Первик Айно. Чаромора

Каждый старался украдкой взглянуть на свои ноги, кое-кто даже ощупывал их
руками. К счастью, у всех они были в полном порядке.
-- Мы стали сейчас свидетелями необычайного, ошеломляющего события,--
начал репортер телевидения, когда немного пришел в себя от потрясения.-- В
это трудно было бы поверить, если бы все это не произошло на наших глазах. В
результате несчастного случая капитан Трумм страдал неизлечимым недугом. Ему
было сделано около двадцати операций, но они не принесли ему облегчения. А
сейчас здесь мы с вами увидели, как он вылечился за несколько мгновений.
Расскажите, пожалуйста, как вам это удалось? -- обратился он к Чароморе.
Репортер протянул руку с микрофоном к Чароморе, стараясь сам держаться
от нее как можно дальше.
-- Эта болезнь была вызвана внутренним недугом. Как вы видели, я
просто-напросто сказала несколько слов,-- ответила Чаромора.
-- Вы можете так лечить и другие болезни?
-- Конечно,-- произнесла Чаромора.-- Но я все-таки предпочитаю лечить
травами.
Журналисты, толпившиеся вокруг них, торопливо записывали, стараясь не
пропустить ни одного слова.
-- Известен ли вам секрет вечной молодости?
-- Разумеется,-- важно ответила Чаромора. Молодой журналист, которому в
начале передачи Чаромора дала по носу, язвительно спросил:
-- Почему же вы не примените его к себе? Чаромора так взглянула на
журналиста, что у него мурашки по спине забегали.
-- Стоит мне вернуть мою молодость, как я тотчас лишусь накопленных за
долгую жизнь знаний и опыта. Я предпочитаю быть мудрой и старой, а не
молодым несмышленышем.
-- А знаете ли вы секрет бессмертия? -- послышалось со всех сторон.
-- Знаю,-- ответила Чаромора и послала в камеру очаровательную
улыбку.-- Увы, нам заказано преступать законы природы. Это принесло бы
только горе и несчастье. Ведь трудно предугадать последствия всех поступков.
-- А накликать болезнь на чью-либо голову вы можете? -- спросил
журналист с блестящей, как бильярдный шар, головой.
-- Какую пожелаете,-- ответила Чаромора и усмехнулась.-- Вы только
назовите имя своего недруга и хворь, которую хотели бы наслать на него.
У журналиста с лысиной было несколько "добрых" коллег и начальник, на
которых он с величайшей радостью наслал бы чесотку, но, конечно же, не
публично, не с телеэкрана, а как-нибудь тайком, исподтишка. Чаромора его
сразу раскусила.
-- Да нет, я просто так поинтересовался...-- пробормотал лысый и
углубился в свои заметки.
Не переставая жужжали камеры, щелкали фотоаппараты. Передача по
телевидению продолжалась уже четвертый час сверх отпущенного времени. Все
работники телевидения как завороженные сидели у своих аппаратов, и ни у кого
не поднималась рука прекратить эту передачу и начать следующую.
-- Мы слышали о самых разных магических предметах, о таких, например,
как философский камень или заколдованное кольцо, волшебная палочка или
лампа, с помощью которых любой может творить чудеса. Есть ли у вас нечто
подобное? -- спросил какой-то высокий очкарик.
-- Ну да,-- нехотя проговорила Чаромора.-- Такие вещи, конечно же,
существовали и, может быть, сохранились у кого-нибудь и поныне. Но мне они
не нужны, ведь я сама чародейка.
-- А растения, обладающие чудодейственной силой, вам известны? --
спросил кто-то.
-- Вот, например, разрыв-трава. Ее следует собирать в июльскую ночь на
настоящем лугу. Разрыв-трава открывает замки и запоры. Кто ее найдет,
научится понимать птичий язык и чужестранную речь.
-- А какой же это настоящий луг?
Но Чаромора не захотела больше отвечать.
-- Я совсем заболталась с вами. Думаю, уже хватит. На том телепередача
и кончилась.
Назавтра Чаромора и носа из дома не высунула. Весь день она читала
газеты, заполненные ее фотографиями и статьями о ней. Поначалу такое
внимание привело Чаромору в восторг, но постепенно она становилась все
мрачнее и мрачнее.
С наступлением сумерек, часа, когда Чаромора привыкла вместе с Труммом
пить чай из шиповника, она была уже мрачнее тучи. Чтобы хоть немного
приободрить ее, капитан включил телевизор. Показывали фильм о грибах, и
Чаромора все время недовольно морщилась: по ее мнению, фильм был снят
человеком, ничего не понимающим в грибах. Настроение у Чароморы немного
улучшилось. Но вот фильм кончился, и на экране появился диктор.
-- По желанию многочисленных зрителей мы повторим вчерашнюю передачу о
встрече с Чароморой.
Чаромора мгновенно снова сникла.
Увидав себя на экране в ореоле ядовито-зеленых локонов, она горестно
схватилась за голову и принялась рвать на себе волосы.
Трумм молча разливал чай.
На экране взметнулись и разлились пенные волны. Глядя на них, Чаромора
даже застонала.
А увидав, как она подняла руки и стала раскачиваться, Чаромора закрыла
лицо руками и попросила Трумма выключить телевизор.
-- О! Где же были мои глаза раньше! -- запричитала она.-- Не могу я
смотреть, как эта вздорная старуха морочит людям голову! Ох, я горемычная
Чаромора, как же я могла пасть так низко! И эти безобразные зеленые лохмы!
-- А мне они показались очень даже живописными,-- промолвил капитан
Трумм.
-- Разве для того всю свою жизнь я изучала тайны растений, чтобы теперь
на старости лет красить волосы в зеленый цвет?! Я же не ветреная русалка,
которая только о том и думает, как бы заманить кого-нибудь в омут. На
высокой сосне нужно меня повесить за эти зеленые волосы, о, я тщеславная
кикимора!
-- Не слишком ли это жестокое наказание? -- спросил Трумм.
В ответ Чаромора горько расплакалась.
-- Никто не понимает мою несчастную душу! -- всхлипывала она.
-- Но меня ты ведь вылечила,-- тихо проговорил Трумм.
-- Я превратила это в смехотворный спектакль! -- неутешно плакала
Чаромора.-- Неужто ты думаешь, что для лечения нужны были все эти фокусы
вроде кружения и подскоков?! Это все от тщеславия! Мне просто лестно было
показать, какая я всемогущая!
-- Но это же так понятно,-- старался Трумм утешить Чаромору.-- Если бы
уже в самом начале тот молодой журналист не попытался выставить тебя на
посмешище, ты вела бы себя совсем иначе. А так тебе захотелось показать ему
свою власть. К тому же это море было так прекрасно! Ты даже представить себе
не можешь, как приятно мне было снова оказаться посреди бушующего моря!
Но Чаромора заливалась горючими слезами и не слушала его.
-- Ну и дуреха же я! -- всхлипывала она.-- Это же был всего-навсего
обман зрения! Меня следует бросить свирепым медведям, чтобы они растерзали
меня на части. О, я горемычная, какая чудовищная судьба ожидает меня! --
Слезы ручьями текли по щекам Чароморы,-- А куда подевался тот бедный больной
моряк, о котором я напрочь забыла, когда мою старую глупую голову вскружили
наряды и жажда славы?
-- О нем ты не беспокойся! -- радостно встрепенулся Трумм.-- Он пил
горячее молоко с медом и выздоровел. Сейчас он уже далеко в море.
-- Нет, нет! Меня нужно сжечь на костре, как сжигали в старину ведьм,
потерявших скромность и стыд! -- стонала Чаромора.
-- Ну-ну-ну,-- примирительно произнес Трумм.-- Вот это было бы
бесчеловечно.
Он налил Чароморе еще чаю и положил в чашку восемь столовых ложек
сахарного песку, чтобы она успокоилась.
Чаромора пила чай и плакала. В конце концов она так изнемогла от слез и
от сладкого, как сироп, чая, что глаза ее сами собой сомкнулись. Капитан
Трумм отнес Чаромору в постель и накрыл се теплым пушистым одеялом. И она
сразу уснула.
А наутро Чаромора исчезла.
Когда Трумм вошел в спальню, чтобы разбудить ее, он увидал пустую
кровать и открытое окно. На подушке лежало письмо.
"Я возвращаюсь домой, такая жизнь погубит меня",-- было написано в этом
письме.
А по всей комнате -- на полу, на столе, на стульях -- валялись все ее
нарядные халаты и ночные рубашки, платья и шляпы, пальто и туфли, духи,
кремы, часы, цепочки и все остальное, что прежде так радовало Чаромору, и
все это сверкало, переливалось и благоухало. Чаромора не взяла с собой ни
единой вещички.
Так Чаромора вернулась на свой остров.
Пока она развлекалась в городе, наступила осень. Под соснами еще цвел
пахучий лиловый вереск. Заросли шиповника были усыпаны крупными оранжевыми
плодами. Листья на деревьях и на кустах пожелтели, а море вокруг острова
потеряло свою синеву. Чаромора до блеска отмыла свой дом изнутри и снаружи.
Закончив уборку, она нарвала душистых лечебных трав и развесила их под
стрехой сушиться. Все крынки и горшки Чаромора наполнила шиповником и
орехами, а в большой кадке засолила грибы -- маленькие коричневые горькуши.
Справившись со всеми многочисленными делами, Чаромора вымыла и
расчесала волосы, и они стали у нее мягкими и пушистыми. Потом она украсила
брови искрящимися чешуйками плотвы и надела новый в красную клетку передник.
С тех пор каждый вечер Чаромора сидела на прибрежном камне и глядела на
море.
Чаромора ждала.
Но только когда море сковал первый, еще тонкий лед, она увидала того,
кого ждала так терпеливо и долго. Каждый миг лед йод коньками гостя мог
проломиться, и сердце Чароморы сжалось от страха. С перепугу она невольно
забормотала какие-то слова, и сразу же затрещал мороз и море сковало толстым
льдом. С неба, как из мешка, посыпался густой снег. Поднялась метель. Ветер
выл и свистел, гнал поземку и взвивал вихри снега. Человек на коньках
скрылся в снежном буране.
-- Ох, я горемычная, что же я наделала! -- запричитала Чаромора.
Сгибаясь под порывами шквального ветра в три погибели, она развела на
прибрежных камнях большой костер. Вернуть осень Чаромора уже не решалась:
кто знает, к чему это может привести.
А время шло. Чаромора совсем было отчаялась, и сердце ее замирало от
страха, когда ей начинало казаться, что пришелец не заметит огня, промчится
на коньках мимо острова и исчезнет в море, откуда уже никогда не сможет
вернуться. Осторожно она стала заклинаниями раздувать пламя костра, но ее
отчаяние было так велико, что заклинания не возымели силы. Хуже того --
отчаяние даже пригасило пламя.
И вот тогда-то из снежного бурана показался смертельно усталый Трумм.
Он почти превратился в сосульку, а одежду его густо запорошило снегом.
Чаромора, словно птица, взметнулась ему навстречу.
-- Добрый вечер! -- произнес капитан Трумм застывшими на морозе
губами.-- Я случайно проходил мимо и решил на минутку заглянуть.
Он вытащил из-за пазухи завернутые в бумагу цветы. То были последние
нежные соцветия валерианы. Трумм развернул бумагу и, склонившись в галантном
поклоне, протянул цветы Чароморе.
-- Ну-ну,-- проговорила Чаромора, принимая цветы.-- На этот раз ты
ошибся. У валерианы собирают корни, а но цветы.
Выражение лица Трумма стало очень несчастным.
-- Но разве они не красивые? -- спросил он.
-- Ах, вот оно что!--оживилась Чаромора.-- Конечно, красивые.
Чаромора новела окоченевшего Трумма в дом. Она развела в очаге огонь и
поставила чан с водой. Затем предложила Трумму снять коньки и мокрые ботинки
и дала ему шерстяные носки, чтобы согрелись ноги. И с ног до головы укутала
Трумма в большую теплую шаль.
-- Как здесь славно! -- вздохнул Трумм мечтательно, когда они уже
сидели перед очагом, где жарко догорали сосновые шишки, и пили обжигающе
горячий чай из шиповника.-- Уютный теплый домик, и вокруг море. Говоря по
правде, я приехал потому, что соскучился по нашим вечерним чаепитиям.
-- Ты мог бы приезжать почаще,-- поспешно отозвалась Чаромора.-- В
долгие зимние вечера здесь, что скрывать, довольно одиноко.
-- Я приехал, чтобы позвать тебя обратно в город,-- тихо вымолвил
Трумм.-- Не город тебя губит, причина в тебе самой.
-- Знаю,-- ответила Чаромора.-- Но я должна здесь собраться с силами.
По меньшей мере, эту зиму я проживу на острове. И еще я хочу составить книгу
о целебных растениях, которую ты посоветовал мне написать. Вот когда с этим
справлюсь, тогда, может, и вернусь в город.
-- Я уже старый человек,-- проговорил Трумм после долгого молчания,-- а
дорога к тебе была такой длинной и трудной. Позволь мне остаться здесь и
помогать тебе. Ведь я могу нарисовать твои растения. Потому что, уж если
говорить начистоту, я пришел просить твоей руки и сердца.
Чаромора заалела, как маков цвет.
-- Я не знаю, как тебе ответить,-- сказала она.-- Я еще никогда не
попадала в такое положение.
-- Я хочу услышать только одно слово, моя дорогая Эммелина! Да или нет?
На это Чаромора торопливо прошептала:
-- Да.
И вьюга и стужа за окном перешли в мягкий и теплый осенний вечер.
Вокруг дома Чароморы расцвели пышные темно-красные георгины. С моря
прилетела чайка и тихонько постучала клювом по оконному стеклу, но Чаромора
не услышала ее. Она сидела перед очагом и смотрела в глаза своему любимому
Трумму. А угли от сосновых шишек тлели огненно и жарко, распространяя по
комнате приятное тепло и смолистый запах.
Темные и вьюжные зимние вечера Чаромора и капитан Трумм проводили у
пылающего очага, попивая чай из шиповника и играя в "Кругосветное
путешествие". Но Трумм не уставал напоминать Чароморе, что пора бы ей сесть
за научную книгу о травах.
-- Ты прав! -- всякий раз отвечала ему Чаромора.-- Вот завтра с утра и
начнем. Это будет удивительная книга!
Но каждое утро выяснялось, что, прежде чем сесть за сочинение книги,
необходимо переделать уйму неотложных дел. За хлопотами незаметно наступал
вечер, ведь зимний день такой короткий.
Вечером, когда Трумм опять напоминал о книге, Чаромора, как обычно,
отвечала ему: "Ты прав", а сама ставила на стол чайные чашки и раскладывала
их любимую игру.
Во время игры Чаромора всегда приходила в необычайный азарт. Ей ужасно
хотелось выиграть. Поэтому нередко случалось, что когда Трумм бросал кубик,
ему выпадали сплошные двойки, а Чароморе -- шестерка за шестеркой.
Как-то вечером они опять пили чай и играли. За окнами трещал мороз.
Землю освещала яркая луна.
Игра шла уже вовсю, а кубик еще ни разу не побывал в руках капитана, и
на карте, указывающей маршрут путешествия, не было ни одной его фишки. Зато
почти все фишки Чароморы завершили свой путь вокруг света. И вот, когда
Чаромора стала последний раз бросать кубик, за окном что-то зашуршало.
Чаромора стала всматриваться в заоконную темь и отвлеклась от игры. На этот
раз у нее выпала тройка. Это раздосадовало Чаромору, но что сделано, то
сделано. Теперь она могла пройти только три шага. Сделав свой ход, она
нетерпеливо встала и подошла к окну. На подоконнике, нахохлившись, сидела
продрогшая чайка.
-- Иди же погрейся, золотко! -- позвала Чаромора чайку, открыла окно и
впустила ее в комнату.-- Ты спутала мне игру.
Наконец-то кубик оказался в руках Трумма. Капитан поболтал его в
сложенных лодочкой ладонях и бросил на стол. Кубик томительно долго катился
но столу, и Трумм с тревогой следил за его движением. Наконец тот
остановился.
-- Шестерка! -- радостно закричал счастливый Трумм. Чаромора сразу же
отвернулась от чайки и, недовольная, подошла к столу. Она посмотрела на
Трумма, посмотрела на кубик и нахмурила брови. И кубик вдруг снова покатился
по столу, перевернулся и лег двойкой кверху.
-- Ну, как видно, в игре тебе не везет,-- усмехнулась Чаромора.-- Кому
не везет в игре, тому везет в любви.
Она ловко схватила кубик, быстро накатала столько очков, сколько ей
было необходимо для победы, и -- выиграла.
-- Я победила! -- воскликнула Чаромора и рассмеялась. Но теперь Трумм
рассердился не на шутку.
-- Милая Эммелина,-- сказал он,-- ты же плутуешь! Он встал, схватил с
вешалки шапку и тужурку, оделся, нахлобучил шапку на голову и рывком открыл
дверь.
-- Я ухожу,-- бросил он в справедливом гневе.-- Ни минуты не хочу
оставаться под одной крышей с такой плутовкой и обманщицей.
И капитан энергично зашагал к берегу. Он решил вернуться в город. Ведь,
в конце-то концов, там его ждал большой и уютный дом. Но, пройдя совсем
немного, Трумм почувствовал, как сердце заныло от тоски. Ему стало жаль
расставаться с ненаглядной Чароморой.
"Старому человеку нельзя так горячиться,-- подумал он.-- Неужели мне
трудно уступить Эммелине маленький выигрыш, если он доставляет ей такую
большую радость?"
Трумм повернул назад и зашагал по протоптанной тропке обратно. Луна
освещала сквозь сосновые ветки землю, снег под деревьями был разрисован
темными пятнами теней и яркими бликами лунного света. Капитан все шел и шел,
пока вдруг не заметил, что идет он слишком уж долго. Давно бы пора ему дойти
до избушки Чароморы, но ее все не было, и, кроме холодного лунного сияния,
не светил ни один огонек.
Трумм ускорил шаг, чтобы вернуться домой до того, как Чаромора ляжет
спать. Ему было очень холодно, да и ноги порядком устали. Только теперь
Трумм догадался, что заблудился. Но бывалого капитана дальнего плавания это
не очень встревожило. Кто умеет вести по звездам корабль, тот легко найдет
дорогу под ясным небом и на земле. Трумм высмотрел сосну, ветви которой
начинались почти от земли, залез на ее верхушку, огляделся, нашел Полярную
звезду и снова нетерпеливо спустился на землю. Уже на ходу он определил, где
находится, и высчитал в уме направление к дому Чароморы. В ту сторону он и
направился.
Проваливаясь в глубокий снег, капитан брел через лес, через занесенные
снегом полянки, снова через лес и кустарник. Он так спешил, будто за ним
кто-то гнался. И в то же время не забывал поглядывать на мерцающие сквозь
ветви деревьев звезды. Но избушки и след простыл. В сердце капитана
закралась тревога. И тем сильнее затосковал он по Чароморе, по жаркому очагу
в ее избушке.
Трумм продрог до мозга костей, от холода у пего одеревенели руки и
ноги. Глаза уже ничего не видели, уши не слышали, страх сжимал сердце.
Наконец он понял, что с ним происходит что-то неладное. Неведомая сила
гнала его вперед, и он, шатаясь от усталости, все шел и шел.
А Чаромора сидела в избушке и плакала.
-- Ох ты моя горемычная, вот он тебя и покинул! -- всхлипывала она.--
Это даже к лучшему! Не нужен он тебе, этот жестокий и бессердечный Трумм! Ну
и пусть уходит, раз ему так хочется! Пусть идет, идет и идет!
Разъяренная Чаромора кричала и барабанила кулаком по игре "Кругосветное
путешествие" до тех пор, пока все фишки не покатились на пол. Тут сердце
Чароморы снова разжалобилось, и слезы опять закапали по щекам. Она полезла
под стол собирать фишки.
-- Бедная, отвергнутая Чаромора,- причитала она, ползая на четвереньках
по полу.-- Значит, пришел конец твоему недолгому счастью! Это безудержная
страсть к игре погубила тебя!
Слезы затуманили ей глаза, она не могла найти ни одной фишки. Как груда
злосчастья, сидела Чаромора на полу посреди комнаты -- волосы растрепанные,
нос красный, глаза опухшие. Она всхлипывала и всхлипывала, пока не уснула
тут же на полу.
На рассвете Чаромора очнулась от короткого тревожного сна. Комнату
выстудило, и старуха дрожала от холода. Она хотела развести в очаге огонь,
но дрова кончились, и ей пришлось выйти за ними во двор.
Чаромора стояла у поленницы и накладывала поленья на согнутую в локте
руку, когда ей вдруг показалось, что она слышит шаги Трумма. От
неожиданности Чаромора уронила дрова и повернулась.
И правда: со стороны леса приближался капитан Трумм. Он шагал напрямик
к ней, бледный до синевы, и глазами, полными ужаса, глядел неподвижно перед
собой. Он все шел и шел, но ноги у него одеревенели, и шаг был короткий и
неуверенный.
Неожиданно Трумм под прямым углом свернул в сторону от ожидающей его
Чароморы и, не видя ничего вокруг себя, стал снова отдаляться от дома.
-- Трумм! Куда ты идешь, Труммчик! -- закричала Чаромора.
Но капитан не услышал ее. Как заведенный, уходил он все дальше.
Чаромора ошеломленно глядела ему вслед. Она так растерялась, что даже не
сообразила побежать за ним. А капитан уже исчез в лесу. Понадобилось немало
времени, пока Чаромора пришла в себя и принялась поднимать упавшие поленья.
И тут снова услышала шаги. И снова это был капитан Трумм. Обрадованная
Чаромора бросила дрова на снег и побежала Трумму навстречу. Но опять
повторилась та же история.
Неподалеку от дома капитан повернул под прямым углом и стал уходить
обратно в лес.
Только теперь Чаромора поняла, что произошло.
-- Несчастная моя головушка! -- воскликнула она.-- Это я тебя попутала!
Ты же попал в заколдованный круг, мой бедный капитан!
И волшебница поспешно принялась выводить его из заколдованного круга.
Но капитан, как заведенный, не мог уже остановиться. И только когда он по
протоптанной тропе стал снова приближаться к дому Чароморы, его глаза
прояснились настолько, что он узнал знакомые места и заметил перепуганную
Чаромору.
-- Эммелина,-- горестно вздохнул он.-- Всю ночь напролет я стремился
домой, и все же мне пришлось обойти вокруг света, прежде чем я снова
оказался у родного порога.
Неверным семенящим шагом капитан подошел к Чароморе, чтобы помочь ей
собрать дрова и отнести их в комнату. Но руки его окоченели и безвольно, как
плети, свисали по бокам.
-- Что с тобой? -- удивилась Чаромора.
-- Ты ведь не сердишься, милая Эммелина? -- расстроился Трумм.-- Мне
кажется, я весь как ледышка и могу сломаться.
-- Не беда! -- счастливо вымолвила Чаромора.-- Нужно радоваться, что в
лесу тебе не отказали ноги и ты не остался там навсегда.
Чаромора заботливо помогла Трумму пройти в дом. В комнате она осторожно
посадила его к холодному очагу, затем принесла дрова и развела в очаге
огонь.
-- Теперь слушай внимательно, что я буду тебе петь,-- обратилась она к
Трумму.-- Но берегись, не усни! Если задремлешь и перестанешь следить за
моей песней, все может плохо кончиться.
И Чаромора запела.
Чаромора любила веселые и озорные песни. Но та, что она пела теперь,
была совсем иной. Это был очень древний напев. Вместо слов были странные
звуки, похожие на птичьи трели. Капитан почувствовал, как песня пронзает
его, словно иглами, обволакивая голову и тело, и будто отгораживает от всего
мира. Страхи и кошмары, мучившие его ночью, во время блуждания по
заколдованному кругу, покинули его. Трумма охватило какое-то странное и
приятное чувство. Но вместе с этим приятным ощущением на капитана напала
неодолимая дремота. Неимоверным усилием воли он старался не закрывать глаза.
Все, что было в комнате, поплыло перед глазами, то двоясь, то снова
приобретая четкие очертания. Исчезло куда-то сковывавшее его ледяное
оцепенение, тело согрелось и обмякло. Капитан блаженно закрыл глаза и тут же
во весь свой рост растянулся на полу.
-- Ах ты ротозей! -- разгневанно закричала Чаромора.-- Разве не
говорила я тебе -- не усни! А теперь тебе придется лежать в постели и
принимать капли! Что и говорить, далеко не у каждого хватает силы воли
дослушать до конца, чтобы можно было только песней освободить его от хвори.
Чаромора уложила Трумма в постель и дала ему выпить капли.
За стенами избушки завывала вьюга и мела поземка. Постепенно запорошило
снегом и кругосветную тропу вокруг дома Чароморы, которую протоптал капитан
в ту злополучную ночь. Только местами еще в лесу виднелась светлая полоса.
Капитан Трумм прохворал много дней.
Теперь они уже не играли в "Кругосветное путешествие". А когда капитан
окреп и напомнил Чароморе о том, что пора бы ей приняться за книгу, она
больше не стала увиливать. Чаромора сварила мерцающие золотистым и зеленым
чернила, отыскала на полке среди иголок и ниток перо и достала стопку
бумаги. Стол сразу приобрел такой вид, будто на нем свинья все рылом
переворошила.
-- Итак,-- сказала Чаромора и положила перед собой первый чистый
лист,-- я начинаю писать книгу. Но вот что я скажу тебе, дорогой Трумм: она
может принести больше вреда, чем пользы.
-- Как же ты можешь так говорить? -- обиделся Трумм.-- Что может быть
плохого от умной книги? Умные книги делают людей умнее, и хорошая книга
приносит только пользу.
И капитан долго говорил о том, какая чудесная и беззаботная жизнь
наступит для всех людей, когда мудрая книга Чароморы будет наконец написана.
Он говорил с таким воодушевлением, что у него порозовели щеки и глаза
засветились счастьем. Чаромора с нежностью глядела на капитана -- какой он
славный в своей чистой рубашке и как он красиво говорит!
-- Отдыхай, отдыхай,-- сказала она ласково,-- и ни о чем не тревожься.
Я сама обо всем позабочусь. А тебе нужно поправиться, чтобы страхи твоего
блуждания по лесу не оставили в душе следа.
Чаромора обмакнула перо в чернила и написала: "ТРАВНИК".
Свою книгу она начала с описания того, какую пользу приносят пары,
образующиеся при заваривании целебных трав. Пар, снимающий головную боль.
Пар от выпадения волос, при заболевании темени, лба или затылка, при
болезнях глаз и век, ресниц и бровей, горла и языка; пар, исцеляющий зубную
боль и всякие другие недуги. Чаромора писала, как нужно смешивать травы и
что делать, чтобы они влияли порознь или вместе. Пар правильно заваренных
трав, уверяла она, облегчает любой недуг. Одни пары необходимо глубоко
вдыхать, вторыми пропариваться снаружи, третьими окуривать только одежду,
или постельное белье, или весь дом. С некоторыми парами следует обходиться
особенно осторожно, чтобы они не повредили чего-либо или не вызвали
умопомрачения. Время от времени Чаромора бросала в котелок, стоящий на
горячих углях рядом с Труммом, щепотку семян или лепестков. Из котелка
поднимался душистый пар, он улучшал самочувствие Трумма. Откинувшись на
заботливо взбитые подушки, Трумм всматривался в зыбкие тени и слушал тихое