, что он беспардонно врет. Под конец он окончательно завоевал сердце миссис Гаррисон, починив ее любимые часы, которые не шли уже несколько лет.
   Фермерша всячески обласкала Макси, рассказала ей несколько жутких историй о трудностях родов, особенно для такой крохотули, как она, положила ей в мешок еды на дорогу и предупредила, чтобы она была осторожна, если хочет родить здорового ребенка. Когда они уходили, миссис Гаррисон помахала рукой им вслед, а два мастиффа проводили до границ хозяйских владений и с явной неохотой остались там, подчиняясь хозяйскому окрику.
   Подождав, пока фермер уже не мог ее услышать, Макси спросила ледяным тоном:
   — Вам никогда не бывает стыдно, лорд Роберт?
   — А чего я должен стыдиться? — с невинным видом осведомился тот.
   Макси бросила на него презрительный взгляд.
   — Вы совершенно пренебрегаете правдой.
   — Напротив, я ее очень ценю, потому и использую чрезвычайно бережливо.
   — Робин! — угрожающе воскликнула Макси.
   — Наши хозяева сделали доброе дело. Мы отлично позавтракали, собаки нашли себе друга, а у миссис Гаррисон пошли часы. Что во всем этом плохого?
   — Но разве можно так врать? — беспомощно сказала Макси.
   — Не так уж я много наврал. Я действительно был на полуострове и действительно однажды встретился с сэром Джоном Мором. Я же не говорил им, что служил у него или был его близким другом. — Робин изобразил на лице заботу. — Я знаю, отчего вы не в духе. Это ипохондрия от беременности.
   — Вы просто… невозможный человек! — полусердясь, полусмеясь, воскликнула Макси. — Как вы смели ему сказать, что я ваша беременная жена?
   Робин задумчиво посмотрел на нее.
   — Тут я и впрямь солгал, но, если хотите, эту ложь можно легко привести в соответствие с действительностью — хотя бы отчасти.
   Макси сердито фыркнула и отошла на край дороги, чтобы пропустить повозку.
   — Много мне делали гнусных предложений, но вы ухитрились сделать это в наименее лестной форме. Даже если бы я в принципе не возражала — а я возражаю, беременной женщине совсем несподручно бродить по дорогам Англии.
   — Я-то имел в виду другую сторону дела. Но тогда нам придется повернуть на север и отправиться в Гретну-Грин[7], поскольку мы слишком далеко от Доктора Коммонз[8].
   Даже будучи американкой, Макси знала, что речь идет о разрешении на брак.
   — Вас совсем уже заносит, лорд Роберт, — сердито ответила она. — Вот возьму и соглашусь на ваше идиотское предложение. Свяжу вас по рукам и ногам на всю жизнь.
   — Могу себе представить и более ужасную участь.
   Макси остановилась как вкопанная и посмотрела на Робина. Иллюзорное чувство близости, которое возникло прошлым вечером, давно исчезло, и перед ней опять был блистательный и загадочный Робин. Но в глубине его синих глаз таилось нечто серьезное. Макси вдруг подумала, что, если она согласится, он спокойно повернет на север, отправится с ней в Гретну-Грин и там на ней женится.
   — С чего вам вздумалось предложить такое, Робин? — тихо спросила она.
   — Не знаю, — честно признался он. — Просто показалось, что это не такая уж плохая мысль.
   Обаятельный прощелыга — и надо же было такому попасться ей на пути! Больше всего Макси поразило то, что и ей самой эта мысль казалась не такой уж плохой. Конечно, Робин не способен заняться трудом, за который бы ему платили деньги; конечно, его словам и поступкам нельзя верить, но он добр, остроумен и до того обаятелен, что, если бы Макси дала себе волю, она прилипла бы к нему, как горчичник.
   Но нельзя забывать, что он прощелыга. Если она когда-нибудь и выйдет замуж, то только за человека, который сможет обеспечить ей крышу над головой. Она оторвала взор от смутивших ее голубых глаз и пошла дальше.
   — Надо полагать, что у вас в Европе уже есть несколько жен, так что одной больше, одной меньше — не составляет для вас разницы. Но я не хочу затеряться в толпе, так что вынуждена отклонить ваше лестное предложение.
   — Нет, жен у меня нет. Как вы могли заметить, я не умею делать предложение. За всю жизнь я только однажды…
   Робин замолчал на полуслове.
   — Ну и что произошло? — спросила Макси.
   — Разумеется, я получил отказ. Это была умная женщина, немного похожая на вас. — Робин улыбнулся. — Но на женщине, которая была бы столь опрометчива, что приняла бы мое предложение, я бы, наверное, не женился.
   Он опять отгородился от нее непроницаемой стеной юмора, но Макси поняла, что за шутливыми словами скрывалась до сих пор причинявшая ему боль правда. Она покачала головой. Может, они и друзья, но она никогда его до конца не разгадает.
 
   Человеку с талантами Симмонса выследить племянницу лорда Коллингвуда не составляло особого труда. Поскольку девчонка не подозревала, что ее преследуют, она спокойно шла по дороге, как гусь, который только того и дожидается, чтобы его поймали и ощипали.
   Поначалу идти по ее следу было не так-то просто, поскольку юноша в большой шляпе никому не бросался в глаза. Но когда она нашла себе дружка-блондина, все стало гораздо легче. Этого запомнили все повстречавшие его бабенки.
   С ядовитой ухмылкой Симмонс подумал, каким сюрпризом будет для лорда Коллингвуда открытие, что его племянница путается с кем попало. А может, его светлости до этого нет дела: главное — чтобы она не дошла до Лондона и не узнала правду про своего папочку. Симмонс вполне мог понять, что лорду — Коллингвуду не хотелось огласки этого скверного дела.
   Когда Макси и Робин перешли с одной дороги на другую, Симмонс на какое-то время потерял свою добычу из виду. Но к югу от Шеффилда он опять нашел их след.
   До них оставалось не больше двух часов ходу. Скорей всего девчонка и ее дружок остановятся на ночлег в каком-нибудь сарае. Если ему повезет, Симмонс настигнет их сегодня же ночью.
   При этой мысли он хрипло хохотнул. Девчонка, наверное, не захочет расстаться со своим хахалем и вернуться в Дарем. Ничего, с этой парочкой он справится без труда.

Глава 9

   Радуясь, что им удалось найти подходящее место для ночевки, Макси опустила мешок на землю и пошла собирать сушняк для костра. К тому времени, когда она вернулась, Робин сложил пирамиду из сухих щепочек и травы и высекал огонь.
   — Приглядывайте за костром, а я пойду за водой. Макси положила на землю охапку хвороста и повела усталыми плечами.
   — Я сама схожу за водой.
   — А если я вам предложу сесть и отдохнуть, вы сочтете это за смертельное оскорбление? У вас усталый вид, а ручей неблизко.
   Мысль об отдыхе была страшно соблазнительна. Однако…
   — Я не прошу у вас поблажек.
   — Верно, не просите. — Трут вспыхнул. Робин дул на костер, пока щепочки не занялись веселым пламенем, потом встал и бросил на Макси поддразнивающий взгляд. — Однако, если учесть разницу в длине наших шагов, вы прошли примерно на треть больше меня. Так что я устал меньше и пойду за водой.
   Макси рассмеялась, и груз усталости как будто стал легче.
   — Хитроумный аргумент. Вы, наверное, сумели бы продать веревку висельнику. — Она опустилась на траву и сняла башмаки. — Или, если честный труд вы принципиально отвергаете, вам следовало бы стать адвокатом. Вы с одинаковым успехом могли бы произнести речь в защиту и истца, и ответчика.
   Макси сняла шляпу и вынула шпильки из волос, вздохнув от облегчения, когда они свободно рассыпались по плечам. Ей ужасно надоели мужские башмаки, заколотые волосы и затянутая грудь. При мысли о горячей ванне она застонала от удовольствия.
   — Кстати, вы случайно не изучали юриспруденцию? Иногда вы говорите как юрист.
   Робин изобразил на лице ужас.
   — Боже упаси! Я в жизни делал много предосудительного, но какие-то моральные устои у меня все же сохранились.
   Макси засмеялась, легла на траву и закинула руки за голову.
   — Вы никогда не бываете серьезным? Последовала долгая пауза. Подняв голову, она взглянула на Робина. Он смотрел на нее со странным выражением глаз, но тут же улыбнулся и сказал своим обычным легкомысленным тоном:
   — Стараюсь, чтобы это случалось пореже. Взяв котелки, он пошел через лес к ручью. Макси закрыла глаза. После ограбления между ними установились ровные поверхностные отношения. Робин больше не давал ей показательных уроков, а она не предлагала ему послушать ветер. Все было хорошо. Правда, не было настоящей близости, но не было и ссор.
   Из леса, окружающего поляну, доносились звучные голоса птиц, слышался шелест листвы, тянуло запахом цветущей жимолости. На душу Макси спустилось умиротворение.
   И так, слушая ветер, она задремала.
 
   Дойдя до ручья, Робин решил как следует вымыться. Обливаясь холодной водой, он думал о своей спутнице. С самого начала на него произвели огромное впечатление ее экзотическая красота и острый ум. Но, оказывается, она еще и немного колдунья.
   Или немного святая. Иначе нельзя было объяснить то, что произошло, когда она пыталась научить его простоте. Он охотно следовал за ней и был увлечен открывшейся ему возможностью слиться с окружающим миром. Он тогда ощутил чудесный покой и необыкновенную душевную близость к Макси. Он даже хотел ее еще раз поцеловать — разумеется, абсолютно невинным поцелуем. И вдруг его словно тряхнуло, и из состояния покоя он впал в дикую панику. Может быть, он не создан для простоты. Это был очень интересный эпизод, но Робин не хотел бы, чтобы он повторился. Лучше плыть по течению, наслаждаться обществом Макси и бездумно жить минутой, как он уже не жил, по крайней мере, десять лет.
   Робин вытерся, наполнил водой котелки и пошел назад к костру. На опушке леса он остановился за кустом, наслаждаясь очаровательным зрелищем спящей девушки. Она лежала у костра на спине, положив голову на закинутую назад руку, и ее блестящие иссиня-черные волосы частично прикрывали лицо. Глядя на ее изящную миниатюрную фигурку, Робин испытывал одновременно и нежность, и желание. Ему хотелось защитить ее от всего мира. Кроме, разумеется, самого себя.
   Ее знание жизни и чай, предотвращающий зачатие, говорили о некотором опыте, но вместе с тем от нее исходила аура невинности. Может быть, это следствие ее прямоты. Однако, каково бы ни было ее прошлое, лучше считать ее девственницей. Это укрепляет его контроль над собой, а ему он ох как необходим.
   Эти мысли были прерваны звуком тяжелых шагов. Робин посмотрел на другую сторону поляны и увидел, что оттуда к Макси приближается рослый плотный мужчина.
   При виде спящей Макси по лицу мужчины расплылась довольная улыбка.
   — Так вот вы где, мисс Коллинс! Пора возвращаться домой.
   У мужчины был выговор кокни[9] и при всем внешнем дружелюбии в его голосе слышалась угроза.
   Макси резко села и посмотрела на незнакомца прищуренными глазами.
   — Я вас видела в доме дяди, — с великолепным хладнокровием сказала она. — Кто вы такой?
   — Зовут меня Нед Симмонс, и ваш дядя отправил меня за вами с приказанием привезти домой, — сказал он, приближаясь к своей добыче.
   Робин поставил котелки с водой на землю и стал неслышно пробираться по опушке, чтобы оказаться позади Симмонса в случае, если придется вмешаться. Он вытащил из кармана свою деревянную «игрушку» и зажал ее в левой руке так, чтобы шишка выступала над кулаком. Вскочив на ноги, Макси опасливо смотрела на приближающегося Симмонса.
   — Вы не имеете права заставлять меня вернуться к дяде, — заявила она, отступая от него по траве в одних чулках. — Он мне не опекун, и я не совершила никакого преступления.
   С тем же пугающим добродушием Симмонс сказал:
   — Ладно, мисс, не спорьте, а не то мне придется доставить вас к судье и заявить, что вы украли у дяди карту и еду. В Англии за такие преступления могут и повесить. Но если вы вернетесь к дяде по-хорошему, он вам это в вину не поставит. — Симмонс протянул руку и взял Макси за плечо. — А где же ваш кавалер? Уже бросил?
   Схватив Макси, Симмонс поступил неосмотрительно. Она вывернулась у него из рук и одновременно ударила его ногой в пах. Робин поморщился: счастье Симмонса, что на ней нет башмаков — удар был нацелен точно.
   Симмонс увернулся, но полностью не избежал удара. Согнувшись в три погибели, он взвыл:
   — Ах ты!..
   И он грязно выругался. Робину оставалось только надеяться, что Макси вряд ли знакома с воровским жаргоном. Продолжая ругаться, Симмонс сунул руку за пазуху и вытащил пистолет. Но он даже не успел прицелиться: Макси молнией бросилась к нему, всем телом повисла на его руке, вырвала пистолет и покатилась по траве.
   Пока Симмонс стоял, разинув рот от изумления, она вскочила на ноги и взвела курок.
   — Мне бы не хотелось в вас стрелять, мистер Симмонс, — в ее голосе звенела угроза, — но я скорее вас застрелю, чем пойду с вами. Так что убирайтесь вон отсюда.
   Симмонс смотрел на нее, не веря своим глазам.
   — Положи пистолет, стерва, а не то пожалеешь, что на свет родилась!
   Он совершил роковую ошибку — недооценил Макси. Но Робин, зная, что, если он не вмешается, она, не задумываясь, застрелит этого человека, рванулся поперек поляны. Поскольку он был позади Симмонса, Макси, возможно, не заметила его приближения. Надеясь, что Макси будет целиться Симмонсу в голову, Робин сделал длинный бросок, схватил его за ноги, дернул, и они вместе упали. Совсем близко просвистела пуля.