— Элдер — лицо пристрастное, ему нельзя, — сказал рассудительный Накаяма. — Он все возьмет на себя. Пусть начнет командор.
   Асеев потер ладонью подбородок.
   — Начальником рейда был я — с меня и весь спрос.
   Рамон посмотрел на Мстислава:
   — Этого ты добивался?
   — Стоп! — сказал командор, предупреждая готовую вспыхнуть полемику; открытые рты оппонентов захлопнулись. — Мы с вами одной крови, я тоже бывший десантник я наперед знаю, что вы хотите сказать мне я друг другу. Ну так вот… Предусматривать я предугадывать — моя профессия. Да, да, предугадывать, предусматривать и предчувствовать. Для этого, между прочим, и существует на космофлоте должность начальника рейда. Наша экспедиция носила характер спасательной операции, и дар предвидения был бы здесь особенно к месту. Но скажу откровенно: когда «Лунная радуга» подошла к Оберону и обнаружилось, что спасать некого, я растерялся…
   — Мы все растерялись, — вставил Джанелла.
   — Вы могли позволить себе эту роскошь, я — нет. С одной стороны, мне казалось весьма вероятным, что экипаж «Леопарда» предпринял попытку посадить рейдер на Ледовую Плешь, с другой — смущало полное отсутствие каких бы то ни было признаков этого. Теперь мне ясно, что признаки были. Я даже можно сказать, держал их в руках, но не видел… Дистанционная разведка, как вы помните, обстановку не прояснила. Сброшенные на планетоид кибер-разведчики подтвердили: перед нами заурядная, закованная в многослойный ледяной панцирь водно-метаново-аммиачная луна. Ничего такого… подозрительного. Правда, умолкли два кибера, посланные на разведку центра Ледовой Плеши — ее странноватого Кратера. Но эта никого не обескуражило, поскольку орбитальная локация показала, что Кратер довольно глубок, а на дне — хаотические нагромождения фигурного льда с громадными арками и полостями. Да и в первую очередь нас интересовал не Кратер, а тот участок Ледовой Плеши, где капитан «Леопарда» Пауль Эллингхаузер намеревался посадить свой рейдер…
   — Район А, — уточнил Михайлов. — Кстати, на однообразных просторах тарелки Ледовой Плеши этот район, по-моему, решительно ничем не выделялся. Те же светлые желваки надпанцирных наледей, тот же обломочный материал…
   — Увы, все мы были загипнотизированы однообразием. Сравнивая переданную с борта «Леопарда» видеозапись Ледовой Плеши с оригиналом, я так и полагал, что разглядываю оригинал я его портрет. Это была моя первая и, очевидно, главная оплошность. Нельзя сказать, чтобы я совсем не уловил некоторой разницы в мелких деталях, но ничтоже сумняшеся отнес это на счет иного ракурса обзора, иных условий освещения… Словом, мне изменяла моя интуиция.
   — Неубедительно, — сказал Джанелла.
   — Почему?
   — Все мы видели эту видеозапись. Уж и не знаю, какого класса интуицией надо было тебе обладать, чтобы действительно уловить «разницу в мелких деталях» между портретом и оригиналом.
   — И я так думаю, — сказал Накаяма. — Качество «портрета» оставляло желать лучшего.
   — То же самое можно сказать и о качестве моего анализа видеозаписи, — рассеянно заметил командор. — И поскольку главное осталось для меня в тени, я так или иначе не мог уверенно контролировать оперативный механизм экспедиции. Дела, стало быть, шли самотеком, а мне мерещилось, что ситуация у меня в руках… Я был убежден, что «Леопард» не садился на Оберон, и ожидал от десанта лишь подтверждения этого. Предусмотрительности и чутья мне хватило только на то, чтобы заставить вас до начала основной десантной операции пощупать Ледовую Плешь ступоходами «Казаранга». Да еще удалось навязать участникам первой разведпосадки — Бакулину и Аганну — два непременных условия: ни при каких обстоятельствах не покидать кабину драккара одновременно и стартовать при малейшем намеке на… пусть даже кажущуюся опасность. — Разведавангарду Элдер не придавал большого значения и, к сожалению, оказался прав.
   Все невольно повернули головы в сторону Элдера.
   — Нет, командор, — подал голос Бакулин, — условий было три. Ты забыл сказать, что запретил нам обследовать Кратер. Пренебреги мы запретом — многое наверняка прояснилось бы.
   — Ценою двух человеческих жизней, — заметил Асеев. — Наверняка.
   — Двух, — согласился Бакулин. — Не шести, а только двух. И в этом все дело.
   — А я… — проговорил Накаяма, сдвинув к переносице брови, — я имел неосторожность думать, что камикадзе давно успели выплатить свой варварский долг. По крайней мере, очень на это надеялся.
   — Правильно, об, — сказал Элдер. — Мстиславу следовало бы немедленно извиниться перед Асеевым.
   Мстислав подумал и выдал свой вариант извинения:
   — Извини, командор. Я, вероятно, не прав, но остаюсь при своем… пусть даже ошибочном мнении.
   Элдер нахмурился, но промолчал. Остальные тоже молчали.
   — Протестую! — спохватился Рамон. — Бакулин становится в позу героя.
   — Неправда, — сказал Мстислав. — Я ничего не имею против героики, но сегодня мы обсуждаем профессиональные ошибки.
   — Не надо, — возразил Михайлов, — не передергивай. Профессиональная ошибка — далеко не то же самое, что оплошность. Как профессионалы мы действовали грамотно. Другое дело — много ли было от этого проку. Никто ведь не виноват, что на Обероне прошлый опыт нам не пригодился и что действовали мы там практически вслепую. По-моему, тот, кто расшибает себе лоб в темноте, не восклицает: «Виноват, это профессиональная ошибка!» Уж скорее: «Ах, чтоб тебе провалиться!!!»
   — …И в специальных случаях проклятие тут же сбывается, — не преминул дополнить Джанелла.
   Оценивая реплику, Леонид показал Рамону поднятый над кулаком большой палец. Ни на кого не глядя и словно бы нехотя (так умел беседовать только он) продолжил:
   — Профессиональных ошибок не было, и копий по этому поводу ломать не надо. А разговоры на уровне «чутье обмануло, интуиция подвела» лично меня угнетают. Есть в них этакая поэтическая неподвластность здравому смыслу. Я понимаю, Коля, зачем ты сочиняешь сказки про свою должность, но ведь на самом-то деле поэзии в ней с гулькин нос, а остальное — суровая проза. Должность начальника рейда на спецкораблях нужна УОКСу для того в основном, чтоб было с кого спустить шкуру за неудачную экспедицию, я это для нас не секрет. И никто из нас всерьез не поверит, будто мы вляпались в оберонскую западню потому, что на проклятущем том планетоиде ты не сумел быть «чувствительнее» меня или «интуитивнее», скажем, Рамона. Дело-то совсем в другом!..
   — И ты, конечно, знаешь в чем, — вставил Бакулин.
   — Представь себе, знаю. Это несложно. Мы вляпались потому, что не могли не вляпаться.
   — Всех удовлетворяет мнение Михайлова? — спросил Бакулин.
   — Да, — ответил за всех Накаяма. — Леонид прав, это действительно просто. Мы угодили в оберонскую западню именно потому, что за этим туда и пришли. Кому в самом деле нужны десантники, которые отсиживались бы на орбите в комфортабельных каютах «Лунной радуги»?..
   — А вот кстати, — сказал Леонид, — вырваться из западни без потерь нам помешала смелость. Будь у нас повадки пугливых газелей — все обошлось бы как нельзя лучше. Потому что спастись можно было только немедленным бегством. Паническим, если хотите. Дело решали секунды. Но нет, десантник так не умеет. Сразу бежать без оглядки его не заставит никакая дьявольщина
   — сперва он должен взглянуть ей в лицо. Годы тренировок и приобретенный опыт научили нас быстро ориентироваться в любой обстановке и молниеносно парировать внезапные удары — если их вообще можно парировать. Одному мы не научились: молниеносно драпать. Вдобавок Асеев и Элдер не могли себе позволить драпать впереди всех, и выдержка командиров соответственно подействовала на подчиненных. Пяти упущенных минут оказалось достаточно. — Михайлов развел руками. — Ведь никто не ожидал никакого подвоха от заурядного планетоида. Особенно после того, как разведавангард в шагающей соковыжималке под названием «Казаранг» безнаказанно попирал ступоходами зловредное ледорадо…
   — Ты прав, Леонид, — прошептал Меф бесчувственными губами, не слыша себя и не надеясь, что его услышат другие. — Но прав и Мстислав: лучше бы мы с ним погибли в разведавангарде.
   Он помнил все, что было связано с разведавангардом на Обероне. Каждую мелочь. Помнил так ясно, будто это происходило вчера…

2. ДРАККАР В ПРИЦЕЛЕ

   …"Казаранга» он посадил в трех километрах от Кратера. Сажал без особых предосторожностей, быстро, применив маневр «лоу-спид». Это чтобы в точке финиша надолго не зависать в облаке пара над кипящими лужами грязи, растопленной жаром тормозных струй. Быстрых посадок он не любил, но иначе на лед не сядешь. Иначе на льду будет сидеть не машина, а вмерзшее в грязь, совершенно беспомощное, слепое, белое в пушистой шубе изморози чучело…
   Они с Бакулиным сделали все по рабочему плану разведавангарда: прошли эти три километра на ступоходах, неторопливо обследовали район А на трассе своего движения и наконец остановились на склоне у самого края тридцатикилометровой кальдеры — словно у берегового уреза ночного, непроницаемо-темного моря. Далеко влево и далеко вправо по берегу иллюзорного моря тьмы просматривались наледи, увенчанные высокими столбчато-ледяными сооружениями, криво торчащими в разные стороны, как полузатопленные черной водой кости сверхдинозавров. Ледовая фантасмагория… Он смотрел на этот чудовищный Кратер и чувствовал себя так, словно ему довелось заглянуть по ту сторону дозволенного.
   — Значит, так, — проговорил Бакулин. — Поднимаемся на восемьдесят метров и идем по диаметру. Сбрасываем АИСТа [7], ждем результата и проводим видеосъемку освещенного АИСТом центра кальдеры. Подкоркой чую: в этой яме — ключ к тайнам Ледовой Плеши.
   — Лучше бы ты озаботился судьбой «Леопарда».
   — …Сказал пилот-десантник Меф Аганн, — с иронией прокомментировал Бакулин. — И сразу видно: Меф Аганн — не мой друг. Меф — друг моего командира. Меф и Юс поразительно одинаково видят, мыслят и говорят. Прилетели — увидели: нет «Леопарда» на Обероне — и до свидания, переносим поиск на другие луны. С чувством выполненного долга. А что вы с Элдером скажете, когда удалые наши облеты и шапочные знакомства с остальными лунами Уран-системы не прояснят судьбу «Леонарда»?
   — Не думаешь ли ты…
   — Думаю. Если мы не нашли рейдер здесь, в другом месте мы и подавно его не найдем.
   — В конце концов можно допустить и такое, но… В чем тут вина Элдера?
   — Не вина, а беда. Разве он виноват, что в отношениях с Внеземельем по-рыцарски честен и прям? Наш командир замечательный тактик, но слабый стратег. И не трудись возражать, это голая правда.
   — Я не возражаю. Более того, хотел бы спросить: а зачем Элдеру быть сильным стратегом?
   — Шутишь?
   — Нет. Вокруг меня одни стратеги. Начальник рейда — стратег, капитан корабля — стратег, штурман — стратег… Кому-то надо быть тактиком.
   — Нам с тобой.
   — Не спорю. Однако характер нашего разговора заставляет думать: один из нас тоже стратег. Или, по крайней мере, с очень большой в этом плане амбицией. — Он плавно поднял машину над Кратером.
   — Молодец, — одобрил Бакулин. — Кусачий. Умеешь защищать своих друзей… даже когда на них никто не нападает. Но капитана и штурмана ты приплел сюда зря: Молчанов к Дитрих сделали свое дело, а стратегия поиска от них не зависит.
   — Почему? Это зависит от каждого ив нас.
   — Стратегия? Ошибаешься. От Асеева и Элдера зависит. И пока Асеев растерян и не знает, что предпринять, Элдер действует. Активно действует, самоуверенно. Он и Дитрих уже торчат у дисплея, обсуждают навигационные модели полетов внутри Уран-системы, бубнят про энергетически выгодные траектории, скорости, сроки. Элдер еще не успел здесь покончить с формальностями обязательной типовой разведки, а мысли его уже на Титании… или куда он там собрался в первую очередь.
   — На Умбриэль.
   — Да, Умбриэль. Вот и гадай, что раньше произойдет: то ли Асеев опомнится и стратегически грамотно определит направление поиска, то ли… Одно из двух.
   — Договаривай, Мстислав. То ли?..
   — То ли Элдер начнет бездарную клоунаду, дергая «Лунную радугу» от луны к луне, теряя время, растрачивая энергоресурсы!
   — Не кричи, шлемофон у меня в порядке. И чего ты волнуешься? Сам видишь: нет «Леопарда» на Обероне. И никаких следов. Так с какой стати вы
   — Джанелла, Нортон я ты — «сомневаетесь к целесообразности намерений Элдера?
   — Вот как? Сомневаюсь не я один?.. Что ж, будет легче…
   — Что «будет легче»? Ты что-нибудь предлагаешь? Спрашиваю не только как друг Элдера, но и как человек, которому небезразлична судьба экспедиции и который тоже хотел бы во всем разобраться.
   Бакулин хмыкнул:
   — Хм… Разберешься, а потом, чего доброго, выступишь против Элдера на командном совете.
   — Да, если мне станет ясно, что объективно Элдер не прав.
   — Хм… — повторил Бакулин. — В таком случае, наш командир может спать совершенно спокойно. В субъективности, Элдера не обвинишь — он кругом прав. Ведь «Леопарда» на Обероне действительно нет, следов его гипотетической посадки действительно не обнаружено. И нет никаких «объективных» препятствий тому, чтобы перенести поиск на другие луны.
   — Так какого же дьявола Нортон, Джанелла и ты готовы слопать Элдера с потрохами?!
   — Не кричи, слух у меня в норме. К чему готовы Джанелла и Нортон, мне пока неизвестно. А лично я готов пояснить, к чему я не готов. Я не готов принять идею поиска пропавшего рейдера на других лунах системы Урана.
   — Что мешает? Какая-нибудь особая информация?
   — Да. Во-первых, сообщение Эллингхаузера о намерении посадить рейдер на Оберон. Заметь: не на Умбриэль, Ариэль, Миранду или Титанию, а именно на Оберон. Мало того, в сообщении был указан посадочный адрес: район А.
   — Остроумно, свежо. Во-вторых?
   — Во-вторых, связь с «Леопардом» не возобновлялась после оберонского сообщения. Заметь: после оберонского, а не, скажем, умбриэльского. Короче, не Умбриэль, а именно Оберон — узел загадок, странностей, противоречий.
   В зеркало было видно, как Бакулин отвел в сторону половину подлокотника с желобом, ткнул пальцем в кнопку сброса транспортировщика активированного источника света.
   Сверкающий в солнечных лучах граненый снаряд, странно похожий на штурманский карандаш в металлическом корпусе, отделился от катера и, подчиняясь законам баллистики в слабом поле тяготения, долго держался рядом с машиной. Неестественно долго.
   Затем, словно вспомнив о собственном весе, пошел на снижение, медленно сокращаясь в размерах на фоне бархатно-черного логова тьмы, и в какой-то момент стал похож на золотистый продолговатый кристалл. Внезапно «кристалл» превратился в ярко блистающую четырехлучевую звезду и только где-то у самой границы невидимо пронизанного солнцем пространства полностью уже развернулся диском рефлектора, и через секунду после бакулинского, «Э-эх, красиво идет!..» золотой диск наискось вошел в тень Кратера, как в черную воду.
   — Вспышка сработает — отснимем уникальный фильм, — сказал Бакулин. — Сколько осталось до центра?
   — Собственно, мы уже в центре. — Он взглянул на экранчик лидара, где медленно таял на темном фоне вишнево-красный кругляк улетающего в сверхпропасть АИСТа. Открыл было рот, чтобы спросить, в каком флаинг-режиме Бакулин думает делать видеозапись, и чуть не вылетел из ложемента — сумасшедшим рывком оборвало крепление левого плечевого ремня.
   Впечатление было такое, будто драккар налетел на прозрачную стену, и она, отшвырнув машину, разрядила в днище ярко-зеленую молнию. Потом он, конечно, сообразил, что эта было только впечатление, и заподозрил, что драккар обстреляли. Обстреляли из Кратера. Удивительно похоже на лучевой залп. Удар был тяжелый: слепящая вспышка, машину рвануло вправо, в шлемофоне короткое «шварк!» — и сильнейший инерционный удар в левый висок, в плечо, в левое подреберье. Полуоглушенный, не видя ничего, кроме стремительной смены радужных пятен, он интуитивно чувствовал кувырки машины в пространстве. Цветные фантомы перед глазами и вращение «Казаранга» спутали у него в голове все в один ком, а в середине кома иглой торчала совершенно паническая мысль: «Форсаж!» Непонятно, как сумел сдержать себя, но едва только вернулись нормальные зрительные ощущения и в глазах вместо ярких фантомов появилась бесцветная звездно-черная круговерть, он мгновенно слился с машиной, не собираясь уступать стреляющей пропасти и доли секунды. Маневр «роулинг-брэйк», форсаж. Солнце прямо по курсу, очень жесткая перегрузка. Дальше от предательского провала, дальше и выше — высоко-высоко над ледяными ростками застывших фонтанов, над освещенным краем кальдеры. Зеленоватый клык ущербного Урана в старческой десне горизонта; глаза на лоб, когда увидел в зеркале, что ложемент командира пуст; парализующий ужас, когда обнаружилось, что Бакулина вообще нет в кабине. Пока мозг устанавливал логическую связь между оборванной защелкой-фиксатором и распахнутым люком, мышцы сами уже инстинктивно втянули драккар в форсированный «брэйк» с разворотом.
   Дрожь в руках передалась машине рывками тяги флаинг-моторов. Не помнил, как вернулся в центральную зону Кратера и в каком режиме утюжил ее, торопливо обшаривая локаторами темноту. Поймал лидаром далекое вишнево-красное пятнышко АИСТа, все еще не достигшего дна проклятой сверхпропасти, притормозил, оглядывая пространство. Чуть не плача:
   — Мстислав!.. Где ты, Мстислав?!
   За это время десантник не мог погрузиться в пропасть слишком уж глубоко. Не успел даже, всего вероятнее, пересечь освещенное солнцем надкратерное пространство и коснуться провальной тени…
   — Мстислав, отзовись!!!
   Секунды ожидания ответа наверняка были причиной первой его седины. Далеко внизу удалось приметить искорку блеска. Рывка машины он не почувствовал. Крохотная искра стремительно приобретала очертания сверкающего на солнце скафандра.
   — Мстислав, ты почему не отзываешься?!
   В ответ — посторонние радиошорохи. Закованный в панцирь, десантник безвольно падал в пропасть затылком вниз — руки и ноги недвижны. Оглушен ударом?
   — Командир!..
   Нет ответа.
   Выход один: маневрируя, постараться поймать командира отверстием гермолюка. Как рыбу сачком.
   Едва он успел накренить машину — широко распахнутые недра Оберона внезапно поймали сачком темноты его самого. А черт!.. Пошарил глазами в поисках синих и пурпурных огоньков. С таким же успехом мог бы шарить глазами, нырнув в цистерну с мазутом. Фары выхватили из тьмы сверкающий скафандр: «Витязь» был теперь почти над головой, в трех метрах от блистера. Это кстати.
   Осторожно действуя реверс-моторами, он задал «Казарангу» крен влево. Мало было уравнять скорость машины со скоростью свободно падающего в пространство десантника — надо было еще очень точно прицелиться. Драгоценный улов вплыл наконец в гермолюк.
   «Скафандр командира стал сильнее блестеть, — машинально отметил его мозг. — С чего бы это?»
   С помощью зеркала и ювелирно-точных движений рукоятками управления он сориентировал и задним ходом продвинул кабину относительно десантника так, чтобы бесчувственное тело командира переместилось из твиндека в носовую часть и легло в футляр ложемента. Теперь осталось закрыть гермолюк, выровнять катер, придать ему не слишком жесткое ускорение (хотя прямо-таки подмывало унестись отсюда на форсаже). И как только приблизилась исполосованная тенями, утыканная ледяными «костями» окраина пропасти, сзади, где-то далеко внизу, мощно полыхнуло белое сияние. Он даже не поинтересовался, что там высветил ЛИСТ. Передал управление автопилоту и хотел было освободить свой скафандр от фиксаторов, но зеркало остановило его: Бакулин пошевелился и самостоятельно зафиксировался в ложементе.
   Он ничего не сказал командиру. Знал: если скажет хоть слово — наступят реакция, и он не сможет четко выполнить посадочный маневр.
   Машина, как на лыжах, соскользнула с покатого лба наледи, остановилась. И только теперь он почувствовал дрожь в руках. Когда представил себе, что не смог бы выловить командира над Кратером, его бросило в пот. Второй лучевой залп из провала почти наверняка свел бы на нет все усилия… Он взглянул на Бакулина в зеркало: странный блеск уже совершенно сошел с голубоватой поверхности скафандра. Синие и пурпурные огоньки как ни в чем не бывало спокойно перемигивались по контуру «Витязя».
   — Мстислав, ты как себя чувствуешь?
   — Отлично.
   — Неправда.
   — А почему я должен чувствовать себя плохо?
   — Но ведь несколько минут ты был без сознания!
   — Несколько?.. Мне показалось — мгновение. Чуточку кружится голова…
   — Слышно было, как Бакулин судорожно перевел дыхание, словно всхлипнул. — А так… вполне сносно.
   — Вполне сносно?.. Кружится голова — это первый признак сотрясения мозга.
   — Не кричи об этом на весь эфир. Они уже наводят радиомост, могут услышать.
   — Ну и что?
   — Услышат — прикажут нам возвращаться.
   — А по своей воле ты не думаешь возвращаться?
   — Нет, — отрезал Бакулин.
   — И можно узнать почему?
   — Потому что Элдер пожалеет времени на подготовку «Казаранга» я основному десанту я, чего доброго, сочтет возможным обойтись в такой обстановке одним «Циклоном». Резервный «Циклон» Юс оставит на рейдере, можно не сомневаться… Короче, пока я имею право приказывать здесь, «Казаранг» отсюда наверх не уйдет.
   — Совершенно Элдеру не доверяешь…
   — Да. Элдер слишком доверяет Оберону.
   — А как бы ты… на его месте?
   — Я? «Казаранга» и двоих десантников — на Ледовую Плешь. Вполне достаточно, чтобы взорвать фугас и получить сейсмограмму этого региона.
   — Остальных в Кратер?
   — Нет. Для разведки Кратера — двоих на «Циклоне». Остальных на втором «Циклоне» для подстраховки разведчиков. Лучевой залп такой мощности «Циклонам» не страшен.
   — Не страшен… Видеозапись была включена?
   — Она и сейчас включена. А что?
   Он не ответил. Пусть на борту «Лунной радуги» Мстислав собственными глазами увидит, что и как было.
   — Залп сопровождался чем-нибудь необычным? — требовательно спросил командир.
   — А сам залп считаешь делом обычным?
   В шлемофоне возник слабый звук, очень похожий на приглушенный стон, и в зеркале было видно, как у Мстислава руки дернулись кверху. «Командир, видать, сильно ударился головой», — с тревогой подумал он. Квалифицированная помощь отодвигалась на неопределенное время — уговаривать Бакулина было делом бесполезным.
   — Мы где находимся? — спросил командир.
   — Там, где нам указано. В южной зоне района А. — Он поднялся из ложемента.
   — Меф, ты куда?
   — Надо выйти осмотреть машину…
   — Разрешения на выход я тебе не давал.
   — Ну так, значит, дашь.
   — Нет, не дам. Изволь занять свое рабочее место и не покидай его до окончания десанта.
   — Но немного размяться мне можно?!
   — Можно. Включи электрогимнастику, массаж.
   С досады он чуть не плюнул в маску гермошлема. Однако сел и сделал то, что советовал командир. По телу снизу вверг пошли волны электроуколов и непроизвольных мышечных сокращений.
   — Если нужно, — добавлял Бакулин, — я сам осмотрю драккар.
   — Не нужно, — проговорил он. — Это я так…
   Он не стал объяснять, что желание осмотреть машину снаружи возникло после того, как его удивило странное усиление блеска поверхности «Витязя». Подумал о командире с неудовольствием: «Голову ушиб, еле языком ворочает, а норовит все сам… Блюститель инструкций»: Предложил:
   — Ты пока подремал бы, что ли. Не беспокойся, я никуда не уйду — буду здесь тебя караулить.
   — Я не беспокоюсь, карауль себя.
   Мстислав надолго умолк. Может, действительно задремал.
   Система электрогимнастики и пневмоэлектромассажа в этом волшебном «Шизеку» работала замечательно. Он шарил глазами в звездно-черном пространстве над головой и чувствовал, как разогретые мышцы словно бы обкатывались металлическими шарами. Сперва он заметил плывущую среди звезд искорку радиозонда «Эхо-РЛ». Следом прошла светлая черточка «Лунной радуги». Он выключил массаж и проводил ее взглядом до самого горизонта. Затем проследил заход искорки второго «Эхо-РЛ». Радиомост навели по всем правилам, но в шлемофоне стояла какая-то совершенно зловещая тишина. Никто не вызывал их на связь. Чтобы не потревожить предполагаемый сон командира, он тоже решил не брать на себя радиоинициативу.
   Солнце далеким, но мощным прожектором светило в левый борт «Казаранга». Впереди светлел ровный язык наледи, иссеченный, словно траншеями, полосами длинных густо-темных теней. Наледь, перевалив «мостом» через крупную трещину, сбегала с дуговидной террасы застывшим потоком я терялась под завалами грязно-желтых и йодистых глыб; а дальше (и уже до самого горизонта) диковинные отдельности рельефа Ледовой Плеши сливались для глаза в мелкий узор на равнине цвета старого серебра, и никак не верилось, что где-то рядом на правом траверзе — всего только в трех километрах отсюда — распахнута колоссальная непроницаемо-черная пропасть. Он смотрел в звездно-черное небо над горизонтом, и опять откуда-то подкрадывался страх и сердце сжималось от невыразимо тоскливого ощущения глухого безлюдья. Одиночество на краю мира… Дремлющий или ушедший в себя, в свою боль командир почти не в счет. Это было очень странно: он видел неподвижный скафандр командира в зеркале и не ощущал присутствия человека. Словно скафандр был пуст. Должно быть, поэтому десантники редко работают парами. Чаще — втроем. А еще чаще — группой. Интересно, почему задерживается эта группа? Когда нет связи, начинает брать сомнение, что группа объявится здесь вообще.