Ник Перумов
Война мага. Том 4: Конец игры

    Автор сердечно благодарит всех, без кого эта книга — как и весь цикл «Хранитель Мечей» — никогда не смогла бы появиться на свет, кто сделал всё, чтобы она стала лучше:
    Веру «Аэтернитатис» Бокову (Таганрог), с особыми благодарностями за невероятно скрупулёзный поиск ошибок,
    Веру «Гатти» Камшу (Санкт-Петербург), с особыми благодарностями за неоценимую помощь в обсуждении последних глав книги,
    Сергея «Мерлина» Разарёнова (Москва), с особыми благодарностями за дружескую поддержку,
    Владимира «Орка» Смирнова (Москва), с особыми благодарностями за общие оценки текста и внимательность при отыскании ошибок,
    Загадочного и таинственного Маймонида, пожелавшего остаться Анонимным, с особыми благодарностями за непредвзятый и нелицеприятный анализ,
    И также особо -
    Владимира «Олмера» Смирнова, создавшего сайт www.olmer.ru, «Цитадель Олмера», а также www.perumov.com, без которого невозможным бы оказалось интернет-общение тысяч и тысяч моих читателей.
    Автор благодарит также издательство «ЭКСМО» и его коллектив, десять лет назад поверивших в меня и не оставлявших в дни как побед, так и поражений.

ИНТЕРЛЮДИЯ I

   Пустой замок на красной скале продолжал свой полёт, беззвучный, неостановимый. Ему безразлично было, куда лететь, пусть даже навстречу разгорающимся небесным пожарам. Гордый и надменный, он приближался сейчас к полыхающему зелёным пламенем горизонту; рваные облака под плавающим в пустоте исполинским камнем словно сжались, сбились вместе; изумрудное сияние поднималось всё выше.
   Не останавливаясь, замок гордо вплыл прямо в объятия призрачно-пламенного занавеса, и красная скала мгновенно вспыхнула, рассыпаясь чёрной золой. Стены и башни оказались куда крепче: они потемнели, отдельные камни раскололись, трещины иссекли внешнюю броню, решётки покорёжило, но твердыня Хедина не сдавалась.
   И лишь когда под крепостными фундаментами не осталось ничего, кроме пламени, когда красный камень обернулся невесомым прахом, замок остановился. Завис на миг, словно прыгун над бездной, — и беззвучно канул, рухнул вниз, на лету разламываясь и обращаясь в руины. Балки, стропила, всё, что могло гореть, — вспыхнуло, но камень так и не поддался врагу.
   Он не поддался, но самой цитадели Нового Бога больше не существовало.
 
* * *
 
   — Спасибо тебе, Эйвилль, — повторил Хедин.
   Познавший Тьму застыл, вскинув голову и обратив взгляд к бушующему в небесах шторму. Буря пожирала облака, втягивая их в себя, и безжалостно рвала на множество мгновенно тающих лоскутьев. Уже ничто не напоминало вычерченную на земле фигуру, изображавшую звёздные сферы Кирддина; слепая глазница, пустой провал черепа, медленно надвигалась, словно исполинский мертвец неспешно приближал оставшееся от лица к истомлённой плоти мира.
   Конец нити уходил далеко, очень далеко, но не к пределам Хаоса и (на что втайне надеялся Хедин) не к чему-то непонятному, неведомому, на что он смог бы уверенно прилепить ярлык «обиталище Дальних».
   Собственно, за долгие века того, что иные хронисты поименовали бы «властью над Упорядоченным», его владыки так и не нашли никаких следов загадочной расы, своих самых упорных и ловких врагов; существ — или сущностей?
   Ни городов, ни храмов, ни крепостей. Попадались изредка места, где Дальним «поклонялись». Им служили, но не как Дальним, о которых всего и известно, что одно лишь название; служили тем или иным богам. Однако в капищах и храмах обязательно находилось место зеленоватому кристаллу, способному полыхать холодно-изумрудным пламенем.
   Несколько раз Ракот, ненавидевший бездействие, наверное, даже сильнее, чем Молодых Богов, Ямерта и сродственников, устраивал походы против этих твердынь. Чтобы не нарушать Закон Равновесия, он обращался к аватаре грубого варвара, силача с чёрными волосами и синими, словно холодное северное небо, глазами.
   Его армии — никакой магии, одни честные мечи да копья! — брали крепости штурмом. Жрецов, если они оказывались мрачными изуверами, практиковавшими изощрённые пытки и ритуальный каннибализм (читай — одну из самых сильных разновидностей магии крови), без долгого разбирательства допрашивали и развешивали вверх ногами на карнизах их собственного капища, каковое немедленно предавалось огню. Особые сотни оставались «на костях», дабы удостовериться, что очистительного пламени не пережил ни один из негодяев.
   Ничего не помогало. Ни один из схваченных так и не смог навести на след неуловимого врага. Образы «повелителей» являлись жрецам и аколитам исключительно в глубине зелёных кристаллов и, разумеется, не имели ничего общего с истинным обликом тех, кто вещал из смарагдовых глубин.
   Взъярившись, Ракот как-то раз собственной волей стёр во прах целую горную цепь, окружавшую один из таких «монастырей», но все равно ничего не добился.
   Хедин вспомнил монастырь в Бруневагаре, его «настоятеля» и Ночных Всадниц, учениц Сигрлинн. Великая чародейка, похоже, вела свою собственную войну с Дальними; но теперь, увы, её не спросишь и не позовёшь на помощь.
   — Бруневагар оставим на закуску, — покачал головой тогда Хедин. — Он ведь, похоже, ничем не отличается от других, верно, Ракот?
   Мрачный великан молча кивнул.
   — Оставим напоследок, — повторил Познавший Тьму, и на том разговор закончился.
   Сейчас Хедин боялся даже дышать, чтобы только не спугнуть удачу.
   «Хитры вы, хитры, но не хитрее меня. Ловко всё подстроили, знаете, как сбить с толку Читающих, но глубины мастерства Эйвилль вы не предусмотрели. Великие, вы надменно взирали на своих недругов, зная, что никто, кроме лишь Новых Богов, скованных по рукам и ногам проклятым Равновесием, не в силах вам противостоять. Однако и на вас нашлась-таки управа. Эльфы-вампиры, об этом вы даже и не подумали и не смогли от них закрыться. А Эйвилль — взяла и учуяла!..
   Собрать всех подмастерьев, послать полки. Это не какая-то тайная крепость, даже не последняя Тёмная Цитадель Ракота, о которую Ямерт со товарищи поломали в своё время немало зубов. Самый обыкновенный, самый заштатный мирок с самой обыкновенной магией, какую только можно себе вообразить. Он не закрыт, подобно Эвиалу. И не ключевой, как Хьёрвард или Мельин. Не мир с естественными порталами, вроде Зидды или Скробока. Таких, как он, — мириады, и даже больше. Перебирать по одному — не хватит вечности. Не хватит времени даже владыкам Упорядоченного, брось они все остальные дела и отдайся одному лишь поиску.
   Но теперь, враги мои, вас ожидают некоторые неприятности».
   Думать об этом оказалось непривычно и пугающе сладко, так что Хедин поспешно остановил разогнавшиеся мысли. Испытывать упоение местью достойно Ракота. Познавший Тьму не смеет даровать себе подобного удовольствия.
   Но чувство казалось поистине блаженным. Стоять в самом начале тёплого, верного следа тех, кто ускользал от него столько веков, кто разил из-за угла и бил в спину, сам всё время оставаясь безнаказанным!..
   — Позвать Гелерру, — не поворачивая головы, бросил Познавший Тьму, в полной уверенности, что обязательно найдётся кому передать его приказание. — Допрос пусть продолжает Ульвейн.
   Не истекло и десятка ударов сердца, а прекрасная гарпия уже застыла на одном колене перед обожаемым повелителем.
   — Счастлива исполнить слово великого Хедина.
   Брат Ракота только безнадёжно вздохнул. Некоторых вещей невозможно добиться даже от самых верных слуг и подмастерьев.
   — У нас есть направление. И мир, в котором кончается тропа, протянувшаяся из Кирддина. Я доверяю тебе больше всех, Гели. Возьми своих и отправляйся немедленно. Чтобы пересечь Межреальность, потребуется время. Ни я, ни мой брат не будем вас прикрывать, враг ничего не должен заподозрить…
   Гарпия истово закивала.
   — Мы рассыплемся, великий Хедин. Самое большее — по трое…
   — Верно. Не горячись, Гели, и не вздумай скромничать. Возьми с собой всех, кроме лишь абсолютно необходимых здесь, в Кирддине.
   — Но порталы… армия вторжения… быкоголовые…
   — С ними мы справимся сами. Ульвейн расскажет мне, что вы узнали, а ты — не мешкай! Прихвати с собой вот это — с его помощью пошлёшь мне весть.
   В тонкую ладонь гарпии лёг прозрачный розоватый кристалл, с половину большого пальца; на первый взгляд ничего особенного, но…
   — Он позволит тебе говорить со мной, какая бы магическая буря ни бушевала вокруг. Я боюсь выдать тебя этим, поэтому сам за тобой следить не смогу, не буду знать, где ты находишься. Так что ты уж, пожалуйста, докричись до меня сама, — Познавший Тьму слегка улыбнулся, вернее, заставил себя слегка улыбнуться; ведь ей это так важно…
   Гелерра поспешно кивала, обеими руками прижимая кристалл к груди.
   — Исполню всё, — повторила она. — Пусть повелитель не сомневается в своей верной слуге.
   — Я не сомневаюсь, Гели, иначе не просил бы тебя взяться за подобное.
   Ну, вот. Кажется, сейчас разрыдается от восторга. Нет, вроде бы справилась…
   Стоявшая (прямо в грязи) на одном колене гарпия вновь истово поклонилась, почти упираясь лбом в землю, расправила крылья и рванулась прямо в небо. Крошечная светящаяся фигурка наискось пронеслась по тёмному диску близящейся бури и пропала за горизонтом.
   — Тропу Эйвилль разглядела, — пробормотал Хедин. — А имен не назвала. Не смогла узнать? Или у тех, на другом конце, имен вообще не бывает?
   Впрочем, у него есть самое главное. След. Чёткий след и его столь же чёткое окончание. В мире под названием… какая разница, как он называется! Важно, что он ничем, совершенно ничемне примечателен.
   Так почему же он посылает вперёд Гелерру, отчего не отправляется сам, послав весть Ракоту, собрав все полки, подобно тому, как он собирался на штурм Брандея?
   Предчувствие.
   То самое, что вело вперёд и вперёд тогда, в давно минувшие годы, когда он ещё оставался самим собой, Познавшим Тьму, а не Новым Богом, на чьи плечи давит груз всего Упорядоченного.
   Да, он отправил гарпию навстречу страшной опасности. Но если уж выбирать, то её — если придётся, она умрёт со всё тем же огнём в глазах и со «славой великому Хедину!» на устах. Она умрёт счастливой.
   Привык двигать фигурки по тавлейному полю, правда, Познавший Тьму? И, что особенно отвратительно, по-другому нельзя. Какой же ты после этого, если разобраться, Бог? Так, нечто вроде домоправителя, которому уехавшие хозяева вручили ключи, строго-настрого указав, что он может делать, а что — ни под каким видом. И, опять же, к сожалению, этих хозяев не обманешь и не слукавишь. Иногда Хедину казалось, что он ощущает на себе странный взгляд — из ничего, из пустоты. Взгляд не четырёхзрачковых глаз (что он ещё бы понял) — нет, на него словно бы пристально глядело «само Упорядоченное», хотя Познавший Тьму прекрасно понимал, что это-то как раз и может быть только и исключительно поэтическим преувеличением.
   Он упрямо встряхнулся. Сжал кулаки, запрокинул голову, вновь и вновь вглядываясь в далёкие звёздные огоньки. Бедные смертные, сколько ж они мучаются, пытаясь понять их природу! А звёзды — они ведь всюду разные, в каждом мире, в каждом уголке Упорядоченного. Где-то — огромные пылающие шары, где-то — хрустальные лампадки в бесплотных руках плывущих по чёрному своду духов; Упорядоченное воистину огромно, необозримо, оно небесконечно, но вмещает в себя всё, что только может прийти на ум.
   «Нет, мои бесценные враги, — подумал Познавший Тьму, не отрывая взгляда от усеянного ночными светилами тёмного купола. — Я умею ждать не хуже вас. Вы привыкли рассчитывать и планировать так, чтобы никогда,до самого последнего момента, не появляться на поле боя самим — жестокие уроки Хединсея усвоены хорошо. Разумеется, у вас есть какой-то отнорок. Отнорок в ваше истинноеобиталище — за все бесконечные века я так и не понял, где же оно, в пределах Упорядоченного, или, быть может, где-то во владениях Хаоса (я уже всё готов принять, даже такой абсурд?).
   Гелерра спугнёт вас, но вы решите, что это — не более чем случайность, что Новые Боги слепо тычут наугад растопыренными пальцами, норовя изловить чёрную кошку в тёмной комнате. Вы ведь преисполнены такого самодовольства, вы кажетесь себе такими умными, такими проницательными, вам и в голову прийти не может, что Хедин с Ракотом отправят против вас горстку подмастерьев во главе с восторженной гарпией, вы ведь станете ожидать настоящего штурма, неисчислимых ратей — подобно тому, что мы собирали, отправляясь в поход против Брандея.
   Вы, конечно же, заметите их. Может, даже сперва отбросите. Так просто Гелерра не сдастся, не из таких.
   А потом в дело вступит Эйвилль.
   И тут, я надеюсь, вы совершите ошибку. Хотя бы один раз, попытаетесь достать меня через неё.
   А пока — пока мне следует заняться Кирддином: порталами, новыми поселенцами, быкоголовыми, и так далее и тому подобное.
   И ждать вестей от Ракота из Зидды».
   …Рядом с задумавшимся Хедином прозрачной тенью возник один из эльфов-вампиров. Познавший Тьму не обернулся. Приближённый Эйвилль поспешно опустился на одно колено.
   — Великий, она просит есть. Велела идти к тебе.
   — Я помню, — холодно, не поворачивая головы отозвался Хедин. Побороть извечное отвращение Истинного Мага к вампирам непросто. Иным это не удаётся и за много столетий. Эйвилль была исключением, но расположение к ней не распространялось на её спутников.
   — Она просит есть, — чуть настойчивее проговорил, вернее, прошептал-прошипел вампир. — Она отдала все силы, повелитель. Ты обещал…
   Хедин не повёл и бровью.
   Когда-то, давным-давно, в пору расцвета его Поколения, когда Замок Всех Древних высился в полной своей красе и величии, среди многих законов действовал и такой, что запрещал прямое убийство Истинным Магом смертного. Хороший закон, Хедин вспоминал о нём не раз и не два, уже сделавшись Новым Богом, жалея о его падении; однако запрет никогда не распространялся на уже умерших, на тех же вампиров; и нынешний Закон Равновесия, связывавший Новых Богов по рукам и ногам, этого не запрещал тако же.
   Потомство Эйвилль, её выкормыши не утратили многих талантов из свойственного расе эльфов — вампир мгновенно ощутил закипающий гнев того, кто (отлично знал он) мог в единый миг обратить и его, и сотворившую его мать-Эйвилль в кучку невесомого пепла; причём для этого Хедину не потребовалось бы никакого оружия.
   — Простите, повелитель… — давно уже мёртвый эльф, лишившийся, в отличие от Эйвилль, даже имени, послушно упал на оба колена, склонив лицо к самым сапогам Нового Бога. Обычным сапогам, какие носили, выходя в море, свободные ярлы Восточного Хьёрварда.
   — Скажи Эйвилль — я сейчас буду, — не глядя на вампира, бросил Познавший Тьму.
   Тот поспешил убраться, исчезло лёгкое гнилостное дуновение, что Хедин всегда ощущал в их присутствии.
    Этотебе придётся сделать самому, Познавший Тьму. Когда-то давно ты без колебаний бы отправил под клыки столь полезной для тебя вампирессы любого, кто подвернётся под руку, а потом сам и убил бы, да так, чтобы тот уже никогда не вылез бы больше на белый свет. Эх, всё ушло, всё. Свобода, решительность, беспощадность. Равновесие, оно, опять оно, проклятое; сейчас Хедин, как никогда хорошо понимал Ракота. Конечно, куда лучше обернуться мускулистым варваром (Познавший Тьму усмехнулся) и очертя голову броситься в бой, чем… чем вот так, как он.
   Однако этот вампир прав в одном — одёрнул себя Хедин. Эйвилль действительно нуждается в помощи.
   Познавший Тьму вошёл в шатёр. Вампирша лежала на его ложе, бледное, снежно-белое лицо среди вороха чёрных мехов — и откуда только натащили таких?
   — Повелитель… — на самом пределе слуха, даже его, Нового Бога.
   — Всё будет хорошо, Эйвилль. — Порой надо произносить именно такие, ритуальные и ничего не значащие фразы. — Ты измоталась. Отдохнёшь, и…
   — Есть… — моляще шепнула вампирша. — Повелитель… не могу… ухожу… я… отдала больше, чем следовало… простите меня, повелитель, но… нужна кровь, иначе…
   На лице Хедина ничего не отразилась.
   — Разве я сказал, что ты не получишь потребного, Эйвилль? — мягко проговорил он, присаживаясь на край ложа. — Разве я заставлю тебя голодать? Особенно после того, как ты навела меня на след? И разве не обещал я тебе крови богов?
   По лепному, безжизненному лицу пробежала судорога.
   — Повелитель… не мучьте…
   — Даже и не думаю, — покачал головой Познавший Тьму. — Я держу своё слово, Эйвилль. Ты нужна мне, гм, живой и здоровой.
   Горькая усмешка на истончившихся и почерневших губах, из-под них тускло поблескивают игольчато-острые клыки.
   — Ты не ослышалась. Кровь богов. Вернее, одного бога.Но, надеюсь, ты простишь мне это, — и Хедин спокойно протянул Эйвилль свою собственную руку, тыльной стороной запястья вверх, где под загрубевшей кожей просматривались синие жилы.
   Эйвилль вскрикнула, забилась, в ужасе зажимая ладонями рот и чуть не впиваясь клыками в собственную плоть.
   — Повелитель!.. Как можно!.. Я… вы… меня спасли… я…
   — Молчи, так ты теряешь силы ещё быстрее, — жёстко бросил Новый Бог. — Ну, давай, пока я не передумал и не послал тебе какого-нибудь быкоголового из пленных!
   Из глаз вампирши покатились самые настоящие слёзы. Даже Хедин невольно поднял бровь — считалось, что это племя по природе своей не способно плакать.
   — П-повелитель… приказывайте, повелитель… я… слаба… не могу… отказаться…
   Трясущийся подбородок коснулся твёрдо лежащей левой руки Познавшего.
   Хедин не пошевелился.
   Сахарные клыки появились из-под раздвинувшихся губ, острия осторожно коснулись загорелой кожи, прокололи её, вонзились глубже…
   Названный брат Ракота замер, неподвижностью могущий поспорить со статуей.
   Щекоча, скатились первые капли крови, и Эйвилль жадно слизнула их тонким язычком. А в следующий миг с утробным стоном бросилась на так и не отдёрнувшуюся руку, вцепилась в неё крепче, чем утопающий в брошенный с корабля канат.
   Хедин закрыл глаза, привычно коснулся вольнотекущей Силы. Океаны, необозримые пространства и великая мощь, какую не опишешь никакими словами — а ему подвластна лишь ничтожная толика. Правда, сейчас и этого хватит.
   Он знал — Эйвилль не сдержит себя. Она сейчас в экстазе, мало чем отличимом от смерти; и потому Познавший Тьму не удивился, ощутив болезненный укол — уже не в онемевшую руку, а прямо там, где сердце. Укол незримой иглой, означавший, что вампирша попыталась сделать из него себе подобного.
   Хедин не стал отбивать настойчиво тычущееся остриё, ни тем более его ломать, хотя мог проделать это с лёгкостью, лишь глубоко вздохнул, останавливая готовый влиться в него яд. Не так-то просто обратить в тупого кровопийцу Нового Бога, но… без нужды и рисковать тоже не стоит.
   Эйвилль жадно пила, так, словно истомлённая веками неутолимой жажды. Неподвижная, она страшилась проронить хотя бы каплю; и с каждым мгновением в вампирессу стремительно возвращалось то, что её соплеменники между собой называют «жизнью».
   «Будет ли она благодарна, — подумал Хедин, внутренне кривясь от боли. Вовсе не просто было сохранять отстранённый и непроницаемый вид, словно подобное занятие для него совершенно привычно. — Будет ли благодарна, или решит, что «так и надо»?»
   Или всё выйдет, как он и предполагал, и вампиресса поплывёт?
   Эйвилль пила. По левой руке медленно поднимался холод, отвоевал локоть, половину предплечья. Хедин не отводил запястья и не открывал глаз.
   Огневеющее нечто клубилось вокруг рта вампирши, втекало в неё, пронизывало всё тело, мало-помалу растворяясь в удерживаемом лишь могущественной магией прахе. Тело вампира мертво, это именно прах, зола и ничего больше.
   Вампиресса не отрывалась от запястья Познавшего Тьму, со стороны могло показаться, что она страстно целует руку своему повелителю; наконец, видя, что она не собирается останавливаться, Хедин осторожно, но решительно потянул кисть к себе — для этого пришлось взять её, ничего не чувствующую, валяющуюся мёртвой чушкой, — свободной правой рукой.
   — Достаточно. Я сказал, достаточно, Эйвилль!
   Вампирша с хриплым рыком рванулась следом за ускользающим источником вожделенной влаги.
   — Опомнись! — загремел Хедин, вскакивая. Левая рука плетью упала вдоль туловища.
   Эйвилль застыла, обезумевшие глаза вращались в орбитах, рот раскрыт, мелко подрагивают челюсти.
   — Опомнись, — уже мягче проговорил Познавший Тьму. По левой руке разливалась жгучая боль, плоть оживала.
   Прошло ещё несколько томительных мгновений, прежде чем взор вампирши прояснился, колени у неё задрожали, и она, где стояла, там и рухнула ниц перед гневным взором Хедина.
   — Повелитель… — теперь голос полнили сила и жизнь. — Казни меня, повелитель. Я… я… едва не…
   — Я считал тебя крепче, — резко бросил Хедин.
   — Повелитель… — она заплакала.
   — Кровь богов, Эйвилль. Кровь богов.
   — И это… нет, не описать… не передать… ни любовь, ни смерть, ничто… вечность… нет, перед этимвсё пустое, всё! И я… я…
   — Потеряла голову.
   — Да! — с отчаянием выкрикнула вампирша. — Повелитель, если б знала, если б я только знала…
   — Ещё немного, и мне пришлось бы ударить тебя, Эйвилль.
   — Ударьте, повелитель! Я готова на м уку, на пытку…
   — Глупая, — вздохнул Хедин. — Не зря про вас, эльфов, говорят, что втайне вы предаётесь, гм, очень экзотическим и непонятным для простых смертных видам любви. Мне пришлось бы ударить тебя не с целью покарать или причинить боль. Просто, чтобы остановить.
   Тело Эйвилль сотрясалось от рыданий.
   — Повелитель…
   — Вставай, — жёстко приказал Хедин. — У тебя сейчас сил хватит справиться с целой армией.
   Эльфка-вампир неловко поднялась, замерла, низко опустив голову.
   — Мне нет прощения…
   — Прощение заслужишь в бою.
   — Я готова! — вскричала Эйвилль.
   — Без патетики, моя дорогая. Ты оказала мне огромную услугу, не буду скрывать. Я попытался отплатить. Но ты…
   — Что надо сделать, повелитель?! — простонала несчастная.
   Познавший Тьму помедлил, словно колеблясь.
   — Мы все погибнем по первому вашему знаку, повелитель…
   — Может, и придётся. Если выгоды от этого перевесят потери, — ядовито ответил Хедин. — Так вот. По найденному тобой следу я отправил Гелерру. Она потерпит неудачу. Но там, где она окажется вынужденной отступить, ты — напитавшись моей собственной кровью, — пойдешь дальше, я не сомневаюсь. Пока я занимаюсь быкоголовыми, ты двинешься вслед за гарпией. Ты не упустишь ни одного её шага, ни одного действия. Но, как бы ни сложились обстоятельства у Гелерры, ни за что не выдавай своего присутствия. Ты станешь действовать одна, твои подопечные, — он сделал паузу, — останутся тут. Пугать быкоглавцев.
   Эйвилль закивала.
   — Там, где окончится дорога Гелерры, ты останешься в стороне от схватки. Следи за миром, не за сражением, понятно?
   — Повелитель подозревает западню? — радуясь своей догадливости, вставила вампирша.
   — Примерно. Меня особенно интересует, нет ли из того мирка какой-нибудь тайной тропки. Если кто-то и может это обнаружить, так это лишь ты, Эйвилль. С моей кровью в тебе.
   «И кое для кого ты покажешься лёгкой добычей, моя дорогая».
   Коротко кивнув воспрявшей вампирессе, Хедин резко повернулся и вышел из шатра. Сейчас ему казалось, что всё внутри пропахло той самой гнилью, источаемой ночными кровососами.
   К нему тотчас бросились оба эльфа, обращенных Эйвилль.
   — Повелитель… — жадно облизнулся один, не в силах отвести взгляд от запястья Познавшего Тьму, где красовалась пара аккуратных дырочек. — Повелитель… не снизойдёт ли в великой своей милости…
   Коротко, не замахиваясь, Хедин пнул вампира в лицо. Жадный, сосущий шепоток прервался, вампир сдавленно взвыл, опрокинулся и замер, боясь шелохнуться.
   Второй предусмотрительно пал ниц, не произнося ни слова.
   Хедин презрительно хмыкнул и прошёл мимо.
   Вампиры, одно слово. Что с них взять.
 
* * *
 
   Ракот и рыцари Ордена Прекрасной Дамы никуда не торопились. Но и не мешкали без нужды — очутившись в чужом мире, рыцари тотчас построились походным порядком, телеги встали четырёхугольником, кони влегли в постромки — и небольшой отряд двинулся прямо за высокой фигурой в алом плаще, развевающемся, несмотря на полное безветрие. Бывший Владыка Тьмы шагал, в задумчивости положив руку на загривок летучего зверя и невидяще глядя в небо. Чёрная бестия вела своего господина, словно собака-поводырь — незрячего хозяина.
   Среди исполинских деревьев малому войску оказалось сподручно — лесные гиганты так далеко раскинули толстенные ветви, что на земле меж неохватными стволами ничего не росло, густая тень не давала подняться даже сорной траве.
   Кони неспешно ступали по толстому ковру из опавших сухих листьев. Тишина, ни звука, безветрие, безмолвие, бесптичие. Нет и мелких лесных тварюшек, шуршащих у корней, прячущихся в дуплах и среди ветвей. Только деревья-гиганты: они словно не терпели никакой еще жизни рядом с собой.
   Рыцари слегка покачивались в сёдлах; оруженосцы и сквайры, как и велит устав, присели за высокими бортами телег, держа наготове снаряжённые двухдуговые арбалеты.
   На языке у Ракота вертелась обычная в таких случаях фраза: «Не нравится мне эта тишина». Он не мог вспомнить, сколько раз произносил её — на сотнях различных языков, под самыми причудливыми небесами и в самом удивительном обществе.