Первик Айно. Чаромора

---------------------------------------------------------------
Перевод с эстонского: Вера Рубер
OCR: Виктория Резник
---------------------------------------------------------------

Далеко-далеко в морском просторе затерялся крохотный остров.
Со всех сторон его окружали острые камни и коварные подводные скалы.
Между ними бурлила и пенилась вода. На острове росли кривые разлапистые
сосны. Земля под ними густо заросла стеблями черники, а на полянах цвели
колючие кусты шиповника.
На берегу между камнями морские птицы вили свои гнезда.
Кроме птиц, на острове жила еще только Чаромора.
Чаромора была высокая костлявая старуха с длинными, всегда
растрепанными, как сорочье гнездо, космами. Жила она на этом острове испокон
веков. Питалась Чаромора плодами шиповника и черникой. А когда появлялось
желание, ловила в море рыбу. Иногда по осени она лакомилась грибами, выбирая
те, что покрасивее.
Посреди острова, вцепившись крепким жилистым корнем в землю и в камни,
росла кряжистая сосна с длинными, изогнутыми ветром ветвями. В ветвях этой
сосны ютилась избушка Чароморы. А чтобы ураганные ветры не унесли избушку в
море, к трем ее углам были привязаны увесистые валуны. С четвертого угла
свисал огромный старинный якорь с таинственным узорным литьем. И все же
неистовые осенние штормы иногда высоко подбрасывали лачугу, но камни и якорь
удерживали ее крепко, так что она снова опускалась на свое место. Все
пространство под стрехой избушки было
заполнено грибами, связками целебных трав, древесными наростами и
пучками мха, разложенными и вывешенными для просушки. Вот почему дом,
укрывшийся в сосновых ветвях, казался огромным птичьим гнездом. Зато в самой
избушке было опрятно и уютно. На окнах висели синие, как море, занавески.
Пол устилал пушистый белый ковер, похожий на пышную морскую пену. Полки и
шкафы ломились от диковинных предметов, выброшенных на берег штормовой
волной. Иные из них попали сюда с погибших кораблей, другие были вынесены
течением из мрачных глубин морского дна.
Но во всем доме не было ничего более отрадного, чем большой, с широким
устьем очаг, где в ненастные дни жарко пылали сосновые шишки. Здесь в котле
из красноватой меди Чаромора варила свои колдовские зелья. Потому что была
Чаромора волшебницей. Своими целебными отварами и только ей одной известными
заклинаниями она умела лечить от всякой немощи и хвори. Правда, она умела и
насылать их на людей. Вот откуда у нее такое чудное имя -- Чаромора. По
делам и поступкам своим была она чародейкой, а на вид страшна, как кикимора.
Травы для приготовления снадобий Чаромора собирала на Большой земле --
по лесам и лугам, на болотах да трясинах. За море она летала на огромном
желтом воздушном шаре, парящем высоко в поднебесье, шар этот можно было
запросто принять за полную луну. Чаромора предпочитала путешествовать
темными ночами, когда настоящая луна на небе и не показывалась, в такие ночи
ее трудно было заметить. Она считала, что незачем лишний раз попадаться
людям на глаза, это всегда приводило к ужасным неприятностям.
В лесу стояла кромешная тьма, когда однажды ночью Чаромора возвращалась
домой. Мешки ее были доверху набиты всевозможными стручками и стеблями,
корнями и почками, под их тяжестью колдунья согнулась дугой.
И тут разразился ураган. Дождь полил как из ведра, и Чаромора мгновенно
промокла до нитки. Когда колдунья со своим грузом добралась до берега,
упругий встречный ветер разогнул ее и распрямил, как ветвь. От удовольствия
Чаромора даже замурлыкала себе под нос. Шальной ветер пришелся ей по душе.
Всякий раз, когда Чаромору в пути настигала буря, настроение у нее
становилось таким радужным, что она невольно начинала петь. Голос у кикиморы
был пронзительный и скрипучий, зато очень громкий, и больше всего любила она
распевать озорные припевки.
Вот и сегодня Чаромора стала подпевать ветру. Она пела все громче и
громче и вскоре орала уже во всю глотку. Да еще пыталась приплясывать между
камнями.
В прекрасном настроении Чаромора надула свой воздушный шар. Не раз
ветер норовил вырвать шар из рук и унести в ревущий мрак, но Чаромора
вцепилась в него и вместе с мешками поднялась в воздух.
Ну и бушевало же там над морем! С неба лил дождь, а волны долетали до
самой старухи. Шквальный ветер мотал шар из стороны в сторону, как былинку,
и несколько раз Чаромора чуть не бултыхнулась в бурлящие волны. Но руками и
ногами она крепко держалась за воздушный шар, да притом еще горланила
какую-то песню -- в такой восторг привел ее этот шальной воздушный полет.
Вскоре показался остров. Но шар, подгоняемый ветром, мчался вперед, и,
казалось, никакая сила не сможет остановить его.
-- Ах ты моя горемычная! -- запричитала колдунья.-- Неужто не видать
тебе больше родимого дома?
Она принялась тянуть и дергать за веревки, с помощью которых управляла
воздушным шаром. Но ветер уже давно их перепутал. Шар был полностью во
власти стихии, и буря несла его через остров в открытое море.
В отчаянии Чаромора вцепилась в шар и начала раздирать его ногтями. Шар
с оглушительным хлопком лопнул, и Чаромора вместе со своей ношей грохнулась
вниз. Сама она упала на камни, мешки на нее, а клочья шара оказались на
самом верху. От удара об острые камни бедняжка осталась лежать без чувств.
Придя в себя, Чаромора первым делом ощупала свои косточки. Все были
целехоньки.
-- До чего же удачно я приземлилась! -- обрадовалась старуха и
принялась собирать свои вещи.
А шторм бушевал с прежней силой. Волны с грохотом разбивались о
прибрежные камни. В воде среди ила и водорослей раскачивались доски и щепки
и всякий разбитый корабельный скарб.
-- Судно налетело на рифы,-- заключила Чаромора, оглядываясь вокруг.--
Ну конечно! Так я и знала, что это случится!
Чаромора вошла в бурлящую воду и принялась рыскать среди обломков, то
исчезающих под водой, то вновь всплывающих на поверхность. Она явно что-то
искала. Время от времени волны со страшной силой бросали ее на острые утесы,
но Чаромора будто и не замечала этого, до того была она поглощена своими
мыслями.
Вдруг из разорванных туч ринулась вниз чайка и с криком вонзила когти в
плечо Чароморы.
-- Ну-ну, зачем так запальчиво, голубушка? -- сказала ей умиленная
Чаромора.
Хлопая крыльями, чайка пристроилась у Чароморы на плече. Колдунья
ласково погладила ее перышки.
-- А я уже тревожилась о тебе,-- проговорила она.-- Где ты пропадала?
В ответ чайка пронзительно закричала. С птицей на плече Чаромора
продолжала брести в воде. Она удалялась все дальше от берега. Уже вода дошла
ей до груди, и волны то и дело перекатывались через голову. В растрепанные
волосы ведуньи набились ил и водоросли. Но Чаромора все еще не видела того,
кого искала.
-- Ну вот,-- пробормотала она,-- здесь-то ему уже пора появиться.
Становилось все глубже. Чаромора поплыла. Чайка вспорхнула и полетела
низко над ее головой.
-- Ищи же, голубушка, ищи,-- проговорила Чаромора. Но чайка только
кричала и хлопала крыльями,
стараясь сохранить равновесие под шквальными порывами ветра.
Поодаль, меж камней, волны грохотали и разбивались с такой силой, что
вода взметалась мириадами брызг. Чаромора поплыла в ту сторону. Собрав все
силы, стала она карабкаться на скользкий камень. Волны смывали ее обратно в
море, но в конце концов колдунья все же взобралась на камень и даже смогла
выпрямиться. Ветер хлестал ее по ногам мокрым подолом юбки, а пенные брызги
слепили глаза. Чаромора заслонила глаза рукой и огляделась вокруг.
Вот тут-то она и увидела, как в воде мелькнуло синее сукно с золотыми
шевронами. Чаромора не мешкая спрыгнула с камня, протянула свои длинные
костлявые руки и ухватилась за сукно.
-- Иди, иди, голубчик! -- сказала она и потянула на себя.
В синем с шевронами кителе оказался моряк с загорелым лицом -- его-то
Чаромора и искала. Она ухватила моряка за волосы и поплыла к берегу. Борясь
со штормом, Чаромора совсем выбилась из сил и продвигалась очень медленно.
Чайка летела за ними, то высоко взмывая в воздух, то опускаясь к самой воде.
Наконец они добрались до берега, и Чаромора вытащила моряка на прибрежный
песок. Потом почти волоком дотащила до дому и поспешно развела в очаге
огонь.
Моряк был совсем плох. Он неподвижно лежал на ковре перед очагом. При
свете разгорающегося пламени стало видно, как нещадно покалечила его буря:
голова разбита, лицо белее мела.
Чаромора принялась торопливо выбирать из пучков лечебных трав стебли и
цветки и бросать их в котел. Вода забулькала. Бормоча что-то себе под нос,
Чаромора помешивала половником варево, потом отхлебнула немного, сморщилась
и выплюнула в огонь. Пламя зашипело и окрасилось в зеленый цвет. Чаромора
наполнила дымящимся напитком кружку и влила его пострадавшему в рот.
Едва снадобье попало моряку на язык, как он тут же вскочил.
-- Вот так штука! -- воскликнул он и подпрыгнул под самый потолок. Но
едва он снова оказался на полу, как тут же вспомнил о гибели судна.
Моряк стал озираться вокруг и увидел Чаромору, присевшую на корточках у
пылающего очага. На ее плечах и лохматой голове висели водоросли. С волос и
одежды капала вода. Пламя в очаге было все еще зеленым и наполняло кухню
зыбким зеленоватым светом.
-- Неужто я попал в преисподнюю? -- осторожно спросил моряк.-- Если мне
не изменяет память, то я утонул.
-- Вот именно, утонул,-- съязвила Чаромора.-- Но я вернула тебя к
жизни. И после этого мой дом кажется тебе преисподней!
Моряк не знал, куда деваться от стыда, и стал извиняться.
-- Я и представить не мог, что волны унесли меня так далеко от места
кораблекрушения. Я хорошо помню: судно пошло ко дну, наскочив на рифы в
открытом море. Остальные спаслись в шлюпке, а меня волна смыла за борт.
-- Знаю, знаю,-- ответила Чаромора.-- Потому-то я и отправилась
разыскивать тебя. Я видела тебя там между камнями в прошлую пятницу.
-- В прошлую пятницу? -- удивился моряк.-- Мы были в Амстердаме. Ты
никак не могла видеть меня тут.
-- Ах, не могла?! -- захихикала Чаромора, да так, что моряка мороз по
коже пробрал.
-- Скажи хотя бы, где я теперь нахожусь? -- спросил он, изо всех сил
стараясь не поддаваться страху.
-- В полумиле от того места, где твое судно пошло ко дну,-- ответила
Чаромора.-- На моем острове.
-- Не может быть! -- воскликнул моряк.-- Здесь поблизости нет ни одного
острова, даже такого крохотного, на котором чайка могла бы свить себе
гнездо. Я учился в нескольких мореходных школах, а потом плавал по всем
морям-океанам. Уж я-то знаю! Такого острова нет.
-- Вот-вот,-- промолвила Чаромора.-- О заморских делах все все знают, а
до того, что у себя под боком творится, никому и дела нет. Еще когда твоего
прапрадеда на свете не было, многие по секрету знали об этом острове, и в
крайней нужде люди искали и находили здесь утешение и исцеление.
Обиженная Чаромора повернулась к моряку спиной и занялась своими
делами.
Моряк хотел было встать, но руки и ноги не повиновались ему.
-- Что это значит?! -- воскликнул он испуганно.
-- Судно твое пошло ко дну,-- ответила Чаромора.-- Ну, и тебя порядком
потрепало. Косточки поломало, печенку да селезенку здорово порастрясло.
-- У меня голова болит,-- пожаловался моряк.
-- Ах, "голова болит"! --передразнила его Чаромора.-- Ведь у тебя на
голове живого места не осталось!
-- Так позови же ко мне врача! -- взмолился моряк.
-- На моем острове врачую я! -- ответила Чаромора. Она уложила моряка в
постель и дала ему выпить капли.
-- А мои поломанные кости ты в лубок не положишь? -- спросил моряк.
-- Нет,-- ответила Чаромора,-- переломы я всегда лечу только каплями.
Моряк совсем приуныл, но перечить Чароморе больше не решался. Хоть он и
старался всеми силами скрыть это, но она наводила на него страх. Однако
Чароморе ничего не стоило прочесть его мысли.
-- Странные эти люди,-- говорила она чайке, поглаживая ее взъерошенные
перышки.-- Стоит сделать что-нибудь вопреки их привычкам, как им уже
кажется, что все делается неправильно и плохо.
Чайка не ответила -- ведь была она всего-навсего птицей.
Назавтра моряк почувствовал себя несравненно лучше. Трижды в день
давала Чаромора ему какие-то капли, и скоро моряк совсем выздоровел.
Настал день, когда он поднялся с кровати и пошел по комнате. Увидев
зеркало, моряк остановился перед ним и принялся разглядывать себя.
-- Вот тебе раз! У меня же теперь половина волос черные! -- воскликнул
он, ощупывая свою голову.
Чаромора подошла к нему поближе и внимательно оглядела его.
-- Н-да,-- протянула она.-- Бывает и так: как ни стараешься, все равно
осечка. Если желаешь, я могу тебе все волосы в черный цвет перекрасить.
-- А опять в светлый нельзя? -- спросил моряк. Чаромора пожала плечами.
-- Что ж, если ты так хочешь, можно и в светлый. Но поверь мне, черные
волосы идут тебе куда больше.
Но моряк все же захотел стать снова светловолосым.
Чаромора велела ему натаскать полный чан воды, затем вскипятила ее. Не
переставая ворчать, она бросила в чан щепотку какого-то белого порошка,
который до этого долго искала по всем шкафам. Когда вода немного остыла,
Чаромора предложила моряку вымыть ею волосы.
Моряк помыл голову и поспешил к зеркалу. Волосы его приобрели прежний
цвет. Но произошло что-то совсем странное: волосы сияли и сверкали, образуя
вокруг головы нимб.
-- Спаси и помилуй! -- воскликнул моряк.--Неужели моя голова будет
теперь всегда сиять, как свеча?
Чаромора рассердилась не на шутку.
-- Тебе ничем не угодишь! В старые времена люди были готовы отдать все,
чтобы только обзавестись вот таким сиянием вокруг головы! -- сказала она.
-- Куда же я в таком виде пойду? Меня же засмеют!
-- Ладно, будь по-твоему,-- сказала Чаромора.-- Пойди потри голову
морским песком, он снимет это сияние.
Моряк опрометью выскочил из избушки и поспешил на берег. Схватив полные
пригоршни песка, он тер и скреб голову до тех пор, пока до нее и дотронуться
стало больно. Тогда он вернулся в дом и взглянул в зеркало. Сияние почти
совсем исчезло. Непосвященный человек ни о чем бы и не догадался. Моряк
успокоился.
-- Если бы все это случилось не со мной, я ни за что не поверил бы, что
от таких смертельных увечий можно вылечиться одними каплями. Врачи сделали
бы мне не меньше семи сложнейших операций,-- сказал он Чароморе.
-- Ну что ж,-- презрительно молвила Чаромора.-- Иные не верят и тому,
что видят собственными глазами. Никаких особо тяжелых повреждений у тебя не
было. Руки-ноги да печенки-селезенки -- все при тебе. Вот если бы
чего-нибудь недоставало, то, пожалуй, я так легко не справилась бы.
Моряку не терпелось вернуться домой.
-- Перевези меня на лодке,-- попросил он.-- А то родные волнуются.
Но Чаромора ответила, что лодки у нее нет.
-- А как же ты попадаешь на материк? -- удивился моряк.-- Как ты можешь
жить тут, отрезанная от всего света?
-- Что за глупые вопросы ты задаешь! -- воскликнула Чаромора.-- Здесь
мой дом. Я не смогла бы жить в том твоем мире вдали от моего дома.
-- Но разве тебе не хочется иногда покататься на автомобиле? -- спросил
моряк.-- Или посмотреть цветные телепередачи?
-- Не знаю. Пока у меня такого желания не возникало.
-- Неужели и мне придется навсегда остаться здесь? --
приуныл моряк.-- Или я все-таки попаду когда-нибудь домой?
-- Поживем-увидим. Если от моего воздушного шара будет еще какой-нибудь
прок, я смогу переправить тебя на материк,-- ответила Чаромора и сразу же
принялась вдевать нитку в игольное ушко.
От воздушного шара остались одни клочья, да и они, облепленные мокрым
песком, слиплись в комок. Веревки частью оборвались, местами намертво
перепутались, иные совсем исчезли.
Пришлось здорово над ним потрудиться. Не раз терпение Чароморы готово
было лопнуть, и она в сердцах отбрасывала иголку в угол. Но моряк стойко
продолжал распутывать веревки, и каждый раз ему удавалось уговорить и
старуху снова заняться починкой. Наконец воздушный шар был приведен в
пристойный вид. Пестрый от многочисленных стежков, он стал похож на
лоскутное одеяло.
Оставалось дождаться темной ночи.
Чаромора и моряк уселись перед домом среди кустов шиповника и принялись
ждать. Солнышко пригревало, и цветы шиповника сладко пахли.
-- Послушай, Чаромора, скажи на милость, почему ты вообще решила меня
спасти? -- спросил моряк, удобно расположившись на траве.
-- Не спаси я тебя, твоя гибель легла бы тяжким грузом мне на сердце, я
бы просто места себе не находила.
Постепенно тени удлинялись. Скоро наступили сумерки, затем вечер
перешел в ночь, и воздушный шар перенес Чаромору и моряка на материк.
Вернувшись домой, Чаромора почувствовала, что ее бьет озноб. Жестокие
приступы кашля сотрясали все тело, нос заложило, горло опухло. В пояснице
кололо, будто туда вонзили острый нож. Голова кружилась, ноги дрожали, и вся
она горела, как в огне.
-- Ах ты моя горемычная! Ну и продуло же тебя во время шторма! --
причитала с восторгом старуха, дрожа в лихорадке.
А все дело в том, что Чароморе ужасно нравилось болеть.
Чаромора принялась стелить себе постель. Она вознамерилась поболеть
подольше и в свое удовольствие, потому постелила чистые простыни и достала
новое пуховое одеяло. Рядом с кроватью она взгромоздила целую гору носовых
платков и положила полный туесок градусников. Болея, Чаромора то и дело
измеряла себе температуру, в этом-то и состояла главная прелесть болезни. К
тому же, когда у Чароморы поднималась высокая температура, ей бывало жаль
стряхивать градусник, и поэтому каждый раз приходилось брать новый. После
болезни градусники с ртутным столбиком за сорок градусов она складывала в
отдельную шкатулку и иногда вечерами, попивая чай, с удовольствием
разглядывала их.
Чароморе очень не хотелось пить лекарство в этот, первый вечер болезни.
Снадобья ее были уж больно сильные, к утру от болезни не осталось бы и
следа.
Приготовив постель, колдунья заварила чай из шиповника с медом, но и
его она не стала пить, чтобы не нарушить приятный ход болезни. Чайник она
тоже водрузила на столик
около кровати, чтобы все было так, как и положено у больной.
Закончив приготовления, Чаромора улеглась в кровать и поставила себе
градусник. Ртутный столбик уперся в самый конец шкалы, так что даже
невозможно было определить, какая у нее температура. Чаромору кидало
одновременно и в жар, и в холод.
-- Ах ты моя горемычная! Какая же у тебя высокая температура! --
причитала она с тревожной радостью.
Чувствовала она себя на седьмом небе. И то и дело заходилась от
сильного удушливого кашля.
-- Ах ты моя горемычная! -- хрипела колдунья, задыхаясь.-- Как же это
тебя угораздило так простыть!
Кашлять было интересно, но постепенно кашель совсем вымотал ее. Как ни
жаль было Чароморе лишиться такого удовольствия, но в конце концов она не
выдержала и решила заварить себе целебный чай по давно придуманному рецепту:
это была смесь трав, которую она еще ни разу не пробовала. Старуха
смешала соцветия перечной и побеги лягушачьей мяты, корень бедренца, стебель
вороньей ягоды и цветы ластовня и добавила щепотку нераспустившихся бутонов
тимьяна. Напиток получился крепкий и горький, он выжал слезы из глаз, зато
кашель как рукой сняло.
От мяты прошли рези в желудке, тимьян и бедренец прочистили горло, а
ластовень, хоть и насыпала она его самую малость, успокоил боли в суставах.
Старуха вспотела, и появилась угроза, что спадет жар.
Чаромора скинула одеяло и настежь распахнула окна, чтобы не снизилась
температура. Хорошо, что хоть насморк остался! Сквозняк придал ему новые
силы -- из носу потекло, как весной сок из березы, и гора носовых платков
таяла на глазах. Теперь, когда кашель уже не мешал, каждый чих гудел чисто,
как медная труба.
-- Ах ты моя горемычная! -- бормотала Чаромора истово.-- Этот насморк
тебя еще доконает!
Она чихала и фыркала что было мочи. Поэтому ей все время приходилось
утираться носовым платком, отчего нос болезненно покраснел и распух. К тому
же Чаромора вдруг сообразила, что стирать все эти грязные платки придется ей
же. Она тяжко вздохнула, вылезла из кровати и втянула в нос горсть
растертого в порошок девясила. Конечно же, насморка как не бывало. И хоть
смейся, хоть плачь, но и пояснице от порошка полегчало.
Зато температура все еще держалась. То была поистине прекрасная высокая
температура с сильным ознобом и грызущей ломотой в костях. Чаромора решила,
что с такой температурой она хоть побродит всласть.
-- Ах ты моя горемычная! -- пробормотала она.-- Неужто ты и вправду
дошла до того, что и бредить начнешь?
Но пока из этого ничего не получалось. Голова была слишком ясной.
Чароморе пришлось снова встать с кровати. Теперь она приняла порядочную дозу
настойки спорыньи, чтобы в голове помутилось и поскорее начался бред. Но то
ли из-за высокой температуры она спутала настойки, то ли спорынья
подействовала иначе, чем надеялась Чаромора,
но случилось непредвиденное: температура стала быстро падать и ломота в
костях прошла.
-- Ну-ну, горемычная,-- пробурчала старуха недовольно.-- Ты, никак, на
поправку пошла.
В сердцах она выпила остывший чай шиповника и крепко уснула.
Наутро Чаромора была здорова и свежа как огурчик. Она глубоко вздохнула
и сказала:
-- Горемыка ты моя, горемыка, и болеть-то ты толком не умеешь.
А время шло.
Как-то после полудня сидела Чаромора в муравейнике и врачевала
муравьиными укусами свою ломоту. Вдруг в просвете между стволами сосен она
заметила, что к острову приближается небольшая надувная лодка. Чаромора
вылезла из муравейника, стряхнула с одежды и с растрепанных волос муравьев и
заспешила на берег навстречу лодке.
В пассажире Чаромора узнала спасенного ею моряка.
-- Что стряслось? -- закричала Чаромора, не дожидаясь, пока лодка
пристанет к берегу.-- Уж не разошлись ли кости, которые я тебе вправила?
-- Нет! -- прокричал моряк в ответ, причаливая к берегу.-- Еще никто не
вылечивал меня лучше, чем ты. А прибыл я совсем по другому делу.
-- По какому же такому делу? -- спросила Чаромора.
-- Я приехал к тебе ради бывшего моего капитана,-- стал рассказывать
моряк.-- С ним стряслась беда. Катаясь на коньках, он упал и вывихнул ногу,
да так неудачно, что пятка одной ноги оказалась спереди, а пальцы сзади.
Бедняга Трумм не в состоянии сам и шагу ступить. Когда одна нога делает шаг
вперед, то другая -- шаг назад, и Трумм с места не может сдвинуться. От
отчаяния он даже машину себе купил. Ни один врач не берется его лечить:
очень уж случай необычный. Вот мы с ним и подумали: раз ты меня так хорошо
вылечила, может, и ему помочь сумеешь?
-- Да как тебе сказать,-- скромно потупилась Чаромора.-- Прежде чем
ответить на этот вопрос, я должна осмотреть его.
-- За чем же дело! -- обрадовался моряк.-- Прыгай в лодку -- и поплыли!
-- Будь по-твоему,-- ответила Чаромора.-- Только я уж сразу захвачу с
собой травы, которыми я ноги лечу.
Моряк остался ждать на берегу, а Чаромора поспешила в дом за травами.
Когда она снова появилась, моряк прямо остолбенел от удивления. Трав для
лечения Чаромора прихватила целый стог, самой колдуньи под ним и не видно
было.
-- Если мы все это возьмем с собой,-- сказал моряк,-- то для нас в
лодке места не останется.
-- Конечно, это все нужно взять с собой,-- ответила Чаромора.-- Ведь я
еще не знаю, какие травы мне могут понадобиться!
Она уложила стог лечебных трав в лодку, взобралась на него и уселась
поудобнее. Лодчонка погрузилась в воду по самый борт. Когда моряк тоже
попытался залезть в лодку, вода перехлестнула через край внутрь.
-- Разве ты не видишь, что в лодке для тебя нет места? --
возмутилась Чаромора.-- Этак, чего доброго, мои травы намокнут и начнут
преть!
Делать нечего, пришлось моряку плыть за лодкой.
-- По крайней мере, Трумм выздоровеет,-- утешал он себя, замерзая в
холодной воде.
Чаромора на стоге сена в лодке, моряк вплавь за лодкой -- так прибыли
они в порт большого города.
В порту со своей машиной их ожидал Трумм. Из-за странного увечья он мог
передвигаться только вприпрыжку. Прыжки его были столь необычны, что где бы
он ни появлялся, тут же привлекал к себе всеобщее внимание. Люди принимали
его за циркового артиста. Вот и сейчас у причала его окружала большая толпа
людей, с любопытством ожидавших, когда он запрыгает.
При виде Чароморы и моряка толпа оживилась и зашумела. Все решили, что
и они участники циркового представления.
-- 0-го! -- выдохнула Чаромора, увидев толпу.-- Такой торжественной
встречи я не ожидала.
Сидя на стоге, она приветственно помахала рукой. Собравшиеся засмеялись
и зааплодировали.
Когда Чаромора вместе со своими травами перебралась на причал, Трумм,
подпрыгивая, повел ее к машине. Дрожащий от холода моряк, с которого стекала
вода, шел за ними.
Они привязали стог сена на крыше, сели в машину и поехали к Трумму.
Все свои лучшие годы Трумм проплавал по морям и океанам. Он пережил
семнадцать кораблекрушений, но все они закончились для него счастливо.
Конечно же, всякий раз он свято соблюдал древний суровый морской закон,
согласно которому капитан не смеет покинуть тонущий корабль и должен вместе
с ним идти ко дну. Но если ему удается потом всплыть, то он волен поступать,
как захочет. Поскольку Трумм был прекрасным пловцом, он благополучно вышел
из всех семнадцати кораблекрушений.
Восемнадцатого корабля уже не дали, и пришлось ему осесть на берегу.
Теперь Трумм одиноко коротал дни в собственном домике у широкой
площади. Здесь под потолком просторной гостиной были развешаны модели всех