Паттерсон Джеймс. Джек и Джилл

   Просто машина въехала на мост, и под колесами, в стыках, загрохотали изношенные металлические решетки. Эти удары чуть не довели нас до сердечного приступа. Без сомнения, в самой машине президента почувствовали то же самое, что и мы.
   – О Господи! – застонал Хамерман. – Значит, теперь мы так и будем шарахаться при каждом громком звуке! Боже всемогущий!
   – А я был в «Хилтоне», когда Хинкли стрелял в Рейгана и Брэди, – дрожащим голосом сообщил Джей Грейер. Мне стало понятно, что с ним происходит. Он был там, и сейчас почувствовал себя точно так же, как тогда, когда стреляли в Рейгана. Ему пришлось вновь пережить тот страшный момент. У каждого из нас: и у него, и у остальных было свое личное отношение ко всему происходящему, и я задумался над этим.
   Я наблюдал за тем, как президентская машина погружается в море огней Нью-Йорка, и флажки на крыльях «Дилижанса» яростно захлопали под порывами речного ветра.

Глава 79

   Рано утром в понедельник 16 декабря фотокорреспондент прибыл в Нью-Йорк, чтобы выполнить свою миссию.
   Из Вашингтона он решил выбираться на машине, что было для него безопаснее. Сейчас он прогуливался по Парк-авеню, где завтра утром будет проезжать президентский кортеж. Перед столь историческим событием Хокинс решил немного расслабиться, посмотреть на достопримечательности, да просто пройтись по городу, готовящемуся к встрече Рождества.
   Мозги у Хокинса были устроены таким образом, что все, увиденное им, словно фиксировалось фотокамерой. Вот и сейчас он извлекал из своего «архива» фотографии убийств то Джона Кеннеди, то Лютера Кинга, то Роберта Кеннеди и даже неудачной попытки покушения на Рональда Рейгана.
   Одно он знал наверняка: предстоящее покушение обязательно удастся. Это было давно решено, так что ни единого шанса у Томаса Бернса не оставалось.
   Он остановился в гостинице «Вальдорф-Астория», где, как он был уверен, будет жить президент с супругой. Как это типично для президента: упорно не слушаться своих советников по безопасности. Совершенно в его стиле.
   Ну, и не слушайся профессионалов, ублюдок, надменный дурак! Предатель американского народа.
   Ночь выдалась прохладной, но ясной. Надоедливый дождь, наконец-то, прекратился. Воздух приятно освежал кожу. Фотокорреспондент был уверен, что никто не сможет опознать в нем Кевина Хокинса. Уж он-то об этом позаботился. В гостинице разместились, по меньшей мере, две сотни полицейских, но это его не беспокоило. Сейчас его не узнали бы даже родные мать и отец.
   Красочно разделенная световыми гирляндами улица была относительно многолюдна, невзирая на позднее время. Можно подумать, что зеваки собрались сюда специально, посмотреть, как застрелят их президента. Никто толком не знал, когда приедет глава страны, и даже в какой гостинице остановится. Однако все те места, где он мог бы поселиться, были известны, и «Вальдорф» был неплохим выбором.
   И жалкие бульварные газетенки, и респектабельная «Нью-Йорк Таймс» продолжали печатать статьи о Джеке и Джилл на первых полосах. В привычном для себя стиле все газеты безбожно врали, что было вполне на руку Хокинсу.
   Кевин слился с шумной, почти праздничной толпой, часть которой только что покинула Рокфеллер-Центр. Разнузданные зеваки толпились у входа в гостиницу, рассказывали скабрезные анекдоты и веселились каждый на свой лад. Хокинс презирал это циничное отребье большого города даже больше, чем бесполезного президента, ради убийства которого он и приехал сюда.
   Он старался держаться возле самого края толпы, на тот случай, если вдруг придется быстро исчезнуть. Ему не хотелось торчать на улице допоздна, но президентский кортеж почему-то запаздывал. По сравнению с расписанием, которое он получил накануне.
   Наконец, он увидел, как головы и шеи толпы повернулись и вытянулись куда-то влево. Послышались приближающиеся звуки сирен машин и мотоциклов, сопровождавших «Дилижанс» президента. Это было ничто иное, как кортеж, подъезжавший к гостинице. Ошибки не произошло.
   Машины остановились у въезда на Парк-авеню. А потом произошло нечто такое, чего Хокинс никак не ожидал.
   Надменный ублюдок Бернс решил прогуляться до гостиницы пешком, а не подняться в нее прямо из подземного гаража. Он хотел показаться народу! Он желал, чтобы его фотографировали! Он решил продемонстрировать свою отвагу всему миру. Томас Бернс, дескать, плевать хотел на всех Джеков и Джилл!
   Фотокорреспондент наблюдал, как тщеславный и хвастливый президент вылез из своего лимузина. Он мог взять его прямо здесь и сейчас! С одного выстрела! С тех пор, как этот бывший автомобильный воротила решил вернуться к «нормальному образу жизни», успех покушения на него был гарантирован.
    Только дилетанты могли принимать такие недалекие решения.Хокинс знал это. Всегда. Этот факт был решающим в его работе.
   Да, я мог бы снять его прямо сейчас, на Парк-авеню.
   «А как я сейчас себя чувствую? Возбужденным? Да нет, скорее, усталым, – рассуждал Хокинс. – Просто выжатым. И никакого чувства вины. Каким же странным человеком я стал».
   На самом деле, это как раз было одной из причин, по которой он прибыл сюда, – проверить свое эмоциональное состояние.
   Приезд президента в гостиницу был для Хокинса генеральной репетицией самого важного представления в его жизни. Причем, единственной.
   Охранники из Секретной Службы спокойно и профессионально проводили президента до входа. Их прикрытие было исключительно надежным: три плотных кольца вокруг Бернса не оставляли ни малейшей лазейки.
   Конечно, отряд охраны президента был хорош, но недостаточно, чтобы защитить его от задуманного Кевином Хокинсом.
   Нападение камикадзе! Нападение-самоубийство. От этого президенту не укрыться. Да и никому вообще. Все уже решено.
   Он наблюдал за людьми, покидающими сверкающие машины сопровождения, и узнавал почти каждого из них. Он мысленно делал десятки фотографий, которые тут же поступали на хранение в его мозг.
    И, наконец, он увидел Джилл.Она выглядела настолько спокойной, словно окружающее не касалось ее вовсе. Она была тоже ненормальной в своем роде. Джилл находилась в самой середине происходящей сутолоки, а потом исчезла за дверями «Вальдорфа» вместе с остальными.
   Фотокорреспондент повернулся и пошел прочь по Парк-авеню в направлении бывшего здания компании «Пан Америкэн», ныне принадлежавшего компании «Мет Лайф». Крышу венчала большая платформа, на которой гигантская собачка Снупи управляла санями Санта Клауса.
   «Сегодня президенту стоило бы застраховать свою жизнь, – усмехнулся Хокинс. – На любую сумму. Можно считать, что покушение состоялось. Гарантия – сто процентов».
   Одного только Кевин Хокинс не учитывал и даже не подозревал об этом. За ним тоже наблюдали, и уже давно. Именно сейчас и именно здесь, в Нью-Йорке, за ним следил Джек, так же неспешно прогуливающийся по Парк-авеню.

Глава 80

    Джек – самый шустрый. Джек – самый быстрый.
   Проследив, как Кевин Хокинс удалился по Парк-авеню, Сэм Харрисон покинул людную улицу возле «Вальдорфа». В Нью-Йорке, как и в Вашингтоне, тоже зашевелились по поводу Джека и Джилл. Это хорошо. Это здорово облегчит задачу.
   Сейчас ему предстояло кое-чем заняться, несмотря на то, что дело выглядело рискованным. Зато это было очень важное дело.
   На углу 47-й улицы и Лексингтон-авеню он остановился возле платной телефонной будки. Как ни странно, но эта хреновина работала. Может быть, единственная во всем городе.
   Набирая номер, он краем глаза наблюдал за яркой проституткой, рьяно предлагавшей свой незамысловатый товар на Лексингтон-авеню. Рядом с ней немолодой гомосексуалист подхватил блондинистого подростка. Городские ковбои и девицы развинченной походкой заходили в весьма своеобразный бар с недвусмысленным названием «Наслаждение». Сэм сокрушался по старой Америке, которая действительно была страной настоящих ковбоев и настоящих мужчин.
   В Нью-Йорке его ждала очень важная и необходимая работа: Джек и Джилл приближались к вершине своей деятельности. Сэм был уверен, что настоящая правда так и уйдет с ним в могилу.
   А правда всегда была слишком опасна, чтобы стать известной публике. Она не освобождала людей, а, наоборот, поражала безумием. Большинство просто не смогло бы с ней жить.
   Наконец, он дозвонился до Мэриленда. Риск был минимален, а звонок этот – необходим, чтобы самому не сойти с ума.
   Трубку сняла маленькая девочка, и Сэм испытал радость и неимоверное облегчение, которых не испытывал уже давно. Голос девочки звучал так близко, будто она находилась совсем рядом.
   – Кэрон слушает. Могу я вам чем-нибудь помочь? – Это он научил ее так отвечать на звонки.
   Он крепко зажмурил глаза, и вся блестящая шелуха Нью-Йорка, то, что ему предстояло сделать, все это растаяло, как туман. Даже Джек и Джилл на некоторое время исчезли из его головы. Он находился в зоне безопасности. Он был дома.
   Его дочка. Вот единственное, что имело для него смысл. Ей разрешили не ложиться в постель допоздна, на тот случай, если он будет звонить.
   Когда он нежно прижимал телефонную трубку в подбородку, он уже не был Джеком.
    Как не был он и Сэмом Харрисоном.
   – Это папа, – сказал он своей дочери, младшей из двоих его детей. – Привет, тыквочка. Я очень скучаю по тебе. Как ты? Что делает мама? Вы заботитесь там друг о друге? Скоро я приеду домой. Ты скучаешь без меня? Я – очень.
   «Пора заканчивать с этим», – думал он, разговаривая сначала с дочерью, а потом с женой. Джек и Джилл должны добиться успеха. Он должен изменить историю. И ему не хочется возвращаться домой в пластиковом мешке. К тому же с бесчестьем. Как самый последний предатель со времен Бенедикта Арнольда.
   Э, нет. Пластиковый мешок ожидает тело президента Томаса Бернса. Он заслужил смерть. Как и все остальные. Все они в своем роде оказались предателями.
   Джек и Джилл на Холме опять, Снова придется им убивать.
   И скоро, очень скоро все это завершится.

Глава 81

   В гостинице явно что-то случилось. Как только мы прибыли в «Вальдорф», я понял, что в системе безопасности зияет огромная брешь. Я видел, как плотно окружали агенты Секретной Службы президента и его жену, когда те входили в сверкающее фойе отеля.
   Томаса и Салли Бернс мгновенно проводили в их апартаменты на 21-м этаже. Всю эту рутину я знал наизусть. Детективы местной полиции работали в тесном контакте с отрядом Секретной Службы. Они проверили все мыслимые и немыслимые пути доступа в «Вальдорф», включая систему вентиляции, канализацию, остальные подземные коммуникации и тому подобное. Перед нашим приездом в гостиницу специальные собаки, натасканные на обнаружение взрывчатки, обнюхали весь отель. Такие же псы проверяли «Пьерр» и «Плацу» – возможные места остановки президента.
   – Алекс, – окликнул меня кто-то сзади. – Алекс, сюда. – Джей Грейер призывно махал мне рукой. – У нас появились проблемы. Не знаю, как им это удалось, но не успели мы приехать, как стало известно, что Джек и Джилл уже здесь.
   – Что, черт возьми, происходит, Джей? – тормошил я его, когда мы поспешно проходили мимо стеклянных стеллажей, где была выставлена парфюмерия и прочие дорогие аксессуары.
   Грейер притащил меня в кабинет администратора гостиницы, расположенный в конце вестибюля. Здесь уже толпились агенты, сотрудники ФБР и представители нью-йоркской полиции. Кто прижимал к уху наушник, кто рацию, но все они выглядели обеспокоенными и растерянными, включая охранников гостиницы во главе с их начальником. Это он с гордостью провозгласил, что со времен Гувера все президенты страны останавливались здесь и находились в полной безопасности.
   – Минут десять назад прибыла машина по доставке цветов, – наконец, начал Грейер. – Так вот, один из букетов – от наших Джека и Джилл. А в цветах – записка в стихах, как обычно.
   – Ну, давайте посмотрим. Я хочу прочитать ее. Записка лежала на столе из красного дерева рядом с букетом кроваво-красных роз. Я пробежал ее глазами, пока Грейер заглядывал мне через плечо.

 
Джилл с Джеком хотят снова Холм посетить,
Роскошным букетом Вас, босс, удивить,
Мы здесь, рядом с Вами,
Считаем мы сами
Часы, что осталось еще Вам прожить.
 

   – Они явно добиваются, чтобы мы поверили в их полную ненормальность, – сказал я Джею.
   – Вы так считаете?
   – Я уверен, что они вполне психически здоровые люди, но из кожи лезут вон, чтобы доказать обратное. Это явно входит в их планы. Они определеннознают, чего они хотят. А вот мы этого определенноне знаем.
   Кроме того, Джек и Джилл определенно находились в Нью-Йорке.

Глава 82

   Через несколько минут после полуночи тяжелая деревянная дверь спальни президента Томаса Бернса распахнулась. Президентские апартаменты в «Вальдорфе» состояли из четырех спален и двух гостиных в башенной части здания. Больше на этом этаже постояльцев не было, так же, как этажом выше и этажом ниже.
   – Кто там? – Президент оторвал взгляд от книги, которую читал, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы. Это был внушительный том «Трумэн» Дэвида Маккалога. Бернс чуть не уронил его, когда дверь открылась.
   Он улыбнулся, увидев, кто стоит между дверью и манекеном в рыцарских доспехах.
   – А, это ты! А я уж подумал, не Джилл ли меня навестила. Я думаю, что она тайно влюблена в меня. Нутром чую, – хихикнул Бернс.
   Салли через силу улыбнулась:
   – Это всего лишь я. Пришла пожелать тебе спокойной ночи и заодно проверить, все ли в порядке.
   Президент ласково посмотрел на жену. Последние годы они спали в разных комнатах, так как у обоих появились проблемы. Несмотря на это, они оставались близкими людьми и добрыми друзьями. Томас Бернс был уверен, что они любят друг друга и так будет всегда.
   – Ты что, пришла подоткнуть мне одеяло? – продолжать подшучивать над женой Томас. – Надо же, стыд-то какой!
   – Да, разумеется, и за этим тоже. Сегодня ты заслужил, чтобы о тебе заботились.
   Томас улыбнулся жене так, что оба вспомнили свои самые лучшие времена. Когда он хотел, то мог быть просто очарователен, и Салли Бернс прекрасно об этом знала. Иногда он проявлял себя сердцеедом, и это ей тоже было известно. За многие годы совместной жизни это повторялось не один раз. Она называла их отношения «агония и экстаз». Но если быть честными перед самими собой, экстаза было куда больше, чем агонии. Они оба знали и были уверены, что их союз – большая редкость.
   Томас Бернс похлопал по краю кровати: это было огромное ложе, частично закрытое сверху балдахином. Салли подошла и присела рядом. Он протянул ей ладонь, и она вложила в нее свою руку. Она любила просто держаться с мужем за руки. Салли знала, что любит его, несмотря на нанесенные ей в прошлом обиды. Она могла простить ему все, так как была уверена, что только она что-то значит для него. К тому же она понимала своего супруга, как никто другой. Поэтому Салли чувствовала, насколько он сейчас взволнован, напуган и как раним.
   Она любила его, что называется, целиком: со всеми его странностями, надменностью, неуверенностью в себе, ненадежностью, а нередко и эгоизмом. Салли знала, что и он любит ее, и они до конца останутся близкими друзьями и родственными душами.
   – Сказать тебе кое-что жуткое? – внезапно спросил он, прижимая к себе женщину, которая вот уже двадцать шесть лет была его женой.
   – Ну, скажи. Кроме полной откровенности я ничего и не ожидаю от тебя, господин Король. Они смеялись над этой фразой в лондонском театре во время постановки «Безумие Георга III». Там, в постельной сцене, королева обращалась к мужу именно с такими словами.
   – Я думаю, что тут замешан кто-то из близких нам людей. Мы разговаривали об этом с детективом по расследованию убийств. Этот человек оказался единственным, кто не побоялся прийти ко мне с такой дурной вестью. К сожалению, Салли, тут не обошлось без очень близкого нам лица. И от этого становится еще страшнее.
   Миссис Бернс постаралась не выдать охватившего ее страха. Она обводила глазами комнату, рассматривая обои и изучая обстановку. Господи, как же ей хотелось сейчас оказаться дома, в Мичигане. Возможно, этого она желала больше всего на свете: чтобы они с Томом снова очутились там.
   – А ты поделился этим с Доном Хамерманом?
   – Я поделился только с тобой, – прошептал он. – Лишь тебе я могу полностью доверять.
   Салли поцеловала его сначала в лоб, потом в щеку и, наконец, в губы:
   – Ты в этом уверен?
   – На сто процентов. Хотя у тебя тоже есть причины убить меня. Может быть, даже более веские, чем у всех остальных. И уж куда более основательные, чем у этих Джека и Джилл. Могу поспорить.
   – Обними меня покрепче, – попросила она. – И не отпускай.
   – И ты меня обними, – нашептывал президент своей жене. – И не отпускай никогда. Я мог бы так просидеть целую вечность. И, пожалуйста, Салли, прости меня за все.
   «Кто-то рядом. Кто-то подобрался совсем близко». – Президент никак не мог избавиться от тревожных мыслей, даже в объятиях жены.
   – Какой подарок ты хотел бы получить на Рождество, Том? Ты же знаешь, что нашу прессу интересует буквально все.
   Президент Бернс задумался лишь на секунду:
   – Мир и спокойствие. И чтобы все это поскорее закончилось.

Глава 83

   Пришло время доказать, что он лучше, чем Джек и Джилл. Сам-то он был в этом уверен. Между ними не может быть никакого соревнования. Джек и Джилл – просто два психа.
   Дом Кросса стоял в полутьме, отбрасывая густую тень на Пятую улицу юго-восточного района Вашингтона. Похоже, было, что все его обитатели уже улеглись спать. «Ну, скоро мы в этом убедимся», – решил про себя убийца.
   Его звали Дэнни Будро, если кому-то хочется знать правду. Он наблюдал за домом, освещенным тусклым фонарем, из-за стволов камедных деревьев, росших на пустыре.
   Он думал о том, как же он ненавидит Кросса, а заодно и всю его семью. Алекс Кросс напоминал убийце его настоящего отца. Тот тоже был копом и из-за увлечения своей идиотской работой бросил его и его мать. Оставил их, словно они значили не больше, чем плевок на тротуаре. Потом мать покончила жизнь самоубийством, а его передали опекунам.
   От благополучных семей Дэнни просто тошнило, а эта шишка Кросс строил из себя идеального папочку. Просто неумелый, дешевый актер. Хуже того, Кросс ни в грош не ставил Дэнни и вообще пренебрегал им.
   Дэнни Будро был одноклассником Самнера Мура в школе Теодора Рузвельта. Самнер Мур считался лучшим кадетом: идеальный ученик-подлиза и идеальный спортсмен-задница. Более того, его закрепили за Дэнни, как наставника, еще с прошлого лета. Дэнни должен был приходить к Муру домой дважды в неделю. Он возненавидел этого подлого засранца. Так же он относился и ко всей семье Муров. Ну, что ж, он славно проучил их. В итоге оказалось, что на самом деле наставником-то был Дэнни.
   Самой гениальной мыслью, пришедшей в его голову, было подстроить все так, чтобы идеальногокадетишку Самнера посчитали убийцей детей. Дэнни проник в компьютер Мура, и в результате привел копов прямо к тому домой. Это была его самая замечательная шалость. Потом ему пришло в голову, что пора отделаться и от самого Самнера. Это была вторая гениальная мысль. Он наслаждался убийством Мура даже больше, чем расправой с маленькими детьми.
   Теперь он хотел проучить Кросса. Видимо, этот коп считал, что так называемый убийца детей школы Соджорнер Трут недостоин его драгоценного внимания. В глазах Алекса Кросса Дэнни Будро, конечно, не мог сравниться с Гэри Сонеджи. Или даже с Джеком и Джилл. Ведь он был НИКТО, верно?
    Ну, мы еще посмотрим, доктор Кросс, кто сыграет более значительную роль, Дэнни или Джек с Джилл. Так что смотрите внимательно, дерьмовый детектив-доктор. Может быть, хоть это вас чему-нибудь научит.
   Примерно через час очень многие люди поймут, что нельзя недооценивать Дэнни Будро. Нельзя унижать его невниманием.
   Он пересек Пятую улицу, стараясь держаться в тени деревьев. Он направился прямо в тщательно ухоженный дворик, граничащий с домом Кросса.
   Ему исполнилось уже тринадцать лет, но он был слишком малорослым для своего возраста. Пять футов и три дюйма и всего сто десять фунтов. Кадеты прозвали его мистер Тюфяк, поскольку он всегда плакал, если его начинали дразнить. А это происходило почти постоянно. Каждая неделя длилась для Дэнни как целый учебный год, даже больше, как целая вечность. Господи, какое же удовольствие он получил, убивая Самнера Мура! Ему показалось, что этим он покончил со всей проклятой школой!
   Он размазал серые косметические тени по лицу, шее и рукам. Дэнни был одет в темные джинсы и черную рубашку. Вот он и проник в афро-американский район, верно? Никто не заметил Дэнни, пока он добирался сюда.
   Дэнни Будро нащупал рукоятку полуавтоматического «Смит-и-Вессона», лежащего в глубоком кармане его пончо. Пистолет вновь был заряжен двенадцатью патронами и снят с предохранителя. Впору идти на медведя. Внезапно Дэнни снова расплакался. Слезы градом катились по его лицу. Он вытер их рукавом. Все, мистера Тюфяка больше нет.
   Он совершал идеальные убийства.

Глава 84

   Ничто ни на небе, ни на земле не могло теперь уберечь миленькую семейку Алекса Кросса. Настал их черед умереть. И он должен был сделать этот шаг. Правильный шаг в подходящее время. Эй, малыш, о чем говоришь?
   Дэнни Будро дюйм за дюймом продвигался к ступенькам задней двери дома. При этом он не издавал ни единого звука.
   Когда нужно, он мог быть чертовски способным кадетом. Прекрасный юный солдат. Сегодня он вышел на маневры, вот в чем дело. Он выполнял ночную миссию.
   Найти и уничтожить.
   В доме стояла тишина. Никто не смотрел ночной программы по телевизору. Никаких там Леттерманов, Лино, Бевисов и Баттхедов. Никаких рекламных роликов. И рояль тоже молчит. Значит, Кросс уже уснул. Пусть будет так. Сон мертвеца, верно?
   Он дотронулся до дверной ручки, и ему тут же захотелось отдернуть пальцы. Металл, словно сухой лед, обжигал кожу. Однако он продолжал удерживать ручку, затем медленно повернул ее и потянул дверь на себя.
    Проклятая дверь оказалась запертой!По каким-то безумным соображениям он представлял себе ее открытой. Конечно, он мог войти через эту дверь, но тогда он наделал бы шума.
   А этого делать нельзя.
   Это уже не идеально.
   Дэнни решил обойти дом и проверить другой вход. Он знал, что с другой стороны имеется веранда, где стоит рояль. Обычно Кросс наигрывал там блюзы. Но это только начало. После сегодняшней ночи вся оставшаяся жизнь Кросса превратится в сплошной блюз.
   Из дома по-прежнему не доносилось ни звука. Дэнни знал, что детектив свою семью никуда не отправлял. Таким образом, Кросс еще раз продемонстрировал свое пренебрежение к нему. Он его не боялся. А надо бы. Черт, Кросс должен был испугаться его и даже обделаться от страха!
   Дэнни Будро протянул руку к двери веранды, весь обливаясь потом. Он начал задыхаться, увидев перед глазами жуткий кошмар. Его часто мучили кошмары.
    Прямо на него смотрел детектив Джон Сэмпсон! Черный гигант сидел там, на веранде. И поджидал его. Просто сидел, самоуверенный, словно дьявол.
    Его поймали! О Господи! Ему расставили ловушку. И он попался в нее, словно самый последний болван.
   Но… Эй-эй, подождите-ка секундочку…
    Что-то не то он видит. Или, как раз наоборот, то, что есть на самом деле!
   Дэнни поморгал глазами, а потом снова взглянул через стекло. Сэмпсон спал!Он спал в большом мягком кресле, стоящем возле рояля.
   Его ноги в носках лежали на подушке. Пистолет в кобуре покоился на столике рядом, дюймах в двенадцати от его правой руки. Пистолет в кобуре.
   «Двенадцать дюймов, – раздумывал убийца, – двенадцать крошечных дюймов».
   Дэнни Будро держался за дверную ручку и не шевелился. Грудь болела, словно его снова ударили.
   Что же делать? Что делать, черт возьми?.. ДВЕНАДЦАТЬ ЖАЛКИХ ДЮЙМОВ…
   Его мозг словно пробегал миллион миль в секунду. Столько мыслей вспыхивали одновременно в его голове, что он почти терял сознание.
   Ему хотелось напасть на Сэмпсона. Броситься на него и замочить этого огромного осла. Потом быстрей наверх и покончить со всей семьей. Желание было таким огромным, что буквально сжигало Дэнни.
   Он то отделялся от своего мозга, то воссоединялся с ним. Надо собрать мужество и все такое прочее. Логика побеждает все.Он знал, как ему следует поступить.
   Еще медленнее, чем он поднимался по ступенькам, Дэнни отступил от дома Кросса. Он с трудом верил, что чуть было не столкнулся нос к носу с этим огромным и грозным детективом.
   Может быть, он сумел бы вышибить этому ослу мозги. А что, если нет? Большой осел был действительно огромен.
   Нет, убийца детей рисковать не будет. Впереди его ждут масса развлечений и масса игр. Интересных игр.
   Он уже достаточно опытен. И с каждым разом становится все искушеннее.
   Дэнни растворился в ночи. У него были еще неотложные дела, о которых следовало позаботиться. Дэнни Будро был на свободной охоте в Вашингтоне, и это чувство ему очень нравилось. Он ощущал его вкус. А для Кросса и его глупой семьи он еще выберет время.
   Он уже забыл о том, что хотел предпринять за несколько минут до того, как вновь расплакался. Он не принимал свое лекарство вот уже семь дней. Ненавистный, презренный депакот, проклятое снадобье!