Страница:
В этот момент я просто физически почувствовала, что меня взяли за шкирку и поднесли к потолку помещения, в воздухе гремели слова:
– Я Бог, а ты ничто!
Я очнулась на полу, в помещении никого не было. Ровным счетом никого. Окна и двери были закрыты. Мне стало тоскливо, захотелось повыть в голос. Я вспомнила поговорку: много хочешь, мало получишь. И потерла ушибленное тело, и мне очень захотелось, чтобы тело не болело из-за падения с потолка на пол. И тело перестало болеть, я вздохнула и поднялась. Медленно дошла до стула, но садиться на него не стала. Я оглянулась, кресла для новоиспеченной Богини не было, да и паствы тоже.
На компьютере проклюнулась фиолетовая заставка. В дверь стучали, за дверью кричали мое имя. Кто-то пытался засунуть ключ в замочную скважину, но дверь была прочно закрыта от постороннего вторжения. Фиолетовая Богиня по имени Мийлора хранила царственное молчание.
Мучительно зачесались пальцы рук, я посмотрела на них, на моих пальцах выросли фиолетовые ногти и загнулись милой спиралькой. Зачесалась голова, и по плечам стали спускаться фиолетовые пряди волос. Я нагнулась к ногам, из моих шлепанцев торчали фиолетовые завитки ногтей. Одежда стала трещать по швам, груди росли на глазах. Я посмотрела на себя в зеркало: мои глаза были фиолетовыми, одежда лохмотьями висела на фиолетовом теле.
– А! А! А! – закричала я истошным голосом.
С той стороны двери члены семьи от крика взбесились. Они сообща надавили на деревянную дверь и выбили ее. В комнату ввались: Марк, Кира и Соня, но при виде фиолетового монстра, упали на пол перед моими коленями, словно кто подкосил их ноги.
– О, Боже! – прокричала Фиолетовая Богиня.
– Мийлора, ты хотела быть Богиней? Так будь ею! А я в отпуск ухожу, раб я, что ли веками работать без отпуска? Устал. Трудись Фиолетовая Богиня Мийлора! – раздался сверху голос.
Люди, лежащие на полу, сжались от страха и на коленях стали выползать из комнаты.
Глаза их затравленно блуждали по фиолетовой фигуре.
– Куда это вы выползаете? – спросила я, страшным голосом. – Вы будете моими апостолами!
– Как скажешь, Царица ты наша Фиолетовая, – проговорила Соня, она быстрее всех пришла в себя.
Естественно никто меня Фиолетовой Богиней не считал, но другими титулами меня стали осыпать с ног до головы. Интересный факт, но люди меня слушались! Я затребовала себе фиолетовую опочивальню с белыми полосами, я захотела фиолетовую посуду, все это быстро выполнялось моими домашними слугами.
На второй день я потребовала собрать всех белых зверей и выкрасить их шкуры в фиолетовый цвет и поместить их в белые клетки. Все дачные флаги срочно меняли на флаги фиолетовые. Этот цвет входил в обиход тех, кто подобострастно верил в новую святыню Фиолетовой Богини.
На третий день мне надоело играть в последний цвет радуги. Мне надоело собственное фиолетовое тело, я хотела быть прежней Надей и даже не принцессой Мийлорой! Но Бог ушел в отпуск и не сказал, насколько дней или веков он ушел. А меня стали раздирать новые мысли, я захотела контроля над всеми людьми планеты, а ни только над дачным поселком! Да, и не больше и не меньше! Над всеми!
И как Бог всеми людьми управляет? И тут я вспомнила, что существуют разные вероисповедания, значит, мне надо не за всеми людьми следить, а только за православными. Я вздохнула с облегчением! Всю жизнь командовала только собой под руководством мамы и учителей, преподавателей, и тетки, а тут надо властвовать над всеми. Нет, я не хотела быть Фиолетовой Богиней! Три дня отдохнул и мог бы вернуться настоящий Бог! Устала я. Ох, устала! Звери от фиолетовой окраски стали злыми, над окрестностями стоял звериный рев. Это ревели выкрашенные белые собаки поселка и коза. Я посмотрела на себя и взревела в унисон зверям.
В комнату зашла Соня:
– Что прикажите, Царица Фиолетовая!?
– Я Фиолетовая Богиня!
– Прости, Мийлора, но в земных регистрах нет звания Бог, есть Царь или Президент.
– С тобой не поспоришь. Тогда дай совет, как мне следить за всем человечеством?
– А зачем это тебе надо? Слежка – работа весьма утомительная. А потом на географической карте фиолетовое царство-государство не просматривается. Понимаю, ты – Богиня, но я этого не понимаю, но подчиняюсь! И этого момента я тоже не понимаю, ведь ты не моя хозяйка, Моя хозяйка Кира Андреевна!
– Соня, будь человеком, верни мне прежний облик!
– Мийлора, ну это даже не смешно… Отстриги ногти, перекрась волосы…
Она не успела договорить, как в комнату влетело три человека, они рухнули на пол и протянули мне длинный экран, поэтому его и несли три человека.
– Это экран за наблюдением человечества! – проговорил средний из трех человек по имени Николай.
– Вот, все можно, оказывается, сделать, а это что за панорамный экран? – спросила величественно я.
– Это экран для наблюдения за целыми регионами. Вам принесут плоскую карту мира, на ней будут расположены резисторы для регулировки перемещений, а экран отразит действительность, – ответил Николай, (а ему этот экран добыл Ник Ник).
В комнату внесли карту с ручками переключения и установили экран.
– Это все хорошо, – протянула я, – но как я буду владеть душами людей?
– А это обязательно? – спросила Соня, стоя в сторонке от перемещений людей с техникой наблюдения. – Посмотришь на экран, и хватит.
– Что, значит, хватит?! – прорычала я.
– А то и значит, что Бог в одиночку работает, а у тебя тьма подчиненных выполняют прихоти, – продолжала наставлять меня Соня.
– Мийлора, – я как твой друг, хочу слово молвить, – сказал Николай.
– Ты мне слово на неделю вымолвишь или на месяц? – усмехнулась я самодовольно.
– Есть способ следить за душами людей, тебя ведь это волнует? Душа – душ, дуршлаг, – проговорил нервно Николай Борин, загибая пальцы на руке.
– Короче, Николай, дело говори! – повысила я голос.
– Короче некуда! Нужно взять оптическое волокно, сделать из него букет. С одной стороны ты будешь смотреть через увеличительное стекло на выходы волокон, а взгляд твой проникнет в души множества людей. За день ты вполне прозондируешь целый регион, а слух среди населения разнесется, что Фиолетовая Богиня все видит.
– Слушай, Николай, а ты мне нравишься, будешь моим первым апостолом.
– Всегда рад, в свободное от работы и учебы время, но его нет, поэтому апостолом быть не могу.
– Протараторил! А, главное сделай этот душ для души их оптических волокон, и прицепи его к этому полосному экрану. Свободен! – воскликнула я радостно и растянулась в кресле во все стороны.
В помещения быстрым шагом вошел мужчина, он посмотрел на меня, восседающую в кресле, его глаза хитро блеснули, и он сказал:
– Ваше Величество, Богиня Фиолетовая! Есть одна деликатная просьба, надо убрать всех детективов из всех книг.
– И, что в них останется? Кто будет вести борьбу за справедливость? Кто будет беречь репутацию закона?
– Я прошу убрать их из книг, а не из жизни!
– А, как мы будем править книги, умерших писателей? Где мы их возьмем, если их нет на свете? – спросила я, искренне удивленная.
– Надо установить закон, по которому, все герои книг должны быть живы до конца книги.
– Это невозможно! Кто вас ко мне пропустил?
– Сам прошел, – сказал мужчина и вышел через стенку.
– И чего он убежал? – обратилась я к Соне. – Мог бы и еще поговорить со мной.
Это ж интересное предложение и касается душ. Дай мне книгу 'Алмазная дама', ты лично ее читала? В ней все живы?
– Мийлора, в книге глупо погибает первый любовник героини.
– Вот это неправильно! Если он любовник, значит он мужчина, а мужчины – это Адамы, а они нужны для создания рода. Слушай, а есть возможность оживить первого любовника героини?
– У него травма, – листая книгу, проговорила Соня. – Ага, как мужчина он целый, а как мыслитель – погиб.
– Но если мозг умер, человек считается умершим. Ты мне про душу скажи, где его душа? Соня там написано, где его душа? Мы вызовем по факсу его душу и восстановим его, как героя сериала.
– Тогда он будет зомби! – воскликнула Соня с круглыми от удивления глазами.
– Сейчас не об этом, а мы можем в этой книге обойтись без детективов? – заинтересованно спросила я.
– А мы, что должны сделать? Оживить всех героев и убрать всех детективов? А если там присутствует кража алмазов, то детектив будет необходим.
– Соня мы с тобой организуем контору под названием 'Фиолетовая душа' и войдем в книгу 'Алмазная дама', как очистители душ героев.
Бог посмотрел с небес на Фиолетовую Богиню, и благословил ее на благое дело. В ту же минуту я стал обычным человеком внешне, но осталась в фиолетовом костюме.
Рядом со мной осталась стоять одна Соня. Да еще остался длинный экран, расположенный за пультом управления с тумблерами на географической карте.
Через минуту ушла Соня, осталась я на компьютерном столе в полном одиночестве с бредовой идей переделать книги и изменить их содержание. Богиней я уже не хотела быть, но я стала Фиолетовой Богиней. Я могла по воскресеньям воскрешать героев романов, изменять ход жизни своих знакомых. Я могла изменять свой облик. Я могла превращать в животных своих обидчиков. Итак, я по воскресеньям могла быть Фиолетовой Богиней Мийлорой или творить небольшие чудеса в решете жизни или ему это казалось.
Глава 4
Красная крепость Интересный, моложавый мужчина смотрел на меня тяжелым, диким взглядом, не видя меня в упор, но он тут же перевел свой дерзкий взор на закрытую дверь подъезда, как только я к ней подошла. Я набирала код своего подъезда моей новой квартиры, мужчина не сводил глаз с моих рук, я почувствовала этот жуткий взгляд, ошиблась, сбросила код и вновь набрала, прикрывая собой номер кода замка подъезда.
Мужчина ворвался следом за мной в подъезд, к лифту он не подошел, и, сильно хромая, но удивительно быстро, стал подниматься по лестнице. Я смотрела вслед хромому мужчины, с внутренним страхом. Мне показалось, что в его ноге, кроме самой ноги, что-то есть еще, но что?
Лифт остановился передо мной, приветливо, открывая двери; до нужного этажа я доехала спокойно. Хромого мужчины на этаже не было, не мог он физически преодолеть столько этажей, раньше меня! Страх в моей душе появился от его страшного взгляда.
Я закрыла свою входную дверь, торопливо, продвинула засов, и немного успокоилась.
Вскоре позвонила в дверь Нинель, мы договорились встретиться, чтобы обсудить свои личные, женские проблемы, просто отвести душу в разговоре без глаз и ушей Киры Андреевны.
Нинель влетела с круглыми глазами:
– Мийлора, в вашем лифте света нет! В подъезде света нет!
– Нинель, я недавно приехала домой, свет был везде.
– А сейчас, представь себе, нет! Не люблю я эти ваши башни до чертиков. Страшно в башнях, десять этажей давит на психику, каждый этаж похож на западню!
– Я живу, правда, недавно.
– Мийлора, ты идешь с ключом от дверей между лифтом и площадкой у твоей квартиры, а я выхожу из лифта, вижу две, закрытые на замок двери, четыре двери лифта.
Представь: свет выключен, это же ловушка! Уникальная ловушка.
– Ты, права, лестница есть между первым и вторым этажом, выше она перекрыта на каждом этаже, сегодня видела хромого мужика, так он шел на второй этаж по лестнице, а выше ему не подняться, закрыты все выходы на площадки с квартирами.
– Поэтому не люблю я эти башни.
– Знаешь, у нас ремонт на площадке не делали много лет.
– Мийлора, сама крась стены в подъезде на своем этаже.
– Еще чего, лестничная площадка огромная, здесь четыре больших квартиры. В двух квартирах, никто не живет, в нашей квартире нас двое, да еще в одной, один человек живет.
– А еще четырех – пяти этажные дома сносят, в них хоть требования пожарной безопасности сохраняли, лестница была, а у вас в башнях, свет отключи, и все застрянут в своих квартирах навечно, лестница общая – отсутствует.
– Да, башня огромная, да полупустая, а в твоем доме, с общей лестницей во всех квартирах перенаселение, сама говорила.
– Это точно, любят люди безопасность, а не огромные площади, в глупых башнях.
– Не скажи, башни разные бывают.
– Мы о твоей башне говорим, Мийлора.
За дверью послышался странный звук. Они переглянулись. Свет потух в квартире.
Дверь в квартиру открылась. Мы сжались в огромные кресла, в которых сидели.
Послышался неравномерный скрип обуви.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Они замерли, свет вспыхнул, перед нами стоял моложавый мужчина с пронзительным взглядом черных глаз:
– Девушки, у вас есть одно желание на двоих, у меня есть всего одно желание, у нас на троих есть одно желание, – ледяным голосом проговорил мужчина, словно он робот.
– Что вы от нас хотите? – дрожащим голосом проговорила я.
– Вас.
– Вы, что людоед? – хриплым голосом спросила Нинель.
– Не складывается такой пасьянс, я вас хочу вместе, на этом лежбище, – и он показал на диван, из одного комплекта мягкой мебели с гигантскими креслами, значит и диван, был огромен.
– Без вина, на сухую? – переспросила я.
– Можно с ликером.
– У меня, его нет дома.
– А чего спрашиваешь? Раздевайтесь! – неожиданно громко крикнул мужчина.
– Мы не лесбиянки! – возразила я.
– И я не янки, – проговорил мужчина с ее интонацией в голосе.
– Был бы янки, не лез бы даром к женщинам, – ответила Нинель, нашел бы женщин по таксе от пятидесяти и выше.
– А мне и надо, выше колен. Разговорчики в строю! – вспылил мужчина, глаза его зло вращались.
Мы к стриптизу были не готовы, а что делать? Стали стаскивать с себя одежду.
– Прекратить! – зарычал мужчина.
– Что прекратить? – хором спросили мы.
– Перестаньте снимать с себя одежду.
– У меня рука сломана в запястье, – заныла я.
– Отлично, ты мне и нужна, у меня нога сломана, у тебя рука, будем парой.
– Я могу уйти? – запищала не своим голосом Нинель.
– И тебе сломаем, если уйдешь! – назидательно сказал мужчина, – быстро присели, обе. Я сказал обе!
– Я не могу присесть, – сказала Нинель, – у меня брюки узкие.
– Сними их, приседай без них.
Нинель стянула с себя брюки, на ней остались, нечто, напоминающее треугольник с тесемочками. Она присела.
– Фу, голая, – укоризненно проговорил мужчина, – что за одежда у тебя?
– Вам не нравиться?
– Ты вся наружу, ладно, приседай. Приседай!
– Это, что разминка перед сексом? – спросила я.
– Я о сексе ничего не говорил.
– А кто нас хотел на диване? – устало спросила Нинель, приседая двадцатый раз, – лучше уж на диване…
– Ложитесь на диван. Обе ложитесь на диван!
Мы легли рядом на диван, я в домашних шортах, Нинель в трусиках.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Мужчина вышел из комнаты. Мы встали, Нинель стала натягивать на себя брюки.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
– Почему пресс не качаете? – спросил мужчина, держа в руке бокал с водкой.
– Приказа не было, господин полковник! – бойко сказала я.
– Я не полковник, а сержант, в отставке.
– Что и покомандовать некем? – жалостливо спросила Нинель.
– Молчать!
– Какой голос… – заметила я.
– Разговорчики в строю…
– Мы вам, зачем нужны? – спросила я, – давайте я стол накрою, покормлю вас.
– Накрывай!! – крикнул мужчина.
Я быстро пошла на кухню. Нинель никак не могла брюки застегнуть, длинные ногти мешали.
– Какая ты несуразная девушка, – с душевной теплотой сказал мужчина.
– Это еще почему?
– Все на тебе неказистое.
– Обижаете, господин боцман.
– Я не…
– Знаю, вы сержант.
– Поверишь, нет…
– Поверю, господин, фельдмаршал!
– Куда хватила, а звучит красиво, так меня еще не называли.
– Так вы к нам не первым пришли?
– Нет, конечно, я так промышляю, развлекаюсь, высматриваю квартиры, где мужчин нет, да и навещаю.
– Вы так по женщинам и ходите?
– Хожу, где покормят, где развлекут, не без этого.
– И сколько у вас женщин в месяц бывает?
– Ни одной.
– Поподробнее, вы вторгаетесь в квартиру к женщине, ее не грабите, не насилуете.
Зачем она вам?
– Смотрю, какие девушки все разные, вот вас двое, а как вы не похожи.
– Я лучше, – сказала Нинель.
– Ты убогая.
– Это еще почему?
– Вторая девушка пошла, готовить, а ты пять минут плясала, все брюки пыталась застегнуть, впихивала себя в брюки.
– Я вам не понравилась?
– А ты мне не нужна.
– Это еще почему?
– Мне никто не нужен.
– Вы больной?
– Не знаю.
– Здоровый не будет заставлять девушку приседать.
– Привык командовать, а теперь не кем.
– Простите, а что с ногой?
– Так, шальная пуля.
– Почему она не гнется? Ее нет? У вас протез?
– Чего прилипла? Не скажу.
– Покажите, я врач, ортопед, между прочим.
– Так бы и сказала, сразу, да я знаю, кто ты, ты меня лечить не хотела, не припомнишь, разве?
– Не помню, у меня много пациентов, и я никого из них не лечила, потому что я не врач.
– Долго я тебя выслеживал, долго. Когда я тебя увидел первый раз, решил, что ты мне сможешь помочь с ногой.
– Пришли бы в больницу, а то ко мне домой притащились, если я на врача похожа.
– Вы действительно на врачиху похожи, я вас раньше видел, хотел на испуг взять.
– Вам это удалось, не стыдно?
– Ты меня не стыди, ты ногу посмотри.
Мужчина стал расстегивать брюки. Девушка напряглась, много она видела ног на пляже, но этот человек вызывал у нее смешанные чувства. Брюки упали на пол. Одна нога была обычная, волосатая, вторая… Нинель потеряла сознание.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Приковылял мужчина на кухню.
Я посмотрела на мужчину, осела вместе с тарелкой, в глазах поплыло. Очнулись мы, посмотрели друг на друга, я и Нинель лежали на диване, мужчины не было, скрип не слышался. Мы встали, на цыпочках обошли квартиру, пусто. Дверь закрыта. На кухне все было чисто, посуда помыта, кастрюли пустые. Я решила проверить кошелек в сумке. Кошелек был пуст, пусто было в кошельке Нинели. Я пошла к сейфу в шкафу, модный сейф зиял пустотой своей пасти.
– Вот и стук, скрип, – сказала я в сердцах.
– Наживем, живы и хорошо. Мийлора, я одна из твоего подъезда не пойду, проводи до дороги.
– Уговорила, провожу.
Мы вышли на улицу, вздохнули прохладный, вечерний воздух. Нинель подняла руку, третья машина подъехала, остановилась, на нас смотрел мужчина, его пронзительные, черные глаза впивались в наши глаза.
– Обе садитесь!
Мы сели на заднее сиденье. Между шофером и нами медленно поползло вверх стекло.
Мы с Нинелей пожали друг другу руки, начинающие нервно вибрировать от элементарного страха. На боковых стеклах медленно поднялись темные стекла, не пропускающие свет. Мы оказались в движущейся машине, в полной темноте, заднее стекло было наглухо закрыто темной тканью. Легкие почувствовали, что вдыхать нам нечего. Неожиданно вверху над ними открылась крыша, крупные звезды заглянули в машину. Машина резко остановилась.
В люке крыши появилось лицо с тяжелым взглядом:
– Как себя чувствуете, подружки?
– Хорошо, господин, фельдмаршал, – ответила я.
– Мы приехали на мою дачу.
– У сержанта есть дача? – спросила Нинель.
– Есть, кое-что, как у слона.
– У вас нога больная, как вы на крышу залезли? – спросила она.
– Без вашей помощи.
Двери машины открылись одновременно, мы оказались в лесу, перед красной, кирпичной стеной. Дверь отъехала в сторону.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Рядом с нами шел мужчина. Во дворе стоял большой круглый стол, вокруг него сидело десять девушек.
– Девушки, вашему полку прибыло еще две девушки, теперь вас двенадцать, живите дружно, приглашайте к столу.
Мужчина сел на стул типа трона, перед ним по кругу сидело двенадцать девушек.
Тринадцать тарелок стояло на столе. Девушки молча подавали пищу на стол.
Оживления среди них не наблюдалось.
– Встать! Сесть! Встать! Сесть! – крикнул мужчина, и приступил к принятию пищи.
Девушки выполнили его команду, взяли ложки в руки. Острых вилок и ножей на столе не было. Вся посуда была из чистого алюминия. Я оглядывала постройки из красного кирпича, мне было и грустно, и любопытно.
– В моем гарнизоне, тринадцать комнат, всем по одной. Столовая – на улице, кухня, перед вами. Продуктов закуплено на тринадцать дней, тринадцать дней двери гарнизона не будут открываться. На вашей работе вас не уволят, вы все в отпуске на две недели. Вас двенадцать – я один. Стены ограды под током. Разойтись!
На столе перед каждой девушкой лежала памятка, на ней стоял номер комнаты, был написан распорядок дня, обязанности девушек расписаны не были. Девушки вышли из-за стола. Две девушки стали собирать грязную посуду. Одной из них была я.
Я еще не понимала, что это все реальность, а не шутка, или шутка и реальность, что одно и тоже. Я приняла единственной мудрое решение, быть ближе к кухне, готовить, убирать, мыть посуду, молчать и слушать. "Слух даруй всем, а голос лишь немногим", – вспомнила я слова Шекспира.
На первое утро одно место осталось пустым. Я готовила еду на всех, 13 человек.
Алюминиевый прибор остался пустым, одна девушка не пришла на обед, на ужин. Что это была за девушка, я не успела запомнить, теперь я пыталась всех запомнить, кто, где сидит, в какую комнату идет.
Второй день был дождливым, хозяин к столу не вышел, два места для девушек были свободны. Десять девушек ели под дождем. Кое-кто чихал, одежда на всех была та, в которой их сюда привезли.
Нинель шепотом подбивала на бунт, звала посмотреть те комнаты, из которых никто не вышел. Я решила выжить сама, на бунт не соглашалась. В свободное время подметала двор. Нинель нашла себе приятельниц, и они бурно обсуждали ситуацию.
Третий день слепил своими лучами, тепло обволокло девушек с ног до головы. Они думали, где бы помыться.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Ко мне подошел хозяин, посмотрел мне в глаза и ушел.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Так прошло пять дней. На шестой день за столом не появилась Нинель. Сердце у меня упало. Спрашивать у хозяина было бессмысленно. Все тихо. Он даже не командовал. Еды становилось меньше, она исчезала на глазах. Я решила готовить экономней, с учетом, выбывающих каждый день, девушек. На восьмой вечер в моей комнате послышались шаги.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Я притихла, прятаться было негде, рядом с комнатой был совмещенный санузел, но без окон, без ванны. В комнате стояла кровать и больше ничего. Зашел мужчина, тихо подошел ко мне. Скрипа больше не было слышно. Я лежала и смотрела на него…
Его тяжелый взгляд, неожиданно подобрел:
– Мийлора…
– Я слушаю.
– Ты жить хочешь?
– Очень.
– Со мной?
– Да.
– Не боишься?
– Чего я должна бояться?
– Моей ноги.
– Я ее не видела, одну видела, вторую нет.
– Ты не спрашиваешь, где семь девушек?
– Это на вашей совести.
– Моя совесть чиста.
– Они живы?
– Дома у себя.
– Остальные в страхе или знают, что их отпустили?
– Нет, остальные ничего не знают.
– У меня есть выбор?
– Выбор есть всегда, ты можешь уйти домой, можешь остаться со мной.
– Они все семь ушли?
– Хочешь пройти их дорогой?
– Не знаю, через улицу они не проходили.
– И ты на этот двор уже не выйдешь, метла тебе больше не поможет, ты за нее держалась.
– Да, вы правы. Что мне делать?
– Два варианта: полюбить меня или уйти домой.
– Что они выбирали?
– И то и другое.
– Они с вами спали?
– Нет.
– А как?
– Все ушли домой.
– Почему?
– Я их не чувствовал.
– Это как понять?
– Через них ток не шел, ток идет по стене, по проводам, а они были не влюблены в меня, даже под страхом смерти.
– А я?
– Я тебя чувствую.
– А Нинель?
– Думал, что с ней у меня получиться, но, я ее не захотел, она ушла.
– Из жизни, или домой?
– Для меня это одно и то же.
– Они приведут сюда милицию!
– Нет, никто не приведет.
Внезапно комната окунулась в кромешную тьму. До моей руки дошло легкое, трепетное прикосновение. Я непроизвольно подтянулась к этой руке. Вспыхнул свет.
Рядом лежала серая мышка. Мужчины не было. Я оглядела комнату, ни одной двери не обнаружила. Четыре ровных стены. Я хотела закричать, но звук потонул бы в мягкой ткани стен. Кровать резко дернулась, я провалилась в очередную темноту, и резко вскочила на ноги, почувствовала в одной ноге сильную боль и ладонь у локтя.
– Мийлора…
– Это, все еще вы?! – скрипя зубами от боли, проговорила я, гладя в жуткие глаза мужчины.
– Я, негодный.
– Что вы себе позволяете!!?
– Что хочу, то и позволяю.
– Зачем вы издеваетесь над девушками?
– Развлекаюсь.
– Мстите? За, что?
– За боль свою.
– Вас можно вылечить?
– Нет.
– Вы кто?
– Надеюсь, что мужчина.
– У вас были женщины?
– Ни одной.
– Вам лет сорок!
– Я не знаю, что с ними делать, вот собрал гарем, посмотрел на всех и отпустил.
– А, вы – евнух!
– Не знаю.
Мы стояли в подвальной комнате с красными, кирпичными стенами, тусклый свет горел в одном углу. Мужчина сел на черный, кожаный диван. Я, прихрамывая, последовала за ним.
– Они все пытались со мной что-то сделать, но я не понял, я всех выпустил в ту дверь, – и он показал дверь напротив дивана.
– Я Бог, а ты ничто!
Я очнулась на полу, в помещении никого не было. Ровным счетом никого. Окна и двери были закрыты. Мне стало тоскливо, захотелось повыть в голос. Я вспомнила поговорку: много хочешь, мало получишь. И потерла ушибленное тело, и мне очень захотелось, чтобы тело не болело из-за падения с потолка на пол. И тело перестало болеть, я вздохнула и поднялась. Медленно дошла до стула, но садиться на него не стала. Я оглянулась, кресла для новоиспеченной Богини не было, да и паствы тоже.
На компьютере проклюнулась фиолетовая заставка. В дверь стучали, за дверью кричали мое имя. Кто-то пытался засунуть ключ в замочную скважину, но дверь была прочно закрыта от постороннего вторжения. Фиолетовая Богиня по имени Мийлора хранила царственное молчание.
Мучительно зачесались пальцы рук, я посмотрела на них, на моих пальцах выросли фиолетовые ногти и загнулись милой спиралькой. Зачесалась голова, и по плечам стали спускаться фиолетовые пряди волос. Я нагнулась к ногам, из моих шлепанцев торчали фиолетовые завитки ногтей. Одежда стала трещать по швам, груди росли на глазах. Я посмотрела на себя в зеркало: мои глаза были фиолетовыми, одежда лохмотьями висела на фиолетовом теле.
– А! А! А! – закричала я истошным голосом.
С той стороны двери члены семьи от крика взбесились. Они сообща надавили на деревянную дверь и выбили ее. В комнату ввались: Марк, Кира и Соня, но при виде фиолетового монстра, упали на пол перед моими коленями, словно кто подкосил их ноги.
– О, Боже! – прокричала Фиолетовая Богиня.
– Мийлора, ты хотела быть Богиней? Так будь ею! А я в отпуск ухожу, раб я, что ли веками работать без отпуска? Устал. Трудись Фиолетовая Богиня Мийлора! – раздался сверху голос.
Люди, лежащие на полу, сжались от страха и на коленях стали выползать из комнаты.
Глаза их затравленно блуждали по фиолетовой фигуре.
– Куда это вы выползаете? – спросила я, страшным голосом. – Вы будете моими апостолами!
– Как скажешь, Царица ты наша Фиолетовая, – проговорила Соня, она быстрее всех пришла в себя.
Естественно никто меня Фиолетовой Богиней не считал, но другими титулами меня стали осыпать с ног до головы. Интересный факт, но люди меня слушались! Я затребовала себе фиолетовую опочивальню с белыми полосами, я захотела фиолетовую посуду, все это быстро выполнялось моими домашними слугами.
На второй день я потребовала собрать всех белых зверей и выкрасить их шкуры в фиолетовый цвет и поместить их в белые клетки. Все дачные флаги срочно меняли на флаги фиолетовые. Этот цвет входил в обиход тех, кто подобострастно верил в новую святыню Фиолетовой Богини.
На третий день мне надоело играть в последний цвет радуги. Мне надоело собственное фиолетовое тело, я хотела быть прежней Надей и даже не принцессой Мийлорой! Но Бог ушел в отпуск и не сказал, насколько дней или веков он ушел. А меня стали раздирать новые мысли, я захотела контроля над всеми людьми планеты, а ни только над дачным поселком! Да, и не больше и не меньше! Над всеми!
И как Бог всеми людьми управляет? И тут я вспомнила, что существуют разные вероисповедания, значит, мне надо не за всеми людьми следить, а только за православными. Я вздохнула с облегчением! Всю жизнь командовала только собой под руководством мамы и учителей, преподавателей, и тетки, а тут надо властвовать над всеми. Нет, я не хотела быть Фиолетовой Богиней! Три дня отдохнул и мог бы вернуться настоящий Бог! Устала я. Ох, устала! Звери от фиолетовой окраски стали злыми, над окрестностями стоял звериный рев. Это ревели выкрашенные белые собаки поселка и коза. Я посмотрела на себя и взревела в унисон зверям.
В комнату зашла Соня:
– Что прикажите, Царица Фиолетовая!?
– Я Фиолетовая Богиня!
– Прости, Мийлора, но в земных регистрах нет звания Бог, есть Царь или Президент.
– С тобой не поспоришь. Тогда дай совет, как мне следить за всем человечеством?
– А зачем это тебе надо? Слежка – работа весьма утомительная. А потом на географической карте фиолетовое царство-государство не просматривается. Понимаю, ты – Богиня, но я этого не понимаю, но подчиняюсь! И этого момента я тоже не понимаю, ведь ты не моя хозяйка, Моя хозяйка Кира Андреевна!
– Соня, будь человеком, верни мне прежний облик!
– Мийлора, ну это даже не смешно… Отстриги ногти, перекрась волосы…
Она не успела договорить, как в комнату влетело три человека, они рухнули на пол и протянули мне длинный экран, поэтому его и несли три человека.
– Это экран за наблюдением человечества! – проговорил средний из трех человек по имени Николай.
– Вот, все можно, оказывается, сделать, а это что за панорамный экран? – спросила величественно я.
– Это экран для наблюдения за целыми регионами. Вам принесут плоскую карту мира, на ней будут расположены резисторы для регулировки перемещений, а экран отразит действительность, – ответил Николай, (а ему этот экран добыл Ник Ник).
В комнату внесли карту с ручками переключения и установили экран.
– Это все хорошо, – протянула я, – но как я буду владеть душами людей?
– А это обязательно? – спросила Соня, стоя в сторонке от перемещений людей с техникой наблюдения. – Посмотришь на экран, и хватит.
– Что, значит, хватит?! – прорычала я.
– А то и значит, что Бог в одиночку работает, а у тебя тьма подчиненных выполняют прихоти, – продолжала наставлять меня Соня.
– Мийлора, – я как твой друг, хочу слово молвить, – сказал Николай.
– Ты мне слово на неделю вымолвишь или на месяц? – усмехнулась я самодовольно.
– Есть способ следить за душами людей, тебя ведь это волнует? Душа – душ, дуршлаг, – проговорил нервно Николай Борин, загибая пальцы на руке.
– Короче, Николай, дело говори! – повысила я голос.
– Короче некуда! Нужно взять оптическое волокно, сделать из него букет. С одной стороны ты будешь смотреть через увеличительное стекло на выходы волокон, а взгляд твой проникнет в души множества людей. За день ты вполне прозондируешь целый регион, а слух среди населения разнесется, что Фиолетовая Богиня все видит.
– Слушай, Николай, а ты мне нравишься, будешь моим первым апостолом.
– Всегда рад, в свободное от работы и учебы время, но его нет, поэтому апостолом быть не могу.
– Протараторил! А, главное сделай этот душ для души их оптических волокон, и прицепи его к этому полосному экрану. Свободен! – воскликнула я радостно и растянулась в кресле во все стороны.
В помещения быстрым шагом вошел мужчина, он посмотрел на меня, восседающую в кресле, его глаза хитро блеснули, и он сказал:
– Ваше Величество, Богиня Фиолетовая! Есть одна деликатная просьба, надо убрать всех детективов из всех книг.
– И, что в них останется? Кто будет вести борьбу за справедливость? Кто будет беречь репутацию закона?
– Я прошу убрать их из книг, а не из жизни!
– А, как мы будем править книги, умерших писателей? Где мы их возьмем, если их нет на свете? – спросила я, искренне удивленная.
– Надо установить закон, по которому, все герои книг должны быть живы до конца книги.
– Это невозможно! Кто вас ко мне пропустил?
– Сам прошел, – сказал мужчина и вышел через стенку.
– И чего он убежал? – обратилась я к Соне. – Мог бы и еще поговорить со мной.
Это ж интересное предложение и касается душ. Дай мне книгу 'Алмазная дама', ты лично ее читала? В ней все живы?
– Мийлора, в книге глупо погибает первый любовник героини.
– Вот это неправильно! Если он любовник, значит он мужчина, а мужчины – это Адамы, а они нужны для создания рода. Слушай, а есть возможность оживить первого любовника героини?
– У него травма, – листая книгу, проговорила Соня. – Ага, как мужчина он целый, а как мыслитель – погиб.
– Но если мозг умер, человек считается умершим. Ты мне про душу скажи, где его душа? Соня там написано, где его душа? Мы вызовем по факсу его душу и восстановим его, как героя сериала.
– Тогда он будет зомби! – воскликнула Соня с круглыми от удивления глазами.
– Сейчас не об этом, а мы можем в этой книге обойтись без детективов? – заинтересованно спросила я.
– А мы, что должны сделать? Оживить всех героев и убрать всех детективов? А если там присутствует кража алмазов, то детектив будет необходим.
– Соня мы с тобой организуем контору под названием 'Фиолетовая душа' и войдем в книгу 'Алмазная дама', как очистители душ героев.
Бог посмотрел с небес на Фиолетовую Богиню, и благословил ее на благое дело. В ту же минуту я стал обычным человеком внешне, но осталась в фиолетовом костюме.
Рядом со мной осталась стоять одна Соня. Да еще остался длинный экран, расположенный за пультом управления с тумблерами на географической карте.
Через минуту ушла Соня, осталась я на компьютерном столе в полном одиночестве с бредовой идей переделать книги и изменить их содержание. Богиней я уже не хотела быть, но я стала Фиолетовой Богиней. Я могла по воскресеньям воскрешать героев романов, изменять ход жизни своих знакомых. Я могла изменять свой облик. Я могла превращать в животных своих обидчиков. Итак, я по воскресеньям могла быть Фиолетовой Богиней Мийлорой или творить небольшие чудеса в решете жизни или ему это казалось.
Глава 4
Красная крепость Интересный, моложавый мужчина смотрел на меня тяжелым, диким взглядом, не видя меня в упор, но он тут же перевел свой дерзкий взор на закрытую дверь подъезда, как только я к ней подошла. Я набирала код своего подъезда моей новой квартиры, мужчина не сводил глаз с моих рук, я почувствовала этот жуткий взгляд, ошиблась, сбросила код и вновь набрала, прикрывая собой номер кода замка подъезда.
Мужчина ворвался следом за мной в подъезд, к лифту он не подошел, и, сильно хромая, но удивительно быстро, стал подниматься по лестнице. Я смотрела вслед хромому мужчины, с внутренним страхом. Мне показалось, что в его ноге, кроме самой ноги, что-то есть еще, но что?
Лифт остановился передо мной, приветливо, открывая двери; до нужного этажа я доехала спокойно. Хромого мужчины на этаже не было, не мог он физически преодолеть столько этажей, раньше меня! Страх в моей душе появился от его страшного взгляда.
Я закрыла свою входную дверь, торопливо, продвинула засов, и немного успокоилась.
Вскоре позвонила в дверь Нинель, мы договорились встретиться, чтобы обсудить свои личные, женские проблемы, просто отвести душу в разговоре без глаз и ушей Киры Андреевны.
Нинель влетела с круглыми глазами:
– Мийлора, в вашем лифте света нет! В подъезде света нет!
– Нинель, я недавно приехала домой, свет был везде.
– А сейчас, представь себе, нет! Не люблю я эти ваши башни до чертиков. Страшно в башнях, десять этажей давит на психику, каждый этаж похож на западню!
– Я живу, правда, недавно.
– Мийлора, ты идешь с ключом от дверей между лифтом и площадкой у твоей квартиры, а я выхожу из лифта, вижу две, закрытые на замок двери, четыре двери лифта.
Представь: свет выключен, это же ловушка! Уникальная ловушка.
– Ты, права, лестница есть между первым и вторым этажом, выше она перекрыта на каждом этаже, сегодня видела хромого мужика, так он шел на второй этаж по лестнице, а выше ему не подняться, закрыты все выходы на площадки с квартирами.
– Поэтому не люблю я эти башни.
– Знаешь, у нас ремонт на площадке не делали много лет.
– Мийлора, сама крась стены в подъезде на своем этаже.
– Еще чего, лестничная площадка огромная, здесь четыре больших квартиры. В двух квартирах, никто не живет, в нашей квартире нас двое, да еще в одной, один человек живет.
– А еще четырех – пяти этажные дома сносят, в них хоть требования пожарной безопасности сохраняли, лестница была, а у вас в башнях, свет отключи, и все застрянут в своих квартирах навечно, лестница общая – отсутствует.
– Да, башня огромная, да полупустая, а в твоем доме, с общей лестницей во всех квартирах перенаселение, сама говорила.
– Это точно, любят люди безопасность, а не огромные площади, в глупых башнях.
– Не скажи, башни разные бывают.
– Мы о твоей башне говорим, Мийлора.
За дверью послышался странный звук. Они переглянулись. Свет потух в квартире.
Дверь в квартиру открылась. Мы сжались в огромные кресла, в которых сидели.
Послышался неравномерный скрип обуви.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Они замерли, свет вспыхнул, перед нами стоял моложавый мужчина с пронзительным взглядом черных глаз:
– Девушки, у вас есть одно желание на двоих, у меня есть всего одно желание, у нас на троих есть одно желание, – ледяным голосом проговорил мужчина, словно он робот.
– Что вы от нас хотите? – дрожащим голосом проговорила я.
– Вас.
– Вы, что людоед? – хриплым голосом спросила Нинель.
– Не складывается такой пасьянс, я вас хочу вместе, на этом лежбище, – и он показал на диван, из одного комплекта мягкой мебели с гигантскими креслами, значит и диван, был огромен.
– Без вина, на сухую? – переспросила я.
– Можно с ликером.
– У меня, его нет дома.
– А чего спрашиваешь? Раздевайтесь! – неожиданно громко крикнул мужчина.
– Мы не лесбиянки! – возразила я.
– И я не янки, – проговорил мужчина с ее интонацией в голосе.
– Был бы янки, не лез бы даром к женщинам, – ответила Нинель, нашел бы женщин по таксе от пятидесяти и выше.
– А мне и надо, выше колен. Разговорчики в строю! – вспылил мужчина, глаза его зло вращались.
Мы к стриптизу были не готовы, а что делать? Стали стаскивать с себя одежду.
– Прекратить! – зарычал мужчина.
– Что прекратить? – хором спросили мы.
– Перестаньте снимать с себя одежду.
– У меня рука сломана в запястье, – заныла я.
– Отлично, ты мне и нужна, у меня нога сломана, у тебя рука, будем парой.
– Я могу уйти? – запищала не своим голосом Нинель.
– И тебе сломаем, если уйдешь! – назидательно сказал мужчина, – быстро присели, обе. Я сказал обе!
– Я не могу присесть, – сказала Нинель, – у меня брюки узкие.
– Сними их, приседай без них.
Нинель стянула с себя брюки, на ней остались, нечто, напоминающее треугольник с тесемочками. Она присела.
– Фу, голая, – укоризненно проговорил мужчина, – что за одежда у тебя?
– Вам не нравиться?
– Ты вся наружу, ладно, приседай. Приседай!
– Это, что разминка перед сексом? – спросила я.
– Я о сексе ничего не говорил.
– А кто нас хотел на диване? – устало спросила Нинель, приседая двадцатый раз, – лучше уж на диване…
– Ложитесь на диван. Обе ложитесь на диван!
Мы легли рядом на диван, я в домашних шортах, Нинель в трусиках.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Мужчина вышел из комнаты. Мы встали, Нинель стала натягивать на себя брюки.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
– Почему пресс не качаете? – спросил мужчина, держа в руке бокал с водкой.
– Приказа не было, господин полковник! – бойко сказала я.
– Я не полковник, а сержант, в отставке.
– Что и покомандовать некем? – жалостливо спросила Нинель.
– Молчать!
– Какой голос… – заметила я.
– Разговорчики в строю…
– Мы вам, зачем нужны? – спросила я, – давайте я стол накрою, покормлю вас.
– Накрывай!! – крикнул мужчина.
Я быстро пошла на кухню. Нинель никак не могла брюки застегнуть, длинные ногти мешали.
– Какая ты несуразная девушка, – с душевной теплотой сказал мужчина.
– Это еще почему?
– Все на тебе неказистое.
– Обижаете, господин боцман.
– Я не…
– Знаю, вы сержант.
– Поверишь, нет…
– Поверю, господин, фельдмаршал!
– Куда хватила, а звучит красиво, так меня еще не называли.
– Так вы к нам не первым пришли?
– Нет, конечно, я так промышляю, развлекаюсь, высматриваю квартиры, где мужчин нет, да и навещаю.
– Вы так по женщинам и ходите?
– Хожу, где покормят, где развлекут, не без этого.
– И сколько у вас женщин в месяц бывает?
– Ни одной.
– Поподробнее, вы вторгаетесь в квартиру к женщине, ее не грабите, не насилуете.
Зачем она вам?
– Смотрю, какие девушки все разные, вот вас двое, а как вы не похожи.
– Я лучше, – сказала Нинель.
– Ты убогая.
– Это еще почему?
– Вторая девушка пошла, готовить, а ты пять минут плясала, все брюки пыталась застегнуть, впихивала себя в брюки.
– Я вам не понравилась?
– А ты мне не нужна.
– Это еще почему?
– Мне никто не нужен.
– Вы больной?
– Не знаю.
– Здоровый не будет заставлять девушку приседать.
– Привык командовать, а теперь не кем.
– Простите, а что с ногой?
– Так, шальная пуля.
– Почему она не гнется? Ее нет? У вас протез?
– Чего прилипла? Не скажу.
– Покажите, я врач, ортопед, между прочим.
– Так бы и сказала, сразу, да я знаю, кто ты, ты меня лечить не хотела, не припомнишь, разве?
– Не помню, у меня много пациентов, и я никого из них не лечила, потому что я не врач.
– Долго я тебя выслеживал, долго. Когда я тебя увидел первый раз, решил, что ты мне сможешь помочь с ногой.
– Пришли бы в больницу, а то ко мне домой притащились, если я на врача похожа.
– Вы действительно на врачиху похожи, я вас раньше видел, хотел на испуг взять.
– Вам это удалось, не стыдно?
– Ты меня не стыди, ты ногу посмотри.
Мужчина стал расстегивать брюки. Девушка напряглась, много она видела ног на пляже, но этот человек вызывал у нее смешанные чувства. Брюки упали на пол. Одна нога была обычная, волосатая, вторая… Нинель потеряла сознание.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Приковылял мужчина на кухню.
Я посмотрела на мужчину, осела вместе с тарелкой, в глазах поплыло. Очнулись мы, посмотрели друг на друга, я и Нинель лежали на диване, мужчины не было, скрип не слышался. Мы встали, на цыпочках обошли квартиру, пусто. Дверь закрыта. На кухне все было чисто, посуда помыта, кастрюли пустые. Я решила проверить кошелек в сумке. Кошелек был пуст, пусто было в кошельке Нинели. Я пошла к сейфу в шкафу, модный сейф зиял пустотой своей пасти.
– Вот и стук, скрип, – сказала я в сердцах.
– Наживем, живы и хорошо. Мийлора, я одна из твоего подъезда не пойду, проводи до дороги.
– Уговорила, провожу.
Мы вышли на улицу, вздохнули прохладный, вечерний воздух. Нинель подняла руку, третья машина подъехала, остановилась, на нас смотрел мужчина, его пронзительные, черные глаза впивались в наши глаза.
– Обе садитесь!
Мы сели на заднее сиденье. Между шофером и нами медленно поползло вверх стекло.
Мы с Нинелей пожали друг другу руки, начинающие нервно вибрировать от элементарного страха. На боковых стеклах медленно поднялись темные стекла, не пропускающие свет. Мы оказались в движущейся машине, в полной темноте, заднее стекло было наглухо закрыто темной тканью. Легкие почувствовали, что вдыхать нам нечего. Неожиданно вверху над ними открылась крыша, крупные звезды заглянули в машину. Машина резко остановилась.
В люке крыши появилось лицо с тяжелым взглядом:
– Как себя чувствуете, подружки?
– Хорошо, господин, фельдмаршал, – ответила я.
– Мы приехали на мою дачу.
– У сержанта есть дача? – спросила Нинель.
– Есть, кое-что, как у слона.
– У вас нога больная, как вы на крышу залезли? – спросила она.
– Без вашей помощи.
Двери машины открылись одновременно, мы оказались в лесу, перед красной, кирпичной стеной. Дверь отъехала в сторону.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Рядом с нами шел мужчина. Во дворе стоял большой круглый стол, вокруг него сидело десять девушек.
– Девушки, вашему полку прибыло еще две девушки, теперь вас двенадцать, живите дружно, приглашайте к столу.
Мужчина сел на стул типа трона, перед ним по кругу сидело двенадцать девушек.
Тринадцать тарелок стояло на столе. Девушки молча подавали пищу на стол.
Оживления среди них не наблюдалось.
– Встать! Сесть! Встать! Сесть! – крикнул мужчина, и приступил к принятию пищи.
Девушки выполнили его команду, взяли ложки в руки. Острых вилок и ножей на столе не было. Вся посуда была из чистого алюминия. Я оглядывала постройки из красного кирпича, мне было и грустно, и любопытно.
– В моем гарнизоне, тринадцать комнат, всем по одной. Столовая – на улице, кухня, перед вами. Продуктов закуплено на тринадцать дней, тринадцать дней двери гарнизона не будут открываться. На вашей работе вас не уволят, вы все в отпуске на две недели. Вас двенадцать – я один. Стены ограды под током. Разойтись!
На столе перед каждой девушкой лежала памятка, на ней стоял номер комнаты, был написан распорядок дня, обязанности девушек расписаны не были. Девушки вышли из-за стола. Две девушки стали собирать грязную посуду. Одной из них была я.
Я еще не понимала, что это все реальность, а не шутка, или шутка и реальность, что одно и тоже. Я приняла единственной мудрое решение, быть ближе к кухне, готовить, убирать, мыть посуду, молчать и слушать. "Слух даруй всем, а голос лишь немногим", – вспомнила я слова Шекспира.
На первое утро одно место осталось пустым. Я готовила еду на всех, 13 человек.
Алюминиевый прибор остался пустым, одна девушка не пришла на обед, на ужин. Что это была за девушка, я не успела запомнить, теперь я пыталась всех запомнить, кто, где сидит, в какую комнату идет.
Второй день был дождливым, хозяин к столу не вышел, два места для девушек были свободны. Десять девушек ели под дождем. Кое-кто чихал, одежда на всех была та, в которой их сюда привезли.
Нинель шепотом подбивала на бунт, звала посмотреть те комнаты, из которых никто не вышел. Я решила выжить сама, на бунт не соглашалась. В свободное время подметала двор. Нинель нашла себе приятельниц, и они бурно обсуждали ситуацию.
Третий день слепил своими лучами, тепло обволокло девушек с ног до головы. Они думали, где бы помыться.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Ко мне подошел хозяин, посмотрел мне в глаза и ушел.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Так прошло пять дней. На шестой день за столом не появилась Нинель. Сердце у меня упало. Спрашивать у хозяина было бессмысленно. Все тихо. Он даже не командовал. Еды становилось меньше, она исчезала на глазах. Я решила готовить экономней, с учетом, выбывающих каждый день, девушек. На восьмой вечер в моей комнате послышались шаги.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Я притихла, прятаться было негде, рядом с комнатой был совмещенный санузел, но без окон, без ванны. В комнате стояла кровать и больше ничего. Зашел мужчина, тихо подошел ко мне. Скрипа больше не было слышно. Я лежала и смотрела на него…
Его тяжелый взгляд, неожиданно подобрел:
– Мийлора…
– Я слушаю.
– Ты жить хочешь?
– Очень.
– Со мной?
– Да.
– Не боишься?
– Чего я должна бояться?
– Моей ноги.
– Я ее не видела, одну видела, вторую нет.
– Ты не спрашиваешь, где семь девушек?
– Это на вашей совести.
– Моя совесть чиста.
– Они живы?
– Дома у себя.
– Остальные в страхе или знают, что их отпустили?
– Нет, остальные ничего не знают.
– У меня есть выбор?
– Выбор есть всегда, ты можешь уйти домой, можешь остаться со мной.
– Они все семь ушли?
– Хочешь пройти их дорогой?
– Не знаю, через улицу они не проходили.
– И ты на этот двор уже не выйдешь, метла тебе больше не поможет, ты за нее держалась.
– Да, вы правы. Что мне делать?
– Два варианта: полюбить меня или уйти домой.
– Что они выбирали?
– И то и другое.
– Они с вами спали?
– Нет.
– А как?
– Все ушли домой.
– Почему?
– Я их не чувствовал.
– Это как понять?
– Через них ток не шел, ток идет по стене, по проводам, а они были не влюблены в меня, даже под страхом смерти.
– А я?
– Я тебя чувствую.
– А Нинель?
– Думал, что с ней у меня получиться, но, я ее не захотел, она ушла.
– Из жизни, или домой?
– Для меня это одно и то же.
– Они приведут сюда милицию!
– Нет, никто не приведет.
Внезапно комната окунулась в кромешную тьму. До моей руки дошло легкое, трепетное прикосновение. Я непроизвольно подтянулась к этой руке. Вспыхнул свет.
Рядом лежала серая мышка. Мужчины не было. Я оглядела комнату, ни одной двери не обнаружила. Четыре ровных стены. Я хотела закричать, но звук потонул бы в мягкой ткани стен. Кровать резко дернулась, я провалилась в очередную темноту, и резко вскочила на ноги, почувствовала в одной ноге сильную боль и ладонь у локтя.
– Мийлора…
– Это, все еще вы?! – скрипя зубами от боли, проговорила я, гладя в жуткие глаза мужчины.
– Я, негодный.
– Что вы себе позволяете!!?
– Что хочу, то и позволяю.
– Зачем вы издеваетесь над девушками?
– Развлекаюсь.
– Мстите? За, что?
– За боль свою.
– Вас можно вылечить?
– Нет.
– Вы кто?
– Надеюсь, что мужчина.
– У вас были женщины?
– Ни одной.
– Вам лет сорок!
– Я не знаю, что с ними делать, вот собрал гарем, посмотрел на всех и отпустил.
– А, вы – евнух!
– Не знаю.
Мы стояли в подвальной комнате с красными, кирпичными стенами, тусклый свет горел в одном углу. Мужчина сел на черный, кожаный диван. Я, прихрамывая, последовала за ним.
– Они все пытались со мной что-то сделать, но я не понял, я всех выпустил в ту дверь, – и он показал дверь напротив дивана.