Страница:
Телефон стоял на ночном столике возле круглой кровати. Джерико схватил трубку. Телефон молчал.
Глава 2
Глава 3
Глава 2
Тишина действовала ему на нервы. Он сидел на краю огромной кровати, уставившись на мертвый телефонный аппарат, и прислушивался к ударам собственного сердца. Он еще раз взглянул на часы. Они показывали четверть второго. Пятьдесят минут назад Боб Уилсон был еще в доме и оставил ему записку. Совсем недавно дом был полон людей — хозяев, гостей и прислуги. За этот небольшой промежуток времени — прошло чуть меньше часа — все покинули дом, кроме Алекса Баумана. За эти пятьдесят минут на Алекса Баумана кто-то напал, подверг его жесточайшим пыткам и оставил умирать. Проделать все это бесшумно было невозможно. Жертва могла закричать. Да и одолеть его было не таким уж простым делом — слабаком Баумана не назовешь.
Как это могло случиться? Дом опустел не раньше чем в половине первого. А уже в час Бауман испустил последний вздох. Это наводило на мысль о том, что за домом следили и, как только Бауман остался один, его скрутили, заткнули рот, исполосовали ножом и ослепили, а потом привязали к кровати и бросили умирающим. Едва ли преступнику или преступникам хватило времени скрыться, когда на дороге показался «мерседес», в котором приехали Джерико и Дэвид.
Или они все-таки сбежали? Может быть, сейчас они прячутся где-нибудь в доме, ожидая, что станет делать Джерико? Не этим ли объясняется отсутствие Дэвида? Возможно, он столкнулся с ними и они его тоже убили? Зачем они вывели из строя «мерседес»? Что в первую очередь сделал бы Джерико, после того как обнаружил труп и выяснил, что телефон испорчен? Естественно, поехал бы в полицию. Тогда они получили бы какое-то время, чтобы убраться отсюда. Но теперь он мог выбраться из дома только пешком. Не означало ли это, что он будет следующим?
Джерико взвесил винтовку в руке, инстинктивно пытаясь к ней приноровиться. Он подумал, что патроны к ней Томми должен был хранить в своей комнате. Ни за что на свете ему не хотелось бы возвращаться туда — ни теперь, ни после.
Он поднялся на ноги и шагнул к двери, ведущей из апартаментов Бауманов. Подойдя к ней, остановился и прислушался. Как им удалось ничем себя не выдать, если они до сих пор находились в доме? Он поймал себя на мысли, что почему-то думает «они», как будто знает, что здесь побывала целая банда преступников. Видимо, сказалось впечатление от утреннего инцидента, которое потом усугубил погром в доме Уолтура. Возможно, на эти мысли наводила нацарапанная кровью надпись и вид распластанного на кровати мертвеца. Все это выглядело как продолжение жутких ритуальных убийств, несколько месяцев назад начавшихся в Голливуде. Теперь эпидемия распространилась. Джерико подумал, что мир построен на имитации: одни уличные беспорядки копируют другие, волнения в одном студенческом городке дублируются в дюжине других, взрывы в одном месте влекут за собой серию взрывов в других местах, похищения и убийства становятся дозволенным средством в политической игре. Алекс Бауман был частью этой безумной системы, которую «они» породили.
Джерико вышел в коридор.
Тишина.
Джерико тронул дверь напротив по коридору, держа винтовку наготове. Дверь открылась, и он сразу понял, что нашел наконец комнату Дэвида. Брюки и синий пиджак, в которые он был одет утром, валялись возле кровати. Тут же были грязные белые туфли. Парня явно застали за переодеванием. Полосатый пиджак из жатой ткани висел на дверце шкафа. Неизвестно, был ли у него еще один, который он мог надеть сейчас. Джерико взглянул на комод. Там лежал зажим для денег, в котором было несколько смятых бумажек, и связка ключей от машины. Молодой человек переоделся, сменил брюки и туфли, но не захватил с собой ни ключей, ни денег.
Следов насильственного вторжения Джерико не обнаружил. Все выглядело так, как будто Дэвид покинул комнату добровольно, хотя и второпях. Джерико подавил желание еще раз позвать его. Невозможно было предугадать, как «они» поступят в этом случае, поскольку их следующей целью был он сам. В первый раз он выступал в этой роли давным-давно — сегодня утром.
Джерико вернулся к спальне Томми и заставил себя войти. Ничего не изменилось. Еще в первый раз он заметил письменный стол, заваленный вещами мальчика. Он выдвинул один за другим два верхних ящика и во втором нашел то, что искал, — коробку с патронами для винтовки. Он засунул ее в карман и обернулся к кровати.
Первое потрясение и ужас, которые он испытал при виде Баумана, прошли. Ему приходилось сталкиваться с жестокостью лицом к лицу, путешествуя по самым разным уголкам земли, и сначала его неизменно охватывало отвращение, сменявшееся потом холодной яростью. Никакое преступление, совершенное Алексом Бауманом, не могло оправдать того, что с ним сделали. Джерико не испытывал к нему ни симпатии, ни уважения, но то, что случилось с Бауманом, было слишком дорогой ценой. Джерико подумал, что над сегодняшним днем как будто нависло проклятие: сначала выстрелы в роще, потом стрельба и взрывы, которые привели к тому, что разъяренная девушка погибла от руки разъяренного полицейского, а теперь еще и это. Насилие, как чума, расползлось по миру и проникло в кровь этих людей, которые не умели ценить человеческую жизнь. Нужно было остановить это поветрие.
Теперь он осмотрел комнату натренированным взглядом специалиста. Он обладал редким качеством, благодаря которому и стал художником: все, что когда-нибудь попадалось ему на глаза, запечатлевалось у него в памяти с фотографической четкостью, будь то пейзаж или лицо, комната, оживленный перекресток или джунгли. Мог ли он опознать парня, который взрывал полицейские машины в усадьбе Уолтура? Что он должен был ответить? Он сказал Фарроу, что для него они все на одно лицо. Но правда заключалась в том, что он узнал бы бомбометателя даже в толпе. Его лицо прочно осело в картотеке его памяти.
Теперь же она пополнилась мельчайшими деталями, замеченными им в комнате Томми. Он не запоминал их специально, следуя какой-то особой системе. Он помнил все, что видел, если ему самому не хотелось забыть. За исключением кошмарного вида распростертого на кровати Баумана, в комнате ничего не изменилось с тех пор, как он приходил сюда утром вместе с Томми и Лиз. Инстинкт подсказал ему, что Бауман сражался за свою жизнь не здесь. Борьба оставила бы в комнате следы — разбросанные вещи, опрокинутые стулья, сбившийся ковер, упавшие со стола вещи. Даже если бы убийцам пришло в голову навести в комнате порядок после схватки, они все равно не сумели бы разложить вещи по местам, поскольку не знали, что и где должно было лежать. Они могли придать комнате видимость порядка, но она все равно выглядела бы по-другому. Картина, увиденная им при первом посещении, наложилась на зрелище, что было у него перед глазами. Джерико отметил только четыре несовпадения: в первый раз на кровати не было трупа; на ковре отсутствовали кровавые следы, которые ему самому и принадлежали; со стены исчезла винтовка, которую он сам и снял оттуда; а на полу у кровати не лежала одежда. Джерико пришел к выводу, что на Баумана напали где-то в другом месте, потом приволокли сюда, привязали к кровати и зарезали. Нарушать порядок в комнате убийцам не пришлось.
Вскоре Джерико обнаружил пятое отличие — открытую дверцу платяного шкафа. Она была закрыта, когда Джерико заходил в комнату в первый раз. К вещам в шкафу не прикасались. Костюмы мальчика — пиджаки и брюки — висели в относительном порядке. На полу стояла обувь. Вешалка для галстуков, прикрепленная к дверце с внутренней стороны, была забита яркими молодежными галстуками. Вполне возможно, что Томми заходил к себе после того, как Джерико вышел отсюда, но до того, как произошло убийство. К тому же дверца могла открыться сама. Могло быть и так, что кто-то открывал шкаф, но не закрыл его как следует. То, что дверца оказалась открытой, могло и вовсе ничего не значить, однако эта деталь была надежно зафиксирована в памяти Джерико.
Дверь комнаты не запиралась. Джерико подумал, что люди, скрывающиеся в доме, все равно войдут сюда, если им понадобится. Зачем? Очевидно, что никаких улик они не оставили — ни оружия, ни клочка одежды, не считая вещей Баумана, валявшихся возле кровати. Джерико сознавал, что ему нужно выбираться из дома и идти за помощью; нужно разыскать Дэвида; нужно позаботиться о своей собственной безопасности, чтобы не угодить под пулю в этом сумасшедшем доме.
Он в последний раз оглядел комнату и вышел в коридор, потихоньку закрыв за собой дверь. В доме не было слышно ни звука. Он подошел к лестнице и, поколебавшись, быстро спустился в вестибюль. Его осенило, что где-нибудь в конюшне должна быть еще какая-нибудь машина или, на худой случай, грузовик. Нельсон наверняка тоже там, пребывает в блаженном неведении о том, что здесь творится. Он вышел на террасу, ощущая, как и утром, неприятную уверенность, что за ним наблюдают. Как старая бабка — так он определил свое ощущение утром.
Внезапно он замер, прислушиваясь к непонятному звуку, донесшемуся с лужайки, — этот звук оглушил его, как раскат грома. Потом по газону пробежали две золотистые лошади, наслаждаясь свободой и всхрапывая от удовольствия. Они прогалопировали мимо него и скрылись из виду, поднявшись на пригорок.
Если Нельсон и был в конюшне, то, без сомнения, не один.
Джерико повернул обратно в дом, но услышал другой звук. По дороге приближались машины, судя по звукам, их было не меньше трех. Джерико крепко сжал винтовку в руках, но с удивлением обнаружил, что это были машины Бауманов. Должно быть, возвращались участники аукциона. За рулем первой сидел Нельсон в шоферском картузе, рядом с ним Джерико увидел Лиз. Она смотрела вслед сбежавшим лошадям. На заднем сиденье разместилась прислуга. Во второй машине приехали Эрик Трейл, Мартин Ломекс и Уайли Прентис, за рулем был Боб Уилсон. Пассажирами третьей оказалась остальная прислуга и Томми, который привстал на заднем сиденье, чтобы рассмотреть лошадей.
Машины подкатили к парадному входу, и Нельсон, Лиз и Томми бросились за убегающими лошадьми. Джерико не успел остановить их.
К нему подошел Боб Уилсон с влажным от пота лицом и всклокоченными светлыми волосами.
— Террористическая акция, — сообщил он.
— О чем ты? — не понял Джерико.
— Угроза террористической акции, — повторил Уилсон. — Полиция распорядилась освободить всех арестованных хиппи, иначе обещали взорвать фонд. Нам не оставалось ничего другого, кроме как очистить помещение и предоставить возможность прислать полицейских экспертов для поиска взрывчатки. Господи! А как случилось, что лошади убежали?
Во дворе суетилась прислуга. Трейл, Ломекс и тяжело ступавший Уайли Прентис вышли на террасу.
— Простите меня, Уилсон, но мы с Ломексом предпочитаем вернуться в Нью-Йорк. Не могли бы вы распорядиться, чтобы нас отвезли обратно в той же машине?
— Наверное, могу, — ответил Уилсон. — Эти поганцы разрушили все, что я планировал месяцами.
— Извините, но я считаю, что сейчас никто никуда не поедет, — спокойно возразил Джерико.
— Да что с тобой, Джонни, черт побери? — раздраженно спросил Уилсон. — Кстати, я должен поблагодарить тебя и Таню за то, что вы меня бросили. Не важно, что из-за этих типов ваше отсутствие уже не могло ничего испортить.
— Алекс Бауман убит, — сообщил Джерико.
Лица уставившихся на него мужчин различались только степенью отразившегося на них недоверия.
— Он в комнате Томми. Его привязали к кровати, раз десять ударили ножом, изуродовали и ослепили. Он мертв.
— Боже мой! — вскрикнул Уайли Прентис и нетвердыми шагами направился к французскому окну, которое вело в столовую, к бару.
— Держитесь, Прентис, — добавил Джерико, — это еще не все. Вы все знаете о том, что произошло сегодня в усадьбе Уолтура. Я был там. Ваш сын Дэвид тоже. Мы вернулись оттуда вместе с ним, — Джерико покосился на Уилсона, — не позже чем через полчаса после вашего отъезда, Боб. В вашей записке указано время — 12.25. Мы с Дэвидом разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться и отправиться на аукцион. Так вот, больше я его не видел.
— Что вы имеете в виду? — спросил Прентис.
— Я несколько раз окликнул его, но он не отозвался. Тогда я отправился на поиски и вышел сюда, подумав, что он мог ждать меня в машине. — Джерико кивнул в сторону «мерседеса». — Здесь его не было, но я увидел, что кто-то спустил мне колеса. Тогда я решил, что мой утренний знакомый все-таки решил до меня добраться. Я вернулся в дом, чтобы взять ружье. Витрина в кабинете оказалась пустой. Я вспомнил, как утром осматривал винтовку Томми в его комнате, и поднялся за ней. И нашел там Алекса Баумана. Он умер в моем присутствии.
— А Дэвид? — спросил Уилсон.
Даже слой темного загара не мог скрыть того, как он побледнел.
— Я зашел в его комнату, хотя нашел ее не сразу. Все говорит за то, что он как раз переодевался. Его ключи и деньги остались на комоде, но сам он исчез.
— Вы позвонили в полицию? — спросил Прентис.
— Телефон не работает. Я думаю, провода перерезаны. Кому-то придется поехать в город за подмогой.
— Я поеду, — вызвался Уилсон.
— Тебе лучше остаться, Боб, — возразил Джерико. — Мне бы хотелось, чтобы на моей стороне был хотя бы один боеспособный мужчина. Что, если поехать вам? — обратился он к Прентису.
— Но как же Дэвид…
— Чем скорее мы дождемся помощи, тем быстрее сумеем его найти. Если на нас ополчилась целая банда кровожадных маньяков, то нам понадобится серьезная помощь.
— Подождите, Прентис, — вмешался Трейл. — Мы с Ломексом поедем с вами. На сборы нам понадобится не больше пары минут.
— Никто никуда не поедет, — не согласился Джерико. — Мы не знаем, когда был убит Бауман, случилось ли это до или после того, как вы уехали на аукцион.
— Ах вы, бешеный ублюдок! — завопил Ломекс. — Да какое вы имеете право…
— Такое, — отрезал Джерико. — Поезжайте, Прентис. — Он взял Боба Уилсона за плечо и отвел в сторону. — Кто-то должен поставить в известность слуг и запретить им подниматься на второй этаж.
— Я этим займусь, — кивнул Уилсон. — Господи, Джонни, а Лиз и Томми уже знают?
— Им тоже придется рассказать.
— Проклятые хиппи! У меня недаром было предчувствие в течение последних месяцев, что это кончится кровопролитием. К тому же из-за этого фонд лишился, по крайней мере, миллиона баксов.
— Ты не знаешь, где Таня?
Уилсон вытаращил глаза:
— Ведь она же была с тобой!
— Около десяти я высадил ее в городе.
Уилсон облизнул губы:
— Что происходит, Джонни?
— Хороший вопрос.
С винтовкой в руках Джерико направился через лужайку к гряде, за которой скрылись убежавшие лошади. Он слышал громкий голос Томми, который подзывал их.
— Сюда, Мальчик! Ко мне, Рейнджер!
Поднявшись на вершину гряды, Джерико увидел Лиз и Нельсона возле одной из лошадей, которую им удалось поймать. Вторая, очевидно, это был Рейнджер, стояла неподалеку и наблюдала за Томми, который подкрадывался к ней, сжимая что-то в руке. Через мгновение мальчик схватил лошадь за повод.
— Как они ухитрились сбежать, Нельсон? — спросила Лиз.
— Я сам хотел бы знать это, мадам, — оправдывался Нельсон. — Кони были в своих стойлах и никак не сумели бы открыть дверь. Наверное, их кто-то выпустил.
— Давайте отведем их и посмотрим, — с энтузиазмом предложил Томми.
Джерико подошел к ним:
— Вы справитесь с лошадьми, Нельсон? Мне нужно поговорить с Томми и миссис Бауман.
— Конечно, справлюсь, — ответил Нельсон. — Они уже достаточно нагулялись.
— Когда отведете их, приходите в дом.
Нельсон выглядел удивленным. Он искоса взглянул на Лиз:
— Если миссис Бауман распорядится.
Лиз упорно отводила от Джерико свои голубые с поволокой глаза.
— Что-нибудь случилось?
— Боюсь, что да.
— Зайдите ко мне, когда освободитесь, Нельсон. — И она отвернулась в сторону.
Томми с сожалением смотрел вслед Нельсону, уводящему лошадей. Когда он удалился на достаточное расстояние, чтобы не слышать их, она спросила, все так же глядя в сторону:
— У вас снова какое-нибудь недоразумение с Алексом?
— Вам нужно взять себя в руки. — Он подошел к мальчику и положил свою большую ладонь на его худенькое плечо. Томми поднял на него удивленные глаза — предыдущих слов он не слышал.
— Сегодняшний день полон каких-то невероятных событий, — начал Джерико, — сначала меня обстреляли в роще. Потом черт знает что творилось в усадьбе Уолтура. Погибла девушка, и одному Богу известно, сколько еще будет жертв, прежде чем все это кончится.
— В городе как будто все сошли с ума, — сказала Лиз. — К полиции присоединились члены «Комитета бдительности», и теперь они совместными усилиями ведут охоту на хиппи. Мы стоим здесь и разговариваем, но в любую минуту можем услышать взрыв, который будет означать, что имущество фонда уничтожено. До чего все это бессмысленно!
Ему никак не удавалось подойти к сути дела. На него она по-прежнему не смотрела. Тогда он опустился на колени и обнял Томми за плечи. Теперь их глаза были на одном уровне.
— Томми, тебе потребуется собрать все свое мужество. Я не буду ходить вокруг да около. Кто-то убил твоего отца.
Он ощутил, как тело мальчика съежилось и по нему пробежала дрожь, как от удара током. Глаза широко распахнулись, а губы раскрылись, обнажив белые зубы.
— Что вы сказали? — прошептала Лиз.
— Когда все уехали на аукцион, — Джерико по-прежнему обращался к мальчику, — твой отец остался в доме один, верно?
— Он… собирался приехать позже, — ответил Томми, пытаясь сдержать слезы.
— Сначала был завтрак в честь попечителей, — пояснила Лиз. — Они его не интересовали.
— Значит, он остался в доме один.
— Но… потом он собирался приехать, — повторил Томми.
— Кто-то помешал ему. Его убили, — сказал Джерико.
— Кто? Почему? — спросил мальчик.
— У меня пока нет ответов на эти вопросы, Томми. Я сам только что узнал об этом и еще не успел вызвать помощь, потому что телефон оказался испорчен.
— Где он? — спросил Томми и внезапно сделал попытку вырваться из сильных рук Джерико.
— Это еще одна неприятная для тебя новость. Он в твоей комнате, и тебе нельзя туда заходить, пока полиция все не осмотрит.
— Это моя? — Томми уставился на винтовку, которую Джерико положил на траву.
— Я одолжил ее на время.
— Это вы застрелили папу? — В голосе Томми послышались истерические нотки. Он попытался ударить Джерико головой. — Сначала вы избили его, а потом застрелили!
— Перестань, Томми!
— Мне надо было убить вас еще утром, — кричал мальчик, — убить, а не просто напугать! Нужно было вас убить! Я мог вас убить! А я просто хотел, чтобы вы уехали, из-за того что вы сделали с мамой! Нужно было вас убить!
— Томми! — раздался громкий, дрожащий голос Лиз.
— Папа рассказал мне, что вы сделали с мамой. Я хотел, чтобы вы уехали. Но нужно было вас убить! — И он забился в безудержных рыданиях.
Лиз опустилась перед ним на колени, и ее плечо коснулось плеча Джерико:
— Мистер Джерико не сделал мне ничего плохого, Томми. Я не знаю, что сказал тебе отец, но не случилось ничего такого, из-за чего стоило бы расстраиваться. Так что у тебя не было повода меня защищать.
Мальчик пытался увернуться от ее прикосновений:
— Я не пытался тебя защищать! Я все про тебя знаю, мама. Я все знаю!
Он упал на землю и, задыхаясь от рыданий, катался из стороны в сторону.
— Господи! — прошептала Лиз.
Как это могло случиться? Дом опустел не раньше чем в половине первого. А уже в час Бауман испустил последний вздох. Это наводило на мысль о том, что за домом следили и, как только Бауман остался один, его скрутили, заткнули рот, исполосовали ножом и ослепили, а потом привязали к кровати и бросили умирающим. Едва ли преступнику или преступникам хватило времени скрыться, когда на дороге показался «мерседес», в котором приехали Джерико и Дэвид.
Или они все-таки сбежали? Может быть, сейчас они прячутся где-нибудь в доме, ожидая, что станет делать Джерико? Не этим ли объясняется отсутствие Дэвида? Возможно, он столкнулся с ними и они его тоже убили? Зачем они вывели из строя «мерседес»? Что в первую очередь сделал бы Джерико, после того как обнаружил труп и выяснил, что телефон испорчен? Естественно, поехал бы в полицию. Тогда они получили бы какое-то время, чтобы убраться отсюда. Но теперь он мог выбраться из дома только пешком. Не означало ли это, что он будет следующим?
Джерико взвесил винтовку в руке, инстинктивно пытаясь к ней приноровиться. Он подумал, что патроны к ней Томми должен был хранить в своей комнате. Ни за что на свете ему не хотелось бы возвращаться туда — ни теперь, ни после.
Он поднялся на ноги и шагнул к двери, ведущей из апартаментов Бауманов. Подойдя к ней, остановился и прислушался. Как им удалось ничем себя не выдать, если они до сих пор находились в доме? Он поймал себя на мысли, что почему-то думает «они», как будто знает, что здесь побывала целая банда преступников. Видимо, сказалось впечатление от утреннего инцидента, которое потом усугубил погром в доме Уолтура. Возможно, на эти мысли наводила нацарапанная кровью надпись и вид распластанного на кровати мертвеца. Все это выглядело как продолжение жутких ритуальных убийств, несколько месяцев назад начавшихся в Голливуде. Теперь эпидемия распространилась. Джерико подумал, что мир построен на имитации: одни уличные беспорядки копируют другие, волнения в одном студенческом городке дублируются в дюжине других, взрывы в одном месте влекут за собой серию взрывов в других местах, похищения и убийства становятся дозволенным средством в политической игре. Алекс Бауман был частью этой безумной системы, которую «они» породили.
Джерико вышел в коридор.
Тишина.
Джерико тронул дверь напротив по коридору, держа винтовку наготове. Дверь открылась, и он сразу понял, что нашел наконец комнату Дэвида. Брюки и синий пиджак, в которые он был одет утром, валялись возле кровати. Тут же были грязные белые туфли. Парня явно застали за переодеванием. Полосатый пиджак из жатой ткани висел на дверце шкафа. Неизвестно, был ли у него еще один, который он мог надеть сейчас. Джерико взглянул на комод. Там лежал зажим для денег, в котором было несколько смятых бумажек, и связка ключей от машины. Молодой человек переоделся, сменил брюки и туфли, но не захватил с собой ни ключей, ни денег.
Следов насильственного вторжения Джерико не обнаружил. Все выглядело так, как будто Дэвид покинул комнату добровольно, хотя и второпях. Джерико подавил желание еще раз позвать его. Невозможно было предугадать, как «они» поступят в этом случае, поскольку их следующей целью был он сам. В первый раз он выступал в этой роли давным-давно — сегодня утром.
Джерико вернулся к спальне Томми и заставил себя войти. Ничего не изменилось. Еще в первый раз он заметил письменный стол, заваленный вещами мальчика. Он выдвинул один за другим два верхних ящика и во втором нашел то, что искал, — коробку с патронами для винтовки. Он засунул ее в карман и обернулся к кровати.
Первое потрясение и ужас, которые он испытал при виде Баумана, прошли. Ему приходилось сталкиваться с жестокостью лицом к лицу, путешествуя по самым разным уголкам земли, и сначала его неизменно охватывало отвращение, сменявшееся потом холодной яростью. Никакое преступление, совершенное Алексом Бауманом, не могло оправдать того, что с ним сделали. Джерико не испытывал к нему ни симпатии, ни уважения, но то, что случилось с Бауманом, было слишком дорогой ценой. Джерико подумал, что над сегодняшним днем как будто нависло проклятие: сначала выстрелы в роще, потом стрельба и взрывы, которые привели к тому, что разъяренная девушка погибла от руки разъяренного полицейского, а теперь еще и это. Насилие, как чума, расползлось по миру и проникло в кровь этих людей, которые не умели ценить человеческую жизнь. Нужно было остановить это поветрие.
Теперь он осмотрел комнату натренированным взглядом специалиста. Он обладал редким качеством, благодаря которому и стал художником: все, что когда-нибудь попадалось ему на глаза, запечатлевалось у него в памяти с фотографической четкостью, будь то пейзаж или лицо, комната, оживленный перекресток или джунгли. Мог ли он опознать парня, который взрывал полицейские машины в усадьбе Уолтура? Что он должен был ответить? Он сказал Фарроу, что для него они все на одно лицо. Но правда заключалась в том, что он узнал бы бомбометателя даже в толпе. Его лицо прочно осело в картотеке его памяти.
Теперь же она пополнилась мельчайшими деталями, замеченными им в комнате Томми. Он не запоминал их специально, следуя какой-то особой системе. Он помнил все, что видел, если ему самому не хотелось забыть. За исключением кошмарного вида распростертого на кровати Баумана, в комнате ничего не изменилось с тех пор, как он приходил сюда утром вместе с Томми и Лиз. Инстинкт подсказал ему, что Бауман сражался за свою жизнь не здесь. Борьба оставила бы в комнате следы — разбросанные вещи, опрокинутые стулья, сбившийся ковер, упавшие со стола вещи. Даже если бы убийцам пришло в голову навести в комнате порядок после схватки, они все равно не сумели бы разложить вещи по местам, поскольку не знали, что и где должно было лежать. Они могли придать комнате видимость порядка, но она все равно выглядела бы по-другому. Картина, увиденная им при первом посещении, наложилась на зрелище, что было у него перед глазами. Джерико отметил только четыре несовпадения: в первый раз на кровати не было трупа; на ковре отсутствовали кровавые следы, которые ему самому и принадлежали; со стены исчезла винтовка, которую он сам и снял оттуда; а на полу у кровати не лежала одежда. Джерико пришел к выводу, что на Баумана напали где-то в другом месте, потом приволокли сюда, привязали к кровати и зарезали. Нарушать порядок в комнате убийцам не пришлось.
Вскоре Джерико обнаружил пятое отличие — открытую дверцу платяного шкафа. Она была закрыта, когда Джерико заходил в комнату в первый раз. К вещам в шкафу не прикасались. Костюмы мальчика — пиджаки и брюки — висели в относительном порядке. На полу стояла обувь. Вешалка для галстуков, прикрепленная к дверце с внутренней стороны, была забита яркими молодежными галстуками. Вполне возможно, что Томми заходил к себе после того, как Джерико вышел отсюда, но до того, как произошло убийство. К тому же дверца могла открыться сама. Могло быть и так, что кто-то открывал шкаф, но не закрыл его как следует. То, что дверца оказалась открытой, могло и вовсе ничего не значить, однако эта деталь была надежно зафиксирована в памяти Джерико.
Дверь комнаты не запиралась. Джерико подумал, что люди, скрывающиеся в доме, все равно войдут сюда, если им понадобится. Зачем? Очевидно, что никаких улик они не оставили — ни оружия, ни клочка одежды, не считая вещей Баумана, валявшихся возле кровати. Джерико сознавал, что ему нужно выбираться из дома и идти за помощью; нужно разыскать Дэвида; нужно позаботиться о своей собственной безопасности, чтобы не угодить под пулю в этом сумасшедшем доме.
Он в последний раз оглядел комнату и вышел в коридор, потихоньку закрыв за собой дверь. В доме не было слышно ни звука. Он подошел к лестнице и, поколебавшись, быстро спустился в вестибюль. Его осенило, что где-нибудь в конюшне должна быть еще какая-нибудь машина или, на худой случай, грузовик. Нельсон наверняка тоже там, пребывает в блаженном неведении о том, что здесь творится. Он вышел на террасу, ощущая, как и утром, неприятную уверенность, что за ним наблюдают. Как старая бабка — так он определил свое ощущение утром.
Внезапно он замер, прислушиваясь к непонятному звуку, донесшемуся с лужайки, — этот звук оглушил его, как раскат грома. Потом по газону пробежали две золотистые лошади, наслаждаясь свободой и всхрапывая от удовольствия. Они прогалопировали мимо него и скрылись из виду, поднявшись на пригорок.
Если Нельсон и был в конюшне, то, без сомнения, не один.
Джерико повернул обратно в дом, но услышал другой звук. По дороге приближались машины, судя по звукам, их было не меньше трех. Джерико крепко сжал винтовку в руках, но с удивлением обнаружил, что это были машины Бауманов. Должно быть, возвращались участники аукциона. За рулем первой сидел Нельсон в шоферском картузе, рядом с ним Джерико увидел Лиз. Она смотрела вслед сбежавшим лошадям. На заднем сиденье разместилась прислуга. Во второй машине приехали Эрик Трейл, Мартин Ломекс и Уайли Прентис, за рулем был Боб Уилсон. Пассажирами третьей оказалась остальная прислуга и Томми, который привстал на заднем сиденье, чтобы рассмотреть лошадей.
Машины подкатили к парадному входу, и Нельсон, Лиз и Томми бросились за убегающими лошадьми. Джерико не успел остановить их.
К нему подошел Боб Уилсон с влажным от пота лицом и всклокоченными светлыми волосами.
— Террористическая акция, — сообщил он.
— О чем ты? — не понял Джерико.
— Угроза террористической акции, — повторил Уилсон. — Полиция распорядилась освободить всех арестованных хиппи, иначе обещали взорвать фонд. Нам не оставалось ничего другого, кроме как очистить помещение и предоставить возможность прислать полицейских экспертов для поиска взрывчатки. Господи! А как случилось, что лошади убежали?
Во дворе суетилась прислуга. Трейл, Ломекс и тяжело ступавший Уайли Прентис вышли на террасу.
— Простите меня, Уилсон, но мы с Ломексом предпочитаем вернуться в Нью-Йорк. Не могли бы вы распорядиться, чтобы нас отвезли обратно в той же машине?
— Наверное, могу, — ответил Уилсон. — Эти поганцы разрушили все, что я планировал месяцами.
— Извините, но я считаю, что сейчас никто никуда не поедет, — спокойно возразил Джерико.
— Да что с тобой, Джонни, черт побери? — раздраженно спросил Уилсон. — Кстати, я должен поблагодарить тебя и Таню за то, что вы меня бросили. Не важно, что из-за этих типов ваше отсутствие уже не могло ничего испортить.
— Алекс Бауман убит, — сообщил Джерико.
Лица уставившихся на него мужчин различались только степенью отразившегося на них недоверия.
— Он в комнате Томми. Его привязали к кровати, раз десять ударили ножом, изуродовали и ослепили. Он мертв.
— Боже мой! — вскрикнул Уайли Прентис и нетвердыми шагами направился к французскому окну, которое вело в столовую, к бару.
— Держитесь, Прентис, — добавил Джерико, — это еще не все. Вы все знаете о том, что произошло сегодня в усадьбе Уолтура. Я был там. Ваш сын Дэвид тоже. Мы вернулись оттуда вместе с ним, — Джерико покосился на Уилсона, — не позже чем через полчаса после вашего отъезда, Боб. В вашей записке указано время — 12.25. Мы с Дэвидом разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться и отправиться на аукцион. Так вот, больше я его не видел.
— Что вы имеете в виду? — спросил Прентис.
— Я несколько раз окликнул его, но он не отозвался. Тогда я отправился на поиски и вышел сюда, подумав, что он мог ждать меня в машине. — Джерико кивнул в сторону «мерседеса». — Здесь его не было, но я увидел, что кто-то спустил мне колеса. Тогда я решил, что мой утренний знакомый все-таки решил до меня добраться. Я вернулся в дом, чтобы взять ружье. Витрина в кабинете оказалась пустой. Я вспомнил, как утром осматривал винтовку Томми в его комнате, и поднялся за ней. И нашел там Алекса Баумана. Он умер в моем присутствии.
— А Дэвид? — спросил Уилсон.
Даже слой темного загара не мог скрыть того, как он побледнел.
— Я зашел в его комнату, хотя нашел ее не сразу. Все говорит за то, что он как раз переодевался. Его ключи и деньги остались на комоде, но сам он исчез.
— Вы позвонили в полицию? — спросил Прентис.
— Телефон не работает. Я думаю, провода перерезаны. Кому-то придется поехать в город за подмогой.
— Я поеду, — вызвался Уилсон.
— Тебе лучше остаться, Боб, — возразил Джерико. — Мне бы хотелось, чтобы на моей стороне был хотя бы один боеспособный мужчина. Что, если поехать вам? — обратился он к Прентису.
— Но как же Дэвид…
— Чем скорее мы дождемся помощи, тем быстрее сумеем его найти. Если на нас ополчилась целая банда кровожадных маньяков, то нам понадобится серьезная помощь.
— Подождите, Прентис, — вмешался Трейл. — Мы с Ломексом поедем с вами. На сборы нам понадобится не больше пары минут.
— Никто никуда не поедет, — не согласился Джерико. — Мы не знаем, когда был убит Бауман, случилось ли это до или после того, как вы уехали на аукцион.
— Ах вы, бешеный ублюдок! — завопил Ломекс. — Да какое вы имеете право…
— Такое, — отрезал Джерико. — Поезжайте, Прентис. — Он взял Боба Уилсона за плечо и отвел в сторону. — Кто-то должен поставить в известность слуг и запретить им подниматься на второй этаж.
— Я этим займусь, — кивнул Уилсон. — Господи, Джонни, а Лиз и Томми уже знают?
— Им тоже придется рассказать.
— Проклятые хиппи! У меня недаром было предчувствие в течение последних месяцев, что это кончится кровопролитием. К тому же из-за этого фонд лишился, по крайней мере, миллиона баксов.
— Ты не знаешь, где Таня?
Уилсон вытаращил глаза:
— Ведь она же была с тобой!
— Около десяти я высадил ее в городе.
Уилсон облизнул губы:
— Что происходит, Джонни?
— Хороший вопрос.
С винтовкой в руках Джерико направился через лужайку к гряде, за которой скрылись убежавшие лошади. Он слышал громкий голос Томми, который подзывал их.
— Сюда, Мальчик! Ко мне, Рейнджер!
Поднявшись на вершину гряды, Джерико увидел Лиз и Нельсона возле одной из лошадей, которую им удалось поймать. Вторая, очевидно, это был Рейнджер, стояла неподалеку и наблюдала за Томми, который подкрадывался к ней, сжимая что-то в руке. Через мгновение мальчик схватил лошадь за повод.
— Как они ухитрились сбежать, Нельсон? — спросила Лиз.
— Я сам хотел бы знать это, мадам, — оправдывался Нельсон. — Кони были в своих стойлах и никак не сумели бы открыть дверь. Наверное, их кто-то выпустил.
— Давайте отведем их и посмотрим, — с энтузиазмом предложил Томми.
Джерико подошел к ним:
— Вы справитесь с лошадьми, Нельсон? Мне нужно поговорить с Томми и миссис Бауман.
— Конечно, справлюсь, — ответил Нельсон. — Они уже достаточно нагулялись.
— Когда отведете их, приходите в дом.
Нельсон выглядел удивленным. Он искоса взглянул на Лиз:
— Если миссис Бауман распорядится.
Лиз упорно отводила от Джерико свои голубые с поволокой глаза.
— Что-нибудь случилось?
— Боюсь, что да.
— Зайдите ко мне, когда освободитесь, Нельсон. — И она отвернулась в сторону.
Томми с сожалением смотрел вслед Нельсону, уводящему лошадей. Когда он удалился на достаточное расстояние, чтобы не слышать их, она спросила, все так же глядя в сторону:
— У вас снова какое-нибудь недоразумение с Алексом?
— Вам нужно взять себя в руки. — Он подошел к мальчику и положил свою большую ладонь на его худенькое плечо. Томми поднял на него удивленные глаза — предыдущих слов он не слышал.
— Сегодняшний день полон каких-то невероятных событий, — начал Джерико, — сначала меня обстреляли в роще. Потом черт знает что творилось в усадьбе Уолтура. Погибла девушка, и одному Богу известно, сколько еще будет жертв, прежде чем все это кончится.
— В городе как будто все сошли с ума, — сказала Лиз. — К полиции присоединились члены «Комитета бдительности», и теперь они совместными усилиями ведут охоту на хиппи. Мы стоим здесь и разговариваем, но в любую минуту можем услышать взрыв, который будет означать, что имущество фонда уничтожено. До чего все это бессмысленно!
Ему никак не удавалось подойти к сути дела. На него она по-прежнему не смотрела. Тогда он опустился на колени и обнял Томми за плечи. Теперь их глаза были на одном уровне.
— Томми, тебе потребуется собрать все свое мужество. Я не буду ходить вокруг да около. Кто-то убил твоего отца.
Он ощутил, как тело мальчика съежилось и по нему пробежала дрожь, как от удара током. Глаза широко распахнулись, а губы раскрылись, обнажив белые зубы.
— Что вы сказали? — прошептала Лиз.
— Когда все уехали на аукцион, — Джерико по-прежнему обращался к мальчику, — твой отец остался в доме один, верно?
— Он… собирался приехать позже, — ответил Томми, пытаясь сдержать слезы.
— Сначала был завтрак в честь попечителей, — пояснила Лиз. — Они его не интересовали.
— Значит, он остался в доме один.
— Но… потом он собирался приехать, — повторил Томми.
— Кто-то помешал ему. Его убили, — сказал Джерико.
— Кто? Почему? — спросил мальчик.
— У меня пока нет ответов на эти вопросы, Томми. Я сам только что узнал об этом и еще не успел вызвать помощь, потому что телефон оказался испорчен.
— Где он? — спросил Томми и внезапно сделал попытку вырваться из сильных рук Джерико.
— Это еще одна неприятная для тебя новость. Он в твоей комнате, и тебе нельзя туда заходить, пока полиция все не осмотрит.
— Это моя? — Томми уставился на винтовку, которую Джерико положил на траву.
— Я одолжил ее на время.
— Это вы застрелили папу? — В голосе Томми послышались истерические нотки. Он попытался ударить Джерико головой. — Сначала вы избили его, а потом застрелили!
— Перестань, Томми!
— Мне надо было убить вас еще утром, — кричал мальчик, — убить, а не просто напугать! Нужно было вас убить! Я мог вас убить! А я просто хотел, чтобы вы уехали, из-за того что вы сделали с мамой! Нужно было вас убить!
— Томми! — раздался громкий, дрожащий голос Лиз.
— Папа рассказал мне, что вы сделали с мамой. Я хотел, чтобы вы уехали. Но нужно было вас убить! — И он забился в безудержных рыданиях.
Лиз опустилась перед ним на колени, и ее плечо коснулось плеча Джерико:
— Мистер Джерико не сделал мне ничего плохого, Томми. Я не знаю, что сказал тебе отец, но не случилось ничего такого, из-за чего стоило бы расстраиваться. Так что у тебя не было повода меня защищать.
Мальчик пытался увернуться от ее прикосновений:
— Я не пытался тебя защищать! Я все про тебя знаю, мама. Я все знаю!
Он упал на землю и, задыхаясь от рыданий, катался из стороны в сторону.
— Господи! — прошептала Лиз.
Глава 3
Солнце стояло прямо над сидящей в траве группой — рыдающий мальчик, белокурая женщина, явно в шоке, и Джерико. Вспышка мальчика оказалась неожиданной, и Джерико поймал себя на том, что сначала она вызвала в нем протест. Он попытался поставить себя на место двенадцатилетнего ребенка, чтобы понять его трагедию. Его собственные родители развелись, когда он и сам был примерно в таком же возрасте. Он с болью вспомнил, какая между ними шла борьба за его привязанность. Ему казалось, что он снова слышит их злые голоса, как это бывало обычно, когда они думали, что он уже спит. Ему вспомнилось, как в темноте к его щеке прижималась мокрая щека матери. Она отлично знала, что он не спит и, во всяком случае, слышит шум, которым сопровождались их скандалы. Она говорила, что его отец — настоящее животное, алкоголик, опасный необузданный человек. Ей хотелось подавить в себе неумирающую любовь к нему, но она упрекала его за те муки, которые перенесла во время родов. Ей казалось, что он чем-то обязан ей за эти муки. На следующий день отец, пытаясь выглядеть мудрым и сдержанным, вознамерился объяснить ему, что мать — холодная женщина; что эта ее черта — как болезнь, над которой она не властна. Нельзя плохо относиться к ней из-за этого, как нельзя ненавидеть человека за то, что он болен диабетом или раком. Но жить с ней невозможно, потому что она напоминает кусок льда, а не женщину. Потом он сказал, что давным-давно отступился бы, если бы не любовь к сыну, вынуждавшая его смириться.
Спустя долгие годы Джерико понял, какими обманщиками были они оба. Они использовали его как оружие друг против друга. Каждый пытался отлучить его от другого, чтобы причинить таким образом боль противной стороне.
Он опустил глаза на плачущего мальчика, и его пронзило глубокое сочувствие к нему. Он представил, как Лиз, практически лишенная нормальной жизни, к тому же злоупотребляющая спиртным, ежедневно давала сыну понять, что она жертва деспотизма и садистских наклонностей Алекса. Должно быть, она не уставала напоминать о разных проявлениях его жестокости, например, о том, как он застрелил собаку. Потом за мальчика брался Алекс, который учил сына разным мужским премудростям — обращению с оружием и тому, что нельзя плакать, когда больно. А на самом деле рассказывал ему сказки о супружеской неверности и предательстве. Поскольку теперь Алекса уже нельзя было переиграть, победа осталась на его стороне. Томми не сомневался в его правоте. И именно на Лиз он, вольно или невольно, возлагал ответственность за его смерть. Как он будет расти с такой раной в душе? Как будет проходить его возмужание, если в его сердце неосознанно поселится восхищение перед необузданной властью? Нужно было, по крайней мере, дать ему возможность узнать правду, прежде чем его душа безвозвратно покоробится.
Джерико взглянул на Лиз:
— Наверное, вам лучше уйти в дом.
На ее бледной щеке запульсировала жилка.
— Нет!
— Лучше, если он побудет с кем-то, кого сможет ненавидеть, не испытывая при этом чувства вины. Нам нужно обсудить кое-что, прежде чем он войдет в свою комнату.
Она не двинулась с места, глядя на сына. В ее глазах стояли слезы, но сейчас она казалась более живой и собранной, чем обычно. Наконец она повернулась и ушла.
Джерико переменил положение, теперь он сидел рядом с мальчиком, подтянув колени к подбородку так, что они скрылись под рыжей бородой. Томми всхлипывал все реже, и наконец Джерико заговорил:
— Так, значит, ты почистил винтовку уже после того, как вернулся из рощи?
Томми кивнул.
— Возьми ее в руки и посмотри как следует.
Мальчик потянулся за винтовкой, которая лежала в траве за его спиной. Джерико подумал, что совершил ошибку, что мальчик сейчас нажмет на спусковой крючок, и это будет конец.
— Посмотри на нее хорошенько, — спокойно повторил он. — Ты сам знаешь, как чистил ее, где смазывал, как она выглядела после того, как ты стрелял из нее и еще не успел почистить. Посмотри внимательно.
Томми взял винтовку в руки. На мгновение его опухшие, потемневшие от ненависти глаза задержались на Джерико, и палец привычным движением скользнул на спусковой крючок. Еще через мгновение во лбу Джерико могла появиться круглая красная дырка. Джерико потянулся к карману за трубкой и кисетом.
— В твоего отца не стреляли, Томми. Но все же осмотри как следует ружье. Ты увидишь, пользовались им после того, как ты его почистил, или нет.
После минутного колебания маленький палец отодвинулся от курка. Джерико принялся набивать трубку. Мальчик положил винтовку на траву. Безудержная ярость, владевшая им, истощилась. Теперь он выглядел подавленным и растерянным.
— Как это случилось? — спросил он. — Это не вы его убили?
— Нет, Томми.
— Вы ненавидели его! Вы избили его утром! Вы с мамой… — Его голос возвысился до крика и оборвался.
Джерико поднес зажигалку к трубке.
— Я не испытывал к нему симпатии, — ответил он, — это правда. Не потому, что между мной и твоей мамой было такое, что ты себе вообразил.
— Но я видел, как она выходила из вашей комнаты!
Джерико подумал, что, как видно, никто не спал сегодня в этом проклятом доме. Ни мальчик, ни его отец, ни Таня. Он нахмурился. Где же Таня?
— Твоя мама приходила ко мне, чтобы попросить о помощи.
— О какой помощи?
— Боюсь, тебе придется спросить об этом ее.
— Но отец сказал…
— Если твой отец сказал, что за этим кроется какая-то романтическая история, то он просто ошибся. — В этих словах была, по крайней мере, какая-то доля правды. Ничего не случилось. — Когда ты разговаривал с отцом, ночью или сегодня утром?
Спустя долгие годы Джерико понял, какими обманщиками были они оба. Они использовали его как оружие друг против друга. Каждый пытался отлучить его от другого, чтобы причинить таким образом боль противной стороне.
Он опустил глаза на плачущего мальчика, и его пронзило глубокое сочувствие к нему. Он представил, как Лиз, практически лишенная нормальной жизни, к тому же злоупотребляющая спиртным, ежедневно давала сыну понять, что она жертва деспотизма и садистских наклонностей Алекса. Должно быть, она не уставала напоминать о разных проявлениях его жестокости, например, о том, как он застрелил собаку. Потом за мальчика брался Алекс, который учил сына разным мужским премудростям — обращению с оружием и тому, что нельзя плакать, когда больно. А на самом деле рассказывал ему сказки о супружеской неверности и предательстве. Поскольку теперь Алекса уже нельзя было переиграть, победа осталась на его стороне. Томми не сомневался в его правоте. И именно на Лиз он, вольно или невольно, возлагал ответственность за его смерть. Как он будет расти с такой раной в душе? Как будет проходить его возмужание, если в его сердце неосознанно поселится восхищение перед необузданной властью? Нужно было, по крайней мере, дать ему возможность узнать правду, прежде чем его душа безвозвратно покоробится.
Джерико взглянул на Лиз:
— Наверное, вам лучше уйти в дом.
На ее бледной щеке запульсировала жилка.
— Нет!
— Лучше, если он побудет с кем-то, кого сможет ненавидеть, не испытывая при этом чувства вины. Нам нужно обсудить кое-что, прежде чем он войдет в свою комнату.
Она не двинулась с места, глядя на сына. В ее глазах стояли слезы, но сейчас она казалась более живой и собранной, чем обычно. Наконец она повернулась и ушла.
Джерико переменил положение, теперь он сидел рядом с мальчиком, подтянув колени к подбородку так, что они скрылись под рыжей бородой. Томми всхлипывал все реже, и наконец Джерико заговорил:
— Так, значит, ты почистил винтовку уже после того, как вернулся из рощи?
Томми кивнул.
— Возьми ее в руки и посмотри как следует.
Мальчик потянулся за винтовкой, которая лежала в траве за его спиной. Джерико подумал, что совершил ошибку, что мальчик сейчас нажмет на спусковой крючок, и это будет конец.
— Посмотри на нее хорошенько, — спокойно повторил он. — Ты сам знаешь, как чистил ее, где смазывал, как она выглядела после того, как ты стрелял из нее и еще не успел почистить. Посмотри внимательно.
Томми взял винтовку в руки. На мгновение его опухшие, потемневшие от ненависти глаза задержались на Джерико, и палец привычным движением скользнул на спусковой крючок. Еще через мгновение во лбу Джерико могла появиться круглая красная дырка. Джерико потянулся к карману за трубкой и кисетом.
— В твоего отца не стреляли, Томми. Но все же осмотри как следует ружье. Ты увидишь, пользовались им после того, как ты его почистил, или нет.
После минутного колебания маленький палец отодвинулся от курка. Джерико принялся набивать трубку. Мальчик положил винтовку на траву. Безудержная ярость, владевшая им, истощилась. Теперь он выглядел подавленным и растерянным.
— Как это случилось? — спросил он. — Это не вы его убили?
— Нет, Томми.
— Вы ненавидели его! Вы избили его утром! Вы с мамой… — Его голос возвысился до крика и оборвался.
Джерико поднес зажигалку к трубке.
— Я не испытывал к нему симпатии, — ответил он, — это правда. Не потому, что между мной и твоей мамой было такое, что ты себе вообразил.
— Но я видел, как она выходила из вашей комнаты!
Джерико подумал, что, как видно, никто не спал сегодня в этом проклятом доме. Ни мальчик, ни его отец, ни Таня. Он нахмурился. Где же Таня?
— Твоя мама приходила ко мне, чтобы попросить о помощи.
— О какой помощи?
— Боюсь, тебе придется спросить об этом ее.
— Но отец сказал…
— Если твой отец сказал, что за этим кроется какая-то романтическая история, то он просто ошибся. — В этих словах была, по крайней мере, какая-то доля правды. Ничего не случилось. — Когда ты разговаривал с отцом, ночью или сегодня утром?