Страница:
Лотрек пил, и пил много.
Прав был Таде Натансон, который утверждал, что кончики усов у Лотрека не успевали просыхать. И однако его редко видели по-настоящему пьяным. Частые выпивки отравили его организм настолько, что ему было достаточно понюхать коктейль, чтобы окунуться в "волшебную феерию" 2. Он почти постоянно находился в состоянии легкого дурмана.
1 Витютень с оливками - одно из любимых блюд Лотрека, рецепт которого был взят у кулинара из ресторана на улице Бургонь. Лотрек сам готовил его и угощал только избранных.
2 Таде Натансон.
Но все же однажды, один-единственный раз, Лотрек не пил, или почти не пил. В феврале Александр Натансон устроил в своем доме на авеню Буа-де-Булонь, 60, большой прием, чтобы показать десять великолепных панно, написанных клеевыми красками, которыми Вюйар украсил стены его дома. Устроить этот прием предложил Лотрек. Он сделал литографические приглашения на английском языке, где крупными буквами было написано, что на приеме будут поданы "американские и другие напитки". Затем он потребовал, чтобы из нескольких комнат вынесли всю мебель, приказал внести туда кресла и табуретки, в одной из комнат устроил стойку и картины на стенах заменил рекламами ликеров и аперитивов.
Собирался ли Лотрек разыграть какой-нибудь фарс? Нет, пожалуй, он просто придумал забаву, в которой даст волю своей фантазии и своему юмору.
Гости Натансонов - а их было триста человек - с удивлением увидели, что Лотрек выполняет роль бармена. По этому случаю он выбрил себе макушку, снял бороду, оставив лишь два небольших пучка волос, а под короткую белую полотняную куртку надел жилет, сделанный из звездно-полосатого американского флага. В помощники себе Лотрек взял Детома. Он выбрал его из числа друзей не за умение приготовлять коктейли, а за его высокий рост вместе они образовали очень нелепую пару. Лотрек в своем наряде, с выбритыми щеками, да еще рядом со статным помощником, напоминал гиньоля. Его губы, теперь не прикрытые усами, казались еще толще.
Ночь напролет он без устали хлопотал за стойкой, уставленной стаканами, бутылками, ведерками со льдом, тарелками с лимонами, с сандвичами, с соленым миндалем и картофельной соломкой. Лотрек взбивал коктейли, изобретая новые смеси, одна убийственнее другой, твердо решив "свалить с ног" все фешенебельное общество. Он хотел так напоить этих почтенных представителей литературного и художественного мира, чтобы с них слетела вся их почтенность, хотел подорвать авторитеты, сорвать маски.
И он достиг своего. Молча, деловито он трудился не покладая рук (позже он хвастался, что в ту ночь подал больше двух тысяч бокалов), комбинировал, составлял свои взрывчатые коктейли, наблюдал за действием приготовленного им напитка, выжидал, когда какой-нибудь господин, который только что ходил важно выпятив грудь, начинал спотыкаться и терять человеческий облик, и, чтобы прикончить его, угощал рюмкой ядовитой смеси. Почти никого не пощадили коктейли с имбирем, "любовный коктейль" и "луговые устрицы" бармена Лотрека, а чтобы вызвать у своих жертв жажду, он подавал им на серебряном блюде сардины под горящим соусом из портвейна и можжевеловой настойки.
Самые неосторожные захрапели очень скоро на диванах и кроватях в комнатах, куда их перенесли, - организатор вечера, к счастью, заранее все предусмотрел.
Один захмелевший гость, уверовав в свою силу, решил помериться ею с атлетом Альфонсом Алле и тут же был уложен на обе лопатки. Еле держась на ногах, невозмутимый Фенеон со стаканом в руке ходил по пятам за Стефаном Малларме, который отказывался выпить "опасную смесь" 1, пытаясь скрыться в одной из комнат. Лысый череп Вюйара покраснел. Сеско, наигрывая на своем банджо, меланхолично пел: "Однажды утром маленький угорь..." Люнье-По встал из-за стола и пошел, цепляясь за стены, а затем, пробормотав замогильным голосом: "Давайте работать", - рухнул на диван.
Торжествующий Лотрек за своей стойкой молча - Don't speak to the man of the wheel 2 - без устали взбивал коктейли, с ликованием бросая взгляды на "поле боя".
Никто из гостей уже не держался на ногах. Боннар, этот трезвенник, дремал, потом вдруг проснулся и пробормотал, словно сквозь грезы - грезы художника: "Я хочу розовую". Его просьба была удовлетворена немедленно. Спотыкаясь, Боннар сделал несколько шагов, прошел по коридору и растянулся на плитках туалета, дрожа и стуча зубами.
Да, этот прием у Натансонов не забудется!
Всюду валялись тела. Храпели. Икали. Бродили, шатаясь. Комнаты смахивали на медвежьи берлоги.
На рассвете Лотрек, бросив на стойку салфетку бармена, покинул дом на авеню Буа-де-Булонь и в радужном настроении окунулся в утреннюю прохладу. Эту ночь он провел с пользой!
Пусть завидуют - не боюсь!
Бармену, что профилем грек,
Тебе, бесподобный Тулуз
Лотрек 3.
1 Франсис Журден и Таде Натансон наиболее подробно рассказали об этом приеме. "Все искренне веселились, - пишет Журден. - Хотя, когда на рассвете я вместе с Большим Деревом возвращался домой, мною овладела грусть. Может быть, я понял, что эта оргия носила какой-то нездоровый характер... Лотрека такие печальные размышления не одолевали".
2 "С рулевым не разговаривать" (англ.).
3 Это послание было адресовано Роменом Коолюсом Лотреку на следующий день после приема.
* * *
В мастерской на улице Турлак Лотрек заканчивал большое полотно с изображением гостиной в доме терпимости на улице Мулен. Он пользовался старыми эскизами, но, кроме того, попросил своих подруг-проституток попозировать ему. Как у него бывало всегда, когда он длительное время изучал какую-нибудь тему - а миру проституции он посвятил не меньше пятидесяти картин, - в этом произведении он соединил все лучшее, что было у него в предыдущих работах. Это монументальное произведение - как бы эпилог художника. В своей картине он написал шестерых женщин. На одну из них, в длинном платье цвета бордо, нельзя не обратить внимание: зеленые глаза, высокая рыжая прическа, на лоб и на виски спадают прядки волос, бледные щеки с лихорадочными розоватыми пятнами, фиолетово-пурпурный рот. Во всем ее облике - безнадежность, полная покорность судьбе. Трагическая, скорбная фигура, пожалуй самая волнующая из всех, написанных художником.
К картине Лотрек сделал этюд пастелью примерно такого же размера 1. По-видимому, Лотрек придавал последней работе огромное значение. Вообще же он все реже обращался к этой теме, все реже пользовался кистью. Все, что он хотел сказать о проститутках, он уже сказал.
Впрочем, в 1895 году он вообще писал меньше, чем в предыдущие годы, которые были необычайно плодовиты. Если за 1893 год у Лотрека насчитывалось около пятидесяти полотен, за 1894 - сорок пять, то за 1895 - всего тридцать пять. Но работал он по-прежнему много. Он иллюстрировал новые песенки Дио, рассказы Коолюса, меню для Сеско (в котором между "жареным ягненком" и "овощами" значился гусиный паштет "Фюллер"), сделал литографию для обложки пьесы Тристана Бернара "Стальные мускулы" и для последнего альбома "Эстамп орижиналь" ("Оригинальный эстамп"), где еще раз изобразил Мизию Натансон.
Он мастерски овладел искусством литографии и уже не пользовался ни калькой, ни предварительными угольными эскизами, а делал рисунок прямо на камне. К маю он подготовил серию из тринадцати литографий - портреты актеров и актрис. Но следует признать, что они оказались менее удачными, чем подобные серии, сделанные им раньше. Он настолько исказил лица своих моделей, что многих из них трудно узнать. Может быть, он хотел сказать, что "между всеми этими актерами существует чудовищное сходство" 2, может быть, это объясняется случайной неудачей.
1 Масло: 115x132,5 см; пастель: 111x132 см.
2 Жак Лассинь.
Нельзя на основе этого делать вывод, что Лотрек "выдохся". Наоборот, он пробовал новые материалы, занялся витражами, керамикой. Под его наблюдением на фаянсовом заводе Мюллера в Иври была изготовлена крышка чайного столика, которую он преподнес в подарок Иветт Гильбер. Под портретом певицы он шутки ради написал слова, сказанные ею по поводу эскиза, по которому была сделана крышка: "Маленький изверг! Вы же изуродовали меня!"
Все это, естественно, отнимало у Лотрека время. Он мог бы писать больше картин, если бы не уделял слишком много внимания литографии. Фенеон дал ему совет чаще писать маслом. Но не только это беспокоило Фенеона.
Он был уверен, что "маленький изверг" работал с прежней страстью и с не меньшей, чем раньше, убежденностью. Но алкоголь оказывал свое губительное действие на творчество Лотрека. Его постоянно тянуло выпить ради вина он бросал кисть. А время шло. Алкоголь не только разрушал нервную систему художника, он обессиливал его. Каждое посещение бара означало утрату еще одного шедевра.
У Натансонов Лотрек написал картину "За столом", где изобразил Вюйара, Мизию, Валлотона и Таде, сделал портрет маслом Полер и повторил его в цветной литографии для "Рир". Но у Лотрека появилось новое страстное увлечение - Марсель Лендер.
Светская хроника воспевала изящество, изысканность Марсели Лендер, ее "роскошные, с безукоризненным вкусом подобранные" 1 туалеты. И раньше еще певица не раз привлекала внимание Лотрека. В нескольких своих литографиях он изобразил ее на сцене. С февраля она играла в "Варьете" в модной со времен Оффенбаха оперетте-буфф "Хильперик", юмор которой очень нравился Лотреку. Марсель Лендер исполняла роль королевы Гальсвинты и с большим изяществом танцевала фанданго и болеро. Лотрек был покорен ею. Двадцать раз подряд он таскал с собой в театр Коолюса и садился всегда на одно и то же кресло - в первом ряду, слева.
1 "Ле рир", 16 февраля 1895 года.
Он без конца делал наброски в своей тетради для этюдов. А когда Коолюс, которому надоело каждый вечер слушать одну и ту же песенку:
Уже бьет десять, час настал,
Сейчас проснется его милость.
Даст Бог, ему такое снилось,
Чтоб счастлив и доволен встал!
спросил Лотрека, "зачем он так настойчиво пичкает его этой примитивной лирикой", художник ответил, что он ходит на спектакли только ради того, чтобы увидеть спину Лендер. "Ты только посмотри на ее спину, тебе не часто приходилось видеть такое великолепие. Она роскошна".
И Лотрек сделал несколько литографий: "Лендер танцует", "Лендер со спины", "Лендер анфас", "Лендер кланяется", "Поясной портрет Лендер". Немецкий журнал "Пан" заказал ему литографию "Марсель Лендер", и он задумал - хотя, пожалуй, это была слишком сложная затея по техническим причинам - выполнить ее в восьми цветах.
Однако все это было лишь подготовительным этапом. На его мольберте в мастерской стоял большой холст - метр сорок пять на полтора метра, на котором он писал картину "Марсель Лендер, танцующая болеро в "Хильперике"". Здесь он использовал все свои театральные наблюдения.
Марсель Лендер обычно ужинала после спектакля в кафе "Вьёль" на Больших бульварах. Однажды вечером 1 она увидела, как в кафе вошел Лотрек в сопровождении Жюля Ренара и владельца "Матен" Альфреда Эдварда. Художник сел против своей модели. Его поведение явно смущало актрису. Если бы он хотел вызвать у нее неприязнь, он должен был бы держаться именно так. Ни одного комплимента, даже, скорее, враждебность. Театр? Да цирки и кафешантаны куда интереснее! Когда метрдотель спросил Лотрека, что ему подать, тот ответил: "Копченую селедку". Ах, во "Вьёле" нет копченой селедки? Ладно, тогда пусть принесут ветчины и банку корнишонов. "И еще, пожалуйста, пришлите виночерпия, да поскорее. Меня мучает жажда". Лотрек съел корнишоны, залпом, как все алкоголики, рюмка за рюмкой, запивая их бургундским.
1 Из воспоминаний Марсели Лендер, записанных Сильвеном Бонмариажем.
Он острил, говорил колкости. Он не рисовал, а только разглядывал актрису, да так назойливо, что ей становилось не по себе. Он трижды приходил в кафе во время ее ужина. В результате этих посещений родились "Лендер, одетая по-городскому", "Лендер сидит...". Актриса недоумевала, чем объяснить такое внимание художника к ней, почему он все время вертится около нее. Она не понимала, что его привлекает в ней именно то, что она некрасива. Однажды он послал ей букет белых роз и попросил назначить ему свидание. Он пообедал у нее, потом прошел в ее артистическую, но ни словом не обмолвился о картине, которую писал. Он приходил на каждый спектакль и, сидя в первом ряду, впивался острым взглядом в свою жертву.
Спустя несколько недель полотно, плод кропотливой подготовительной работы, было закончено.
Возможно, Лотрек и подарил бы картину актрисе, но Марсель Лендер, как и большинство женщин - Джейн Авриль и Полер были в этом смысле исключением, - относилась к лишенной галантных прикрас живописи Лотрека без особого энтузиазма 1. Лотрек подарил было картину Полю Леклерку, но тот не захотел лишить художника этого великолепного произведения искусства, в котором его талант достиг апогея.
* * *
Если Коолюс пробудил в Лотреке интерес к театральному миру, то Тристан Бернар - к миру велосипедистов.
Тристан Бернар, главный редактор газеты велосипедистов, спортивный руководитель обоих парижских велодромов - велодрома Бюффало, у ворот Нейи, и велодрома Сены в Леваллуа-Перре - был видным деятелем в спортивной среде.
После того как в 1888 году Дюнло изобрел пневматическую шину, велосипедный спорт расцвел с небывалой силой. Это увлечение охватило все слои общества, даже в Булонском лесу между экипажами разъезжали такие элегантные велосипедисты, как принц де Саган или генерал Галифе в военной форме. Не, прошли мимо этого "красивого спорта" и женщины. Сменив юбку на зуавские шаровары, cycle women, "третий пол", как их называли, путешествовали по предместьям Парижа и за городом 2. В газетах можно было прочитать такое объявление: "Дама-велосипедистка, 45 лет, хочет познакомиться с мужчиной, имеющим велосипед" 3.
1 "Это ужасный человек!" - воскликнула однажды Марсель Лендер, когда кто-то из ее близких заговорил с ней о таланте Лотрека. Но, спохватившись, тут же добавила: "Ко мне он хорошо относится... Но что касается портрета, то я с вами не согласна..." (из книги "Танцы на каталонской лужайке" Альбера Фламена).
2 Вскоре в Париже их появилось так много, что префект полиции запретил женщинам носить велосипедные брюки в черте города.
3 Приводится Ж. Адемаром.
В печати стала регулярно появляться хроника, посвященная новому виду спорта, но "веломанов" это не удовлетворяло. Их страсть была настолько велика, что обеспечивала существование нескольких специализированных журналов и газет, вроде той, редактором которой был Тристан Бернар.
Первые велосипедные гонки состоялись после Второй империи, и с тех пор они неизменно пользовались большим успехом. Элегантные мужчины и роскошные женщины заполняли трибуны велодромов, на которых под грохот оркестра проходили соревнования.
Тристан Бернар, в галифе и в котелке, руководил гонками. Естественно, что ему не стоило никакого труда убедить Лотрека в занимательности такого зрелища.
В Тристане Бернаре Лотрека больше всего привлекало его увлечение спортом, та эрудиция, которую он проявлял в разговоре о спортсменах или лошадях. Он мог с точностью, без единой ошибки, ничего не забыв, перечислить родословную любого чистокровного рысака, участника гладких бегов или скачек с препятствиями. По словам Поля Леклерка, он делал это "с уверенностью преподавателя истории, который рассказывает генеалогию Капетингов".
Тристан Бернар ввел Лотрека в среду гонщиков, тренеров, представителей конкурирующих фирм, выпускающих разные марки велосипедов. Отныне почти каждое воскресенье Лотрека можно было увидеть среди официальных лиц на велодроме или у трека, а еще чаще - в помещении для участников гонок. На сами гонки, в общем-то, ему было наплевать. Его привлекало иное - ладные фигуры спортсменов, их мускулы, напряженные во время состязаний или расслабленные во время отдыха, когда они отдают себя во власть массажиста.
Лотрек расхаживал по велодрому в сопровождении Тапье, время от времени останавливался и взглядом показывал кузену на какого-нибудь атлетического сложения гонщика: "Красота!" Затем, со свойственной ему привычкой подмечать в людях забавное, добавлял: "Похож на камбалу, у него оба глаза с одной стороны носа".
Гонщики вызывали у него не меньший восторг, чем танцовщицы или акробаты. Велосипедисты также были для него воплощением движения, физической силы, ловкости - всего того, что Лотреку не было дано, того, чем он мог наслаждаться только зрительно, мог лишь изображать на бумаге. Ничто так не привлекало Лотрека, как вид какого-нибудь верзилы, напрягшего свои мускулы. "Разве он не прекрасен?"
"Он" - длинный, поджарый Зиммерман, победитель гонки на две тысячи метров, крылатый американец, который был таким нескладным, когда ходил, а на велосипеде сразу же обретал удивительную легкость; "он" - уроженец Уэльса, маленький Джимми Микаэл, с упрямым лбом и злым лицом собаки-крысолова, который, не зная усталости, с зубочисткой во рту летел на велосипеде со скоростью сорока километров в час.
Лотрек нарисовал обоих асов трека на литографских камнях. Зиммермана он изобразил с велосипедом, а Микаэла - рядом с конструктором Симпсоном.
Больше всего художник подружился с гонщиками и персоналом "конюшни" Симпсона - с Луи Бугле, представителем этой английской фирмы во Франции, человеком аристократической внешности, высокой культуры, любившим наравне с велосипедным спортом искусство, одетым по последней лондонской моде ("англичанин из Орлеана", - насмешливо величал его Лотрек), а также с тренером Уорбортоном, по прозванию Шоппи.
Этот Шоппи не сходил у Лотрека с языка. Все его мысли вертелись вокруг тренера. Каждому из своих друзей он советовал заниматься с ним. О, они будут ему только благодарны! Ведь для здоровья нет ничего лучше спорта, не правда ли? Конечно, жаль, что сам он не может подать им пример, но подождите... И Лотрек, поглощенный новыми идеями, купил снаряд для гребли в комнате и в погоне за здоровьем (о том, чтобы поменьше пить и пораньше ложиться спать, он, естественно, не думал) стал заниматься греблей в своей мастерской. Надев матросскую бескозырку и красную фланелевую рубаху, он упражнялся много часов подряд 1.
Это увлечение - а Лотрек говорил о нем без конца, и каждый, кто приходил в мастерскую, должен был тренироваться под оценивающим взглядом хозяина - длилось очень недолго, и вскоре снаряд для гребли присоединился к хламу, которым была завалена мастерская.
1 "Один из жильцов дома, - рассказывает Поль Леклерк, - не понимая, что за странный размеренный стук доносится из мастерской художника, объяснил другим жильцам, что у Тулуз-Лотрека появилась новая причуда: он сам месит тесто и печет себе хлеб".
* * *
Ла Гулю отяжелела, расплылась и ушла из "Мулен Руж". Неудачные роды она родила недоношенного мертвого ребенка - ускорили ее закат.
Из всех танцовщиц там осталась только Грий д'Эгу. Рейон д'Ор вышла замуж за американского золотоискателя с Аляски. Ла Макарона что-то повредила себе внутри, и ее оперировал Пеан. Ушла из кабаре и открыла на улице Фроншо школу танцев, откуда выходили новые звезды канкана, Нини Пат Ан-Лер - теперь она именовалась почтенной вдовой Моннье. Сошли со сцены Сигаретт, Ла Туртерель, Эглантин... Закатилась звезда и Валентина Бескостного, и он тоскливо слонялся по "Мулен Руж". По словам Джейн Авриль, он напоминал "выдохшегося Дон Кихота". Он еще танцевал, но гораздо больше болтал. "Я прихожу сюда как любитель, - говорил он, - как честный буржуа, по четвергам и воскресеньям. Я рантье, собственник, и живу припеваючи. Спросите-ка в районе Эколь Милитер Валентина Бескостного! Консьержка и мой кучер вам ответят: "Мы не знаем такого". А вот мсье Ренодена, бывшего торговца винами на улице Кокийер, сборщика налогов, служащего у своего брата-нотариуса, - это другое дело. У него снимают квартиры офицеры, и они отдают ему честь, когда он едет по Булонскому лесу в собственном экипаже... Разве теперешние танцовщицы "Мулен" танцуют? Пожалуй, Ша-Ю-Као ничего еще, но я бы ее в партнерши не взял. Единственной танцовщицей была Ла Гулю..."
Ла Гулю накопила немало денег. В эпоху ее расцвета Оллер платил ей но договору 3750 франков в неделю. Часть этих денег она сберегла и, расставшись с "Мулен Руж" и кадрилью, открыла на ярмарке свой балаган. В костюме, шитом мишурой, напоминавшем восточный, в обществе пяти-шести танцовщиц, она исполняла танец живота, который весьма мягко именовала "египетским танцем" (но суть этого танца, как заметил один репортер, "была выражена достаточно ясно"). И вот Ла Гулю подумала, что для преуспевания ее предприятия неплохо было бы оформить балаган. Она вспомнила о Лотреке и в начале апреля обратилась к нему с просьбой о помощи.
"6 апреля 1895
Дорогой друг.
Я приду к тебе в понедельник 8 апреля, в два часа дня. Мой балаган будет на ярмарке Трон. Слева от входа у меня очень хорошее место, и я буду очень рада, если ты найдешь время что-нибудь написать для меня. Ты мне скажешь, где купить холст, и я сделаю это в тот же день.
Ла Гулю".
Монументальная живопись всегда соблазняла Лотрека. Но где ею заняться? Было совершенно очевидно, что ему еще не скоро доверят стены какого-нибудь общественного здания. Некогда он расписал таверну Анселена в Виллье-сюр-Морен, а позже стены гостиной в доме на улице Амбуаз. Но ярмарочный балаган? А впрочем, почему бы не попробовать? К тому же ему было приятно оказать услугу Ла Гулю, женщине, с которой так тесно связано его творчество, которую он столько писал и рисовал!
С ярмарки Трон Ла Гулю переберется в Нейи - там 16 июня вдоль авеню раскинет свои балаганы и палатки ежегодная ярмарка Нёнё, модная среди представителей высшего света, который таким образом, не слишком затрудняя себя, тешился иллюзией, что общается с народом. На ней необходимо побывать. "Самые красивые кошечки" и "самые изысканные гуляки" флиртовали там, стреляли в тирах в маленьких розовых поросят, лакомились сластями по восемнадцать су за килограмм 1, которые казались им такими же восхитительными, как если бы они были куплены у лучшего кондитера.
1 "Фен дю сьекль", 23 июня 1895 г. и 25 июня 1896 г.
Лотрек пообещал Ла Гулю к ярмарке оформить балаган: он сделает два больших квадратных холста - примерно три метра на три; на одном напишет Ла Гулю, какой она была некогда, танцующей в "Мулен Руж" с Валентином Бескостным, а на другом - нынешнюю Ла Гулю, восточную женщину, вскидывающую ножку перед толпой зевак, среди которых, кроме самого художника, можно узнать Тапье, Гибера, Сеско, Джейн Авриль и Фенеона.
Лотрек принялся за работу, но вскоре прервал ее: Жуаян собрался в Лондон, чтобы встретиться там с Уистлером, и Лотрек решил поехать с ним.
Лотрек пользовался любым случаем, чтобы хотя бы несколько дней подышать воздухом Англии. В этих путешествиях за Ла-Манш все занимало его, начиная с плавания на колесном пароходе (и чем море было неспокойнее, тем больше получал он удовольствия) и кончая обычными развлечениями и неожиданными зрелищами, которые ждали его в Лондоне: уличная толпа, Национальная галерея и Британский музей; меланхоличные завсегдатаи трактиров (они - о, чудо! - отбивали у него охоту пить), груды рыбы у Свитингса, в Чипсайде; бифштексы в "Критерионе" или в "Хорс-Шо" (они "тают во рту, как пирожные"), подвалы магазина "Либерти", где "при электрическом свете девушки-продавщицы демонстрируют сказочные ткани, которыми славится фирма" 1; дом Уистлера со знаменитой "павлиньей комнатой", которой Лотрек не переставал восхищаться каждый раз, когда попадал в нее, - там все было выдержано в синем цвете с золотом.
1 Морис Жуаян.
В Лондоне Лотрек чувствовал себя как дома. Год назад туда окончательно перебрался Шарль Кондер. Вдвоем с Лотреком они много бродили по городу. Лотрек стремился все посмотреть, за исключением общепризнанных "достопримечательностей", которые вызывали у него отвращение.
Кондер вращался в среде близких Оскару Уайльду художников и писателей. 1895 год был драматичным как для поэта, так и для его друзей, восхищавшихся им. Уайльд, обвиненный в преступлении против нравственности маркизом Кинсберри, отцом его "друга" лорда Альфреда Дугласа, пятого апреля был арестован. Двадцать шестого апреля в суде присяжных "Олд Бейли" начался процесс. Однажды вечером Кондер повел Лотрека к Уайльду.
Художник "с некоторым ужасом" смотрел на этого человека, который еще вчера занимал в литературном мире такое почетное место, а теперь был причислен к уголовникам. Завтра его вышлют за пределы родины, но он все еще хорохорится, бросая вызов закоснелому английскому пуританизму, держится величаво, твердо веря, что победа будет за ним.
Уайльд отказался позировать Лотреку. Ну что ж, ничего не поделаешь! Но художник не может упустить такую исключительную модель и впивается взглядом в его лицо. Сочувствовал ли он Уайльду? Отношение английского общества к поэту поражало, даже больше - возмущало его, но настоящей симпатии к Уайльду он не испытывал. И впрямь, не было человека более несходного по характеру с Лотреком, чем Оскар Уайльд (Уистлер сказал об Оскаре Уайльде, что он "яркий пример того, каким не должен быть человек искусства") - эстет в элегантных костюмах, с вычурными манерами, любивший парадоксы, витиеватый язык и театральную томность. "Я печален потому, что одна половина человечества не верит в Бога, а другая - не верит в меня".
Могучая фигура Уайльда, хотя он и выглядел рыхлым, поразила Лотрека. Уайльд не хочет позировать? Не беда! Лотрек и не нуждается в этом! Он запечатлел в своей памяти это вызывающее, женоподобное лицо с тяжелой челюстью и ртом старой кокетки. Это поразительное существо произвело на него такое сильное впечатление, что он ничего не забудет - ни его дряблых щек, ни тусклого цвета лица, ни прилизанных светлых, почти желтых волос, ни заплывших жиром маленьких презрительных глазок с набухшими под ними мешками и нависшими веками. Вернувшись в Париж (дело Уайльда имело большой резонанс повсюду) 1, Лотрек 15 мая напечатал в "Ревю бланш" рисунок пером - Оскар Уайльд произносит последнее слово в суде. После этого Лотрек написал быстрыми мазками на картоне очень убедительный в своей простоте портрет поэта: несколько линий, несколько цветных пятен, и вся сущность этого человека - как на ладони. Продолжая работу над картинами для балагана Ла Гулю, Лотрек и там изобразил Уайльда среди зрителей, любующихся "восточным танцем".
Прав был Таде Натансон, который утверждал, что кончики усов у Лотрека не успевали просыхать. И однако его редко видели по-настоящему пьяным. Частые выпивки отравили его организм настолько, что ему было достаточно понюхать коктейль, чтобы окунуться в "волшебную феерию" 2. Он почти постоянно находился в состоянии легкого дурмана.
1 Витютень с оливками - одно из любимых блюд Лотрека, рецепт которого был взят у кулинара из ресторана на улице Бургонь. Лотрек сам готовил его и угощал только избранных.
2 Таде Натансон.
Но все же однажды, один-единственный раз, Лотрек не пил, или почти не пил. В феврале Александр Натансон устроил в своем доме на авеню Буа-де-Булонь, 60, большой прием, чтобы показать десять великолепных панно, написанных клеевыми красками, которыми Вюйар украсил стены его дома. Устроить этот прием предложил Лотрек. Он сделал литографические приглашения на английском языке, где крупными буквами было написано, что на приеме будут поданы "американские и другие напитки". Затем он потребовал, чтобы из нескольких комнат вынесли всю мебель, приказал внести туда кресла и табуретки, в одной из комнат устроил стойку и картины на стенах заменил рекламами ликеров и аперитивов.
Собирался ли Лотрек разыграть какой-нибудь фарс? Нет, пожалуй, он просто придумал забаву, в которой даст волю своей фантазии и своему юмору.
Гости Натансонов - а их было триста человек - с удивлением увидели, что Лотрек выполняет роль бармена. По этому случаю он выбрил себе макушку, снял бороду, оставив лишь два небольших пучка волос, а под короткую белую полотняную куртку надел жилет, сделанный из звездно-полосатого американского флага. В помощники себе Лотрек взял Детома. Он выбрал его из числа друзей не за умение приготовлять коктейли, а за его высокий рост вместе они образовали очень нелепую пару. Лотрек в своем наряде, с выбритыми щеками, да еще рядом со статным помощником, напоминал гиньоля. Его губы, теперь не прикрытые усами, казались еще толще.
Ночь напролет он без устали хлопотал за стойкой, уставленной стаканами, бутылками, ведерками со льдом, тарелками с лимонами, с сандвичами, с соленым миндалем и картофельной соломкой. Лотрек взбивал коктейли, изобретая новые смеси, одна убийственнее другой, твердо решив "свалить с ног" все фешенебельное общество. Он хотел так напоить этих почтенных представителей литературного и художественного мира, чтобы с них слетела вся их почтенность, хотел подорвать авторитеты, сорвать маски.
И он достиг своего. Молча, деловито он трудился не покладая рук (позже он хвастался, что в ту ночь подал больше двух тысяч бокалов), комбинировал, составлял свои взрывчатые коктейли, наблюдал за действием приготовленного им напитка, выжидал, когда какой-нибудь господин, который только что ходил важно выпятив грудь, начинал спотыкаться и терять человеческий облик, и, чтобы прикончить его, угощал рюмкой ядовитой смеси. Почти никого не пощадили коктейли с имбирем, "любовный коктейль" и "луговые устрицы" бармена Лотрека, а чтобы вызвать у своих жертв жажду, он подавал им на серебряном блюде сардины под горящим соусом из портвейна и можжевеловой настойки.
Самые неосторожные захрапели очень скоро на диванах и кроватях в комнатах, куда их перенесли, - организатор вечера, к счастью, заранее все предусмотрел.
Один захмелевший гость, уверовав в свою силу, решил помериться ею с атлетом Альфонсом Алле и тут же был уложен на обе лопатки. Еле держась на ногах, невозмутимый Фенеон со стаканом в руке ходил по пятам за Стефаном Малларме, который отказывался выпить "опасную смесь" 1, пытаясь скрыться в одной из комнат. Лысый череп Вюйара покраснел. Сеско, наигрывая на своем банджо, меланхолично пел: "Однажды утром маленький угорь..." Люнье-По встал из-за стола и пошел, цепляясь за стены, а затем, пробормотав замогильным голосом: "Давайте работать", - рухнул на диван.
Торжествующий Лотрек за своей стойкой молча - Don't speak to the man of the wheel 2 - без устали взбивал коктейли, с ликованием бросая взгляды на "поле боя".
Никто из гостей уже не держался на ногах. Боннар, этот трезвенник, дремал, потом вдруг проснулся и пробормотал, словно сквозь грезы - грезы художника: "Я хочу розовую". Его просьба была удовлетворена немедленно. Спотыкаясь, Боннар сделал несколько шагов, прошел по коридору и растянулся на плитках туалета, дрожа и стуча зубами.
Да, этот прием у Натансонов не забудется!
Всюду валялись тела. Храпели. Икали. Бродили, шатаясь. Комнаты смахивали на медвежьи берлоги.
На рассвете Лотрек, бросив на стойку салфетку бармена, покинул дом на авеню Буа-де-Булонь и в радужном настроении окунулся в утреннюю прохладу. Эту ночь он провел с пользой!
Пусть завидуют - не боюсь!
Бармену, что профилем грек,
Тебе, бесподобный Тулуз
Лотрек 3.
1 Франсис Журден и Таде Натансон наиболее подробно рассказали об этом приеме. "Все искренне веселились, - пишет Журден. - Хотя, когда на рассвете я вместе с Большим Деревом возвращался домой, мною овладела грусть. Может быть, я понял, что эта оргия носила какой-то нездоровый характер... Лотрека такие печальные размышления не одолевали".
2 "С рулевым не разговаривать" (англ.).
3 Это послание было адресовано Роменом Коолюсом Лотреку на следующий день после приема.
* * *
В мастерской на улице Турлак Лотрек заканчивал большое полотно с изображением гостиной в доме терпимости на улице Мулен. Он пользовался старыми эскизами, но, кроме того, попросил своих подруг-проституток попозировать ему. Как у него бывало всегда, когда он длительное время изучал какую-нибудь тему - а миру проституции он посвятил не меньше пятидесяти картин, - в этом произведении он соединил все лучшее, что было у него в предыдущих работах. Это монументальное произведение - как бы эпилог художника. В своей картине он написал шестерых женщин. На одну из них, в длинном платье цвета бордо, нельзя не обратить внимание: зеленые глаза, высокая рыжая прическа, на лоб и на виски спадают прядки волос, бледные щеки с лихорадочными розоватыми пятнами, фиолетово-пурпурный рот. Во всем ее облике - безнадежность, полная покорность судьбе. Трагическая, скорбная фигура, пожалуй самая волнующая из всех, написанных художником.
К картине Лотрек сделал этюд пастелью примерно такого же размера 1. По-видимому, Лотрек придавал последней работе огромное значение. Вообще же он все реже обращался к этой теме, все реже пользовался кистью. Все, что он хотел сказать о проститутках, он уже сказал.
Впрочем, в 1895 году он вообще писал меньше, чем в предыдущие годы, которые были необычайно плодовиты. Если за 1893 год у Лотрека насчитывалось около пятидесяти полотен, за 1894 - сорок пять, то за 1895 - всего тридцать пять. Но работал он по-прежнему много. Он иллюстрировал новые песенки Дио, рассказы Коолюса, меню для Сеско (в котором между "жареным ягненком" и "овощами" значился гусиный паштет "Фюллер"), сделал литографию для обложки пьесы Тристана Бернара "Стальные мускулы" и для последнего альбома "Эстамп орижиналь" ("Оригинальный эстамп"), где еще раз изобразил Мизию Натансон.
Он мастерски овладел искусством литографии и уже не пользовался ни калькой, ни предварительными угольными эскизами, а делал рисунок прямо на камне. К маю он подготовил серию из тринадцати литографий - портреты актеров и актрис. Но следует признать, что они оказались менее удачными, чем подобные серии, сделанные им раньше. Он настолько исказил лица своих моделей, что многих из них трудно узнать. Может быть, он хотел сказать, что "между всеми этими актерами существует чудовищное сходство" 2, может быть, это объясняется случайной неудачей.
1 Масло: 115x132,5 см; пастель: 111x132 см.
2 Жак Лассинь.
Нельзя на основе этого делать вывод, что Лотрек "выдохся". Наоборот, он пробовал новые материалы, занялся витражами, керамикой. Под его наблюдением на фаянсовом заводе Мюллера в Иври была изготовлена крышка чайного столика, которую он преподнес в подарок Иветт Гильбер. Под портретом певицы он шутки ради написал слова, сказанные ею по поводу эскиза, по которому была сделана крышка: "Маленький изверг! Вы же изуродовали меня!"
Все это, естественно, отнимало у Лотрека время. Он мог бы писать больше картин, если бы не уделял слишком много внимания литографии. Фенеон дал ему совет чаще писать маслом. Но не только это беспокоило Фенеона.
Он был уверен, что "маленький изверг" работал с прежней страстью и с не меньшей, чем раньше, убежденностью. Но алкоголь оказывал свое губительное действие на творчество Лотрека. Его постоянно тянуло выпить ради вина он бросал кисть. А время шло. Алкоголь не только разрушал нервную систему художника, он обессиливал его. Каждое посещение бара означало утрату еще одного шедевра.
У Натансонов Лотрек написал картину "За столом", где изобразил Вюйара, Мизию, Валлотона и Таде, сделал портрет маслом Полер и повторил его в цветной литографии для "Рир". Но у Лотрека появилось новое страстное увлечение - Марсель Лендер.
Светская хроника воспевала изящество, изысканность Марсели Лендер, ее "роскошные, с безукоризненным вкусом подобранные" 1 туалеты. И раньше еще певица не раз привлекала внимание Лотрека. В нескольких своих литографиях он изобразил ее на сцене. С февраля она играла в "Варьете" в модной со времен Оффенбаха оперетте-буфф "Хильперик", юмор которой очень нравился Лотреку. Марсель Лендер исполняла роль королевы Гальсвинты и с большим изяществом танцевала фанданго и болеро. Лотрек был покорен ею. Двадцать раз подряд он таскал с собой в театр Коолюса и садился всегда на одно и то же кресло - в первом ряду, слева.
1 "Ле рир", 16 февраля 1895 года.
Он без конца делал наброски в своей тетради для этюдов. А когда Коолюс, которому надоело каждый вечер слушать одну и ту же песенку:
Уже бьет десять, час настал,
Сейчас проснется его милость.
Даст Бог, ему такое снилось,
Чтоб счастлив и доволен встал!
спросил Лотрека, "зачем он так настойчиво пичкает его этой примитивной лирикой", художник ответил, что он ходит на спектакли только ради того, чтобы увидеть спину Лендер. "Ты только посмотри на ее спину, тебе не часто приходилось видеть такое великолепие. Она роскошна".
И Лотрек сделал несколько литографий: "Лендер танцует", "Лендер со спины", "Лендер анфас", "Лендер кланяется", "Поясной портрет Лендер". Немецкий журнал "Пан" заказал ему литографию "Марсель Лендер", и он задумал - хотя, пожалуй, это была слишком сложная затея по техническим причинам - выполнить ее в восьми цветах.
Однако все это было лишь подготовительным этапом. На его мольберте в мастерской стоял большой холст - метр сорок пять на полтора метра, на котором он писал картину "Марсель Лендер, танцующая болеро в "Хильперике"". Здесь он использовал все свои театральные наблюдения.
Марсель Лендер обычно ужинала после спектакля в кафе "Вьёль" на Больших бульварах. Однажды вечером 1 она увидела, как в кафе вошел Лотрек в сопровождении Жюля Ренара и владельца "Матен" Альфреда Эдварда. Художник сел против своей модели. Его поведение явно смущало актрису. Если бы он хотел вызвать у нее неприязнь, он должен был бы держаться именно так. Ни одного комплимента, даже, скорее, враждебность. Театр? Да цирки и кафешантаны куда интереснее! Когда метрдотель спросил Лотрека, что ему подать, тот ответил: "Копченую селедку". Ах, во "Вьёле" нет копченой селедки? Ладно, тогда пусть принесут ветчины и банку корнишонов. "И еще, пожалуйста, пришлите виночерпия, да поскорее. Меня мучает жажда". Лотрек съел корнишоны, залпом, как все алкоголики, рюмка за рюмкой, запивая их бургундским.
1 Из воспоминаний Марсели Лендер, записанных Сильвеном Бонмариажем.
Он острил, говорил колкости. Он не рисовал, а только разглядывал актрису, да так назойливо, что ей становилось не по себе. Он трижды приходил в кафе во время ее ужина. В результате этих посещений родились "Лендер, одетая по-городскому", "Лендер сидит...". Актриса недоумевала, чем объяснить такое внимание художника к ней, почему он все время вертится около нее. Она не понимала, что его привлекает в ней именно то, что она некрасива. Однажды он послал ей букет белых роз и попросил назначить ему свидание. Он пообедал у нее, потом прошел в ее артистическую, но ни словом не обмолвился о картине, которую писал. Он приходил на каждый спектакль и, сидя в первом ряду, впивался острым взглядом в свою жертву.
Спустя несколько недель полотно, плод кропотливой подготовительной работы, было закончено.
Возможно, Лотрек и подарил бы картину актрисе, но Марсель Лендер, как и большинство женщин - Джейн Авриль и Полер были в этом смысле исключением, - относилась к лишенной галантных прикрас живописи Лотрека без особого энтузиазма 1. Лотрек подарил было картину Полю Леклерку, но тот не захотел лишить художника этого великолепного произведения искусства, в котором его талант достиг апогея.
* * *
Если Коолюс пробудил в Лотреке интерес к театральному миру, то Тристан Бернар - к миру велосипедистов.
Тристан Бернар, главный редактор газеты велосипедистов, спортивный руководитель обоих парижских велодромов - велодрома Бюффало, у ворот Нейи, и велодрома Сены в Леваллуа-Перре - был видным деятелем в спортивной среде.
После того как в 1888 году Дюнло изобрел пневматическую шину, велосипедный спорт расцвел с небывалой силой. Это увлечение охватило все слои общества, даже в Булонском лесу между экипажами разъезжали такие элегантные велосипедисты, как принц де Саган или генерал Галифе в военной форме. Не, прошли мимо этого "красивого спорта" и женщины. Сменив юбку на зуавские шаровары, cycle women, "третий пол", как их называли, путешествовали по предместьям Парижа и за городом 2. В газетах можно было прочитать такое объявление: "Дама-велосипедистка, 45 лет, хочет познакомиться с мужчиной, имеющим велосипед" 3.
1 "Это ужасный человек!" - воскликнула однажды Марсель Лендер, когда кто-то из ее близких заговорил с ней о таланте Лотрека. Но, спохватившись, тут же добавила: "Ко мне он хорошо относится... Но что касается портрета, то я с вами не согласна..." (из книги "Танцы на каталонской лужайке" Альбера Фламена).
2 Вскоре в Париже их появилось так много, что префект полиции запретил женщинам носить велосипедные брюки в черте города.
3 Приводится Ж. Адемаром.
В печати стала регулярно появляться хроника, посвященная новому виду спорта, но "веломанов" это не удовлетворяло. Их страсть была настолько велика, что обеспечивала существование нескольких специализированных журналов и газет, вроде той, редактором которой был Тристан Бернар.
Первые велосипедные гонки состоялись после Второй империи, и с тех пор они неизменно пользовались большим успехом. Элегантные мужчины и роскошные женщины заполняли трибуны велодромов, на которых под грохот оркестра проходили соревнования.
Тристан Бернар, в галифе и в котелке, руководил гонками. Естественно, что ему не стоило никакого труда убедить Лотрека в занимательности такого зрелища.
В Тристане Бернаре Лотрека больше всего привлекало его увлечение спортом, та эрудиция, которую он проявлял в разговоре о спортсменах или лошадях. Он мог с точностью, без единой ошибки, ничего не забыв, перечислить родословную любого чистокровного рысака, участника гладких бегов или скачек с препятствиями. По словам Поля Леклерка, он делал это "с уверенностью преподавателя истории, который рассказывает генеалогию Капетингов".
Тристан Бернар ввел Лотрека в среду гонщиков, тренеров, представителей конкурирующих фирм, выпускающих разные марки велосипедов. Отныне почти каждое воскресенье Лотрека можно было увидеть среди официальных лиц на велодроме или у трека, а еще чаще - в помещении для участников гонок. На сами гонки, в общем-то, ему было наплевать. Его привлекало иное - ладные фигуры спортсменов, их мускулы, напряженные во время состязаний или расслабленные во время отдыха, когда они отдают себя во власть массажиста.
Лотрек расхаживал по велодрому в сопровождении Тапье, время от времени останавливался и взглядом показывал кузену на какого-нибудь атлетического сложения гонщика: "Красота!" Затем, со свойственной ему привычкой подмечать в людях забавное, добавлял: "Похож на камбалу, у него оба глаза с одной стороны носа".
Гонщики вызывали у него не меньший восторг, чем танцовщицы или акробаты. Велосипедисты также были для него воплощением движения, физической силы, ловкости - всего того, что Лотреку не было дано, того, чем он мог наслаждаться только зрительно, мог лишь изображать на бумаге. Ничто так не привлекало Лотрека, как вид какого-нибудь верзилы, напрягшего свои мускулы. "Разве он не прекрасен?"
"Он" - длинный, поджарый Зиммерман, победитель гонки на две тысячи метров, крылатый американец, который был таким нескладным, когда ходил, а на велосипеде сразу же обретал удивительную легкость; "он" - уроженец Уэльса, маленький Джимми Микаэл, с упрямым лбом и злым лицом собаки-крысолова, который, не зная усталости, с зубочисткой во рту летел на велосипеде со скоростью сорока километров в час.
Лотрек нарисовал обоих асов трека на литографских камнях. Зиммермана он изобразил с велосипедом, а Микаэла - рядом с конструктором Симпсоном.
Больше всего художник подружился с гонщиками и персоналом "конюшни" Симпсона - с Луи Бугле, представителем этой английской фирмы во Франции, человеком аристократической внешности, высокой культуры, любившим наравне с велосипедным спортом искусство, одетым по последней лондонской моде ("англичанин из Орлеана", - насмешливо величал его Лотрек), а также с тренером Уорбортоном, по прозванию Шоппи.
Этот Шоппи не сходил у Лотрека с языка. Все его мысли вертелись вокруг тренера. Каждому из своих друзей он советовал заниматься с ним. О, они будут ему только благодарны! Ведь для здоровья нет ничего лучше спорта, не правда ли? Конечно, жаль, что сам он не может подать им пример, но подождите... И Лотрек, поглощенный новыми идеями, купил снаряд для гребли в комнате и в погоне за здоровьем (о том, чтобы поменьше пить и пораньше ложиться спать, он, естественно, не думал) стал заниматься греблей в своей мастерской. Надев матросскую бескозырку и красную фланелевую рубаху, он упражнялся много часов подряд 1.
Это увлечение - а Лотрек говорил о нем без конца, и каждый, кто приходил в мастерскую, должен был тренироваться под оценивающим взглядом хозяина - длилось очень недолго, и вскоре снаряд для гребли присоединился к хламу, которым была завалена мастерская.
1 "Один из жильцов дома, - рассказывает Поль Леклерк, - не понимая, что за странный размеренный стук доносится из мастерской художника, объяснил другим жильцам, что у Тулуз-Лотрека появилась новая причуда: он сам месит тесто и печет себе хлеб".
* * *
Ла Гулю отяжелела, расплылась и ушла из "Мулен Руж". Неудачные роды она родила недоношенного мертвого ребенка - ускорили ее закат.
Из всех танцовщиц там осталась только Грий д'Эгу. Рейон д'Ор вышла замуж за американского золотоискателя с Аляски. Ла Макарона что-то повредила себе внутри, и ее оперировал Пеан. Ушла из кабаре и открыла на улице Фроншо школу танцев, откуда выходили новые звезды канкана, Нини Пат Ан-Лер - теперь она именовалась почтенной вдовой Моннье. Сошли со сцены Сигаретт, Ла Туртерель, Эглантин... Закатилась звезда и Валентина Бескостного, и он тоскливо слонялся по "Мулен Руж". По словам Джейн Авриль, он напоминал "выдохшегося Дон Кихота". Он еще танцевал, но гораздо больше болтал. "Я прихожу сюда как любитель, - говорил он, - как честный буржуа, по четвергам и воскресеньям. Я рантье, собственник, и живу припеваючи. Спросите-ка в районе Эколь Милитер Валентина Бескостного! Консьержка и мой кучер вам ответят: "Мы не знаем такого". А вот мсье Ренодена, бывшего торговца винами на улице Кокийер, сборщика налогов, служащего у своего брата-нотариуса, - это другое дело. У него снимают квартиры офицеры, и они отдают ему честь, когда он едет по Булонскому лесу в собственном экипаже... Разве теперешние танцовщицы "Мулен" танцуют? Пожалуй, Ша-Ю-Као ничего еще, но я бы ее в партнерши не взял. Единственной танцовщицей была Ла Гулю..."
Ла Гулю накопила немало денег. В эпоху ее расцвета Оллер платил ей но договору 3750 франков в неделю. Часть этих денег она сберегла и, расставшись с "Мулен Руж" и кадрилью, открыла на ярмарке свой балаган. В костюме, шитом мишурой, напоминавшем восточный, в обществе пяти-шести танцовщиц, она исполняла танец живота, который весьма мягко именовала "египетским танцем" (но суть этого танца, как заметил один репортер, "была выражена достаточно ясно"). И вот Ла Гулю подумала, что для преуспевания ее предприятия неплохо было бы оформить балаган. Она вспомнила о Лотреке и в начале апреля обратилась к нему с просьбой о помощи.
"6 апреля 1895
Дорогой друг.
Я приду к тебе в понедельник 8 апреля, в два часа дня. Мой балаган будет на ярмарке Трон. Слева от входа у меня очень хорошее место, и я буду очень рада, если ты найдешь время что-нибудь написать для меня. Ты мне скажешь, где купить холст, и я сделаю это в тот же день.
Ла Гулю".
Монументальная живопись всегда соблазняла Лотрека. Но где ею заняться? Было совершенно очевидно, что ему еще не скоро доверят стены какого-нибудь общественного здания. Некогда он расписал таверну Анселена в Виллье-сюр-Морен, а позже стены гостиной в доме на улице Амбуаз. Но ярмарочный балаган? А впрочем, почему бы не попробовать? К тому же ему было приятно оказать услугу Ла Гулю, женщине, с которой так тесно связано его творчество, которую он столько писал и рисовал!
С ярмарки Трон Ла Гулю переберется в Нейи - там 16 июня вдоль авеню раскинет свои балаганы и палатки ежегодная ярмарка Нёнё, модная среди представителей высшего света, который таким образом, не слишком затрудняя себя, тешился иллюзией, что общается с народом. На ней необходимо побывать. "Самые красивые кошечки" и "самые изысканные гуляки" флиртовали там, стреляли в тирах в маленьких розовых поросят, лакомились сластями по восемнадцать су за килограмм 1, которые казались им такими же восхитительными, как если бы они были куплены у лучшего кондитера.
1 "Фен дю сьекль", 23 июня 1895 г. и 25 июня 1896 г.
Лотрек пообещал Ла Гулю к ярмарке оформить балаган: он сделает два больших квадратных холста - примерно три метра на три; на одном напишет Ла Гулю, какой она была некогда, танцующей в "Мулен Руж" с Валентином Бескостным, а на другом - нынешнюю Ла Гулю, восточную женщину, вскидывающую ножку перед толпой зевак, среди которых, кроме самого художника, можно узнать Тапье, Гибера, Сеско, Джейн Авриль и Фенеона.
Лотрек принялся за работу, но вскоре прервал ее: Жуаян собрался в Лондон, чтобы встретиться там с Уистлером, и Лотрек решил поехать с ним.
Лотрек пользовался любым случаем, чтобы хотя бы несколько дней подышать воздухом Англии. В этих путешествиях за Ла-Манш все занимало его, начиная с плавания на колесном пароходе (и чем море было неспокойнее, тем больше получал он удовольствия) и кончая обычными развлечениями и неожиданными зрелищами, которые ждали его в Лондоне: уличная толпа, Национальная галерея и Британский музей; меланхоличные завсегдатаи трактиров (они - о, чудо! - отбивали у него охоту пить), груды рыбы у Свитингса, в Чипсайде; бифштексы в "Критерионе" или в "Хорс-Шо" (они "тают во рту, как пирожные"), подвалы магазина "Либерти", где "при электрическом свете девушки-продавщицы демонстрируют сказочные ткани, которыми славится фирма" 1; дом Уистлера со знаменитой "павлиньей комнатой", которой Лотрек не переставал восхищаться каждый раз, когда попадал в нее, - там все было выдержано в синем цвете с золотом.
1 Морис Жуаян.
В Лондоне Лотрек чувствовал себя как дома. Год назад туда окончательно перебрался Шарль Кондер. Вдвоем с Лотреком они много бродили по городу. Лотрек стремился все посмотреть, за исключением общепризнанных "достопримечательностей", которые вызывали у него отвращение.
Кондер вращался в среде близких Оскару Уайльду художников и писателей. 1895 год был драматичным как для поэта, так и для его друзей, восхищавшихся им. Уайльд, обвиненный в преступлении против нравственности маркизом Кинсберри, отцом его "друга" лорда Альфреда Дугласа, пятого апреля был арестован. Двадцать шестого апреля в суде присяжных "Олд Бейли" начался процесс. Однажды вечером Кондер повел Лотрека к Уайльду.
Художник "с некоторым ужасом" смотрел на этого человека, который еще вчера занимал в литературном мире такое почетное место, а теперь был причислен к уголовникам. Завтра его вышлют за пределы родины, но он все еще хорохорится, бросая вызов закоснелому английскому пуританизму, держится величаво, твердо веря, что победа будет за ним.
Уайльд отказался позировать Лотреку. Ну что ж, ничего не поделаешь! Но художник не может упустить такую исключительную модель и впивается взглядом в его лицо. Сочувствовал ли он Уайльду? Отношение английского общества к поэту поражало, даже больше - возмущало его, но настоящей симпатии к Уайльду он не испытывал. И впрямь, не было человека более несходного по характеру с Лотреком, чем Оскар Уайльд (Уистлер сказал об Оскаре Уайльде, что он "яркий пример того, каким не должен быть человек искусства") - эстет в элегантных костюмах, с вычурными манерами, любивший парадоксы, витиеватый язык и театральную томность. "Я печален потому, что одна половина человечества не верит в Бога, а другая - не верит в меня".
Могучая фигура Уайльда, хотя он и выглядел рыхлым, поразила Лотрека. Уайльд не хочет позировать? Не беда! Лотрек и не нуждается в этом! Он запечатлел в своей памяти это вызывающее, женоподобное лицо с тяжелой челюстью и ртом старой кокетки. Это поразительное существо произвело на него такое сильное впечатление, что он ничего не забудет - ни его дряблых щек, ни тусклого цвета лица, ни прилизанных светлых, почти желтых волос, ни заплывших жиром маленьких презрительных глазок с набухшими под ними мешками и нависшими веками. Вернувшись в Париж (дело Уайльда имело большой резонанс повсюду) 1, Лотрек 15 мая напечатал в "Ревю бланш" рисунок пером - Оскар Уайльд произносит последнее слово в суде. После этого Лотрек написал быстрыми мазками на картоне очень убедительный в своей простоте портрет поэта: несколько линий, несколько цветных пятен, и вся сущность этого человека - как на ладони. Продолжая работу над картинами для балагана Ла Гулю, Лотрек и там изобразил Уайльда среди зрителей, любующихся "восточным танцем".