Его подмастерья твёрдо усвоили урок. В отличие от Ракота, как раз свято верившего в древние «ни шагу назад!» и «не дамся живым!».
Быкоглавцы давили. Им казалось, что они побеждают — а на устилающие поле трупы сородичей они просто не оглядывались. И наверняка верили, что доблестно сражавшиеся попадают прямиком в небесные чертоги их местного бога, где рубятся в нескончаемых битвах, охотятся на невиданных зверей и пируют, не зная похмелья.
Очень может быть, что они и правы. Древние Боги, истинные Древние Боги, первые, кого исторгло из своей утробы Упорядоченное, там, где искры дыхания Творца соприкоснулись с её косной плотью, пали ещё на Боргильдовом поле; но остались во многих мирах мелкие божки и полубожки, — их в своё время Молодые Боги либо просто не заметили, либо сочли недостойными внимания. Со временем эти создания осмелели; особенно после того, как в Обетованном воцарились новые хозяева, слишком занятые бесконечной войной с Неназываемым, чтобы особо обращать внимание на шалости мелких собратьев приснопамятного Бога Горы.
Сам Шарэршен тоже тут, где-то в гуще боя, наверное, один из самых преданных названным братьям подмастерьев. Старается, отрабатывает свободу.
Хедин ожидал, что быкоглавцы попытаются опрокинуть его полки; однако вместо этого рогатые воители вдруг вздумали резко выйти из боя — словно кто-то вовремя отдал им нужную команду. Стремительно разбившись на десятки и пятёрки, огрызаясь арбалетными выстрелами, они отходили к совсем недавно ожившим зарослям, забросив щиты за спину и не боясь предстать перед противником трусами.
Познавший Тьму замер, сердито сдвинув брови.
Этого манёвра он не понимал. Да, быкоголовые понесли потери, но дух их не был сломлен, они сражались яростно и — Хедин готов был поклясться! — за миг до этого не помышляли об отступлении. Но кто-то очень быстро разобрался в происходящем и отдал единственно разумный приказ.
Чтобы справиться с подмастерьями, требуется куда больше двух десятков тысяч четвероруких силачей, пусть даже решительных, неустрашимых и свирепых.
Хедин едва удержался, чтобы не заорать: «Стойте! Вы куда?!»
Подмастерья не разрушили строй, не соблазнились истреблением бегущих. Вслед быкоглавым ударила магия, по-прежнему вырывая десятки из откатывающихся серых шеренг, но истребить всех чародейство не могло. Большинство рогатых воинов невредимыми достигли спасительного леса и растворились в его глубине.
Рыцари Прекрасной Дамы не нуждались в зажигательных речах перед боем, а во время сражения — в чьих-то командах. Сейчас они застыли, окружив диковинный чёрный шатёр, по воле Ракота Заступника заключивший в себя неведомых стрелков.
Бывший Владыка Мрака неспешно приблизился.
— Славные какие, — только и хмыкнул он, завидев рогатые головы, по четыре могучих ручищи и серую чешую брони, облегающей вздутые мышцы.
Пленники держались с истинным стоицизмом, очень быстро усвоив, что бросаться на чёрные стены совершенно бессмысленно. Десятка четыре, они со спокойным равнодушием уселись прямо на землю. Неподъёмная для людей тяга Зидды их, похоже, совершенно не волновала. Никто не бросил оружия, напротив, все держали наготове самострелы.
Ракот усмехнулся. Он любил подобные схватки.
Красный плащ соскользнул с широких плеч, клинок поудобнее лёг в ладонь. Названный брат Хедина дал рыцарям знак оставаться на месте и спокойно шагнул сквозь чёрную преграду — она не могла задержать собственного создателя.
Быкоголовые воины, как один, вскочили на ноги. Самый быстрый успел разрядить арбалет прямо в живот вражьему чародею.
Ракот проделал старый, но по-прежнему зрелищный трюк — клинком небрежно отшиб железный дрот в сторону.
— Кто хочет сразиться со мной по-честному, один на один? Свобода для всех вас, если одолеете меня!
Повелителю Тьмы, привыкшему отдавать приказы самым удивительным созданиям, не потребовалось много времени, чтобы освоить простой и грубоватый язык четвероруких воинов.
— Как же, «по-честному»! — вдруг рыкнул один из быкоголовых. — Эвон, стрелу отбил! Ты любого располосуешь, плюнуть не успеет!
Ракот усмехнулся.
— Замечательно, что поняли — оружием с нами не справиться, даже окажись вас тут в сто раз больше, — невозмутимо ответил он. — Тогда ответьте, кому вы служите, что охраняете в этих местах? Ответите — отпущу всех. Нет — живьём зарою под ближайшей пирамидой. И не думайте, — со зловещей ухмылкой добавил Ракот, — не думайте, что я дам вам умереть смертью истинных мужей. Нет. Забью во-подземь, но сами живы останетесь. До того мига, пока не рассыплется чёрным прахом само солнце этого мира. Ну, что скажете?..
Быкоголовые угрюмо молчали. Никто не бросился на неодолимого противника, даже в приступе отчаяния, и это было хорошо.
Ракот не очень рисковал — подобные народы-воины почти всегда считают самым важным в своей жизни «правильную смерть», смерть в бою, «смерть воина». И куда страшнее пыток и боли для них угроза лишения посмертия, того, что они считают достойным себя.
— Змеи, — вдруг сказал быкоглавец, тот самый, что посмеялся над предложением «честного боя». — Змеи нам за то платят, чтобы мы всяких-разных к пирамидам не подпускали.
— Какие змеи? Опиши! — потребовал Ракот.
…Быкоголовый закончил, и стены призрачной темницы рассеялись. Рыцари вскинули было оружие, но рогатые воители держали слово — прошли мимо недлинной цепочкой и потрусили к далёкому лесу.
— За мной, — Ракот махнул рукой в сторону пирамид. — Взглянем поближе на эти куличики.
…Отправиться в Мельин Хедину никак не удавалось. Быкоголовые рассыпались по окрестным лесам, но волновало Познавшего Тьму отнюдь не это. То здесь, то там вокруг его лагеря один за другим открывались новые порталы, и тот, кто творил их, явно знал своё дело. Уже не один, добрую дюжину миров соединяли с Кирддином пылающие призрачным огнём арки; и сквозь все те порталы двигались целые сонмы самых разных существ, не только быкоглавцев.
Можно было оставить Кирддин, никакая «осада» не удержала бы Познавшего Тьму и его подмастерьев, но как уйти, если, как кажется, можно в следующий миг ухватить за шкирку тех, кто устроил всё это безобразие?..
Скоординированность атак изумляла. Если это Дальние, то решающие сражения придётся устраивать в таком месте, где никакие порталы открыть в принципе невозможно и куда можно добраться только старым добрым способом — пешим порядком через Межреальность, совсем не так, как шло на штурм Авалона войско хединсейского тана.
Он не мог оставить Кирддин. Не мог бросить своих подмастерьев — как оказалось, против такоговторжения им не устоять без его, Хедина, помощи. Он обязан был оставаться здесь и просто потому, что враги видели только его, и это давало гарпии с вампиршей лишние шансы.
А Мельин… в Мельин пришлось отправить подмогу во главе с Ульвейном.
Вестей ни от Гелерры, ни от Эйвилль по-прежнему не приходило.
Неужели он ошибся в вампирше?..
Нет, об этом и подумать невозможно.
Она сделаетто, что от неё требуется. То, чего ждёт от неё он, Хедин.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Быкоглавцы давили. Им казалось, что они побеждают — а на устилающие поле трупы сородичей они просто не оглядывались. И наверняка верили, что доблестно сражавшиеся попадают прямиком в небесные чертоги их местного бога, где рубятся в нескончаемых битвах, охотятся на невиданных зверей и пируют, не зная похмелья.
Очень может быть, что они и правы. Древние Боги, истинные Древние Боги, первые, кого исторгло из своей утробы Упорядоченное, там, где искры дыхания Творца соприкоснулись с её косной плотью, пали ещё на Боргильдовом поле; но остались во многих мирах мелкие божки и полубожки, — их в своё время Молодые Боги либо просто не заметили, либо сочли недостойными внимания. Со временем эти создания осмелели; особенно после того, как в Обетованном воцарились новые хозяева, слишком занятые бесконечной войной с Неназываемым, чтобы особо обращать внимание на шалости мелких собратьев приснопамятного Бога Горы.
Сам Шарэршен тоже тут, где-то в гуще боя, наверное, один из самых преданных названным братьям подмастерьев. Старается, отрабатывает свободу.
Хедин ожидал, что быкоглавцы попытаются опрокинуть его полки; однако вместо этого рогатые воители вдруг вздумали резко выйти из боя — словно кто-то вовремя отдал им нужную команду. Стремительно разбившись на десятки и пятёрки, огрызаясь арбалетными выстрелами, они отходили к совсем недавно ожившим зарослям, забросив щиты за спину и не боясь предстать перед противником трусами.
Познавший Тьму замер, сердито сдвинув брови.
Этого манёвра он не понимал. Да, быкоголовые понесли потери, но дух их не был сломлен, они сражались яростно и — Хедин готов был поклясться! — за миг до этого не помышляли об отступлении. Но кто-то очень быстро разобрался в происходящем и отдал единственно разумный приказ.
Чтобы справиться с подмастерьями, требуется куда больше двух десятков тысяч четвероруких силачей, пусть даже решительных, неустрашимых и свирепых.
Хедин едва удержался, чтобы не заорать: «Стойте! Вы куда?!»
Подмастерья не разрушили строй, не соблазнились истреблением бегущих. Вслед быкоглавым ударила магия, по-прежнему вырывая десятки из откатывающихся серых шеренг, но истребить всех чародейство не могло. Большинство рогатых воинов невредимыми достигли спасительного леса и растворились в его глубине.
* * *
Рыцари Прекрасной Дамы не нуждались в зажигательных речах перед боем, а во время сражения — в чьих-то командах. Сейчас они застыли, окружив диковинный чёрный шатёр, по воле Ракота Заступника заключивший в себя неведомых стрелков.
Бывший Владыка Мрака неспешно приблизился.
— Славные какие, — только и хмыкнул он, завидев рогатые головы, по четыре могучих ручищи и серую чешую брони, облегающей вздутые мышцы.
Пленники держались с истинным стоицизмом, очень быстро усвоив, что бросаться на чёрные стены совершенно бессмысленно. Десятка четыре, они со спокойным равнодушием уселись прямо на землю. Неподъёмная для людей тяга Зидды их, похоже, совершенно не волновала. Никто не бросил оружия, напротив, все держали наготове самострелы.
Ракот усмехнулся. Он любил подобные схватки.
Красный плащ соскользнул с широких плеч, клинок поудобнее лёг в ладонь. Названный брат Хедина дал рыцарям знак оставаться на месте и спокойно шагнул сквозь чёрную преграду — она не могла задержать собственного создателя.
Быкоголовые воины, как один, вскочили на ноги. Самый быстрый успел разрядить арбалет прямо в живот вражьему чародею.
Ракот проделал старый, но по-прежнему зрелищный трюк — клинком небрежно отшиб железный дрот в сторону.
— Кто хочет сразиться со мной по-честному, один на один? Свобода для всех вас, если одолеете меня!
Повелителю Тьмы, привыкшему отдавать приказы самым удивительным созданиям, не потребовалось много времени, чтобы освоить простой и грубоватый язык четвероруких воинов.
— Как же, «по-честному»! — вдруг рыкнул один из быкоголовых. — Эвон, стрелу отбил! Ты любого располосуешь, плюнуть не успеет!
Ракот усмехнулся.
— Замечательно, что поняли — оружием с нами не справиться, даже окажись вас тут в сто раз больше, — невозмутимо ответил он. — Тогда ответьте, кому вы служите, что охраняете в этих местах? Ответите — отпущу всех. Нет — живьём зарою под ближайшей пирамидой. И не думайте, — со зловещей ухмылкой добавил Ракот, — не думайте, что я дам вам умереть смертью истинных мужей. Нет. Забью во-подземь, но сами живы останетесь. До того мига, пока не рассыплется чёрным прахом само солнце этого мира. Ну, что скажете?..
Быкоголовые угрюмо молчали. Никто не бросился на неодолимого противника, даже в приступе отчаяния, и это было хорошо.
Ракот не очень рисковал — подобные народы-воины почти всегда считают самым важным в своей жизни «правильную смерть», смерть в бою, «смерть воина». И куда страшнее пыток и боли для них угроза лишения посмертия, того, что они считают достойным себя.
— Змеи, — вдруг сказал быкоглавец, тот самый, что посмеялся над предложением «честного боя». — Змеи нам за то платят, чтобы мы всяких-разных к пирамидам не подпускали.
— Какие змеи? Опиши! — потребовал Ракот.
…Быкоголовый закончил, и стены призрачной темницы рассеялись. Рыцари вскинули было оружие, но рогатые воители держали слово — прошли мимо недлинной цепочкой и потрусили к далёкому лесу.
— За мной, — Ракот махнул рукой в сторону пирамид. — Взглянем поближе на эти куличики.
* * *
…Отправиться в Мельин Хедину никак не удавалось. Быкоголовые рассыпались по окрестным лесам, но волновало Познавшего Тьму отнюдь не это. То здесь, то там вокруг его лагеря один за другим открывались новые порталы, и тот, кто творил их, явно знал своё дело. Уже не один, добрую дюжину миров соединяли с Кирддином пылающие призрачным огнём арки; и сквозь все те порталы двигались целые сонмы самых разных существ, не только быкоглавцев.
Можно было оставить Кирддин, никакая «осада» не удержала бы Познавшего Тьму и его подмастерьев, но как уйти, если, как кажется, можно в следующий миг ухватить за шкирку тех, кто устроил всё это безобразие?..
Скоординированность атак изумляла. Если это Дальние, то решающие сражения придётся устраивать в таком месте, где никакие порталы открыть в принципе невозможно и куда можно добраться только старым добрым способом — пешим порядком через Межреальность, совсем не так, как шло на штурм Авалона войско хединсейского тана.
Он не мог оставить Кирддин. Не мог бросить своих подмастерьев — как оказалось, против такоговторжения им не устоять без его, Хедина, помощи. Он обязан был оставаться здесь и просто потому, что враги видели только его, и это давало гарпии с вампиршей лишние шансы.
А Мельин… в Мельин пришлось отправить подмогу во главе с Ульвейном.
Вестей ни от Гелерры, ни от Эйвилль по-прежнему не приходило.
Неужели он ошибся в вампирше?..
Нет, об этом и подумать невозможно.
Она сделаетто, что от неё требуется. То, чего ждёт от неё он, Хедин.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Свет в глазах Фесса померк, но сознания некромант не потерял. Правую руку оцарапали шипы на броне драконицы, под левую его подхватил Этлау. Магия вновь свободно текла сквозь них, заставляя кровь бодрее струиться по жилам.
В абсолютной тьме царила абсолютная же тишина. Ни звука, ни стона, словно последний удар Салладорца разом пресёк всю жизнь в подземной камере.
«Папа?»— мысленно окликнула его Рысь.
— Я в порядке, — отозвался некромант. — Ничего не вижу только.
Слева шевельнулся Этлау.
— Негаторы магии более не действуют, — кашлянув, проговорил инквизитор. — И, похоже, сударь мой Разрушитель, никого, кроме нас, в живых тоже не осталось.
— Эй, кто-нибудь! — вместо ответа гаркнул Фесс, вернее сказать, постарался гаркнуть.
Тишина.
Рыся осторожно выдула струйку драконьего пламени, смешно отставив нижнюю губу и враз сделавшись похожей на причудливый светильник где-нибудь во дворце Эргри или Арраса.
Подземелье оказалось пусто — ну, если не считать валявшиеся на полу груды одежды и доспехи, скрывавшие полуистлевшие костяки. Этлау нагнулся, откинул задравшуюся полу плаща — на него из-под шлемного наличья взглянул нагой череп, словно из раскопанной древней могилы.
— Ай да Эвенгар, — покачал головой инквизитор. — Ай да Салладорец. Как же это наши смогли завалить его в тот раз?..
— Они его и не завалили, — отозвался некромант, опускаясь прямо на пол — ноги отказывались держать. — Это он сам так решил, похоже. Представил дело как свою гибель, а в саркофаге лёжа, думал, размышлял и планировал. Наверняка ещё и беседовал с Сущностью. Почти уверен, что всё это — Её план.
Инквизитор, вполголоса бормоча по привычке молитвы, стал обходить камеру, склоняясь над костяками, подающими первые признаки «жизни». О собственном «отступничестве» он, похоже, напрочь забыл.
— А вот почему мы-то уцелели, а, некромант? — спросил он, не поворачиваясь. — Что нас спасло? Не хочется верить, что мы и впрямь только и можем, что играть на руку этому чудищу…
— Кто это говорит «мы»? — хмыкнул Фесс. — Салладорец, когда говорил, упоминал только меня. Это я, по его мнению, сугубо предсказуем и не способен ни на что, могущее «удивить Эвенгара».
— Ты забыл, некромант, что мы уже довольно давно стоим спина к спине?
Фесс усмехнулся.
— Ну да, ну да, преподобный. Если бы не та комедия, что ты стал разыгрывать в самом начале…
— Какая-такая комедия? — быстро и растерянно пробормотал инквизитор.
— Да вот такая. Заставить меня поверить, что ты действительно преследуем Святым Престолом.
— А, вот ты о чём… — вздохнул Этлау, завершая свой печальный обход. — Ну да, верно — мало у нас с тобой, Неясыть, теперь секретов друг от друга. Успел ухватить воспоминание-то. Догадался, молодец. Хотя я, собственно, и не сомневался.
— И я не сомневаюсь, что ты не сомневался…
Рысь фыркнула, выпустив целую струю пламени, окатившую потолок, и весьма выразительно уставилась на ссутулившегося инквизитора.
— Это была их идея, — виновато развёл руками Этлау. — Я, конечно, с себя вины не снимаю. Понтифику нужен был выход из Эвиала, ну, а мне… Вопросы мои шли от меня, а не от Курии, некромант. Надеюсь, хоть это-то ты понимаешь.
— Это-то я понимаю. А другого в толк не возьму — с кем ты, инквизитор? Мой путь ясен — я должен избыть Западную Тьму. А ты, чего ты хочешь, Этлау? На твой первый вопрос я ответил, если ты помнишь. Я нашёл Сущность в тебе, преподобный.
— Да, Сущность и Спасителя и ещё что-то третье, чему у нас пока нет ни слов, ни понятий, — кивнул Этлау. — Я помню, мэтр Лаэда.
— И что теперь, преподобный?
— Полагаю, — медленно проговорил Этлау, — я уже отвечал тебе.
— «Остановить Её», ты об этом?
— Именно. Но… не только. Я ведь усомнился и в Спасителе, верно? И я недаром вспоминал пророчества Пришествия. Не забыл, некромант?
— Разрушитель, Отступник и прорыв Тьмы.
— Похвально, похвально, ты слушал меня со вниманием… — Этлау скривился. — Никак не отвяжется эта дурацкая манера вещать, — пожаловался он. — Так вот, мэтр, нравится тебе или нет, но мы с тобой — это именно Разрушитель с Отступником. А прорыв Тьмы… разве то, что мы видели только что и что пережили, не есть оный прорыв?
— Не слишком ли громкие слова, Этлау? Это был всего лишь удар Салладорца…
— Удар, снёсший аркинские негаторы, а уж они, поверь, кое-чего стоят, — перебил инквизитор. — И, я подозреваю, что на поверхности нас ожидает невесёлое зрелище.
— Недобитые птенцы, зомби Клешней?..
— Ты порой потрясающе наивен, Кэр. Хотел бы я тоже так… Нет, мой добрый некромант, там, наверху — прорыв Тьмы. И, если ты не знаешь, что это такое, — очень советую тебе приготовиться. Не хотелось бы тебя лишний раз откачивать.
— А как же… мои друзья? — с заминкой выговорил некромант.
Этлау только вздохнул и развёл руками.
— Мы ничего не можем сделать.
Драконий огонь внезапно потух, мрак вновь задёрнул занавеси.
— Можем, всё мы можем, — прозвучал звонкий голосок Рыси. — Их надо забрать отсюда. Я отнесу их на Пик Судеб, к Сфайрату. Если им суждено… уснуть навсегда, то Пик… это хорошее место. Чистое, если ты понимаешь, о чём я, папа.
Фесс понимал.
— Что ж, ничего не имею против, — развёл руками инквизитор. — Спрячь подальше Ключ, мэтр Лаэда.
— Не Ключ, Этлау, половину, только половину…
— Ничего, и её тоже придумаем, как к делу пристроить. Пропустите, я впереди пойду. Света не подкинешь, некромант?..
Не оглядываясь, они двинулись прочь из подземной камеры, разом превратившейся в погребальный покой. Фесс засветил небольшой огонёк, поплывший перед троицей. Рысь оставалась в человеческом облике.
— Прорыв Тьмы, прорыв Тьмы… — проворчал некромант, когда они поднимались по серпантину винтовых лестниц. — Не вижу никакого прорыва…
— Глянь сюда, Кэр.
Повинуясь команде Фесса, огненный шарик пролетел туда-сюда по длинному коридору; весь пол сплошным ковром покрывали мёртвые тела, вернее — все те же прикрытые одеждой или латами костяки. И все они подергивались, шевелились, пытаясь дотянуться до проходящих мимо живых.
— Это ещё не прорыв, это оружие Салладорца, — упорствовал некромант. — И то сказать — почему Эвенгар удрал? Почему не вернулся за второй половиной Ключа? Она ему не важна?..
— Думаю, — спокойно заметил Этлау, — даже он не дерзнёт сунуться извнев то место, где прорвалась Тьма.
— А как же мы?
— Нам легче, мэтр, мы — непонятно почему — уцелели в самом сердце шторма.
— Вот это мне особенно интересно, — буркнул Фесс. — Нас-то что спасло?..
— Ну, если принять, что ты — Разрушитель, а я — Отступник…
— Опять ты за своё, преподобный. А Рысь как же? Или, может, это еёнадо в «прорыв Тьмы» записать?
— Всё шутишь, Кэр.
— Дела такие — или смеяться, или плакать…
— Это была чистая Тьма. Чистая, изначальная. Она сметёт любые барьеры и заклятья, но спасует перед чистым же Светом. А твоя дочка — Свет, — с необычной интонацией закончил Этлау. — Она — настоящий дракон, каким ему и следует быть. «Архетип», как сказали бы наши вивлиофикари. Тьма для неё — ничто, просто темнота, повод поспать, быть может. Даже если эта тьма сокрушает аркинские негаторы магии.
— Драконы не неуязвимы. Я знаю, — возразил Фесс. — Видел сам, ещё под Скавеллом.
— Я и не говорю, что все драконы такие, — неожиданно согласился инквизитор. — Другого… или другую… размазало бы в той камере по стенке и не помогла бы никакая броня. Это Рысь. Твоя дочка. Наверное, другой у тебя и быть не могло, мэтр.
— Что-то ты стал вещать, преподобный, точно… — Фесс замялся. — Откуда ты всё это знаешь? О драконах, о Свете, о Тьме… о Рыське, наконец!
— Всё просто — ты отлично поработал, Кэр, когда показал мне мою сущность. Словно по голове пудовым молотом, но зато выковалось что-то новое.
— Жаль только, не ушло ничего из старого, — подала голос Рысь.
— Мне тоже, — кивнул инквизитор. — Но кто знает, вдруг пригодится? Там, на последнем берегу?
— До последнего берега ещё дотянуть нужно. Скажи лучше, преподобный… — некромант вовремя прикусил язык. Потому что Рысе этот вопрос слышать совершенно не полагалось. Ведь если на неё, по словам Этлау, не подействовала «чистая Тьма» — то что случится, если драконица столкнётся с Сущностью?
«Ничего не случится,— беззвучно ответила негодная девчонка. — Прости, папа. Я… подслушивала. Но Сущность — это ведь не Тьма, верно? Мы это знаем, и ты и я. Она лишь использует Тьму, просто как оружие. Ты ведь тоже понимаешь это, папа. Так что не бойся. Я не брошусь на неё очертя голову и не постараюсь «красиво умереть». Это будет просто бессмысленно, от летящего камня Она и то претерпит больше урона…»
Она права, подумал Фесс. Сущность — не Тьма. Хотя… Этлау утверждает, что Салладорец использовал эту самую «изначальную Тьму» — но как вышло, что я ничего не почувствовал? В конце концов, взывать к Тёмной Шестёрке приходилось не раз и не два. Они — вот настоящая Тьма этого мира. Её отражения, преображения, не злые и не добрые, а если и злые или добрые — так злостью или добротой самой многорождающей и многоразящей Природы, где смерть даёт начало жизни, а жизнь — смерти.
Но ничего подобного здесь, в оставшемся позади подземелье, не было. Или Шестеро — это тоже не «чистая Тьма»?
Катакомбы Аркина встречали их жуткой, гулкой пустотой. Да ещё иссохшими костяками, словно те пролежали невесть сколько времени в самом сердце салладорской пустыни. Эвенгар не экономил силы и не рисковал необходимостью повторных атак.
Но… если он уничтожил всех и вся в подземельях… что случилось с зависшими, по словам того же Этлау, «меж смертью и жизнью»? Что с гномом, орком и полуэльфийкой?..
В секретной камере ничего не изменилось. Во всяком случае, на первый взгляд. Те же три неподвижных тела, разве что у гнома вроде б руки были сложены чуть по-иному, или это Фесса уже подводит память?
Этлау заскрипел зубами, но решительно подхватил на плечо Прадда; невеликий ростом инквизитор почти исчез под массивным телом орка; зеленокожие руки почти что волочились по полу. Фесс сделал было движение к Рыси, но его опередила драконица, легко вскинувшая на руки неподвижную полуэльфийку, так что некроманту достался гном.
— Ничего, выберемся отсюда, перекинусь, всех потащу, — пообещала Аэсоннэ, видя изнемогающего инквизитора.
…Выбирались из подземелий они долго, несколько раз устраивая привалы. Преподобный отец-экзекутор по-прежнему твердил о «прорыве Тьмы» и об «исполнении пророчества»; Фесс, однако, слушал вполуха. Он едва мог оторвать взгляд от Рыси-первой, от бессильно свесившихся рук, мотающейся головы; не тронутая тлением, полуэльфийка и впрямь «казалась спящей», как любят говорить сказители.
— Утро наступает, — отдуваясь, заметил Этлау, когдаони наконец очутились на поверхности.
— Какое ещё утро? — вокруг Фесса царила сплошная тьма. Где-то вдалеке полыхали пожары, но так — ночь как ночь.
— Он прав, папа, — Рыся аккуратно опустила свою ношу на камни двора. — Сейчас утро, но рассвет не настаёт. Тьма прорвалась.
Аэсоннэ произнесла всё это с нечеловеческим спокойствием и достоинством — как и положено гордой дочери великого племени драконов.
— Не вижу ничего страшного, — проворчал некромант.
— Не видишь? — зловеще прошипел инквизитор. — А ты глянь повнимательнее, туда, к воротам!
…В толстых стенах Курии испокон веку хоронили её отличившихся слуг. Выдалбливалась неглубокая ниша, замотанное погребальным саваном тело вкатывалось туда и замуровывалось. Поверх водружали мраморную плиту с соответствующей эпитафией; сейчас эти плиты, истёртые ветрами времени, с треском лопались, звонкий дождь мраморных брызг барабанил по гранитным плитам двора; из раскрывающихся могил один за другим выбирались скелеты, таща за собой полуистлевшие грязные тряпки погребальных холстин.
— Неупокоенные. В самом сердце Аркина, где нас всегда защищала Святая магия, — хладнокровно проговорил инквизитор. — Могли подняться все остальные погосты, но только не этот. А уж что делается сейчас в крипте кафедрального собора…
— Все архипрелаты собираются вместе, — хихикнула Рысь. Дерзкую драконицу, казалось, уже ничто не могло испугать.
— Ну, лезут мертвяки, ну и что? — не уступал некромант. — Неупокоенность я чувствую, не без того, но кроме неё — ничего. И этот самый «прорыв Тьмы» — он только здесь, или по всему Эвиалу?
— Пока только здесь, — отозвался Этлау. — И пока это только неупокоенные. А очень скоро повалят всякие твари и тварюшки… навроде тех, что славно погуляли в Эгесте после твоего туда визита, мэтр Лаэда. А потом… авторы «Анналов Тьмы» напридумывали ещё немало, но я бы не стал обращать внимание на плоды их воображения.
— Они вообще ничего не предсказали? — невинным голоском осведомилась Рыся, не сводя взгляда со скелетов, неуклюже барахтающихся среди мраморных обломков.
— Ну почему же… В том, что первой стадией прорыва Тьмы станет разупокаивание даже самых надёжно укрытых погостов, соглашаются все до единого толкователи.
— Папа, в Эгесте ты же смог отразить Сущность, да, папа?
Некромант ответил не сразу.
— Да, дочка, смог. Хотя… не уверен, что я Её именно«отразил», скорее Она отступила сама…
— Потому что поняла, что ты — на правильном пути, — подхватил Этлау. — На пути к воплощению Разрушителя. И совершенно неважно, что ты сам для себя отверг эту роль. Иногда действительно все наши поступки оказываются во вред, — он начал было поднимать палец, досадливо сжал кулаки, оборвав движение.
— Я не Разрушитель. И ты это знаешь, инквизитор.
— Ты думаешь,что ты не Разрушитель, — мягко поправил его Этлау. — Я лишь вновь и вновь удивляюсь Её хитрости. Она предусмотрела всё, и даже возможность того, что Её избранник попытается уйти от своей участи, восстанет против Неё, но всё равно, водоворот понесёт его к одной-единственной точке, в которой… всё и решится.
— Думаю, что задерживаться тут не стоит, — спокойно заметила Рысь, кивая на неупокоенных. Скелеты тем временем сумели разобраться, что к чему, и молчаливым строем двинулись к застывшему некроманту и его спутникам.
Мгновение — и вместо жемчужноволосой девушки-подростка появился могучий дракон. Гибкая шея изогнулась, голова выразительно кивнула на неподвижные тела.
Аркинские негаторы более не действовали, Рысь, Прадда и Сугутора на драконьей спине удерживало чародейство. Фесс и Этлау взгромоздились следом, и Аэсоннэ, с некоторым усилием взмахнув крыльями, оторвалась от земли, пусть для этого ей и пришлось пробежаться по двору, словно дикой гусыне.
Неупокоенные проводили их равнодушными взглядами.
От великого города, где вздымались шпили бесчисленных соборов, где тянулись длинные торговые улицы, где некогда бросали якорь корабли со всего света, — не осталось почти ничего. Кое-где догорали пожары — их некому стало тушить; среди развалин, точно муравьи, копошились фигурки в ало-зелёном: остатки армии Клешней смогли-таки овладеть руинами Аркина.
— Где поури?! Где птенцы? — вырвалось у некроманта. «Поури в полном порядке. Птенцам, боюсь, крепко не поздоровилось, многие так и вовсе ушли,— отозвалась драконица. — Я велела карликам убираться из Аркина как можно быстрее. Надеюсь, большинство успело— это полезные слуги».Вокруг по-прежнему царила темнота — беззвёздная и безлунная. Небо казалось задёрнутым сплошной непроглядной завесой, даже не облаками, живыми, несущими в себе дождь.
— Многие ушли, — вслух повторил Фесс. — А город-то стоит…
— Ты о чём, некромант?
— Птенцы Салладорца «сливались с Тьмой», пока дрались в городе. Наверное, когда иссякала заёмная сила Эвенгара, птенцы уходили. Но Аркин остался. Никакого сравнения с тем же Арвестом!
— Да уж, — поёжился инквизитор. — Арвест. Бррр… до сих пор дрожу. Неприятное это занятие — умирать, доложу я тебе, сударь мой Неясыть… Прости, отвлёкся. В общем, что-то тут не то. Тогда на весь город одной Атлики хватило.
Фесс помолчал, вспоминая. Да, Атлика… инквизитор прав, что-то с тобой и впрямь не то. Притащила трактат Салладорца. Откуда взяла, спрашивается?
— Этлау, а святые братья вообще часто ловили кого-то на этот самый «Трактат о сущности инобытия»? Ну, из-за меченых рун?
— Понимаю, о чём ты, — задумался Этлау. — Нет, нечасто. За последние пятьдесят лет — и вовсе никого.
— А ведь Атлика орудовала в Ордосе, — напомнил некромант. — Потом появилась в Арвесте, уже с трактатом. Стёрла город с лица земли… и исчезла. Другие птенцы вон, тоже уходили…хотя, что я Аркин поминаю, когда Салладорец воскресал, один из его последышей отправился к своей любимой Тьме — и ничего. Только саркофаг раскололся.
— Ты хочешь сказать, что Атлика — не та, за кого себя выдавала?
— Подозреваю, — буркнул Фесс. — Что-то слишком уж много тут совпадений.
— А какой смысл уничтожать Арвест, если не отбить вторжение Клешней? — возразил инквизитор, однако Фесс не ответил — смотрел вниз, на окутанные серой хмарью руины Святого города. Пожары угасали сами собой, словно чистое пламя, пусть даже и разрушительное, не способно было гореть в заполнившемся туманом воздухе. Инквизитор заметил, куда смотрит Фесс, взглянул тоже, передёрнулся.
— В Аркине не осталось никого живого, — хрипло проговорил Этлау. — Тьма растекается окрест. Вскоре, как утверждают «Анналы», она должна остановиться… но потом отсюда начнётся Её последний поход.
— Будет тебе, накаркаешь, — буркнул некромант.
— Куда уж тут каркать… смотри, мэтр, наступает твоё время. Я помогу всем, чем только смогу — нет больше ни Курии, ни понтифика, ни мастеров Святой Магии… ничего нет. Только мы с тобой.
— Ордос. Волшебный Двор…
— Надо б освободить Мегану, — слабо усмехнулся инквизитор. — На её месте я б, наверное, поступил точно так же. Отступник не имеет права жить — однако ж мы с тобой живём, и Салладорец, получается, выступил на нашей стороне, дал нам свободу…
В абсолютной тьме царила абсолютная же тишина. Ни звука, ни стона, словно последний удар Салладорца разом пресёк всю жизнь в подземной камере.
«Папа?»— мысленно окликнула его Рысь.
— Я в порядке, — отозвался некромант. — Ничего не вижу только.
Слева шевельнулся Этлау.
— Негаторы магии более не действуют, — кашлянув, проговорил инквизитор. — И, похоже, сударь мой Разрушитель, никого, кроме нас, в живых тоже не осталось.
— Эй, кто-нибудь! — вместо ответа гаркнул Фесс, вернее сказать, постарался гаркнуть.
Тишина.
Рыся осторожно выдула струйку драконьего пламени, смешно отставив нижнюю губу и враз сделавшись похожей на причудливый светильник где-нибудь во дворце Эргри или Арраса.
Подземелье оказалось пусто — ну, если не считать валявшиеся на полу груды одежды и доспехи, скрывавшие полуистлевшие костяки. Этлау нагнулся, откинул задравшуюся полу плаща — на него из-под шлемного наличья взглянул нагой череп, словно из раскопанной древней могилы.
— Ай да Эвенгар, — покачал головой инквизитор. — Ай да Салладорец. Как же это наши смогли завалить его в тот раз?..
— Они его и не завалили, — отозвался некромант, опускаясь прямо на пол — ноги отказывались держать. — Это он сам так решил, похоже. Представил дело как свою гибель, а в саркофаге лёжа, думал, размышлял и планировал. Наверняка ещё и беседовал с Сущностью. Почти уверен, что всё это — Её план.
Инквизитор, вполголоса бормоча по привычке молитвы, стал обходить камеру, склоняясь над костяками, подающими первые признаки «жизни». О собственном «отступничестве» он, похоже, напрочь забыл.
— А вот почему мы-то уцелели, а, некромант? — спросил он, не поворачиваясь. — Что нас спасло? Не хочется верить, что мы и впрямь только и можем, что играть на руку этому чудищу…
— Кто это говорит «мы»? — хмыкнул Фесс. — Салладорец, когда говорил, упоминал только меня. Это я, по его мнению, сугубо предсказуем и не способен ни на что, могущее «удивить Эвенгара».
— Ты забыл, некромант, что мы уже довольно давно стоим спина к спине?
Фесс усмехнулся.
— Ну да, ну да, преподобный. Если бы не та комедия, что ты стал разыгрывать в самом начале…
— Какая-такая комедия? — быстро и растерянно пробормотал инквизитор.
— Да вот такая. Заставить меня поверить, что ты действительно преследуем Святым Престолом.
— А, вот ты о чём… — вздохнул Этлау, завершая свой печальный обход. — Ну да, верно — мало у нас с тобой, Неясыть, теперь секретов друг от друга. Успел ухватить воспоминание-то. Догадался, молодец. Хотя я, собственно, и не сомневался.
— И я не сомневаюсь, что ты не сомневался…
Рысь фыркнула, выпустив целую струю пламени, окатившую потолок, и весьма выразительно уставилась на ссутулившегося инквизитора.
— Это была их идея, — виновато развёл руками Этлау. — Я, конечно, с себя вины не снимаю. Понтифику нужен был выход из Эвиала, ну, а мне… Вопросы мои шли от меня, а не от Курии, некромант. Надеюсь, хоть это-то ты понимаешь.
— Это-то я понимаю. А другого в толк не возьму — с кем ты, инквизитор? Мой путь ясен — я должен избыть Западную Тьму. А ты, чего ты хочешь, Этлау? На твой первый вопрос я ответил, если ты помнишь. Я нашёл Сущность в тебе, преподобный.
— Да, Сущность и Спасителя и ещё что-то третье, чему у нас пока нет ни слов, ни понятий, — кивнул Этлау. — Я помню, мэтр Лаэда.
— И что теперь, преподобный?
— Полагаю, — медленно проговорил Этлау, — я уже отвечал тебе.
— «Остановить Её», ты об этом?
— Именно. Но… не только. Я ведь усомнился и в Спасителе, верно? И я недаром вспоминал пророчества Пришествия. Не забыл, некромант?
— Разрушитель, Отступник и прорыв Тьмы.
— Похвально, похвально, ты слушал меня со вниманием… — Этлау скривился. — Никак не отвяжется эта дурацкая манера вещать, — пожаловался он. — Так вот, мэтр, нравится тебе или нет, но мы с тобой — это именно Разрушитель с Отступником. А прорыв Тьмы… разве то, что мы видели только что и что пережили, не есть оный прорыв?
— Не слишком ли громкие слова, Этлау? Это был всего лишь удар Салладорца…
— Удар, снёсший аркинские негаторы, а уж они, поверь, кое-чего стоят, — перебил инквизитор. — И, я подозреваю, что на поверхности нас ожидает невесёлое зрелище.
— Недобитые птенцы, зомби Клешней?..
— Ты порой потрясающе наивен, Кэр. Хотел бы я тоже так… Нет, мой добрый некромант, там, наверху — прорыв Тьмы. И, если ты не знаешь, что это такое, — очень советую тебе приготовиться. Не хотелось бы тебя лишний раз откачивать.
— А как же… мои друзья? — с заминкой выговорил некромант.
Этлау только вздохнул и развёл руками.
— Мы ничего не можем сделать.
Драконий огонь внезапно потух, мрак вновь задёрнул занавеси.
— Можем, всё мы можем, — прозвучал звонкий голосок Рыси. — Их надо забрать отсюда. Я отнесу их на Пик Судеб, к Сфайрату. Если им суждено… уснуть навсегда, то Пик… это хорошее место. Чистое, если ты понимаешь, о чём я, папа.
Фесс понимал.
— Что ж, ничего не имею против, — развёл руками инквизитор. — Спрячь подальше Ключ, мэтр Лаэда.
— Не Ключ, Этлау, половину, только половину…
— Ничего, и её тоже придумаем, как к делу пристроить. Пропустите, я впереди пойду. Света не подкинешь, некромант?..
Не оглядываясь, они двинулись прочь из подземной камеры, разом превратившейся в погребальный покой. Фесс засветил небольшой огонёк, поплывший перед троицей. Рысь оставалась в человеческом облике.
— Прорыв Тьмы, прорыв Тьмы… — проворчал некромант, когда они поднимались по серпантину винтовых лестниц. — Не вижу никакого прорыва…
— Глянь сюда, Кэр.
Повинуясь команде Фесса, огненный шарик пролетел туда-сюда по длинному коридору; весь пол сплошным ковром покрывали мёртвые тела, вернее — все те же прикрытые одеждой или латами костяки. И все они подергивались, шевелились, пытаясь дотянуться до проходящих мимо живых.
— Это ещё не прорыв, это оружие Салладорца, — упорствовал некромант. — И то сказать — почему Эвенгар удрал? Почему не вернулся за второй половиной Ключа? Она ему не важна?..
— Думаю, — спокойно заметил Этлау, — даже он не дерзнёт сунуться извнев то место, где прорвалась Тьма.
— А как же мы?
— Нам легче, мэтр, мы — непонятно почему — уцелели в самом сердце шторма.
— Вот это мне особенно интересно, — буркнул Фесс. — Нас-то что спасло?..
— Ну, если принять, что ты — Разрушитель, а я — Отступник…
— Опять ты за своё, преподобный. А Рысь как же? Или, может, это еёнадо в «прорыв Тьмы» записать?
— Всё шутишь, Кэр.
— Дела такие — или смеяться, или плакать…
— Это была чистая Тьма. Чистая, изначальная. Она сметёт любые барьеры и заклятья, но спасует перед чистым же Светом. А твоя дочка — Свет, — с необычной интонацией закончил Этлау. — Она — настоящий дракон, каким ему и следует быть. «Архетип», как сказали бы наши вивлиофикари. Тьма для неё — ничто, просто темнота, повод поспать, быть может. Даже если эта тьма сокрушает аркинские негаторы магии.
— Драконы не неуязвимы. Я знаю, — возразил Фесс. — Видел сам, ещё под Скавеллом.
— Я и не говорю, что все драконы такие, — неожиданно согласился инквизитор. — Другого… или другую… размазало бы в той камере по стенке и не помогла бы никакая броня. Это Рысь. Твоя дочка. Наверное, другой у тебя и быть не могло, мэтр.
— Что-то ты стал вещать, преподобный, точно… — Фесс замялся. — Откуда ты всё это знаешь? О драконах, о Свете, о Тьме… о Рыське, наконец!
— Всё просто — ты отлично поработал, Кэр, когда показал мне мою сущность. Словно по голове пудовым молотом, но зато выковалось что-то новое.
— Жаль только, не ушло ничего из старого, — подала голос Рысь.
— Мне тоже, — кивнул инквизитор. — Но кто знает, вдруг пригодится? Там, на последнем берегу?
— До последнего берега ещё дотянуть нужно. Скажи лучше, преподобный… — некромант вовремя прикусил язык. Потому что Рысе этот вопрос слышать совершенно не полагалось. Ведь если на неё, по словам Этлау, не подействовала «чистая Тьма» — то что случится, если драконица столкнётся с Сущностью?
«Ничего не случится,— беззвучно ответила негодная девчонка. — Прости, папа. Я… подслушивала. Но Сущность — это ведь не Тьма, верно? Мы это знаем, и ты и я. Она лишь использует Тьму, просто как оружие. Ты ведь тоже понимаешь это, папа. Так что не бойся. Я не брошусь на неё очертя голову и не постараюсь «красиво умереть». Это будет просто бессмысленно, от летящего камня Она и то претерпит больше урона…»
Она права, подумал Фесс. Сущность — не Тьма. Хотя… Этлау утверждает, что Салладорец использовал эту самую «изначальную Тьму» — но как вышло, что я ничего не почувствовал? В конце концов, взывать к Тёмной Шестёрке приходилось не раз и не два. Они — вот настоящая Тьма этого мира. Её отражения, преображения, не злые и не добрые, а если и злые или добрые — так злостью или добротой самой многорождающей и многоразящей Природы, где смерть даёт начало жизни, а жизнь — смерти.
Но ничего подобного здесь, в оставшемся позади подземелье, не было. Или Шестеро — это тоже не «чистая Тьма»?
Катакомбы Аркина встречали их жуткой, гулкой пустотой. Да ещё иссохшими костяками, словно те пролежали невесть сколько времени в самом сердце салладорской пустыни. Эвенгар не экономил силы и не рисковал необходимостью повторных атак.
Но… если он уничтожил всех и вся в подземельях… что случилось с зависшими, по словам того же Этлау, «меж смертью и жизнью»? Что с гномом, орком и полуэльфийкой?..
В секретной камере ничего не изменилось. Во всяком случае, на первый взгляд. Те же три неподвижных тела, разве что у гнома вроде б руки были сложены чуть по-иному, или это Фесса уже подводит память?
Этлау заскрипел зубами, но решительно подхватил на плечо Прадда; невеликий ростом инквизитор почти исчез под массивным телом орка; зеленокожие руки почти что волочились по полу. Фесс сделал было движение к Рыси, но его опередила драконица, легко вскинувшая на руки неподвижную полуэльфийку, так что некроманту достался гном.
— Ничего, выберемся отсюда, перекинусь, всех потащу, — пообещала Аэсоннэ, видя изнемогающего инквизитора.
…Выбирались из подземелий они долго, несколько раз устраивая привалы. Преподобный отец-экзекутор по-прежнему твердил о «прорыве Тьмы» и об «исполнении пророчества»; Фесс, однако, слушал вполуха. Он едва мог оторвать взгляд от Рыси-первой, от бессильно свесившихся рук, мотающейся головы; не тронутая тлением, полуэльфийка и впрямь «казалась спящей», как любят говорить сказители.
— Утро наступает, — отдуваясь, заметил Этлау, когдаони наконец очутились на поверхности.
— Какое ещё утро? — вокруг Фесса царила сплошная тьма. Где-то вдалеке полыхали пожары, но так — ночь как ночь.
— Он прав, папа, — Рыся аккуратно опустила свою ношу на камни двора. — Сейчас утро, но рассвет не настаёт. Тьма прорвалась.
Аэсоннэ произнесла всё это с нечеловеческим спокойствием и достоинством — как и положено гордой дочери великого племени драконов.
— Не вижу ничего страшного, — проворчал некромант.
— Не видишь? — зловеще прошипел инквизитор. — А ты глянь повнимательнее, туда, к воротам!
…В толстых стенах Курии испокон веку хоронили её отличившихся слуг. Выдалбливалась неглубокая ниша, замотанное погребальным саваном тело вкатывалось туда и замуровывалось. Поверх водружали мраморную плиту с соответствующей эпитафией; сейчас эти плиты, истёртые ветрами времени, с треском лопались, звонкий дождь мраморных брызг барабанил по гранитным плитам двора; из раскрывающихся могил один за другим выбирались скелеты, таща за собой полуистлевшие грязные тряпки погребальных холстин.
— Неупокоенные. В самом сердце Аркина, где нас всегда защищала Святая магия, — хладнокровно проговорил инквизитор. — Могли подняться все остальные погосты, но только не этот. А уж что делается сейчас в крипте кафедрального собора…
— Все архипрелаты собираются вместе, — хихикнула Рысь. Дерзкую драконицу, казалось, уже ничто не могло испугать.
— Ну, лезут мертвяки, ну и что? — не уступал некромант. — Неупокоенность я чувствую, не без того, но кроме неё — ничего. И этот самый «прорыв Тьмы» — он только здесь, или по всему Эвиалу?
— Пока только здесь, — отозвался Этлау. — И пока это только неупокоенные. А очень скоро повалят всякие твари и тварюшки… навроде тех, что славно погуляли в Эгесте после твоего туда визита, мэтр Лаэда. А потом… авторы «Анналов Тьмы» напридумывали ещё немало, но я бы не стал обращать внимание на плоды их воображения.
— Они вообще ничего не предсказали? — невинным голоском осведомилась Рыся, не сводя взгляда со скелетов, неуклюже барахтающихся среди мраморных обломков.
— Ну почему же… В том, что первой стадией прорыва Тьмы станет разупокаивание даже самых надёжно укрытых погостов, соглашаются все до единого толкователи.
— Папа, в Эгесте ты же смог отразить Сущность, да, папа?
Некромант ответил не сразу.
— Да, дочка, смог. Хотя… не уверен, что я Её именно«отразил», скорее Она отступила сама…
— Потому что поняла, что ты — на правильном пути, — подхватил Этлау. — На пути к воплощению Разрушителя. И совершенно неважно, что ты сам для себя отверг эту роль. Иногда действительно все наши поступки оказываются во вред, — он начал было поднимать палец, досадливо сжал кулаки, оборвав движение.
— Я не Разрушитель. И ты это знаешь, инквизитор.
— Ты думаешь,что ты не Разрушитель, — мягко поправил его Этлау. — Я лишь вновь и вновь удивляюсь Её хитрости. Она предусмотрела всё, и даже возможность того, что Её избранник попытается уйти от своей участи, восстанет против Неё, но всё равно, водоворот понесёт его к одной-единственной точке, в которой… всё и решится.
— Думаю, что задерживаться тут не стоит, — спокойно заметила Рысь, кивая на неупокоенных. Скелеты тем временем сумели разобраться, что к чему, и молчаливым строем двинулись к застывшему некроманту и его спутникам.
Мгновение — и вместо жемчужноволосой девушки-подростка появился могучий дракон. Гибкая шея изогнулась, голова выразительно кивнула на неподвижные тела.
Аркинские негаторы более не действовали, Рысь, Прадда и Сугутора на драконьей спине удерживало чародейство. Фесс и Этлау взгромоздились следом, и Аэсоннэ, с некоторым усилием взмахнув крыльями, оторвалась от земли, пусть для этого ей и пришлось пробежаться по двору, словно дикой гусыне.
Неупокоенные проводили их равнодушными взглядами.
От великого города, где вздымались шпили бесчисленных соборов, где тянулись длинные торговые улицы, где некогда бросали якорь корабли со всего света, — не осталось почти ничего. Кое-где догорали пожары — их некому стало тушить; среди развалин, точно муравьи, копошились фигурки в ало-зелёном: остатки армии Клешней смогли-таки овладеть руинами Аркина.
— Где поури?! Где птенцы? — вырвалось у некроманта. «Поури в полном порядке. Птенцам, боюсь, крепко не поздоровилось, многие так и вовсе ушли,— отозвалась драконица. — Я велела карликам убираться из Аркина как можно быстрее. Надеюсь, большинство успело— это полезные слуги».Вокруг по-прежнему царила темнота — беззвёздная и безлунная. Небо казалось задёрнутым сплошной непроглядной завесой, даже не облаками, живыми, несущими в себе дождь.
— Многие ушли, — вслух повторил Фесс. — А город-то стоит…
— Ты о чём, некромант?
— Птенцы Салладорца «сливались с Тьмой», пока дрались в городе. Наверное, когда иссякала заёмная сила Эвенгара, птенцы уходили. Но Аркин остался. Никакого сравнения с тем же Арвестом!
— Да уж, — поёжился инквизитор. — Арвест. Бррр… до сих пор дрожу. Неприятное это занятие — умирать, доложу я тебе, сударь мой Неясыть… Прости, отвлёкся. В общем, что-то тут не то. Тогда на весь город одной Атлики хватило.
Фесс помолчал, вспоминая. Да, Атлика… инквизитор прав, что-то с тобой и впрямь не то. Притащила трактат Салладорца. Откуда взяла, спрашивается?
— Этлау, а святые братья вообще часто ловили кого-то на этот самый «Трактат о сущности инобытия»? Ну, из-за меченых рун?
— Понимаю, о чём ты, — задумался Этлау. — Нет, нечасто. За последние пятьдесят лет — и вовсе никого.
— А ведь Атлика орудовала в Ордосе, — напомнил некромант. — Потом появилась в Арвесте, уже с трактатом. Стёрла город с лица земли… и исчезла. Другие птенцы вон, тоже уходили…хотя, что я Аркин поминаю, когда Салладорец воскресал, один из его последышей отправился к своей любимой Тьме — и ничего. Только саркофаг раскололся.
— Ты хочешь сказать, что Атлика — не та, за кого себя выдавала?
— Подозреваю, — буркнул Фесс. — Что-то слишком уж много тут совпадений.
— А какой смысл уничтожать Арвест, если не отбить вторжение Клешней? — возразил инквизитор, однако Фесс не ответил — смотрел вниз, на окутанные серой хмарью руины Святого города. Пожары угасали сами собой, словно чистое пламя, пусть даже и разрушительное, не способно было гореть в заполнившемся туманом воздухе. Инквизитор заметил, куда смотрит Фесс, взглянул тоже, передёрнулся.
— В Аркине не осталось никого живого, — хрипло проговорил Этлау. — Тьма растекается окрест. Вскоре, как утверждают «Анналы», она должна остановиться… но потом отсюда начнётся Её последний поход.
— Будет тебе, накаркаешь, — буркнул некромант.
— Куда уж тут каркать… смотри, мэтр, наступает твоё время. Я помогу всем, чем только смогу — нет больше ни Курии, ни понтифика, ни мастеров Святой Магии… ничего нет. Только мы с тобой.
— Ордос. Волшебный Двор…
— Надо б освободить Мегану, — слабо усмехнулся инквизитор. — На её месте я б, наверное, поступил точно так же. Отступник не имеет права жить — однако ж мы с тобой живём, и Салладорец, получается, выступил на нашей стороне, дал нам свободу…