— Вам какой дом нужен? — Проявил участие Гриша.
   — Двенадцатый.
   — Это на том конце улицы. — Парень заинтересованно посмотрел на меня . — Танюшка там живет, Шишкова, к ней что ли, или к матери?
   — К Татьяне. А ты хорошо ее знаешь?
   — А то. Жениться даже хотел. Вот как хорошо. — Он вызывающе глянул мне прямо в глаза.
   — А сейчас что, уже не хочешь?
   — Так она, как из города вернулась, шизанутая какая то стала. Трясется чуть что. Пошутишь с ней, а она прямо бешеная становится, то плачет, то убегает. Вообще, она девка, конечно, ничего, видная такая, может, отойдет от городских потрясений, там поглядим насчет женитьбы то. Ладно, Вы тогда к ним идите, а то она вечером на работу уйдет, а я пригоню машину к Маринкиному дому, как вытащу. Идет?
   — Конечно! А где она работает , не подскажешь?
   — Уборщицей, в доме культуры. Аж на трех ставках. Всю ночь полы скоблит, а днем из дома носа не показывает. Я же говорю — шиза. На сколько ее приличных работ звали, не упомню даже, а она в поломойки подалась с образованием то. Главное, зарплата копеечная, приходится аж на трех участках горбатиться, чтобы прожить как-то. Ну, я пошел за трактором. С Вами не прощаюсь, увидимся скоро. — Неспешным шагом он удалился в том направлении, откуда я только что прибыла на своем авто, оставив меня в еще более глубоком недоумении.
   Слава богу, дом Шишковых оказался не настолько убогим, как большинство строений на этой улице. Вполне добротная изба с веселыми недавно покрашенными наличниками, ровный забор, резная калитка, в палисаднике гладиолусы разнообразных цветов, астры. По чистенькой дорожке, выложенной плитками, я прошла через калитку к крыльцу и позвонила . Мне долго не открывали, но все таки дверь распахнулась — на пороге стояла худенькая бледная девушка лет двадцати-двадцати двух.
   — Вам кого? Мамы нет дома, она через час где-то будет. Хотите подождать?
   — Татьяна, я к Вам приехала, можно с Вами поговорить.
   — Оттуда? — и без того бледное лицо девушки стало почти серым.
   — Не поняла, — от такой реакции я немного опешила, — я из города приехала, чтобы поговорить с вами о том, что случилось год назад, можно войти?
   Практически в обморочном состоянии Татьяна прошла в глубь коридора, затем в комнату, я за ней. Добравшись до дивана, девушка почти рухнула на него. Я аккуратно устроилась в кресле. Как вести себя, с чего начать разговор? Пока я размышляла об этом, Шишкова выпрямилась, на ее щеках появился лихорадочный румянец.
   — Я знала, знала, что Вы придете, разве можно спрятаться от суда божьего? Я говорила ему: от людей можно, да, а от бога куда же убежишь? Хорошо, что все наконец кончилось, я сама давно хотела покаяться, мне и батюшка в церкви твердит об этом, но не было сил, не могла я подвести хорошего человека. Но он поймет, простит, он добрый. Вы прямо сейчас заберете меня, можно маму дождаться? Проститься хочу, вдруг не увидимся больше.
   По дрожащим рукам, капелькам пота на лбу девушки, по горящим мрачным светом зрачкам безумных глаз я поняла, что Татьяна на грани срыва, и постаралась как-то разрядить ситуацию.
   — Конечно, дождемся. Вы знаете, я так долго была в пути, да еще застряла тут у вас в конце улицы. Если не трудно, не угостите чашечкой чая, а лучше кофе, если есть?
   — Есть. Сейчас сварю. — Девушка резко встала и пошла к двери кухни, по дороге остановилась, прислонилась к стене и горько-горько заплакала.
   Кофе варить пришлось мне самой. Силком напоив Марину крепким напитком, успокоив ее в меру сил, я, наконец, услышала то, что так волнует девушку вот уже целый год, доводит до безумия, лишает желания жить.

ГЛАВА 8

   Родилась Татьяна Сергеевна Шишкова в деревне с «поэтическим» названьем Гусихино в тысяча девятьсот восьмидесятом году. Детство ее, в общем, не отличалось ничем существенным от жизни других крестьянских детей того времени: лепила куличи в песочнице у дома, ходила в ясли, садик, когда пришло время, под торжественную музыку с букетом гладиолусов, нарезанных мамой прямо в палисаднике, с трепетом вошла в свой первый класс. Семья Шишковых среди местных жителей считалась интеллигентной: отец — агроном, мать — ветеринар. Материально жили неплохо, у девочки всегда были игрушки, книги, неплохая одежда.
   В девяностых годах жизнь в деревне незаметно стала меняться. Из-за отсутствия финансирования закрылась мясо-молочная фабрика, на которой работала Таисья Шишкова, совсем разладились дела у местной МТС — половина тракторов и комбайнов просто не могла выйти в поле по причине отсутствия исправных запчастей, вторая половина, кое как доведенная за зиму до ума, старательными руками трактористов угрожающе скрипела, намекая тем самым, что и она в любой момент может превратиться в балласт. И без того мизерную зарплату не платили по полгода, а затем выдавали молоком, зерном, мылом, досками… Нищета подступила вплотную к домам крестьян. Постепенно она начала сквозить из всех щелей сельского быта. Значительная удаленность Гусихина от города играла огромную роль в экономическом положении местных жителей. Все мало-мальски работоспособные мужчины подались в город на заработки, дома появлялись редко, с подарками и деньгами, потратить которые здесь в деревне было практически не на что. Магазины стояли пустые, витрины кое-как были заполнены товаром до этого годами пылящимися на складах — крупы вперемежку с мышиным дерьмом, платья фасона 70-х годов и ужасающе траурных расцветок. Из-за отсутствия денег закрылся Дом Культуры, единственное место, где молодежь проводила досуг.
   На фоне всего этого в сельской местности буйным цветом расцвело пьянство. Никогда раньше в Гусихине столько не пили. Днем люди кое как еще ходили на свои рабочие места в полуразвалившемся колхозе, но к вечеру в деревне вряд ли можно было найти хоть одного трезвого представителя мужского пола. Пили все: молодые и старые, больные и здоровые, холостые и женатые. Самогон в огромном количестве гнали в каждой хате. Женщины еще как то держались, нужно было заниматься огородом, кормить детей, содержать дом, несмотря на это хозяйства постепенно приходили в упадок: домики, раньше радовавшие глаз яркими расцветками поблекли, скособочились заборы, совершенно ни у кого не возникало желания поправить разбитую грузовиками дорогу. Частенько отключали электричество, телевизор устойчиво ловил только один государственный канал. Несмотря на все это в тысяча девятьсот девяносто пятом году Гусихину торжественно присвоили звание города. Одному богу известно, чем это было вызвано, а главное, кому нужно. Счастливые новоиспеченные горожане отмечали это событие бурно — не просыхали и не ходили на работу в течении почти недели.
   Тысяча девятьсот девяносто седьмой год ознаменовался для семьи Шишковых несколькими важными событиями: во-первых с интервалом в полгода умерли отец Марины и сестра Таисии Владимировны. Евгений Васильевич замерз в сугробе, после ссоры и драки в процессе совместного распития спиртных напитков, как было сказано в заключении местного участкового. Семье он оставил самогонный аппарат в отличном состоянии и сломанный мотоцикл с коляской, колеса с которого были проданы года два-три назад. Сестра же матери Светлана Владимировна, напротив, оставила семье Шишковых очень даже приличное наследство. Светлана, в отличии от Таисьи, еще в тысяча девятьсот семьдесят пятом году уехала в город, окончила диковинные тогда курсы стенографисток, устроилась секретаршей в очень приличную организацию. Благодаря уму, житейской хватке и внешней привлекательности она вскоре вышла замуж за своего начальника — вдовца. Получила Светлана от этого брака многое — прекрасную квартиру в элитном доме, машину с водителем, наряды, драгоценности . В общем все, кроме детей и счастья. И для того, и для другого супруг был слишком стар. Прожив с молодой женой около десяти лет, он благополучно скончался от обширного инфаркта, почти подойдя к семидесятилетнему рубежу. Оставшись вдовой, Светлана так и не обрела новой семьи, посвятив себя целиком работе . В возрасте сорока двух лет Светлана Владимировна Шишкова скончалась от внезапного сердечного приступа прямо на рабочем месте, не оставив после себя наследников, кроме сестры Таисьи и ее дочери.
   В этом же тысяча девятьсот девяносто седьмом году Татьяна закончила школу с довольно приличными оценками. О том, чтобы остаться в Гусихине, девушка даже не помышляла. Квартира, оставшаяся от тетки, никак не повлияло на решение Тани ехать учиться в университет, отчий дом она бы покинула в любом случае.
   Переехав в квартиру Светланы Владимировны, девушка начала новый, к сожалению недолгий, этап своей жизни. Поступила в университет, завела множество друзей и подружек, жила весело не нуждаясь. Она постоянно уговаривала мать бросить халупу в Гусихине и перебраться в уютную квартиру со всеми удобствами. Мать отчего-то противилась, ей жаль было покидать место, где прошли самые счастливые годы ее жизни.
   В начале третьего курса Таня познакомилась с прекрасным молодым человеком. Он занимался научной работой и подрабатывал на кафедре химии лаборантом, чтобы проводить кое-какие исследования на университетских приборах, как он говорил. Несмотря на квартиру, приличную сумму денег, оставшуюся после тетки, девушка так и не смогла стать вполне городской жительницей. Осталась в ней какая-то сельская робость, простоватость. Деньги на дорогую одежду тратить считала глупым, шумные студенческие сборища в своей квартире не приветствовала. Наверное, поэтому, она не была избалована вниманием противоположного пола. Славу же привлекала как раз простота и непритязательность девушки. Он не раз говорил ей об этом. Красивый и умный, он казался Татьяне принцем из сказки. Прежние знакомые рядом со Славой становились серыми и неинтересными. Таких, как он, девушка еще не встречала, хотя однажды она уже влюблялась, в Гусихине у нее даже остался жених. Милый ласковый Гришенька… Но куда ему до Славы! Молодой человек показал ей жизнь такой, какой она ее еще не видела. С казино, ночными клубами, театрами, музеями, ипподромом . Слава научил ее любить. Близость с мужчиной всегда казалась Тане чем-то страшным, неприятным и пошлым. Молодой человек не торопил ее, и, когда, наконец, это должно было случиться, проявил максимум такта и внимания. Свечи, музыка, красивые слова, немного вина сделали для Татьяны миг взросления незабываемым и прекрасным.
   Слава не останавливался на достигнутом, мягко заставив ее сделать модную прическу по его выбору, он сам занялся гардеробом девушки, потом убедил ее пойти на курсы вождения. «Современная девушка должна уметь многое: танцевать, хорошо выглядеть, быть нежной любовницей и, безусловно, водить машину», — настаивал молодой человек. Таня готова была для него на все, что стоило выполнить столь невинный каприз. Через три месяца они должны были торжественно отметить получение девушкой прав, а за неделю до этого на деньги, оставшиеся от сбережений Светланы Владимировны, была куплена абсолютно новая темно-синяя десятка. Татьяне не нравилось вождение, она боялась перекрестков, проносящихся мимо машин, снующих тут и там пешеходов. «Это не страшно, все зависит от привычки, подожди, через несколько месяцев ты сама не поймешь, как раньше обходилась без автомобиля» — утешал ее друг. Чтобы как-то привыкнуть к рулю, Таня в сопровождении Славы, который, в отличии от нее, имел права давно, выезжали за город и колесили по малолюдным дорогам .
   В тот злополучный день девушка чувствовала себя особенно неуверенно, кроме обычного страха ее беспокоило легкое головокружение и тошнота. «Это ничего, сейчас на природу выедем, погуляем в лесу, развеемся, все пройдет» — утешил ее Славик. По городу машину вел он, после поста ГИБДД на выезде он уступил руль подруге. Чтобы не отвлекаться, Татьяна даже не включала магнитолу, во все глаза смотрела на дорогу, но так и не может понять до сих пор, откуда перед капотом ее машины оказалась молодая женщина с ребенком на руках. Она безумно растерялась, вывел из транса ее резкий толчок, это Слава умудрился изо всех сил надавить на тормоз вместо нее, и истошный детский крик. Парень выскочил из машины и бросился на помощь матери с ребенком. Что он делал, Таня не помнит, все плыло перед глазами, тошнило и почему-то хотелось спать. Пересадив ее на заднее сиденье, Слава помог женщине с ребенком на руках расположиться на переднем сиденье машины. В аптечке нашлось успокоительное, которое он и дал обоим женщинам. Ребенок кричал, не умолкая, Татьяну это сводило с ума. На многие месяцы плачущий ребенок превратился в ее личный кошмар. Стоило лечь в кровать, закрыть глаза, и вот он тут — истошно кричащий ребенок. Не случайно, вернувшись в Гусихино, девушка устроилась аж на три ночных ставки уборщицы. Это помогало ей пережить очередную ночь, наполненную детским плачем, позволяло вымотать себя до физического предела и хоть немного поспать, бессильно рухнув на постель.
   Самое страшное началось утром. Вернувшись из больницы, куда он отвез женщину с ребенком, Слава опустился на стул и бездумно уставился в одну точку. Ребенка спасти не удалось, он умер на операционном столе. У Тани началась истерика. Молодой человек в этой ситуации повел себя на удивление мужественно.
   — Не бойся, Танюш, тебя не посадят. Я сказал матери малыша, что сам был за рулем. У меня ведь есть права, а у тебя нет. Возможно, получится как-то выкрутиться.
   — О чем ты говоришь, Славик, как можно выкрутиться, ведь погиб ребенок! Я не позволю тебе взять на себя мою вину, не хочу нести ответственность еще и за твою поломанную судьбу.
   — Тебя посадят, любимая. Ты не имела права садиться за руль без прав.
   — Я виновата, виновата, понимаешь! Как я смогу жить, зная, что случилось. А ты! Разве ты сможешь спать с убийцей!? Иметь от меня детей!?
   — Не драматизируй. В конце концов, виновата и мамаша. Куда она перлась под колеса? Машин-то других не было и в помине, она что, не могла пропустить тебя? Да будь у тебя права, еще неизвестно, кто оказался бы виноват, хотя пешеход всегда прав по нашему тупому законодательству…
   Спустя полчаса, даже не попив чая, Слава ушел и вернувшись заявил — дело сделано, он подписал бумаги, что в аварии виноват он и вручил их убитой горем матери. Но это на всякий случай, так как появилась реальная возможность избежать наказания.
   — Сидеть, как ты понимаешь, любимая, мне тоже не хочется. Я советовался с юристом, в данных обстоятельствах это лет пять-семь для меня, а тебе и того больше.
   — Я отсижу столько, сколько положено.
   — Ты же знаешь, это все равно не сделает меня счастливым, сесть тебе я не позволю, поверь, а говорю я тебе это вот зачем. Дело в том, что в семье пострадавших, кроме этого, еще четверо детей, отец погиб год назад, придавило плитой на стройке. Семья живет на пенсию, выделенную государством . Представляешь, какая это смешная сумма? Так вот, я прощупал почву, думаю, удастся договориться насчет материальной компенсации. Взамен этого, женщина «не сможет вспомнить» примет сбившего ее автомобиля. В конце-то концов, она понимает, что я (не забывай, она думает, что это я ) не преступник какой-нибудь, убийство не планировал. То, что я сяду в тюрьму лет на пять, никак не облегчит ее страданий, зато деньги, предложенные мной, помогут поднять и прокормить остальных четырех детей .
   — Но ведь тебя же видели в больнице в тот день… — Слабо возразила Таня.
   — Мы скажем, что просто подвезли их, случайно встретив на дороге. Только вот сумма должна быть значительной. Ума пока не приложу, где ее взять.
   Так вот и получилось, что, только что оформленная на Татьяну, квартира была спешно продана, автомобиль, драгоценности тетки тоже ушли к чужим людям. Слава поначалу был резко против этого, но, поняв, что другого выхода нет, смирился. Все эти дни Таня жила, как во сне, держалась только на успокоительных, . Занимался всем ее жених, которому девушка выписала генеральную доверенность на ведение всех дел. Недостающую сумму добавил Слава. В общей сложности им удалось собрать около ста тысяч долларов.
   Казалось бы, все закончилось, но для Татьяны трагедия только начиналась. Переехав в общежитие ( у Славы жилья не было, он снимал комнату с соседями), она не могла не есть, не спать без успокоительных таблеток, об учебе не было и речи. Девушка чувствовала себя такой подавленной и разбитой, что науки просто не лезли ей в голову. Отношения с женихом тоже дали трещину, он навещал ее ежедневно, приносил продукты, лекарства, но заметно было, как тяготится молодой человек обстановкой общежития, любопытными взглядами соседок по комнате. Таня понимала, что бросить ее Славе не позволяет жалость, а любить убийцу, кто же сможет, раз она противна даже самой себе. «Он здорово помог мне, — считала девушка. — Я тоже должна сделать для него все возможное». Таким образом, в один из дней, потихоньку собрав вещи, никому не сказав куда направляется, она вернулась в отчий дом . Прошел год, но легче ей не стало.
   — Я даже рада, что Вы, наконец то, нашли меня. Лучше бы я сидела в тюрьме, приняв наказание мне, может, и стало бы легче. А теперь в любой момент это все может всплыть, у женщины есть бумага, что это Слава задавил ее малыша. Он постоянно живет с ожиданием, что все раскроется. Боже, если бы я знала, как это тяжело! Намного легче умереть…
   — Ну что Вы, Таня. Не все так трагично. — Я постаралась как то утешить собеседницу, хотя и сама была удивлена внезапным поворотом событий. — Ваш жених прав, не Вы одна виноваты в аварии. Немалая часть вины лежит и на матери малыша.
   — Вы не понимаете, я знаю, что виновата, а ложь делает мою вину очевидной! — Обречено твердила девушка.
   В данной ситуации очевидной лично мне казалась психическая неуравновешенность собеседницы. Случившееся, безусловно, трагедия, но не настолько, чтобы из-за нее не спать и не есть, а ведь прошел уже целый год.
   — Скажите, а сто тысяч долларов Слава отдал этой женщине просто так, не взяв никакого документа?
   — Нет, ну что Вы, кто же отдаст такую огромную сумму просто так, за здорово живешь? — Таня вытерла глаза тыльной стороной ладони и полезла в ящик комода. — Вот, у меня есть бумага, заверенная нотариусом, что она деньги получила, взамен чего не имеет права предъявлять ко мне или Славе никаких судебных исков.
   Взяв в руки бумагу, я подивилась юридической безграмотности, которая так и перла из каждой строчки этого странного документа. Вряд ли он был составлен действительно нотариусом. Я решила пока помолчать об этом, боясь ввести девушку еще в большее возбуждение.
   — Скажите, я должна написать заявление, что это я сидела за рулем машины в тот злополучный день, или теперь это уже не имеет значения? — Видя, что я молчу, не зная, что ответить, девушка суетливо начала искать бумагу и ручку. — Мне все равно, пусть меня посадят или расстреляют даже, главное, не наказывайте Славика, он только хотел мне помочь, он добрый…
   — Смертная казнь в нашей стране отменена. — Автоматически заметила я.
   — Что? — Таня остановилась, как вкопанная, будто наткнувшись на невидимую стенку.
   — Не расстреливают у нас больше, года два уже, наверное. — Пояснила я.
   Мой спокойный голос подействовал на Марину, как ушат холодной воды. Она застыла на месте с ручкой в руке, потом медленно опустилась на пол и разрыдалась на всю комнату. Понимая бесполезность всяческих уговоров в данный момент, я оставила беднягу рыдать, а сама вышла на крыльцо. На лавочке под окном, как изваяние, застыл Гриша.
   — Позволь, я тоже присяду, подвинься немного, — тронула я его за плечо.
   — Я не подслушивал. — Мое прикосновение вывело его из задумчивости. — Хотел сказать, что вытянул Вашу машину, вон она у калитки стоит… Танюха так кричала. Я не мог не слышать. Что делать то теперь? Вы правда что ль, ее в тюрьму повезете?
   — Я вот смотрю на вас и диву прямо даюсь, откуда взялись вы такие дремучие? — С досадой воскликнула я. — Ну, ладно ты, тракторист деревенский, что с тебя возьмешь, а она-то в институте вроде училась, книжки умные читала, а вот осталась прямо ну дура дурой. Господи, как можно так жить ?!.
   — Ты это… полегче на поворотах, тетенька, можно и по шее схлопотать за такие выражения. — Слова звучали грубовато, но по растерянному виду парня я поняла, он не злится. — Толково объясни, в чем проблема. Еще денег что ли надо ? Так у ней не осталось не шиша, я так понял, да и у меня в общем не ахти сколько бабок. Ты, я погляжу, смелая больно тетка, не боишься, что дешевле будет тебя в той вонючей луже утопить вместе с машиной, и вся недолга…
   — Дурак ты, Гриша. Неумный человек в смысле. — Вздохнула я. — Глядя на таких как ты, сто раз подумаешь прежде, чем делать доброе что-то. Оставь себе свои бабки и дедки. Раз уж ты все слышал, помоги девчонке. Не нравится мне вся эта история. Вроде, ясно все и понятно, но как-то по киношному что ли, ну, не убеждает в подлинности. Да и Славик этот… Сюда он, конечно, не приезжал?
   — Не видал. И Акинфий не видал. Он бы точняк растрезвонил, если б кто к Маринке из города прибыл. Сплетник наипервейший в наших краях. Не, не бывало у нас Славиков никаких.
   — А ведь адрес-то в деканате достать ничего не стоит, пришел бы да спросил. Не нужен, видно , адресок любимой добру молодцу. Получил от дурищи деньги и поминай, как звали. — Я и не заметила сначала, что рассуждаю вслух. — И вот что любопытно, друг мой Гриша. Рассекает наш неутешный Славик на темно-синей десятке по городу ( точно такой, какая была куплена Татьяной) и думать забыл о дорожно-транспортном происшествии с летальным исходом. Веселый и счастливый. Женился даже через неделю после отбытия невесты Танюши, на более взрослой и уравновешенной невесте номер два. И ты не поверишь, сейчас уже имеет невесту номер три — Ольгу, студентку все того же института. Прикинь, все это за какой то год и при живой жене. Вот как люди-то живут, Гриша, а ты тут по лужам на тракторе своем колупаешься… Я поднялась со ступеньки. — Ладно, пойдем, посмотрим, что там девушка затихла подозрительно. Может, хоть чуток мозги промыла слезами от дури и шелухи всякой.
   На удивление, я оказалась права. Истерика благотворно отразилась на Татьяне. По крайней мере, внешне, она выглядела вполне прилично. А может, на нее так подействовало появление бравого тракториста . Не знаю. Во всяком случае, мы смогли спокойно обсудить детали ее так называемого преступления.

ГЛАВА 9

   — Так, ну с этим все ясно, — сказал мне по возвращении Михаил. — Простенькая и изящная комбинация, имеющая в уголовном кодексе красивое название «мошенничество». Ничего нового. Удивляет только непроходимая глупость «убийцы». Экую бестолочь ведь найти еще надо. Можно на такую нарваться, сам в два счета на нарах окажешься.
   — Для этого он и угробил на девчонку полгода целых, стараясь понять, на что она способна, а на что купится, как миленькая. — Напомнила я.
   — Думаешь, нашу клиентку ждет что-нибудь в этом роде?
   — Не знаю. Похоже, Славик здорово заигрался. От мошенничества до убийства бабульки гигантский шаг. А может, и не один. Сколько еще подобных девчонок на его совести?
   — И кстати, работает он не один. Вспомни «мамашу» «погибшего» ребенка. Может, и еще пара помощников проявятся. Сейчас придет Антон, он должен навести справки в больнице, где якобы умерла девочка, у нотариуса, выдавшего расписку в получении денег. Но и так понятно, что все это липа. Напоил чем-то дурочку, посадил за руль и разыграл все, как по нотам. Не зря ее все время тошнило, и голова кружилась. Да, я забыл. — Вдруг встрепенулся Миша. — Прибегал Олег . Глаза на затылке, весь в панике — жена пропала. Караул!
   — Чего же ты молчишь!? — Я чуть не вцепилась в Корчагина. Ну почему все мужчины такие бестолковые. Никогда не могут отличить важное от второстепенного. — Знаешь ведь, как я за Маринку волнуюсь! Чего он сказал?
   — Сказал дома сидит и ее ждет. — Пожал Миша плечами. — Ну, и тебя заодно тоже хотел бы видеть.
   — Миш, я вроде все дела на сегодня сделала, — я заискивающе заглянула ему в глаза. — Вы уж тут с Антоном без меня обсудите, как действовать дальше. Я побегу к Олегу, а? — Чтобы уж совершенно обезоружить жениха, я подошла, нежно его обняла и потерлась щекой о мягкий ворс свитера.
   — Беги, чего уж, — мгновенно размяк парень, — все равно ты теперь не работник. Все мысли об этой трясогузке. Если найдется, передай, пусть звонит что ли перед улетом или сотовый заведет, мы не гордые сами позвоним и будем дальше спокойно работать. А то она, небось, где-то на песочке кости жарит, а ты тут из-за нее паришься. Короче, лети, но к ужину, чтобы была на базе. Ясно?! — Для порядка прикрикнул Миша.
   — Раскомандовался! Я свободная женщина… — Я спорила тоже для порядка. Это было понятно нам обоим, но так уж сложились наши отношения, пререкания придают им остроту и пикантность.
   Нежный поцелуй не дал мне закончить гневную тираду о равенстве и свободе, а внушительный щелчок по мягкому месту помог быстренько ретироваться за дверь.