Страница:
Шатти застонала и выпрямилась, отбросив с глаз волосы.
— Я, конечно, тебя совсем не знаю, но ни за что бы не подумала, что ты — чопорная ханжа, — фыркнула она. Ну какой мужчина откажется от красивой девушки, которая предлагает себя безо всяких условий? Шатти спрыгнула на пол. — Раз секс тебя не прельщает, тогда давай работать, — как ни в чем не бывало заявила она и, ухватившись за край одеяла, рывком сдернула его. — А ну, вставай. Мне надо одеться, так что пошел вон из моей каюты!
Приподнявшись на локте, Кеннет расхохотался.
— Ну и кто тут чопорная ханжа? Пару минут назад ты собиралась заняться сексом, а теперь даже одеться в моем присутствии стесняешься!
— Ну хорошо же, — прошипела Шатти, решительно берясь за подол футболки. — В конце концов ничего принципиально нового ты не увидишь, верно?
Одним прыжком Кеннет соскочил с койки, обнял девушку за талию и притянул к себе.
— В рискованные игры ты играешь, — предупредил он.
— А что, если риск мне по душе? — поддразнила Шатти.
Кеннет оглядел девушку с ног до головы. И взгляд его полыхнул гневом.
— Кто ты? — властно спросил он, сжав ее лицо ладонями.
— Кем захочешь, тем и буду, — проворковала она.
— Я хочу знать, кто ты на самом деле, — резко бросил Кеннет. — Я не стану заниматься любовью с девушкой без имени.
Он опустил руки, стремительно развернулся на пятках и вышел из каюты, хлопнув дверью.
Шатти глубоко вдохнула: до сих пор она и не сознавала, что задерживает дыхание. Словно в трансе девушка опустилась на край койки и прижала ладонь к груди. Сердце билось так неистово, словно норовило выскочить из груди.
Сбежав из родительского дома, Шатти пообещала себе, что отныне заживет так, как ей хочется, и каждый день станет для нее увлекательным приключением. Однако перспектива заняться любовью с Кеннетом Лэвероком при всей ее соблазнительности наводила на неизбежную мысль о том, что будет дальше.
Она вовсе не собиралась отрицать, что ее отчаянно влечет к мужественному спасителю. Кроме того, очень хотелось испытать, каково это — безоглядно ринуться в омут страсти. Да, любовная игра сулит им обоим неизъяснимые восторги… Но Шатти интуитивно чувствовала, что не удовольствуется одной или двумя ночами. Кеннет — из тех мужчин, которых из головы так просто не выбросишь. Но она была не готова рискнуть своим будущим счастьем ради случайно встреченного человека.
Кроме того, деньги. Что произойдет, когда Кеннет узнает про ее баснословное состояние?
Хотя большинство людей на этой планете верят, что счастье покупается за золото, Шатти так не считала. Деньги не сделали ее счастливой. Все смотрели на нее по-особому, потому что она — мисс Шарлотта Арран Кэссилис. Какова она на самом деле, что она за человек, никого не волновало. Люди видели только банковский счет…
А вот Кеннет Лэверок никогда не увидит в ней наследницу миллионного состояния и титула. Никогда не узнает, сколько она стоит в денежном эквиваленте. Этот аспект своей биографии она от него скроет. Та Шатти, которую он вытащил из драки в заведении старика Викмана, и есть настоящая Шатти. Она пробудет с Кеннетом столько, сколько захочет, а затем отправится дальше своим путем. Но пока она здесь, проживет свою жизнь так, как ей хочется, насладится всеми мыслимыми и немыслимыми радостями, сполна испытает то, что посылает судьба… включая удовольствие целоваться с Кеннетом Лэвероком.
Глава 4
— Я, конечно, тебя совсем не знаю, но ни за что бы не подумала, что ты — чопорная ханжа, — фыркнула она. Ну какой мужчина откажется от красивой девушки, которая предлагает себя безо всяких условий? Шатти спрыгнула на пол. — Раз секс тебя не прельщает, тогда давай работать, — как ни в чем не бывало заявила она и, ухватившись за край одеяла, рывком сдернула его. — А ну, вставай. Мне надо одеться, так что пошел вон из моей каюты!
Приподнявшись на локте, Кеннет расхохотался.
— Ну и кто тут чопорная ханжа? Пару минут назад ты собиралась заняться сексом, а теперь даже одеться в моем присутствии стесняешься!
— Ну хорошо же, — прошипела Шатти, решительно берясь за подол футболки. — В конце концов ничего принципиально нового ты не увидишь, верно?
Одним прыжком Кеннет соскочил с койки, обнял девушку за талию и притянул к себе.
— В рискованные игры ты играешь, — предупредил он.
— А что, если риск мне по душе? — поддразнила Шатти.
Кеннет оглядел девушку с ног до головы. И взгляд его полыхнул гневом.
— Кто ты? — властно спросил он, сжав ее лицо ладонями.
— Кем захочешь, тем и буду, — проворковала она.
— Я хочу знать, кто ты на самом деле, — резко бросил Кеннет. — Я не стану заниматься любовью с девушкой без имени.
Он опустил руки, стремительно развернулся на пятках и вышел из каюты, хлопнув дверью.
Шатти глубоко вдохнула: до сих пор она и не сознавала, что задерживает дыхание. Словно в трансе девушка опустилась на край койки и прижала ладонь к груди. Сердце билось так неистово, словно норовило выскочить из груди.
Сбежав из родительского дома, Шатти пообещала себе, что отныне заживет так, как ей хочется, и каждый день станет для нее увлекательным приключением. Однако перспектива заняться любовью с Кеннетом Лэвероком при всей ее соблазнительности наводила на неизбежную мысль о том, что будет дальше.
Она вовсе не собиралась отрицать, что ее отчаянно влечет к мужественному спасителю. Кроме того, очень хотелось испытать, каково это — безоглядно ринуться в омут страсти. Да, любовная игра сулит им обоим неизъяснимые восторги… Но Шатти интуитивно чувствовала, что не удовольствуется одной или двумя ночами. Кеннет — из тех мужчин, которых из головы так просто не выбросишь. Но она была не готова рискнуть своим будущим счастьем ради случайно встреченного человека.
Кроме того, деньги. Что произойдет, когда Кеннет узнает про ее баснословное состояние?
Хотя большинство людей на этой планете верят, что счастье покупается за золото, Шатти так не считала. Деньги не сделали ее счастливой. Все смотрели на нее по-особому, потому что она — мисс Шарлотта Арран Кэссилис. Какова она на самом деле, что она за человек, никого не волновало. Люди видели только банковский счет…
А вот Кеннет Лэверок никогда не увидит в ней наследницу миллионного состояния и титула. Никогда не узнает, сколько она стоит в денежном эквиваленте. Этот аспект своей биографии она от него скроет. Та Шатти, которую он вытащил из драки в заведении старика Викмана, и есть настоящая Шатти. Она пробудет с Кеннетом столько, сколько захочет, а затем отправится дальше своим путем. Но пока она здесь, проживет свою жизнь так, как ей хочется, насладится всеми мыслимыми и немыслимыми радостями, сполна испытает то, что посылает судьба… включая удовольствие целоваться с Кеннетом Лэвероком.
Глава 4
Устроившись за столиком в салоне «Морского ястреба», Кеннет пытался сосредоточиться на своей книге. Все утро он правил очередную главу, вычеркивал отдельные фразы, заново переписывал абзацы, однако, на его придирчивый взгляд, лучше текст не становился. Что ему позарез надо было, так это взять интервью у дочери капитана, пропавшего без вести в море два года назад. Но молодая женщина упрямо отказывалась с ним встретиться — не о чем ей говорить, дескать, «с писаками разными, да газетными пронырами».
Кеннет поднял взгляд на ассистентку. Устроившись на краешке дивана, Шатти, мурлыча себе под нос, перепечатывала отредактированную предыдущую главу.
За последние несколько дней, после исполненного страсти утреннего эпизода напряженность между молодыми людьми заметно усилилась. Ничего неприятного в этой натянутости не было, ведь вызвана она была не досадой, не раздражением и не гневом, а лишь предвкушением: скоро ли повторится однажды пережитое, скоро ли они позволят себе вновь потерять голову? И хотя с тех пор Шатти и ее наниматель не обменялись ни единым поцелуем, отношения их деловым сотрудничеством отнюдь не исчерпывались.
То и дело в ходе совместной работы Шатти оборачивалась к своему работодателю и словно невзначай дотрагивалась до его руки, до локтя, до плеча. Тогда на краткую долю мгновения на Кеннета вновь накатывало необоримое желание, как в ту незабываемую минуту, когда он держал девушку в объятиях. Но иллюзия тут же развеивалась, и он не мог взять в толк, отчего случайное, ровным счетом ничего не значащее прикосновение вызывает в нем такую бурю чувств.
Кто эта девушка? Откуда пришла? От кого скрывается? Снова и снова Кеннет пытался разгадать тайну Шатти Арран, прокручивая в голове всевозможные сценарии. И невзирая на все свои сомнения и опасения, по-прежнему предавался самым дерзким фантазиям. Ночами, не смыкая глаз, он представлял, как Шатти мирно засыпает в его объятиях, под новым пуховым одеялом, в безопасности каюты… Рыжие волосы рассыпаются по подушке, точно золотые нити, а кожа такая шелковистая и теплая… Мысленно он неспешно ласкал ее соблазнительное тело… и с трудом сдерживался, чтобы не встать и не броситься со всех ног в ее каюту.
— Очень хорошо, — вполголоса отметила девушка, и Кеннет мгновенно очнулся от грез.
— Что? — переспросил он, со стыдом поняв, что жадно разглядывает изящные лодыжки ассистентки.
— Хорошая глава, — пояснила Шатти, встряхнув стопкой листов.
— Но — что? — По опыту Кеннет знал: сейчас последует очередное «но».
Шатти обладала безупречным вкусом в том, что касалось языка и стиля. Ее взгляд прирожденного литературного критика бдительно отслеживал любую погрешность. Что за первоклассный редактор из нее получится, если Шатти когда-нибудь надумает сменить род деятельности и откажется от «карьеры» официантки!
Структуру языка она изучила в совершенстве. Орфография, пунктуация и грамматика тоже были у нее на высоте. Ясная, кристально прозрачная, энергичная художественная проза — вот к чему она стремилась сама и ненавязчиво направляла Кеннета. С каждым днем автор все больше ценил свою помощницу.
— Никаких «но», — усмехнулась Шатти.
— У тебя без «но» не обходится, — возразил Кеннет.
— Ну ладно, — смилостивилась девушка. — Глава хорошая… но стала бы лучше, если бы ты рассмотрел вопрос еще и с точки зрения женщин. У моряков по большей части есть жены, дочери, сестры… Наверняка и у того пропавшего без вести капитана остались дети…
Кеннет сдержанно улыбнулся. Иногда ему казалось, что Шатти без труда читает его мысли.
Именно женского восприятия проблем его книге и недоставало. Но до чего же досадно, что ассистентка с первого прочтения поняла то, над чем он ломает голову многие месяцы!
— Я пытался взять интервью у осиротевшей дочери, но она отказывается говорить со мной.
— Хочешь, я попробую к ней подступиться? — предложила Шатти. — Может быть, с женщиной она разоткровенничается? Кроме того, я знаю многих местных рыбачек: в паб кто только не заглядывает! Могу проинтервьюировать и их.
Еще более раздосадованный, Кеннет отодвинулся от стола, но злила его отнюдь не лицеприятность критического разбора. Пока Шатти объясняла ему сильные и слабые стороны написанной главы, сам он думал только об одном: все бы отдал, лишь бы обнять девушку, прижать к себе, зацеловать до потери сознания! В губы, в шею, в плечо… пока она не застонет, не прильнет к нему, не примется отвечать на ласку…
— Пойду-ка я пройдусь, — объявил он. — Надо бы проветриться.
Шатти тотчас же вскочила.
— Я с тобой. А то весь день в четырех стенах сижу, умереть можно!
И хотя Кеннету на самом деле хотелось побыть одному, избавиться от нее возможным не представлялось. Уж если Шатти Арран вбила себе что-то в голову, она своего добьется. И за несколько дней совместного житья Кеннет на горьком опыте убедился: лучше промолчать, нежели затевать спор.
Девушка натянула сапоги, набросила куртку и поднялась на палубу. Кеннет поспешил следом, первым спрыгнул на пирс и подал спутнице руку. Но Шатти уперлась ладонями в его плечи, и Кеннет, обхватив за талию, легко, как пушинку, перенес ее со шхуны на твердую землю. Мгновение словно остановилось: оба застыли неподвижно, неотрывно глядя друг на друга.
Кеннет по-прежнему обнимал ее за талию.
Нагнуться и поцеловать ее в губы — что может быть проще? Насладиться отрадной сладостью — и тут же отстраниться. Но Кеннет знал: одним поцелуем дело не кончится. Последний его опыт по этой части доказал, что ему необходимо большее, а Шатти отказывать не станет.
Молодой человек криво улыбнулся и убрал руки.
— Пойдем, — бросил он.
Шатти бодро закивала и как ни в чем не бывало взяла его под локоть.
С наступлением холодов прибрежный Арброт словно вымирал. Этот городок, шумный и суматошный летом, в декабре дышал миром и безмятежным покоем. Рыболовецкие суда ушли на зимний промысел, отели и коттеджи для курортников закрылись до весны, прогулочные яхты, что некогда гордо качались на волнах, теперь сохли на берегу.
Таким Арброт нравился Кеннету куда больше. Вечерами молодой человек частенько прогуливался по набережной и по кривым мощеным улочкам города, вспоминая детство. Здесь Кеннет Лэверок родился и вырос, к этому миру принадлежала его душа, пусть даже дорога его пролегала в иных краях.
Молодые люди неспешно шли мимо прибрежных ресторанчиков, магазинчиков, лавок и пивных. Каждый столб, каждое дерево переливались огнями многоцветных гирлянд, каждая витрина была красиво убрана в преддверии Рождества. Шатти запрокинула голову, подставляя лицо ветру и свету. В волосах ее и ресницах запутались снежинки. Кеннет завороженно любовался ею, будучи уверен на все сто: девушки красивее он в жизни не встречал.
— Обожаю Рождество, — задумчиво произнесла Шатти. — Это мой самый любимый праздник.
— А почему? — не веря своей удаче, осторожно спросил Кеннет.
— Наверное, все дело в магии, — промолвила девушка. — В детстве я, бывало, просыпалась поутру, бежала вниз, в гостиную. А там уже стояла огромная роскошная елка, полностью украшенная, с гирляндами, с блестящими игрушками ручной работы, с мишурой. Вчера еще ее не было, а за ночь словно по волшебству появилась! А под ней — подарки, все до одного завернуты в яркие переливчатые обертки и с роскошными бантами! То-то у меня сердце стучало!
— Знаешь, — усмехнулся Кеннет, — ты ведь впервые за время нашего знакомства упомянула о своем детстве. Я уж начал думать, что ты вообще не была ребенком. Так и родилась на свет взрослой умницей-красавицей.
Рассмеявшись, Шатти шутливо ткнула его кулаком в плечо.
— Конечно же детство у меня было, а как же!
И самое что ни на есть расчудесное!
— Так когда же все изменилось?
— Изменилось?
Кеннет помолчал, тщательно подбирая слова, чтобы, не дай Боже, не вспугнуть девушку и по возможности узнать о ней больше.
— Ты как-то упомянула, что с семьей совсем не общаешься. Я так понял, что вы поссорились.
А почему?
— Да пустяки, — пожала плечами Шатти и озабоченно подняла взгляд к небу. — Кажется, буран приближается. — Девушка вдохнула поглубже. — Снегом пахнет.
Еще один квартал они прошли молча. Кеннет угрюмо смотрел себе под ноги и злился на себя. Но вот что-то привлекло внимание девушки в витрине одной из лавок. Она ухватила своего спутника за руку и потянула за собой.
— Ты только погляди! — возбужденно воскликнула она, указывая на стекло, за которым высились горы коробок с рождественскими гирляндами и украшениями. — Давай купим для шхуны!
Кеннет покачал головой.
— Да я Рождество не особо отмечаю.
— Но это же так здорово! Вроде как ночью в Венеции. Помню, как-то под Рождество мы с родителями были в… — Девушка вовремя прикусила язычок. — Ну да ты наверняка знаешь, о чем я: когда корабли украшают лампочками, а потом устраивают парад на воде.
Кеннет вскинул глаза и успел-таки заметить, что по лицу девушки скользнула тень тревоги — как если бы она невзначай проболталась о чем-то важном и теперь охотно взяла бы свои слова назад. Ночь в Венеции? В туманной Шотландии корабли лампочками не украшают. Да и в Англии тоже. Вот разве что на курортах Америки, во Флориде, например, или, скажем, в Италии… Венеция, значит?
— Я не уверен, что останусь здесь на Рождество, — небрежно бросил Кеннет.
Изумрудно-зеленые глаза изумленно расширились.
— А где же ты будешь?
— Сам не знаю, — пожал плечами Кеннет. — Книгу я к тому времени закончу. Может, поживу недельку в Эдинбурге, сестер навещу, или, может, в Лондон махну. А ты чем займешься?
Девушка повернулась к витрине и прижала ладони к обледеневшему стеклу.
— Я думала, что все еще буду на тебя работать. Книгу тебе ведь сдавать только в январе. И я надеялась, что после этого… — Шатти грустно улыбнулась. — Пустяки. Конечно, Рождество надо встречать в кругу семьи.
Кеннет с трудом поборол искушение развернуть собеседницу лицом к себе и основательно встряхнуть за плечи. Он-то считал само собою разумеющимся, что Шатти понимает: ее нынешняя работа — краткосрочная, на несколько недель от силы. Не надеется же она стать его постоянной ассистенткой? Или надеется?
— Очень может быть, что я никуда и не уеду, — утешающе промолвил он. — Семья у меня Рождество не празднует. Вот и я не привык… И кто знает, возможно, к тому времени я книгу и впрямь еще не закончу.
— А мне казалось, Рождество празднуют все.
— Все, кроме Лэвероков. Когда я был маленьким, на Рождество отец домой не возвращался: с приходом холодов он вербовался на рыболовецкое судно и уходил на зимний лов едва ли не до весны. А в Санта-Клауса мы не верили — уж слишком были бедны. Моя сестра Минвана — она у нас старшая — водила нас к торжественной мессе, а когда мы возвращались домой, каждого ждал один-единственный завернутый в обычную бумагу подарок. Но когда мы повзрослели, от Рождества как-то отказались. Интерес пропал, что ли?
— А как же твоя мама? — удивилась Шатти. — Она вам разве ничего не дарила? Не рассказывала рождественских притч? Не делала пудингов?
— Да маму-то я толком и не помню… — Кеннет помолчал, пытаясь воскресить в памяти хотя бы малейшую подробность. — Линн Лэверок…
Она бросила нас, когда мне и пяти не исполнилось. Смутно припоминаю, что однажды мы вроде как и впрямь наряжали елку. На ветках качались бантики, снежинки всякие, а на верхушке восседал огромный фарфоровый ангел. А может, я просто все выдумал…
— Так почему бы тебе не обновить запас воспоминаний? — предложила Шатти. — Можно испечь рождественских печений. Купить кассеты с рождественскими гимнами. Это все быстренько создаст нужное настроение, ручаюсь тебе!
— Не думаю, — покачал головой Кеннет. — Но послушай-ка, если ты любишь встречать Рождество в семье, почему бы тебе не съездить домой? Я могу тебе денег ссудить. И даже помочь с билетом.
— Нет. Не могу, — тяжко вздохнула Шатти. — И дело вовсе не в деньгах. Я просто… не могу. — И, подняв глаза, произнесла:
— Я тебе ужасно сочувствую… из-за мамы.
— Ты уж извини, что я такой дядюшка Скрудж, — в свою очередь посетовал Кеннет.
— Ах, позвольте мне вам не поверить, мистер Лэверок, — лукаво улыбнулась девушка. — Я вас перевоспитаю. Хотите пари? К двадцать пятому числу сего месяца вы будете самозабвенно распевать: «О-о-омелы ве-енок!..» — и собственноручно повесите на дверь хорошенький красненький носочек с заштопанной пяткой.
Расхохотавшись, Кеннет нагнулся, зачерпнул пригоршню снега, неспешно слепил комок и, примериваясь, подкинул на ладони. Изумрудно-зеленые глаза Шатти расширились, на губах заиграла озорная улыбка.
— Знаком ли тебе термин «прямое попадание»? — зловеще осведомился он.
— Знакомо ли тебе словосочетание «несбыточные надежды»? — с ангельской улыбкой ответила Шатти и, показав «нос», бросилась бежать, поскальзываясь на тонком льду.
Кеннет прицелился. Снаряд взвился в воздух и пришелся жертве точнехонько в плечо.
Пронзительно взвизгнув, девушка укрылась за углом дома.
Он медленно двинулся вперед, отлично зная, что Шатти затаилась в засаде, вооружившись снежком. Пожалуй, лучшая тактика — это застать противника врасплох. Кеннет досчитал до тридцати, набрал в грудь побольше воздуха, завернул за угол — и завопил во всю мощь своих легких.
От испуга Шатти едва устояла на ногах. Она вздрогнула, завизжала, инстинктивно прижала руки к лицу, забыв о снежке, который держала.
Кеннет обхватил ее за талию и оглушительно захохотал, глядя, как по щекам ее сбегают ручейки талого снега. Но вот он заглянул в глаза девушки, и смех его разом оборвался.
С глухим стоном Кеннет припал к ее губам. А Шатти и не подумала его отталкивать. Языки их тут же сплелись, сначала нерешительно, а потом — с жадным исступлением, точно эти двое истосковались по вкусу друг друга. Кеннет притиснул девушку к кирпичной стене и уперся ладонями в обледеневшую кладку по обе стороны от ее головы.
— У тебя лицо мокрое, — прошептал он, усмехаясь. — И еще ты холодная как ледышка.
Охнув, Шатти подняла было руку, чтобы стереть водяные разводы, но Кеннет завладел ее кистью и осторожно отвел в сторону. И принялся губами и языком осушать капли на влажных щеках, исследуя столь оригинальным и волнующим способом ее невообразимо прекрасное лицо. О своем решении соблюдать дистанцию он напрочь забыл: неодолимое желание подчинило его себе целиком и полностью.
Охотно подставляя лицо жадным губам Кеннета, Шатти нащупала застежку его куртки и, расстегнув молнию, просунула ладони внутрь и уперлась ему в грудь. А затем принялась расстегивать пуговицы рубашки — неспешно, одну за другой. Вот пальцы девушки игриво пробежались по его разгоряченной коже — и Кеннет глухо застонал. Ни одна женщина никогда не волновала его так, как Шатти Арран. Стоило ей лишь взглянуть на него, улыбнуться, назвать по имени, случайно задеть локтем — и кровь у него вскипала, а в голове оставалось место лишь для одной мысли, как овладеть красавицей.
Кеннет не понимал, где они находятся, не замечал ни прохожих, ни холодного ветра, пробирающего до костей. Молодые люди словно остались одни в целом мире и остановиться уже не могли. Лэверок наклонился совсем близко и теснее сдвинул бедра.
Девушка пошевелилась, и желание пронзило его, точно удар электрического тока.
— Зачем ты это делаешь? — прошептал он, упиваясь сладостью ее губ.
— Мне нравится тебя мучить, — проворковала Шатти.
Она зажала зубами его нижнюю губу и слегка прикусила ее — не больно, просто чтобы показать, кто здесь главный.
— Да уж, вижу. И способов у тебя немало.
Шатти кокетливо улыбнулась — и лизнула укушенное место.
— А разве ты не рад, что меня нанял? Я работаю не покладая рук, стараясь стать незаменимой…
Тишину прорезал пронзительный свист, а вслед за ним — возмущенный крик:
— Эй, парень, а ну прочь с дороги!
Шатти опасливо выглянула из-за плеча Кеннета. Четверо дюжих подгулявших парней пошатываясь дошли до поворота и исчезли за углом.
Откуда донесся обрывок разухабистой песни.
— Пойдем-ка и мы, а то нас, чего доброго, арестуют.
— Мы не делаем ничего противозаконного, — возразил Кеннет, целуя девушку в шею. А так ли это? Проблема в том, что ему вдруг стало все равно.
— Пока еще нет, — согласилась Шатти и пританцовывая отошла на шаг. — Но не гарантирую, что дальнейшее развитие событий не сочтут преступлением против морали и общества.
Кажется, это называется «непристойным поведением в публичном месте».
Кеннет поспешил вслед за девушкой, уворачиваясь от снежков, что та успевала скатывать и швырять на бегу. Лэвероку некстати вспомнился тот вечер, когда он впервые увидел Шатти в заведении старика Викмана, и с таким трудом принятое решение вытащить девушку из пьяной драки. Тогда молодой человек был уверен, что этот благородный поступок обойдется ему недешево. Теперь, оказавшись во власти чар неотразимой Шатти Арран, Кеннет понимал, что не ошибся.
Притом, что он по-прежнему, не знал о своей помощнице ровным счетом ничего, притом, что Шатти оставалась для него «девушкой без прошлого», Кеннет Лэверок утратил всякую способность противиться ее колдовскому обаянию.
Внутренний голос требовал: избавься от нее, пока не поздно, положись на врожденный инстинкт. Но если на одной чаше весов лежали доводы здравого смысла, то на другой — непреодолимое влечение к девушке.
И теперь он начинал думать, что, возможно, истинным несчастьем в его жизни было бы никогда не встретить Шатти Арран.
Шхуна плавно покачивалась на якоре. Снаружи завывал декабрьский ветер, внутри царила тишина. Шатти посмотрела сквозь иллюминатор: сколько снега на корме намело! Кеннет спозаранку укатил в Глазго на какое-то телеинтервью. И хотя он оставил ей целый список «ценных указаний», за работу Шатти еще не принималась, нервно расхаживая по салону туда-сюда.
Она так привыкла к обществу Кеннета, что без него уже не ощущала себя в безопасности.
Вчера, когда после прогулки молодые люди вернулись на шхуну и вошли в салон, воспоминание об интимных ласках, которыми они обменивались на улице, вдруг обрело грозную, осязаемую отчетливость. Озорной поцелуй среди сугробов — это одно дело, но необузданная, грозящая вырваться за рамки страсть в уединении салона — совсем другое. Того и гляди между ними все изменится безвозвратно.
Поначалу Шатти казалось, что ночь-другая страсти — все, что ей сейчас нужно', всего лишь следующий шаг в ее поисках приключений и неизведанных, волнующих переживаний. Но тогда Кеннет Лэверок был для нее всего лишь пригожим молодым мужчиной с потрясающе сексапильным телом. А теперь… теперь он стал тем единственным, кто способен заставить ее забыть и о себе, и о той новой жизни, которую она вознамерилась вести.
В такого мужчину, как Кеннет, влюбиться — пара пустяков. Он надежный, целеустремленный, талантливый, при этом твердо стоит на земле и знает, кто он такой и зачем пришел в этот мир. Он строит свою жизнь, полагаясь на собственные силы, а не на фамильное состояние или влиятельные связи. Он ни от кого не зависит… и с каждым днем Шатти влекло к нему все сильнее.
Девушка мысленно застонала, вновь выглянула в иллюминатор. Кеннет обещал вернуться еще до ланча. Они собирались прокатиться на местный завод по переработке рыбы и расспросить тамошний народ о ценах, об уровне жизни и обо всем таком прочем. Шатти посоветовала своему нанимателю добавить экономический аспект в седьмую главу, и Кеннет нашел эту идею весьма заманчивой…
— Ну ладно, — буркнула Шатти. — Мне скучно.
А когда мне скучно, я становлюсь невменяемой.
От нечего делать она изучила ряды книг на полке. Затем заглянула в душевую, открыла стенной Шкафчик, извлекла из него бритву, затем лосьон после бритья, основательно изучила и то, и другое, как если бы эти предметы могли подробнее рассказать девушке о характере ее босса. Потом убрала вещи обратно в шкафчик и отправилась в каюту Кеннета.
Она знала, что поступает дурно: нехорошо рыться в чужих вещах и совать нос в чужую личную жизнь! Ведь сама она столь же ревниво оберегает свои тайны от посторонних, а Кеннет ведет себя как джентльмен и допытывается о ее прошлом. Но кому повредит ее любопытство?
Если Кеннет не застанет ее на месте преступления — значит, ничего не узнает, а стало быть, и не обидится.
Шатти напряженно прислушалась, не раздадутся ли на палубе знакомые шаги. Затем, успокоившись, выдвинула ящик стола. С улыбкой извлекла на свет грубой работы свирель и тихонько подула в нее, гадая, умеет ли Кеннет на ней играть или это чей-то памятный подарок, не более. А еще в ящике обнаружилась упаковка презервативов. Девушка заглянула в нее: трех штук недоставало. При мысли о незнакомых ей женщинах, с которыми Кеннет, надо думать, занимался любовью, Шатти ни с того ни с сего ощутила болезненный укол ревности. Чека в ящике не нашлось, так что выяснить, как давно Лэверок встречался со своими дамами, не удалось.
Помимо вышеперечисленного в ящике обнаружилась упаковка аспирина, использованные билеты в кино, старые водительские права, ластик, брелок в форме красного дракончика и штук сто карандашей и ручек. Шатти вздохнула, задвинула ящик и переключила внимание на книжные полки. Вот теперь ее и упрекнуть не в чем: полки — это «открытый доступ». Раз уж она временно обосновалась на шхуне, поискать себе что-нибудь почитать на ночь — дело вполне естественное.
Шатти сняла с полки толстую тетрадь «на пружинках» и в кожаной обложке и, устроившись поудобнее на кровати, раскрыла ее на первой попавшейся странице. Она тотчас же узнала чуть наклонный, с завитушками, почерк Кеннета. Сначала девушка решила, что это дневник, и, поспешно захлопнув тетрадку, водворила на место. Но любопытство оказалось сильнее ее.
Кеннет поднял взгляд на ассистентку. Устроившись на краешке дивана, Шатти, мурлыча себе под нос, перепечатывала отредактированную предыдущую главу.
За последние несколько дней, после исполненного страсти утреннего эпизода напряженность между молодыми людьми заметно усилилась. Ничего неприятного в этой натянутости не было, ведь вызвана она была не досадой, не раздражением и не гневом, а лишь предвкушением: скоро ли повторится однажды пережитое, скоро ли они позволят себе вновь потерять голову? И хотя с тех пор Шатти и ее наниматель не обменялись ни единым поцелуем, отношения их деловым сотрудничеством отнюдь не исчерпывались.
То и дело в ходе совместной работы Шатти оборачивалась к своему работодателю и словно невзначай дотрагивалась до его руки, до локтя, до плеча. Тогда на краткую долю мгновения на Кеннета вновь накатывало необоримое желание, как в ту незабываемую минуту, когда он держал девушку в объятиях. Но иллюзия тут же развеивалась, и он не мог взять в толк, отчего случайное, ровным счетом ничего не значащее прикосновение вызывает в нем такую бурю чувств.
Кто эта девушка? Откуда пришла? От кого скрывается? Снова и снова Кеннет пытался разгадать тайну Шатти Арран, прокручивая в голове всевозможные сценарии. И невзирая на все свои сомнения и опасения, по-прежнему предавался самым дерзким фантазиям. Ночами, не смыкая глаз, он представлял, как Шатти мирно засыпает в его объятиях, под новым пуховым одеялом, в безопасности каюты… Рыжие волосы рассыпаются по подушке, точно золотые нити, а кожа такая шелковистая и теплая… Мысленно он неспешно ласкал ее соблазнительное тело… и с трудом сдерживался, чтобы не встать и не броситься со всех ног в ее каюту.
— Очень хорошо, — вполголоса отметила девушка, и Кеннет мгновенно очнулся от грез.
— Что? — переспросил он, со стыдом поняв, что жадно разглядывает изящные лодыжки ассистентки.
— Хорошая глава, — пояснила Шатти, встряхнув стопкой листов.
— Но — что? — По опыту Кеннет знал: сейчас последует очередное «но».
Шатти обладала безупречным вкусом в том, что касалось языка и стиля. Ее взгляд прирожденного литературного критика бдительно отслеживал любую погрешность. Что за первоклассный редактор из нее получится, если Шатти когда-нибудь надумает сменить род деятельности и откажется от «карьеры» официантки!
Структуру языка она изучила в совершенстве. Орфография, пунктуация и грамматика тоже были у нее на высоте. Ясная, кристально прозрачная, энергичная художественная проза — вот к чему она стремилась сама и ненавязчиво направляла Кеннета. С каждым днем автор все больше ценил свою помощницу.
— Никаких «но», — усмехнулась Шатти.
— У тебя без «но» не обходится, — возразил Кеннет.
— Ну ладно, — смилостивилась девушка. — Глава хорошая… но стала бы лучше, если бы ты рассмотрел вопрос еще и с точки зрения женщин. У моряков по большей части есть жены, дочери, сестры… Наверняка и у того пропавшего без вести капитана остались дети…
Кеннет сдержанно улыбнулся. Иногда ему казалось, что Шатти без труда читает его мысли.
Именно женского восприятия проблем его книге и недоставало. Но до чего же досадно, что ассистентка с первого прочтения поняла то, над чем он ломает голову многие месяцы!
— Я пытался взять интервью у осиротевшей дочери, но она отказывается говорить со мной.
— Хочешь, я попробую к ней подступиться? — предложила Шатти. — Может быть, с женщиной она разоткровенничается? Кроме того, я знаю многих местных рыбачек: в паб кто только не заглядывает! Могу проинтервьюировать и их.
Еще более раздосадованный, Кеннет отодвинулся от стола, но злила его отнюдь не лицеприятность критического разбора. Пока Шатти объясняла ему сильные и слабые стороны написанной главы, сам он думал только об одном: все бы отдал, лишь бы обнять девушку, прижать к себе, зацеловать до потери сознания! В губы, в шею, в плечо… пока она не застонет, не прильнет к нему, не примется отвечать на ласку…
— Пойду-ка я пройдусь, — объявил он. — Надо бы проветриться.
Шатти тотчас же вскочила.
— Я с тобой. А то весь день в четырех стенах сижу, умереть можно!
И хотя Кеннету на самом деле хотелось побыть одному, избавиться от нее возможным не представлялось. Уж если Шатти Арран вбила себе что-то в голову, она своего добьется. И за несколько дней совместного житья Кеннет на горьком опыте убедился: лучше промолчать, нежели затевать спор.
Девушка натянула сапоги, набросила куртку и поднялась на палубу. Кеннет поспешил следом, первым спрыгнул на пирс и подал спутнице руку. Но Шатти уперлась ладонями в его плечи, и Кеннет, обхватив за талию, легко, как пушинку, перенес ее со шхуны на твердую землю. Мгновение словно остановилось: оба застыли неподвижно, неотрывно глядя друг на друга.
Кеннет по-прежнему обнимал ее за талию.
Нагнуться и поцеловать ее в губы — что может быть проще? Насладиться отрадной сладостью — и тут же отстраниться. Но Кеннет знал: одним поцелуем дело не кончится. Последний его опыт по этой части доказал, что ему необходимо большее, а Шатти отказывать не станет.
Молодой человек криво улыбнулся и убрал руки.
— Пойдем, — бросил он.
Шатти бодро закивала и как ни в чем не бывало взяла его под локоть.
С наступлением холодов прибрежный Арброт словно вымирал. Этот городок, шумный и суматошный летом, в декабре дышал миром и безмятежным покоем. Рыболовецкие суда ушли на зимний промысел, отели и коттеджи для курортников закрылись до весны, прогулочные яхты, что некогда гордо качались на волнах, теперь сохли на берегу.
Таким Арброт нравился Кеннету куда больше. Вечерами молодой человек частенько прогуливался по набережной и по кривым мощеным улочкам города, вспоминая детство. Здесь Кеннет Лэверок родился и вырос, к этому миру принадлежала его душа, пусть даже дорога его пролегала в иных краях.
Молодые люди неспешно шли мимо прибрежных ресторанчиков, магазинчиков, лавок и пивных. Каждый столб, каждое дерево переливались огнями многоцветных гирлянд, каждая витрина была красиво убрана в преддверии Рождества. Шатти запрокинула голову, подставляя лицо ветру и свету. В волосах ее и ресницах запутались снежинки. Кеннет завороженно любовался ею, будучи уверен на все сто: девушки красивее он в жизни не встречал.
— Обожаю Рождество, — задумчиво произнесла Шатти. — Это мой самый любимый праздник.
— А почему? — не веря своей удаче, осторожно спросил Кеннет.
— Наверное, все дело в магии, — промолвила девушка. — В детстве я, бывало, просыпалась поутру, бежала вниз, в гостиную. А там уже стояла огромная роскошная елка, полностью украшенная, с гирляндами, с блестящими игрушками ручной работы, с мишурой. Вчера еще ее не было, а за ночь словно по волшебству появилась! А под ней — подарки, все до одного завернуты в яркие переливчатые обертки и с роскошными бантами! То-то у меня сердце стучало!
— Знаешь, — усмехнулся Кеннет, — ты ведь впервые за время нашего знакомства упомянула о своем детстве. Я уж начал думать, что ты вообще не была ребенком. Так и родилась на свет взрослой умницей-красавицей.
Рассмеявшись, Шатти шутливо ткнула его кулаком в плечо.
— Конечно же детство у меня было, а как же!
И самое что ни на есть расчудесное!
— Так когда же все изменилось?
— Изменилось?
Кеннет помолчал, тщательно подбирая слова, чтобы, не дай Боже, не вспугнуть девушку и по возможности узнать о ней больше.
— Ты как-то упомянула, что с семьей совсем не общаешься. Я так понял, что вы поссорились.
А почему?
— Да пустяки, — пожала плечами Шатти и озабоченно подняла взгляд к небу. — Кажется, буран приближается. — Девушка вдохнула поглубже. — Снегом пахнет.
Еще один квартал они прошли молча. Кеннет угрюмо смотрел себе под ноги и злился на себя. Но вот что-то привлекло внимание девушки в витрине одной из лавок. Она ухватила своего спутника за руку и потянула за собой.
— Ты только погляди! — возбужденно воскликнула она, указывая на стекло, за которым высились горы коробок с рождественскими гирляндами и украшениями. — Давай купим для шхуны!
Кеннет покачал головой.
— Да я Рождество не особо отмечаю.
— Но это же так здорово! Вроде как ночью в Венеции. Помню, как-то под Рождество мы с родителями были в… — Девушка вовремя прикусила язычок. — Ну да ты наверняка знаешь, о чем я: когда корабли украшают лампочками, а потом устраивают парад на воде.
Кеннет вскинул глаза и успел-таки заметить, что по лицу девушки скользнула тень тревоги — как если бы она невзначай проболталась о чем-то важном и теперь охотно взяла бы свои слова назад. Ночь в Венеции? В туманной Шотландии корабли лампочками не украшают. Да и в Англии тоже. Вот разве что на курортах Америки, во Флориде, например, или, скажем, в Италии… Венеция, значит?
— Я не уверен, что останусь здесь на Рождество, — небрежно бросил Кеннет.
Изумрудно-зеленые глаза изумленно расширились.
— А где же ты будешь?
— Сам не знаю, — пожал плечами Кеннет. — Книгу я к тому времени закончу. Может, поживу недельку в Эдинбурге, сестер навещу, или, может, в Лондон махну. А ты чем займешься?
Девушка повернулась к витрине и прижала ладони к обледеневшему стеклу.
— Я думала, что все еще буду на тебя работать. Книгу тебе ведь сдавать только в январе. И я надеялась, что после этого… — Шатти грустно улыбнулась. — Пустяки. Конечно, Рождество надо встречать в кругу семьи.
Кеннет с трудом поборол искушение развернуть собеседницу лицом к себе и основательно встряхнуть за плечи. Он-то считал само собою разумеющимся, что Шатти понимает: ее нынешняя работа — краткосрочная, на несколько недель от силы. Не надеется же она стать его постоянной ассистенткой? Или надеется?
— Очень может быть, что я никуда и не уеду, — утешающе промолвил он. — Семья у меня Рождество не празднует. Вот и я не привык… И кто знает, возможно, к тому времени я книгу и впрямь еще не закончу.
— А мне казалось, Рождество празднуют все.
— Все, кроме Лэвероков. Когда я был маленьким, на Рождество отец домой не возвращался: с приходом холодов он вербовался на рыболовецкое судно и уходил на зимний лов едва ли не до весны. А в Санта-Клауса мы не верили — уж слишком были бедны. Моя сестра Минвана — она у нас старшая — водила нас к торжественной мессе, а когда мы возвращались домой, каждого ждал один-единственный завернутый в обычную бумагу подарок. Но когда мы повзрослели, от Рождества как-то отказались. Интерес пропал, что ли?
— А как же твоя мама? — удивилась Шатти. — Она вам разве ничего не дарила? Не рассказывала рождественских притч? Не делала пудингов?
— Да маму-то я толком и не помню… — Кеннет помолчал, пытаясь воскресить в памяти хотя бы малейшую подробность. — Линн Лэверок…
Она бросила нас, когда мне и пяти не исполнилось. Смутно припоминаю, что однажды мы вроде как и впрямь наряжали елку. На ветках качались бантики, снежинки всякие, а на верхушке восседал огромный фарфоровый ангел. А может, я просто все выдумал…
— Так почему бы тебе не обновить запас воспоминаний? — предложила Шатти. — Можно испечь рождественских печений. Купить кассеты с рождественскими гимнами. Это все быстренько создаст нужное настроение, ручаюсь тебе!
— Не думаю, — покачал головой Кеннет. — Но послушай-ка, если ты любишь встречать Рождество в семье, почему бы тебе не съездить домой? Я могу тебе денег ссудить. И даже помочь с билетом.
— Нет. Не могу, — тяжко вздохнула Шатти. — И дело вовсе не в деньгах. Я просто… не могу. — И, подняв глаза, произнесла:
— Я тебе ужасно сочувствую… из-за мамы.
— Ты уж извини, что я такой дядюшка Скрудж, — в свою очередь посетовал Кеннет.
— Ах, позвольте мне вам не поверить, мистер Лэверок, — лукаво улыбнулась девушка. — Я вас перевоспитаю. Хотите пари? К двадцать пятому числу сего месяца вы будете самозабвенно распевать: «О-о-омелы ве-енок!..» — и собственноручно повесите на дверь хорошенький красненький носочек с заштопанной пяткой.
Расхохотавшись, Кеннет нагнулся, зачерпнул пригоршню снега, неспешно слепил комок и, примериваясь, подкинул на ладони. Изумрудно-зеленые глаза Шатти расширились, на губах заиграла озорная улыбка.
— Знаком ли тебе термин «прямое попадание»? — зловеще осведомился он.
— Знакомо ли тебе словосочетание «несбыточные надежды»? — с ангельской улыбкой ответила Шатти и, показав «нос», бросилась бежать, поскальзываясь на тонком льду.
Кеннет прицелился. Снаряд взвился в воздух и пришелся жертве точнехонько в плечо.
Пронзительно взвизгнув, девушка укрылась за углом дома.
Он медленно двинулся вперед, отлично зная, что Шатти затаилась в засаде, вооружившись снежком. Пожалуй, лучшая тактика — это застать противника врасплох. Кеннет досчитал до тридцати, набрал в грудь побольше воздуха, завернул за угол — и завопил во всю мощь своих легких.
От испуга Шатти едва устояла на ногах. Она вздрогнула, завизжала, инстинктивно прижала руки к лицу, забыв о снежке, который держала.
Кеннет обхватил ее за талию и оглушительно захохотал, глядя, как по щекам ее сбегают ручейки талого снега. Но вот он заглянул в глаза девушки, и смех его разом оборвался.
С глухим стоном Кеннет припал к ее губам. А Шатти и не подумала его отталкивать. Языки их тут же сплелись, сначала нерешительно, а потом — с жадным исступлением, точно эти двое истосковались по вкусу друг друга. Кеннет притиснул девушку к кирпичной стене и уперся ладонями в обледеневшую кладку по обе стороны от ее головы.
— У тебя лицо мокрое, — прошептал он, усмехаясь. — И еще ты холодная как ледышка.
Охнув, Шатти подняла было руку, чтобы стереть водяные разводы, но Кеннет завладел ее кистью и осторожно отвел в сторону. И принялся губами и языком осушать капли на влажных щеках, исследуя столь оригинальным и волнующим способом ее невообразимо прекрасное лицо. О своем решении соблюдать дистанцию он напрочь забыл: неодолимое желание подчинило его себе целиком и полностью.
Охотно подставляя лицо жадным губам Кеннета, Шатти нащупала застежку его куртки и, расстегнув молнию, просунула ладони внутрь и уперлась ему в грудь. А затем принялась расстегивать пуговицы рубашки — неспешно, одну за другой. Вот пальцы девушки игриво пробежались по его разгоряченной коже — и Кеннет глухо застонал. Ни одна женщина никогда не волновала его так, как Шатти Арран. Стоило ей лишь взглянуть на него, улыбнуться, назвать по имени, случайно задеть локтем — и кровь у него вскипала, а в голове оставалось место лишь для одной мысли, как овладеть красавицей.
Кеннет не понимал, где они находятся, не замечал ни прохожих, ни холодного ветра, пробирающего до костей. Молодые люди словно остались одни в целом мире и остановиться уже не могли. Лэверок наклонился совсем близко и теснее сдвинул бедра.
Девушка пошевелилась, и желание пронзило его, точно удар электрического тока.
— Зачем ты это делаешь? — прошептал он, упиваясь сладостью ее губ.
— Мне нравится тебя мучить, — проворковала Шатти.
Она зажала зубами его нижнюю губу и слегка прикусила ее — не больно, просто чтобы показать, кто здесь главный.
— Да уж, вижу. И способов у тебя немало.
Шатти кокетливо улыбнулась — и лизнула укушенное место.
— А разве ты не рад, что меня нанял? Я работаю не покладая рук, стараясь стать незаменимой…
Тишину прорезал пронзительный свист, а вслед за ним — возмущенный крик:
— Эй, парень, а ну прочь с дороги!
Шатти опасливо выглянула из-за плеча Кеннета. Четверо дюжих подгулявших парней пошатываясь дошли до поворота и исчезли за углом.
Откуда донесся обрывок разухабистой песни.
— Пойдем-ка и мы, а то нас, чего доброго, арестуют.
— Мы не делаем ничего противозаконного, — возразил Кеннет, целуя девушку в шею. А так ли это? Проблема в том, что ему вдруг стало все равно.
— Пока еще нет, — согласилась Шатти и пританцовывая отошла на шаг. — Но не гарантирую, что дальнейшее развитие событий не сочтут преступлением против морали и общества.
Кажется, это называется «непристойным поведением в публичном месте».
Кеннет поспешил вслед за девушкой, уворачиваясь от снежков, что та успевала скатывать и швырять на бегу. Лэвероку некстати вспомнился тот вечер, когда он впервые увидел Шатти в заведении старика Викмана, и с таким трудом принятое решение вытащить девушку из пьяной драки. Тогда молодой человек был уверен, что этот благородный поступок обойдется ему недешево. Теперь, оказавшись во власти чар неотразимой Шатти Арран, Кеннет понимал, что не ошибся.
Притом, что он по-прежнему, не знал о своей помощнице ровным счетом ничего, притом, что Шатти оставалась для него «девушкой без прошлого», Кеннет Лэверок утратил всякую способность противиться ее колдовскому обаянию.
Внутренний голос требовал: избавься от нее, пока не поздно, положись на врожденный инстинкт. Но если на одной чаше весов лежали доводы здравого смысла, то на другой — непреодолимое влечение к девушке.
И теперь он начинал думать, что, возможно, истинным несчастьем в его жизни было бы никогда не встретить Шатти Арран.
Шхуна плавно покачивалась на якоре. Снаружи завывал декабрьский ветер, внутри царила тишина. Шатти посмотрела сквозь иллюминатор: сколько снега на корме намело! Кеннет спозаранку укатил в Глазго на какое-то телеинтервью. И хотя он оставил ей целый список «ценных указаний», за работу Шатти еще не принималась, нервно расхаживая по салону туда-сюда.
Она так привыкла к обществу Кеннета, что без него уже не ощущала себя в безопасности.
Вчера, когда после прогулки молодые люди вернулись на шхуну и вошли в салон, воспоминание об интимных ласках, которыми они обменивались на улице, вдруг обрело грозную, осязаемую отчетливость. Озорной поцелуй среди сугробов — это одно дело, но необузданная, грозящая вырваться за рамки страсть в уединении салона — совсем другое. Того и гляди между ними все изменится безвозвратно.
Поначалу Шатти казалось, что ночь-другая страсти — все, что ей сейчас нужно', всего лишь следующий шаг в ее поисках приключений и неизведанных, волнующих переживаний. Но тогда Кеннет Лэверок был для нее всего лишь пригожим молодым мужчиной с потрясающе сексапильным телом. А теперь… теперь он стал тем единственным, кто способен заставить ее забыть и о себе, и о той новой жизни, которую она вознамерилась вести.
В такого мужчину, как Кеннет, влюбиться — пара пустяков. Он надежный, целеустремленный, талантливый, при этом твердо стоит на земле и знает, кто он такой и зачем пришел в этот мир. Он строит свою жизнь, полагаясь на собственные силы, а не на фамильное состояние или влиятельные связи. Он ни от кого не зависит… и с каждым днем Шатти влекло к нему все сильнее.
Девушка мысленно застонала, вновь выглянула в иллюминатор. Кеннет обещал вернуться еще до ланча. Они собирались прокатиться на местный завод по переработке рыбы и расспросить тамошний народ о ценах, об уровне жизни и обо всем таком прочем. Шатти посоветовала своему нанимателю добавить экономический аспект в седьмую главу, и Кеннет нашел эту идею весьма заманчивой…
— Ну ладно, — буркнула Шатти. — Мне скучно.
А когда мне скучно, я становлюсь невменяемой.
От нечего делать она изучила ряды книг на полке. Затем заглянула в душевую, открыла стенной Шкафчик, извлекла из него бритву, затем лосьон после бритья, основательно изучила и то, и другое, как если бы эти предметы могли подробнее рассказать девушке о характере ее босса. Потом убрала вещи обратно в шкафчик и отправилась в каюту Кеннета.
Она знала, что поступает дурно: нехорошо рыться в чужих вещах и совать нос в чужую личную жизнь! Ведь сама она столь же ревниво оберегает свои тайны от посторонних, а Кеннет ведет себя как джентльмен и допытывается о ее прошлом. Но кому повредит ее любопытство?
Если Кеннет не застанет ее на месте преступления — значит, ничего не узнает, а стало быть, и не обидится.
Шатти напряженно прислушалась, не раздадутся ли на палубе знакомые шаги. Затем, успокоившись, выдвинула ящик стола. С улыбкой извлекла на свет грубой работы свирель и тихонько подула в нее, гадая, умеет ли Кеннет на ней играть или это чей-то памятный подарок, не более. А еще в ящике обнаружилась упаковка презервативов. Девушка заглянула в нее: трех штук недоставало. При мысли о незнакомых ей женщинах, с которыми Кеннет, надо думать, занимался любовью, Шатти ни с того ни с сего ощутила болезненный укол ревности. Чека в ящике не нашлось, так что выяснить, как давно Лэверок встречался со своими дамами, не удалось.
Помимо вышеперечисленного в ящике обнаружилась упаковка аспирина, использованные билеты в кино, старые водительские права, ластик, брелок в форме красного дракончика и штук сто карандашей и ручек. Шатти вздохнула, задвинула ящик и переключила внимание на книжные полки. Вот теперь ее и упрекнуть не в чем: полки — это «открытый доступ». Раз уж она временно обосновалась на шхуне, поискать себе что-нибудь почитать на ночь — дело вполне естественное.
Шатти сняла с полки толстую тетрадь «на пружинках» и в кожаной обложке и, устроившись поудобнее на кровати, раскрыла ее на первой попавшейся странице. Она тотчас же узнала чуть наклонный, с завитушками, почерк Кеннета. Сначала девушка решила, что это дневник, и, поспешно захлопнув тетрадку, водворила на место. Но любопытство оказалось сильнее ее.