Первик Айно. Чаромора

-- Ты заметила, насколько они подросли за сегодняшний день? --
восторженно спросил он.
Такое равнодушие оскорбило Чаромору до глубины души. Ах, значит, для
Трумма какие-то лопухи важнее! Едва сдерживая слезы, Чаромора принялась
надувать свои воздушный шар, надула его и поднялась в воздух. Она так
горевала, что даже не обратила внимания, куда и с какой силой дует ветер,
чтобы приноровиться к его порывам. И ветер бросал и трепал ее, как хотел. Но
Чаромора и этого не замечала, она только всхлипывала время от времени,
вспоминая о своей обиде.
Ветер гнал шар Чароморы над морем. Он занес ее в тяжелые грозовые тучи,
и старуха промокла насквозь.
-- Вот простужусь и заболею воспалением легких,-- обиженно бормотала
она себе под нос.-- Тогда-то Трумм поймет, кого потерял.
Внезапно вокруг Чароморы засверкали яркие молнии. Воздух содрогнулся от
раскатов грома.
-- Ах, какая дивная гроза! -- закричала Чаромора, перекрикивая раскаты
грома.-- Поделом Трумму, если в меня попадет молния!
От грозы на сердце у Чароморы немного полегчало. К тому времени, когда
ураган скрылся за горизонтом, настроение у нее стало вполне благодушным.
Теперь Чаромора уже принялась осматриваться, куда это ее занесло. Внизу
простиралась безжизненная пустошь, покрытая пеплом и грудами шлака. И она
снова загрустила.
-- Ах ты моя горемычная! -- проговорила она дрожащим от обиды
голосом.-- Знал бы бедняжка Трумм, куда тебя забросило!
Длинные трубы извергали в темноту ночи раскаленное дыхание. С разлету
Чаромора зацепилась за самую высокую трубу и повисла на ее зубчатом краю.
Над трубой клубился мерцающий искрами ядовитый дым. Время от времени из дыма
всполохами вскидывались яркие багровые языки пламени.
Чаромора почувствовала, что ей нечем дышать. Она высунула голову из
облака дыма и глотнула свежего воздуха. Веревки, которыми Чаромора
привязалась к воздушному шару, перегорели, воздух с шипением вырвался из
шара, и пустая оболочка упала вниз, в недра трубы.
Из трубы снова вырвалось пламя и обдало Чаромору обжигающим жаром.
Одежда на Чароморе, тихо потрескивая, начала тлеть. Дым обволок ее густой
пеленой, и у ведьмы помутилось сознание, но, превозмогая себя, она стала
перелезать через край в трубу -- должна же она была найти свой шар!
От жалости к себе и Трумму Чаромора громко зарыдала. Сердце ее
смягчилось, все обиды улетучились. Но она уже висела внутри трубы и могла в
любую секунду рухнуть вниз, в бушующий огненный смерч.
-- Этак ты и взаправду сгоришь в огне,-- прохрипела она.-- И никто
никогда не узнает, куда ты подевалась. Ох, мой милый Трумм, на кого же я
тебя покину! Что за напасть, зачем я только полезла в эту трубу!
Чародейка хотела заговорить огонь и отвести в сторону дым, но ее
воспаленные губы бормотали какие-то ненужные, беспомощные слова. Волшебная
сила покидала ее. Огонь и дым не повиновались ей, наоборот, они все плотнее
окутывали ее.
-- Нет, нет, жизнь не может кончиться! -- недоуменно прошептала
Чаромора.-- Нет, не может такого быть!
Ее руки нащупали обжигающе горячую железную лестницу, встроенную в
трубе, и Чаромора стала карабкаться по ней. Это потребовало огромных усилий,
потому что руки и ноги совсем ослабли, голова кружилась, а сердце готово
было остановиться. Но упорство взяло верх. И, о счастье! С одной из
перекладин свисал воздушный шар! Чаромора схватила его. Наконец колдунья
поднялась на край трубы. Лестница, перекинутая через край, уходила к земле.
Уже плохо соображая, Чаромора шаг за шагом стала спускаться вниз. Иногда она
теряла сознание, но ее цепкие костлявые пальцы, как птичьи лапки, цеплялись
за перекладины. Чаромора была уже совсем близко от земли, когда пальцы
разжались и она без сознания рухнула на кучу шлака.
А как же капитан Трумм? На следующее утро он даже не заметил отсутствия
Чароморы. Едва забрезжило, он тайком, захватив с собой карандаши и бумагу,
сбежал из дома. До
самых сумерек сидел он на своих грядках с лопухами и увлеченно рисовал
каждое растеньице, каждый стебелек, каждый листочек, а на листочке каждую
прожилочку, радуясь, что никто не отвлекает его от любимого занятия. И
только когда спустились сумерки и глаза перестали различать отдельные
предметы, он собрал краски и бумагу и поплелся домой.
На море штормило. Порывы ветра то распахивали, то захлопывали дверь
дома, да с таким треском, что Трумм услышал это за версту.
-- Чем же занята Эммелина, что позволяет ветру ломать дверь? -- подумал
капитан вслух.
В животе у него бурчало от голода, и Трумм старался уже издали по
запаху догадаться, что будет на ужин. Но дым из трубы не шел, окна не
светились. Над крышей, тревожно крича, летала чайка. Удивляясь и ничего не
понимая, Трумм вошел в дом. В комнате было пусто и холодно, как в погребе.
Только теперь, словно сквозь туман, Трумм вспомнил угрозу Чароморы
покинуть остров.
Совсем растерявшись, он развел в очаге огонь и принялся варить суп.
Когда суп сварился, Трумм поел сам и предложил чайке, влетевшей за ним в
комнату, но чайка не стала есть из рук капитана и продолжала жалобно
кричать.
А ветер тем временем усиливался. Тревога капитана росла. Он думал о
Чароморе, затерявшейся где-то там в шторме, и обо всех кораблях, плывущих в
бушующем море. Наконец он не выдержал, надел теплый шерстяной свитер и
отправился на берег. Нужно было разжечь костер, чтобы облегчить Чароморе
возвращение домой, а еще для того, чтобы корабли заметили близость земли и
рифов.
Шторм бушевал ночь напролет, весь следующий день и еще одну ночь. Обе
ночи капитан провел на берегу, поддерживая в костре яркий огонь.
Только на заре третьего дня он заметил на поверхности утихающего моря
какой-то предмет. Это была полуразбитая легкая парусная лодка, которую ветер
гнал к острову. Два совсем молоденьких паренька, один с бородой, другой
длинный
как жердь, пытались провести лодку к берегу, лавируя меж камней.
Когда нос парусника врезался в прибрежный песок, капитан увидел, что в
лодке лежит девушка с волосами цвета ореховой скорлупы, с закатившимися
глазами и лицом, белым как снег. Рядом громоздилась куча разных музыкальных
инструментов, залитых морской водой.
-- Наша сестра совсем обессилела,-- сказал бородач,-- а парусник сильно
пострадал, налетев на рифы. Ты не приютишь нас на время, пока сестра
оправится, а мы починим нашу лодку, чтобы плыть дальше?
-- Конечно, оставайтесь,-- сказал Трумм и помог перенести девушку к
костру.
Парни вылили воду из размокших инструментов и стали озабоченно стучать
по набухшему дереву. В ответ инструменты только тихо сипели.
-- А что, если на них уже нельзя будет играть? -- спросил парень, и вид
у него при этом был совсем несчастный.
Капитан потрогал лоб девушки и холодную как лед руку.
-- Вашу сестру необходимо как можно скорее отнести в сухое и теплое
место,-- сказал он ребятам.-- Пошли.
Дома Трумм уложил девушку в кровать и заварил чай из шиповника. Но
девушка лежала без сознания, и ему не удалось напоить ее горячим чаем. Зато
ребята, попив чаю, быстро согрелись. Когда же они съели еще и позавчерашний
суп Трумма, то совсем осоловели и повалились спать прямо у очага, в обнимку
со своими инструментами. Трумм тихонько вынул инструменты из ослабевших рук
и отнес их для просушки во двор. После этого он стал приводить девушку в
чувство.
Вот бы Чаромору сюда! Без нее Трумм сам не свой. Но ждать было некогда,
девушка нуждалась в помощи. Капитан достал рукопись будущей книги Чароморы и
стал изучать ее. Но Чаромора успела написать только об исцелении паром, и
Трумму пришлось прибегнуть к этому способу. Мучаясь сомнениями, правильный
ли он выбрал рецепт, капитан принялся искать в запасах нужные травы. От
напряжения он даже
вспотел. Ведь и он порядком устал, сидя по ночам у костра в ожидании
Чароморы, но сейчас ему было не до отдыха.
Наконец котел был наполнен травами. Оставалось вскипятить воду и
окурить комнату паром. Трумм волновался, не случится ли что-нибудь
непредвиденное, но ведь надо же было помочь попавшей в беду девушке!
Стоило Трумму втянуть носом пар, и у него словно гора с плеч свалилась.
Его уже не волновала судьба Чароморы, и до потерпевших кораблекрушение ему
не было никакого дела. Наоборот, вся их история показалась ужасно смешной.
Посмеиваясь, капитан сел у очага и стал с интересом ждать, что произойдет
дальше.
Скоро клубы пара, поднимавшиеся из котла, дошли до девушки. Щеки ее
порозовели, девушка чихнула и открыла глаза. Улыбаясь, она села на краю
кровати и огляделась вокруг. Заметив Трумма, девушка залилась смехом. Трумм
во всю глотку захохотал ей в ответ. А пар заполнил уже все помещение и стал
оседать. Теперь захихикали и спящие на полу братья. Поначалу они смеялись во
сне. Но прошло совсем немного времени, они открыли глаза и вскочили на ноги.
И пошло-поехало! Ребята пели, плясали и покатывались со смеху. Да что
ребята! Даже капитану Трумму показалось, будто он совсем молодой развеселый
парень. Когда вода в котле выкипела и огонь в очаге стал гаснуть, Трумм
подбросил дров, налил в котел воду и положил новую порцию трав. И веселье
продолжалось. Днем и ночью клубы пара, как облака, плыли по дому Чароморы, в
конце концов с потолка закапало, и все в доме, даже подушки и одеяла,
промокло так, будто шел самый настоящий теплый дождь. С толстого пушистого
ковра брызги разлетались во все стороны, стоило кому-нибудь ступить на него.
Страницы рукописи Чароморы плавали по воде, как кораблики. Конечно же,
отсырели и все насушенные ею травы. Картонная коробка, в которой Чаромора
хранила порошки различных споровых растений, раскисла, и споры расплылись по
всему дому. Прошло совсем немного времени, и на стенах, столах, шкафах
повылезли грибы.
С капитана Трумма и его гостей текло так, будто они только что вышли из
моря. Их мокрые волосы растрепались, от затянувшегося веселья под глазами
появились огромные тени, лица осунулись. Словно призраки, кружились и
прыгали они в клубах пара и хохотали во весь голос. И все заботы как ветром
сдуло. Ну и пусть капает, пусть течет, пусть все мокнет! Ничто их не
заботило, ничего они не помнили.
В конце концов кончились дрова, а поскольку никто не смог наколоть
новых, в насквозь промокшем доме наступил наконец-то покой. Едва пар
рассеялся, как они, утомленные, повалились на пол среди грибов и уснули
мертвым сном.
Когда капитан Трумм раскрыл глаза и огляделся вокруг, на сердце ему
словно гиря легла. Чаромора все еще не вернулась. По всей комнате росли
грибы. Сыроежки и белые, опята и грузди, лисички и шампиньоны, дождевики,
сморчки, рыжики и много всяких других, которым Трумм и названия не знал.
Посреди грибов, прямо на полу, спали ребята и девушка, лица у них были
бледные и измученные.
-- О, что я наделал! -- пришел Трумм в отчаяние.-- Ведь я хотел им
только добра!
Трумм встал и открыл настежь окна и двери. Легкий весенний ветерок стал
продувать проросший грибами дом. Глотнув свежего воздуха, медленно открыл
глаза парень с бородой. Другой парень и девушка продолжали спать как убитые.
Капитан и бородач вышли во двор под яркое весеннее солнце. Стоял теплый
ясный день. За лесной опушкой тихо шумело море. Щебетали птицы.
Парень стал озабоченно осматривать музыкальные инструменты, вынесенные
Труммом для просушки. Под его пальцами инструменты тихо позванивали, они
хорошо просохли, только, конечно, были расстроены. Парень взялся их
настраивать. Звуки разбудили долговязого и девушку.
-- Ну и ванну ты нам приготовил! -- сказала девушка Трумму.
Ребята рассказали капитану, как им захотелось увидеть дальние страны,
они покинули родительский дом и теперь странствуют по всему свету, стараясь
песней и игрой радовать людей.
Трумму это очень понравилось. Он рассказал ребятам о Чароморе и о ее
научной книге, которая поможет людям.
-- Вот только Чаромора улетела, и я совсем не знаю, что с ней
приключилось,-- печально заключил Трумм свой рассказ.
-- Я уверена, она скоро вернется! -- быстро проговорила девушка -- она
не могла видеть ни одного грустного лица.
Музыканты наперебой утешали Трумма, как могли, и у капитана немного
отлегло от сердца.
-- Нужно осмотреть лодку,-- сказал наконец долговязый.-- Пора в путь!
Шторм изрядно потрепал их парусную лодку. Нужно было залатать парус,
поставить новую мачту, законопатить щели между досками, давшими течь. Так
что работы хватало.
Все же кое-как дело продвигалось.
Вечером после ремонта лодки капитан принялся собирать грибы, убирать и
чистить дом и сушить перед очагом Чароморину рукопись. Однако рукопись имела
плачевный вид: страницы раскисли, чернила размыло. Листы были чистые, как
новенькие, на них не сохранилось ни единого слова. Трумм опять помрачнел.
Теперь-то он понял, что ему следовало бы чаще смотреть своей Чароморе в
глаза и меньше сидеть на грядках с лопухами. Но было поздно: Чаромора
исчезла, а он такого натворил, что и думать тошно.
Под ласковым вечерним небом музыканты бренчали на своих инструментах и
старались песней хоть немного развеселить Трумма.
Прошло еще несколько дней, прежде чем починенное суденышко смогло
поднять паруса. Подхваченные свежим морским ветром, путешественники покинули
остров. Трумм стоял на берегу и махал на прощание. Перед ним расстилалось и
сверкало на солнце синее море, а за горизонтом манил весь мир.
Подгоняемая попутным ветром, парусная лодка бойко скользила по воде.
Вода за парусником расходилась прямым, быстро расширяющимся с конца клином,
и в самой дальней стороне этого вытянутого треугольника маленькой надежной
точкой лежал остров Чароморы.
Трумм дал музыкантам с собой целую кастрюлю грибного супа. А девушка,
тайком даже от парней, прихватила пучок "веселой" травы.
На закате дня музыканты повстречали большое, тяжелогруженое судно.
Моряки заметили их, застопорили моторы и прокричали в рупор, что хотят с
ними поговорить.
Парусную лодчонку вместе со всем содержимым подняли на палубу судна. И
только там девушка и парни вышли из лодки.
Капитан пригласил их в свою каюту.
-- Мы попали в район подводных рифов,-- сказал он озабоченно.-- Может
быть, вы сумеете вывести нас отсюда?
Бородатый парень ответил, что и они впервые плывут по этому морю и со
своего легкого суденышка, которое сидит совсем неглубоко, не заметили
никаких подводных скал.
-- Жаль, жаль,-- сказал капитан,-- значит, от вас нам помощи ждать не
приходится.-- И при этих словах его лицо совсем помрачнело.
Пригорюнились и остальные моряки, когда услышали, что парни и девушка
не лучше их знают море.
Капитан предложил музыкантам поужинать и переночевать на судне, а уж
наутро отправиться дальше в путь на своей парусной лодке. Музыканты с
радостью приняли это предложение.
Настроение у моряков было подавленное. Ребята старались и песнями и
музыкой развеять их тревогу, но настоящего веселья так и не получилось.
Тогда девушка прокралась на палубу, где уже совсем стемнело, нашла
укромное безветренное место и разожгла под котелком огонь. Вскоре облака
пара окутали судно.
И всех тревог как не бывало!
-- И чего мы тут нюни распустили! -- воскликнул капитан.-- А ну,
морячки, полный вперед! Не зимовать же нам здесь среди рифов!
Судно стрелой рванулось вперед. Оно так неслось сквозь тьму, что вода
пеной вскипала за кормой, а моряки на палубе скакали и прыгали в облаках
пара, музыканты во всю мочь играли на своих инструментах и на все голоса
распевали песни. Поднялся такой тарарам, что море ухало в ответ. Корабль то
и дело менял курс, и от крутых поворотов моряки, словно поденные, валились
на палубу.
Вдруг раздался страшный грохот. Судно резко остановилось, будто кто-то
дернул его за вожжи. -- Мы сели на рифы! Мы сели на рифы! Спасайся, кто
может! -- радостно сообщил капитан. Под собственные ликующие крики моряки
спустили на воду спасательные шлюпки и попрыгали в них. Им казалось, их
ожидает небольшое увеселительное путешествие до ближайшей гавани. Туда-то
они и прибыли на рассвете следующего дня вместе с музыкантами -- без
кровинки в лице, окоченевшие от холода и перепуганные до смерти. Покинутый
корабль стал быстро тонуть. Из зияющей в корпусе судна дыры пенящейся струей
выливался вонючий мазут. И все шире и шире расплывался по поверхности моря.
Когда Чаромора, наконец, пришла в себя, то никак не могла сообразить,
как долго пролежала она на куче шлака. Может, час, а может, день или даже
целую неделю. Вокруг было темно и моросил дождь.
Все тело болело от ссадин и ожогов. В трубе чародейка угорела, и теперь
у нее перед глазами плясали огненные круги. -- Ах ты моя горемычная! --
запричитала Чаромора.-- До чего же ты вспыльчивая! Чуть что не по тебе, так
ты хоть в огонь с головой!
Чаромора подумала, что воздушный шар должен быть где-нибудь поблизости.
Но цел ли он, да и хватит ли у нее сил надуть его? Чаромора напрягла всю
свою волю. Сил ей придали и мысли о капитане. Что-то он, бедняга, делает там
на острове в одиночестве? Чаромора почуяла: с Труммом стряслась беда. Воздух
в шаре все же как-то держался, и Чароморе удалось его надуть. Но канаты и
веревки обуглились и рассыпались. Чаромора с трудом разорвала обгоревшую до
дыр рубашку на полосы и привязалась к воздушному шару. Теперь можно было
осторожно подняться в воздух. Под проливным дождем Чаромора полетела над
темнеющими полями.
-- Эй ты, мертвый пепел! Не видать тебе живой Чароморы! -- разнесся над
пустошью ее пронзительный крик.
Прошло немало времени, прежде чем внизу исчезли горы шлака. За ними
простиралась пустошь, за пустошью потянулось болото с низкорослыми кривыми
соснами и бездонными оконцами меж кочек. Чаромора облегченно вздохнула. Она
была спасена! Колдунья опустилась на один из болотных островков с блестящим,
как глаз, озерцом, и уткнулась лицом в мокрый мох. Вокруг краснели крупные
ягоды прошлогодней клюквы. Задыхаясь, Чаромора хватала их губами прямо с
кочек и чувствовала, как к ней возвращаются силы. Она долго ползала на
четвереньках между кустами вереска и багульника, прежде чем нашла то, что
искала. Ногтями она выковыряла из земли несколько корешков, разжевала их и
наложила на раны. И почти сразу боль отпустила. На берегу озерца Чаромора
нарвала охапку прошлогодней травы, устроила из травы и мха уютное местечко
между елками, натянула на себя вместо одеяла пустой воздушный шар и
провалилась в глубокий сон.
Когда она, наконец, проснулась, в синем небе сияло теплое солнце, и
Чаромора почувствовала себя снова здоровой и бодрой. Только слабость все еще
давала себя знать, да и вид у нее был ужасный: вся в саже и копоти, а
подпаленные огнем волосы торчали во все стороны. Одежда волшебницы
превратилась в лохмотья.
Чаромора радостно вскочила и прыгнула в бездонное болотное озерцо,
шумно расплескивая воду. Вода была коричневая, как пиво, и холодная, как
железо. Чаромора плавала долго и с наслаждением. Затем смыла с себя сажу,
постирала остатки своей одежки и развесила ее на ветвях болотной сосны
просушиться на солнце. Вокруг щебетали птицы, Чаромора напевала песенку и
собирала прошлогоднюю клюкву и бруснику.
И вдруг острая тревога пронзила ей сердце. Перед ее глазами встал
Трумм. Лицо у капитана было растерянное и все в слезах.
Капитан Трумм стоял на берегу и с трудом сдерживал слезы. Море вокруг
острова Чароморы было покрыто мазутом. Насколько хватал глаз -- повсюду
только мазут и мазут.
Над этим маслянистым морем кружили и тревожно кричали птицы.
Привлеченные радужным блеском, садились они на воду, и мазут обволакивал их
тельца и склеивал перья. Вода просачивалась под перья, и птицы промокали
насквозь; озябнув, они становились вялыми, ко всему безучастными. Они
заболевали. Одни птицы понуро сидели на прибрежных камнях, другие
безжизненно бултыхались в черной жиже, и волны несли их раз от разу все
ближе к песчаному берегу. Одну, вторую, третью. Вся прибрежная полоса была
усеяна их маслянистыми, намокшими тельцами. Это был мор.
Капитан не мог спокойно смотреть на птиц. Его сердце разрывалось от
жалости при виде того, как все новые сильные, прекрасные птицы, все новые
морянки и гагарки, травники и крачки, утки и чайки, словно околдованные злой
силой, окунались в смертоносную жидкость, а он ничем не мог помочь им. Он,
правда, старался отгонять птиц подальше от лоснящейся поверхности моря,
бегал с громкими криками по берегу, хлопал в ладоши, швырял камни. Но что
мог он поделать, если мазут окружал уже весь остров и птицы словно
обезумели!
-- Эммелина, почему ты нас покинула?! -- рыдал большой и сильный
капитан Трумм, как младенец. Слезы градом текли по его лицу, все
расплывалось перед глазами.
И тут резкий хриплый свист пронесся вдруг над морем и островом.
Кружившие над маслянистой водой птицы испуганно шарахнулись. И, будто
поднятые какой-то неведомой силой, взмыли вверх, собрались в стаи и улетели.
От неожиданности Трумм вздрогнул. Но сердце его наполнилось радостью.
Ведь это свистела его любимая Эммелина! А вот и она сама -- повисла над
прибрежными скалами на своем воздушном шаре. Трумм заспешил к падающей с
неба Чароморе.
Жуткий и жалкий вид был у обгоревшей, в лохмотьях, Чароморы, но ведь
была она своя, родная.
-- Ну-ну,-- произнесла Чаромора вместо приветствия.-- Ах, значит, из-за
легкомысленной девчонки корабль налетел на рифы. Мой бедный капитан, что ты
тут без меня натворил!
Капитан не знал, что ей ответить. Только на сердце у него стало опять
тяжело, будто оно налилось свинцом.
Чаромора направилась к больным и безжизненным птицам.
-- Здесь не помогут слова против пожара, не помогут и слова против
наводнения,-- бормотала она.-- Нужно придумать новые.
Она подняла перепачканную мазутом полуживую чайку и принялась задумчиво
дуть на нее, все время что-то бормоча себе под нос. Время от времени она
замолкала, словно прислушиваясь к своим мыслям.
Сначала ничего не изменилось. Птица комом лежала на руках Чароморы, ее
крылья безжизненно свисали. Но вот мало-помалу маслянистый слой, покрывавший
птицу, стал собираться в капли. Капли скатывались вдоль тельца вниз и падали
на песок. А перья постепенно распушились. Свободной рукой чародейка
погладила чайку по грудке и по спине. Вялое тельце ожило. Птица
встряхнулась, и глаза ее оживились.
Чаромора подняла чайку высоко над головой и что-то крикнула. Чайка
расправила крылья и взлетела. Она поднималась все выше и выше и растаяла в
синеве, там, где простиралась чистая вода.
Трумм зачарованно смотрел ей вслед.
А Чаромора уже держала в руках другую птицу и старательно дула на нее.
Капитан принялся помогать Чароморе. Он сносил к ее ногам покрытых
мазутом птиц. Их было устрашающе много, и каждый раз, поднимая очередную
птицу, Трумм чувствовал острую боль в сердце.
А Чаромора знай себе дула и бормотала, бормотала и дула. Вскоре
падающие на землю капли образовали целую лужу.
Чароморе пришлось взобраться на камень. Но теперь капитан никак не мог
подойти к ней. Чароморе приходилось менять место. Вот почему спустя
некоторое время все побережье покрылось маслянистыми лужами.
К утру Чаромора ужасно устала от своей необычной работы. Однообразное
тихое бормотание нагоняло на нее сон, глаза невольно слипались. Чтобы не
заснуть, Чаромора стала петь. И, увлекшись, не заметила, как превратила
чайку в альбатроса. Раскинув могучие крылья, альбатрос исчез в высоте.
-- Ох, горюшко! -- запричитала Чаромора.-- Этак я невесть что натворю!
Чаромора отправила капитана домой, чтобы он сварил крепкий кофе,--
нужно же как-то отгонять сон.
Наконец наступил день, когда все птицы выздоровели и повеселели.
А море по-прежнему тяжело раскачивалось под слоем мазута.
-- Теперь мы сделаем грабли,-- сказала Чаромора. Вместе с Труммом они
пошли в заросли искать подходящее дерево для черенка. Выбирала Чаромора
очень придирчиво. Сосна ломкая, ива слишком гибкая, осина сильно хрупкая, а
береза больно тяжелая. И только ель понравилась старухе. Она нашла несколько
молодых упругих елочек, срезала их большим ножом и очистила от веток. Затем
стала наращивать ствол к стволу, ведь ей были нужны очень большие грабли.
Место соединения стволов Чаромора плотно оплела, чтобы во время работы
грабли не сломались.
Рукоять получилась красивая, ровная и гладкая. Вилку Чаромора сделала
из рябины, а поперечину вытесала из можжевельника.
Теперь Чаромора принялась мастерить зубья. Посредине она поставила зуб
щуки. Рядом с зубом щуки приладила косточку от крыла тетерева, а с другой
стороны клык кабана. По краям вправила серебряную брошку своей бабушки и
ржавый железный гвоздь из корпуса корабля, который вместе с кораблем прошел
сквозь огонь и воду.
Чаромора работала в поте лица и с душой, и вскоре грабли были готовы.
Затем Чаромора привязала воздушный шар за спину и взлетела над морем.
-- Все должно знать свое место,-- промолвила она.-- То, что вышло из
земли, должно рано или поздно туда же вернуться.
Чаромора проткнула длинным черенком грабель в дне моря несколько
глубоких дыр и стала сгребать в них мазут. Но стоило лишь небольшому клочку
моря освободиться от мазута, как тот снова расползался по поверхности.
Старуха сгребала и сгребала, так что мазут и вода взвивались фонтанами. И
все время внимательно следила за тем, чтобы нечаянно какая-нибудь рыбешка