Страница:
Улыбнись-ка мне своей милой улыбкой и расскажи все, как есть.
Шатти тихонько рассмеялась.
— О, я перепробовала столько разных занятий! Кем только не работала! Где только не жила! — Она помолчала, борясь с накатившим волнением. — И вдобавок, ты представь только, влюбилась по уши.
Дедушка Энгус изогнул брови.
— Влюбилась по уши? Ну что ж, теперь понятно, отчего ты нос повесила. Не хочешь ли чистосердечно признаться старику, как все было?
— Чудесно, дедушка, просто чудесно! Он такой нежный, такой заботливый, такой благородный! Он думал, что я простая официантка в пабе, но ему было все равно. Он полюбил меня такой, какая я есть, а вовсе не из-за денег. Приютил меня, дал мне работу. Защищал от всех опасностей.
— А чем сей юный джентльмен занимается? — полюбопытствовал дед.
— Ну, состояния у него, в общем-то, нет…
Он писатель. Я помогала ему с его новой книгой. Он нанял меня в ассистентки.
— А целоваться он умеет, этот твой писатель?
— Дедушка! Как ты можешь спрашивать? — задохнулась Шатти.
— Послушай, мы с тобой всегда доверяли друг другу наши тайны. Честность — вот наш девиз.
Так что должен же я убедиться, что парень и впрямь достоин моей внучки!
— Ах ты, противный любопытный старикашка! Если хочешь знать, по части поцелуев он даже тебе сто очков вперед даст!.
— Значит, целуется он получше этого задохлика Мира?
— О, еще бы! — хихикнула Шатти.
— Вот и славно, — подвел итог дед, поглаживая руку внучки. — А то этого Мюира я всегда терпеть не мог. У него глаза так и бегают… Сразу видно: проныра из проныр!
— Всю свою жизнь я вела себя как хорошая девочка, слушалась родителей. Они мной гордились, — задумчиво произнесла Шатти, разом посерьезнев. — Но я понятия не имела, какова я на самом деле. И к замужеству я готова не была.
Ты ведь это сразу понял, верно?
Энгус кивнул.
— А теперь ты наконец-то разобралась в себе, детка?
— Думаю, да. Хотя бы отчасти.
— Благодаря этому твоему писателю?
— Да, — призналась Шатти. — С ним я чувствую себя свободной. Весь мир словно утрачивает значение, важно только то, что мы вместе.
— Так где же это чудо из чудес? Почему я еще не познакомился с этим замечательным молодым человеком?
— Сейчас он в Бретани, . — вздохнула Шатти, разглядывая сцепленные пальцы. — Он уехал вчера, на четыре месяца. Он звал меня с собой, но я сказала «нет».
— Так почему, во имя всего святого, ты сказала «нет», а не «да»?
— В силу многих причин, — потупилась Шатти.
— Надеюсь, что я в число этих «многих причин» не вхожу.
Она ласково сжала руку деда.
— Разве я могла не вернуться, услышав, что ты болен?
— Но мне уже лучше. Так поезжай себе в Бретань, к своему милому, и будь счастлива.
— Все куда сложнее, дедушка, — пожаловалась Шатти. — Он очень гордый человек, а я вся из себя богатая и титулованная… Боюсь, вместе нам не быть. Папа его в жизни не одобрит. Вряд ли Кеннет хоть раз в жизни заглядывал в биржевые сводки. Он живет на старой рыболовной шхуне. У него и фрака-то нет! А с мамой просто удар случится.
— Да плюнь ты на отца! Твой папаша — вздорная старая перечница, вот кто он такой. Да и мать не лучше. До сих пор не верю, что мы с Беатрис произвели на свет такую манерную жеманницу. Наверняка в клинике младенцев подменили. У моей дочери ни искры авантюризма в душе нет! Так что эти двое будут тебя тиранить и мучить, пока в могилу не сведут. — Дед указал на столик у окна. — Дай-ка мне вон тот альбом.
Шатти послушно вручила больному роскошный, с золотым тиснением альбом с фотографиями. Энгус открыл его и задумчиво перелистнул страницы, ища нужную. И, наконец, указал на изображение себя самого в форме курсанта военно-морского училища.
— Это я в день выпуска. Получил первое свое назначение на боевой корабль. Мой отец в ужас пришел, узнав, что я собираюсь на фронт. Дескать, молодому человеку моего положения не подобает начинать «с нуля». И на кораблях не подобает плавать. Там же совершенно неподходящее общество! Хочешь послужить отечеству — нет проблем; он звякнет военному министру, и вот тебе непыльное местечко в генштабе! Но я все равно ушел в море. А со временем дослужился до помощника капитана! Сам, между прочим, безо всяких папочкиных связей!
— Немало вражеских кораблей пустил ты ко дну, — мечтательно произнесла Шатти.
— На войне я, между прочим, с твоей бабушкой познакомился. Я тогда в госпитале лежал, с простреленной ногой, а она там медсестрой работала. Такая была красавица, глаз не оторвать. Когда Беатрис в первый раз вошла ко мне в палату, я просто онемел. Влюбился с первого взгляда.
— Иногда мне кажется, дедушка, что ты опередил свое время, — не без зависти вздохнула Шатти. — Ты прожил жизнь так, как хотел. Ты нашел в себе силы противостоять отцу. Ты отказался от титула, но обрел себя. И тебе повезло встретить «свою половинку» — а ведь это редкая удача!
— Ха! — хмыкнул Энгус. — Твоя бабушка была тот еще подарочек. Бедная как церковная мышь, ни пенса за душой, а гордая, что твоя королева!
Отец ее сапожничал где-то в Стаффордшире.
Собиралась, когда война закончится, прикопить деньжат, выучиться на учительницу, вернуться к себе в деревню и открыть сельскую школу. А у меня денег было столько, что я мог с легкостью купить всю ее деревушку и окрестные земли в придачу. Так угадай, что она сделала, когда узнала, что я не безвестный Энгус Арран, а аристократ и миллионер? Вернула мне кольцо — ни больше ни меньше! Дескать, мы с нею не пара и не хочет она, чтобы люди говорили, будто она пошла работать в госпиталь, нацелившись подцепить жениха побогаче! Но я-то знал, какое мне досталось сокровище, и вовсе не собирался упускать его из рук! Да, мой отец и слышать не хотел об этом браке. Но Беатрис я уломал, а дальше все уже зависело от нас двоих.
— Как? Неужели твоя невеста готова была отказаться от тебя только за то, что ты богат? — изумилась Шатти.
— Ну, со временем мне удалось объяснить ей, что это не моя вина, а моя беда, — усмехнулся Энгус. — Мы поженились, но денег не трогали.
Жили на мое жалованье и ее зарплату. И отлично жили, между прочим! А когда я унаследовал отцовские миллионы, мы стали воплощать в жизнь все наши заветные мечты. Жертвовали на всякие хорошие дела. Больницу для детишек построили, опять же школу деревенскую в родных краях Беатрис, основали фонд помощи вдовам погибших морских офицеров… Да мало ли чего!
Твоей матери приданое дали изрядное, да и жениха ее поддержали, когда тот начинал свое дело… По правде говоря, покойный граф Кэссилис оставил сыну одни долги. Так что сама видишь, Шатти, деньгами вполне можно с умом распорядиться. И ты на это способна, детка, я в тебя верю. Поэтому все, что у меня есть, унаследуешь ты.
— Отец никогда не позволит мне швыряться деньгами направо и налево!
— Деточка, но ведь деньги эти мой, а не его!
Если ты захочешь распорядиться капиталом по своему усмотрению, Кэссилис и пикнуть не посмеет! — Дед приподнялся на подушках и чмокнул внучку в щеку. — Я прожил бурную, богатую приключениями жизнь, теперь твоя очередь, милая Шарлотта. Рискни, поставь сердце на кон — и выиграешь счастье! Отправляйся в Бретань, отыщи своего милого! Объяснись с ним честно и откровенно.
— Но я не знаю, где он.
— На твоего отца работают первоклассные частные детективы. Теперь, став обладательницей моего состояния, ты вполне можешь позволить себе воспользоваться их услугами.
— Но ведь капитал я еще не унаследовала.
Двадцати пяти мне еще нет!
— Еще как унаследовала! Доверительной собственностью распоряжаюсь я, так что мне вдруг взбрело в голову изменить условия. Деньги в твоем распоряжении, Шатти, целиком и полностью! Ты вольна ехать куда хочешь, навстречу новым приключениям!
Шатти порывисто обняла деда.
— Спасибо тебе, спасибо! Я тебя не разочарую, дедушка!
— Знаю, детка. И горжусь тобой. Просто оставайся самой собою, родная, и проживешь жизнь счастливо. А если повезет, то и с милым отношения наладишь, и правнуков мне родишь!
Глава 8
Шатти тихонько рассмеялась.
— О, я перепробовала столько разных занятий! Кем только не работала! Где только не жила! — Она помолчала, борясь с накатившим волнением. — И вдобавок, ты представь только, влюбилась по уши.
Дедушка Энгус изогнул брови.
— Влюбилась по уши? Ну что ж, теперь понятно, отчего ты нос повесила. Не хочешь ли чистосердечно признаться старику, как все было?
— Чудесно, дедушка, просто чудесно! Он такой нежный, такой заботливый, такой благородный! Он думал, что я простая официантка в пабе, но ему было все равно. Он полюбил меня такой, какая я есть, а вовсе не из-за денег. Приютил меня, дал мне работу. Защищал от всех опасностей.
— А чем сей юный джентльмен занимается? — полюбопытствовал дед.
— Ну, состояния у него, в общем-то, нет…
Он писатель. Я помогала ему с его новой книгой. Он нанял меня в ассистентки.
— А целоваться он умеет, этот твой писатель?
— Дедушка! Как ты можешь спрашивать? — задохнулась Шатти.
— Послушай, мы с тобой всегда доверяли друг другу наши тайны. Честность — вот наш девиз.
Так что должен же я убедиться, что парень и впрямь достоин моей внучки!
— Ах ты, противный любопытный старикашка! Если хочешь знать, по части поцелуев он даже тебе сто очков вперед даст!.
— Значит, целуется он получше этого задохлика Мира?
— О, еще бы! — хихикнула Шатти.
— Вот и славно, — подвел итог дед, поглаживая руку внучки. — А то этого Мюира я всегда терпеть не мог. У него глаза так и бегают… Сразу видно: проныра из проныр!
— Всю свою жизнь я вела себя как хорошая девочка, слушалась родителей. Они мной гордились, — задумчиво произнесла Шатти, разом посерьезнев. — Но я понятия не имела, какова я на самом деле. И к замужеству я готова не была.
Ты ведь это сразу понял, верно?
Энгус кивнул.
— А теперь ты наконец-то разобралась в себе, детка?
— Думаю, да. Хотя бы отчасти.
— Благодаря этому твоему писателю?
— Да, — призналась Шатти. — С ним я чувствую себя свободной. Весь мир словно утрачивает значение, важно только то, что мы вместе.
— Так где же это чудо из чудес? Почему я еще не познакомился с этим замечательным молодым человеком?
— Сейчас он в Бретани, . — вздохнула Шатти, разглядывая сцепленные пальцы. — Он уехал вчера, на четыре месяца. Он звал меня с собой, но я сказала «нет».
— Так почему, во имя всего святого, ты сказала «нет», а не «да»?
— В силу многих причин, — потупилась Шатти.
— Надеюсь, что я в число этих «многих причин» не вхожу.
Она ласково сжала руку деда.
— Разве я могла не вернуться, услышав, что ты болен?
— Но мне уже лучше. Так поезжай себе в Бретань, к своему милому, и будь счастлива.
— Все куда сложнее, дедушка, — пожаловалась Шатти. — Он очень гордый человек, а я вся из себя богатая и титулованная… Боюсь, вместе нам не быть. Папа его в жизни не одобрит. Вряд ли Кеннет хоть раз в жизни заглядывал в биржевые сводки. Он живет на старой рыболовной шхуне. У него и фрака-то нет! А с мамой просто удар случится.
— Да плюнь ты на отца! Твой папаша — вздорная старая перечница, вот кто он такой. Да и мать не лучше. До сих пор не верю, что мы с Беатрис произвели на свет такую манерную жеманницу. Наверняка в клинике младенцев подменили. У моей дочери ни искры авантюризма в душе нет! Так что эти двое будут тебя тиранить и мучить, пока в могилу не сведут. — Дед указал на столик у окна. — Дай-ка мне вон тот альбом.
Шатти послушно вручила больному роскошный, с золотым тиснением альбом с фотографиями. Энгус открыл его и задумчиво перелистнул страницы, ища нужную. И, наконец, указал на изображение себя самого в форме курсанта военно-морского училища.
— Это я в день выпуска. Получил первое свое назначение на боевой корабль. Мой отец в ужас пришел, узнав, что я собираюсь на фронт. Дескать, молодому человеку моего положения не подобает начинать «с нуля». И на кораблях не подобает плавать. Там же совершенно неподходящее общество! Хочешь послужить отечеству — нет проблем; он звякнет военному министру, и вот тебе непыльное местечко в генштабе! Но я все равно ушел в море. А со временем дослужился до помощника капитана! Сам, между прочим, безо всяких папочкиных связей!
— Немало вражеских кораблей пустил ты ко дну, — мечтательно произнесла Шатти.
— На войне я, между прочим, с твоей бабушкой познакомился. Я тогда в госпитале лежал, с простреленной ногой, а она там медсестрой работала. Такая была красавица, глаз не оторвать. Когда Беатрис в первый раз вошла ко мне в палату, я просто онемел. Влюбился с первого взгляда.
— Иногда мне кажется, дедушка, что ты опередил свое время, — не без зависти вздохнула Шатти. — Ты прожил жизнь так, как хотел. Ты нашел в себе силы противостоять отцу. Ты отказался от титула, но обрел себя. И тебе повезло встретить «свою половинку» — а ведь это редкая удача!
— Ха! — хмыкнул Энгус. — Твоя бабушка была тот еще подарочек. Бедная как церковная мышь, ни пенса за душой, а гордая, что твоя королева!
Отец ее сапожничал где-то в Стаффордшире.
Собиралась, когда война закончится, прикопить деньжат, выучиться на учительницу, вернуться к себе в деревню и открыть сельскую школу. А у меня денег было столько, что я мог с легкостью купить всю ее деревушку и окрестные земли в придачу. Так угадай, что она сделала, когда узнала, что я не безвестный Энгус Арран, а аристократ и миллионер? Вернула мне кольцо — ни больше ни меньше! Дескать, мы с нею не пара и не хочет она, чтобы люди говорили, будто она пошла работать в госпиталь, нацелившись подцепить жениха побогаче! Но я-то знал, какое мне досталось сокровище, и вовсе не собирался упускать его из рук! Да, мой отец и слышать не хотел об этом браке. Но Беатрис я уломал, а дальше все уже зависело от нас двоих.
— Как? Неужели твоя невеста готова была отказаться от тебя только за то, что ты богат? — изумилась Шатти.
— Ну, со временем мне удалось объяснить ей, что это не моя вина, а моя беда, — усмехнулся Энгус. — Мы поженились, но денег не трогали.
Жили на мое жалованье и ее зарплату. И отлично жили, между прочим! А когда я унаследовал отцовские миллионы, мы стали воплощать в жизнь все наши заветные мечты. Жертвовали на всякие хорошие дела. Больницу для детишек построили, опять же школу деревенскую в родных краях Беатрис, основали фонд помощи вдовам погибших морских офицеров… Да мало ли чего!
Твоей матери приданое дали изрядное, да и жениха ее поддержали, когда тот начинал свое дело… По правде говоря, покойный граф Кэссилис оставил сыну одни долги. Так что сама видишь, Шатти, деньгами вполне можно с умом распорядиться. И ты на это способна, детка, я в тебя верю. Поэтому все, что у меня есть, унаследуешь ты.
— Отец никогда не позволит мне швыряться деньгами направо и налево!
— Деточка, но ведь деньги эти мой, а не его!
Если ты захочешь распорядиться капиталом по своему усмотрению, Кэссилис и пикнуть не посмеет! — Дед приподнялся на подушках и чмокнул внучку в щеку. — Я прожил бурную, богатую приключениями жизнь, теперь твоя очередь, милая Шарлотта. Рискни, поставь сердце на кон — и выиграешь счастье! Отправляйся в Бретань, отыщи своего милого! Объяснись с ним честно и откровенно.
— Но я не знаю, где он.
— На твоего отца работают первоклассные частные детективы. Теперь, став обладательницей моего состояния, ты вполне можешь позволить себе воспользоваться их услугами.
— Но ведь капитал я еще не унаследовала.
Двадцати пяти мне еще нет!
— Еще как унаследовала! Доверительной собственностью распоряжаюсь я, так что мне вдруг взбрело в голову изменить условия. Деньги в твоем распоряжении, Шатти, целиком и полностью! Ты вольна ехать куда хочешь, навстречу новым приключениям!
Шатти порывисто обняла деда.
— Спасибо тебе, спасибо! Я тебя не разочарую, дедушка!
— Знаю, детка. И горжусь тобой. Просто оставайся самой собою, родная, и проживешь жизнь счастливо. А если повезет, то и с милым отношения наладишь, и правнуков мне родишь!
Глава 8
Особняк Кэссилисов на Силверлод-авеню явно строился с целью повергать прохожего в благоговейный трепет. Полукруглая подъездная дорожка, массивный каменный фасад, чугунная ограда. Все без слов давало понять: здесь живет не какое-нибудь там отребье и даже не современные нувориши, но потомственная знать.
Собравшись с духом, Кеннет храбро въехал в ворота и притормозил у парадного входа. Внушительные дорические колонны увивали рождественские гирлянды, над массивной дверью — венок омелы. В этом доме к Рождеству приготовились на совесть… Борясь с желанием развернуть машину и обратиться в паническое бегство, он закрыл глаза, мысленно досчитал до десяти, вышел наружу и направился к дверям.
Кеннет понятия не имел, что говорить. Черт, он даже не знал, здесь ли Шатти. Горничная из особняка Арранов сообщила ему, что и Энгус Арран, и Шарлотта гостят у лорда и леди Кэссилис, но где гарантия, что девица не солгала?
Или что, скажем, мешает благородному семейству выехать в загородное поместье? Наверняка коттеджей и усадеб у них — считать собьешься.
Он усмехнулся, представив собственное «родовое поместье» — кафе-кондитерскую «Песнь Оссиана», купленную в складчину всем семейством. Сколько всего ему предстоит узнать о сильных мира сего и их образе жизни, чтобы начать хотя бы немного понимать Шатти? На массивной цепи у входа висел бронзовый дверной молоток, но Кеннет на всякий случай нажал на кнопку звонка. Вдруг молоток — музейная редкость или просто украшение?
Дверь открыла пожилая женщина в черном платье и в белом накрахмаленном переднике.
— Чем могу служить? — учтиво улыбнулась она.
Кеннет нервно пригладил растрепавшиеся волосы, одернул куртку.
— Мне нужна Шатти… то есть Шарлотта Арран… Кэссилис.
Женщина придирчиво оглядела его с головы до ног, отмечая каждую мельчайшую подробность и наконец вынесла приговор:
— Стало быть, это вы.
— Я?
— Ну, тот самый молодой человек, что вернул мисс Шарлотту домой. Наверное, мы все вам очень обязаны.
— Здесь ли Шатти? — снова спросил Кеннет.
Женщина коротко кивнула и шагнула в сторону, пропуская гостя внутрь. Лэверок оглянулся по сторонам — и дыхание у него перехватило.
Просторный вестибюль наводил на мысль о храме: сводчатые потолки, витражи. И повсюду рождественские украшения: свежие, зеленые ветки остролиста и омелы, атласные ленты, многоцветные гирлянды, в сравнении с которыми бледнели и меркли те, которые Шатти развесила на шхуне.
— Ух ты! — не сдержал изумления гость.
— Будьте добры, пройдемте со мной. Его светлость граф Кэссилис примет вас в библиотеке.
— Я пришел вовсе не к его светлости графу Кэссилису.
— Всех посетителей сначала проводят к графу Кэссилису, — возразила домоправительница. — Пойдемте.
Они прошли по бесконечному коридору, свернули направо, затем налево, все дальше углубляясь в недра особняка. Наконец домоправительница остановилась у двери красного дерева, постучала, затем вошла и что-то вполголоса сказала. Прошло еще минуты три, и Кеннета пригласили внутрь. К тому времени бедняга чувствовал себя, как приговоренный перед эшафотом или проштрафившийся школьник у дверей учительской.
— Заходите, — произнес хозяин дома, поднимаясь из-за письменного стола.
Гордон Алан Мак-Мед Кэссилис был невысок, одет с безупречным вкусом и весьма представителен. Виски его уже посеребрила седина.
Граф протянул гостю руку. Кеннет ее пожал.
— Гордон Кэссилис.
— Кеннет Лэверок.
— Будьте добры, садитесь, — пригласил граф, указывая на огромное кожаное кресло с подголовником. — Вы пришли к Шарлотте?
Кеннет кивнул.
— Она здесь?
— Могу ли я поинтересоваться о цели вашего визита?
— Мы с ней друзья. Но вы не ответили на мой вопрос. Она здесь?
— А, так вы тот самый писатель… который живет на шхуне.
Лэверок понемногу начинал раздражаться: ну, сколько можно ходить вокруг да около?
— Либо Шатти здесь, либо ее нет, — произнес он. — А если ее, здесь нет, тогда я лучше пойду.
— Она здесь, — заверил его светлость. — Но не знаю, захочет ли она говорить с вами.
— Может, она сама решит этот вопрос?
— Шарлотта не всегда знает, что для нее лучше, — возразил граф.
Едва сдерживаясь, Кеннет приподнялся в кресле, оперся ладонями о стол и посмотрел прямо в лицо собеседнику.
— При всем моем к вам уважении, мистер Кэссилис, сдается мне, вашу дочь вы толком не знаете. Она красива, умна и намерена прожить жизнь так, как хочет сама. За это я ею и восхищаюсь. И переделать ее вы не сумеете. Рано или поздно она снова сбежит. А меня, чего доброго, рядом не окажется, чтобы защитить ее и поддержать. Мы же оба этого не хотим, верно?
Мгновение хозяин дома испытующе глядел на молодого человека, затем медленно кивнул.
— Вы кажетесь мне здравомыслящим человеком, — произнес он.
С этими словами граф Кэссилис выдвинул верхний ящик стола и извлек оттуда чековую книжку — роскошную, с золотым обрезом, вроде тех, которыми пользуются только богачи. Затем снял с подставки ручку «Паркер», вписал в пустую графу несколько цифр и вручил чек Кеннету.
— Я сюда не за деньгами пришел, — нахмурился тот. — Я пришел к Шатти. Вот и все. Мне нужно поговорить с ней.
— И вы с ней, безусловно, поговорите. — Граф помахал чеком. — Ну же, берите!
— Не пытайтесь от меня откупиться. Я все равно не уйду.
— Да я вас и не гоню, — возразил граф. — Я хочу, чтобы вы женились на моей дочери.
— Что?! — задохнулся Кеннет.
— Это вам вроде как приданое. Берите деньги — и она ваша.
— Вы хотите, чтобы я женился на Шатти?
— В силу какой-то непостижимой причины девочка вообразила, что влюблена в вас по уши.
Ее дед официально поставил меня в известность, что, если я стану противиться этому союзу, он превратит мою жизнь в ад. Я всей душой люблю моего тестя. Я ему многим обязан, а более всего ценю за то, что он человек слова. Я долго с ним спорил, пытаясь заставить взглянуть на вещи моими глазами. Однако Энгус Арран остался непреклонен: Шарлотта должна выйти за вас, и точка. Так вот я не хочу, чтобы Шарлотта когда-либо узнала о нашем разговоре. Если дочь поймет, что я одобряю этот брак, она вас тут же пошлет на все четыре стороны. Шарлотта — бунтарка по природе. Она все делает наперекор.
Кеннет потеребил в руке чек, от количества нулей глаза его непроизвольно расширились. Все складывается как нельзя лучше. Так почему же он ощущает какой-то подвох? Как если бы он не столько получил драгоценнейший дар на свете, сколько стал игрушкой в руках графа Кэссилиса и выполняет за графа его же грязную работу? И Кеннет решительно вернул чек.
— Оставьте ваши деньги при себе! — отрезал он.
— Так вы не женитесь на Шарлотте? — вздохнул граф. — Я могу, конечно, попытаться вас принудить…
— В этом нет необходимости. Чтобы всем сердцем любить вашу дочь, мне ваши деньги не нужны, тут я и сам справлюсь. Да и руку, и сердце предложить девушке я отлично сумею самостоятельно… если сочту нужным. — Кеннет помолчал.
— Однако ж для меня очень много значит ваше благословение, сэр, если, конечно, это оно и есть…
И спасибо огромное за поддержку.
— Меня не благодарите, — отмахнулся граф Кэссилис. — Вам еще предстоит уломать Шарлотту. — Он кивком указал на дверь. — Шарлотта у дедушки.
Подниметесь по лестнице, третья дверь направо.
Кеннет двинулся было к двери, но тут хозяин дома вновь окликнул его.
— Держите, — сказал он, когда Лэверок обернулся, и бросил ему через всю комнату маленькую, обтянутую бархатом коробочку. Внутри обнаружилось великолепное кольцо с сапфиром. — Это семейная реликвия, — пояснил граф. — Бабушка Шарлотты очень хотела оставить эту вещь внучке. — Он поднял руку, предвосхищая возражения. — Я вовсе не говорю, что вы не в состоянии купить кольцо. Просто это традиция, и для Шарлотты она очень много значит.
Кеннет долго разглядывал кольцо, наконец медленно кивнул.
— Спасибо, — искренне произнес он.
И, развернувшись, выбежал из библиотеки, вернулся в вестибюль и уже оттуда, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Сразу от лестничной площадки начинался еще один коридор, с бесчисленными дверями по обе стороны. Что там сказал граф Кэссилис? Третья налево? Или направо? И третья ли?
Но тут откуда-то появился худощавый старик в пижонском сером костюме и в ослепительно белой рубашке с жабо. Кеннет рискнул обратиться к нему.
— Я ищу мисс Шарлотту, — произнес он. — Вы мне не подскажете, где она?
Старик улыбнулся, с достоинством поправил манжеты и протянул руку.
— Вы, должно быть, Кеннет. А я дедушка Шарлотты, Энгус Арран. Пойдемте со мной. Нам есть о чем поговорить.
— Вообще-то я к Шатти пришел, — буркнул Кеннет.
— Я вас надолго не задержу.
Лэверок неохотно поплелся за стариком по длинному коридору, гадая, суждено ли ему вообще увидеться с Шатти. На сей раз его проводили в элегантно обставленную спальню, с роскошным нефритовым камином и высокими, от полу до потолка, окнами. Энгус опустился на диван у стены, приглашая гостя занять кресло напротив.
— Я так понимаю, вы уже переговорили с его светлостью. Он дал вам понять, что Семья согласна на ваш брак. Но, думаю, не разъяснил, на каких условиях.
Кеннет подскочил как ужаленный.
— Послушайте, я не собираюсь обсуждать с вами никакие условия! Мне нужна только…
— А ну сядьте! — сурово рявкнул старик. Пожав плечами, Кеннет вновь опустился в кресло: иного выхода у него, похоже, не было. — Вот так-то лучше! — удовлетворенно усмехнулся Энгус, — А теперь выслушай мои условия. Во-первых, спросите себя, мистер Лэверок, правильными ли вы побуждениями руководствуетесь, стремясь жениться на моей внучке. Шарлотта упрямиц. И если вы надеетесь после свадьбы перевоспитать ее, так я сразу скажу: этот номер у вас не пройдет.
— Я вовсе не собираюсь ее перевоспитывать.
Я люблю ее такой, какая она есть.
— Замечательно, — одобрительно кивнул Энгус. — Во-вторых: Шарлотта вполне способна на опрометчивые, необдуманные поступки. Бросается очертя голову, сама не зная куда. Пообещайте мне, что всегда будете начеку, и в тех случаях, когда Шарлотта вздумает рисковать собственной жизнью, вы удержите ее от безрассудного шага.
— Обещаю, — торжественно произнес Кеннет, вспоминая, как Шатти прыгнула с пирса в ледяную воду.
— И, наконец, третье: дети. Я хочу внуков, и побольше. И чтобы быстро.
— Боюсь, здесь придется предоставить решение самой Шатти, — не сдержал смеха Лэверок. — Вообще-то, я тоже мечтаю о детишках. Я… — Молодой человек смущенно умолк. — А не слишком ли мы забегаем вперед? Мы с Шатти даже о браке еще не говорили. Я даже не уверен, захочет ли она меня видеть.
— Она в третьей комнате налево, — улыбнулся Энгус, протягивая Кеннету руку, которую тот почтительно пожал. — Ну, идите к вашей Шатти.
Кеннет выбежал из спальни, вихрем промчался по коридору, но, когда постучал в указанную дверь, ответа не последовало. Он заглянул внутрь: никого. Он уже собирался еще раз прогуляться к старику Энгусу, как вдруг в коридоре послышались легкие шаги. Кеннет обернулся — и остолбенел.
Перед ним, держась за стенку, чтобы не упасть, стояла Шатти. Сердце ее неистово колотилось в груди. Со времени их последней встречи прошло лишь несколько дней, а казалось — целая вечность. Что здесь делает Кеннет? Шатти отчаянно хотелось подбежать к любимому, броситься ему на шею, ласково погладить по щеке, припасть к его губам, но она не стронулась с места. Зачем, ну зачем он пришел?
А Кеннет так и пожирал ее глазами. Шатти знала, что изменилась. Краска сошла, и волосы ее, вновь обретшие прежний, благородный каштановый оттенок, были изящно сколоты на затылке черепаховым гребнем. Строгий кашемировый свитер дополняли элегантные бежевые брюки. Эта молодая женщина нисколько не походила на безрассудную официантку, которую Кеннет совсем недавно вытащил из пьяной драки.
Вот только на свитере переливалась перламутровая брошь — его, Кеннета, подарок. Шатти непроизвольно дотронулась до нее пальцами.
— Ты здесь, — прошептала она.
— Я здесь, — подтвердил Кеннет, делая шаг вперед.
При звуке его голоса, грудного и ласкового, в крови тут же забушевало жаркое пламя. Шатти помнила, как в сумасшедшую ночь любви этот ставший таким родным голос нашептывал ей на ухо нежные, упоительно прекрасные слова и словно в бреду повторял ее имя. Она судорожно сглотнула.
— Но тебе же полагается быть в Бретани! Ты должен был улететь еще вчера…
— Я отложил вылет, — невозмутимо пояснил Кеннет. — Решил отпраздновать Рождество в кругу семьи. А ты как поживаешь, Шатти?
— Отлично, — солгала она.
Кеннет сделал еще шаг.
— Ты очень… переменилась. Ты по-прежнему прекрасна, — поспешно добавил он, — но… совсем другая.
Нервным жестом Шатти поправила волосы.
— Мама так возмущалась рыжим цветом, что проще было вернуться к естественному, чем изо дня в день выслушивать упреки.
Кеннет робко потянулся к ее волосам, но тут же, словно обжегшись, отдернул руку.
— Мне так очень нравится, — признался он. — Но и рыжий цвет тебе шел.
— Отчего ты не уехал? — дрожащим голосом поинтересовалась Шатти, входя в комнату и едва не падая на оттоманку: ноги отчего-то отказывались ей служить.
Кеннет присел рядом.
— Просто не смог. Мне необходимо было поговорить с тобой. В тот вечер в кафе мы едва парой слов перемолвились. А нам надо объясниться начистоту.
— В самом деле?
Кеннет кивнул и завладел ее рукой.
— Я познакомился с твоим отцом. У нас была… э-э-э… весьма любопытная беседа.
Щеки молодой женщины заалели от смущения. Зная отца, она легко представила, как все было. Говорил его светлость граф Кэссилис, а от Кеннета требовалось лишь покорно слушать и кивать.
— Воображаю, чего он тебе наговорил. Прости, пожалуйста. Мне страшно жаль. Отец не имел права так с тобой обращаться.
— О нет, чего он мне наговорил, ты даже вообразить не можешь. А хочешь знать, что он сделал? Вручил мне чек — чек на баснословную сумму. Поначалу я подумал, он от меня избавиться пытается. И тут его светлость объявил, что чек — это твое приданое. Похоже, твой отец и впрямь хочет, чтобы ты за меня вышла. И дед с ним согласен.
— Мне выйти за тебя? — задохнулась Шатти.
— Мы с твоим дедом поболтали по душам.
Шатти, он изумительный старикан, просто изумительный!
Словно не слыша его, Шатти вскочила и принялась нервно расхаживать взад-вперед по комнате.
— Они хотят, чтобы я вышла за тебя!
Кеннет серьезно кивнул.
— Кажется, твой отец решил, что, если он разрешит тебе стать моей женой, ты поступишь с точностью до наоборот. А дед твой считает, что я тебе идеально подхожу.
Шатти чувствовала, как на место обиды заступает гнев. Она стиснула кулаки. Итак, за нее снова спланировали все ее будущее — отец, и дед, и даже Кеннет! Вот и с Эдамом все именно так было!
— «Идеально подходишь» — с горечью повторила она. — Подходишь — для чего? Чтобы воспитать из меня покорную жену и любящую мать?
— Шатти, я… — изумленно запротестовал Кеннет.
— Ни слова больше! — негодующе вскричала она. — Я ушам своим не верю! Ты — на их стороне! Они тобою манипулируют, а ты им это позволяешь! Я-то думала, ты — сильнее. Я… я думала, ты не такой.
Лэверок подскочил к ней, ухватил за плечо и развернул лицом к себе.
— Никто мною не манипулирует, так и знай!
Я просто выслушал все, что они имели мне сказать, и сделал собственные выводы, Я пришел сюда потому, что хочу построить для нас с тобою общее будущее. Я пришел сюда потому, что понял: я без тебя и дня прожить не в силах. А когда мужчиной владеют чувства настолько сильные, он обычно предлагает любимой женщине выйти за него замуж. Так ты станешь моей женой, черт подери?
— Что за прочувствованное предложение руки и сердца! — презрительно рассмеялась Шатти. — А мне теперь полагается разрыдаться от умиления и поклясться тебе в вечной любви и верности?
Кеннет извлек из кармана бархатную коробочку, немного повозился с замочком и достал кольцо — бабушкино кольцо с сапфиром!
— Прежде чем ты совсем расчувствуешься, — не без сарказма объявил Лэверок, — позволь мне соблюсти необходимые церемонии. Шатти, я люблю тебя. Я люблю тебя с того самого дня, когда вынес на плече из заведения старика Викмана. И буду любить тебя, пока дышу. Ты выйдешь за меня замуж?
— Где ты взял это кольцо?
— Мне его дал твой отец. Сказал, что тебе оно дорого. Вроде как семейная реликвия. — Кеннет завладел рукой молодой женщины и едва ли не силком надел кольцо ей на палец.
Но Шатти с досадой сдернула его и швырнула в гостя. Кольцо упало на ковер у его ног.
— В жизни своей не слышала такого нелепого предложения руки и сердца. И замуж за тебя я не выйду. Ни сейчас, ни в будущем.
— Знаешь, а ведь именно этого твой отец и добивается. Он сам так сказал: стоит ему одобрить твой выбор, и ты тут же поступишь наперекор. По-моему, манипулируют тут тобою, а не мной.
Молодая женщина убито покачала головой.
— Уходи. Не хочу больше ничего слушать. Я жалею, что вообще тебя встретила.
— Никуда я не уйду, — заявил Лэверок. — Я люблю тебя и знаю, ты меня тоже любишь. Нам суждено быть вместе.
Собравшись с духом, Кеннет храбро въехал в ворота и притормозил у парадного входа. Внушительные дорические колонны увивали рождественские гирлянды, над массивной дверью — венок омелы. В этом доме к Рождеству приготовились на совесть… Борясь с желанием развернуть машину и обратиться в паническое бегство, он закрыл глаза, мысленно досчитал до десяти, вышел наружу и направился к дверям.
Кеннет понятия не имел, что говорить. Черт, он даже не знал, здесь ли Шатти. Горничная из особняка Арранов сообщила ему, что и Энгус Арран, и Шарлотта гостят у лорда и леди Кэссилис, но где гарантия, что девица не солгала?
Или что, скажем, мешает благородному семейству выехать в загородное поместье? Наверняка коттеджей и усадеб у них — считать собьешься.
Он усмехнулся, представив собственное «родовое поместье» — кафе-кондитерскую «Песнь Оссиана», купленную в складчину всем семейством. Сколько всего ему предстоит узнать о сильных мира сего и их образе жизни, чтобы начать хотя бы немного понимать Шатти? На массивной цепи у входа висел бронзовый дверной молоток, но Кеннет на всякий случай нажал на кнопку звонка. Вдруг молоток — музейная редкость или просто украшение?
Дверь открыла пожилая женщина в черном платье и в белом накрахмаленном переднике.
— Чем могу служить? — учтиво улыбнулась она.
Кеннет нервно пригладил растрепавшиеся волосы, одернул куртку.
— Мне нужна Шатти… то есть Шарлотта Арран… Кэссилис.
Женщина придирчиво оглядела его с головы до ног, отмечая каждую мельчайшую подробность и наконец вынесла приговор:
— Стало быть, это вы.
— Я?
— Ну, тот самый молодой человек, что вернул мисс Шарлотту домой. Наверное, мы все вам очень обязаны.
— Здесь ли Шатти? — снова спросил Кеннет.
Женщина коротко кивнула и шагнула в сторону, пропуская гостя внутрь. Лэверок оглянулся по сторонам — и дыхание у него перехватило.
Просторный вестибюль наводил на мысль о храме: сводчатые потолки, витражи. И повсюду рождественские украшения: свежие, зеленые ветки остролиста и омелы, атласные ленты, многоцветные гирлянды, в сравнении с которыми бледнели и меркли те, которые Шатти развесила на шхуне.
— Ух ты! — не сдержал изумления гость.
— Будьте добры, пройдемте со мной. Его светлость граф Кэссилис примет вас в библиотеке.
— Я пришел вовсе не к его светлости графу Кэссилису.
— Всех посетителей сначала проводят к графу Кэссилису, — возразила домоправительница. — Пойдемте.
Они прошли по бесконечному коридору, свернули направо, затем налево, все дальше углубляясь в недра особняка. Наконец домоправительница остановилась у двери красного дерева, постучала, затем вошла и что-то вполголоса сказала. Прошло еще минуты три, и Кеннета пригласили внутрь. К тому времени бедняга чувствовал себя, как приговоренный перед эшафотом или проштрафившийся школьник у дверей учительской.
— Заходите, — произнес хозяин дома, поднимаясь из-за письменного стола.
Гордон Алан Мак-Мед Кэссилис был невысок, одет с безупречным вкусом и весьма представителен. Виски его уже посеребрила седина.
Граф протянул гостю руку. Кеннет ее пожал.
— Гордон Кэссилис.
— Кеннет Лэверок.
— Будьте добры, садитесь, — пригласил граф, указывая на огромное кожаное кресло с подголовником. — Вы пришли к Шарлотте?
Кеннет кивнул.
— Она здесь?
— Могу ли я поинтересоваться о цели вашего визита?
— Мы с ней друзья. Но вы не ответили на мой вопрос. Она здесь?
— А, так вы тот самый писатель… который живет на шхуне.
Лэверок понемногу начинал раздражаться: ну, сколько можно ходить вокруг да около?
— Либо Шатти здесь, либо ее нет, — произнес он. — А если ее, здесь нет, тогда я лучше пойду.
— Она здесь, — заверил его светлость. — Но не знаю, захочет ли она говорить с вами.
— Может, она сама решит этот вопрос?
— Шарлотта не всегда знает, что для нее лучше, — возразил граф.
Едва сдерживаясь, Кеннет приподнялся в кресле, оперся ладонями о стол и посмотрел прямо в лицо собеседнику.
— При всем моем к вам уважении, мистер Кэссилис, сдается мне, вашу дочь вы толком не знаете. Она красива, умна и намерена прожить жизнь так, как хочет сама. За это я ею и восхищаюсь. И переделать ее вы не сумеете. Рано или поздно она снова сбежит. А меня, чего доброго, рядом не окажется, чтобы защитить ее и поддержать. Мы же оба этого не хотим, верно?
Мгновение хозяин дома испытующе глядел на молодого человека, затем медленно кивнул.
— Вы кажетесь мне здравомыслящим человеком, — произнес он.
С этими словами граф Кэссилис выдвинул верхний ящик стола и извлек оттуда чековую книжку — роскошную, с золотым обрезом, вроде тех, которыми пользуются только богачи. Затем снял с подставки ручку «Паркер», вписал в пустую графу несколько цифр и вручил чек Кеннету.
— Я сюда не за деньгами пришел, — нахмурился тот. — Я пришел к Шатти. Вот и все. Мне нужно поговорить с ней.
— И вы с ней, безусловно, поговорите. — Граф помахал чеком. — Ну же, берите!
— Не пытайтесь от меня откупиться. Я все равно не уйду.
— Да я вас и не гоню, — возразил граф. — Я хочу, чтобы вы женились на моей дочери.
— Что?! — задохнулся Кеннет.
— Это вам вроде как приданое. Берите деньги — и она ваша.
— Вы хотите, чтобы я женился на Шатти?
— В силу какой-то непостижимой причины девочка вообразила, что влюблена в вас по уши.
Ее дед официально поставил меня в известность, что, если я стану противиться этому союзу, он превратит мою жизнь в ад. Я всей душой люблю моего тестя. Я ему многим обязан, а более всего ценю за то, что он человек слова. Я долго с ним спорил, пытаясь заставить взглянуть на вещи моими глазами. Однако Энгус Арран остался непреклонен: Шарлотта должна выйти за вас, и точка. Так вот я не хочу, чтобы Шарлотта когда-либо узнала о нашем разговоре. Если дочь поймет, что я одобряю этот брак, она вас тут же пошлет на все четыре стороны. Шарлотта — бунтарка по природе. Она все делает наперекор.
Кеннет потеребил в руке чек, от количества нулей глаза его непроизвольно расширились. Все складывается как нельзя лучше. Так почему же он ощущает какой-то подвох? Как если бы он не столько получил драгоценнейший дар на свете, сколько стал игрушкой в руках графа Кэссилиса и выполняет за графа его же грязную работу? И Кеннет решительно вернул чек.
— Оставьте ваши деньги при себе! — отрезал он.
— Так вы не женитесь на Шарлотте? — вздохнул граф. — Я могу, конечно, попытаться вас принудить…
— В этом нет необходимости. Чтобы всем сердцем любить вашу дочь, мне ваши деньги не нужны, тут я и сам справлюсь. Да и руку, и сердце предложить девушке я отлично сумею самостоятельно… если сочту нужным. — Кеннет помолчал.
— Однако ж для меня очень много значит ваше благословение, сэр, если, конечно, это оно и есть…
И спасибо огромное за поддержку.
— Меня не благодарите, — отмахнулся граф Кэссилис. — Вам еще предстоит уломать Шарлотту. — Он кивком указал на дверь. — Шарлотта у дедушки.
Подниметесь по лестнице, третья дверь направо.
Кеннет двинулся было к двери, но тут хозяин дома вновь окликнул его.
— Держите, — сказал он, когда Лэверок обернулся, и бросил ему через всю комнату маленькую, обтянутую бархатом коробочку. Внутри обнаружилось великолепное кольцо с сапфиром. — Это семейная реликвия, — пояснил граф. — Бабушка Шарлотты очень хотела оставить эту вещь внучке. — Он поднял руку, предвосхищая возражения. — Я вовсе не говорю, что вы не в состоянии купить кольцо. Просто это традиция, и для Шарлотты она очень много значит.
Кеннет долго разглядывал кольцо, наконец медленно кивнул.
— Спасибо, — искренне произнес он.
И, развернувшись, выбежал из библиотеки, вернулся в вестибюль и уже оттуда, перепрыгивая через две ступеньки, поднялся по широкой мраморной лестнице на второй этаж. Сразу от лестничной площадки начинался еще один коридор, с бесчисленными дверями по обе стороны. Что там сказал граф Кэссилис? Третья налево? Или направо? И третья ли?
Но тут откуда-то появился худощавый старик в пижонском сером костюме и в ослепительно белой рубашке с жабо. Кеннет рискнул обратиться к нему.
— Я ищу мисс Шарлотту, — произнес он. — Вы мне не подскажете, где она?
Старик улыбнулся, с достоинством поправил манжеты и протянул руку.
— Вы, должно быть, Кеннет. А я дедушка Шарлотты, Энгус Арран. Пойдемте со мной. Нам есть о чем поговорить.
— Вообще-то я к Шатти пришел, — буркнул Кеннет.
— Я вас надолго не задержу.
Лэверок неохотно поплелся за стариком по длинному коридору, гадая, суждено ли ему вообще увидеться с Шатти. На сей раз его проводили в элегантно обставленную спальню, с роскошным нефритовым камином и высокими, от полу до потолка, окнами. Энгус опустился на диван у стены, приглашая гостя занять кресло напротив.
— Я так понимаю, вы уже переговорили с его светлостью. Он дал вам понять, что Семья согласна на ваш брак. Но, думаю, не разъяснил, на каких условиях.
Кеннет подскочил как ужаленный.
— Послушайте, я не собираюсь обсуждать с вами никакие условия! Мне нужна только…
— А ну сядьте! — сурово рявкнул старик. Пожав плечами, Кеннет вновь опустился в кресло: иного выхода у него, похоже, не было. — Вот так-то лучше! — удовлетворенно усмехнулся Энгус, — А теперь выслушай мои условия. Во-первых, спросите себя, мистер Лэверок, правильными ли вы побуждениями руководствуетесь, стремясь жениться на моей внучке. Шарлотта упрямиц. И если вы надеетесь после свадьбы перевоспитать ее, так я сразу скажу: этот номер у вас не пройдет.
— Я вовсе не собираюсь ее перевоспитывать.
Я люблю ее такой, какая она есть.
— Замечательно, — одобрительно кивнул Энгус. — Во-вторых: Шарлотта вполне способна на опрометчивые, необдуманные поступки. Бросается очертя голову, сама не зная куда. Пообещайте мне, что всегда будете начеку, и в тех случаях, когда Шарлотта вздумает рисковать собственной жизнью, вы удержите ее от безрассудного шага.
— Обещаю, — торжественно произнес Кеннет, вспоминая, как Шатти прыгнула с пирса в ледяную воду.
— И, наконец, третье: дети. Я хочу внуков, и побольше. И чтобы быстро.
— Боюсь, здесь придется предоставить решение самой Шатти, — не сдержал смеха Лэверок. — Вообще-то, я тоже мечтаю о детишках. Я… — Молодой человек смущенно умолк. — А не слишком ли мы забегаем вперед? Мы с Шатти даже о браке еще не говорили. Я даже не уверен, захочет ли она меня видеть.
— Она в третьей комнате налево, — улыбнулся Энгус, протягивая Кеннету руку, которую тот почтительно пожал. — Ну, идите к вашей Шатти.
Кеннет выбежал из спальни, вихрем промчался по коридору, но, когда постучал в указанную дверь, ответа не последовало. Он заглянул внутрь: никого. Он уже собирался еще раз прогуляться к старику Энгусу, как вдруг в коридоре послышались легкие шаги. Кеннет обернулся — и остолбенел.
Перед ним, держась за стенку, чтобы не упасть, стояла Шатти. Сердце ее неистово колотилось в груди. Со времени их последней встречи прошло лишь несколько дней, а казалось — целая вечность. Что здесь делает Кеннет? Шатти отчаянно хотелось подбежать к любимому, броситься ему на шею, ласково погладить по щеке, припасть к его губам, но она не стронулась с места. Зачем, ну зачем он пришел?
А Кеннет так и пожирал ее глазами. Шатти знала, что изменилась. Краска сошла, и волосы ее, вновь обретшие прежний, благородный каштановый оттенок, были изящно сколоты на затылке черепаховым гребнем. Строгий кашемировый свитер дополняли элегантные бежевые брюки. Эта молодая женщина нисколько не походила на безрассудную официантку, которую Кеннет совсем недавно вытащил из пьяной драки.
Вот только на свитере переливалась перламутровая брошь — его, Кеннета, подарок. Шатти непроизвольно дотронулась до нее пальцами.
— Ты здесь, — прошептала она.
— Я здесь, — подтвердил Кеннет, делая шаг вперед.
При звуке его голоса, грудного и ласкового, в крови тут же забушевало жаркое пламя. Шатти помнила, как в сумасшедшую ночь любви этот ставший таким родным голос нашептывал ей на ухо нежные, упоительно прекрасные слова и словно в бреду повторял ее имя. Она судорожно сглотнула.
— Но тебе же полагается быть в Бретани! Ты должен был улететь еще вчера…
— Я отложил вылет, — невозмутимо пояснил Кеннет. — Решил отпраздновать Рождество в кругу семьи. А ты как поживаешь, Шатти?
— Отлично, — солгала она.
Кеннет сделал еще шаг.
— Ты очень… переменилась. Ты по-прежнему прекрасна, — поспешно добавил он, — но… совсем другая.
Нервным жестом Шатти поправила волосы.
— Мама так возмущалась рыжим цветом, что проще было вернуться к естественному, чем изо дня в день выслушивать упреки.
Кеннет робко потянулся к ее волосам, но тут же, словно обжегшись, отдернул руку.
— Мне так очень нравится, — признался он. — Но и рыжий цвет тебе шел.
— Отчего ты не уехал? — дрожащим голосом поинтересовалась Шатти, входя в комнату и едва не падая на оттоманку: ноги отчего-то отказывались ей служить.
Кеннет присел рядом.
— Просто не смог. Мне необходимо было поговорить с тобой. В тот вечер в кафе мы едва парой слов перемолвились. А нам надо объясниться начистоту.
— В самом деле?
Кеннет кивнул и завладел ее рукой.
— Я познакомился с твоим отцом. У нас была… э-э-э… весьма любопытная беседа.
Щеки молодой женщины заалели от смущения. Зная отца, она легко представила, как все было. Говорил его светлость граф Кэссилис, а от Кеннета требовалось лишь покорно слушать и кивать.
— Воображаю, чего он тебе наговорил. Прости, пожалуйста. Мне страшно жаль. Отец не имел права так с тобой обращаться.
— О нет, чего он мне наговорил, ты даже вообразить не можешь. А хочешь знать, что он сделал? Вручил мне чек — чек на баснословную сумму. Поначалу я подумал, он от меня избавиться пытается. И тут его светлость объявил, что чек — это твое приданое. Похоже, твой отец и впрямь хочет, чтобы ты за меня вышла. И дед с ним согласен.
— Мне выйти за тебя? — задохнулась Шатти.
— Мы с твоим дедом поболтали по душам.
Шатти, он изумительный старикан, просто изумительный!
Словно не слыша его, Шатти вскочила и принялась нервно расхаживать взад-вперед по комнате.
— Они хотят, чтобы я вышла за тебя!
Кеннет серьезно кивнул.
— Кажется, твой отец решил, что, если он разрешит тебе стать моей женой, ты поступишь с точностью до наоборот. А дед твой считает, что я тебе идеально подхожу.
Шатти чувствовала, как на место обиды заступает гнев. Она стиснула кулаки. Итак, за нее снова спланировали все ее будущее — отец, и дед, и даже Кеннет! Вот и с Эдамом все именно так было!
— «Идеально подходишь» — с горечью повторила она. — Подходишь — для чего? Чтобы воспитать из меня покорную жену и любящую мать?
— Шатти, я… — изумленно запротестовал Кеннет.
— Ни слова больше! — негодующе вскричала она. — Я ушам своим не верю! Ты — на их стороне! Они тобою манипулируют, а ты им это позволяешь! Я-то думала, ты — сильнее. Я… я думала, ты не такой.
Лэверок подскочил к ней, ухватил за плечо и развернул лицом к себе.
— Никто мною не манипулирует, так и знай!
Я просто выслушал все, что они имели мне сказать, и сделал собственные выводы, Я пришел сюда потому, что хочу построить для нас с тобою общее будущее. Я пришел сюда потому, что понял: я без тебя и дня прожить не в силах. А когда мужчиной владеют чувства настолько сильные, он обычно предлагает любимой женщине выйти за него замуж. Так ты станешь моей женой, черт подери?
— Что за прочувствованное предложение руки и сердца! — презрительно рассмеялась Шатти. — А мне теперь полагается разрыдаться от умиления и поклясться тебе в вечной любви и верности?
Кеннет извлек из кармана бархатную коробочку, немного повозился с замочком и достал кольцо — бабушкино кольцо с сапфиром!
— Прежде чем ты совсем расчувствуешься, — не без сарказма объявил Лэверок, — позволь мне соблюсти необходимые церемонии. Шатти, я люблю тебя. Я люблю тебя с того самого дня, когда вынес на плече из заведения старика Викмана. И буду любить тебя, пока дышу. Ты выйдешь за меня замуж?
— Где ты взял это кольцо?
— Мне его дал твой отец. Сказал, что тебе оно дорого. Вроде как семейная реликвия. — Кеннет завладел рукой молодой женщины и едва ли не силком надел кольцо ей на палец.
Но Шатти с досадой сдернула его и швырнула в гостя. Кольцо упало на ковер у его ног.
— В жизни своей не слышала такого нелепого предложения руки и сердца. И замуж за тебя я не выйду. Ни сейчас, ни в будущем.
— Знаешь, а ведь именно этого твой отец и добивается. Он сам так сказал: стоит ему одобрить твой выбор, и ты тут же поступишь наперекор. По-моему, манипулируют тут тобою, а не мной.
Молодая женщина убито покачала головой.
— Уходи. Не хочу больше ничего слушать. Я жалею, что вообще тебя встретила.
— Никуда я не уйду, — заявил Лэверок. — Я люблю тебя и знаю, ты меня тоже любишь. Нам суждено быть вместе.