Страница:
Но как ни парадоксально, китайцы, с которыми приходилось иметь дело самому Кайлу, держались весьма любезно, и он заметил, что в отношениях между кантонскими купцами и фань цюй царит неподдельное взаимное уважение. Воистину Китай – страна контрастов!
– Но ведь изучение алфавита и изучение языка – не одно и то же.
Цзинь покачал головой, его толстая коса зашевелилась на спине.
– У нас нет алфавита.
– Нет алфавита? Тогда что же означает этот знак? – Кайл указал на один из сложных символов.
– Обращенную к купцу нижайшую просьбу отнестись к этому письму со всем вниманием. – Цзинь положил кисть на фарфоровую подставку и нахмурил брови, подыскивая английские слова. – В вашем языке каждая буква обозначает звук. Несколько букв, стоящих рядом, – слово. А в китайском языке каждый символ выражает… мысль. Несколько символов, стоящих рядом, выразят совсем другую мысль. Это сложно объяснить.
– Удивительная и своеобразная письменность. Сколько же в ней символов?
– Очень-очень много. – Цзинь коснулся абака. – Десятки тысяч.
Кайл негромко присвистнул.
– Должно быть, пользоваться ею неудобно. Понадобятся годы, чтобы научиться читать и писать!
– Далеко не от каждого ждут успехов в столь высоком искусстве, – сдержанно отозвался Цзинь. – Письмо, поэзия и рисование – «три совершенства». Всеми тремя владеют только ученые и поэты.
– Но ведь вы умеете писать. Значит, вы ученый?
– О нет, мне не выдержать экзамен на звание ученого чиновника. Моих познаний хватает только для должности писца. – Судя по тону, Цзинь счел вопрос Кайла нелепым.
– А вы не могли бы показать мне, как пишется какой-нибудь символ? Что в этом такого? Это же не изучение китайского языка.
Уголки губ Цзиня дрогнули. Может, он подавил улыбку?
– Вы очень настойчивы, сэр.
– Вы правы. – Кайл разглядывал черную лепешку. Она была восьмиугольной, с изображением дракона на одной стороне. – Лучше уступите сразу, потому что рано или поздно я добьюсь своего.
На этот раз по губам Цзиня порхнула улыбка.
– Ничтожному писцу не пристало упорствовать, господин. – Юноша выложил на стол чистый лист бумаги. – Смотрите, как пишется символ огня. Линии следует рисовать в определенном порядке. – И он дважды нарисовал довольно простой знак, чем-то напоминающий звезду, медленно водя кистью. Потом Цзинь снова окунул кисть в тушечницу и протянул ее Кайлу. – А теперь попробуйте сами.
Любой неискушенный наблюдатель понял бы, что попытка Кайла не увенчалась успехом.
– А это труднее, чем кажется на первый взгляд, – заметил он, повторил попытку чуть удачнее, но его рисунку по-прежнему недоставало изящества линий, начертанных Цзинем.
– Вы неправильно держите кисть. Это не английское перо. Возьмите ее прямее – вот так. – И Цзинь коснулся руки Кайла, поправляя кисть в пальцах.
По руке Кайла пробежал странный трепет. Что это, черт возьми? Наверное, Цзинь тоже что-то почувствовал, потому что поспешно отдернул руку.
Неужели этот юноша – святой человек, как тот индус? Взгляд Шри Аншу мог растопить свинец. Возможно, в Цзинь Кане таится такая же сила. А может, причина такой необъяснимой реакции – запретные, глубоко погребенные постыдные желания?
Несмотря на растерянность, Кайл вел себя как ни в чем не бывало.
– Значит, взять кисть прямо?
– Да, – с трудом выговорил Цзинь. – И не надо так сжимать ее.
Кайл еще несколько раз нарисовал тот же символ. Свободно держа кисть, он сумел добиться большей элегантности линий, но до совершенства ему было еще далеко.
Разобраться в собственном отклике на прикосновение Цзиня ему так и не удалось. Напротив, Кайл окончательно запутался.
4
Спокойный знакомый голос произнес:
. – Как вы себя чувствуете?
Повернувшись влево, Трот увидела мужчину, внешность которого поразила ее сразу после прибытия в Уорфилд-парк. Кайл. Но теперь, присмотревшись повнимательнее, Трот поняла, что перед ней не Кайл, а человек, поразительно похожий на него.
– Вы лорд Грэхем?
Мужчина кивнул.
– А вы – леди Максвелл, жена моего брата. Не хотите ли перекусить или попить, пока мы не перешли к серьезному разговору? Может быть, воды?
Трот вспомнила, что с раннего утра у нее во рту не было ни крошки.
– Если можно, воды.
Лорд Грэхем налил в стакан воды из кувшина, стоящего на столике у постели, и помог Трот сесть повыше, подложив ей под спину подушку. Его руки были заботливыми, но не такими нежными, как руки Кайла.
Трот жадно опустошила стакан. Головокружение уже утихло.
– Он не говорил мне, что у него есть брат-близнец.
– Неудивительно, что вы лишились чувств, увидев меня. – Грэхем сел у постели. – Близнецы еще в детстве узнают, что люди, изумленные их внешним сходством, начисто забывают о том, что перед ними – два разных человека. Поэтому, повзрослев, мы стараемся не упоминать, что у нас есть двойники, если на то нет весомых причин.
Кайлу так и не представилось случая упомянуть о брате-близнеце. В конце концов, все произошло слишком быстро.
Трот вгляделась в лицо хозяина особняка. Оно казалось более худощавым, чем лицо Кайла, глаза блестели ярче, и все-таки…
– Вы удивительно похожи на брата, лорд Грэхем.
Он расцвел улыбкой, знакомой Трот до боли.
– Поскольку теперь я прихожусь вам деверем, зовите меня Домиником.
– А меня зовут Трот. – Она беспокойно затеребила край покрывала, не желая сообщать Доминику горестную весть. – Так вы без расспросов поверили, что я жена вашего брата?
– У вас его кольцо. – Доминик указал на кельтское кольцо, на котором играл отблеск огня. – К тому же я знаю, что мой брат способен жениться только на такой женщине, как вы. А где он сам? Задержался в Лондоне?
Этот вопрос был задан небрежным, беспечным тоном, но Трот поняла, что Доминик изнывает от беспокойства. Вот почему он сидел возле ее постели, пока она не пришла в себя! Наверное, он почувствовал неладное, но надеялся услышать, что его брат-близнец жив, здоров и скоро приедет. Трот с болью выговорила:
– К сожалению, я привезла вам плохие вести. Кайл умер в Китае.
Доминик замер, кровь отхлынула от его лица.
– Нет! Этого не может быть!
– Мне тоже до сих пор не верится. – Голос Трот дрогнул, хотя после смерти Кайла прошло уже несколько месяцев. Краткими, скупыми словами она рассказала о смерти мужа.
Когда она умолкла, Доминик закрыл лицо дрожащими ладонями.
– Я так и знал, что с ним случилась беда, – прошептал он. – Но всегда думал, что сразу пойму, что его больше нет…
Трот прикусила губу.
– Поверьте, мне очень, очень жаль… Но перед смертью он просил меня рассказать вам о случившемся.
Доминик вскинул голову, его лицо было измученным.
– Простите. Наверное, вам пришлось еще тяжелее, чем мне.
– Я знала Кайла всего несколько недель. – Правда, эти недели показались ей вечностью. – А вы – всю жизнь.
Губы Доминика сжались.
– Бессмысленно спорить о том, кому из нас больнее.
Он поднялся, устремив в никуда невидящий взгляд.
– Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в колокольчик, и к вам придут. – Он хотел добавить что-то еще, но осекся и покачал головой. – Про… простите меня…
И он вышел, пошатываясь, как после сокрушительного удара. Трот поняла, что он спешит к жене. Только она могла утешить его, смягчить боль утраты.
Исполнив свой долг, Трот перевернулась на живот, зарылась лицом в подушку и дала волю слезам, которые сдерживала так долго.
5
– Ты был прав: этим людям некуда девать серебро, – еле слышно обратился он к Гэвину Эллиоту. – По сравнению с таким великолепием прием в замке английского герцога показался бы жалкой вечеринкой.
Гэвин усмехнулся.
– Тебе лучше знать.
Кайл заметил целую толпу китайцев в простых темных одеждах, стоящую в дальнем углу комнаты.
– Зачем нам столько слуг?
– По обычаю, слуги стоят за каждым стулом. Я попросил Цзинь Кана присмотреть за тобой. Если тебя заинтересуют местные обычаи и этикет, он ответит на все вопросы.
Возможно, Цзинь Кан и вправду был сведущим человеком, но Кайл решил не обращаться к нему с вопросами. Его до сих пор тревожило то, что произошло между ним и Цзинем.
– Лорд Максвелл, позвольте официально принять вас в Английской фактории. – Коренастый лысоватый мужчина выступил вперед и протянул руку. Это был Уильям Бойнтон, глава Ост-Индской компании в Кантоне. Как и подобало хозяину, Бойнтон повел Кайла по комнате, представляя ему собравшихся. Бросив тоскливый взгляд в окно, откуда открывался вид на реку, Кайл приступил к исполнению своего долга. Отец еще в детстве объяснил ему, что вместе с привилегиями появляются и обязанности. Притом довольно скучные.
– Постарайтесь избавить Максвелла от неприятностей, Цзинь, – попросил Гэвин перед званым ужином. – Он чересчур любопытен и недостаточно осторожен.
Трот уже заметила, что с Максвеллом хлопот не оберешься. Пока фань цюй рассаживались за длинным столом, она украдкой изучала их. Здесь были и мудрые, проницательные купцы вроде ее отца, и чванливые выскочки, разбогатевшие на торговле, но презирающие страну и народ, благодаря которым они стали богатыми. Трот знала их всех, а ее не знал никто.
Она встала за стулом лорда Максвелла, которого усадили на почетное место, по правую руку от Бойнтона. Заметив ее издалека, Кайл приветственно кивнул. В его глазах Трот увидела любопытство и настороженность – те чувства, которые терзали и ее. Почему-то она обрадовалась, узнав, что и Кайл встревожен.
Но чем Максвелл пробудил в ней любопытство? Он был отнюдь не самым рослым или богато одетым мужчиной из собравшихся и даже не самым красивым – Гэвин Эллиот привлекательностью превосходил его. И все-таки Максвелл оставался наиболее заметным среди гостей, держался с таким достоинством, что затмевал даже Бойнтона, который, как тайпен Ост-Индской компании, был влиятельнейшим иностранным торговцем в Кантоне.
Во время продолжительного ужина, пока на стол подавали громадные куски мяса, дымящиеся пудинги и другую тяжелую английскую пищу, Трот с избытком хватило возможностей изучить затылок Максвелла. Странно, но ей понравилось разглядывать его густые, волнистые каштановые волосы, сильные широкие плечи. И она вновь и вновь вспоминала непривычный трепет, охвативший ее, пока она учила Максвелла держать кисть. Сейчас, когда ей было нечего делать, кроме как стоять за стулом Максвелла, ее разумом завладели удивительные, пугающие мысли.
Ужин уже близился к концу, на столе появились портвейн и филиппинские сигары, когда разговор принял неприятный оборот. Он начался с обычных жалоб подвыпивших гостей на «восемь законов», ограничивающих деятельность торговцев из Европы. Трот почти не слушала их. Свидетельницей подобных жалоб ей случалось становиться и раньше.
А потом Калеб Логан, шотландец, некогда бывший младшим партнером отца Трот, заявил:
– Вам следовало бы оказать покровительство британской компании, а не какому-то выскочке из Америки. – Несмотря на шутливый тон, его слова прозвучали оскорбительно.
– Ост-Индской компании нужны конкуренты, – дружелюбно отозвался Максвелл. – И потом, мне по душе принципы Эллиота.
– Принципы? – Логан усмехнулся. – Все мы следуем одному и тому же принципу – «делай деньги, и как можно больше».
Максвелл не ответил, зато вмешался еще один подгулявший англичанин, Колуэлл:
– Вы подразумеваете под принципами то, что Эллиот не торгует опиумом?
После раздумья Максвелл сказал:
– Признаться, я предпочитаю не ввязываться в торговлю незаконным товаром.
– Не у всех есть возможность торговать шкурками бобров и грязными корешками.
– Да, американским компаниям повезло – у них есть меха и женьшень, но британские могли бы последовать их примеру и подыскать какой-нибудь товар, пользующийся спросом в Китае, – высказался Максвелл. – В Англии многие протестуют против торговли опиумом, считая, что она позорит нас как страну.
– А что скажут наши праведные соотечественники, если мы перестанем поставлять им чай? – сухо осведомился Логан. – Не будет опиума, не станет и чая. Мы уже предлагали другие европейские товары, но мандарины воротят носы даже от самых лучших.
– Мы гордимся тем, что Наполеон называл англичан прирожденными торговцами, но это еще не значит, что китайцы обязаны торговать с нами, – в тон ему произнес Максвелл. – Здешнее правительство поступает правильно, пытаясь искоренить торговлю опиумом.
– Торговля – источник жизни во всем мире, и китайские купцы в отличие от правительства понимают это. Желающие покупать опиум находятся всегда, благодаря им и существует торговля.
Подобно большинству купцов в Китае, Логан рассматривал сбыт опиума с точки зрения дела, а не нравственности. Зная, к чему приводит привычка курить опиум, Трот придерживалась меньшего прагматизма. К счастью, ее отец никогда не торговал этим зельем, хотя подобное занятие сулило немалые барыши.
Максвелл покачивал в руке стакан с портвейном. Трот чувствовала, что этот разговор вызвал у него неловкость, но сменить тему он не мог.
– В прошлом так все и было, но времена меняются. Через год-другой Ост-Индская компания утратит свою монополию, здесь появятся купцы из других стран, вспыхнет конкуренция. Может случиться и так, что парламент запретит гражданам Великобритании участвовать в торговле опиумом.
Тягостное молчание повисло над обеденным столом. Наконец Логан холодно произнес:
– Значит, вы – шпион парламента, который вскоре вернется в Лондон и предпримет попытку разорить нас?
– У меня нет ни малейшего желания разорять кого бы то ни было. Великобритании нужны ваши знания, опыт и ваш чай. Я просто советую вам разнообразить свою деятельность.
– В этом нет необходимости. Вся эта языческая система законов о торговле развалится сама собой, – заявил распалившийся от выпитого шотландец. – Она существует только потому, что мандарины не хотят показывать нас своему народу, боятся, что все поймут, что мы – истинные джентльмены. Вот нас и называют варварами и держат в тесноте. А на самом деле варвары – это они!
Вмешался Бойнтон, британский тайпен:
– Подобные разговоры недопустимы. В этой стране мы гости, каждому из нас торговля приносит неплохую прибыль.
– Мы не гости, а пленники, черт возьми! – выпалил шотландец. – Нам запрещено устраивать увеселительные поездки, бывать в городе, привозить с собой жен и любовниц. Пусть королевский флот войдет в устье Жемчужной реки и поучит мандаринов вежливости! Тогда мы сможем торговать, где пожелаем, а не только в Кантоне.
– Довольно! – перебил Бойнтон.
– Пожалуй, – вдруг согласился Логан. – Цивилизованные люди умеют решать споры мирным путем.
Но в комнате по-прежнему сохранялась атмосфера почти осязаемого гнева, и Трот чувствовала, что этот гнев обращен на Максвелла, словно он несет ответственность за все препятствия, которые чинят торговцам в Китае. Гэвин Эллиот украдкой бросил взгляд на Трот. Большинство слуг говорили по-английски так плохо, что не уловили суть разговора, но от Трот она не ускользнула, и Эллиот понимал это.
Трот не поднимала глаз, ее лицо оставалось непроницаемым, она делала вид, будто от скуки не слушает, о чем говорят за столом. Конечно, ей придется сообщить Чэнгуа обо всем, что случилось за ужином, но ничего нового он не услышит. Фань цюй вечно чем-нибудь недовольны. Заинтересовать Чэнгуа могут только разумные предложения Максвелла.
– Я понимаю, почему вы чувствуете себя пленниками, – примирительно произнес Максвелл. – Я пробыл здесь всего неделю, но уже успел известись от скуки. Хотел бы я знать, случалось ли кому-нибудь из вас нарушать здешние законы и бывать в городе или в глубине страны? Я был бы не прочь повидать ее.
Этот вопрос шокировал большинство собравшихся. Белокурый голландец воскликнул:
– Об этом не может быть и речи! Мы, «заморские дьяволы», в этой стране слишком заметны.
– Но ведь иезуиты из Португалии путешествуют по Китаю. Может, такое под силу и купцу, если он наденет черную сутану. – Голос Максвелла звучал шутливо, но Трот поняла, что ему не терпится услышать ответ.
Бойнтон покачал головой.
– Да, император благоволит к иезуитам, но даже им не позволено свободно передвигаться по стране. Их сдерживают разрешения, законы и правила. Жаль, а то я бы не отказался примерить черную сутану. – Последнее замечание вызвало смешки гостей.
– Значит, мне придется довольствоваться осмотром Хог-лейн. Пожалуй, схожу туда завтра под вечер. Контраст с сегодняшним званым ужином в кругу джентльменов придаст прогулке особую прелесть, – с едва уловимой иронией заключил Максвелл. – Правду ли говорят, что это место – скопище пороков?
– Там в тавернах продают самое крепкое пойло на всем Востоке, вы наверняка увидите в переулках и сточных канавах пьяных до бесчувствия европейских моряков, – объяснил Логан. – А еще вас могут обокрасть, но поскольку Хог-лейн – часть сеттльмента, никто не воткнет вам нож в спину. Там безопаснее, чем в лондонских трущобах.
– Стало быть, Хог-лейн – почти тихое место по сравнению с другими портовыми городами. К примеру, Калькуттой.
Замечание Максвелла вызвало бурный спор о достоинствах и недостатках портовых городов, зачастую спорщики подкрепляли свои доводы красочными описаниями. Трот с интересом слушала и гадала, сколько в этих россказнях истины, а сколько похвальбы.
К тому времени как гости разошлись, вспыхнувшая за столом ссора забылась. Но, удаляясь вместе с толпой слуг, Трот думала о том, что теперь ей ясно, почему Эллиот просил ее присмотреть за Максвеллом. Горячность могла навлечь нешуточную беду на его красивую голову.
6
– Но ведь изучение алфавита и изучение языка – не одно и то же.
Цзинь покачал головой, его толстая коса зашевелилась на спине.
– У нас нет алфавита.
– Нет алфавита? Тогда что же означает этот знак? – Кайл указал на один из сложных символов.
– Обращенную к купцу нижайшую просьбу отнестись к этому письму со всем вниманием. – Цзинь положил кисть на фарфоровую подставку и нахмурил брови, подыскивая английские слова. – В вашем языке каждая буква обозначает звук. Несколько букв, стоящих рядом, – слово. А в китайском языке каждый символ выражает… мысль. Несколько символов, стоящих рядом, выразят совсем другую мысль. Это сложно объяснить.
– Удивительная и своеобразная письменность. Сколько же в ней символов?
– Очень-очень много. – Цзинь коснулся абака. – Десятки тысяч.
Кайл негромко присвистнул.
– Должно быть, пользоваться ею неудобно. Понадобятся годы, чтобы научиться читать и писать!
– Далеко не от каждого ждут успехов в столь высоком искусстве, – сдержанно отозвался Цзинь. – Письмо, поэзия и рисование – «три совершенства». Всеми тремя владеют только ученые и поэты.
– Но ведь вы умеете писать. Значит, вы ученый?
– О нет, мне не выдержать экзамен на звание ученого чиновника. Моих познаний хватает только для должности писца. – Судя по тону, Цзинь счел вопрос Кайла нелепым.
– А вы не могли бы показать мне, как пишется какой-нибудь символ? Что в этом такого? Это же не изучение китайского языка.
Уголки губ Цзиня дрогнули. Может, он подавил улыбку?
– Вы очень настойчивы, сэр.
– Вы правы. – Кайл разглядывал черную лепешку. Она была восьмиугольной, с изображением дракона на одной стороне. – Лучше уступите сразу, потому что рано или поздно я добьюсь своего.
На этот раз по губам Цзиня порхнула улыбка.
– Ничтожному писцу не пристало упорствовать, господин. – Юноша выложил на стол чистый лист бумаги. – Смотрите, как пишется символ огня. Линии следует рисовать в определенном порядке. – И он дважды нарисовал довольно простой знак, чем-то напоминающий звезду, медленно водя кистью. Потом Цзинь снова окунул кисть в тушечницу и протянул ее Кайлу. – А теперь попробуйте сами.
Любой неискушенный наблюдатель понял бы, что попытка Кайла не увенчалась успехом.
– А это труднее, чем кажется на первый взгляд, – заметил он, повторил попытку чуть удачнее, но его рисунку по-прежнему недоставало изящества линий, начертанных Цзинем.
– Вы неправильно держите кисть. Это не английское перо. Возьмите ее прямее – вот так. – И Цзинь коснулся руки Кайла, поправляя кисть в пальцах.
По руке Кайла пробежал странный трепет. Что это, черт возьми? Наверное, Цзинь тоже что-то почувствовал, потому что поспешно отдернул руку.
Неужели этот юноша – святой человек, как тот индус? Взгляд Шри Аншу мог растопить свинец. Возможно, в Цзинь Кане таится такая же сила. А может, причина такой необъяснимой реакции – запретные, глубоко погребенные постыдные желания?
Несмотря на растерянность, Кайл вел себя как ни в чем не бывало.
– Значит, взять кисть прямо?
– Да, – с трудом выговорил Цзинь. – И не надо так сжимать ее.
Кайл еще несколько раз нарисовал тот же символ. Свободно держа кисть, он сумел добиться большей элегантности линий, но до совершенства ему было еще далеко.
Разобраться в собственном отклике на прикосновение Цзиня ему так и не удалось. Напротив, Кайл окончательно запутался.
4
Англия
Декабрь 1832 года
Трот проснулась на мягкой кровати, застеленной свежим бельем, от которого исходил слабый аромат лаванды. За окном сгустилась темнота, в камине справа от кровати уютно потрескивал огонь. Впервые за несколько месяцев Трот по-настоящему согрелась.Спокойный знакомый голос произнес:
. – Как вы себя чувствуете?
Повернувшись влево, Трот увидела мужчину, внешность которого поразила ее сразу после прибытия в Уорфилд-парк. Кайл. Но теперь, присмотревшись повнимательнее, Трот поняла, что перед ней не Кайл, а человек, поразительно похожий на него.
– Вы лорд Грэхем?
Мужчина кивнул.
– А вы – леди Максвелл, жена моего брата. Не хотите ли перекусить или попить, пока мы не перешли к серьезному разговору? Может быть, воды?
Трот вспомнила, что с раннего утра у нее во рту не было ни крошки.
– Если можно, воды.
Лорд Грэхем налил в стакан воды из кувшина, стоящего на столике у постели, и помог Трот сесть повыше, подложив ей под спину подушку. Его руки были заботливыми, но не такими нежными, как руки Кайла.
Трот жадно опустошила стакан. Головокружение уже утихло.
– Он не говорил мне, что у него есть брат-близнец.
– Неудивительно, что вы лишились чувств, увидев меня. – Грэхем сел у постели. – Близнецы еще в детстве узнают, что люди, изумленные их внешним сходством, начисто забывают о том, что перед ними – два разных человека. Поэтому, повзрослев, мы стараемся не упоминать, что у нас есть двойники, если на то нет весомых причин.
Кайлу так и не представилось случая упомянуть о брате-близнеце. В конце концов, все произошло слишком быстро.
Трот вгляделась в лицо хозяина особняка. Оно казалось более худощавым, чем лицо Кайла, глаза блестели ярче, и все-таки…
– Вы удивительно похожи на брата, лорд Грэхем.
Он расцвел улыбкой, знакомой Трот до боли.
– Поскольку теперь я прихожусь вам деверем, зовите меня Домиником.
– А меня зовут Трот. – Она беспокойно затеребила край покрывала, не желая сообщать Доминику горестную весть. – Так вы без расспросов поверили, что я жена вашего брата?
– У вас его кольцо. – Доминик указал на кельтское кольцо, на котором играл отблеск огня. – К тому же я знаю, что мой брат способен жениться только на такой женщине, как вы. А где он сам? Задержался в Лондоне?
Этот вопрос был задан небрежным, беспечным тоном, но Трот поняла, что Доминик изнывает от беспокойства. Вот почему он сидел возле ее постели, пока она не пришла в себя! Наверное, он почувствовал неладное, но надеялся услышать, что его брат-близнец жив, здоров и скоро приедет. Трот с болью выговорила:
– К сожалению, я привезла вам плохие вести. Кайл умер в Китае.
Доминик замер, кровь отхлынула от его лица.
– Нет! Этого не может быть!
– Мне тоже до сих пор не верится. – Голос Трот дрогнул, хотя после смерти Кайла прошло уже несколько месяцев. Краткими, скупыми словами она рассказала о смерти мужа.
Когда она умолкла, Доминик закрыл лицо дрожащими ладонями.
– Я так и знал, что с ним случилась беда, – прошептал он. – Но всегда думал, что сразу пойму, что его больше нет…
Трот прикусила губу.
– Поверьте, мне очень, очень жаль… Но перед смертью он просил меня рассказать вам о случившемся.
Доминик вскинул голову, его лицо было измученным.
– Простите. Наверное, вам пришлось еще тяжелее, чем мне.
– Я знала Кайла всего несколько недель. – Правда, эти недели показались ей вечностью. – А вы – всю жизнь.
Губы Доминика сжались.
– Бессмысленно спорить о том, кому из нас больнее.
Он поднялся, устремив в никуда невидящий взгляд.
– Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в колокольчик, и к вам придут. – Он хотел добавить что-то еще, но осекся и покачал головой. – Про… простите меня…
И он вышел, пошатываясь, как после сокрушительного удара. Трот поняла, что он спешит к жене. Только она могла утешить его, смягчить боль утраты.
Исполнив свой долг, Трот перевернулась на живот, зарылась лицом в подушку и дала волю слезам, которые сдерживала так долго.
5
Кантон, Китай
Февраль 1832 года
Войдя в столовую Английской фактории, просторную комнату с высокими потолками, Кайл изумленно заморгал. Сотни восковых свечей горели в рожках люстр и в массивных подсвечниках, выстроившихся посередине длинного стола.– Ты был прав: этим людям некуда девать серебро, – еле слышно обратился он к Гэвину Эллиоту. – По сравнению с таким великолепием прием в замке английского герцога показался бы жалкой вечеринкой.
Гэвин усмехнулся.
– Тебе лучше знать.
Кайл заметил целую толпу китайцев в простых темных одеждах, стоящую в дальнем углу комнаты.
– Зачем нам столько слуг?
– По обычаю, слуги стоят за каждым стулом. Я попросил Цзинь Кана присмотреть за тобой. Если тебя заинтересуют местные обычаи и этикет, он ответит на все вопросы.
Возможно, Цзинь Кан и вправду был сведущим человеком, но Кайл решил не обращаться к нему с вопросами. Его до сих пор тревожило то, что произошло между ним и Цзинем.
– Лорд Максвелл, позвольте официально принять вас в Английской фактории. – Коренастый лысоватый мужчина выступил вперед и протянул руку. Это был Уильям Бойнтон, глава Ост-Индской компании в Кантоне. Как и подобало хозяину, Бойнтон повел Кайла по комнате, представляя ему собравшихся. Бросив тоскливый взгляд в окно, откуда открывался вид на реку, Кайл приступил к исполнению своего долга. Отец еще в детстве объяснил ему, что вместе с привилегиями появляются и обязанности. Притом довольно скучные.
– Постарайтесь избавить Максвелла от неприятностей, Цзинь, – попросил Гэвин перед званым ужином. – Он чересчур любопытен и недостаточно осторожен.
Трот уже заметила, что с Максвеллом хлопот не оберешься. Пока фань цюй рассаживались за длинным столом, она украдкой изучала их. Здесь были и мудрые, проницательные купцы вроде ее отца, и чванливые выскочки, разбогатевшие на торговле, но презирающие страну и народ, благодаря которым они стали богатыми. Трот знала их всех, а ее не знал никто.
Она встала за стулом лорда Максвелла, которого усадили на почетное место, по правую руку от Бойнтона. Заметив ее издалека, Кайл приветственно кивнул. В его глазах Трот увидела любопытство и настороженность – те чувства, которые терзали и ее. Почему-то она обрадовалась, узнав, что и Кайл встревожен.
Но чем Максвелл пробудил в ней любопытство? Он был отнюдь не самым рослым или богато одетым мужчиной из собравшихся и даже не самым красивым – Гэвин Эллиот привлекательностью превосходил его. И все-таки Максвелл оставался наиболее заметным среди гостей, держался с таким достоинством, что затмевал даже Бойнтона, который, как тайпен Ост-Индской компании, был влиятельнейшим иностранным торговцем в Кантоне.
Во время продолжительного ужина, пока на стол подавали громадные куски мяса, дымящиеся пудинги и другую тяжелую английскую пищу, Трот с избытком хватило возможностей изучить затылок Максвелла. Странно, но ей понравилось разглядывать его густые, волнистые каштановые волосы, сильные широкие плечи. И она вновь и вновь вспоминала непривычный трепет, охвативший ее, пока она учила Максвелла держать кисть. Сейчас, когда ей было нечего делать, кроме как стоять за стулом Максвелла, ее разумом завладели удивительные, пугающие мысли.
Ужин уже близился к концу, на столе появились портвейн и филиппинские сигары, когда разговор принял неприятный оборот. Он начался с обычных жалоб подвыпивших гостей на «восемь законов», ограничивающих деятельность торговцев из Европы. Трот почти не слушала их. Свидетельницей подобных жалоб ей случалось становиться и раньше.
А потом Калеб Логан, шотландец, некогда бывший младшим партнером отца Трот, заявил:
– Вам следовало бы оказать покровительство британской компании, а не какому-то выскочке из Америки. – Несмотря на шутливый тон, его слова прозвучали оскорбительно.
– Ост-Индской компании нужны конкуренты, – дружелюбно отозвался Максвелл. – И потом, мне по душе принципы Эллиота.
– Принципы? – Логан усмехнулся. – Все мы следуем одному и тому же принципу – «делай деньги, и как можно больше».
Максвелл не ответил, зато вмешался еще один подгулявший англичанин, Колуэлл:
– Вы подразумеваете под принципами то, что Эллиот не торгует опиумом?
После раздумья Максвелл сказал:
– Признаться, я предпочитаю не ввязываться в торговлю незаконным товаром.
– Не у всех есть возможность торговать шкурками бобров и грязными корешками.
– Да, американским компаниям повезло – у них есть меха и женьшень, но британские могли бы последовать их примеру и подыскать какой-нибудь товар, пользующийся спросом в Китае, – высказался Максвелл. – В Англии многие протестуют против торговли опиумом, считая, что она позорит нас как страну.
– А что скажут наши праведные соотечественники, если мы перестанем поставлять им чай? – сухо осведомился Логан. – Не будет опиума, не станет и чая. Мы уже предлагали другие европейские товары, но мандарины воротят носы даже от самых лучших.
– Мы гордимся тем, что Наполеон называл англичан прирожденными торговцами, но это еще не значит, что китайцы обязаны торговать с нами, – в тон ему произнес Максвелл. – Здешнее правительство поступает правильно, пытаясь искоренить торговлю опиумом.
– Торговля – источник жизни во всем мире, и китайские купцы в отличие от правительства понимают это. Желающие покупать опиум находятся всегда, благодаря им и существует торговля.
Подобно большинству купцов в Китае, Логан рассматривал сбыт опиума с точки зрения дела, а не нравственности. Зная, к чему приводит привычка курить опиум, Трот придерживалась меньшего прагматизма. К счастью, ее отец никогда не торговал этим зельем, хотя подобное занятие сулило немалые барыши.
Максвелл покачивал в руке стакан с портвейном. Трот чувствовала, что этот разговор вызвал у него неловкость, но сменить тему он не мог.
– В прошлом так все и было, но времена меняются. Через год-другой Ост-Индская компания утратит свою монополию, здесь появятся купцы из других стран, вспыхнет конкуренция. Может случиться и так, что парламент запретит гражданам Великобритании участвовать в торговле опиумом.
Тягостное молчание повисло над обеденным столом. Наконец Логан холодно произнес:
– Значит, вы – шпион парламента, который вскоре вернется в Лондон и предпримет попытку разорить нас?
– У меня нет ни малейшего желания разорять кого бы то ни было. Великобритании нужны ваши знания, опыт и ваш чай. Я просто советую вам разнообразить свою деятельность.
– В этом нет необходимости. Вся эта языческая система законов о торговле развалится сама собой, – заявил распалившийся от выпитого шотландец. – Она существует только потому, что мандарины не хотят показывать нас своему народу, боятся, что все поймут, что мы – истинные джентльмены. Вот нас и называют варварами и держат в тесноте. А на самом деле варвары – это они!
Вмешался Бойнтон, британский тайпен:
– Подобные разговоры недопустимы. В этой стране мы гости, каждому из нас торговля приносит неплохую прибыль.
– Мы не гости, а пленники, черт возьми! – выпалил шотландец. – Нам запрещено устраивать увеселительные поездки, бывать в городе, привозить с собой жен и любовниц. Пусть королевский флот войдет в устье Жемчужной реки и поучит мандаринов вежливости! Тогда мы сможем торговать, где пожелаем, а не только в Кантоне.
– Довольно! – перебил Бойнтон.
– Пожалуй, – вдруг согласился Логан. – Цивилизованные люди умеют решать споры мирным путем.
Но в комнате по-прежнему сохранялась атмосфера почти осязаемого гнева, и Трот чувствовала, что этот гнев обращен на Максвелла, словно он несет ответственность за все препятствия, которые чинят торговцам в Китае. Гэвин Эллиот украдкой бросил взгляд на Трот. Большинство слуг говорили по-английски так плохо, что не уловили суть разговора, но от Трот она не ускользнула, и Эллиот понимал это.
Трот не поднимала глаз, ее лицо оставалось непроницаемым, она делала вид, будто от скуки не слушает, о чем говорят за столом. Конечно, ей придется сообщить Чэнгуа обо всем, что случилось за ужином, но ничего нового он не услышит. Фань цюй вечно чем-нибудь недовольны. Заинтересовать Чэнгуа могут только разумные предложения Максвелла.
– Я понимаю, почему вы чувствуете себя пленниками, – примирительно произнес Максвелл. – Я пробыл здесь всего неделю, но уже успел известись от скуки. Хотел бы я знать, случалось ли кому-нибудь из вас нарушать здешние законы и бывать в городе или в глубине страны? Я был бы не прочь повидать ее.
Этот вопрос шокировал большинство собравшихся. Белокурый голландец воскликнул:
– Об этом не может быть и речи! Мы, «заморские дьяволы», в этой стране слишком заметны.
– Но ведь иезуиты из Португалии путешествуют по Китаю. Может, такое под силу и купцу, если он наденет черную сутану. – Голос Максвелла звучал шутливо, но Трот поняла, что ему не терпится услышать ответ.
Бойнтон покачал головой.
– Да, император благоволит к иезуитам, но даже им не позволено свободно передвигаться по стране. Их сдерживают разрешения, законы и правила. Жаль, а то я бы не отказался примерить черную сутану. – Последнее замечание вызвало смешки гостей.
– Значит, мне придется довольствоваться осмотром Хог-лейн. Пожалуй, схожу туда завтра под вечер. Контраст с сегодняшним званым ужином в кругу джентльменов придаст прогулке особую прелесть, – с едва уловимой иронией заключил Максвелл. – Правду ли говорят, что это место – скопище пороков?
– Там в тавернах продают самое крепкое пойло на всем Востоке, вы наверняка увидите в переулках и сточных канавах пьяных до бесчувствия европейских моряков, – объяснил Логан. – А еще вас могут обокрасть, но поскольку Хог-лейн – часть сеттльмента, никто не воткнет вам нож в спину. Там безопаснее, чем в лондонских трущобах.
– Стало быть, Хог-лейн – почти тихое место по сравнению с другими портовыми городами. К примеру, Калькуттой.
Замечание Максвелла вызвало бурный спор о достоинствах и недостатках портовых городов, зачастую спорщики подкрепляли свои доводы красочными описаниями. Трот с интересом слушала и гадала, сколько в этих россказнях истины, а сколько похвальбы.
К тому времени как гости разошлись, вспыхнувшая за столом ссора забылась. Но, удаляясь вместе с толпой слуг, Трот думала о том, что теперь ей ясно, почему Эллиот просил ее присмотреть за Максвеллом. Горячность могла навлечь нешуточную беду на его красивую голову.
6
На следующий день Трот заработалась допоздна, переводя письма для Бойнтона в Английской фактории. Служа у Чэнгуа, она была обязана оказывать подобные услуги купцам, с которыми заключал сделки ее хозяин. Трот только порадовалась возможности не появляться на складе Эллиота, где она рисковала случайно столкнуться с Максвеллом. Предыдущей ночью он явился к ней во сне, и она проснулась в холодном поту, чуть не плача от унижения. Хорошо, что скоро он уедет и больше никогда не вернется.
Сегодня он собирался побывать на Хог-лейн. Найдет ли он там что-нибудь достойное внимания? У человека, объездившего полмира, местные таверны и проститутки не вызовут никакого интереса. С душевной болью Трот вдруг позавидовала свободе Максвелла. Какая досада, что она родилась женщиной!
Днем мысли то и дело уводили ее от работы, поэтому с письмами она засиделась дольше обычного. К тому же руки не слушались ее, кисть плясала в пальцах, несколько писем пришлось переписать. Закончив работу, Трот услышала, как часы в конторе бьют полночь. Пожалуй, завтра утром она пропустит тренировку и поспит подольше.
Зевая, она покинула Английскую факторию. Сторож попрощался с ней кивком, давно привыкнув к тому, что она уходит домой поздно ночью.
Хотя расстояние до Хог-лейн с ее огнями, шумом и бурлящей толпой не превышало одного квартала, пристань была тихой и безлюдной, только несколько сампанов бесшумно скользило по воде. Трот направилась к причалу, где останавливались лодки, перевозящие пассажиров на остров Хонам, как вдруг путь ей преградила гибкая фигура в черном.
– Цзинь Кан?
По шепоту Трот узнала юношу, служившего в таверне на Хог-лейн: порой он снабжал ее полезными сведениями.
– Добрый вечер, Дэн. Что привело тебя сюда в такой час?
Дэн подступил ближе и понизил голос:
– Мне известно то, что следовало бы узнать тебе.
Очевидно, он без труда, выведал, где она задержалась.
Жители сеттльмента знали друг о друге всю подноготную.
– Уже очень поздно. – Трот зевнула, прикрывая ладонью рот. – Дело спешное?
– К нам в таверну зашли два головореза из одной банды. Я слышал, как они говорили, что им заплатят за убийство фань цюя, которому покровительствует Чэнгуа.
Трот уставилась на него, забыв об усталости.
– Никто не посмеет убить фань цюя!
– Может быть, только они смеялись, болтая о том, сколько мер серебра им достанется, когда они проломят череп новому фань цюю, лорду Макс-Веллу.
О Господи! Если он еще на Хог-лейн, он станет легкой добычей!
– Сегодня ты видел лорда Максвелла?
Дэн пожал плечами.
– В лицо я его не знаю, но на улице полно чужеземных матросов. Наверное, он где-нибудь среди них.
– Когда ты слышал этот разговор?
– Несколько минут назад.
Бежать за подмогой – значит потерять драгоценное время. Хог-лейн невелика, с помощью богов она отыщет Максвелла быстрее, чем это сделают бандиты. Трот сорвалась с места, но Дэн остановил ее, схватив за рукав:
– Эй, я сообщил ценные сведения!
Она высвободилась.
– Обещаю, я заплачу тебе завтра!
И она помчалась прочь мимо темных безлюдных складов, к шумным толпам и огням Хог-лейн.
Грех повсюду одинаков, размышлял Кайл. Грубоватое дружелюбие матросов в грязных тавернах он счел приятным разнообразием после гнетущей любезности джентльменов за вчерашним ужином.
Сегодня Кайл выбрал свою самую поношенную одежду и все-таки выделялся из толпы – впрочем, на морского офицера он не походил, поэтому его везде принимали радушно. Помогало и то, что он не отказывался угощать новых знакомых огненным самшу, местным спиртным напитком, гарантирующим зверское похмелье, а может, и боль в обожженном желудке. Сам Кайл почти не пил.
В низших слоях общества обмен слухами, сплетнями и ценными сведениями не прекращался ни на минуту. Кайл перебирался из одной таверны в другую, болтал с матросами из разных стран, умело избегал стихийно вспыхивающих драк. За этот вечер ему удалось собрать обширную коллекцию мнений о торговле с Китаем, хотя его будущие знакомые по палате лордов были бы шокированы, узнав, каким образом Кайл этого добился.
Но до знатных лордов Кайлу не было никакого дела. С детства он мечтал путешествовать по дальним странам. Только осуществив свою мечту, он понял, откуда она взялась. Родившись виконтом и наследником титула, он был с первого вздоха обречен вращаться в узком кругу, преимущественно среди таких же людей, как он сам, облеченных властью и подчиняющихся обычаям своего класса. Вот почему Кайла так влекло к низшим классам. Одной из множества причин его любви к Констанции было то, что эта испанка казалась ему не только милым, но и экзотическим, загадочным существом.
Но лишь очутившись в Азии, Кайл столкнулся с людьми и убеждениями, резко отличающимися от его собственных. Индусу-святому с умными глазами был безразличен титул Максвелла. Как и членам экипажа, бок о бок с которыми Кайл отбивался от безжалостных пиратов с Молуккских островов. После сражения боцман заметил, что «его сиятельство дерется совсем не так, как джентльмен». Этот комплимент Кайл счел самым лестным в своей жизни.
Во время странствий он познал самого себя, обрел свободу и терпимость. Даже если больше ему не суждено покинуть Англию, путешествие многому научило его. Именно поэтому Кайл смирился с неизбежностью возвращения. И все-таки он наслаждался каждым днем, проведенным вдали от родины.
Хог-лейн заканчивалась улицей Тринадцати факторий, идущей вдоль массивной городской стены на расстоянии пары сотен ярдов от нее. Решив осмотреть лабиринт лавчонок по другую сторону улицы днем, Кайл уже собрался вернуться к Гэвину, как вдруг из-за угла, из переулка шириной не более семи футов, вынырнул мальчишка.
Мальчуган поклонился и заговорил на ломаном английском, на котором изъяснялось большинство местных лавочников:
– Господин хосет посмотлеть отлисных поюсих свелсков? У моего хозяина лусие свелски, самые холосие цены!
Поющие сверчки? Заинтересовавшись, Кайл спросил:
– А где лавка твоего хозяина?
– Сдесь, сдесь, господин! – Мальчик опять поклонился и засеменил по переулку, поминутно оглядываясь через плечо и проверяя, следует ли Кайл за ним. Большинство лавчонок, мимо которых они проходили, было уже закрыто, но впереди, в нише, горел фонарь, а на вбитых в стену гвоздях висели миниатюрные клетки. По мере приближения к этой нише пронзительный стрекот сверчков заглушал гул улицы Хог-лейн.
Прислушиваясь к стрекоту сверчков, Кайл не уловил шагов за спиной, но успел заметить промелькнувшую по стене тень. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увернуться от удара дубинкой.
Сегодня он собирался побывать на Хог-лейн. Найдет ли он там что-нибудь достойное внимания? У человека, объездившего полмира, местные таверны и проститутки не вызовут никакого интереса. С душевной болью Трот вдруг позавидовала свободе Максвелла. Какая досада, что она родилась женщиной!
Днем мысли то и дело уводили ее от работы, поэтому с письмами она засиделась дольше обычного. К тому же руки не слушались ее, кисть плясала в пальцах, несколько писем пришлось переписать. Закончив работу, Трот услышала, как часы в конторе бьют полночь. Пожалуй, завтра утром она пропустит тренировку и поспит подольше.
Зевая, она покинула Английскую факторию. Сторож попрощался с ней кивком, давно привыкнув к тому, что она уходит домой поздно ночью.
Хотя расстояние до Хог-лейн с ее огнями, шумом и бурлящей толпой не превышало одного квартала, пристань была тихой и безлюдной, только несколько сампанов бесшумно скользило по воде. Трот направилась к причалу, где останавливались лодки, перевозящие пассажиров на остров Хонам, как вдруг путь ей преградила гибкая фигура в черном.
– Цзинь Кан?
По шепоту Трот узнала юношу, служившего в таверне на Хог-лейн: порой он снабжал ее полезными сведениями.
– Добрый вечер, Дэн. Что привело тебя сюда в такой час?
Дэн подступил ближе и понизил голос:
– Мне известно то, что следовало бы узнать тебе.
Очевидно, он без труда, выведал, где она задержалась.
Жители сеттльмента знали друг о друге всю подноготную.
– Уже очень поздно. – Трот зевнула, прикрывая ладонью рот. – Дело спешное?
– К нам в таверну зашли два головореза из одной банды. Я слышал, как они говорили, что им заплатят за убийство фань цюя, которому покровительствует Чэнгуа.
Трот уставилась на него, забыв об усталости.
– Никто не посмеет убить фань цюя!
– Может быть, только они смеялись, болтая о том, сколько мер серебра им достанется, когда они проломят череп новому фань цюю, лорду Макс-Веллу.
О Господи! Если он еще на Хог-лейн, он станет легкой добычей!
– Сегодня ты видел лорда Максвелла?
Дэн пожал плечами.
– В лицо я его не знаю, но на улице полно чужеземных матросов. Наверное, он где-нибудь среди них.
– Когда ты слышал этот разговор?
– Несколько минут назад.
Бежать за подмогой – значит потерять драгоценное время. Хог-лейн невелика, с помощью богов она отыщет Максвелла быстрее, чем это сделают бандиты. Трот сорвалась с места, но Дэн остановил ее, схватив за рукав:
– Эй, я сообщил ценные сведения!
Она высвободилась.
– Обещаю, я заплачу тебе завтра!
И она помчалась прочь мимо темных безлюдных складов, к шумным толпам и огням Хог-лейн.
Грех повсюду одинаков, размышлял Кайл. Грубоватое дружелюбие матросов в грязных тавернах он счел приятным разнообразием после гнетущей любезности джентльменов за вчерашним ужином.
Сегодня Кайл выбрал свою самую поношенную одежду и все-таки выделялся из толпы – впрочем, на морского офицера он не походил, поэтому его везде принимали радушно. Помогало и то, что он не отказывался угощать новых знакомых огненным самшу, местным спиртным напитком, гарантирующим зверское похмелье, а может, и боль в обожженном желудке. Сам Кайл почти не пил.
В низших слоях общества обмен слухами, сплетнями и ценными сведениями не прекращался ни на минуту. Кайл перебирался из одной таверны в другую, болтал с матросами из разных стран, умело избегал стихийно вспыхивающих драк. За этот вечер ему удалось собрать обширную коллекцию мнений о торговле с Китаем, хотя его будущие знакомые по палате лордов были бы шокированы, узнав, каким образом Кайл этого добился.
Но до знатных лордов Кайлу не было никакого дела. С детства он мечтал путешествовать по дальним странам. Только осуществив свою мечту, он понял, откуда она взялась. Родившись виконтом и наследником титула, он был с первого вздоха обречен вращаться в узком кругу, преимущественно среди таких же людей, как он сам, облеченных властью и подчиняющихся обычаям своего класса. Вот почему Кайла так влекло к низшим классам. Одной из множества причин его любви к Констанции было то, что эта испанка казалась ему не только милым, но и экзотическим, загадочным существом.
Но лишь очутившись в Азии, Кайл столкнулся с людьми и убеждениями, резко отличающимися от его собственных. Индусу-святому с умными глазами был безразличен титул Максвелла. Как и членам экипажа, бок о бок с которыми Кайл отбивался от безжалостных пиратов с Молуккских островов. После сражения боцман заметил, что «его сиятельство дерется совсем не так, как джентльмен». Этот комплимент Кайл счел самым лестным в своей жизни.
Во время странствий он познал самого себя, обрел свободу и терпимость. Даже если больше ему не суждено покинуть Англию, путешествие многому научило его. Именно поэтому Кайл смирился с неизбежностью возвращения. И все-таки он наслаждался каждым днем, проведенным вдали от родины.
Хог-лейн заканчивалась улицей Тринадцати факторий, идущей вдоль массивной городской стены на расстоянии пары сотен ярдов от нее. Решив осмотреть лабиринт лавчонок по другую сторону улицы днем, Кайл уже собрался вернуться к Гэвину, как вдруг из-за угла, из переулка шириной не более семи футов, вынырнул мальчишка.
Мальчуган поклонился и заговорил на ломаном английском, на котором изъяснялось большинство местных лавочников:
– Господин хосет посмотлеть отлисных поюсих свелсков? У моего хозяина лусие свелски, самые холосие цены!
Поющие сверчки? Заинтересовавшись, Кайл спросил:
– А где лавка твоего хозяина?
– Сдесь, сдесь, господин! – Мальчик опять поклонился и засеменил по переулку, поминутно оглядываясь через плечо и проверяя, следует ли Кайл за ним. Большинство лавчонок, мимо которых они проходили, было уже закрыто, но впереди, в нише, горел фонарь, а на вбитых в стену гвоздях висели миниатюрные клетки. По мере приближения к этой нише пронзительный стрекот сверчков заглушал гул улицы Хог-лейн.
Прислушиваясь к стрекоту сверчков, Кайл не уловил шагов за спиной, но успел заметить промелькнувшую по стене тень. Он обернулся как раз вовремя, чтобы увернуться от удара дубинкой.