Павел Виноградов
Деяние XII
1
Выпало ходить ему, задире, —
Говорят, он белыми мастак! –
Сделал ход с е2 на е4…
Что-то мне знакомое… Так-так!
Владимир Высоцкий «Игра»
СССР, Энск, 10 сентября 1981
Слова учителя сухо шелестели по классной комнате:
– Взаимоотношения империалистических держав в Средней Азии во второй половине XIX века характеризовались стремлением Англии преградить царской России путь в Индию, которую англичане называли «жемчужиной британской короны»…
Класс был как класс: с покоцаными многими поколениями оболтусов, покрытыми несчетными слоями краски партами, суровой известкой белеными стенами, зловещего вида темной доской. Глобус еле держался на подставке, судя по многочисленным потертостям на нём, значительная часть мира так и пребывала в категории терра инкогнита. Выморочное осеннее солнце тускло расцвечивало небрежно вымытые оконные стекла, легко касалось стриженных «под канадку» или оснащенных косичками с белыми бантами голов школьников.
Руслану нравился голос учителя, четкий и убедительный, хотя несколько монотонный. Что-то было в нём – намекающее на не постигнутый массив смысла, скрытый, как тело айсберга, в глубине умолчания.
Прочие ученики, шушукающееся, кидающие друг на дружку чувственные взгляды, читающие под партой книги, далекие от темы урока, нимало не обращали внимания на потаенный смысл речей Пал Палыча. Скорее, были бы очень удивлены, скажи им, что таковой присутствует. «Это у Палыча-то? Да не смешите мои тапочки…»
Но Руслан любил историю. Более того, он чувствовал ее, и Палыч понял это сразу, как только услышал его первый ответ у доски. Парень, конечно, был абсолютно невежественен в его предмете, как и большинство школьников супердержавы, чьи мозги были неоднократно промыты идеологически стерильной и дозированной информацией. Но этот мальчишка все время демонстрировал волю вклиниться в кажущийся хаос событий, уяснить его пружины, да ещё и не те, какие предлагал к рассмотрению незыблемый исторический материализм.
– Империалистическое соперничество между Британской и Российской империями характеризуется термином «Большая игра», который ввел в широкий оборот писатель Редьярд Киплинг. Что, Калинина? – спросил учитель вытянувшую руку белокурую ученицу.
Его серьезные ярко-зелёные глаза внимательно смотрели из-за толстых стекол квадратных очков в рыжеватой оправе, вкупе с густыми усами создававшими немного комический эффект. Кроме того, допотопная оправа старила тридцатипятилетнего мужика лет на десять.
– Это который «Маугли» написал? – спросила девица, хлопнув огромными карими очами.
Класс давился смехом. В принципе, против Палыча никто ничего не имел, его, скорее, любили и охотно ходили на его уроки. Однако относились не очень серьезно, поддевать положительного и степенного «москвича» почему-то считалось хорошим тоном с тех самых пор, когда он, года три назад, неожиданно появился в школе. Говорили, раньше жил в столице, работал в закрытом учебном заведении для отпрысков больших людей. А потом резко бросил все, переехал в Сибирь и устроился в обычную школу на 120 рублей месячной получки.
Когда этот плотный парень в мешковатом мышином костюмчике из универсама (московского, однако, в местных и таких не было), первый раз объявился в кабинете Шефа – директора школы, тот был абсолютно уверен, что видит перед собой ссыльного. Никто из здравомыслящих педагогов, да и вообще советских людей, и помыслить не мог, что можно так вот, по доброй воле оставить столичное жилье и работу, да и перебраться в снулое захолустье. Самое невинное, что предположил Шеф – пьет, гад… Он, конечно, категорически не желал лишней мороки себе на голову, но попросту завернуть приезжего не мог: москвич все-таки, мало ли, сегодня в провинции учителем, а завтра простят – и в министерстве референтом, да и припомнит ему, Шефу. Директор был многоопытен, карьеру начал вертухаем в Норильлаге, и знал, что почем. Потому ничего определенного соискателю не сказал, ожидая, что вот-вот на подозрительного гражданина придет разъяснение из «органов». Но «органы» безмолвствовали, трудовая книжка Пал Палыча была безупречна, а посему, скрепя сердце, директор взял его в штат. Не пожалел – преподавателем тот оказался прекрасным, оценки по истории устремились вверх. Да и слухачи Шефа из учителей и учащихся рассказать про Палыча ничего сомнительного не могли. Самое пристальное наблюдение не выявило никаких признаков запоев, а учебный материал он подавал в соответствии с генеральной линией. Вот только его интерес к странному парню… этому… Загоровскому. Тонкое чутье Шефа подсказывало: тут точно что-то не так. Но, поскольку что именно, он пока понять не мог, обстоятельство сие было отложено. Однако незабвенно.
– Да, Инга, он написал «Маугли», вернее, «Книгу джунглей», – ровно объяснил Пал Палыч, зелёно высверкнув из-под очков. – Но ещё и многое другое… Загоровский?
Руслан поднял руку небрежно, почти лениво, словно сомневаясь, стоит ли это делать. Красивое смуглое лицо приняло слегка брюзгливое выражение.
– Объясните, пожалуйста, термин «Большая игра», – попросил он, вставая.
Инга поморщилась, недовольно надув губки. «Русь заколебал! Зачем ему это? Такой кадр клёвый… Только одевается голимо. И ноги кривые…» Не додумав эту не слишком логичную мысль, девушка раздражённо отвернулась к окну.
Под «заколебал» подпадали все случаи, когда Руслан вдруг начинал изъясняться «книжным» языком. Может быть, потому что при этом лицо его выражало надменную скуку. А то, что это не более чем маска, надеваемая в момент особой заинтересованности, одноклассникам и в голову не приходило. С малых лет он умел скрывать свои истинные эмоции, хотя, казалось бы, в небольшой четырнадцатилетней жизни мало, что могло подвигнуть к подобным манерам.
Сейчас, впрочем, он и сам не знал, почему рассказ историка заинтересовал его.
– Видишь ли, – проговорил Пал Палыч, мельком глянув на Руслана, – этот материал не входит в программу. Если хочешь, останься после урока.
Руслан кивнул и опустился на место.
Не в первый раз он неторопливо шёл с учителем из школы до автобусной остановки по вечерним дворам областного центра.
– Ты меня немного тревожишь, – очевидно, из-за ранней гипертонии Палыч слегка задыхался при ходьбе, поэтому говорил не очень внятно. Руслан все время приостанавливался и вытягивал шею, чтобы расслышать.
– В тебе есть что-то, способное однажды очень сильно подвести, – продолжал учитель, словно в раздумье. Руслан слушал молча, машинально обрывая на ходу листочки с ещё по-летнему зеленых кустов и растирая их длинными пальцами, так, что скоро они покрылись липким налетом.
– Что вы имеете в виду?
Он и вправду ничего не понимал.
– Твое постоянное желание знать больше, чем тебе положено… Нет, это очень хорошо – стремиться к знаниям. Но ты все время задаёшь неудобные вопросы.
– Почему неудобные?
Учитель пожал плечами.
– Ладно, – со вздохом произнёс он, – это так, лирическое отступление… А вообще-то, предупреждение от умудренного опытом человека. Остальное додумаешь сам, ты способен… Так вот, Большая игра…
Палыч вздохнул и пошёл медленнее.
– В узком смысле термин касается Центральной Азии и периода с 1813-го по 1907 годы. Но это не совсем точно. Вернее, совсем неточно. На самом деле Игра захватывала в разные периоды и Ближний Восток, и Кавказ, а то и Тибет. А её временные рамки…
Он замолк, раздумывая, не слишком ли сухо излагает юноше материал. Взглянул на Руслана. Глаза мальчика, странно светлые на смуглом лице, блестели. Мысленно пожав плечами, Палыч продолжил:
– …Они тоже далеко расходятся в разные стороны. Когда Игра началась – установить очень трудно. Во всяком случае, уже вовсю шла во втором веке до нашей эры, когда китайцы стали вывозить лошадей из Средней Азии в обмен на шёлк. Так возник Великий шёлковый путь, пронизавший всю Евразию, и Игра завертелась вокруг него.
– Причем тут шёлк? – спросил Руслан.
– Потому что тогда он был стратегическим товаром. Вши, знаешь ли…
– Вши?..
– Ага. Они почти не заводятся на шёлковом белье – им на нём жить скользко, – Палыч издал смешок. – А с гигиеной вплоть до Нового времени в мире было не очень хорошо. Потому во всех развитых по тем временам странах был огромный спрос на натуральный шёлк. Ну вот, понравилось бы тебе, будь ты римским патрицием или византийским патрикием, все время чесаться?..
– Думаю, нет, – рассудительно ответил Руслан.
– То-то. В общем, на шёлк в то время можно было купить всё. Но его тогда производили только в Китае, и китайцы строго следили, чтобы гусениц шелкопряда не вывозили из их страны. Понял?
– Теперь понял.
– Ну, так вот, везде, где стратегическое сырье, возникает Игра. Заинтересованные государства начинают интриговать, шпионить, проводить всякие тайные акции…
В пустынных дворах спокойного города в глубокой провинции огромной страны странно и тревожно звучали эти слова. Руслану вдруг померещилось, что они предвещают невзгоды и ужасы. Но мало-помалу его охватывала какая-то лихорадка. Он всё еще хотел узнать обо всём этом как можно больше.
– Например, – продолжал Палыч, – в седьмом веке нашей эры дошло до настоящей мировой войны.
– Что?
– Ага, ты считаешь, что мировых войн было всего две. Это правильно, конечно… Но я иногда думаю: если в войне за передел мира участвуют все самые могущественные на тот момент государства и народы, даже если они напрямую не соприкасаются, нельзя ли это тоже назвать мировой войной?..
– Н-наверное… Вам виднее.
– Я бы предпочел, чтобы ты подумал над этим сам, – мягко произнес учитель. – В той войне участвовали Византия, Иран, два тюркских и один аварский каганат, Китай, и еще множество менее сильных народов – грузины, албанцы, болгары… Судя по ходу событий, две коалиции как-то координировали свои действия, хотя великие державы находились вдали друг от друга. В любом случае, это была очень большая война – за Великий шелковый путь.
– И кто победил?
– Тогда – Арабский халифат, возникший, словно ниоткуда, и подавивший всех остальных ослабленных борьбой игроков. Но Большая игра продолжалась.
– И всё из-за вшей?
– Нет, конечно. Когда Китай утратил монополию на производство шёлка, тема стала не актуальной. Но были ещё пряности, наркотики, драгоценные камни, фарфор… И игроки тоже сменялись – арабы, потом монголы, потом турки. А потом, где-то в конце семнадцатого века, возник новый игрок – Россия. И так получилось, что к прошлому веку лицом к лицу там встали Российская и Британская империи.
– Из-за чего?
– Из-за всего. В Индии много интересных вещей, и англичане очень за неё боялись, пытались не пустить туда русских. А Россия медленно, но верно завоевывала Центральную Азию и подходила к Афганистану. Афганистан же – это ворота в Индию…
– Афганистан…
– Да, Руслан, Афганистан…
Оба замолчали. Смеркалось, зажглись длиннющие бетонные фонари, похожие на источающие фосфорическое сияние виселицы. Было тихо. В эту минуту неподалеку от пакистанской границы советский армейский грузовик попал в засаду моджахедов. Водитель, рядовой Юрий Калинин, 1963 года рождения, призванный в Советскую Армию в апреле 1981 года Ленинским райвоенкоматом города Энска, так и не понял, что произошло – его голову пробил осколок ручной гранаты.
Учитель и ученик молча дошагали до автобусной остановки, откуда Палыч уезжал домой, готовить на грязной общажной плите холостяцкий ужин.
– Пал Палыч, – прервал молчание Руслан, – вы говорили о временных рамках Большой игры. А в нашу сторону?..
– Да, конечно, она идет и сейчас, – кивнул учитель, – только теперь главные игроки – США и… страна, в которой мы с тобой живем.
Из-за поворота показались жёлтые фары ревущего автобуса – как безумные глаза атакующего тигра.
– А стратегический товар? – успел задать вопрос Руслан.
– Думаю, нефть, – ответил Палыч уже с подножки. Перекошенные дверцы нехотя закрылись.
Дом Руслана, пятиэтажный, кирпичный, хорошей сталинской постройки, был кварталах в двух вглубь дворов. Чтобы добраться до него, надо было повернуть назад к школе, пересечь обширный пустырь, поросший жухлой сентябрьской лебедой, и миновать ряд капитальных гаражей. Было уже довольно поздно, а осенью в Сибири темнеет быстро. Руслан шёл, не замечая ничего вокруг, и, честно говоря, уже забыв о словах учителя, вернее, отложив полученную информацию. Сейчас же в голове его царил обычный юношеский хаос – думал, что завтра, в субботу, он, как всегда, пойдет в кружок самбо, о странной книге, которую начал читать вчера. И ещё – о звенящем смехе Инги…
– Пацан, дай-ка закурить! – из-за гаража возникли два тёмных силуэта.
От скрипучего голоса стало тоскливо и тошно. В неярком сизом свете отдалённого фонаря проявилась глумливая щербатая ухмылка. Движения парня были нарочито расхлябаны, грязные, плохо сидящие, но «штатовские» джинсы перехватывал широкий полосатый тряпичный пояс с никелированной пряжкой. Второй гопник держался чуть поодаль. Намечалась большая задница. Руслан был в своем районе, и местные его не тронули бы. Но этих он не знал, они явно были с другой территории, одной из тех, с которыми его находилась в состоянии кровной вражды. Полгода назад в доме неподалёку прошли жуткие похороны трех пацанов, которых гопники с окраины буквально на кусочки изрубили самодельными тесаками…
Стоящий перед ним не стал дожидаться ответа на ритуальный вопрос, его рука уже шла вперёд и вверх. Руслан растерянно смотрел, как приближается тусклый блеск кастета. Только в последний момент вспомнил, что надо делать, перехватил руку, попытался провести простейший прием. Не очень удачно – завалился вместе с противником. Второй уже замахивался чем-то, вроде железного прута. Но хуже было то, что из-за угла выскочили ещё две тени, а, судя по звукам, кто-то был и сзади.
Руслан поймал плечом прут, охнул от резкой боли и мельком увидел ещё двоих. И – ясно и четко в стылом свете отдаленного фонаря – лезвие ножа.
Внутри что-то хрустнуло, мучительно запекло в боку – это поваленный вскочил и поддел ногой ребра. Азартно проскрипел:
– Валите его махом!
Руслан даже не успел испугаться, осознав, что его просто-напросто убивают. Было только тяжёлое отупение. Вскочил, дёрнулся бежать, но чья-то нога припечатала ему нос, а сзади ухватили за куртку.
Он ощущал страшную дурноту, но отчаянно пытался вырваться. Кричать не мог из-за боли, да это и не приходило в голову. Но сзади почему-то отпустили. Раздались вопли и грохот. Вновь нависшая над ним палка была выбита мощным ударом. Кто-то рывком отпихнул Руслана к стене гаража.
– Стой тихо! – приказал знакомый, но невероятный в такой ситуации голос.
– Пал Палыч! – ахнул Руслан.
Стоял, глядел, не верил глазам.
Солидная фигура чинного историка приобрела упругость и гибкость, какие в обычное время не просматривались. Очки поблескивали, топорщились усы. Стоял спокойно и уверенно. Всё пошло быстро, слишком быстро для восприятия Руслана. Ему казалось, что Палыч не прикасается к хулиганам, просто делает причудливые движения руками. Но Скрипучий резво отлетел в сторону. Второй с дурным визгом неуклюже подпрыгнул, метя ногой, а третий подался вперед, выставив лезвие финки. Однако, после загадочных пассов Палыча, прыгун резко сменил траекторию, врезавшись башкой в железную дверь гаража, а приятель его разом, как подрубленный, свалился на колени. Нож же непостижимым образом оказался в руке учителя, который отпихнул коленопреклонённого, отбросил финарь и повернулся к, наконец, пришедшей в себя первой троице. Те кинулись на него борзо. Палыч забавно раскорячился, тело его будто изломалось, образовав несколько острых углов, и нападающие непостижимым образом рухнули.
– Атас! – теперь в скрипучем голосе прорезался ужас.
Кое-как поднявшись, хулиганы бросились в разные стороны. Только ударившийся о гараж не двигался. Палыч распрямился, аккуратно одёрнул на все пуговицы застёгнутое полупальто, и быстро подошёл к нему. Проверил пульс на шее, удовлетворенно кивнул и обернулся к остолбеневшему юноше.
– Твоё счастье, что я забыл в школе портфель с тушёнкой, которую сегодня выдавали учителям. Пришлось вернуться, а то дома есть нечего, – как ни странно, он совершенно не запыхался, в отличие от тяжело дышащего Руслана.
– Сколько лет ты занимаешься самбо? – спросил Палыч, критически оглядев ученика.
– Четыре, – машинально ответил тот, всё ещё пребывая в прострации.
– Неважный у тебя тренер, смени, – покачав головой, посоветовал Палыч.
– А вы?.. – мысли Руслана, наконец, начали шевелиться, так, что он смог сформулировать вопрос, – Это чё, карате, да?
– Нет, не карате, – Палыч, поморщившись, покачал головой, словно услышал в классе неверный ответ на вопрос об англо-бурской войне. – Отечественная система. Это вон тот каратист, – кивнул на бездыханное тело. – Вернее, думает, что каратист…
Учитель поднял солидный кусок железной арматуры, которая несколько минут назад чуть не проломила его ученику голову.
– Против лома нет приёма… против лома есть рычаг, – завернул Палыч не очень понятно, отбрасывая прут в бурьян.
– На-ка платок, приложи к носу, – обратился к Руслану, – кровища хлещет. И пойдем домой. Я уж провожу – во избежание…
– А этот? – спросил Руслан, указывая на начавшего постанывать хулигана.
– Оклемается, – уверенно кивнул Палыч. – На обратном пути его проведаю. Если не смоется…
Бок ныл всё сильнее – похоже, треснуло ребро. Но Руслану не очень улыбалось сейчас являться домой в разорванной, залитой кровью, куртке, с расквашенным носом. Они сидели в беседке на пустынной детской площадке. Руслан всё никак не мог прийти в себя. Впрочем, спокойствие Палыча тоже оказалось не полным: искоса взглянув на юношу, он вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку. Дорогущий «Кент» в руках простого школьного учителя смотрелся странно.
– Ты уж не говори ребятам, – попросил он Руслана, – никогда не курю при учениках, да вот обстоятельства чрезвычайные.
Руслану, уже год тайно покуривающему, очень хотелось попросить сигарету, но он не решился.
– Пал Палыч, – вместо этого восхитился он, – вы мастер!
– Нет. Видел бы ты настоящего Мастера… Впрочем, может и увидишь… Ты знаешь их? Что они хотели?
– Ничего, попросили закурить и сразу кинулись. Никогда их не видел… Они хотели меня убить!
Это обстоятельство вдруг предстало перед ним во всей неприглядности. Он изумленно глядел на учителя, но тот, к ещё большему его смятению, утвердительно кивнул.
– Я так и думал.
– Но почему?!
С минуту Палыч сосредоточенно курил, потом, словно приняв решение, произнёс:
– Рановато, конечно…
Он ещё немного помолчал. Руслан ждал, приоткрыв от напряжения рот.
– Ну, ладно… – продолжил учитель. – Всё равно теперь они знают, кто ты… В общем так: некие люди интересуются тобой… хм… несколько больше, чем это соответствует твоему возрасту и положению.
Руслан ничего не понимал… Вернее, не мог отдать себе отчет в том, что ему открывают нечто, давно ощущаемое им самим.
– Какие люди? – растерянно переспросил он.
– Разные, – ответил учитель, отбрасывая сигарету в урну. – Хорошие… И плохие. Эти были плохие. Вернее, наняты плохими. Но, думаю, в ближайшее время они вряд ли тебя побеспокоят. Мне кажется, сейчас они сделали глупость и быстро это поймут. Так что не бойся.
Но ледяная волна, обдавшая Руслана, была не ужасом, нет – восторгом. Здесь и сейчас полагалось начало чему-то грандиозному.
– А вы, вы?.. – задохнулся он.
– Я – хороший, – заверил Палыч.
Он строго заглянул в лицо мальчика.
– Ты не очень-то радуйся. Всё серьезно… Короче, возможно, меня несколько дней не будет в школе. Но потом я обязательно свяжусь с тобой, и мы подробно поговорим обо всём, что ты хочешь знать. В пределах разумного, конечно… Слишком рано… – с досадой повторил он. – Совсем ещё не готов.
В голове Руслана, исполненной блистающего хаоса, вдруг родилась грандиозная догадка:
– Пал Палыч, – с сердечным замиранием выдохнул он, – ведь это связано… связано с Большой игрой?!
Палыч воззрился на него, потом медленно промолвил:
– Н-да-а, похоже, мы в тебе не ошибались… Впрочем, это давно было очевидно. Руслан, можно, я пока не буду отвечать на этот вопрос?
– Но Пал Палыч, – отчаянно выкрикнул мальчишка, – вы только объясните, а то у меня голова взорвётся: причем тут я? Какая тут нефть, какая Индия, какая Америка?..
– Видишь ли, – снизошёл к его растерянности учитель, – нефть и все остальное – это внешнее. А настоящий смысл Игры спрятан. Как и основные игроки. И всё, больше сегодня я тебе ничего не скажу. Иди домой.
Он встал и, к изумлению Руслана, перекрестил ему лоб. А потом твёрдым шагом направился к пустырю. Однако, словно подумав о чем-то, остановился и обернулся к оцепеневшему юноше.
– Ещё одно, что ты должен знать прямо сейчас.
И чётко, немного нараспев, произнес:
– Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра.
– Это откуда? – спросил Руслан.
Высказывание припечатало его увесистой завершённостью.
– Киплинг написал это в одном своём романе.
– Что это зна… В каком романе?
– Его давно не издавали у нас. Но у меня он есть в русском переводе. Я дам тебе, – пообещал Палыч, растворяясь в темноте.
Этого обещания он так никогда и не выполнил.
– Взаимоотношения империалистических держав в Средней Азии во второй половине XIX века характеризовались стремлением Англии преградить царской России путь в Индию, которую англичане называли «жемчужиной британской короны»…
Класс был как класс: с покоцаными многими поколениями оболтусов, покрытыми несчетными слоями краски партами, суровой известкой белеными стенами, зловещего вида темной доской. Глобус еле держался на подставке, судя по многочисленным потертостям на нём, значительная часть мира так и пребывала в категории терра инкогнита. Выморочное осеннее солнце тускло расцвечивало небрежно вымытые оконные стекла, легко касалось стриженных «под канадку» или оснащенных косичками с белыми бантами голов школьников.
Руслану нравился голос учителя, четкий и убедительный, хотя несколько монотонный. Что-то было в нём – намекающее на не постигнутый массив смысла, скрытый, как тело айсберга, в глубине умолчания.
Прочие ученики, шушукающееся, кидающие друг на дружку чувственные взгляды, читающие под партой книги, далекие от темы урока, нимало не обращали внимания на потаенный смысл речей Пал Палыча. Скорее, были бы очень удивлены, скажи им, что таковой присутствует. «Это у Палыча-то? Да не смешите мои тапочки…»
Но Руслан любил историю. Более того, он чувствовал ее, и Палыч понял это сразу, как только услышал его первый ответ у доски. Парень, конечно, был абсолютно невежественен в его предмете, как и большинство школьников супердержавы, чьи мозги были неоднократно промыты идеологически стерильной и дозированной информацией. Но этот мальчишка все время демонстрировал волю вклиниться в кажущийся хаос событий, уяснить его пружины, да ещё и не те, какие предлагал к рассмотрению незыблемый исторический материализм.
– Империалистическое соперничество между Британской и Российской империями характеризуется термином «Большая игра», который ввел в широкий оборот писатель Редьярд Киплинг. Что, Калинина? – спросил учитель вытянувшую руку белокурую ученицу.
Его серьезные ярко-зелёные глаза внимательно смотрели из-за толстых стекол квадратных очков в рыжеватой оправе, вкупе с густыми усами создававшими немного комический эффект. Кроме того, допотопная оправа старила тридцатипятилетнего мужика лет на десять.
– Это который «Маугли» написал? – спросила девица, хлопнув огромными карими очами.
Класс давился смехом. В принципе, против Палыча никто ничего не имел, его, скорее, любили и охотно ходили на его уроки. Однако относились не очень серьезно, поддевать положительного и степенного «москвича» почему-то считалось хорошим тоном с тех самых пор, когда он, года три назад, неожиданно появился в школе. Говорили, раньше жил в столице, работал в закрытом учебном заведении для отпрысков больших людей. А потом резко бросил все, переехал в Сибирь и устроился в обычную школу на 120 рублей месячной получки.
Когда этот плотный парень в мешковатом мышином костюмчике из универсама (московского, однако, в местных и таких не было), первый раз объявился в кабинете Шефа – директора школы, тот был абсолютно уверен, что видит перед собой ссыльного. Никто из здравомыслящих педагогов, да и вообще советских людей, и помыслить не мог, что можно так вот, по доброй воле оставить столичное жилье и работу, да и перебраться в снулое захолустье. Самое невинное, что предположил Шеф – пьет, гад… Он, конечно, категорически не желал лишней мороки себе на голову, но попросту завернуть приезжего не мог: москвич все-таки, мало ли, сегодня в провинции учителем, а завтра простят – и в министерстве референтом, да и припомнит ему, Шефу. Директор был многоопытен, карьеру начал вертухаем в Норильлаге, и знал, что почем. Потому ничего определенного соискателю не сказал, ожидая, что вот-вот на подозрительного гражданина придет разъяснение из «органов». Но «органы» безмолвствовали, трудовая книжка Пал Палыча была безупречна, а посему, скрепя сердце, директор взял его в штат. Не пожалел – преподавателем тот оказался прекрасным, оценки по истории устремились вверх. Да и слухачи Шефа из учителей и учащихся рассказать про Палыча ничего сомнительного не могли. Самое пристальное наблюдение не выявило никаких признаков запоев, а учебный материал он подавал в соответствии с генеральной линией. Вот только его интерес к странному парню… этому… Загоровскому. Тонкое чутье Шефа подсказывало: тут точно что-то не так. Но, поскольку что именно, он пока понять не мог, обстоятельство сие было отложено. Однако незабвенно.
– Да, Инга, он написал «Маугли», вернее, «Книгу джунглей», – ровно объяснил Пал Палыч, зелёно высверкнув из-под очков. – Но ещё и многое другое… Загоровский?
Руслан поднял руку небрежно, почти лениво, словно сомневаясь, стоит ли это делать. Красивое смуглое лицо приняло слегка брюзгливое выражение.
– Объясните, пожалуйста, термин «Большая игра», – попросил он, вставая.
Инга поморщилась, недовольно надув губки. «Русь заколебал! Зачем ему это? Такой кадр клёвый… Только одевается голимо. И ноги кривые…» Не додумав эту не слишком логичную мысль, девушка раздражённо отвернулась к окну.
Под «заколебал» подпадали все случаи, когда Руслан вдруг начинал изъясняться «книжным» языком. Может быть, потому что при этом лицо его выражало надменную скуку. А то, что это не более чем маска, надеваемая в момент особой заинтересованности, одноклассникам и в голову не приходило. С малых лет он умел скрывать свои истинные эмоции, хотя, казалось бы, в небольшой четырнадцатилетней жизни мало, что могло подвигнуть к подобным манерам.
Сейчас, впрочем, он и сам не знал, почему рассказ историка заинтересовал его.
– Видишь ли, – проговорил Пал Палыч, мельком глянув на Руслана, – этот материал не входит в программу. Если хочешь, останься после урока.
Руслан кивнул и опустился на место.
Не в первый раз он неторопливо шёл с учителем из школы до автобусной остановки по вечерним дворам областного центра.
– Ты меня немного тревожишь, – очевидно, из-за ранней гипертонии Палыч слегка задыхался при ходьбе, поэтому говорил не очень внятно. Руслан все время приостанавливался и вытягивал шею, чтобы расслышать.
– В тебе есть что-то, способное однажды очень сильно подвести, – продолжал учитель, словно в раздумье. Руслан слушал молча, машинально обрывая на ходу листочки с ещё по-летнему зеленых кустов и растирая их длинными пальцами, так, что скоро они покрылись липким налетом.
– Что вы имеете в виду?
Он и вправду ничего не понимал.
– Твое постоянное желание знать больше, чем тебе положено… Нет, это очень хорошо – стремиться к знаниям. Но ты все время задаёшь неудобные вопросы.
– Почему неудобные?
Учитель пожал плечами.
– Ладно, – со вздохом произнёс он, – это так, лирическое отступление… А вообще-то, предупреждение от умудренного опытом человека. Остальное додумаешь сам, ты способен… Так вот, Большая игра…
Палыч вздохнул и пошёл медленнее.
– В узком смысле термин касается Центральной Азии и периода с 1813-го по 1907 годы. Но это не совсем точно. Вернее, совсем неточно. На самом деле Игра захватывала в разные периоды и Ближний Восток, и Кавказ, а то и Тибет. А её временные рамки…
Он замолк, раздумывая, не слишком ли сухо излагает юноше материал. Взглянул на Руслана. Глаза мальчика, странно светлые на смуглом лице, блестели. Мысленно пожав плечами, Палыч продолжил:
– …Они тоже далеко расходятся в разные стороны. Когда Игра началась – установить очень трудно. Во всяком случае, уже вовсю шла во втором веке до нашей эры, когда китайцы стали вывозить лошадей из Средней Азии в обмен на шёлк. Так возник Великий шёлковый путь, пронизавший всю Евразию, и Игра завертелась вокруг него.
– Причем тут шёлк? – спросил Руслан.
– Потому что тогда он был стратегическим товаром. Вши, знаешь ли…
– Вши?..
– Ага. Они почти не заводятся на шёлковом белье – им на нём жить скользко, – Палыч издал смешок. – А с гигиеной вплоть до Нового времени в мире было не очень хорошо. Потому во всех развитых по тем временам странах был огромный спрос на натуральный шёлк. Ну вот, понравилось бы тебе, будь ты римским патрицием или византийским патрикием, все время чесаться?..
– Думаю, нет, – рассудительно ответил Руслан.
– То-то. В общем, на шёлк в то время можно было купить всё. Но его тогда производили только в Китае, и китайцы строго следили, чтобы гусениц шелкопряда не вывозили из их страны. Понял?
– Теперь понял.
– Ну, так вот, везде, где стратегическое сырье, возникает Игра. Заинтересованные государства начинают интриговать, шпионить, проводить всякие тайные акции…
В пустынных дворах спокойного города в глубокой провинции огромной страны странно и тревожно звучали эти слова. Руслану вдруг померещилось, что они предвещают невзгоды и ужасы. Но мало-помалу его охватывала какая-то лихорадка. Он всё еще хотел узнать обо всём этом как можно больше.
– Например, – продолжал Палыч, – в седьмом веке нашей эры дошло до настоящей мировой войны.
– Что?
– Ага, ты считаешь, что мировых войн было всего две. Это правильно, конечно… Но я иногда думаю: если в войне за передел мира участвуют все самые могущественные на тот момент государства и народы, даже если они напрямую не соприкасаются, нельзя ли это тоже назвать мировой войной?..
– Н-наверное… Вам виднее.
– Я бы предпочел, чтобы ты подумал над этим сам, – мягко произнес учитель. – В той войне участвовали Византия, Иран, два тюркских и один аварский каганат, Китай, и еще множество менее сильных народов – грузины, албанцы, болгары… Судя по ходу событий, две коалиции как-то координировали свои действия, хотя великие державы находились вдали друг от друга. В любом случае, это была очень большая война – за Великий шелковый путь.
– И кто победил?
– Тогда – Арабский халифат, возникший, словно ниоткуда, и подавивший всех остальных ослабленных борьбой игроков. Но Большая игра продолжалась.
– И всё из-за вшей?
– Нет, конечно. Когда Китай утратил монополию на производство шёлка, тема стала не актуальной. Но были ещё пряности, наркотики, драгоценные камни, фарфор… И игроки тоже сменялись – арабы, потом монголы, потом турки. А потом, где-то в конце семнадцатого века, возник новый игрок – Россия. И так получилось, что к прошлому веку лицом к лицу там встали Российская и Британская империи.
– Из-за чего?
– Из-за всего. В Индии много интересных вещей, и англичане очень за неё боялись, пытались не пустить туда русских. А Россия медленно, но верно завоевывала Центральную Азию и подходила к Афганистану. Афганистан же – это ворота в Индию…
– Афганистан…
– Да, Руслан, Афганистан…
Оба замолчали. Смеркалось, зажглись длиннющие бетонные фонари, похожие на источающие фосфорическое сияние виселицы. Было тихо. В эту минуту неподалеку от пакистанской границы советский армейский грузовик попал в засаду моджахедов. Водитель, рядовой Юрий Калинин, 1963 года рождения, призванный в Советскую Армию в апреле 1981 года Ленинским райвоенкоматом города Энска, так и не понял, что произошло – его голову пробил осколок ручной гранаты.
Учитель и ученик молча дошагали до автобусной остановки, откуда Палыч уезжал домой, готовить на грязной общажной плите холостяцкий ужин.
– Пал Палыч, – прервал молчание Руслан, – вы говорили о временных рамках Большой игры. А в нашу сторону?..
– Да, конечно, она идет и сейчас, – кивнул учитель, – только теперь главные игроки – США и… страна, в которой мы с тобой живем.
Из-за поворота показались жёлтые фары ревущего автобуса – как безумные глаза атакующего тигра.
– А стратегический товар? – успел задать вопрос Руслан.
– Думаю, нефть, – ответил Палыч уже с подножки. Перекошенные дверцы нехотя закрылись.
Дом Руслана, пятиэтажный, кирпичный, хорошей сталинской постройки, был кварталах в двух вглубь дворов. Чтобы добраться до него, надо было повернуть назад к школе, пересечь обширный пустырь, поросший жухлой сентябрьской лебедой, и миновать ряд капитальных гаражей. Было уже довольно поздно, а осенью в Сибири темнеет быстро. Руслан шёл, не замечая ничего вокруг, и, честно говоря, уже забыв о словах учителя, вернее, отложив полученную информацию. Сейчас же в голове его царил обычный юношеский хаос – думал, что завтра, в субботу, он, как всегда, пойдет в кружок самбо, о странной книге, которую начал читать вчера. И ещё – о звенящем смехе Инги…
– Пацан, дай-ка закурить! – из-за гаража возникли два тёмных силуэта.
От скрипучего голоса стало тоскливо и тошно. В неярком сизом свете отдалённого фонаря проявилась глумливая щербатая ухмылка. Движения парня были нарочито расхлябаны, грязные, плохо сидящие, но «штатовские» джинсы перехватывал широкий полосатый тряпичный пояс с никелированной пряжкой. Второй гопник держался чуть поодаль. Намечалась большая задница. Руслан был в своем районе, и местные его не тронули бы. Но этих он не знал, они явно были с другой территории, одной из тех, с которыми его находилась в состоянии кровной вражды. Полгода назад в доме неподалёку прошли жуткие похороны трех пацанов, которых гопники с окраины буквально на кусочки изрубили самодельными тесаками…
Стоящий перед ним не стал дожидаться ответа на ритуальный вопрос, его рука уже шла вперёд и вверх. Руслан растерянно смотрел, как приближается тусклый блеск кастета. Только в последний момент вспомнил, что надо делать, перехватил руку, попытался провести простейший прием. Не очень удачно – завалился вместе с противником. Второй уже замахивался чем-то, вроде железного прута. Но хуже было то, что из-за угла выскочили ещё две тени, а, судя по звукам, кто-то был и сзади.
Руслан поймал плечом прут, охнул от резкой боли и мельком увидел ещё двоих. И – ясно и четко в стылом свете отдаленного фонаря – лезвие ножа.
Внутри что-то хрустнуло, мучительно запекло в боку – это поваленный вскочил и поддел ногой ребра. Азартно проскрипел:
– Валите его махом!
Руслан даже не успел испугаться, осознав, что его просто-напросто убивают. Было только тяжёлое отупение. Вскочил, дёрнулся бежать, но чья-то нога припечатала ему нос, а сзади ухватили за куртку.
Он ощущал страшную дурноту, но отчаянно пытался вырваться. Кричать не мог из-за боли, да это и не приходило в голову. Но сзади почему-то отпустили. Раздались вопли и грохот. Вновь нависшая над ним палка была выбита мощным ударом. Кто-то рывком отпихнул Руслана к стене гаража.
– Стой тихо! – приказал знакомый, но невероятный в такой ситуации голос.
– Пал Палыч! – ахнул Руслан.
Стоял, глядел, не верил глазам.
Солидная фигура чинного историка приобрела упругость и гибкость, какие в обычное время не просматривались. Очки поблескивали, топорщились усы. Стоял спокойно и уверенно. Всё пошло быстро, слишком быстро для восприятия Руслана. Ему казалось, что Палыч не прикасается к хулиганам, просто делает причудливые движения руками. Но Скрипучий резво отлетел в сторону. Второй с дурным визгом неуклюже подпрыгнул, метя ногой, а третий подался вперед, выставив лезвие финки. Однако, после загадочных пассов Палыча, прыгун резко сменил траекторию, врезавшись башкой в железную дверь гаража, а приятель его разом, как подрубленный, свалился на колени. Нож же непостижимым образом оказался в руке учителя, который отпихнул коленопреклонённого, отбросил финарь и повернулся к, наконец, пришедшей в себя первой троице. Те кинулись на него борзо. Палыч забавно раскорячился, тело его будто изломалось, образовав несколько острых углов, и нападающие непостижимым образом рухнули.
– Атас! – теперь в скрипучем голосе прорезался ужас.
Кое-как поднявшись, хулиганы бросились в разные стороны. Только ударившийся о гараж не двигался. Палыч распрямился, аккуратно одёрнул на все пуговицы застёгнутое полупальто, и быстро подошёл к нему. Проверил пульс на шее, удовлетворенно кивнул и обернулся к остолбеневшему юноше.
– Твоё счастье, что я забыл в школе портфель с тушёнкой, которую сегодня выдавали учителям. Пришлось вернуться, а то дома есть нечего, – как ни странно, он совершенно не запыхался, в отличие от тяжело дышащего Руслана.
– Сколько лет ты занимаешься самбо? – спросил Палыч, критически оглядев ученика.
– Четыре, – машинально ответил тот, всё ещё пребывая в прострации.
– Неважный у тебя тренер, смени, – покачав головой, посоветовал Палыч.
– А вы?.. – мысли Руслана, наконец, начали шевелиться, так, что он смог сформулировать вопрос, – Это чё, карате, да?
– Нет, не карате, – Палыч, поморщившись, покачал головой, словно услышал в классе неверный ответ на вопрос об англо-бурской войне. – Отечественная система. Это вон тот каратист, – кивнул на бездыханное тело. – Вернее, думает, что каратист…
Учитель поднял солидный кусок железной арматуры, которая несколько минут назад чуть не проломила его ученику голову.
– Против лома нет приёма… против лома есть рычаг, – завернул Палыч не очень понятно, отбрасывая прут в бурьян.
– На-ка платок, приложи к носу, – обратился к Руслану, – кровища хлещет. И пойдем домой. Я уж провожу – во избежание…
– А этот? – спросил Руслан, указывая на начавшего постанывать хулигана.
– Оклемается, – уверенно кивнул Палыч. – На обратном пути его проведаю. Если не смоется…
Бок ныл всё сильнее – похоже, треснуло ребро. Но Руслану не очень улыбалось сейчас являться домой в разорванной, залитой кровью, куртке, с расквашенным носом. Они сидели в беседке на пустынной детской площадке. Руслан всё никак не мог прийти в себя. Впрочем, спокойствие Палыча тоже оказалось не полным: искоса взглянув на юношу, он вытащил из кармана пачку сигарет и зажигалку. Дорогущий «Кент» в руках простого школьного учителя смотрелся странно.
– Ты уж не говори ребятам, – попросил он Руслана, – никогда не курю при учениках, да вот обстоятельства чрезвычайные.
Руслану, уже год тайно покуривающему, очень хотелось попросить сигарету, но он не решился.
– Пал Палыч, – вместо этого восхитился он, – вы мастер!
– Нет. Видел бы ты настоящего Мастера… Впрочем, может и увидишь… Ты знаешь их? Что они хотели?
– Ничего, попросили закурить и сразу кинулись. Никогда их не видел… Они хотели меня убить!
Это обстоятельство вдруг предстало перед ним во всей неприглядности. Он изумленно глядел на учителя, но тот, к ещё большему его смятению, утвердительно кивнул.
– Я так и думал.
– Но почему?!
С минуту Палыч сосредоточенно курил, потом, словно приняв решение, произнёс:
– Рановато, конечно…
Он ещё немного помолчал. Руслан ждал, приоткрыв от напряжения рот.
– Ну, ладно… – продолжил учитель. – Всё равно теперь они знают, кто ты… В общем так: некие люди интересуются тобой… хм… несколько больше, чем это соответствует твоему возрасту и положению.
Руслан ничего не понимал… Вернее, не мог отдать себе отчет в том, что ему открывают нечто, давно ощущаемое им самим.
– Какие люди? – растерянно переспросил он.
– Разные, – ответил учитель, отбрасывая сигарету в урну. – Хорошие… И плохие. Эти были плохие. Вернее, наняты плохими. Но, думаю, в ближайшее время они вряд ли тебя побеспокоят. Мне кажется, сейчас они сделали глупость и быстро это поймут. Так что не бойся.
Но ледяная волна, обдавшая Руслана, была не ужасом, нет – восторгом. Здесь и сейчас полагалось начало чему-то грандиозному.
– А вы, вы?.. – задохнулся он.
– Я – хороший, – заверил Палыч.
Он строго заглянул в лицо мальчика.
– Ты не очень-то радуйся. Всё серьезно… Короче, возможно, меня несколько дней не будет в школе. Но потом я обязательно свяжусь с тобой, и мы подробно поговорим обо всём, что ты хочешь знать. В пределах разумного, конечно… Слишком рано… – с досадой повторил он. – Совсем ещё не готов.
В голове Руслана, исполненной блистающего хаоса, вдруг родилась грандиозная догадка:
– Пал Палыч, – с сердечным замиранием выдохнул он, – ведь это связано… связано с Большой игрой?!
Палыч воззрился на него, потом медленно промолвил:
– Н-да-а, похоже, мы в тебе не ошибались… Впрочем, это давно было очевидно. Руслан, можно, я пока не буду отвечать на этот вопрос?
– Но Пал Палыч, – отчаянно выкрикнул мальчишка, – вы только объясните, а то у меня голова взорвётся: причем тут я? Какая тут нефть, какая Индия, какая Америка?..
– Видишь ли, – снизошёл к его растерянности учитель, – нефть и все остальное – это внешнее. А настоящий смысл Игры спрятан. Как и основные игроки. И всё, больше сегодня я тебе ничего не скажу. Иди домой.
Он встал и, к изумлению Руслана, перекрестил ему лоб. А потом твёрдым шагом направился к пустырю. Однако, словно подумав о чем-то, остановился и обернулся к оцепеневшему юноше.
– Ещё одно, что ты должен знать прямо сейчас.
И чётко, немного нараспев, произнес:
– Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра.
– Это откуда? – спросил Руслан.
Высказывание припечатало его увесистой завершённостью.
– Киплинг написал это в одном своём романе.
– Что это зна… В каком романе?
– Его давно не издавали у нас. Но у меня он есть в русском переводе. Я дам тебе, – пообещал Палыч, растворяясь в темноте.
Этого обещания он так никогда и не выполнил.
Архив Артели
Только для членов Совета.
По ознакомлении уничтожить.
Меморандум № 5894-01.
1975 год Р.Х. Декабря 22-го.
Милостивые государи!
Имею донести до сведения господ членов Совета, что Отрок нового Узла, о рождении которого нам стало известно после ментального контакта с Батырем Артели, случившемся десять лет назад (см. «Меморандум 4742-15»), обозначен с несомненностью 99,99 процента в результате анализа данных по Советской России.
Определен Загоровский Руслан Евгеньевич, родившийся 14 сентября 1965 года, записанный русским, проживающий в городе Энск Энской области, ученик 4 Б класса средней школы № 52 Ленинского района.
Отец Отрока, Загоровский Евгений Ростиславович, инженер, закончил Энский Политехнический институт, начальник цеха ракетной сборки завода Энтяжмашстрой. Происходит от старшей ветви русско-польского дворянского рода герба Корчак. Ветвь с 1655 года состояла в русском подданстве и внесена во II часть родословной книги Смоленской губернии.
Мать Отрока, Загоровская Асия Ренатовна, в девичестве Нигматуллина, закончила Энский пединститут, факультет начального образования, библиотекарь. По отцовской линии происходит от князей Мустафиных, потомков царевича Муртазы из казанских Чингизидов. Прадед в 30-х годах взял фамилию Нигматуллин, опасаясь репрессий по классовому признаку. По материнской линии – из сибирских татар бухарского корня.
В младенчестве мальчик втайне от родителей был крещен бабушкой, Загоровской Марией Ивановной, в Воздвиженском (!) храме города Энска.
Для присмотра за Отроком и постепенного введения его в дела Артели в Энск направлен соработник Учитель.
Как стало известно из надёжного источника, неприятель также осведомлен о физическом существовании Отрока. Однако пока не имеет сведений об его истинном местопребывании.
Прошу господ членов Совета срочно собраться на предмет определения текущей конфигурации Игры.
Остаюсь Вашим покорным слугой,
Ак Дервиш, Батырь батырей Совета.
Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра.
Тихий океан, остров Монтана де ла Крус, 13 сентября 1981
Крест, водруженный капитаном испанского галеона, из-за бури по пути на Филиппины отклонившегося с курса, давным-давно упал, сгнил и растворился в плоти острова. Теперь никто и не знает, где он стоял – на пляже, куда прибой вынес корабельную шлюпку, или действительно на вершине горы, которой остров, собственно, и был. Этого уже не установить – запись о рутинном по тем временам открытии давным-давно куда-то исчезла из архива. Но название острова – Монтана де ла Крус, осталось, и под этим именем Испанское королевство, а потом республика, а потом снова королевство безраздельно им владело. В бурные времена колониальных переделов он так и не перешёл в другие руки, ибо находился в отдалении от оживленных торговых магистралей, не имел в недрах ничего ценного, а полезная здешняя растительность – хлебные деревья да кокосовые пальмы – не была чем-то, способным соблазнить оборотистых людей. Периодически тут пытались добывать копру, однако, за убыточностью, предприятие скоро сворачивалось. Ещё лет двадцать назад здесь никто не обитал.
Нынешний владелец тоже не жил тут постоянно. Впрочем, формально владельцем оставалась королевство, сдавшее бесполезный клочок суши в бессрочную аренду частному лицу. Сдало и абсолютно не интересовалось, что тут происходит, тем более что несколько важных чиновников в Паласио де ла Монклоа были строго-настрого предупреждены: не стоит совать нос в дела этого лица. Предупреждены людьми, с которыми вынуждены были считаться.
Сейчас это самое лицо пребывало перед мониторами, на которых отражалось всё, происходящее в роскошном овальном зале, скрытом глубоко в недрах горы. Там вообще много чего было – и залы, и кабинеты, и хозяйственные помещения, и подземные казематы – целый дворец, некогда в кратчайшие сроки вырубленный в скале. На поверхности же, среди густых зарослей на крутом склоне, демонстрировало себя лишь небольшое изящное бунгало, к которому вела от пляжа узкая тропинка. Там, в неубранной комнате с валяющимися на полу книгами и бумагами, грязными стаканами и рассыпанным пеплом на столике, среди шёлковых подушек на лёгкой плетеной кушетке возлежал, покуривая душистую самокрутку, хозяин. Из скрытых среди икебаны звуковых колонок доносилось унылое пение:
Нынешний владелец тоже не жил тут постоянно. Впрочем, формально владельцем оставалась королевство, сдавшее бесполезный клочок суши в бессрочную аренду частному лицу. Сдало и абсолютно не интересовалось, что тут происходит, тем более что несколько важных чиновников в Паласио де ла Монклоа были строго-настрого предупреждены: не стоит совать нос в дела этого лица. Предупреждены людьми, с которыми вынуждены были считаться.
Сейчас это самое лицо пребывало перед мониторами, на которых отражалось всё, происходящее в роскошном овальном зале, скрытом глубоко в недрах горы. Там вообще много чего было – и залы, и кабинеты, и хозяйственные помещения, и подземные казематы – целый дворец, некогда в кратчайшие сроки вырубленный в скале. На поверхности же, среди густых зарослей на крутом склоне, демонстрировало себя лишь небольшое изящное бунгало, к которому вела от пляжа узкая тропинка. Там, в неубранной комнате с валяющимися на полу книгами и бумагами, грязными стаканами и рассыпанным пеплом на столике, среди шёлковых подушек на лёгкой плетеной кушетке возлежал, покуривая душистую самокрутку, хозяин. Из скрытых среди икебаны звуковых колонок доносилось унылое пение: