«Милорд ректор, — Вейде словно услыхала его смятенные мысли. — Дорогой мой маг, пришла пора. Мы начинаем. Раньше времени, но что уж поделать. Придётся долго доводить заклятье до нужного уровня, и сама ночь ещё не так близка; но
это,упавшее в Нарн… Нам надо спешить, мой милый друг. Помните, что вам предстоит сегодня удержать меня на самом краю Западной Тьмы…»
«Я готов, пресветлая королева», — Анэто собрал всю выдержку, постаравшись ответить, как и подобает блюдущему своё достоинство магу.
«Жду вас, мой друг, на прежнем месте».
«Поспешаю всемерно», — церемонно ответил ректор Ордоса, и Вейде, едва заметно хихикнув, ушла из его сознания.
А пламенная сфера с девой-скорпионом тем временем воспарила над вершинами Нарна и поплыла дальше, на запад. Позади за ней осталась настоящая просека, проломленная в нарнийской чаще, да чёрная проплешина пожара, задушенного магией великого леса.
— Вы видели последний болид, королева?
Анэто нашёл эльфийку на крошечной прогалине, там, где располагался фокус огромной, на весь Нарн, магической фигуры.
Вейде кивнула. Роскошные волосы владычицы Вечного леса развевались, словно под ветром — хотя воздух под густыми кронами застыл в тяжкой недвижности.
— Там было существо…
Эльфийка жестом остановила его.
— Всё знаю, мой добрый друг. Я это предвидела. Броня вокруг Эвиала дала трещину. Чуждых нам созданий из чуждых нам миров засасывает потоком Силы, устремившейся в пролом. Ещё одна примета Второго Пришествия, хотя сведений о ней вы не найдёте ни в каких «анналах».
— Но… куда ж они все направляются, эти создания?
— Их притягивает Западная Тьма, я полагаю. Больше нечему. У царственных эльфов зачарованного леса есть пророчество, от которого я слишком долго отмахивалась и, похоже, зря; пророчество как раз на этот случай. Там говорится, что к Отступнику придёт могучая подмога из «мест иных, дальних и незримых». Я подозревала, что имеется в виду Синь-И.
— Они должны явиться к Отступнику? Да, в «Анналах Тьмы» нет ничего и близко похожего.
— Это лишь пророчество, дорогой мой Анэто. Слова «Отступник» там не было, лишь туманный намёк, расшифрованный мною таким образом. Но ведь я могла и ошибиться.
— Если Отступник собирает войско, да ещё такоевойско… — поёжился Анэто.
— То у нас один выход — как можно скорее уничтожить их обоих, — подхватила Вейде. — И Отступника, и Разрушителя. И я надеюсь, что в глазах Западной Тьмы я прочту ответ и на вопрос, где нам их искать. А потом — потом мы пройдём лесным коридоромили вашими, милый мой ректор, тонкими путями…прямо туда.
— Даже прежде, чем в Аркин? — наверное, все-таки не стоит до срока делиться с Вейде тем, что рассказала Мегана: что Святого города больше нет и, собственно, наступать теперь просто некуда.
— Посмотрим. Скорее всего, нет. Аркинский Ключ — могущественный артефакт, он не покажется лишним, когда придётся сойтись с этой парочкой.
Анэто молча кивнул. Давай-давай, эльфка. Посмотрим, как ты запоёшь, узнав, что на месте Святого города — море мрака, и твой драгоценный Ключ — за такой оградой, что даже тебе не пробиться?..
Ты замыслила нечто невероятное, Вейде. Весь Эвиал для тебя, как, наверное, и для Салладорца — не более чем инструмент. Мечтаю посмотреть на тебя, когда ты поймешь, что этот «инструмент» выскальзывает из пальцев.
«Шаги Спасителя всё ближе, — горько подумал волшебник. — Второе Пришествие вот-вот состоится, а каждый всё равно лелеет собственные планы, точно надеется как-то выжить и избегнуть общей участи. Даже я — может, оттого, что не верю до конца в это самое Пришествие? Несмотря на все магические в идения — просто отказываюсь верить? Конец не может быть всеобщим, умру я, мои друзья — но мир останется, он пребудет вовеки. И убедить себя, что не останется ничего,— у меня не получается. Наверное, по извечной человеческой привычке.
— Готовы ли вы, любезный друг мой? — голос эльфийки журчал, подобно весеннему ручейку.
— Готов, — бесстрастно отозвался чародей.
— Тогда мы начинаем.
— Вдвоём? Без нарнийцев?
— Сегодня они нужны в другом месте, у Потаённых Камней Нарна. Мне потребуется всясила, какую только можно извлечь из этого леса.
— Приказывайте, пресветлая королева.
Анэто надеялся, что злая насмешка в его словах останется незамеченной. Вейде кивнула.
— Тогда держите меня, друг мой. Крепко-крепко.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
«Я готов, пресветлая королева», — Анэто собрал всю выдержку, постаравшись ответить, как и подобает блюдущему своё достоинство магу.
«Жду вас, мой друг, на прежнем месте».
«Поспешаю всемерно», — церемонно ответил ректор Ордоса, и Вейде, едва заметно хихикнув, ушла из его сознания.
А пламенная сфера с девой-скорпионом тем временем воспарила над вершинами Нарна и поплыла дальше, на запад. Позади за ней осталась настоящая просека, проломленная в нарнийской чаще, да чёрная проплешина пожара, задушенного магией великого леса.
* * *
— Вы видели последний болид, королева?
Анэто нашёл эльфийку на крошечной прогалине, там, где располагался фокус огромной, на весь Нарн, магической фигуры.
Вейде кивнула. Роскошные волосы владычицы Вечного леса развевались, словно под ветром — хотя воздух под густыми кронами застыл в тяжкой недвижности.
— Там было существо…
Эльфийка жестом остановила его.
— Всё знаю, мой добрый друг. Я это предвидела. Броня вокруг Эвиала дала трещину. Чуждых нам созданий из чуждых нам миров засасывает потоком Силы, устремившейся в пролом. Ещё одна примета Второго Пришествия, хотя сведений о ней вы не найдёте ни в каких «анналах».
— Но… куда ж они все направляются, эти создания?
— Их притягивает Западная Тьма, я полагаю. Больше нечему. У царственных эльфов зачарованного леса есть пророчество, от которого я слишком долго отмахивалась и, похоже, зря; пророчество как раз на этот случай. Там говорится, что к Отступнику придёт могучая подмога из «мест иных, дальних и незримых». Я подозревала, что имеется в виду Синь-И.
— Они должны явиться к Отступнику? Да, в «Анналах Тьмы» нет ничего и близко похожего.
— Это лишь пророчество, дорогой мой Анэто. Слова «Отступник» там не было, лишь туманный намёк, расшифрованный мною таким образом. Но ведь я могла и ошибиться.
— Если Отступник собирает войско, да ещё такоевойско… — поёжился Анэто.
— То у нас один выход — как можно скорее уничтожить их обоих, — подхватила Вейде. — И Отступника, и Разрушителя. И я надеюсь, что в глазах Западной Тьмы я прочту ответ и на вопрос, где нам их искать. А потом — потом мы пройдём лесным коридоромили вашими, милый мой ректор, тонкими путями…прямо туда.
— Даже прежде, чем в Аркин? — наверное, все-таки не стоит до срока делиться с Вейде тем, что рассказала Мегана: что Святого города больше нет и, собственно, наступать теперь просто некуда.
— Посмотрим. Скорее всего, нет. Аркинский Ключ — могущественный артефакт, он не покажется лишним, когда придётся сойтись с этой парочкой.
Анэто молча кивнул. Давай-давай, эльфка. Посмотрим, как ты запоёшь, узнав, что на месте Святого города — море мрака, и твой драгоценный Ключ — за такой оградой, что даже тебе не пробиться?..
Ты замыслила нечто невероятное, Вейде. Весь Эвиал для тебя, как, наверное, и для Салладорца — не более чем инструмент. Мечтаю посмотреть на тебя, когда ты поймешь, что этот «инструмент» выскальзывает из пальцев.
«Шаги Спасителя всё ближе, — горько подумал волшебник. — Второе Пришествие вот-вот состоится, а каждый всё равно лелеет собственные планы, точно надеется как-то выжить и избегнуть общей участи. Даже я — может, оттого, что не верю до конца в это самое Пришествие? Несмотря на все магические в идения — просто отказываюсь верить? Конец не может быть всеобщим, умру я, мои друзья — но мир останется, он пребудет вовеки. И убедить себя, что не останется ничего,— у меня не получается. Наверное, по извечной человеческой привычке.
— Готовы ли вы, любезный друг мой? — голос эльфийки журчал, подобно весеннему ручейку.
— Готов, — бесстрастно отозвался чародей.
— Тогда мы начинаем.
— Вдвоём? Без нарнийцев?
— Сегодня они нужны в другом месте, у Потаённых Камней Нарна. Мне потребуется всясила, какую только можно извлечь из этого леса.
— Приказывайте, пресветлая королева.
Анэто надеялся, что злая насмешка в его словах останется незамеченной. Вейде кивнула.
— Тогда держите меня, друг мой. Крепко-крепко.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
…Клара Хюммель, боевой маг по найму, глава своей Гильдии, уроженка Долины магов, где обитают сильнейшие, как они сами считают, чародеи Упорядоченного, решительно шагнула под низкую арку, откуда лился мягкий свет, испускаемый явно не факелами или масляными лампами. Рубиновая шпага удобно и привычно лежала в правой ладони, левую чародейка положила на эфес Деревянного Меча, висевшего на левом боку.
Высеченный в сплошной скале заклинательный покой; что именно заклинательный — ясно по испещрявшим стены рунам и магическим фигурам. В полу — углубления, где неярко полыхают беспламенные огни, вытянувшиеся дорожкой к воздвигнутому в дальнем конце жертвеннику — уже знакомому по великой пирамиде рубиновому кристаллу, пылающему, словно кипящая кровь.
И спокойно стоящие фигуры, высокие, с головы до пят закутанные в просторные плащи, лица скрыты низкими капюшонами.
И ещё — шипение. Вползающее в уши отвратительное шипение, словно под самыми ногами у Клары — клубок сплетшихся змей.
— Пришшшли, — раздалось вдруг в покое.
Клара вздрогнула — такое торжество полнило этот голос, словно его обладатель наконец-то достиг цели своего бытия.
Ни одна из закутанных в плащи фигур (чародейка не сомневалась, что это — дуотты) не шевельнулась, не подняла оружия для защиты, вообще не обратила никакого внимания на грозный клинок в руке боевой волшебницы.
— Вперёд!
Клара больше не мешкала. В таких местах добрых душ не встретишь, а потому нечего и тратить время на какие-то слова и разговоры. Пусть скажет своё простая и честная сталь — она не успела в своё время, когда эта мерзавка Сильвия крушила охраняющие Эвиал скрижали; так пусть же потанцует сейчас, отправив к праотцам (или в любую иную форму небытия) собравшихся здесь злодеев!
За спиной Клары кто-то предостерегающе крикнул — похоже, Ниакрис, но волшебница уже не слушала. Наконец-то равный бой. Наконец-то она поймала этих негодяев, когда они не окружены многотысячной ратью. Наконец-то боевая чародейка Долины сможет показать себя во всей красе.
Как она ждала этого! Не болтаться под разными небесами безвольной куклой, то убегая от гнева Игнациуса, то преследуя по пятам негодника Кэра… а полностью принадлежать себе.
«Несравненное право — самому выбирать свою смерть», — сказал один великий поэт в странном мире, лишённом магии, на чьих алмазных пляжах Клара позволяла себе понежиться время от времени.
Сейчас она сама начинала поединок.
…Клара атаковала, как учили — любимой зачарованной шпагой, метя под капюшон ближайшей фигуры. В левой руке — кинжал-дага, мало чем уступающий рубиновому клинку. Камни на эфесе полыхнули алым, сталь пронзила грубую ткань коричневого плаща, но поражённый в горло враг даже не пошатнулся. Окровавленное острие высунулось наружу, Клара не промахнулась, и перед ней стоял не призрак, а существо из плоти из крови — тем не менее фигура не торопилась падать.
Краем глаза Клара заметила движение слева, крутнулась, отвечая стремительным и точным выпадом кинжала — остро отточенная дага встретила лёгкое сопротивление, и…
И ничего.
Если не считать того, что оба клинка намертво застряли.
На помощь бросилась Райна, ударила щитом, опрокидывая левого и нанизывая на копьё правого. Бешено взвизгнула Тави: мельинка вспомнила уроки давно погибшего наставника и с переплетённых особым образом пальцев сорвалась молния; словно отвечая ей, беззвучная и смертоносная, прыгнула Ниакрис, и воздух уже стонал, рассекаемый парой небольших ухватистых топориков.
Что-то сотворил и Бельт, Клара ощутила упругий толчок чужой магии; с бешеным боевым кличем кинулись в свалку Шердрада с подружками-орками; оружие и чары разили… никого в действительности не поражая.
А фигуры в капюшонах, пробитые копьями, рассечённые клинками и топорами, обожжённые молниями, вспоротые изнутри каким-то заклятьем Бельта вдруг стали стремительно распухать, вспучиваться, уродливые коричневые плащи расползались по швам, из прорех пёрло нечто бесформенное и бесцветно-серое; липкая, упругая масса, в которой застревала сталь и тонула магия.
Ловушка. Идеальная западня. Мышеловка, настороженная на Клару Хюммель.
«Назад, все назад!» — хотела она закричать — и не смогла.
Серая змейка легко скользнула по рубиновому клинку, вспыхнула, коснувшись яростно пылающего камня, но за ней рвались десятки других. Выпустив бесполезные эфесы, Клара схватилась за оранжевый браслет. Миг она ещё поколебалась — и тут её резанул ледяной взгляд Райны, с молчаливым ожесточением бившейся в серой дряни, охватившей её уже по грудь.
«Не допусти позора», — говорил этот взгляд.
Но Мечи!.. Оставить их? Они-то, небось, переживут даже Хаос…
Причудливо перевитые нити сделались нестерпимо-холодными. Кларе показалось, что время останавливается — для всего и всех, кроме неё. Она удивлённо оглянулась — точно, её товарищи и спутники застыли в странных, изломанных позах, кто до колен, кто до пояса, а кто и по грудь охваченные серой массой.
От браслета расходились волны холода, рука немела, что-то чувствовали лишь кончики пальцев, но очень скоро сдались и они. Острые иголки вонзались в локоть, и Клара заскрежетала зубами — терпеть такую боль ей не доводилось уже давно.
Браслет Хаоса не нуждался в наставлениях. Ему требовалось отдать лишь одну команду, и дальше он поступал по собственному разумению.
Клара зажмурилась, стараясь дышать ровно и глубоко. Она не имела права терять сознание, тогда вырвавшуюся из заточения кровожадную и разрушительную силу не сдержит уже ничто.
Браслет, великое сокровище, знал своё дело. Он защищал хозяйку — так, как считал нужным. Он остановил поток Великой Реки, время застыло для всех, кроме самой Клары; сейчас он должен расправиться с серой дрянью.
Прошли мгновения, они сливались в цепочку, чародейка Долины молча корчилась от боли, но ничего не происходило. А потом браслет вдруг вспыхнул и распался оранжевой трухой, медленно осыпаясь с Клариного запястья.
…Несдерживаемое время ринулось вперёд, словно торопясь наверстать упущенное. Захрипела Шердрада — серое уверенно заливало ей рот и одновременно не давало поднять руку с кинжалом, потому что орка явно вознамерилась покончить с собой, перерезав себе горло.
Браслет не выдержал, он столкнулся с ещё большей силой, и это означало только одно. Настолько страшное, что Клара раньше боялась задумываться о подобном.
Браслет Хаоса бессилен против одного-единственного.
Против самого Хаоса.
А, следовательно, дуотты Империи Клешней имели у себя в союзниках по крайней мере одну поистине великую Сущность.
У Клары хватило духа не тешить победителей своим ужасом и отчаянием. Она не кричала и не рвалась, просто молча стояла, не опуская глаз.
Чародейка завела свой отряд в ловушку.
— Мечи, Клара! — выкрикнул Бельт. — Только они… ещё помогут. Это Хаос, я его чувствую, это он, больше некому; Клара, скорее, иначе…
Он отчаянно замычал — серое поднялось выше губ.
Вот и всё, Клара…
Она потянулась к дремлющей мощи Алмазного и Деревянного братьев — но тут серая мгла бросилась ей прямо в лицо, словно разъярённая крыса, и мир в глазах Клары разом померк.
Достопочтенный мессир Архимаг с трудом сдерживал нетерпение. Дела шли лучше и не придумаешь. Игнациус не верил в «судьбу», «предназначение», «везение» и тому подобную чушь. Происходит только то, что ты сам подготовил. И если тебе «не повезло» — это говорит лишь о том, что подготовка никуда не годилась.
До недавнего времени почти все планы достопочтенного мессира прилежно осуществлялись. Да, иногда он терпел неудачи — но всякий раз тщательно разбирался в случившемся и извлекал уроки. Поставив перед собой какую-либо цель и отступив однажды, со второй попытки всегда побеждал.
В этот же раз всё складывалось поистине чудесно, впору было заподозрить чьи-то каверзы и «игру в поддавки», но преимущество Игнациуса заключалось в том, что его противники «поддаваться» как раз не могли.
Со следами Смертного Ливня мессиру Архимагу пришлось повозиться. Сильвия стремительно набирала силу и стала бы, наверное, по-настоящему опасной, не позаботься Игнациус ещё и об этом. Впрочем, как и обо всем остальном.
Сейчас он стоял, «вкушая заслуженный отдых», как сказала бы Ирэн Мескотт, опираясь на посох и не без самодовольства глядя на девственно-чистый берег. Оставленного Ливнем гибельного болота больше не существовало.
— Неплохо, неплохо, — пробормотал чародей. — Очень даже неплохо, сударь мой Архимаг. Даже откат оказался не так уж страшен.
Теперь Смертный Ливень станет гулять по Эвиалу. Раз Сильвия выпустила его на волю, обратно она его не загонит. Эта стервочка, вкусив подобного лакомства, от него уже не оторвётся.
Куда больше занимали Игнациуса падающие всё чаще и чаще огненные болиды. Раньше это случалось лишь по ночам, а теперь их всё больше и больше можно было видеть ярким солнечным днём. Они рушились куда-то за горизонт, порою — в море; и мессир Архимаг почувствовал нечто вроде раздражения — он не любил «загадок», тем более здесь, в Эвиале, где он так долго и старательно готовил свой капкан.
Вот и теперь — пока достопочтенный маг стоял, отдыхая и любуясь на дело своих рук — кристально чистый песок, прозрачная вода, — горизонт рассекла огнистая черта. На сей раз таинственный болид рухнул не так далеко — в полулиге от берега, взметнув к очистившемуся небу белопенный столб. Игнациус прищурился — и увидел, как из водоворота поднялось диковинное крылатое создание, что-то вроде змея, увенчанного длинным радужным гребнем, заключенное в огненную сферу, и медленно поплыло над морем прочь — на запад, на запад, на запад.
— Вот даже как, — пробормотал про себя Игнациус. — Превеликие небеса! Это кто ж такой?!
Мессир Архимаг истребил за свои три тысячи лет не одну сотню жутких (и жутчайших) тварей, однако ни разу не сталкивался ни с чем подобным. Недолго думая, он вскинул посох.
Крылатый змей конвульсивно дёрнулся, сделал попытку повернуть — но куда там! Похоже, что на закат его тащили самые настоящие канаты, хоть и незримые.
Губы мессира Архимага сжались в тонкую, побелевшую линию. Неприятно. Наложенное на сущность заклинание явно сильнее его, Игнациуса, чар. Конечно, он вымотался и устал, но, небеса и бездны, наговоры местных волшебников обязаны перебиваться по одному щелчку его пальцев. А тут…
Игнациус резко вонзил посох в землю. Так, кажется, местное заартачилось. Посмотрим, посмотрим…
Мессир Архимаг оттого и стал «мессиром», что никогда,ни разу в жизни, не относился с пренебрежением ни к одному противнику. Даже к самому захудалому.
И сейчас он ударил всей своей мощью и умением, соединяя слово с мыслью и жестом. Архаика порою тоже бывает полезна.
Чары Игнациуса охватили змееподобное существо, властно отдавая ему приказ — назад!
Радужный гребень замерцал, запереливался, плоская голова с лишёнными век глазами обернулась, и Архимаг услыхал бесплотный, полный несказанной м уки голос:
«Сссспасссибо тебе, но ты опоздал. Мне уже не поможешь, помоги другим. Онзатягивает всех… торопись, маг, торопись. Я укажу дорогу…»
И тут вмешалась другая сила — та самая, таящаяся за блистающим закатным горизонтом. И она, эта сила, очень не любила, когда с её игрушками начинал забавляться кто-то ещё.
По рукам Игнациуса словно хлестнули обжигающим кнутом, так что маг зашипел от боли и выпустил оголовок посоха. А радужного змея помчал вперёд налетевший неведомо откуда ураган, однако пленник успел в последний раз взглянуть на Игнациуса:
«Торописссь… на осссстров… осссстров…»
Речь его пресеклась, многоцветные отблески драгоценного гребня погасли в поспешно навалившихся со всех сторон тёмных тучах.
Архимаг остался стоять, потирая левое предплечье, на котором — он знал — вскоре вспухнет багровый рубец. Его не хотели убить, его просто предупреждали.
Но ничего, ничего. Он успел увидеть и, главное, почувствовать достаточно. Сегодня же вечером он подробно разложит всё по магическим компонентам и тогда разберется, в том числе, и где лежит этот самый «осссстров».
Посоветоваться с Динтрой? Пожалуй… вот и пригодится наш лекарь, коий, как всё сильнее подозревал Игнациус, на самом деле никакой не лекарь, а…
Пришла пора выяснить также и это. Если, конечно, не помешает главному.
Во всяком случае, больше мессиру Архимагу тут делать нечего.
Ворота ордосской Академии Высокого Волшебства оказались накрепко запертыми, и на яростный стук долго никто не отзывался.
— Поумирали они там все, что ли? — раздражённо бросил Хаген, по-прежнему не расставаясь с обликом лекаря Динтры. Его левая рука лежала на груди Даэнура, и только поэтому сердце дуотта ещё продолжало биться.
— Никак нет, — отозвался кто-то из добровольных носильщиков. — Все маги, как один, сколько было, с нами дрались. В школе одни юнцы остались, даже огнешара не пустят.
Хаген молча поднял бровь — едва ли здешние чародеи озаботились поделиться своими планами с дружинниками-ополченцами. В конце концов створка всё-таки приоткрылась, и «лекарь Динтра» увидел совсем молоденькую девчонку с непослушными рыжими кудрями над высоким чистым лбом.
— Мэтр Даэнур ранен, мы доставили его в Академию, — Хаген решительно шагнул внутрь. — Куда его отнести?
Растерявшаяся девчонка (наверное, только-только принятая, подумал Хаген) махнула рукой в сторону длинного серого здания.
…Факультет малефицистики, сиречь злоделания, встретил Хагена пустотой, тишиной, запустением. Пыль, паутина, затхлость. Здесь не убирались, наверное, целую вечность.
…А книги тут, похоже, неплохи — Хаген отсюда ощущал исходящую от них злую ауру. Они призывали к отмщению, сами просились в руки, и понятно, почему племянник Аглаи Стевенхорст взялся за них: молодёжь слишком любит простую и грубую силу. Результат сразу, да и вообще — некромантия, таинственно, красиво. Чёрное идёт многим. Даже слишком многим.
В глубине нашлась комната с узкой лежанкой, Даэнура осторожно переложили на неё; Хаген махнул добровольным помощникам, мол, уходите, спасибо, ваше дело сделано.
Жёлтые совиные глаза раскрылись, неожиданно остро и резко взглянули на «лекаря».
— Говори, я слушаю, — негромко произнёс ученик Хедина.
— Благодарю, — выдохнул старый дуотт. — Слушай, пришедший извне!.. или… нет. Скажи, ты ведь от них?От настоящих богов, от тех, кто правит… всем этим, что больше Эвиала?
Хаген молча кивнул, и у Даэнура вырвался вздох облегчения, безгубый рот искривился в гротескном подобии улыбки.
— Я знал, — шепнул он. — Я верил. Верил, что тамдолжна быть справедливость…
— Ты хотел поведать мне что-то важное, — не слишком вежливо прервал его Хаген. — Что твои соплеменники-дуотты готовят, как ты сказал, «возвращение». Кого, когда, во имя чего?
— Да… — глубокий выдох, в глазах — боль, которая уже не уйдёт. — Дай мне немного силы, великий. Иначе мои братья успеют раньше, чем я закончу свой рассказ.
Хаген вновь кивнул. Лежащие на груди дуотта пальцы сжались в кулак, лицо осталось бесстрастным, но Даэнур вновь улыбнулся через силу:
— Тебе больно. Это хорошо — за тобою истина. Дуотты, мои братья, измыслили план мести за своё давнишнее поражение. Они знали, что не могут победить. Им оставалось только умереть, но так, чтобы захватить с собой всех, всехсвоих врагов и их потомков. Они связались с тем, что здесь называют Западной Тьмой. Вместе с другими, неведомыми мне, создавали Империю Клешней, познавали высокую некромантию. И всё потому, что Она обещала им победу, великую трансформу, что изменит весь старый Эвиал, отмщение врагам. А они, дуотты, за оказанную Ей помощь станут… высшими. Посвященными. И двинутся с Ней покорять новые миры. До тех пор, пока каждый из них не станет богом. В своём собственном бытии.
— Неплохо, — процедил сквозь зубы Хаген. — И откуда ты всё это знаешь?
— Что ведомо одному дуотту, то знают все. Ну… или почти все.
— А почему же теперь открываешься мне? — на миг в Хагене вновь ожил лихой хединсейский тан. — Предаешь свою кровь?
— Моя кровь обезумела, великий. И я потому предаю дуоттов в твои руки, что надеюсь на милосердие. Ты ведь не случайно принял облик лекаря, не случайно лечишь и меня…
— Не трать силы, Даэнур. Говори, чего ты просишь?
— Не попусти полного истребления дуоттов, великий. Отведи свою карающую длань от невинных малолеток. Выведи их из этого проклятого обиталища; дай им пустой, никем не заселённый мир, где они смогли бы начать всё сначала. Дети, только дети, и подростки, в ком ещё нет этой скверны, кто не отравлен местью!.. Умоляю тебя, великий!..
Даэнур сделал попытку соскользнуть с лежанки и обнять ноги Хагена. Напрасная попытка, железная рука бывшего тана без труда удержала декана на месте.
— Лежи и не шевелись, — рыкнул сподвижник Хедина. — Я обещаю тебе, что сделаю всё, мне доступное. Донесу твою просьбу тем, кто определит судьбу дуоттов. Твои соплеменники, похоже, и впрямь не могут делить ни с кем свои обиталища. Даю тебе слово.
— Спасибо, великий… — лицо Даэнура расслабилось, веки смежились. — Теперь я буду говорить дальше. Средоточие всего и вся — маленький остров на крайнем западе, под названием Утонувший Краб. На нём, на этом острове… — шёпот дуотта сделался еле слышным, и Хаген наклонился к самым губам, боясь пропустить хотя бы слово.
Мессир Архимаг умел поспешать медленно и никуда не торопиться, когда сталкивался с действительно необъяснимым. Динтра ушёл в город и пропал; ну и пусть его, ну и хорошо, нечего мешаться под ногами…
Проводив взглядом пленённого змея, скрывшегося в туманной дымке у горизонта, Игнациус в буквальном смысле засучил рукава. Сбросил тяжёлый плащ, и прямо тут, на морском берегу, принялся чертить заклинательную фигуру.
Там, где Фесс и Рыся тратили целый день, Игнациус справлялся за час. Рука старого мага не дрожала, и ему хватало одного взгляда на затянутое тучами небо, чтобы разом определить положение всех важных для данного магического построения светил.
Он быстро взмок, но работу не оставил; острие посоха чертило на песке на удивление правильные прямые, дуги и хорды. Очень скоро он будет знать всё.
— Высокородная госпожа Клара Хюммель, — прогнусавил странно-знакомый голос. — Вот и довелось встретиться вновь, высокородная госпожа!
Клара застонала — в виски словно ввинчивалась пара тупых толстенных болтов.
— Сейчас вам станет легче, госпожа. Вот так — лучше?
Боль и впрямь отступила. Мельтешение в глазах улеглось, так что чародейка смогла осмотреться.
Тот же самый покой, только на сей раз — никакого следа серой дряни. Она совершенно обнажена и распята на алтарном камне цвета кипящей крови; и рядом стоит, усмехаясь, тот самый козлоногий, с кем по поручению Игнациуса довелось вести переговоры!
— Вижу, высокородная госпожа узнала меня.
— Допустим, — процедила сквозь зубы Клара. — Узнала. Что, в прошлый раз на меня не насмотрелся? Снова полюбоваться захотелось?
— Высокородная госпожа, — в голосе козлоногого звучала почти искренняя обида. — Уверяю вас, что сие сделано исключительно с целью обезопасить и нас, и вас от каких-либо неприятных сюрпризов. Я лишён плотского влечения, хотя и понимаю, что это такое.
— Бедный, — сощурилась чародейка. — В таком случае ты много потерял.
— Возможно, — вежливо поклонилась тварь. — Но, с разрешения госпожи, ближе к делу.
— А без этого, — Клара постаралась кивнуть на цепи, наручники и кандалы, — никак не обойтись? Вы лишили меня магии, я всё равно никуда не денусь…
Козлоногий с серьёзностью, которая в другой ситуации показалась бы потешной, покачал головой — совсем по-человечески.
— Нет, высокородная госпожа. Обстоятельства изменились. Вы смогли нас удивить.
Вы были сильным противником. Но вы проиграли. И не могли не проиграть, потому что слишком уж сильно любили честь в себе. Вот потому вы и полезли очертя голову в совершенно очевидную, в простейшую ловушку. Многие из моих… соратников, назовём их так, советовали выставить против вас и вашего отряда целую армию — даже самые лучшие бойцы не продержатся в одиночку против тысяч.
— Помнится мне, что не так уж давно мы продержались. Против целой армии твоих сородичей.
— Верно, — неожиданно легко кивнул козлоногий. — Вы продержались. Но потом в дело вступила совершенно новая сила, которая и смешала все карты, как говорят у вас, людей. Если бы не она — вы бы не победили. Впрочем, это действительно уже прошлое. А настоящее — вот оно, — козлоногий эффектным жестом повёл жутковатого вида лапой. — Вы, госпожа, прикованы к алтарному камню.
Высеченный в сплошной скале заклинательный покой; что именно заклинательный — ясно по испещрявшим стены рунам и магическим фигурам. В полу — углубления, где неярко полыхают беспламенные огни, вытянувшиеся дорожкой к воздвигнутому в дальнем конце жертвеннику — уже знакомому по великой пирамиде рубиновому кристаллу, пылающему, словно кипящая кровь.
И спокойно стоящие фигуры, высокие, с головы до пят закутанные в просторные плащи, лица скрыты низкими капюшонами.
И ещё — шипение. Вползающее в уши отвратительное шипение, словно под самыми ногами у Клары — клубок сплетшихся змей.
— Пришшшли, — раздалось вдруг в покое.
Клара вздрогнула — такое торжество полнило этот голос, словно его обладатель наконец-то достиг цели своего бытия.
Ни одна из закутанных в плащи фигур (чародейка не сомневалась, что это — дуотты) не шевельнулась, не подняла оружия для защиты, вообще не обратила никакого внимания на грозный клинок в руке боевой волшебницы.
— Вперёд!
Клара больше не мешкала. В таких местах добрых душ не встретишь, а потому нечего и тратить время на какие-то слова и разговоры. Пусть скажет своё простая и честная сталь — она не успела в своё время, когда эта мерзавка Сильвия крушила охраняющие Эвиал скрижали; так пусть же потанцует сейчас, отправив к праотцам (или в любую иную форму небытия) собравшихся здесь злодеев!
За спиной Клары кто-то предостерегающе крикнул — похоже, Ниакрис, но волшебница уже не слушала. Наконец-то равный бой. Наконец-то она поймала этих негодяев, когда они не окружены многотысячной ратью. Наконец-то боевая чародейка Долины сможет показать себя во всей красе.
Как она ждала этого! Не болтаться под разными небесами безвольной куклой, то убегая от гнева Игнациуса, то преследуя по пятам негодника Кэра… а полностью принадлежать себе.
«Несравненное право — самому выбирать свою смерть», — сказал один великий поэт в странном мире, лишённом магии, на чьих алмазных пляжах Клара позволяла себе понежиться время от времени.
Сейчас она сама начинала поединок.
…Клара атаковала, как учили — любимой зачарованной шпагой, метя под капюшон ближайшей фигуры. В левой руке — кинжал-дага, мало чем уступающий рубиновому клинку. Камни на эфесе полыхнули алым, сталь пронзила грубую ткань коричневого плаща, но поражённый в горло враг даже не пошатнулся. Окровавленное острие высунулось наружу, Клара не промахнулась, и перед ней стоял не призрак, а существо из плоти из крови — тем не менее фигура не торопилась падать.
Краем глаза Клара заметила движение слева, крутнулась, отвечая стремительным и точным выпадом кинжала — остро отточенная дага встретила лёгкое сопротивление, и…
И ничего.
Если не считать того, что оба клинка намертво застряли.
На помощь бросилась Райна, ударила щитом, опрокидывая левого и нанизывая на копьё правого. Бешено взвизгнула Тави: мельинка вспомнила уроки давно погибшего наставника и с переплетённых особым образом пальцев сорвалась молния; словно отвечая ей, беззвучная и смертоносная, прыгнула Ниакрис, и воздух уже стонал, рассекаемый парой небольших ухватистых топориков.
Что-то сотворил и Бельт, Клара ощутила упругий толчок чужой магии; с бешеным боевым кличем кинулись в свалку Шердрада с подружками-орками; оружие и чары разили… никого в действительности не поражая.
А фигуры в капюшонах, пробитые копьями, рассечённые клинками и топорами, обожжённые молниями, вспоротые изнутри каким-то заклятьем Бельта вдруг стали стремительно распухать, вспучиваться, уродливые коричневые плащи расползались по швам, из прорех пёрло нечто бесформенное и бесцветно-серое; липкая, упругая масса, в которой застревала сталь и тонула магия.
Ловушка. Идеальная западня. Мышеловка, настороженная на Клару Хюммель.
«Назад, все назад!» — хотела она закричать — и не смогла.
Серая змейка легко скользнула по рубиновому клинку, вспыхнула, коснувшись яростно пылающего камня, но за ней рвались десятки других. Выпустив бесполезные эфесы, Клара схватилась за оранжевый браслет. Миг она ещё поколебалась — и тут её резанул ледяной взгляд Райны, с молчаливым ожесточением бившейся в серой дряни, охватившей её уже по грудь.
«Не допусти позора», — говорил этот взгляд.
Но Мечи!.. Оставить их? Они-то, небось, переживут даже Хаос…
Причудливо перевитые нити сделались нестерпимо-холодными. Кларе показалось, что время останавливается — для всего и всех, кроме неё. Она удивлённо оглянулась — точно, её товарищи и спутники застыли в странных, изломанных позах, кто до колен, кто до пояса, а кто и по грудь охваченные серой массой.
От браслета расходились волны холода, рука немела, что-то чувствовали лишь кончики пальцев, но очень скоро сдались и они. Острые иголки вонзались в локоть, и Клара заскрежетала зубами — терпеть такую боль ей не доводилось уже давно.
Браслет Хаоса не нуждался в наставлениях. Ему требовалось отдать лишь одну команду, и дальше он поступал по собственному разумению.
Клара зажмурилась, стараясь дышать ровно и глубоко. Она не имела права терять сознание, тогда вырвавшуюся из заточения кровожадную и разрушительную силу не сдержит уже ничто.
Браслет, великое сокровище, знал своё дело. Он защищал хозяйку — так, как считал нужным. Он остановил поток Великой Реки, время застыло для всех, кроме самой Клары; сейчас он должен расправиться с серой дрянью.
Прошли мгновения, они сливались в цепочку, чародейка Долины молча корчилась от боли, но ничего не происходило. А потом браслет вдруг вспыхнул и распался оранжевой трухой, медленно осыпаясь с Клариного запястья.
…Несдерживаемое время ринулось вперёд, словно торопясь наверстать упущенное. Захрипела Шердрада — серое уверенно заливало ей рот и одновременно не давало поднять руку с кинжалом, потому что орка явно вознамерилась покончить с собой, перерезав себе горло.
Браслет не выдержал, он столкнулся с ещё большей силой, и это означало только одно. Настолько страшное, что Клара раньше боялась задумываться о подобном.
Браслет Хаоса бессилен против одного-единственного.
Против самого Хаоса.
А, следовательно, дуотты Империи Клешней имели у себя в союзниках по крайней мере одну поистине великую Сущность.
У Клары хватило духа не тешить победителей своим ужасом и отчаянием. Она не кричала и не рвалась, просто молча стояла, не опуская глаз.
Чародейка завела свой отряд в ловушку.
— Мечи, Клара! — выкрикнул Бельт. — Только они… ещё помогут. Это Хаос, я его чувствую, это он, больше некому; Клара, скорее, иначе…
Он отчаянно замычал — серое поднялось выше губ.
Вот и всё, Клара…
Она потянулась к дремлющей мощи Алмазного и Деревянного братьев — но тут серая мгла бросилась ей прямо в лицо, словно разъярённая крыса, и мир в глазах Клары разом померк.
* * *
Достопочтенный мессир Архимаг с трудом сдерживал нетерпение. Дела шли лучше и не придумаешь. Игнациус не верил в «судьбу», «предназначение», «везение» и тому подобную чушь. Происходит только то, что ты сам подготовил. И если тебе «не повезло» — это говорит лишь о том, что подготовка никуда не годилась.
До недавнего времени почти все планы достопочтенного мессира прилежно осуществлялись. Да, иногда он терпел неудачи — но всякий раз тщательно разбирался в случившемся и извлекал уроки. Поставив перед собой какую-либо цель и отступив однажды, со второй попытки всегда побеждал.
В этот же раз всё складывалось поистине чудесно, впору было заподозрить чьи-то каверзы и «игру в поддавки», но преимущество Игнациуса заключалось в том, что его противники «поддаваться» как раз не могли.
Со следами Смертного Ливня мессиру Архимагу пришлось повозиться. Сильвия стремительно набирала силу и стала бы, наверное, по-настоящему опасной, не позаботься Игнациус ещё и об этом. Впрочем, как и обо всем остальном.
Сейчас он стоял, «вкушая заслуженный отдых», как сказала бы Ирэн Мескотт, опираясь на посох и не без самодовольства глядя на девственно-чистый берег. Оставленного Ливнем гибельного болота больше не существовало.
— Неплохо, неплохо, — пробормотал чародей. — Очень даже неплохо, сударь мой Архимаг. Даже откат оказался не так уж страшен.
Теперь Смертный Ливень станет гулять по Эвиалу. Раз Сильвия выпустила его на волю, обратно она его не загонит. Эта стервочка, вкусив подобного лакомства, от него уже не оторвётся.
Куда больше занимали Игнациуса падающие всё чаще и чаще огненные болиды. Раньше это случалось лишь по ночам, а теперь их всё больше и больше можно было видеть ярким солнечным днём. Они рушились куда-то за горизонт, порою — в море; и мессир Архимаг почувствовал нечто вроде раздражения — он не любил «загадок», тем более здесь, в Эвиале, где он так долго и старательно готовил свой капкан.
Вот и теперь — пока достопочтенный маг стоял, отдыхая и любуясь на дело своих рук — кристально чистый песок, прозрачная вода, — горизонт рассекла огнистая черта. На сей раз таинственный болид рухнул не так далеко — в полулиге от берега, взметнув к очистившемуся небу белопенный столб. Игнациус прищурился — и увидел, как из водоворота поднялось диковинное крылатое создание, что-то вроде змея, увенчанного длинным радужным гребнем, заключенное в огненную сферу, и медленно поплыло над морем прочь — на запад, на запад, на запад.
— Вот даже как, — пробормотал про себя Игнациус. — Превеликие небеса! Это кто ж такой?!
Мессир Архимаг истребил за свои три тысячи лет не одну сотню жутких (и жутчайших) тварей, однако ни разу не сталкивался ни с чем подобным. Недолго думая, он вскинул посох.
Крылатый змей конвульсивно дёрнулся, сделал попытку повернуть — но куда там! Похоже, что на закат его тащили самые настоящие канаты, хоть и незримые.
Губы мессира Архимага сжались в тонкую, побелевшую линию. Неприятно. Наложенное на сущность заклинание явно сильнее его, Игнациуса, чар. Конечно, он вымотался и устал, но, небеса и бездны, наговоры местных волшебников обязаны перебиваться по одному щелчку его пальцев. А тут…
Игнациус резко вонзил посох в землю. Так, кажется, местное заартачилось. Посмотрим, посмотрим…
Мессир Архимаг оттого и стал «мессиром», что никогда,ни разу в жизни, не относился с пренебрежением ни к одному противнику. Даже к самому захудалому.
И сейчас он ударил всей своей мощью и умением, соединяя слово с мыслью и жестом. Архаика порою тоже бывает полезна.
Чары Игнациуса охватили змееподобное существо, властно отдавая ему приказ — назад!
Радужный гребень замерцал, запереливался, плоская голова с лишёнными век глазами обернулась, и Архимаг услыхал бесплотный, полный несказанной м уки голос:
«Сссспасссибо тебе, но ты опоздал. Мне уже не поможешь, помоги другим. Онзатягивает всех… торопись, маг, торопись. Я укажу дорогу…»
И тут вмешалась другая сила — та самая, таящаяся за блистающим закатным горизонтом. И она, эта сила, очень не любила, когда с её игрушками начинал забавляться кто-то ещё.
По рукам Игнациуса словно хлестнули обжигающим кнутом, так что маг зашипел от боли и выпустил оголовок посоха. А радужного змея помчал вперёд налетевший неведомо откуда ураган, однако пленник успел в последний раз взглянуть на Игнациуса:
«Торописссь… на осссстров… осссстров…»
Речь его пресеклась, многоцветные отблески драгоценного гребня погасли в поспешно навалившихся со всех сторон тёмных тучах.
Архимаг остался стоять, потирая левое предплечье, на котором — он знал — вскоре вспухнет багровый рубец. Его не хотели убить, его просто предупреждали.
Но ничего, ничего. Он успел увидеть и, главное, почувствовать достаточно. Сегодня же вечером он подробно разложит всё по магическим компонентам и тогда разберется, в том числе, и где лежит этот самый «осссстров».
Посоветоваться с Динтрой? Пожалуй… вот и пригодится наш лекарь, коий, как всё сильнее подозревал Игнациус, на самом деле никакой не лекарь, а…
Пришла пора выяснить также и это. Если, конечно, не помешает главному.
Во всяком случае, больше мессиру Архимагу тут делать нечего.
* * *
Ворота ордосской Академии Высокого Волшебства оказались накрепко запертыми, и на яростный стук долго никто не отзывался.
— Поумирали они там все, что ли? — раздражённо бросил Хаген, по-прежнему не расставаясь с обликом лекаря Динтры. Его левая рука лежала на груди Даэнура, и только поэтому сердце дуотта ещё продолжало биться.
— Никак нет, — отозвался кто-то из добровольных носильщиков. — Все маги, как один, сколько было, с нами дрались. В школе одни юнцы остались, даже огнешара не пустят.
Хаген молча поднял бровь — едва ли здешние чародеи озаботились поделиться своими планами с дружинниками-ополченцами. В конце концов створка всё-таки приоткрылась, и «лекарь Динтра» увидел совсем молоденькую девчонку с непослушными рыжими кудрями над высоким чистым лбом.
— Мэтр Даэнур ранен, мы доставили его в Академию, — Хаген решительно шагнул внутрь. — Куда его отнести?
Растерявшаяся девчонка (наверное, только-только принятая, подумал Хаген) махнула рукой в сторону длинного серого здания.
…Факультет малефицистики, сиречь злоделания, встретил Хагена пустотой, тишиной, запустением. Пыль, паутина, затхлость. Здесь не убирались, наверное, целую вечность.
…А книги тут, похоже, неплохи — Хаген отсюда ощущал исходящую от них злую ауру. Они призывали к отмщению, сами просились в руки, и понятно, почему племянник Аглаи Стевенхорст взялся за них: молодёжь слишком любит простую и грубую силу. Результат сразу, да и вообще — некромантия, таинственно, красиво. Чёрное идёт многим. Даже слишком многим.
В глубине нашлась комната с узкой лежанкой, Даэнура осторожно переложили на неё; Хаген махнул добровольным помощникам, мол, уходите, спасибо, ваше дело сделано.
Жёлтые совиные глаза раскрылись, неожиданно остро и резко взглянули на «лекаря».
— Говори, я слушаю, — негромко произнёс ученик Хедина.
— Благодарю, — выдохнул старый дуотт. — Слушай, пришедший извне!.. или… нет. Скажи, ты ведь от них?От настоящих богов, от тех, кто правит… всем этим, что больше Эвиала?
Хаген молча кивнул, и у Даэнура вырвался вздох облегчения, безгубый рот искривился в гротескном подобии улыбки.
— Я знал, — шепнул он. — Я верил. Верил, что тамдолжна быть справедливость…
— Ты хотел поведать мне что-то важное, — не слишком вежливо прервал его Хаген. — Что твои соплеменники-дуотты готовят, как ты сказал, «возвращение». Кого, когда, во имя чего?
— Да… — глубокий выдох, в глазах — боль, которая уже не уйдёт. — Дай мне немного силы, великий. Иначе мои братья успеют раньше, чем я закончу свой рассказ.
Хаген вновь кивнул. Лежащие на груди дуотта пальцы сжались в кулак, лицо осталось бесстрастным, но Даэнур вновь улыбнулся через силу:
— Тебе больно. Это хорошо — за тобою истина. Дуотты, мои братья, измыслили план мести за своё давнишнее поражение. Они знали, что не могут победить. Им оставалось только умереть, но так, чтобы захватить с собой всех, всехсвоих врагов и их потомков. Они связались с тем, что здесь называют Западной Тьмой. Вместе с другими, неведомыми мне, создавали Империю Клешней, познавали высокую некромантию. И всё потому, что Она обещала им победу, великую трансформу, что изменит весь старый Эвиал, отмщение врагам. А они, дуотты, за оказанную Ей помощь станут… высшими. Посвященными. И двинутся с Ней покорять новые миры. До тех пор, пока каждый из них не станет богом. В своём собственном бытии.
— Неплохо, — процедил сквозь зубы Хаген. — И откуда ты всё это знаешь?
— Что ведомо одному дуотту, то знают все. Ну… или почти все.
— А почему же теперь открываешься мне? — на миг в Хагене вновь ожил лихой хединсейский тан. — Предаешь свою кровь?
— Моя кровь обезумела, великий. И я потому предаю дуоттов в твои руки, что надеюсь на милосердие. Ты ведь не случайно принял облик лекаря, не случайно лечишь и меня…
— Не трать силы, Даэнур. Говори, чего ты просишь?
— Не попусти полного истребления дуоттов, великий. Отведи свою карающую длань от невинных малолеток. Выведи их из этого проклятого обиталища; дай им пустой, никем не заселённый мир, где они смогли бы начать всё сначала. Дети, только дети, и подростки, в ком ещё нет этой скверны, кто не отравлен местью!.. Умоляю тебя, великий!..
Даэнур сделал попытку соскользнуть с лежанки и обнять ноги Хагена. Напрасная попытка, железная рука бывшего тана без труда удержала декана на месте.
— Лежи и не шевелись, — рыкнул сподвижник Хедина. — Я обещаю тебе, что сделаю всё, мне доступное. Донесу твою просьбу тем, кто определит судьбу дуоттов. Твои соплеменники, похоже, и впрямь не могут делить ни с кем свои обиталища. Даю тебе слово.
— Спасибо, великий… — лицо Даэнура расслабилось, веки смежились. — Теперь я буду говорить дальше. Средоточие всего и вся — маленький остров на крайнем западе, под названием Утонувший Краб. На нём, на этом острове… — шёпот дуотта сделался еле слышным, и Хаген наклонился к самым губам, боясь пропустить хотя бы слово.
* * *
Мессир Архимаг умел поспешать медленно и никуда не торопиться, когда сталкивался с действительно необъяснимым. Динтра ушёл в город и пропал; ну и пусть его, ну и хорошо, нечего мешаться под ногами…
Проводив взглядом пленённого змея, скрывшегося в туманной дымке у горизонта, Игнациус в буквальном смысле засучил рукава. Сбросил тяжёлый плащ, и прямо тут, на морском берегу, принялся чертить заклинательную фигуру.
Там, где Фесс и Рыся тратили целый день, Игнациус справлялся за час. Рука старого мага не дрожала, и ему хватало одного взгляда на затянутое тучами небо, чтобы разом определить положение всех важных для данного магического построения светил.
Он быстро взмок, но работу не оставил; острие посоха чертило на песке на удивление правильные прямые, дуги и хорды. Очень скоро он будет знать всё.
* * *
— Высокородная госпожа Клара Хюммель, — прогнусавил странно-знакомый голос. — Вот и довелось встретиться вновь, высокородная госпожа!
Клара застонала — в виски словно ввинчивалась пара тупых толстенных болтов.
— Сейчас вам станет легче, госпожа. Вот так — лучше?
Боль и впрямь отступила. Мельтешение в глазах улеглось, так что чародейка смогла осмотреться.
Тот же самый покой, только на сей раз — никакого следа серой дряни. Она совершенно обнажена и распята на алтарном камне цвета кипящей крови; и рядом стоит, усмехаясь, тот самый козлоногий, с кем по поручению Игнациуса довелось вести переговоры!
— Вижу, высокородная госпожа узнала меня.
— Допустим, — процедила сквозь зубы Клара. — Узнала. Что, в прошлый раз на меня не насмотрелся? Снова полюбоваться захотелось?
— Высокородная госпожа, — в голосе козлоногого звучала почти искренняя обида. — Уверяю вас, что сие сделано исключительно с целью обезопасить и нас, и вас от каких-либо неприятных сюрпризов. Я лишён плотского влечения, хотя и понимаю, что это такое.
— Бедный, — сощурилась чародейка. — В таком случае ты много потерял.
— Возможно, — вежливо поклонилась тварь. — Но, с разрешения госпожи, ближе к делу.
— А без этого, — Клара постаралась кивнуть на цепи, наручники и кандалы, — никак не обойтись? Вы лишили меня магии, я всё равно никуда не денусь…
Козлоногий с серьёзностью, которая в другой ситуации показалась бы потешной, покачал головой — совсем по-человечески.
— Нет, высокородная госпожа. Обстоятельства изменились. Вы смогли нас удивить.
Вы были сильным противником. Но вы проиграли. И не могли не проиграть, потому что слишком уж сильно любили честь в себе. Вот потому вы и полезли очертя голову в совершенно очевидную, в простейшую ловушку. Многие из моих… соратников, назовём их так, советовали выставить против вас и вашего отряда целую армию — даже самые лучшие бойцы не продержатся в одиночку против тысяч.
— Помнится мне, что не так уж давно мы продержались. Против целой армии твоих сородичей.
— Верно, — неожиданно легко кивнул козлоногий. — Вы продержались. Но потом в дело вступила совершенно новая сила, которая и смешала все карты, как говорят у вас, людей. Если бы не она — вы бы не победили. Впрочем, это действительно уже прошлое. А настоящее — вот оно, — козлоногий эффектным жестом повёл жутковатого вида лапой. — Вы, госпожа, прикованы к алтарному камню.