Паттерсон Джеймс. Целуй девочек

   Наконец я увидел Сэмпсона, широким решительным шагом направлявшегося из зала компании «Ю.С. Эйр». Я помахал ему местной газетой. Так всегда и было: я машу, а Человек Гора – нет. Он поприветствовал меня коротким сухим кивком. А мне большего и не надо. Как раз то, что доктор прописал.
   Я прокатил Сэмпсона с ветерком от аэропорта до Чепел-Хилла. Мне хотелось обследовать район реки Викаджил. Очередное предположение, но к чему-нибудь оно могло привести… например, к местонахождению «исчезающего» дома. Я включил в список консультантов доктора Луи Фрида, бывшего преподавателя и наставника Сета Сэмюеля. Доктор Фрид был известным чернокожим историком, специалистом по Гражданской войне, которой я тоже интересовался. Рабы и Гражданская война в Северной Каролине… В особенности подземная железная дорога, которой пользовались рабы, удиравшие на Север.
   Когда мы въехали в Чепел-Хилл, Сэмпсон своими глазами увидел, как отозвались на обитателях некогда мирного университетского городка похищения и страшные убийства. Подобное мне приходилось наблюдать во время случайных поездок в нью-йоркском метро. А еще это слегка напоминало мне о доме, нашей столице. Теперь жители Чепел-Хилла торопливо шагали по своим очаровательным улочкам, низко опустив головы. Они боялись смотреть друг другу в глаза, особенно незнакомым людям. Доверие сменилось подозрительностью, страхом. Милая сердцу открытая провинциальность исчезла.
   – Ты думаешь, Казанова вкушает славу «Похитителей трупов»? ^[25]– спросил Сэмпсон, пока мы кружили по улицам, огибавшим территорию университета Северной Каролины, где когда-то начинал Майкл Джордан и многие другие звезды баскетбола.
   – Да, я думаю, ему по душе слава местной знаменитости. Он любит играть в такие игры. И очень гордится своим мастерством, своим искусством.
   – А не желает ли он расширить поле деятельности? Приобрести холст побольше, как говорится, – поинтересовался Сэмпсон, пока мы одолевали пологие холмы, в честь которых университетский город и получил, по всей вероятности, свое название ^[26].
   – Об этом мне пока ничего не известно. Он вполне может довольствоваться тем, что имеет. Не выходит за пределы своей территории. Некоторые убийцы очень строго соблюдают границы своих владений. Ричард Рамирес, например, или Сын Сэма, или убийца с Зеленой Речки.
   Потом я рассказал Сэмпсону о своей теории психологии близнецов. Чем больше я над ней размышлял, тем основательнее она мне казалась. Даже ФБР постепенно стало в нее верить.
   Каждый из них вынужден делиться с другим своей великой тайной. Похищение красивых женщин лишь часть ее. Один из них считает себя «героем-любовником», художественной натурой. Другой – жестокий убийца, тип гораздо более распространенный среди особо опасных преступников. Они дополняют друг друга, возмещают взаимные слабости. Пока они вместе, они неуязвимы, я полагал. Но главное, что они, как мне кажется, тоже такого мнения.
   – Который из них лидер? – спросил Сэмпсон. Прекрасный вопрос, и возник совершенно интуитивно. Именно так, по наитию, Сэмпсон и находит отгадки.
   – Думаю, Казанова. Он определенно гораздо изобретательнее. Именно он до сих пор не сделал ни одной грубой ошибки. Но Джентльмену явно не слишком нравится роль ассистента. Поэтому он скорее всего и переехал в Калифорнию. Проверить, не сможет ли справляться в одиночку. И не смог.
   – Казанова – это тот придурочный преподаватель? Доктор Вик Сакс? Знаток порнографии, о котором ты мне рассказывал? Это наш человек, Рафинад?
   Я внимательно посмотрел на сидевшего рядом Сэмпсона. Теперь мы уже говорили о деле. Профессиональный язык легавых.
   – Иногда мне кажется, да, это Сакс и он так дьявольски умен и хитер, что может позволить себе открыться нам. Ему доставляет удовольствие наблюдать, как мы стоим на ушах, чтобы найти его. Игра, которая дает ему ощущение власти.
   Сэмпсон кивнул коротко и всего один раз.
   – А что вам приходит в голову в другое время, доктор Фрейд?
   – А в другое время я начинаю сомневаться, Сакс ли это. Казанова чрезвычайно находчив и так же невероятно осторожен. Возможно, он выдает дезинформацию, чтобы каждый гнался за своим собственным хвостом. Даже Кайл Крейг того и гляди взбесится.
   Сэмпсон наконец продемонстрировал свои крупные белоснежные зубы. Может быть, это называлось улыбкой, а может быть, он собирался меня укусить.
   – Похоже, я в это пекло как раз вовремя угодил, мать его растак.
   Стоило мне притормозить у дорожного знака, как от стоявшей неподалеку машины к нам бросился человек с пистолетом. Мы с Сэмпсоном не успели отреагировать, как дуло его «смит-и-вессона» уперлось мне прямо в челюсть. «Все, – подумал я, – кранты. Абзац!»
   – Полиция Чепел-Хилла, – заорал человек в открытое окно. – Выметайтесь из машины! Руки за голову!

Глава 87

    –Да, ты сюда как раз вовремя поспел, – шепнул я Сэмпсону сквозь зубы. Мы медленно и очень осторожно выбрались из машины.
   – Похоже на то, – отозвался он. – Гляди в оба, Алекс. Не допусти, чтобы нас сейчас подстрелили или исколошматили. Мне такие шутки были бы не по вкусу.
   Я приблизительно догадывался, в чем тут дело, и это выводило меня из себя. Мы с Сэмпсоном оказались в числе подозреваемых. Но почему? Да потому, что мы, пара черномазых, ехали по закоулкам Чепел-Хилла в десять часов утра, будь оно трижды проклято.
   Я видел, что Сэмпсон тоже злится, но по-своему. Он натянуто улыбался и качал головой.
   – Класс, – говорил он. – Высокий класс. Появился еще один полицейский Чепел-Хилла, в помощь своему напарнику. Ребята были крутые, лет под тридцать. Длинные лохмы. Пышные усы. Сильные мускулистые тела, накачанные в центральной спортшколе. Под руководством Ника Раскина и Дэйви Сайкса.
   – Тебе смешно? – спросил второй полицейский, да так тихо, что я едва расслышал. – Веселишься, чернозадый? – спросил он Сэмпсона. У него в руке была свинцовая дубинка, и держал он ее у самого бедра, готовый нанести удар.
   – Это лучшее, что я слышал за последнее время, – сказал Сэмпсон, продолжая улыбаться. Дубинок он не боялся.
   По затылку у меня побежали мурашки, а по спине медленно стекал пот. Давненько я не слышал оскорблений в свой адрес, и теперь это мне очень не понравилось. Это было последней каплей ко всей той мерзости, с которой мне пришлось столкнуться с тех пор, как я сюда попал. Хотя издевательства над черными в Северной Каролине и на Юге далеко не редкое явление и по сей день.
   Я попытался объяснить, кто мы такие.
   – Меня зовут…
   – Заткнись, ублюдок! – Прежде чем я успел окончить фразу, один из них долбанул-таки меня дубинкой по пояснице. Не так сильно, чтобы оставить след, но достаточно чувствительно. Впрочем, не могу сказать, что болело больше – душа или спина.
   – Этот, по всему видно, накачался. Вон глаза какие красные, – сказал патрульный с тихим голосом. – Наверняка на игле сидит. – Разговор шел обо мне.
   – Меня зовут Алекс Кросс. Я – следователь. А ты – сволочь, мать твою. Я занимаюсь делом Казановы, – неожиданно для себя самого завопил я. – Звоните следователям Раскину и Сайксу. Немедленно! Звоните Кайлу Крейгу из ФБР!
   В тот же момент я резко развернулся и всадил кулак в горло тому, кто стоял поближе. Он камнем рухнул на землю. Напарник его рванулся к нам, но Сэмпсон свалил его на тротуар, прежде чем тот успел натворить что-нибудь совсем уж идиотское. Револьвер у первого дурака я отобрал легче, чем у четырнадцатилетнего сопляка в Вашингтоне.
   – Значит, руки за голову? – переспросил Сэмпсон своего «подозреваемого». И в голосе его не было ни доли иронии. – Скольких черных ты дерьмом облил? Скольких называл «чернозадыми» и издевался вот так? Вот так, вот так… чтобы ты понял, мать твою, каково им было. Меня от тебя блевать тянет.
   – Вам прекрасно известно, что Казанова не черный, – сказал я обоим разоруженным полицейским Чепел-Хилла. – А если вам, джентльмены, ничего об этом не известно, поверьте мне на слово.
   – В этом районе было много ограблений, – сказал тихоголосый. Он внезапно весь сжался и начал переминаться с ноги на ногу, будто знаменитую американскую чечетку вздумал отбивать или старинный тустеп отплясывать – два шага вперед, один назад.
   – Ты эти оправдания брось! – прорычал Сэмпсон, поигрывая своим пистолетом, чтобы эти два дуболома тоже чуток в штаны наложили.
   Мы с Сэмпсоном снова сели в машину и прихватили с собой их оружие. Неплохой сувенир к началу дня. Пусть теперь объясняются со своим начальством в участке.
   – Сукин сын! – буркнул Сэмпсон, когда мы отъехали.
   А я треснул ладонью по рулевому колесу. Потом еще раз. Эта история вывела меня из себя даже больше, чем я предполагал. А может быть, просто нервы сдали.
   – С другой стороны, мы этих сопляков уложили как нечего делать, – заметил Сэмпсон. – От их махрового расизма у меня кровь закипает. Ладно, пар выпустили. Это хорошо. Теперь как раз настрой что надо.
   – Рад снова видеть твою рожу, – сказал я Сэмпсону. И улыбнулся наконец. Мы оба улыбнулись. А потом расхохотались как бешеные.
   – Я тоже рад тебя видеть, Черный Рафинад. Выглядишь по-прежнему как огурчик. Эта нервотрепка на тебе не сказалась. А теперь за работу. Знаешь, мне жаль этого шизика, если он сегодня попадет к нам в лапы… что было бы очень и очень желательно.
   Мы с Сэмпсоном тоже были вроде неразлучных близнецов, и это всегда здорово помогало.

Глава 88

   Мы застали декана Браунинга Лоуэлла за тренировкой в новом университетском спортзале в Аллен-Холле на территории Дьюка. Зал был оборудован самыми лучшими и самыми современными тренажерами: гребные устройства, гимнастический комплекс «Стэр-Мастерс», «бегущие дорожки», гравитроны.
   Лоуэлл тренировался со штангой. Нам надо было поговорить с ним о Вике Саксе, профессоре порнографии.
   Мы с Сэмпсоном понаблюдали, как Лоуэлл выполняет жимы, упражнения для ног и пресса. Впечатление все это произвело даже на нас, хотя мы в подобном деле собаку съели. Лоуэлл был настоящим атлетом.
   – Так вот как выглядят вблизи боги Олимпа, – сказал я, когда мы наконец направились к нему через зал. Из репродукторов, развешанных по стенам, звучал голос Уитни Хьюстон. На пение Уитни у всех профессоров вставало.
   – Олимпийский Бог рядом с тобой идет, – напомнил Сэмпсон.
   – Об этом легко забыть в присутствии великих, но пока скромных, – сказал я с усмешкой.
   Услышав топот наших уличных башмаков по полу спортзала, Лоуэлл поднял голову. Улыбка у него была открытая и дружелюбная. Душка Браунинг Лоуэлл. Он и в самом деле производил приятное впечатление. Во всяком случае, из кожи вон лез, чтобы таким казаться.
   Мне надо было за короткое время вытянуть из этого весьма осведомленного в университетских делах человека как можно больше информации. Где-то в недрах университета должна была прятаться та самая недостающая часть головоломки, которая объяснит все эти загадочные убийства. Я представил Сэмпсона, и мы затеяли легкую учтивую беседу. Я спросил Лоуэлла, что ему известно о Вике Саксе.
   Декан старался изо всех сил, так же как и при первой нашей встрече.
   – В семье, как говорится, не без урода. Вот таким «уродом» и является Сакс, уже лет десять. Подобные ему встречаются практически во всех университетах, хоть один, но есть, – сказал Лоуэлл и глубоко задумался. Я заметил, что даже на лице у него, когда он хмурится, проступают мускулы. – Сакс известен под кличкой Доктор Мразь. Но он состоит в штате, и кроме того, никогда не был пойман с поличным на чем-то непотребном. Наверное, мне полагалось бы выгораживать доктора Сакса за недостаточностью улик, но я не стану этого делать.
   – Вам доводилось слышать о коллекции порнографических книг и фильмов, которая принадлежит Саксу и которую он хранит у себя дома? Порнография, замаскированная под эротику. – Сэмпсон решил задать этот вопрос вместо меня.
   Тогда Лоуэлл приостановил свою усиленную тренировку. Долго смотрел на нас обоих, потом спросил:
   – Доктора Сакса подозревают в деле исчезновения всех этих молодых женщин?
   – Подозреваемых много, декан. И пока я не могу больше ничего сказать. – Это была правда. Лоуэлл кивнул.
   – Я понимаю вас, Алекс, и попробую рассказать кое-что о Саксе, что могло бы помочь. – Он окончательно завершил тренировку и принялся растирать мощную шею и плечи. Тело его напоминало полированную скалу.
   Лоуэлл говорил, продолжая педантично растираться.
   – Начну, пожалуй, с самого начала. Когда-то здесь произошло жуткое убийство молодой пары. Случилось это в восемьдесят первом году. Вик Сакс в то время учился на последнем курсе, изучал гуманитарные науки. Чрезвычайно способный был студент. Я тогда уже окончил университет. Вступив в должность декана, я узнал, что Сакс проходил по подозрению в убийстве этой пары, но был полностью оправдан. Не нашлось ни одной улики, подтвердившей бы его прямое или косвенное участие. Подробности мне неизвестны, но вы и сами можете все выяснить у даремской полиции. Случилось это весной восемьдесят первого. Убиты были Ро Тирни и Том Хатчинсон. Скандал был грандиозный, насколько мне помнится. В те времена убийство могло решительно потрясти общественность. Но дело в том, что это преступление так и осталось нераскрытым.
   – А почему вы раньше об этом не рассказывали? – спросил я Лоуэлла.
   – ФБР и так все известно, Алекс. Я сам их информировал. И знаю, что с доктором Саксом они беседовали несколько недель назад. У меня создалось впечатление, что он вне подозрения и что связи между нынешними и тем преступлением не обнаружено. Я в этом абсолютно уверен.
   – Ну что ж, вполне откровенно, – сказал я декану и попросил его еще об одном большом одолжении. Не мог бы он выяснить, что выспрашивали о докторе Саксе фэбээровцы? А еще я хотел бы посмотреть журналы университета за те годы, когда Сакс и Уилл Рудольф были студентами. Мне надо было тщательно изучить выпуск восемьдесят первого года.
   Около семи вечера того же дня мы с Сэмпсоном снова повстречались с полицией Дарема. Среди остальных были следователи Раскин и Сайкс – несли тяжкий груз профессионального долга.
   Перед началом совещания о новых данных в ходе следствия по делу Казановы они отвели нас в сторону. Им тоже передалось общее напряжение, что несколько сбило с них спесь.
   – Слушайте, вам обоим уже приходилось заниматься такими жуткими делами, – сказал Раскин. Как обычно, говорил в основном он. Дэйви Сайксу мы нравились не более, чем в первый день встречи. – Я знаю, мы с напарником поначалу не очень привечали вас. Но хочу, чтобы вы знали: мы желаем лишь одного – остановить убийства.
   Сайкс закивал своей квадратной головой.
   – Мы хотим прижать Сакса к ногтю. Вся беда в том, что наше начальство заставляет нас, как всегда, гоняться за собственными хвостами.
   Раскин наконец улыбнулся, и я вслед за ним. Политика полицейского управления нам всем была хорошо известна. Но я по-прежнему не доверял даремским следователям по особо опасным преступлениям. Уверен был, что они хотят нас с Сэмпсоном использовать или, по крайней мере, держать на отшибе. И, кроме того, меня не покидало ощущение, что они до сих пор придерживают кое-какие улики.
   Даремские детективы сообщили нам, что они проверяют всех врачей в Университетском треугольнике и отмечают тех, кто хоть каким-нибудь боком был причастен к преступлениям или как-то связан с преступным миром. Вик Сакс среди них главный подозреваемый, но не единственный.
   До сих пор было вовсе не исключено, что Казанова окажется тем, о ком мы думать не думали и даже слыхом не слыхивали. Так очень часто случается в следствии по делу о многократных убийствах. Он где-то рядом, а мы, возможно, даже не представляем себе, кто он такой. И это пугает больше всего. И раздражает, конечно, тоже.
   Ник Раскин и Сайкс отвели нас с Сэмпсоном к стенду с перечнем подозреваемых. В нем значилось семнадцать имен. Пятеро врачей. Кейт с самого начала предполагала, что Казанова врач, и Кайл Крейг придерживался того же мнения.
   Я прочел имена врачей:
   Доктор Стефан Бауэн;
   Доктор Фрэнсис Константный;
   Доктор Ричард Дилалло;
   Доктор Мигуэль Феско;
   Доктор Келли Кларк.
   И снова я задумался, не могли ли сразу несколько человек быть причастны к дому ужасов. Или все-таки Вик Сакс – наш человек? Он – Казанова?
   – Ты у нас большой дока по этой части. – Дэйви Сайкс внезапно прикоснулся к моему плечу. – Так кто же он, скажи нам, учитель? Помоги нам. Помоги деревенщинам. Поймайте чудовище, доктор Кросс.

Глава 89

   Поздним вечером Казанова снова отправился в путь. На промысел. Вот уже несколько дней он был лишен этого удовольствия, но нынешняя ночь должна принести ему удачу.
   Он без труда проник на большую территорию охраняемого Медицинского центра университета Дьюк через мало кому известную железную калитку частной стоянки, предназначенной только для врачей Центра. По пути к пункту своего назначения он прошел мимо группы чирикающих медсестер и серьезного вида врачей. Некоторые из докторов и сестер кивали и даже улыбались ему.
   Как всегда, Казанова легко вписывался в окружающую обстановку. Он мог пройти куда заблагорассудится… что он и делал.
   Торопливо шагая по стерильно-чистым больничным коридорам, он был погружен в сложные подсчеты и размышления, касавшиеся его ближайшего будущего. Деятельность его была необычайно успешна здесь, в Университетском треугольнике, и на юго-востоке, но ее явно пора было прикрывать. Начиная непосредственно с нынешней ночи.
   Алекс Кросс и другие дотошные ничтожества подобрались к нему чересчур близко. Даже даремская полиция начинала представлять опасность. Его классифицировали – совершенно неверно – как территориального убийцу, действующего только на своем пятачке. Ему известна была их терминология. Настанет день, и кто-нибудь доберется до дома. Или того хуже, по злой иронии судьбы кому-нибудь удастся обнаружить его самого.
   Да, пришла пора сниматься с места. «Может быть, им с Уиллом Рудольфом поехать в Нью-Йорк? – думал он. – Или в солнечную Флориду? В Аризоне тоже было бы неплохо. Провести осень в Темпе или Таксоне… шумные университетские городки, где полно превосходной дичи. Или осесть в одном из огромных учебных центров Техаса? В Остине тоже неплохо или в Урбане штата Иллинойс? Мэдисон, Висконсин? Колумбия, Огайо?
   А еще его очень тянуло в Европу. В один из трех городов – Лондон, Мюнхен или Париж. Собственный вариант кругосветного турне. Наверное, это более всего годится при нынешних обстоятельствах. Поистине грандиозное турне двух лихих ребят.
   Кому захочется тащиться в кино на «Дракулу», когда вокруг денно и нощно бродят настоящие чудовища?
   Казанова пытался сообразить, не мог ли кто-нибудь пробраться вслед за ним в лабиринты Медицинского центра, Алекс Кросс например. Вполне возможно. У доктора Кросса чрезвычайно упрямый нрав. Он вычислил в Вашингтоне того самого весьма неизобретательного детоубийцу, заурядного шизика. Кросса надо ликвидировать до того, как они с Рудольфом отправятся на новые подвиги, иначе он последует за ними в ад и обратно.
   Казанова прошел сложными лабиринтами во второй корпус клиники. Там располагался больничный морг и производственные помещения, куда мало кто наведывался.
   Он оглянулся и посмотрел в глубь серовато-белого коридора. Позади никого не видно. Видимо, кроме него, желающих окунуться в этот безжизненный, безрадостный мир не нашлось.
   А может быть, о нем все-таки еще не знают? Еще не вычислили? Если и так, скоро все выплывет наружу. Есть слабые места, за которые можно уцепиться. И потянется ниточка обратно, к Ро Тирни и Тому Хатчинсону. Нераскрытое убийство золотой парочки. Самое начало их с Уиллом Рудольфом пути. Господи, как он рад, что друг вернулся. В присутствии Рудольфа он всегда лучше себя чувствует. Рудольф понимал, что такое желание, и безоговорочно признавал свободу отсутствия запретов.
   Казанова теперь бежал трусцой по сверкающему чистотой коридору второго корпуса Медицинского центра. Стук его башмаков эхом разносился по пустым помещениям. Несколько минут спустя он был уже в четвертом корпусе, оставив позади всю северо-восточную часть клиники.
   Он еще раз оглянулся. Никого. Никто еще не догадался. Может быть, и не догадается никогда.
   Казанова вышел на ярко, до рези в глазах, освещенную стоянку. Черный джип стоял у самого здания, и Казанова с ходу, без колебаний вскочил в него и сел за руль.
   На номерном знаке машины стояло ДМ ^[27], штат Северная Каролина. Еще одна из его масок.
   Он снова почувствовал себя полным сил и уверенности. Это было удивительное ощущение свободы и бодрости духа. Его звездный час! Ему казалось, что он способен взлететь к затянутому черным шелком небу.
   Он наметил жертву.
   Ею снова должна стать доктор Мактирнан.
   Он так тосковал по ней.
   Он любил ее всей душой.

Глава 90

   Доктор Уилл Рудольф устремился сквозь ночь к своей ничего не подозревающей добыче. Его раздирало желание. Пьянило. Ему следовало посетить пациентку на дому. Так должен поступать любой настоящий врач, по крайней мере тот, кто неравнодушен к состоянию своего больного.
   Казанова не желал, чтобы он появлялся на улицах Дарема или Чепел-Хилла. Вернее, просто запретил. Вполне понятно, абсолютно правильно, но совершенно нереально. Они снова работали на пару. Кроме того, опасность по ночам сводилась к минимуму, а награда стоила любого риска.
   Второй акт драмы должен был разыграться в ближайший час, и главную роль в нем сыграет он. Уилл Рудольф был в этом уверен. Он не таскал за собой эмоционального багажа. И ахиллесовой пяты у него не было. А у Казановы была… и звали ее Кейт Мактирнан.
   «Она каким-то странным образом стала его конкурентом», – подумал он. Казанову связывают с ней особые узы. Она почти совпадала с образом «возлюбленной», которую он настойчиво искал повсюду. А в силу этого она становилась опасной для их, его и Казановы, сложных взаимоотношений.
   Въезжая в Чепел-Хилл, он размышлял о своем «друге». Что-то изменилось между ними, они стали еще ближе один другому. Разлука длиной почти в год позволила ему глубже оценить удивительные отношения. Они были теперь теснее, чем когда-либо. Нет на свете больше никого, с кем он мог бы поговорить, ни единого человека, кроме Казановы.
   «Как это печально, – подумал Рудольф. – Как удивительно».
   В течение года, проведенного в Калифорнии, Уилл Рудольф часто вспоминал мучительное чувство одиночества, не покидавшее его в детстве. Родился он и вырос в Форт-Брэге, Северная Каролина, затем переехал в Эшвил. Он был сыном полковника авиации, привыкшим к муштре, истинным выходцем с Юга. Ему хватило ума создать себе подобающий имидж: отличник учебы, вежливый, услужливый, добродетельный ко всему прочему. Настоящий джентльмен. И никому в голову не приходило, чего он хочет, к чему стремится на самом деле… и это была истинная причина его невыносимо глубокого одиночества.
   Он понимал, когда пришел конец этому одиночеству. Точно знал, когда оно окончилось и где. Он помнил первую, совершенно ошеломившую его встречу с Казановой. Случилось это прямо на территории университета Дьюк, и для них обоих встреча была чревата большой опасностью.
   Джентльмен в деталях помнил тот момент. У него была маленькая комнатка, в точности такая, как у всех остальных студентов, живших в общежитии. Однажды Казанова объявился далеко за полночь, около двух. И напугал его до смерти.
   Он выглядел очень уверенно, когда Уилл Рудольф открыл ему дверь. Есть такой «театральный» эстетский фильм под названием «Веревка» ^[28]. Так вот это словно была сцена из этого самого фильма.
   – Ты не хочешь меня пригласить войти? Не думаю, что тебе понравится, если я начну вещать на весь коридор, – с улыбкой проговорил он.
   Рудольф впустил его. И закрыл дверь. Сердце его билось учащенно.
   – Чего тебе надо? Господи, уже почти два часа ночи.
   И снова улыбка. Дьявольски самоуверенная. Он все знает!
   – Ты убил Ро Тирни и Томаса Хатчинсона. Ты преследовал ее больше года. И любовную памятку о Ро ты хранишь прямо здесь, в этой комнате. Ее язык, я думаю.
   Это был самый драматический момент в жизни Уилла Рудольфа. Нашелся такой человек, который знает, кто он есть на самом деле. Его вычислили.
   – Не бойся. Мне известно также, что доказать твою причастность к этим убийствам никак нельзя. Ты совершил безупречные убийства. Скажем, почти безупречные. Поздравляю.
   Стараясь играть настолько правдоподобно, насколько это было возможно при сложившихся обстоятельствах, Рудольф рассмеялся в лицо обвинителю.
   – Ты совсем с ума сошел. Убирайся немедленно. Никогда не слышал большей глупости.
   – Именно так, – согласился обвинитель. – Но ты мечтал ее услышать всю жизнь… А теперь я скажу тебе кое-что еще, не менее интересное. Я понимаю, что именно ты сделал и почему. Я сам такое вытворял. Я очень похож на тебя, Уилл.
   Рудольф сразу, в тот же момент, почувствовал их неразрывное единство. Первый раз в жизни ощутил нерасторжимую связь с другим человеком. Может быть, именно это зовется любовью? Способны ли обыкновенные люди испытывать те чувства, что доступны ему? Или они обманывают себя? Облекают прозаический процесс обмена семенного потока ореолом романтики, таинственности?