«Уверена, Ан. Я чувствую их жажду. И преграда, что сдерживает их, уже истончилась до предела…»
«Всюду одно и то же, — с непонятной тоской отозвался маг. — Откуда они только берутся и что жрут, если на зуб не попадается ни одного человека?»
«Мы обсудим это, как только я вернусь, обещаю, — послала Мегана. — Если только не найдём занятия поинтереснее».
Она не стала говорить, что уходить им, собственно говоря, уже некуда.
…Анэто почти без сил рухнул на свой гамак. Мегана. Живая. И, конечно же, ввязавшаяся в какую-то бессмысленную драку. Чудовища, серая завеса, Тьма, овладевшая Аркином; интересно, что по этому поводу думает Вейде?
Ректор Академии Высокого Волшебства больше не мог сидеть на месте: спустился на землю по тонкой, но очень крепкой лесенке из лианы, в которую гостеприимные хозяева вплели сучки-ступеньки. Двое нарнийцев, оставленных при нём не то в качестве охраны, не то — почётной стражи, вскочили на ноги, и с достоинством поклонились.
— Мне надо разыскать владычицу Вейде, — не стал терять времени Анэто.
Старший из эльфов неспешно кивнул.
— Мы пошлём весть.
— Прошу поторопиться, — волшебник еле сдерживался. — Новости очень важные, о достойные стражи Нарна. Очень важные.
— Мы понимаем, милорд, — вежливо отозвался кивнувший ему нарниец. — Не беспокойтесь. Владычице все будет передано, как только она отзовётся.
Анэто молча и отрывисто кивнул. Отвернулся, вонзив посох в землю и до боли сцепив пальцы на блистающем камне в оголовке. Мегана, Мегана, Мегана — стучало в висках. Что она задумала? Зачем эта бессмысленная бравада, этот бой — что она хочет доказать? Свою храбрость?..
«Очень скоро нам понадобится вся наша храбрость, — мрачно подумал он. — Когда придёт время взглянуть в лицо Спасителю».
— Пресветлая госпожа чародейка… пресветлая госпожа…
Кто-то настойчиво тянул Мегану за полу длинного плаща.
Девчонка лет семи, держит за руку двухгодовалого карапуза, от смущения прикрывающего глазёнки чумазой ладошкой.
— Пресветлая госпожа… скажите, вы ведь их прогоните, верно? Правда, прогоните? А то мама сказала…
Мегана всегда считала себя начисто лишённой сентиментальности, детей чародейка не имела и не любила — но сейчас по сердцу словно провели когтистой лапой.
— Мама, конечно, знает, что говорит. Но мы их прогоним. Это я тебе обещаю. Не сойти мне с этого места.
— Ой, спасибо, пресветлая госпожа! — заулыбалась девочка. — Так всех и повещу, мол, мне сама госпожа Мегана сказала!
— Повести, повести, — волшебница осторожно погладила её по голове. — Повести обязательно.
Девочка церемонно поклонилась, как принято было кланяться священнику, и, таща за собой спотыкающегося малыша, мелкой рыбёшкой скользнула через толпу — только и мелькнула пара длинных косичек.
«Мы их прогоним, — повторила про себя чародейка. — А если нет — обещаю тебе и твоему братику: вы ничего не почувствуете и ничего не увидите. Вы просто заснёте, крепко-крепко, и последний сон будет чист и прекрасен, как весенняя заря. Живыми вы имне достанетесь. Как и я».
…Селение под названием Левые Зыбуны кишмя кишело народом. Большинство — бежавшие из Аркина и его окрестностей, иные пришли из Эгеста, его южных областей, когда через них проходила маршем мёртвая армия некроманта Неясыти. Множество людей сбились возле церкви, храм переполнился, и народ молился, упав на колени где придётся. Вдруг песнопения пресеклись чьими-то отчаянными вскриками и рыданиями: серая завеса, дотоле приближавшаяся со скоростью размеренно шагающего пешехода, рванулась вперёд двумя рукавами, в несколько мгновений замкнув кольцо вокруг селения.
Собственно, после этого в деревне и началось почти что форменное светопреставление. Только что ожесточённо швырявшие пожитки на телеги люди замирали, остановившимися взглядами упираясь в окружившую их дома мглистую стену, за которой корчилось, извивалось, шелестело, клацало многоногое, многожвальное воинство. Мегана видела, как твари со всего размаха бросались на серый занавес, бились, словно рыбы в сети, тщась разорвать отгородившую их от людей завесу; и преграда мало-помалу поддавалась, истончалась, становясь почти прозрачной. То одна, то другая бестия с размаху бросались вперёд, впечатывая уродливые морды в серое нечто, отпрыгивали с воем, словно от боли, но попыток не оставляли.
Люди в Левых Зыбунах молились, громко призывая Спасителя. Кто-то выл, не хуже чудовищ за серой мглой, кто-то прилюдно каялся в грехах, кто-то, несмотря ни на что, тащил за волосы визжащую женщину — прилюдно кающийся только что признался, что имел с нею «грех».
Настоятельница, надо отдать ей должное, сумела взять себя в руки — ходила среди молящихся, присаживалась рядом, обнимала за плечи, что-то шептала, поминутно осеняя себя знаком Спасителя и многозначительно указывая пальцем в такие бестревожные и мирные небеса.
Эфраим угрюмо стоял рядом с Меганой, завернувшись в плащ и накинув капюшон. «Да, тебе-то ничего, — невольно подумала волшебница, — взлетел — и всё, свободен…»
Стены серой хмари поднимались высоко в небо, но всё-таки не до самого звёздного купола, крылатое существо могло спастись. Чародейка поискала глазами в толпе давешнюю девочку — вон она, вместе с братцем, послушно стоит на коленях рядом с истово молящейся матерью.
Наверное, Эфраим смог бы вынести их отсюда, пришла мысль. Пусть не всех, но хотя бы детей… перелететь с ними через завесу. Смог, если бы для этих селян вампир — не был едва ли не хуже самой Западной Тьмы. Здешние пахари скорее отдадут детишек скапливающимся за чертою бестиям, чем позволят «кровососу» улететь вместе с ними.
Серая мгла удерживала тварей Тьмы в клетке, пусть не очень надёжной, но всё же удерживала. До срока, и — чувствовала Мегана — этот срок стремительно истекал.
Ну что, хозяйка Волшебного Двора, помнящая ещё времена «передачи посохов» 1, пришёл твой черёд? Дать бой, несмотря ни на что. Быть может, бесполезный — Анэто прав, если Он явится сюда, не останется ни людей, ни пожирающих их чудовищ — но я намерена его выиграть. Каждый прожитый миг — уже победа. Победа над всеми этими «иномировыми сущностями», самыми настоящими вампирами, по сравнению с которыми старый Эфраим — сущий агнец, образец смирения и добродетели.
Вокруг чародейки образовалось пустое пространство — на неё почти не обращали внимания, люди готовились к «последнему суду», как гласило священное предание.
Едва державшийся на ногах священник показался из церковных дверей, трясущейся рукой раздавая благословения рванувшимся к нему. Мегана вздохнула — ещё совсем недавно она тоже принадлежала к «чадам Спасителя», внимала проповедям, старательно читала писание… в другой жизни, совсем другой.
Замкнувшаяся вокруг деревни серая завеса, однако, совсем перестала приближаться. Чёрные твари бесились извне, давили и рвались, но преграда держалась и держалась.
Священник обходил коленопреклоненные ряды, осеняя паству знаком Спасителя. Когда, описав круг, настоятель оказался совсем рядом с Меганой, чародейка, чтобы не навлечь на себя гнева толпы, тоже склонила голову.
Склонила и потому пропустила момент, когда, словно повинуясь набравшему силу молитвослову, серая завеса прогнулась под отчаянным натиском — на неё разом бросился целый сонм чёрных тел — и лопнула.
Мегане почудился пронёсшийся едва слышный стон — словно женщины в родовых муках.
Чёрный поток ринулся вверх по склону, топча живые изгороди и опрокидывая плетни. Песнопение пресеклось, сменившись воплями ужаса, однако священник только взмахнул руками, сам заведя канон в полный голос — и оцепеневшие люди подхватили.
Эфраим выразительно взглянул на чародейку. Мол, если ты решила драться, сейчас самый для этого подходящий момент. Или же пора, гм, как бы это помягче выразиться — пора уносить ноги.
Мегана только улыбнулась. Лёгкая теплота из души так и не уходила, слова Анэто катались внутри, точно мягкие шарики, и очень хотелось взлететь. Вот просто взять — и воспарить над этой землёй, неважно, духом, призраком или крылатым существом. Сейчас она казалась себе всемогущей. Твари? Бестии? Монстры Тьмы? Что ж, чем больше, тем лучше! Настало время хозяйке Волшебного Двора показать себя во всей красе.
Ничего особенного. Это просто прорыв Тьмы. Тот самый, которого так боялся Белый Совет, распихав наблюдателей по всему Старому Свету, за исключением лишь Империи Клешней — чтобы, упаси Спаситель, не пропустить.
Чего тут бояться? Ведь это просто смерть. Самое банальное и обычное, что только случается в жизни.
Бегите, бегите быстрее. Вы просто морок, обрывок ночного тумана, случайно занесённый в дневные пажити. Вы истаиваете на свету, несмотря на все устрашающие атрибуты, а, может, именно благодаря им.
Идите ко мне, ведь вы устали от собственной злобы. Она распирает вас, это единственное, что вам оставил неведомый создатель. Отними у вас злобу — и не останется вообще ничего.
— Государыня… — едва шевеля губами, проскрипел рядом Эфраим. Вампиру, похоже, очень не хотелось расставаться даже с его нынешней не-смертью и не-жизнью.
— Не бойся, — безмятежно проговорила волшебница, не сводя взгляда с катящейся лавины. — Ничего не случится. Совсем-совсем ничего.
Кажется, вампир решил, что она лишилась рассудка, если судить по брошенному на неё взгляду; Эфраим повёл плечами, словно проверяя, легко ли сбрасывается плащ и не запутается ли он в нём, когда придётся перекидываться в летучую мышь.
— Не медли, чародейка.
Ого. А это уже настоятельница. Я и не заметила, как она оказалась рядом.
Не бойся, тут нечего бояться, слышишь? Сейчас я всё сделаю, только не шевелись и не мешай мне… Что? Ты меня не слышишь? Или это я забыла, что слова надо произносить вслух?..
Ну, давай, Мегана. Ты чувствуешь, как по жилам струится уже не кровь, а чистая сила? Ощущаешь, как земля уходит из-под ног, исчезает вечная её тяга, загибается горизонт и ты оказываешься словно на дне исполинской чаши? Видишь, как вскакивают, пытаются бежать и снова падают только что истово молившиеся люди? слышишь их крики? — нет? Ах, да, ведь для тебя сейчас ничего не существует, только ты, набегающие монстры да ещё Ан — там, глубоко внутри тебя, его второе «я», которое всегда с тобой; и ты, Мегана, ты вскидываешь и резко роняешь руки, не потому, что твоё заклинание требует каких-то жестов: просто тебе невыразимо хочется, словно мужчине-воину, ощутить движение, ломающее врагу горло и опрокидывающее его на истоптанную землю.
Мегана не чертила магических фигур — свободнотекущей силы хватало и так. Старые формулы неотменимого уничтожения, распада и рассеяния сами оживали в памяти — чародейка зазубрила их ещё в далёкой юности, но с тех пор никогда не пользовалась.
Разрушение не помощью «стихийного посредника», огня, молнии или рушащихся валунов, нет — разъятие тех незримых скреп, что есть в любом магическом создании. Высший уровень мастерства для любого эвиальского чародея.
В Мегане не клокотала сейчас ярость, не бушевал гнев, нет, она оставалась каменно-спокойной и чуть ли не погружённой в безмятежное созерцание. Гнев и ярость делают тебя уязвимой, учили древние трактаты из Синь-И, чьей мудростью не пренебрегал Волшебный Двор.
Сейчас. Пусть… пусть подойдут поближе.
Это, оказывается, тоже наслаждение, и притом из самых острых — балансировать на самом краю, на последней грани, ощущая своё могущество, упиваясь им и зная, что ты — господин в жизни и смерти таких страшных и непобедимых на вид тварей.
Сейчас, Мегана. Один удар — и всё. Люди спасены, они в безопасности. Пусть на время, но сейчас важен каждый выигранный день, каждый час. Эти несчастные не должны призывать Спасителя. Я должна показать им, что есть и другие силы, что есть другая надежда. Что за наш мир ещё можно драться и побеждать. Я должна…
— А-а-а-а!!! — раздалось прямо у неё за спиной. Настоятельница. Несчастная обезумевшая монахиня, которую она, Мегана, за волосы вырвала из рушащегося монастыря только лишь затем, чтобы привести в новую ловушку.
— Стой! — завопила чародейка, решив, что бедняга окончательно лишилась рассудка и намеревается покончить с опостылевшим существованием. Ведь я же говорила ей… или нет?!
Настоятельница не обернулась, просто раскинула на бегу руки и что-то прокричала — Мегане послышались начальные строчки общей молитвы Спасителю, но дальше последовало нечто совершенно непонятное.
С растрепавшихся волос бегущей одна за другой посыпались белые искры. Их становилось всё больше, они сливались в сплошной поток, и вот уже за настоятельницей поплыл настоящий призрачный плащ, сотканный из кристально-чистого снежного пламени, девственного, словно горные вершины под ярким летним небосводом.
Магия Спасителя. Незамутнённая, в своём первозданном виде. Мегана оторопела — она никогда ещё не сталкивалась с такой мощью. Волшебный Двор, несмотря на веру своей собственной хозяйки, держался подальше от Его слуг и слов.
Не останавливаясь, бегущая ворвалась прямо в гущу крысолюдов и прочей нечисти.
Мегана почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Что она наделала, эта глупая монахиня? Для чего всё это?..
Миг спустя волшебница поняла, для чего. Когда чёрные жвалы, челюсти, щупальца и клинки в лапах крысолюдов разом обрушились на облачённую в белое фигуру, неподвижно застывшую в самой середине их катящейся лавины.
«Всё тебе!» — прозвучало в сознании Меганы за миг до того, как белое сияние исчезло, погребённое под темной шевелящейся массой.
Монахиня не вскрикнула, с её губ не сорвалось ни единого стона; но Мегана едва устояла на ногах, когда на неё обрушился поток небывалой, невероятной мощи.
Зачем, сестра, зачем?! — хотелось ей закричать. Я справилась бы с тварями и так… или тебя обмануло моё кажущееся бездействие?
Но теперь Мегана смогла бы справиться с несущейся ордой, что называется, одним мановением руки.
Сейчас!..
Стон-выдох, режущая боль в груди, словно отданная погибшей настоятельницей сила не желала покидать своё новое обиталище. И — ощущение лопнувшей струны, рухнувшей преграды, обвалившейся плотины и потока, устремившегося в открывшийся пролом.
Хозяйка Волшебного Двора нанесла свой удар. Запоздавший, но сделавшийся куда более убийственным. Он накрыл всех тварей без исключения — и Мегана поняла наконец, что переоценила себя. Без отданного монахиней она достала бы самое большее четверть той дикой стаи, что рвалась сейчас к вожделенной живой добыче.
…Когда скрепы рвутся, наполнявшая их сила ищет выход. И находит — в бешенстве, принимающем форму буйства стихий.
Ряды мчащихся монстров мгновенно испятнали вспухшие там и тут огненные шары, лопавшиеся с оглушительным треском. Магическое пламя тотчас перекидывалось на соседние создания; они успевали пробежать ещё сколько-то шагов, прежде чем рухнуть наземь дурнопахнущей грудой обугленных костей.
Мохнатые спруты, громадные скорпионы, словно состоящие из одних только жал и жвал, крысолюди, чёрные волки ростом с доброго быка, громадные черви с дырами зубастых пастей, и так далее и тому подобное. Излюбленное оружие смерти. Именно смерти, не Тьмы — всё это сейчас горело. Созданное для уничтожения — уничтожалось само. Мегана не ведала пощады.
…Но запас сил истаивал стремительно, даже с учётом пожертвованного настоятельницей, чьего настоящего имени чародейка так и не узнала. Мегана отдала всё заёмное и сейчас щедро расставалась со своим собственным.
Она знала, что переступает границы, что откат обрушится на неё такой болью, что сподоби силы небесные выдержать, но остановиться уже не могла. Заклятье поддерживало само себя, высасывая из Меганы жизнь, и это истечение казалось небывалым блаженством, прекраснее всего, что у неё было, сильнее даже любви к Анэто.
Взрывы покрыли весь склон, немногочисленные крысолюди, оказавшиеся самыми сообразительными, удирали со всех ног, не зная, что для сотворенных Меганой чар не существует наступающих или убегающих и что они не пощадят никого, даже сдающихся и бросивших оружие.
…Мегана не видела себя со стороны, не чувствовала излома тела, запрокинувшейся головы, незряче расширившихся глаз. Её подхватил Эфраим, затормошил, затряс — на изглоданном пламенем склоне уже не осталось ни одной твари, но заклятье не прерывалось, и вот уже вспыхнула сама земля, ещё сохранившая следы уничтоженных монстров, огненные языки потянулись ещё дальше, к колышущейся серой завесе, что, похоже, изо всех сил пыталась затянуть прореху.
В отчаянии Эфраим размахнулся и влепил Мегане пощёчину — его отшвырнуло, ладонь задымилась. Вампир взвыл, сорвал плащ, уже ни на что не обращая внимания, перекинулся и, вцепившись когтями в плечи волшебницы, рванулся с места прямо в небо.
Ничего больше ему не оставалось — только тащить Мегану подальше от проклятого места и над серой завесой, надеясь, что она, эта завеса Тьмы, сможет разорвать гибельную связь между стремительно умирающей чародейкой и по-прежнему бушующим её заклинанием.
Люди замерли.
— Услышал Спаситель молитвы наши… — торжественно начал было священник, но его внезапно перебил новый голос:
— Так ведь то Тьмы засланцы были! Иль не видели, люди добрые, как чаровницу в омпер утащил?! Небось, ещё горшую участь нам наколдовали, проклятые, чтоб им ни дна, ни покрышки, ни гроба честного, ни пути прямого!..
— Счастье, что ты этого не слышишь, государыня, — пробормотал про себя вампир, изо всех сил работая крыльями. — Иначе бы и спасать их не стала.
Мегана молчала. Заклятье работало, высасывая последние остатки жизненной силы; вампир заскрежетал зубами — он чувствовал эту жизнь, стремительно покидающую тело волшебницы, и ему оставалось доступно только одно средство, потому что связи не разрывались и даже скрывшая землю внизу завеса мрака ничем не помогла.
Гигантская летучая мышь изогнулась, острые зубы впились в шею чародейки, и хозяйка Волшебного Двора закричала.
…Старый вампир Эфраим летел медленно-медленно, едва взмахивая уставшими крыльями — он, способный, если нужно, покрывать множество лиг в считанные часы! Но сейчас вожак Ночного Народа едва удерживался в воздухе. Земля внизу наконец-то очистилась от серой хмари, вновь потянулись поля, пажити и покосы — мирный, обжитый Эгест — однако он не дерзал опуститься, не был уверен, что сможет перекинуться обратно. Опасался он и Нарна — Тёмные эльфы недолюбливали Ночной Народ.
Смертельно бледная чародейка, словно кукла, болталась в когтях летучей мыши, на открывшейся шее алели две пары небольших пятнышек — след вампирьего укуса. Эфраим, в свою очередь, отдал почти всё, что имел; ему удалось разорвать гибельную связь, заклинание больше не высасывало жизненные силы из Меганы, вампирий укус и его магия сделали своё дело, но что скажет (а, главное, что сделает)волшебница, когда очнётся?..
Медленно, лишь чуть быстрее едущего рысью всадника, Эфраим летел на север. Куда — он сам пока не знал, лишь бы подальше от проклятой Тьмы, овладевшей Святым городом.
«Надо же, — уныло думал вампир, едва взмахивая отяжелевшими крыльями. — Сколько живу, радовался Тьме. А оказалось, что от неё надо бежать ещё резвее и шибче, чем от Света…»
Анэто не находил себе места. Мегана внезапно умолкла, он не мог достучаться до её сознания. Приближалась полночь, назначенное Вейде «смотрение в глаза Западной Тьме», и чародей, наученный горьким опытом, не ждал от этих переглядушек ничего хорошего.
Все те мёртвые, подъятые Вейде в прошлый раз; все те погибшие эльфы — они стояли перед его мысленным взором, и он вновь и вновь повторял — королева Вечного леса обманула всех и вся, включая нарнийцев. Вейде служила всем — и никому, кроме самой себя.
Доказательства? О, на формальном суде, перед неподкупным Белым Советом, он едва ли смог бы выстроить хоть сколько-нибудь стройное обвинение. Чтобы явить собратьям-чародеям все деяния Вейде, потребовались бы многомесячные усилия всего Ордоса вкупе с Волшебным Двором — чтобы отследить сотворенные эльфийской королевой чары, расшифровать их и продемонстрировать высокому трибуналу.
Оставалось лишь действовать так, как он и намеревался. В одиночку. Анэто не удивился бы, узнав, что его разговор с той же Мег стал известен Вейде. Но пылкие объяснения с возлюбленной — одно, а вызов на помощь нескольких десятков чародеев Ордоса — совсем другое. Это помимо всего прочего и открытый разрыв с Нарном. Схватиться же сейчас ещё и с Тёмными эльфами означало погубить всё.
Анэто вызвал на разговор Ксавьера, старшего из лекарей-магов. Тщательно подбирая слова, ректор Академии задавал вроде бы важные вопросы — как дела в лагере, что с войсками, подошли ли ещё полки, каков их дух, нет ли перебоев с припасами; но пожилой целитель повидал слишком многое и слишком хорошо знал самого Анэто, чтобы остаться после этой беседы в полном неведении.
Сейчас милорд ректор запоздало корил себя, что так и не озаботился создать тайный код, известный лишь ордосским магам, — всегда считалось, что передающаяся посредством чар беседа и без того надёжно защищена от нежелательного внимания; эх, святая простота… Сейчас Анэто уже так не думал.
Он мог рассчитывать только на себя.
И всё потому, что слишком доверился эльфке…
Он подобных размышлений его отвлёк всёнарастающий где-то в вышине протяжный рёв. Что-то ломилось сверху, из резко прохудившихся в последнее время небесных сфер; не один ли из этих загадочных болидов?..
Задирая голову, маг постарался выбраться на открытое место — задача не из простых, когда ты в самом сердце великого Нарна. Двое эльфов, его «почётный эскорт», спешили следом.
Гром рос и ширился, он сотрясал вековые стволы, и мелкие лесные обитатели носились в несусветной панике.
— Кажется, этолетит прямо сюда! — нарниец утратил всю обычную невозмутимость.
Он прав, смятенно подумал Анэто.
А миг спустя увидел и само загадочное нечто.
Огненный шар, обвитый языками пламени, в сердце которого билась и корчилась изломанная бесформенная тень.
— Превеликие пущи… — только и успел простонать кто-то из эльфов, когда яростно пылающее ядро врезалось в землю за недальними деревьями.
Земля содрогнулась, так, что ни Анэто, ни нарнийцы не устояли на ногах. Древние стволы лопались с оглушительным треском, горячий вихрь подхватил и унёс сломанные ветви; к небу спиралью устремился чёрный дым, за уцелевшими деревьями заполыхало пламя.
И одновременно Анэто почувствовал там, в самом сердце пожара, чужую жизнь. Абсолютно, совершенно чужую, явившуюся из иного мира, не подчиняющуюся законам Эвиала, высокомерно и презрительно попирающую их… и в то же самое время — так же абсолютно и совершенно несвободную, пленённую ещё более могущественной сущностью, представить себе истинные масштабы которой потрясённый маг сейчас не мог.
— Туда! Скорее!..
Но оба нарнийца, похоже, придерживались противоположного мнения.
— Надо известить набольших, — начал старший.
— Надо дождаться подмоги, — вторил ему младший.
— И это бесстрашные Тёмные эльфы великого Нарна! — не сдержался волшебник.
— Наши честь и смелость — ничто по сравнению с благом Леса, — сквозь зубы процедил старший; рука младшего рванулась к оружию, остановившись лишь в последний момент.
— Как хотите, милостивые государи, — Анэто повернулся к ним спиной и решительно зашагал прямо к гудящему пожару.
Однако Нарн и впрямь защищали могущественные чары — маг даже не успел подумать, как он, собственно говоря, будет пробиваться сквозь пламя, а огонь уже угасал, языки его бессильно шипели: их, словно нашкодивших котят, за шкирки, отбрасывала от вековых стволов неведомая сила. Милорд ректор ощутил вмешавшееся волшебство, но прочесть его уже не успел — последние искры унёс промчавшийся ветер, задушив их трепещущие огоньки.
В теле Нарна открылась уродливая чёрная рана: расщеплённые исполинские дубы, покрытая обугленной щепою земля, выжженные лесные травы и сам подлесок; а в середине этого непотребства, заключенное в сферу прозрачного пламени, корчилось, свивая и развивая многочленистое тело, невиданное и неведомое в Эвиале существо. Во всяком случае — и Анэто ничуть в этом не сомневался — это создание не входило ни в один каталог монстров и чудовищ, прилежно составлявшийся и пополнявшийся многими поколениями ордосских магов.
Оно походило на гигантского скорпиона салладорских пустынь, однако вместо головы чудовища потрясённый Анэто увидел тонкий женский стан идеальных очертаний; обнажённую грудь. Прекрасное лицо с высоко поднятыми скулами и большими, эльфийского разреза, глазами, льющиеся волной золотые волосы.
Существо страдало. Страдало несказанно, неописуемо, заламывая тонкие руки и кривя мягко очерченный рот. Оно не обращало ни малейшего внимания на застывшего мага; боль почти погасила его сознание.
Наделённое громадной силой и магической мощью, создание не могло противиться куда более могущественным чарам. И они, эти чары, заставили его огнистую тюрьму подняться над обугленной землей и медленно двинуться прочь, на запад, легко расталкивая или ломая оказавшиеся на дороге стволы.
«Вот это болиды, — ошарашено думал Анэто. — Что ж это за неведомые гости, пожаловавшие в Эвиал? Новая армия Тьмы? Слуги Спасителя? Новая кара, новое бедствие? Теперь и они начнут пожирать несчастных поселян, не хуже приснопамятных тварей из Змеиных лесов? И что теперь делать нам? Чем ответит Вейде? Удар такой силы неминуемо нарушит тонкий баланс её заклинательной фигуры; а если этих тварей сюда свалится не одна?..»
«Всюду одно и то же, — с непонятной тоской отозвался маг. — Откуда они только берутся и что жрут, если на зуб не попадается ни одного человека?»
«Мы обсудим это, как только я вернусь, обещаю, — послала Мегана. — Если только не найдём занятия поинтереснее».
Она не стала говорить, что уходить им, собственно говоря, уже некуда.
* * *
…Анэто почти без сил рухнул на свой гамак. Мегана. Живая. И, конечно же, ввязавшаяся в какую-то бессмысленную драку. Чудовища, серая завеса, Тьма, овладевшая Аркином; интересно, что по этому поводу думает Вейде?
Ректор Академии Высокого Волшебства больше не мог сидеть на месте: спустился на землю по тонкой, но очень крепкой лесенке из лианы, в которую гостеприимные хозяева вплели сучки-ступеньки. Двое нарнийцев, оставленных при нём не то в качестве охраны, не то — почётной стражи, вскочили на ноги, и с достоинством поклонились.
— Мне надо разыскать владычицу Вейде, — не стал терять времени Анэто.
Старший из эльфов неспешно кивнул.
— Мы пошлём весть.
— Прошу поторопиться, — волшебник еле сдерживался. — Новости очень важные, о достойные стражи Нарна. Очень важные.
— Мы понимаем, милорд, — вежливо отозвался кивнувший ему нарниец. — Не беспокойтесь. Владычице все будет передано, как только она отзовётся.
Анэто молча и отрывисто кивнул. Отвернулся, вонзив посох в землю и до боли сцепив пальцы на блистающем камне в оголовке. Мегана, Мегана, Мегана — стучало в висках. Что она задумала? Зачем эта бессмысленная бравада, этот бой — что она хочет доказать? Свою храбрость?..
«Очень скоро нам понадобится вся наша храбрость, — мрачно подумал он. — Когда придёт время взглянуть в лицо Спасителю».
* * *
— Пресветлая госпожа чародейка… пресветлая госпожа…
Кто-то настойчиво тянул Мегану за полу длинного плаща.
Девчонка лет семи, держит за руку двухгодовалого карапуза, от смущения прикрывающего глазёнки чумазой ладошкой.
— Пресветлая госпожа… скажите, вы ведь их прогоните, верно? Правда, прогоните? А то мама сказала…
Мегана всегда считала себя начисто лишённой сентиментальности, детей чародейка не имела и не любила — но сейчас по сердцу словно провели когтистой лапой.
— Мама, конечно, знает, что говорит. Но мы их прогоним. Это я тебе обещаю. Не сойти мне с этого места.
— Ой, спасибо, пресветлая госпожа! — заулыбалась девочка. — Так всех и повещу, мол, мне сама госпожа Мегана сказала!
— Повести, повести, — волшебница осторожно погладила её по голове. — Повести обязательно.
Девочка церемонно поклонилась, как принято было кланяться священнику, и, таща за собой спотыкающегося малыша, мелкой рыбёшкой скользнула через толпу — только и мелькнула пара длинных косичек.
«Мы их прогоним, — повторила про себя чародейка. — А если нет — обещаю тебе и твоему братику: вы ничего не почувствуете и ничего не увидите. Вы просто заснёте, крепко-крепко, и последний сон будет чист и прекрасен, как весенняя заря. Живыми вы имне достанетесь. Как и я».
…Селение под названием Левые Зыбуны кишмя кишело народом. Большинство — бежавшие из Аркина и его окрестностей, иные пришли из Эгеста, его южных областей, когда через них проходила маршем мёртвая армия некроманта Неясыти. Множество людей сбились возле церкви, храм переполнился, и народ молился, упав на колени где придётся. Вдруг песнопения пресеклись чьими-то отчаянными вскриками и рыданиями: серая завеса, дотоле приближавшаяся со скоростью размеренно шагающего пешехода, рванулась вперёд двумя рукавами, в несколько мгновений замкнув кольцо вокруг селения.
Собственно, после этого в деревне и началось почти что форменное светопреставление. Только что ожесточённо швырявшие пожитки на телеги люди замирали, остановившимися взглядами упираясь в окружившую их дома мглистую стену, за которой корчилось, извивалось, шелестело, клацало многоногое, многожвальное воинство. Мегана видела, как твари со всего размаха бросались на серый занавес, бились, словно рыбы в сети, тщась разорвать отгородившую их от людей завесу; и преграда мало-помалу поддавалась, истончалась, становясь почти прозрачной. То одна, то другая бестия с размаху бросались вперёд, впечатывая уродливые морды в серое нечто, отпрыгивали с воем, словно от боли, но попыток не оставляли.
Люди в Левых Зыбунах молились, громко призывая Спасителя. Кто-то выл, не хуже чудовищ за серой мглой, кто-то прилюдно каялся в грехах, кто-то, несмотря ни на что, тащил за волосы визжащую женщину — прилюдно кающийся только что признался, что имел с нею «грех».
Настоятельница, надо отдать ей должное, сумела взять себя в руки — ходила среди молящихся, присаживалась рядом, обнимала за плечи, что-то шептала, поминутно осеняя себя знаком Спасителя и многозначительно указывая пальцем в такие бестревожные и мирные небеса.
Эфраим угрюмо стоял рядом с Меганой, завернувшись в плащ и накинув капюшон. «Да, тебе-то ничего, — невольно подумала волшебница, — взлетел — и всё, свободен…»
Стены серой хмари поднимались высоко в небо, но всё-таки не до самого звёздного купола, крылатое существо могло спастись. Чародейка поискала глазами в толпе давешнюю девочку — вон она, вместе с братцем, послушно стоит на коленях рядом с истово молящейся матерью.
Наверное, Эфраим смог бы вынести их отсюда, пришла мысль. Пусть не всех, но хотя бы детей… перелететь с ними через завесу. Смог, если бы для этих селян вампир — не был едва ли не хуже самой Западной Тьмы. Здешние пахари скорее отдадут детишек скапливающимся за чертою бестиям, чем позволят «кровососу» улететь вместе с ними.
Серая мгла удерживала тварей Тьмы в клетке, пусть не очень надёжной, но всё же удерживала. До срока, и — чувствовала Мегана — этот срок стремительно истекал.
Ну что, хозяйка Волшебного Двора, помнящая ещё времена «передачи посохов» 1, пришёл твой черёд? Дать бой, несмотря ни на что. Быть может, бесполезный — Анэто прав, если Он явится сюда, не останется ни людей, ни пожирающих их чудовищ — но я намерена его выиграть. Каждый прожитый миг — уже победа. Победа над всеми этими «иномировыми сущностями», самыми настоящими вампирами, по сравнению с которыми старый Эфраим — сущий агнец, образец смирения и добродетели.
Вокруг чародейки образовалось пустое пространство — на неё почти не обращали внимания, люди готовились к «последнему суду», как гласило священное предание.
Едва державшийся на ногах священник показался из церковных дверей, трясущейся рукой раздавая благословения рванувшимся к нему. Мегана вздохнула — ещё совсем недавно она тоже принадлежала к «чадам Спасителя», внимала проповедям, старательно читала писание… в другой жизни, совсем другой.
Замкнувшаяся вокруг деревни серая завеса, однако, совсем перестала приближаться. Чёрные твари бесились извне, давили и рвались, но преграда держалась и держалась.
Священник обходил коленопреклоненные ряды, осеняя паству знаком Спасителя. Когда, описав круг, настоятель оказался совсем рядом с Меганой, чародейка, чтобы не навлечь на себя гнева толпы, тоже склонила голову.
Склонила и потому пропустила момент, когда, словно повинуясь набравшему силу молитвослову, серая завеса прогнулась под отчаянным натиском — на неё разом бросился целый сонм чёрных тел — и лопнула.
Мегане почудился пронёсшийся едва слышный стон — словно женщины в родовых муках.
Чёрный поток ринулся вверх по склону, топча живые изгороди и опрокидывая плетни. Песнопение пресеклось, сменившись воплями ужаса, однако священник только взмахнул руками, сам заведя канон в полный голос — и оцепеневшие люди подхватили.
Эфраим выразительно взглянул на чародейку. Мол, если ты решила драться, сейчас самый для этого подходящий момент. Или же пора, гм, как бы это помягче выразиться — пора уносить ноги.
Мегана только улыбнулась. Лёгкая теплота из души так и не уходила, слова Анэто катались внутри, точно мягкие шарики, и очень хотелось взлететь. Вот просто взять — и воспарить над этой землёй, неважно, духом, призраком или крылатым существом. Сейчас она казалась себе всемогущей. Твари? Бестии? Монстры Тьмы? Что ж, чем больше, тем лучше! Настало время хозяйке Волшебного Двора показать себя во всей красе.
Ничего особенного. Это просто прорыв Тьмы. Тот самый, которого так боялся Белый Совет, распихав наблюдателей по всему Старому Свету, за исключением лишь Империи Клешней — чтобы, упаси Спаситель, не пропустить.
Чего тут бояться? Ведь это просто смерть. Самое банальное и обычное, что только случается в жизни.
Бегите, бегите быстрее. Вы просто морок, обрывок ночного тумана, случайно занесённый в дневные пажити. Вы истаиваете на свету, несмотря на все устрашающие атрибуты, а, может, именно благодаря им.
Идите ко мне, ведь вы устали от собственной злобы. Она распирает вас, это единственное, что вам оставил неведомый создатель. Отними у вас злобу — и не останется вообще ничего.
— Государыня… — едва шевеля губами, проскрипел рядом Эфраим. Вампиру, похоже, очень не хотелось расставаться даже с его нынешней не-смертью и не-жизнью.
— Не бойся, — безмятежно проговорила волшебница, не сводя взгляда с катящейся лавины. — Ничего не случится. Совсем-совсем ничего.
Кажется, вампир решил, что она лишилась рассудка, если судить по брошенному на неё взгляду; Эфраим повёл плечами, словно проверяя, легко ли сбрасывается плащ и не запутается ли он в нём, когда придётся перекидываться в летучую мышь.
— Не медли, чародейка.
Ого. А это уже настоятельница. Я и не заметила, как она оказалась рядом.
Не бойся, тут нечего бояться, слышишь? Сейчас я всё сделаю, только не шевелись и не мешай мне… Что? Ты меня не слышишь? Или это я забыла, что слова надо произносить вслух?..
Ну, давай, Мегана. Ты чувствуешь, как по жилам струится уже не кровь, а чистая сила? Ощущаешь, как земля уходит из-под ног, исчезает вечная её тяга, загибается горизонт и ты оказываешься словно на дне исполинской чаши? Видишь, как вскакивают, пытаются бежать и снова падают только что истово молившиеся люди? слышишь их крики? — нет? Ах, да, ведь для тебя сейчас ничего не существует, только ты, набегающие монстры да ещё Ан — там, глубоко внутри тебя, его второе «я», которое всегда с тобой; и ты, Мегана, ты вскидываешь и резко роняешь руки, не потому, что твоё заклинание требует каких-то жестов: просто тебе невыразимо хочется, словно мужчине-воину, ощутить движение, ломающее врагу горло и опрокидывающее его на истоптанную землю.
Мегана не чертила магических фигур — свободнотекущей силы хватало и так. Старые формулы неотменимого уничтожения, распада и рассеяния сами оживали в памяти — чародейка зазубрила их ещё в далёкой юности, но с тех пор никогда не пользовалась.
Разрушение не помощью «стихийного посредника», огня, молнии или рушащихся валунов, нет — разъятие тех незримых скреп, что есть в любом магическом создании. Высший уровень мастерства для любого эвиальского чародея.
В Мегане не клокотала сейчас ярость, не бушевал гнев, нет, она оставалась каменно-спокойной и чуть ли не погружённой в безмятежное созерцание. Гнев и ярость делают тебя уязвимой, учили древние трактаты из Синь-И, чьей мудростью не пренебрегал Волшебный Двор.
Сейчас. Пусть… пусть подойдут поближе.
Это, оказывается, тоже наслаждение, и притом из самых острых — балансировать на самом краю, на последней грани, ощущая своё могущество, упиваясь им и зная, что ты — господин в жизни и смерти таких страшных и непобедимых на вид тварей.
Сейчас, Мегана. Один удар — и всё. Люди спасены, они в безопасности. Пусть на время, но сейчас важен каждый выигранный день, каждый час. Эти несчастные не должны призывать Спасителя. Я должна показать им, что есть и другие силы, что есть другая надежда. Что за наш мир ещё можно драться и побеждать. Я должна…
— А-а-а-а!!! — раздалось прямо у неё за спиной. Настоятельница. Несчастная обезумевшая монахиня, которую она, Мегана, за волосы вырвала из рушащегося монастыря только лишь затем, чтобы привести в новую ловушку.
— Стой! — завопила чародейка, решив, что бедняга окончательно лишилась рассудка и намеревается покончить с опостылевшим существованием. Ведь я же говорила ей… или нет?!
Настоятельница не обернулась, просто раскинула на бегу руки и что-то прокричала — Мегане послышались начальные строчки общей молитвы Спасителю, но дальше последовало нечто совершенно непонятное.
С растрепавшихся волос бегущей одна за другой посыпались белые искры. Их становилось всё больше, они сливались в сплошной поток, и вот уже за настоятельницей поплыл настоящий призрачный плащ, сотканный из кристально-чистого снежного пламени, девственного, словно горные вершины под ярким летним небосводом.
Магия Спасителя. Незамутнённая, в своём первозданном виде. Мегана оторопела — она никогда ещё не сталкивалась с такой мощью. Волшебный Двор, несмотря на веру своей собственной хозяйки, держался подальше от Его слуг и слов.
Не останавливаясь, бегущая ворвалась прямо в гущу крысолюдов и прочей нечисти.
Мегана почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. Что она наделала, эта глупая монахиня? Для чего всё это?..
Миг спустя волшебница поняла, для чего. Когда чёрные жвалы, челюсти, щупальца и клинки в лапах крысолюдов разом обрушились на облачённую в белое фигуру, неподвижно застывшую в самой середине их катящейся лавины.
«Всё тебе!» — прозвучало в сознании Меганы за миг до того, как белое сияние исчезло, погребённое под темной шевелящейся массой.
Монахиня не вскрикнула, с её губ не сорвалось ни единого стона; но Мегана едва устояла на ногах, когда на неё обрушился поток небывалой, невероятной мощи.
Зачем, сестра, зачем?! — хотелось ей закричать. Я справилась бы с тварями и так… или тебя обмануло моё кажущееся бездействие?
Но теперь Мегана смогла бы справиться с несущейся ордой, что называется, одним мановением руки.
Сейчас!..
Стон-выдох, режущая боль в груди, словно отданная погибшей настоятельницей сила не желала покидать своё новое обиталище. И — ощущение лопнувшей струны, рухнувшей преграды, обвалившейся плотины и потока, устремившегося в открывшийся пролом.
Хозяйка Волшебного Двора нанесла свой удар. Запоздавший, но сделавшийся куда более убийственным. Он накрыл всех тварей без исключения — и Мегана поняла наконец, что переоценила себя. Без отданного монахиней она достала бы самое большее четверть той дикой стаи, что рвалась сейчас к вожделенной живой добыче.
…Когда скрепы рвутся, наполнявшая их сила ищет выход. И находит — в бешенстве, принимающем форму буйства стихий.
Ряды мчащихся монстров мгновенно испятнали вспухшие там и тут огненные шары, лопавшиеся с оглушительным треском. Магическое пламя тотчас перекидывалось на соседние создания; они успевали пробежать ещё сколько-то шагов, прежде чем рухнуть наземь дурнопахнущей грудой обугленных костей.
Мохнатые спруты, громадные скорпионы, словно состоящие из одних только жал и жвал, крысолюди, чёрные волки ростом с доброго быка, громадные черви с дырами зубастых пастей, и так далее и тому подобное. Излюбленное оружие смерти. Именно смерти, не Тьмы — всё это сейчас горело. Созданное для уничтожения — уничтожалось само. Мегана не ведала пощады.
…Но запас сил истаивал стремительно, даже с учётом пожертвованного настоятельницей, чьего настоящего имени чародейка так и не узнала. Мегана отдала всё заёмное и сейчас щедро расставалась со своим собственным.
Она знала, что переступает границы, что откат обрушится на неё такой болью, что сподоби силы небесные выдержать, но остановиться уже не могла. Заклятье поддерживало само себя, высасывая из Меганы жизнь, и это истечение казалось небывалым блаженством, прекраснее всего, что у неё было, сильнее даже любви к Анэто.
Взрывы покрыли весь склон, немногочисленные крысолюди, оказавшиеся самыми сообразительными, удирали со всех ног, не зная, что для сотворенных Меганой чар не существует наступающих или убегающих и что они не пощадят никого, даже сдающихся и бросивших оружие.
…Мегана не видела себя со стороны, не чувствовала излома тела, запрокинувшейся головы, незряче расширившихся глаз. Её подхватил Эфраим, затормошил, затряс — на изглоданном пламенем склоне уже не осталось ни одной твари, но заклятье не прерывалось, и вот уже вспыхнула сама земля, ещё сохранившая следы уничтоженных монстров, огненные языки потянулись ещё дальше, к колышущейся серой завесе, что, похоже, изо всех сил пыталась затянуть прореху.
В отчаянии Эфраим размахнулся и влепил Мегане пощёчину — его отшвырнуло, ладонь задымилась. Вампир взвыл, сорвал плащ, уже ни на что не обращая внимания, перекинулся и, вцепившись когтями в плечи волшебницы, рванулся с места прямо в небо.
Ничего больше ему не оставалось — только тащить Мегану подальше от проклятого места и над серой завесой, надеясь, что она, эта завеса Тьмы, сможет разорвать гибельную связь между стремительно умирающей чародейкой и по-прежнему бушующим её заклинанием.
Люди замерли.
— Услышал Спаситель молитвы наши… — торжественно начал было священник, но его внезапно перебил новый голос:
— Так ведь то Тьмы засланцы были! Иль не видели, люди добрые, как чаровницу в омпер утащил?! Небось, ещё горшую участь нам наколдовали, проклятые, чтоб им ни дна, ни покрышки, ни гроба честного, ни пути прямого!..
— Счастье, что ты этого не слышишь, государыня, — пробормотал про себя вампир, изо всех сил работая крыльями. — Иначе бы и спасать их не стала.
Мегана молчала. Заклятье работало, высасывая последние остатки жизненной силы; вампир заскрежетал зубами — он чувствовал эту жизнь, стремительно покидающую тело волшебницы, и ему оставалось доступно только одно средство, потому что связи не разрывались и даже скрывшая землю внизу завеса мрака ничем не помогла.
Гигантская летучая мышь изогнулась, острые зубы впились в шею чародейки, и хозяйка Волшебного Двора закричала.
…Старый вампир Эфраим летел медленно-медленно, едва взмахивая уставшими крыльями — он, способный, если нужно, покрывать множество лиг в считанные часы! Но сейчас вожак Ночного Народа едва удерживался в воздухе. Земля внизу наконец-то очистилась от серой хмари, вновь потянулись поля, пажити и покосы — мирный, обжитый Эгест — однако он не дерзал опуститься, не был уверен, что сможет перекинуться обратно. Опасался он и Нарна — Тёмные эльфы недолюбливали Ночной Народ.
Смертельно бледная чародейка, словно кукла, болталась в когтях летучей мыши, на открывшейся шее алели две пары небольших пятнышек — след вампирьего укуса. Эфраим, в свою очередь, отдал почти всё, что имел; ему удалось разорвать гибельную связь, заклинание больше не высасывало жизненные силы из Меганы, вампирий укус и его магия сделали своё дело, но что скажет (а, главное, что сделает)волшебница, когда очнётся?..
Медленно, лишь чуть быстрее едущего рысью всадника, Эфраим летел на север. Куда — он сам пока не знал, лишь бы подальше от проклятой Тьмы, овладевшей Святым городом.
«Надо же, — уныло думал вампир, едва взмахивая отяжелевшими крыльями. — Сколько живу, радовался Тьме. А оказалось, что от неё надо бежать ещё резвее и шибче, чем от Света…»
* * *
Анэто не находил себе места. Мегана внезапно умолкла, он не мог достучаться до её сознания. Приближалась полночь, назначенное Вейде «смотрение в глаза Западной Тьме», и чародей, наученный горьким опытом, не ждал от этих переглядушек ничего хорошего.
Все те мёртвые, подъятые Вейде в прошлый раз; все те погибшие эльфы — они стояли перед его мысленным взором, и он вновь и вновь повторял — королева Вечного леса обманула всех и вся, включая нарнийцев. Вейде служила всем — и никому, кроме самой себя.
Доказательства? О, на формальном суде, перед неподкупным Белым Советом, он едва ли смог бы выстроить хоть сколько-нибудь стройное обвинение. Чтобы явить собратьям-чародеям все деяния Вейде, потребовались бы многомесячные усилия всего Ордоса вкупе с Волшебным Двором — чтобы отследить сотворенные эльфийской королевой чары, расшифровать их и продемонстрировать высокому трибуналу.
Оставалось лишь действовать так, как он и намеревался. В одиночку. Анэто не удивился бы, узнав, что его разговор с той же Мег стал известен Вейде. Но пылкие объяснения с возлюбленной — одно, а вызов на помощь нескольких десятков чародеев Ордоса — совсем другое. Это помимо всего прочего и открытый разрыв с Нарном. Схватиться же сейчас ещё и с Тёмными эльфами означало погубить всё.
Анэто вызвал на разговор Ксавьера, старшего из лекарей-магов. Тщательно подбирая слова, ректор Академии задавал вроде бы важные вопросы — как дела в лагере, что с войсками, подошли ли ещё полки, каков их дух, нет ли перебоев с припасами; но пожилой целитель повидал слишком многое и слишком хорошо знал самого Анэто, чтобы остаться после этой беседы в полном неведении.
Сейчас милорд ректор запоздало корил себя, что так и не озаботился создать тайный код, известный лишь ордосским магам, — всегда считалось, что передающаяся посредством чар беседа и без того надёжно защищена от нежелательного внимания; эх, святая простота… Сейчас Анэто уже так не думал.
Он мог рассчитывать только на себя.
И всё потому, что слишком доверился эльфке…
Он подобных размышлений его отвлёк всёнарастающий где-то в вышине протяжный рёв. Что-то ломилось сверху, из резко прохудившихся в последнее время небесных сфер; не один ли из этих загадочных болидов?..
Задирая голову, маг постарался выбраться на открытое место — задача не из простых, когда ты в самом сердце великого Нарна. Двое эльфов, его «почётный эскорт», спешили следом.
Гром рос и ширился, он сотрясал вековые стволы, и мелкие лесные обитатели носились в несусветной панике.
— Кажется, этолетит прямо сюда! — нарниец утратил всю обычную невозмутимость.
Он прав, смятенно подумал Анэто.
А миг спустя увидел и само загадочное нечто.
Огненный шар, обвитый языками пламени, в сердце которого билась и корчилась изломанная бесформенная тень.
— Превеликие пущи… — только и успел простонать кто-то из эльфов, когда яростно пылающее ядро врезалось в землю за недальними деревьями.
Земля содрогнулась, так, что ни Анэто, ни нарнийцы не устояли на ногах. Древние стволы лопались с оглушительным треском, горячий вихрь подхватил и унёс сломанные ветви; к небу спиралью устремился чёрный дым, за уцелевшими деревьями заполыхало пламя.
И одновременно Анэто почувствовал там, в самом сердце пожара, чужую жизнь. Абсолютно, совершенно чужую, явившуюся из иного мира, не подчиняющуюся законам Эвиала, высокомерно и презрительно попирающую их… и в то же самое время — так же абсолютно и совершенно несвободную, пленённую ещё более могущественной сущностью, представить себе истинные масштабы которой потрясённый маг сейчас не мог.
— Туда! Скорее!..
Но оба нарнийца, похоже, придерживались противоположного мнения.
— Надо известить набольших, — начал старший.
— Надо дождаться подмоги, — вторил ему младший.
— И это бесстрашные Тёмные эльфы великого Нарна! — не сдержался волшебник.
— Наши честь и смелость — ничто по сравнению с благом Леса, — сквозь зубы процедил старший; рука младшего рванулась к оружию, остановившись лишь в последний момент.
— Как хотите, милостивые государи, — Анэто повернулся к ним спиной и решительно зашагал прямо к гудящему пожару.
Однако Нарн и впрямь защищали могущественные чары — маг даже не успел подумать, как он, собственно говоря, будет пробиваться сквозь пламя, а огонь уже угасал, языки его бессильно шипели: их, словно нашкодивших котят, за шкирки, отбрасывала от вековых стволов неведомая сила. Милорд ректор ощутил вмешавшееся волшебство, но прочесть его уже не успел — последние искры унёс промчавшийся ветер, задушив их трепещущие огоньки.
В теле Нарна открылась уродливая чёрная рана: расщеплённые исполинские дубы, покрытая обугленной щепою земля, выжженные лесные травы и сам подлесок; а в середине этого непотребства, заключенное в сферу прозрачного пламени, корчилось, свивая и развивая многочленистое тело, невиданное и неведомое в Эвиале существо. Во всяком случае — и Анэто ничуть в этом не сомневался — это создание не входило ни в один каталог монстров и чудовищ, прилежно составлявшийся и пополнявшийся многими поколениями ордосских магов.
Оно походило на гигантского скорпиона салладорских пустынь, однако вместо головы чудовища потрясённый Анэто увидел тонкий женский стан идеальных очертаний; обнажённую грудь. Прекрасное лицо с высоко поднятыми скулами и большими, эльфийского разреза, глазами, льющиеся волной золотые волосы.
Существо страдало. Страдало несказанно, неописуемо, заламывая тонкие руки и кривя мягко очерченный рот. Оно не обращало ни малейшего внимания на застывшего мага; боль почти погасила его сознание.
Наделённое громадной силой и магической мощью, создание не могло противиться куда более могущественным чарам. И они, эти чары, заставили его огнистую тюрьму подняться над обугленной землей и медленно двинуться прочь, на запад, легко расталкивая или ломая оказавшиеся на дороге стволы.
«Вот это болиды, — ошарашено думал Анэто. — Что ж это за неведомые гости, пожаловавшие в Эвиал? Новая армия Тьмы? Слуги Спасителя? Новая кара, новое бедствие? Теперь и они начнут пожирать несчастных поселян, не хуже приснопамятных тварей из Змеиных лесов? И что теперь делать нам? Чем ответит Вейде? Удар такой силы неминуемо нарушит тонкий баланс её заклинательной фигуры; а если этих тварей сюда свалится не одна?..»