Страница:
— Леонид Михайлов.
Этот полная противоположность Бакулину. Леонид производил впечатление человека «себе на уме» — спокойного, внимательного, но явно склонного к ироническому миросозерцанию. Волосы темные. Черты лица правильные, приятные.
— И последний, — сказал Аверьян. — Аб Накаяма.
Типично азиатское лицо. Широкие скулы, узкие глаза с цепкими зрачками снайпера, брови вразлет. Ничего особенного. Если не считать чрезмерно длинных для профессионала десантника глянцево-черных волос.
— Ну вот… портретная галерея погибших на Обероне. — Аверьян подергал себя за вихор на макушке.
— Пятеро, — возразил Андрей. — Шестым, как мне помнится, должен быть командир группы десантников «Лунной радуги» Юс Элдер.
— Кстати, Юс был ближайшим другом Мефа Аганна.
Андрей поймал на себе взгляд Копаева. Спросил:
— Ну и что?
Копаев опустил глаза.
— Аганн упоминал про Элдера в разговорах с тобой?
— Нет. — Андрей насторожился.
— Ты, кажется, недоумевал по поводу того, что за последние десять лет у Аганна был один-единственный приятель — Андрей Тобольский…
— А ты, кажется, знаешь, в чем тут дело?
— Знаю. Взгляни сам.
Андрей заглянул на фотоблинкстер, увидел свой портрет, перевел взгляд на Копаева.
— Нет, ты посмотри внимательнее.
Андрей посмотрел внимательнее. Нахмурился.
— Что теперь скажешь?
— Это не я, — сказал Андрей. — Похож на меня… Очень. Но это не я.
— Верно. Не ты. Юс Элдер. Погибший на Обероне друг Мефа Аганна.
Аверьян закрыл фотоблинкстер. Несколько секунд Андрей следил, как загорелые пальцы Копаева застегивают замки портфеля. Опомнившись, проговорил:
— Погоди, Аверьян… почему же раньше…
— …Никто не обратил внимания на ваше с Элдером необычайное сходство? — Копаев надел свитер, одернул рукава. — Очень просто. Портрет Элдера сделан лет двенадцать назад — в то время, когда командиру десантников было сорок. И чтобы твое сходство с Элдером в конце концов стало бросаться в глаза, тебе надо было…. э-э… несколько возмужать. В последние годы ты это сделал. Но, с другой стороны, ведь я количество глаз, способных отметить твое возмужалое сходство с давно погибшим десантником, сильно уменьшилось. Иных уж нет, а те далече… В отставке, скажем. Ну и потом, у кого повернется язык заявить тебе прямо: так, мол, и так, уж очень вы, Андрей Васильевич, похожи на некоего мертвеца. Это не комплимент. Верно?
Андрей смотрел в пространство мимо Копаева. В голове была каша. Вопросы, которые он намерен был задать Аверьяну, улетучились все до единого. Он напрочь забыл их. Все до одного. Как будто после знакомства с внешностью Элдера, все остальное сместилось куда-то. Соскользнуло. Куда-то в иные плоскости ощущений.
За последнее время многое в его жизни стало смещаться, соскальзывать. Прямо сплошной гололед для привыкшего к твердому шагу. И главное — в отношениях с Валентиной. Казалось бы, ничего сверхособенного не произошло: ну не было у нее настроения свидеться, я все тут. Но ведь сразу же соскользнуло что-то куда-то, резко сместилось. Дальше — Валаев… Ярослав уступил под нажимом МУКБОПа — казалось бы, чего особенного? Но ведь наползла на старую дружбу тень, что-то едва уловимо сместилось… Теперь — история с Мефом Аганном. Тобольский не нужен был Мефу сам по себе. Тобольский был нужен Мефу в образе Элдера. Н-да… Жена. Друг. Приятель..
Андрей ощутил, что сидеть ему неудобно: словно колючка впилась в бедро. Он нащупал колкий предмет. Это была пластмассовая «горошина» — неровно окатанная частичка пляжной насыпки.
— Принц на горошине, — прокомментировал Аверьян. — Кстати, в принцах ты ходишь последний рейс. На днях коллегия УОКСа должна утвердить тебя капитаном «люстровика» — дело решенное. Андрей Тобольский, капитан Дальнего Внеземелья… Звучит.
«Звучит, — подумал Андрей. — Жена, друг, приятель. Друг, приятель, жена…»
Он бросил «горошину» за спину, поднялся, приказал автомату убрать светофильтры. Подошел к штативу с одеждой.
— О чем это я хотел спросить?.. Да! А что я, собственно, должен делать на борту «Анарды»?
Копаев, щурясь от хлынувшего сверху солнечного света:
— Смотря по тому, в русле чьих интересов…
— Ваших, естественно. Вашего ведомства.
— В этом русле — ничего.
— То есть как это — ничего?..
— То есть ничего в абсолютном смысле этого слова. — Копаев пожал плечами. — С одной стороны, ты на борту «кашалота» официальный гость — технический эксперт. С другой — приятель Аганна. Вот я занимайся потихоньку своими делами, общайся с приятелем. Торопиться некуда, время есть. Две неделя. «Байкал» без тебя не уйдет.
— Ни малейших сомнений.
— Вернешься назад — не забудь поделиться со мной впечатлениями.
— И это все?
— Да. В общем и целом…
Просунув голову сквозь ворот свитера, Андрей посмотрел на Копаева.
— А в частности?
— В частности… — Аверьян уставился на золотую эмблему пилота, словно впервые видел ее. — В частности, я полагаю, Аганн будет рад общению с тобой. Но если ты вдруг заметишь, что по какой-то.. пусть даже необъяснимой причине твое общество начинает его тяготить — сразу уйди. Немедленно. Оставь своего приятеля в покое. Хотя бы на время.
— Я не способен поступать иначе.
— Ну, знаешь… разные бывают обстоятельства.
Копаев сидел неподвижно, и вид у него был усталый я как будто бы виноватый Андрей, не отрывая взгляда от представителя МУКБОПа, натянул ботинки.
— Связь «Байкала» с «Анардой» — раз в сутки, — усталым голосом продолжал Аверьян. — Если за сутки на борту танкера ты ничего такого… гм… необычного не заметишь, сеанс связи будешь заканчивать фразой: «Привет нашим парням — всей корабельной команде». В противном случае — условная фраза в конце: «Общий привет». Ну а если тебе там, на танкере, почему-либо станет совсем уж невмоготу, дашь мне понять об этом словами: «Скучаю, очень скучаю». Запомнил? И если все-таки «заскучаешь»…
— Ты прилетишь и подменишь меня?
Скрипнул диван, Копаев поднялся.
— Ладно, — сказал Андрей, — попробую разобраться самостоятельно.
— Итак, до связи?
Андрей пожал протянутую руку, отодвинул легкую бамбуковую дверь.
— Да, вот еще что!.. — произнес Копаев вдогонку.
— Ну? — Андрей спиной почуял неладное.
— Только пойми меня правильно и… воздержись от бесполезных вопросов
— все равно не сумею ответить. Так вот, я тебя не обманываю, когда говорю, что из танкере, кроме Аганна, нет никого. Это правда.
— Я верю, — бросил через плечо Андрей.
— Но если однажды тебе случится видеть на борту «Анарды»… ну, в общем, не Мефа Аганна, то.. знаешь, не придавай этому слишком большого значения. Пройди мимо и постарайся сделать вид, что ничего особенного не заметил.
Андрей обернулся. Копаев смотрел сквозь жалюзи на сверкающую под солнцем воду. Обтянутая черным свитером спина, серебром по черному «Байкал», руки в карманах. Андрей с такой силой задвинул за собой дверь, что решетчатая стенка отозвалась гулом.
В нескольких метрах от павильона он замедлил шаг. Остановился. Волна бешенства схлынула. Посмотрел под ноги, нагнулся и подобрал пластмассовую «горошину». Возможно, та самая, которую он бросил за спину, когда сидел на диване. Покатал неровный комочек в ладони. А собственно, почему за все человечество голова должна болеть у одного Копаева? Почему все то, чем встревожен функционер МУКБОПа, в той же мере не должно тревожить любого и каждого члена мирового сообщества человеков? Скажем — Андрея Тобольского? С какой это стати Тобольский считал себя вправе пребывать в состоянии иждивенческих настроений? Принц на горошине…
Он покосился на закрытую дверь. Подошел, откатил. И прямо с порога неподвижной черной спине с серебряной надписью:
— Люди слишком заняты, Аверьян. Своими делами, собой. Извини, я не был исключением.
— Ну… а теперь?
— Теперь возникла потенция смотреть на это по-другому. В общем, земляк, ты за меня не очень волнуйся.
Спина, блеснув серебром, шевельнулась, руки медленно выползли из карманов.
— Спасибо, Андрей.
— Ну вот и ладно.
Времени было в обрез. Попрощаться с Валаевым и на причал. Интересно, кто пилотирует люггер? Хорошо бы — Яан Сипп. Феноменально молчаливый парень. Шли бы на Япет с гарантией, что никаких вопросов.
5. ПАССАЖ В ЧЕТЫРЕ РУКИ
Этот полная противоположность Бакулину. Леонид производил впечатление человека «себе на уме» — спокойного, внимательного, но явно склонного к ироническому миросозерцанию. Волосы темные. Черты лица правильные, приятные.
— И последний, — сказал Аверьян. — Аб Накаяма.
Типично азиатское лицо. Широкие скулы, узкие глаза с цепкими зрачками снайпера, брови вразлет. Ничего особенного. Если не считать чрезмерно длинных для профессионала десантника глянцево-черных волос.
— Ну вот… портретная галерея погибших на Обероне. — Аверьян подергал себя за вихор на макушке.
— Пятеро, — возразил Андрей. — Шестым, как мне помнится, должен быть командир группы десантников «Лунной радуги» Юс Элдер.
— Кстати, Юс был ближайшим другом Мефа Аганна.
Андрей поймал на себе взгляд Копаева. Спросил:
— Ну и что?
Копаев опустил глаза.
— Аганн упоминал про Элдера в разговорах с тобой?
— Нет. — Андрей насторожился.
— Ты, кажется, недоумевал по поводу того, что за последние десять лет у Аганна был один-единственный приятель — Андрей Тобольский…
— А ты, кажется, знаешь, в чем тут дело?
— Знаю. Взгляни сам.
Андрей заглянул на фотоблинкстер, увидел свой портрет, перевел взгляд на Копаева.
— Нет, ты посмотри внимательнее.
Андрей посмотрел внимательнее. Нахмурился.
— Что теперь скажешь?
— Это не я, — сказал Андрей. — Похож на меня… Очень. Но это не я.
— Верно. Не ты. Юс Элдер. Погибший на Обероне друг Мефа Аганна.
Аверьян закрыл фотоблинкстер. Несколько секунд Андрей следил, как загорелые пальцы Копаева застегивают замки портфеля. Опомнившись, проговорил:
— Погоди, Аверьян… почему же раньше…
— …Никто не обратил внимания на ваше с Элдером необычайное сходство? — Копаев надел свитер, одернул рукава. — Очень просто. Портрет Элдера сделан лет двенадцать назад — в то время, когда командиру десантников было сорок. И чтобы твое сходство с Элдером в конце концов стало бросаться в глаза, тебе надо было…. э-э… несколько возмужать. В последние годы ты это сделал. Но, с другой стороны, ведь я количество глаз, способных отметить твое возмужалое сходство с давно погибшим десантником, сильно уменьшилось. Иных уж нет, а те далече… В отставке, скажем. Ну и потом, у кого повернется язык заявить тебе прямо: так, мол, и так, уж очень вы, Андрей Васильевич, похожи на некоего мертвеца. Это не комплимент. Верно?
Андрей смотрел в пространство мимо Копаева. В голове была каша. Вопросы, которые он намерен был задать Аверьяну, улетучились все до единого. Он напрочь забыл их. Все до одного. Как будто после знакомства с внешностью Элдера, все остальное сместилось куда-то. Соскользнуло. Куда-то в иные плоскости ощущений.
За последнее время многое в его жизни стало смещаться, соскальзывать. Прямо сплошной гололед для привыкшего к твердому шагу. И главное — в отношениях с Валентиной. Казалось бы, ничего сверхособенного не произошло: ну не было у нее настроения свидеться, я все тут. Но ведь сразу же соскользнуло что-то куда-то, резко сместилось. Дальше — Валаев… Ярослав уступил под нажимом МУКБОПа — казалось бы, чего особенного? Но ведь наползла на старую дружбу тень, что-то едва уловимо сместилось… Теперь — история с Мефом Аганном. Тобольский не нужен был Мефу сам по себе. Тобольский был нужен Мефу в образе Элдера. Н-да… Жена. Друг. Приятель..
Андрей ощутил, что сидеть ему неудобно: словно колючка впилась в бедро. Он нащупал колкий предмет. Это была пластмассовая «горошина» — неровно окатанная частичка пляжной насыпки.
— Принц на горошине, — прокомментировал Аверьян. — Кстати, в принцах ты ходишь последний рейс. На днях коллегия УОКСа должна утвердить тебя капитаном «люстровика» — дело решенное. Андрей Тобольский, капитан Дальнего Внеземелья… Звучит.
«Звучит, — подумал Андрей. — Жена, друг, приятель. Друг, приятель, жена…»
Он бросил «горошину» за спину, поднялся, приказал автомату убрать светофильтры. Подошел к штативу с одеждой.
— О чем это я хотел спросить?.. Да! А что я, собственно, должен делать на борту «Анарды»?
Копаев, щурясь от хлынувшего сверху солнечного света:
— Смотря по тому, в русле чьих интересов…
— Ваших, естественно. Вашего ведомства.
— В этом русле — ничего.
— То есть как это — ничего?..
— То есть ничего в абсолютном смысле этого слова. — Копаев пожал плечами. — С одной стороны, ты на борту «кашалота» официальный гость — технический эксперт. С другой — приятель Аганна. Вот я занимайся потихоньку своими делами, общайся с приятелем. Торопиться некуда, время есть. Две неделя. «Байкал» без тебя не уйдет.
— Ни малейших сомнений.
— Вернешься назад — не забудь поделиться со мной впечатлениями.
— И это все?
— Да. В общем и целом…
Просунув голову сквозь ворот свитера, Андрей посмотрел на Копаева.
— А в частности?
— В частности… — Аверьян уставился на золотую эмблему пилота, словно впервые видел ее. — В частности, я полагаю, Аганн будет рад общению с тобой. Но если ты вдруг заметишь, что по какой-то.. пусть даже необъяснимой причине твое общество начинает его тяготить — сразу уйди. Немедленно. Оставь своего приятеля в покое. Хотя бы на время.
— Я не способен поступать иначе.
— Ну, знаешь… разные бывают обстоятельства.
Копаев сидел неподвижно, и вид у него был усталый я как будто бы виноватый Андрей, не отрывая взгляда от представителя МУКБОПа, натянул ботинки.
— Связь «Байкала» с «Анардой» — раз в сутки, — усталым голосом продолжал Аверьян. — Если за сутки на борту танкера ты ничего такого… гм… необычного не заметишь, сеанс связи будешь заканчивать фразой: «Привет нашим парням — всей корабельной команде». В противном случае — условная фраза в конце: «Общий привет». Ну а если тебе там, на танкере, почему-либо станет совсем уж невмоготу, дашь мне понять об этом словами: «Скучаю, очень скучаю». Запомнил? И если все-таки «заскучаешь»…
— Ты прилетишь и подменишь меня?
Скрипнул диван, Копаев поднялся.
— Ладно, — сказал Андрей, — попробую разобраться самостоятельно.
— Итак, до связи?
Андрей пожал протянутую руку, отодвинул легкую бамбуковую дверь.
— Да, вот еще что!.. — произнес Копаев вдогонку.
— Ну? — Андрей спиной почуял неладное.
— Только пойми меня правильно и… воздержись от бесполезных вопросов
— все равно не сумею ответить. Так вот, я тебя не обманываю, когда говорю, что из танкере, кроме Аганна, нет никого. Это правда.
— Я верю, — бросил через плечо Андрей.
— Но если однажды тебе случится видеть на борту «Анарды»… ну, в общем, не Мефа Аганна, то.. знаешь, не придавай этому слишком большого значения. Пройди мимо и постарайся сделать вид, что ничего особенного не заметил.
Андрей обернулся. Копаев смотрел сквозь жалюзи на сверкающую под солнцем воду. Обтянутая черным свитером спина, серебром по черному «Байкал», руки в карманах. Андрей с такой силой задвинул за собой дверь, что решетчатая стенка отозвалась гулом.
В нескольких метрах от павильона он замедлил шаг. Остановился. Волна бешенства схлынула. Посмотрел под ноги, нагнулся и подобрал пластмассовую «горошину». Возможно, та самая, которую он бросил за спину, когда сидел на диване. Покатал неровный комочек в ладони. А собственно, почему за все человечество голова должна болеть у одного Копаева? Почему все то, чем встревожен функционер МУКБОПа, в той же мере не должно тревожить любого и каждого члена мирового сообщества человеков? Скажем — Андрея Тобольского? С какой это стати Тобольский считал себя вправе пребывать в состоянии иждивенческих настроений? Принц на горошине…
Он покосился на закрытую дверь. Подошел, откатил. И прямо с порога неподвижной черной спине с серебряной надписью:
— Люди слишком заняты, Аверьян. Своими делами, собой. Извини, я не был исключением.
— Ну… а теперь?
— Теперь возникла потенция смотреть на это по-другому. В общем, земляк, ты за меня не очень волнуйся.
Спина, блеснув серебром, шевельнулась, руки медленно выползли из карманов.
— Спасибо, Андрей.
— Ну вот и ладно.
Времени было в обрез. Попрощаться с Валаевым и на причал. Интересно, кто пилотирует люггер? Хорошо бы — Яан Сипп. Феноменально молчаливый парень. Шли бы на Япет с гарантией, что никаких вопросов.
5. ПАССАЖ В ЧЕТЫРЕ РУКИ
Толчок в спину был неожиданный, сильный: взмахнув руками, Андрей ударился грудью о штангу захвата, чувствительно «достал» носом стекло гермошлема, выронил сварочный пистолет. Успел заметить метнувшийся в сторону ярко-зеленый отблеск. Что за черт!.. В ошеломлении он постоял, ничего не видя во мраке. Наконец спохватился, включил наплечные фары и обернулся — настолько быстро и резко, насколько это можно было сделать в скафандре с прилипшими к палубе геккорингами подошв. Свет фар, лизнув по пути ступоход «Казаранга», канул в прямоугольную пропасть. Ничего подозрительного сзади не было. Сзади вообще ничего не было, кроме распахнутого в Пространство горизонтально-щелевого выхода из вакуум-створа. Черный, как африканская ночь, прямоугольный кусок Внеземелья с невзрачным созвездием Девы. Самая яркая точка созвездия — голубовато-белая Спика, звезда навигаторов…
Андрей подвигался, высвечивая вдоль и поперек помещение вакуум-створа
— изрядно помятое металлопокрытие палубы, обшарпанные стены, трубопроводы пневмокоммуникаций, телескопические штанги двух манипуляторов захвата, округлый корпус драккара с высокой кормой. Ступоходы драккара сложены на паучий манер — коленными шарнирами кверху. Нет, что за чушь в самом деле — пинок в спину и отблеск!. Странный отблеск — словно бы перед носом шевельнули зеркальную дверь с зелеными катафотами.
Он выключил фары и наклонился немного вперед, копируя прежнюю позу ради эксперимента. Подождал. В темноте догорал остывающий шов на штанге захвата. Эксперимент не удался: темнота и спокойствие. Ни ударов в спину, ни отблесков… «Ну хорошо, — подумал Андрей, — отблеск мне просто привиделся. Обмануться глазами — куда ни шло. Но обмануться спиной!..»
— Как дела, шкип? — спросил шлемофон голосом Аганна.
Андрей, продолжая осмысливать ситуацию, ответил:
— Порядок. Великолепный вид за созвездие Девы. Попутно провел визуальное наблюдение Спики.
— Случилось что-нибудь? — настаивал Меф.
— В темноте всегда опасаешься, как бы чего-нибудь не случилось.
— Светильники пробовал?
— Ты мог бы припомнить, когда они светили у тебя в последний раз?
Шлемофон промолчал. Андрей представил себе, как Аганн стоит там, у пульта, вытирает свои веснушчатые руки.
— Давай воспользуемся фарами «Казаранга», — предложил Меф. — Все равно мне надо выводить его перед тобой на рысистые испытания.
Андрей осветил «Казаранга». Н-да… Конек-горбунок. С грацией машины Уатта. Или паровоза Черепанова. Шевельнулось слабое подозрение… Он осмотрел носовую часть лыжеобразно загнутого кверху днища, круглые копыта ступоходов с щетиной геккорингов я втянутыми в пазы крючьями когтей, глянцево-серый пузырь керамлитового блистера кабины. Задержал взгляд на отверстии шлюза с торчащим из него кончиком щупальца втянутого в корпус гибкого манипулятора.
— Меф, кроме обогрева, на борту катера что-нибудь включено?
— Нет. Катер на полуконсервации. Давай подведем к нему шланги заправки и кабель дистанционного контроля.
— Номера шлангов и кабеля?
— С восьмого по десятый.
— Понял. Будь на приеме.
Андрей поковылял в обход «Казаранга». Настороженно, с оглядкой. Странное ощущение, будто пинок в спину должен вот-вот повториться, не покидало его, хотя было ясно: катер здесь ни при чем. Устаревшие флаинг-машины такого типа были знакомы ему еще со времени курсантской летной практики, и теперь, иногда натыкаясь из них, он ничего, кроме жалости, к ним не испытывал. Подозревать «Казаранга» в способности к самопроизвольным действиям не было оснований. Абсурд. Это все равно что опасаться пинка от кухонном холодильника. Впрочем, здешние холодильники тоже не бек греха…
Лучи фар осветили участок стены, сплошь утыканный короткими хоботами вакуум-гифов. На одном из хоботов висел утерянный сварочный пистолет. Андрей нашел гифы под нужными номерами я потянул на себя концы шлангов и кабеля, для удобства собрав як в пучок. Экономным усилием отрывая геккоринги от металлонастила, раскачиваясь я мысленно поругивая невесомость, с крутым наклоном тела вперед поволок эту связку к драккару. Как волжский бурлак на поразительной картине Илья Ефимовича Репина.
— Готово, кэп! — сообщил он Мефу и для порядка подергал крепежные муфты разъемов. — Я отойду, пожалуй, немного в сторонку, а ты заставь эту музейную редкость выпрямить ноги.
— Понял, шкип. После заправки дашь звуковой пароль для контакта. Командовать катером будешь сам.
Андрей отковылял ж внешнему краю палубы на выходе из вакуум-створа. Край обрывался в звездно-черную пустоту. На нем сохранились две секция поручней (было же время: в вакуум-створах делали поручни!). Сохранилась я надпись по краю медной наклепкой: АНАРДА. Танкер класса «дальний-АН», последний из танкеров-ветеранов знаменитой юпитерианской флотилии.. Решение снять его с транспланетных линий опоздало лет этак на десять.
Глядя на звезды, Андрей внезапно нашел объяснение удару в спину: газовый метеорит! Простота объяснения неприятно его поразила. Медленно соображаем, шкип, все данные для догадки были, что называется, под рукой. А главное, была «под рукой» прямоугольная пасть вакуум-створа, открытая в ледяную тьму. Комочки смерзшегося газа с замысловатыми траекториями скоростных миграций не редкость в лунных системах Дальнего Внеземелья.
Внизу (если смотреть с края палубы) звездно-черная пропасть резко переходила в угольно-черную, совершенно беззвездную бездну. Провал в распахнутом мире звезд, овеществленный образ самой Бесконечности… С трудом осознаешь, что дело обстоит как раз наоборот: перед глазами всего лишь большая заслонка — ночное полушарие ледяного Япета (вдобавок погруженное в конус тени Сатурна). Недаром философски настроенный персонаж «Махабхараты» Ману сказал: «Запредельное, То, Самосущее образа не принимает». А жаль. Иллюзия овеществленного образа Бесконечности — одна из самых редчайших и впечатляющих.
Взмах ногой между стойками поручней — из палубного клюза выскользнул, развернувшись словно змея, страховочный фал. Андрей поймал концевой карабин, выключил фары и, защелкнув карабин на поясном кольце, плавным толчком катапультировал себя из вакуум-створа наружу; непроизвольно втянул голову в плечи, ошарашенный многоголосым треском в шлемофоне.
Глаза слепил зеленый бортовой огонь, облицовка борта едва угадывалась во мраке, а шлемофон разливался пронзительно-певучим стрекотом: объединенный хор миллиардной, по меньшей мере, армии цикад. Он попытался вообразить, откуда здесь, на задворках Сатурн-системы может распространяться в эфире такое мощное радиострекотание. Пожал плечами, насколько это позволил сделать скафандр. Многоголосый стрекот был скорее забавен, чем неприятен.
Зеленый бортовой огонь и входная щель вакуум-створа сместились кверху, и он понял, что остаточное ускорение, сообщенное телу рывком фала, потихоньку заносят его под брюхо танкера. Он посмотрел на Япет. Пустынный и практически еще не тронутый людьми спутник Сатурна укрыт плотным мраком
— ни огонька. Но постепенно обострившееся зрение начинает вылавливать в недрах тьмы красноватые пятна. Это, конечно, иллюзия. Начинает казаться, будто пятна вспухают лохматыми клубами, темнота становится слоистой и распадается на смутно видимые, непонятные глазу отдельности…
Он почувствовал, как его прижимает бедром к борту танкера, и локтем подстраховал себя от удара. На шершавой, покрытой защитным слоем поверхности рука нащупала кромку пава, и ему стало ясно, что он налетел да крышку лацпорта сливного тамбура. Дальше по борту, вплоть до хвостовых трегеров, обозначенных лиловыми огоньками габарит-сигналов, должны быть еще два десятка лацпортов. «Анарда», даром что неказиста на вид, несла в своем чреве сорок танков и два балкер-трюма.
Тем временем завершался цикл затмения ночной стороны Сатурна Япетом — из-за края планетоида медленно выплывал узкий пурпурный серп гигантской планеты, перечеркнутый лезвием кольца. В срединной части серпа пылал самоцвет — кроваво-красный рубин сказочного достоинства. Это сквозь самый верхний слой атмосферы Сатурна уже пробивались лучи маленького, по-неземному злого Солнца.
— Вышла из мрака младая… с перстами пурпурными Эос!.. — пробормотал Андрей, вспоминая полузабытые строки.
— Достаточно, — остановил его голос Мефа.
— Ты о чем? — не понял Андрей.
— Я оросил тебя дать звуковой пароль на борт «Казаранга».
— А, Гомер в роли контактного импульса.
— Ну и что?
— Да так, ничего. Слишком роскошно для «Казаранга», вот что.
— Какая разница? Катер должен запомнить твой голос, и все дела… Что за стрекот там у тебя? Откуда помехи?
— Не знаю. Это не у меня.
С помощью фала Андрей подтянулся к поручням вакуум-створа. Зависнув у входа, опять посмотрел на ошеломительно пламенеющий серп окольцованного гиганта. Подумал: «Ради этого стоит летать», к пожалел тех людей, которым не суждено самолично знакомиться с фондом сокровищ Дальнего Внеземелья.
Освобождаясь от фала, он упорно искал главами далекую Рею. Будто надеялся разглядеть на ее орбитальном рейде «Байкал». Багровым ломтем парил среди звезд полумесяц Титана, я нежно светился тоненький серпик Тефии. Реи не было видно.
В глубине вакуум-створа шевелились лиловые, красные я голубые огни светосигналов ожившего катера. Через подошвы Андрей ощутил слабое сотрясение палубы и шагнул навстречу драккару. Шага от края было довольно, чтобы цикады помех разом умолкли. Тишина в шлемофоне. Голос Мефа:
— Замечательно, шкип, теперь у тебя не фонит. Гомера стираю я разрешаю вспомнить что-нибудь из Омара Хайяма.
— Значит, газовый метеорит… — вслух подумал Андрей. — К Хайяму, впрочем, это не имеет отношения.
— Неважно. Пароль принят на борт, можешь командовать катером. Кстати, я до предела заправил его сжиженной атмосферой. На случай, если ты возымеешь окоту…
— Не возымею, — перебил Андрей. Он понимал: идею Мефа вывести катер на летные испытания надо подавить в зародыше. Пока не поздно. Влипнешь в аварийную ситуацию на этой груде музейного металлолома — сраму не оберешься. Смеху на весь косм» флот. — Кэп, фары у него в порядке?
Свет фар ударил в упор. Андрей моргнуть не успел — сработал светозащитный фильтр-поляроид стекла гермошлема. При ярком свете старое, обшарпанное оборудование вакуум-створа производило гнетущее впечатление.
— КА-девять, — позвал Андрей. — Контакт. Подойди.
Катер сменял голубые огни на зеленые, повернул в сторону человека раковины лидаров и стал приближаться, равномерно и плавно перебирая голенастыми ступоходами. Палубу слегка потряхивало.
— Стоп! — тихо приказал Андрей.
«Казаранг» послушно остановился.
— Подними передние ноги.
«Казаранг» откачнулся назад и, точно лошадь, вставшая на дыбы, приподнял передние ступоходы.
— Хорошо, опусти.
Андрей похлопал машину рукой по коленным шарнирам. «Еще попрыгает, — подумал он. — Утиль, конечно, но еще попрыгает».
— Ты доволен? — В голосе Мефа скрытое торжество.
— Чем?
— Ну, в общем… Его поведением.
— Да, у него хорошая реакция на голос… Даже геккоринги ступоходов в порядке. И если летные качества будут не хуже, то…
— Надежная машина, шкип. Может быть, я слегка старомоден, но «Казаранга» считаю самой удачной моделью малого катера.
Андрей облизнул подсушенные кислородом губы. Этот «слегка» старомодный рыбак знает, вуза забрасывать удочку. Чувствует, до какой степени надоело эксперту две недели топтаться среди орбитального хлама, и предлагает прогулку на отнюдь не «слегка» старомодном драккаре. Серьезный соблазн, леший его подери… Мышцы, подыгрывая воображению, сами собой напряглись и с профессиональным автоматизмом «сбутафорили» типовую динамику схода с орбиты я форсированного реверс-маневра для беспосадочного разворота над планетоидом. Эксперту экспертово, пилоту пилотово. Желание оказаться в кабине драккара было настолько мучительным, что пришлось на минуту крепко зажмурить глаза.
Ладно, потерпим. Тринадцать суток терпел. На борту «Байкала» все станет на свои места. Еще перетерпеть каких-нибудь трое суток… А на «Байкале» перетерпеть беседу с Копаевым. От специального разговора с функционером МУКБОПа никуда, понятно, не денешься. Вернее — с функционерами, потому что на этом дело не остановится. Теперь даже ему, наивному эксперту, ясно: Международное управление космической безопасности прицепилось к «Анарде» и ее капитану не зря…
Его наивность была беспредельной: за одиннадцать дней спокойной рабств бок о бок с Аганном он успел привыкнуть к мысли, что мрачные сведения Аверьяна Копаева являют собой результат каких-то тяжелых ошибок почтенного ведомства. Меф не вписывался в компанию легендарных экзотов. Человек как человек. С хорошими манерами, вежлив, любезен, уравновешен. Словом, таков, каким был всегда. В тесных и до предела запущенных интерьерах «Анарды» ничего примечательного тоже не обнаружилось. Ни «черных следов», ни разбитых экранов. Ни тем более гипотетических призраков, скупой информацией о которых Аверьян достал его на прощание в спину, точно булыжником.
Да, он поверил Копаеву и в первые дни, осваиваясь на борту «Анарды», наивно был озадачен тем, что на танкере ничего экзотического не происходят. Потом привык к размеренному ритму суток, я нервное напряжение стало ослабевать. Работа, отдых, сон, еда. Возня с документами. Осмотр устарелого оборудования в запыленном и душном чреве ужасно изношенного «кашалота», вечерние посиделки у электрокамина в салоне (единственный, кроме кают, уголок, где Мефу удавалось поддерживать чистоту), неторопливые беседы за ужином. Кстати, про Оберон и «Лунную радугу» Меф, как и прежде, не обмолвился ни единым словом. До утра не засиживались, ровно за чае до полуночи желали друг другу приятного сна и разбредались по своим каютам. Постель, тишина я всякие разные мысля. Тоска по «Байкалу»… Убаюканный десятисуточным однообразием, позавчера утром он вдруг осознал, что навязанная ему разведывательная миссия провалилась с треском. Он подумал об этом почти равнодушно, без удовольствия и без шин злорадства. Но зато ощутил себя так, словно выбрался на прямую тягу после изнурительного контрметеоритного маневра. С другой стороны, было немного досадно за своего земляка. По вине каких-то оболтусов из оперативно-следственных отделов МУКБОПа земляк сел в лужу сам и едва не усадил рядом с собой доверчивого пилота. Самая опасная разновидность паники — это когда паника выползает из отделов службы безопасности… Днем он еще острее почувствовал, как смертельно здесь ему все надоело. Ближе к вечеру, правда, случился маленький праздник — «Титан-главный» ретранслировал на борт «Анарды» сообщение из УОКСа: коллегия летного сектора утвердила Андрея Васильевича Тобольского первым кандидатом на должность капитана суперконтейнероносца «Лена». Меф наладил с «Байкалом» видеосвязь; улыбки товарищей, поздравления, шутки. Ярослав поручил Мефу Аганну как старейшему капитану Дальнего Внеземелья взять на себя обязанности «регента» и присвоить «принцу Андрею» звание «шкипер» (традиционный на космофлоте развлекательно-поздравительный ритуал). За ужином новоиспеченный «рег» и «шкип» выпили по бокалу шампанского, а заодно посмотрели видеозапись юбилейного торжества, прогремевшего в лунной столице. Встречая на экране кого-либо из общих знакомых, оживленно комментировали происходящее. Однако за два часа до полуночи Меф повел себя странно: нервно гримасничая, стал к чему-то прислушиваться, говорить невпопад (глаза виноватые) и, наконец, очень рассеянно пожелав кандидату приятного сна, покинул салон. Обескураженный кандидат смотрел ему вслед, пытаясь понять, какая мужа вдруг укусила обычно любезного, деликатного капитана…
Андрей подвигался, высвечивая вдоль и поперек помещение вакуум-створа
— изрядно помятое металлопокрытие палубы, обшарпанные стены, трубопроводы пневмокоммуникаций, телескопические штанги двух манипуляторов захвата, округлый корпус драккара с высокой кормой. Ступоходы драккара сложены на паучий манер — коленными шарнирами кверху. Нет, что за чушь в самом деле — пинок в спину и отблеск!. Странный отблеск — словно бы перед носом шевельнули зеркальную дверь с зелеными катафотами.
Он выключил фары и наклонился немного вперед, копируя прежнюю позу ради эксперимента. Подождал. В темноте догорал остывающий шов на штанге захвата. Эксперимент не удался: темнота и спокойствие. Ни ударов в спину, ни отблесков… «Ну хорошо, — подумал Андрей, — отблеск мне просто привиделся. Обмануться глазами — куда ни шло. Но обмануться спиной!..»
— Как дела, шкип? — спросил шлемофон голосом Аганна.
Андрей, продолжая осмысливать ситуацию, ответил:
— Порядок. Великолепный вид за созвездие Девы. Попутно провел визуальное наблюдение Спики.
— Случилось что-нибудь? — настаивал Меф.
— В темноте всегда опасаешься, как бы чего-нибудь не случилось.
— Светильники пробовал?
— Ты мог бы припомнить, когда они светили у тебя в последний раз?
Шлемофон промолчал. Андрей представил себе, как Аганн стоит там, у пульта, вытирает свои веснушчатые руки.
— Давай воспользуемся фарами «Казаранга», — предложил Меф. — Все равно мне надо выводить его перед тобой на рысистые испытания.
Андрей осветил «Казаранга». Н-да… Конек-горбунок. С грацией машины Уатта. Или паровоза Черепанова. Шевельнулось слабое подозрение… Он осмотрел носовую часть лыжеобразно загнутого кверху днища, круглые копыта ступоходов с щетиной геккорингов я втянутыми в пазы крючьями когтей, глянцево-серый пузырь керамлитового блистера кабины. Задержал взгляд на отверстии шлюза с торчащим из него кончиком щупальца втянутого в корпус гибкого манипулятора.
— Меф, кроме обогрева, на борту катера что-нибудь включено?
— Нет. Катер на полуконсервации. Давай подведем к нему шланги заправки и кабель дистанционного контроля.
— Номера шлангов и кабеля?
— С восьмого по десятый.
— Понял. Будь на приеме.
Андрей поковылял в обход «Казаранга». Настороженно, с оглядкой. Странное ощущение, будто пинок в спину должен вот-вот повториться, не покидало его, хотя было ясно: катер здесь ни при чем. Устаревшие флаинг-машины такого типа были знакомы ему еще со времени курсантской летной практики, и теперь, иногда натыкаясь из них, он ничего, кроме жалости, к ним не испытывал. Подозревать «Казаранга» в способности к самопроизвольным действиям не было оснований. Абсурд. Это все равно что опасаться пинка от кухонном холодильника. Впрочем, здешние холодильники тоже не бек греха…
Лучи фар осветили участок стены, сплошь утыканный короткими хоботами вакуум-гифов. На одном из хоботов висел утерянный сварочный пистолет. Андрей нашел гифы под нужными номерами я потянул на себя концы шлангов и кабеля, для удобства собрав як в пучок. Экономным усилием отрывая геккоринги от металлонастила, раскачиваясь я мысленно поругивая невесомость, с крутым наклоном тела вперед поволок эту связку к драккару. Как волжский бурлак на поразительной картине Илья Ефимовича Репина.
— Готово, кэп! — сообщил он Мефу и для порядка подергал крепежные муфты разъемов. — Я отойду, пожалуй, немного в сторонку, а ты заставь эту музейную редкость выпрямить ноги.
— Понял, шкип. После заправки дашь звуковой пароль для контакта. Командовать катером будешь сам.
Андрей отковылял ж внешнему краю палубы на выходе из вакуум-створа. Край обрывался в звездно-черную пустоту. На нем сохранились две секция поручней (было же время: в вакуум-створах делали поручни!). Сохранилась я надпись по краю медной наклепкой: АНАРДА. Танкер класса «дальний-АН», последний из танкеров-ветеранов знаменитой юпитерианской флотилии.. Решение снять его с транспланетных линий опоздало лет этак на десять.
Глядя на звезды, Андрей внезапно нашел объяснение удару в спину: газовый метеорит! Простота объяснения неприятно его поразила. Медленно соображаем, шкип, все данные для догадки были, что называется, под рукой. А главное, была «под рукой» прямоугольная пасть вакуум-створа, открытая в ледяную тьму. Комочки смерзшегося газа с замысловатыми траекториями скоростных миграций не редкость в лунных системах Дальнего Внеземелья.
Внизу (если смотреть с края палубы) звездно-черная пропасть резко переходила в угольно-черную, совершенно беззвездную бездну. Провал в распахнутом мире звезд, овеществленный образ самой Бесконечности… С трудом осознаешь, что дело обстоит как раз наоборот: перед глазами всего лишь большая заслонка — ночное полушарие ледяного Япета (вдобавок погруженное в конус тени Сатурна). Недаром философски настроенный персонаж «Махабхараты» Ману сказал: «Запредельное, То, Самосущее образа не принимает». А жаль. Иллюзия овеществленного образа Бесконечности — одна из самых редчайших и впечатляющих.
Взмах ногой между стойками поручней — из палубного клюза выскользнул, развернувшись словно змея, страховочный фал. Андрей поймал концевой карабин, выключил фары и, защелкнув карабин на поясном кольце, плавным толчком катапультировал себя из вакуум-створа наружу; непроизвольно втянул голову в плечи, ошарашенный многоголосым треском в шлемофоне.
Глаза слепил зеленый бортовой огонь, облицовка борта едва угадывалась во мраке, а шлемофон разливался пронзительно-певучим стрекотом: объединенный хор миллиардной, по меньшей мере, армии цикад. Он попытался вообразить, откуда здесь, на задворках Сатурн-системы может распространяться в эфире такое мощное радиострекотание. Пожал плечами, насколько это позволил сделать скафандр. Многоголосый стрекот был скорее забавен, чем неприятен.
Зеленый бортовой огонь и входная щель вакуум-створа сместились кверху, и он понял, что остаточное ускорение, сообщенное телу рывком фала, потихоньку заносят его под брюхо танкера. Он посмотрел на Япет. Пустынный и практически еще не тронутый людьми спутник Сатурна укрыт плотным мраком
— ни огонька. Но постепенно обострившееся зрение начинает вылавливать в недрах тьмы красноватые пятна. Это, конечно, иллюзия. Начинает казаться, будто пятна вспухают лохматыми клубами, темнота становится слоистой и распадается на смутно видимые, непонятные глазу отдельности…
Он почувствовал, как его прижимает бедром к борту танкера, и локтем подстраховал себя от удара. На шершавой, покрытой защитным слоем поверхности рука нащупала кромку пава, и ему стало ясно, что он налетел да крышку лацпорта сливного тамбура. Дальше по борту, вплоть до хвостовых трегеров, обозначенных лиловыми огоньками габарит-сигналов, должны быть еще два десятка лацпортов. «Анарда», даром что неказиста на вид, несла в своем чреве сорок танков и два балкер-трюма.
Тем временем завершался цикл затмения ночной стороны Сатурна Япетом — из-за края планетоида медленно выплывал узкий пурпурный серп гигантской планеты, перечеркнутый лезвием кольца. В срединной части серпа пылал самоцвет — кроваво-красный рубин сказочного достоинства. Это сквозь самый верхний слой атмосферы Сатурна уже пробивались лучи маленького, по-неземному злого Солнца.
— Вышла из мрака младая… с перстами пурпурными Эос!.. — пробормотал Андрей, вспоминая полузабытые строки.
— Достаточно, — остановил его голос Мефа.
— Ты о чем? — не понял Андрей.
— Я оросил тебя дать звуковой пароль на борт «Казаранга».
— А, Гомер в роли контактного импульса.
— Ну и что?
— Да так, ничего. Слишком роскошно для «Казаранга», вот что.
— Какая разница? Катер должен запомнить твой голос, и все дела… Что за стрекот там у тебя? Откуда помехи?
— Не знаю. Это не у меня.
С помощью фала Андрей подтянулся к поручням вакуум-створа. Зависнув у входа, опять посмотрел на ошеломительно пламенеющий серп окольцованного гиганта. Подумал: «Ради этого стоит летать», к пожалел тех людей, которым не суждено самолично знакомиться с фондом сокровищ Дальнего Внеземелья.
Освобождаясь от фала, он упорно искал главами далекую Рею. Будто надеялся разглядеть на ее орбитальном рейде «Байкал». Багровым ломтем парил среди звезд полумесяц Титана, я нежно светился тоненький серпик Тефии. Реи не было видно.
В глубине вакуум-створа шевелились лиловые, красные я голубые огни светосигналов ожившего катера. Через подошвы Андрей ощутил слабое сотрясение палубы и шагнул навстречу драккару. Шага от края было довольно, чтобы цикады помех разом умолкли. Тишина в шлемофоне. Голос Мефа:
— Замечательно, шкип, теперь у тебя не фонит. Гомера стираю я разрешаю вспомнить что-нибудь из Омара Хайяма.
— Значит, газовый метеорит… — вслух подумал Андрей. — К Хайяму, впрочем, это не имеет отношения.
— Неважно. Пароль принят на борт, можешь командовать катером. Кстати, я до предела заправил его сжиженной атмосферой. На случай, если ты возымеешь окоту…
— Не возымею, — перебил Андрей. Он понимал: идею Мефа вывести катер на летные испытания надо подавить в зародыше. Пока не поздно. Влипнешь в аварийную ситуацию на этой груде музейного металлолома — сраму не оберешься. Смеху на весь косм» флот. — Кэп, фары у него в порядке?
Свет фар ударил в упор. Андрей моргнуть не успел — сработал светозащитный фильтр-поляроид стекла гермошлема. При ярком свете старое, обшарпанное оборудование вакуум-створа производило гнетущее впечатление.
— КА-девять, — позвал Андрей. — Контакт. Подойди.
Катер сменял голубые огни на зеленые, повернул в сторону человека раковины лидаров и стал приближаться, равномерно и плавно перебирая голенастыми ступоходами. Палубу слегка потряхивало.
— Стоп! — тихо приказал Андрей.
«Казаранг» послушно остановился.
— Подними передние ноги.
«Казаранг» откачнулся назад и, точно лошадь, вставшая на дыбы, приподнял передние ступоходы.
— Хорошо, опусти.
Андрей похлопал машину рукой по коленным шарнирам. «Еще попрыгает, — подумал он. — Утиль, конечно, но еще попрыгает».
— Ты доволен? — В голосе Мефа скрытое торжество.
— Чем?
— Ну, в общем… Его поведением.
— Да, у него хорошая реакция на голос… Даже геккоринги ступоходов в порядке. И если летные качества будут не хуже, то…
— Надежная машина, шкип. Может быть, я слегка старомоден, но «Казаранга» считаю самой удачной моделью малого катера.
Андрей облизнул подсушенные кислородом губы. Этот «слегка» старомодный рыбак знает, вуза забрасывать удочку. Чувствует, до какой степени надоело эксперту две недели топтаться среди орбитального хлама, и предлагает прогулку на отнюдь не «слегка» старомодном драккаре. Серьезный соблазн, леший его подери… Мышцы, подыгрывая воображению, сами собой напряглись и с профессиональным автоматизмом «сбутафорили» типовую динамику схода с орбиты я форсированного реверс-маневра для беспосадочного разворота над планетоидом. Эксперту экспертово, пилоту пилотово. Желание оказаться в кабине драккара было настолько мучительным, что пришлось на минуту крепко зажмурить глаза.
Ладно, потерпим. Тринадцать суток терпел. На борту «Байкала» все станет на свои места. Еще перетерпеть каких-нибудь трое суток… А на «Байкале» перетерпеть беседу с Копаевым. От специального разговора с функционером МУКБОПа никуда, понятно, не денешься. Вернее — с функционерами, потому что на этом дело не остановится. Теперь даже ему, наивному эксперту, ясно: Международное управление космической безопасности прицепилось к «Анарде» и ее капитану не зря…
Его наивность была беспредельной: за одиннадцать дней спокойной рабств бок о бок с Аганном он успел привыкнуть к мысли, что мрачные сведения Аверьяна Копаева являют собой результат каких-то тяжелых ошибок почтенного ведомства. Меф не вписывался в компанию легендарных экзотов. Человек как человек. С хорошими манерами, вежлив, любезен, уравновешен. Словом, таков, каким был всегда. В тесных и до предела запущенных интерьерах «Анарды» ничего примечательного тоже не обнаружилось. Ни «черных следов», ни разбитых экранов. Ни тем более гипотетических призраков, скупой информацией о которых Аверьян достал его на прощание в спину, точно булыжником.
Да, он поверил Копаеву и в первые дни, осваиваясь на борту «Анарды», наивно был озадачен тем, что на танкере ничего экзотического не происходят. Потом привык к размеренному ритму суток, я нервное напряжение стало ослабевать. Работа, отдых, сон, еда. Возня с документами. Осмотр устарелого оборудования в запыленном и душном чреве ужасно изношенного «кашалота», вечерние посиделки у электрокамина в салоне (единственный, кроме кают, уголок, где Мефу удавалось поддерживать чистоту), неторопливые беседы за ужином. Кстати, про Оберон и «Лунную радугу» Меф, как и прежде, не обмолвился ни единым словом. До утра не засиживались, ровно за чае до полуночи желали друг другу приятного сна и разбредались по своим каютам. Постель, тишина я всякие разные мысля. Тоска по «Байкалу»… Убаюканный десятисуточным однообразием, позавчера утром он вдруг осознал, что навязанная ему разведывательная миссия провалилась с треском. Он подумал об этом почти равнодушно, без удовольствия и без шин злорадства. Но зато ощутил себя так, словно выбрался на прямую тягу после изнурительного контрметеоритного маневра. С другой стороны, было немного досадно за своего земляка. По вине каких-то оболтусов из оперативно-следственных отделов МУКБОПа земляк сел в лужу сам и едва не усадил рядом с собой доверчивого пилота. Самая опасная разновидность паники — это когда паника выползает из отделов службы безопасности… Днем он еще острее почувствовал, как смертельно здесь ему все надоело. Ближе к вечеру, правда, случился маленький праздник — «Титан-главный» ретранслировал на борт «Анарды» сообщение из УОКСа: коллегия летного сектора утвердила Андрея Васильевича Тобольского первым кандидатом на должность капитана суперконтейнероносца «Лена». Меф наладил с «Байкалом» видеосвязь; улыбки товарищей, поздравления, шутки. Ярослав поручил Мефу Аганну как старейшему капитану Дальнего Внеземелья взять на себя обязанности «регента» и присвоить «принцу Андрею» звание «шкипер» (традиционный на космофлоте развлекательно-поздравительный ритуал). За ужином новоиспеченный «рег» и «шкип» выпили по бокалу шампанского, а заодно посмотрели видеозапись юбилейного торжества, прогремевшего в лунной столице. Встречая на экране кого-либо из общих знакомых, оживленно комментировали происходящее. Однако за два часа до полуночи Меф повел себя странно: нервно гримасничая, стал к чему-то прислушиваться, говорить невпопад (глаза виноватые) и, наконец, очень рассеянно пожелав кандидату приятного сна, покинул салон. Обескураженный кандидат смотрел ему вслед, пытаясь понять, какая мужа вдруг укусила обычно любезного, деликатного капитана…