Был он велик и страшен. Седло его приросло к коню, сам он прирос к седлу, изо рта пламя бьет, из-под копыт искры летят - так он ездил. И вот как-то раз напал черный ногаец на один аул, сжег его, шашкой своей изрубил всех людей. В живых осталась лишь одна беременная женщина, которая собирала в тот день груши. Она родила мальчика и умерла. А к мальчику подошел волк и хотел его съесть. Только волк кинулся на мальчика, тот просунул ему в пасть руку и сломал все клыки. Потом мальчик вспрыгнул на спину волка и схватил его за уши. "Я твой всадник, а ты - мой конь!" - сказал мальчик. "Я привезу тебя к моему хозяину", - сказал волк и пустился рысью. Мальчик верхом на волке подъехал к шалашу, у которого сидел старик и поджаривал оленя. "Волчий щенок, откуда ты везешь этого сучьего щенка?" - спросил старик у волка. "Один черный ногаец разгромил село, изрубил людей, осталась лишь одна женщина в лесу. Она родила этого мальчика, а он сломал мне клыки, оседлал и приехал сюда верхом на мне",- рассказал волк. Старик подивился его рассказу и стал воспитывать мальчика. Он поил его барсучьим молоком, кормил оленьим мясом и лесными орехами. Этот старик был вещим и мог принять облик любого зверя. Однажды он обернулся медведем и стал бороться с мальчиком. Мальчик схватил медведя, притянул его к себе, сломал ему два ребра и с размаху ударил оземь. "Ну, теперь у тебя достаточно сил, - сказал старик, - чтобы освободить свой край, на который нападает черный ногаец. Тебе нужно оружие, которое снесет ему голову, и конь, который одолеет его коня. Вон там живет мой старший брат. Он выкует тебе шашку. Для него зарежешь этого белого оленя. А тебе я даю имя Берза Дог[59]". Берза Дог взял белого оленя и отправился туда, куда указал старик. Он увидел пещеру, из которой курился дым, подошел к ней и говорит: "Пусть хозяину будет впрок мясо этого белого оленя!" Выбежал из пещеры старший брат старика, железных дел мастер, с намерением драться. Увидел, что для него зарезали оленя, и драться не стал. Он был дороден, его борода и усы были опалены, на голове и плечах - черная сажа. "Пусть будет твой приход добрым, если у тебя добрые намерения",- сказал он. "У меня добрые намерения, а прислал меня твой младший брат". И Берза Дог рассказал, что ему нужна шашка, которой он мог бы разрубить черного ногайца. "Хорошо, - отвечал кузнец. - Только сдвинь-ка с места эту наковальню". Он показал на большой камень, лежавший посреди кузни. Напряг Берза Дог все силы, но не смог сдвинуть наковальню с места. Она сидела глубоко в земле. "Дай-ка я попробую", - сказал кузнец и без труда вырвал камень из земли, а затем вновь всадил его в землю. "Будешь помогать мне в работе год", - сказал кузнец. Целый год проработал Берза Дог у кузнеца и каждый день пытался вырвать наковальню из земли, чтобы проверить, сколько сил у него прибавилось. Через год он, как и кузнец, уже легко поднимал наковальню, а затем обратно ее всаживал. И теперь он вместе с кузнецом начал делать шашку. Семь дней и семь ночей они готовили уголь, мяли сталь руками, словно тесто. Семь дней и семь ночей ковали шашку, а потом стали бить ею по валунам и скалам. Шашка рассекала валуны и скалы, словно тыквы. С шашкой Берза Дог вернулся к старику, который его воспитывал, а тот говорит: "Теперь ты должен пойти к моему самому старшему брату. Приведешь от него сорок буйволиц", - и старик снова дал ему белого оленя. Берза Дог приходит к самому старшему брату старика и говорит: "Пусть хозяину будет впрок мясо этого белого оленя!" Самый старший брат, пасший овец, выбежал навстречу Берза Догу, Увидел он прирезанного для него оленя и успокоился. После этого они стали говорить о делах. Пастух швырнул со своей ноги чувяк и попросил Берза Дога принести его. С трудом приволок Берза Дог тот чувяк. "Ты должен проработать со мной ровно год", - сказал пастух. Берза Дог ходил за овцами, коровами, буйволицами. Через год он взбегал на гору с одним быком на шее и двумя под мышками. Берза Дог вернулся к старику, который его воспитывал. Старик прирезал сорок буйволиц и выделал сорок шкур. "Теперь мы пойдем драться против черного ногайца, - сказал он. - Я превращусь в коня. Когда ты будешь драться с ногайцем, я буду драться с его конем. Чтобы удар копыта или укус коня мне не повредил, обернешь меня этими буйволиными шкурами". И старик превратился в доброго коня. Сорока буйволиными шкурами обернул его Берза Дог. Споря с ветром, поднимались они в поднебесье, приникали к земле, словно проливной дождь. Так прибыли они в аул, где жил когда-то Берза Дог. Конь черного ногайца, как увидел Берза Дога, заржал. Черный ногаец проснулся и встал. Изо рта его ударило пламя, из ушей повалил дым. Вскочил он на своего коня и пустил его на Берза Дога. Стали они драться. Дерутся и их кони. Огнем и мечом бился ногаец. Берза Дог уклонялся от ударов, а каждый его удар попадал в цель. Каждый укус коня ногайца срывал с коня Берза Дога по одной буйволиной шкуре. А каждый укус коня Берза Дога вырывал у коня ногайца по одной жиле. От грохота этой битвы птицы с небес попадали, звери к земле приникли. Шашкой искромсал Берза Дог ногайца и его коня. Бой, начатый утром, продолжался до вечера. Как только ногаец испустил дух, все покойники аула ожили. Трех братьев - старика-воспитателя, кузнеца и пастуха пригласили в аул и устроили большое веселье. Так Берза Дог победил черного нагайца. Так победим мы[60]! * * * Мурат теперь не просто улыбался - он торжествовал. Иван Иванович проиграл этот спор. Аллюзии очевидны, сама сказка не подразумевает какого-либо двоякого толкования: шашки наголо и победа будет за нами! "Да они же оба авантюристы, - вдруг с ужасом для себя понял Иван Иванович. - Что молодой, что старый. Им же не цели главное достичь с минимальными потерями - им же выпендриться надо, показать, что они круче всех! И президент ихний "всенародно" избранный на пожизненное правление - такой же! Ох, и доведут они нас до цугундера с такой-то политикой!" - Хаким[61],- с безмерной почтительностью обратился Мурат к Черному Псу, - я вас правильно понял? Вы разрешаете мне и моим людям напасть на эту воинскую часть? - Я лишь пересказал историю о битве Берза Дога с ногайцем, - ответствовал Черный Пес. Однако Мурату требовалось нечто большее, чем пересказ старинной легенды. Он продолжал вопросительно смотреть на Черного Пса, пока тот не добавил к уже сказанному: - Каждый волен понимать эту историю по-своему, но я понимаю ее так. Мы слишком долго были народом пастухов и ремесленников. Ногайцы топтали нашу землю, жгли наши аулы, выселяли нас на голод и смерть, а мы продолжали пасти коров и выковывать безделушки. Пора положить этому конец. Ногайцы должны быть повержены у своих собственных домов. Пришло время мести Берза Дога. Мурат вскочил: - Я и мои люди готовы принять бой с ногайцами. Мы выезжаем сегодня же. Иван Иванович устало прикрылся рукой. "Идиоты, - думал он. - Какие все же идиоты:" (В/ч 461-13 "бис", полуостров Рыбачий, сентябрь 1998 года) День в воинской части 461-13 "бис" начался, как и всегда, с утреннего построения и развода дежурных нарядов - в караул на "периметр", на кухню и хозработы. Лукашевич заступил на охрану воздушных рубежей, засев с пачкой свежих газет в комнате под "вышкой". Дежурный по КДП, чтобы Алексею служба медом не казалась, объявил через динамики "готовность номер два[62]", и старший лейтенант, ворча, облачился в высотный компенсирующий костюм, надел подшлемник. Майор Громов расположился в своем кабинете с видом на полосу и взялся наконец за написание годового отчета, разбирая накопившиеся рапорты, представления к поощрениям и взысканиям. Дежурным по части в этот день был назначен капитан Никита Усачев, а в домике контрольно-пропускного пункта засели Женя Яровенко и рядовой второго года службы Митя Фатюхин. В общем, жизнь в воинской части 461-13 "бис" протекала медленно и умиротворенно, и недавнее брожение, связанное с продолжительными невыплатами, вспоминалось как нечто нереальное, словно случившееся с кем-то другим, и даже смешное. Митя и Женя играли в карты. Карты были старые, засаленные, изображенные на них картинки смутили бы и самого бывалого "Жигало", но игра шла азартная, "на интерес", и на особенности колоды никто из участников не обращал внимания. Иногда оживал стоявший на столе ящик станции ближней и дальней связи, и Женя подкручивал верньеры, чтобы лучше было слышно, как переговариваются Дежурные на многочисленных вышках, пунктах, точках: - Сто семнадцатый, ответьте Доценту. Сто семнадцатый, ответьте Доценту: - Локатор, в девятом секторе кто-нибудь есть? - Дипломат заходит на посадку в Мурмашах. Меняет эшелон: - Двести двадцать седьмой, сколько у вас на РВ[63]? - Тринадцать тысяч у меня: - Странно, двести двадцать седьмой, у нас на локаторе - восемь тысяч: - У меня - тринадцать: - У нас - восемь: - Ну так разберитесь, блин!.. - Сто семнадцатый, ответьте Доценту. Сто семнадцатый, ответьте Доценту: - Подполковника Рассохина давно не видел?.. - У него вчера дочка замуж вышла - в городке отдыхает. - Ха, четырнадцатый, и как погуляли? - Хорошо погуляли. Водки, сам понимаешь, было море. Оттянулись по полной программе. - Кто-нибудь учудил? - Как же без этого: - Товарищи офицеры, прекратите засорять эфир! Здесь вам армия или что?.. Женя побил туз, подсунутый Митей, козырной "шестеркой" и жизнерадостно захохотал: - С тебя еще полбанки, салага! Митя был рядовым второго года службы и на "салагу" обиделся. К тому же и проигрыш. - Ты говори, да не заговаривайся, сержант,- предупредил он довольно агрессивно.За базар и ответить можно. - Можно, - легко согласился Яровенко. - Только стоит ли? Я раздаю. Он собрал колоду и принялся ее тасовать. - Я тебе не салага, - продолжал заводиться Митя. - Я не сегодня-завтра дедом стану. - У нас в части дедовщины нет! - заметил Женя. - Или ты считаешь иначе? - Он вдруг бросил колоду и пристально посмотрел на Митю. Митя осекся. Он вспомнил, что Яровенко - детдомовец и шестой год в армии, что Громова он боготворит и всячески проводит политику майора на выдавление и строжайший запрет каких-либо "неуставных взаимоотношений". И проводит яростно, не считаясь ни с количеством назначенных внеочередных нарядов, ни с количеством выбитых зубов. Сам же по себе Женя был парень неплохой, вон недавно угощал настоящим виски на полную шару и угощал всех, не выделяя ни "салаг", ни "черпаков", ни "дедов". Для него они (как и для майора Громова) были все равны военнослужащие части 461-13 "бис". Митя вспомнил все это, подумал и притух. - Дедовщины нет, - согласился он. - Но традицию соблюдать надо! - Я тебе покажу традицию, - Яровенко показал Мите кулак и снова принялся тасовать карты. Но раздать их он не успел. За воротами воинской части взвизгнули тормоза. - Кто это там? - удивился Яровенко; он посмотрел на окно, затем на радиостанцию.- Никто вроде не собирался: Митя с готовностью взялся за отставленный к стене автомат. - Погодь, - осадил Женя. - Успеешь еще пострелять. Он вышли из домика КПП: впереди - Яровенко, за ним - Фатюхин. Яровенко почти сразу остановился, перегородив проход, и Митя вежливо подтолкнул его в спину. Но сержант стоял твердо. - Митя, - сказал он тихо-тихо, но Фатюхин услышал.- Митя, наза-а: В ту же секунду Женю отбросило от двери, он повернулся при падении, и новая пуля ударила его в спину. Темная, почти черная кровь забрызгала пол. В дощатой стене контрольно-пропускного пункта появилось несколько отверстий. Вылетевшей щепкой Мите Фатюхину оцарапало лоб. Всё это происходило в тишине, нарушаемой только быстрыми тихими хлопками. "С глушаками работают!" - сообразил Митя. Он свалился на пол и в нескольких сантиметрах от своего лица увидел побелевшее лицо сержанта. Две пули, выпущенные из автоматов с навернутыми на стволы глушителями, разорвали левое легкое Жени Яровенко, одна засела в животе, еще одна - в миллиметре от позвоночного столба, но, несмотря на эти тяжелейшие раны, Женя был жив. - Митя, - с трудом выговорил он, - это нападение, Митя, - кровь пузырилась у него губах. - Беги, Митя: Рядовой второго года службы фатюхин не заставил себя долго уговаривать. Когда пули и щепки перестали лететь, а частые хлопки затихли, он вскочил и споро рванул к окну с видом на "бочки" жилого городка. Митя с разгона выбил своим телом окно вместе со стеклом и рамой, упал на дорожку, вскочил и, петляя, как заяц, быстро побежал к городку. Он забыл и об оставленном на КПП автомате, и об истекающем кровью сослуживце, и не замечал даже, что его собственные штаны мокры от мочи. Женя Яровенко остался в домике КПП один. Он знал, что люди в черных, натянутых на лицо вязаных шапках с прорезями для глаз и в камуфляже, которых он увидел у ворот части, придут сюда, к нему, чтобы закончить свою кровавую работу. Женя мог бы попытаться доползти до автомата, прислоненного к стене, и встретить противника очередью свинца, но он поступил иначе. Превозмогая боль и слабость, сержант Яровенко приподнялся на руках, встал на колени. После чего, на коленях же, двинулся к столу с радиостанцией. Глаза заливал пот, в голове шумело, любое движение отзывалось нестерпимой болью в простреленном теле. С каждым пройденным метром сил оставалось все меньше, но Женя настойчиво продвигался вперед до тех пор, пока его окровавленные пальцы не вцепились в край столешницы. Ничего уже не видя перед собой, Яровенко нащупал нужный тумблер, перекинул его в положение "ВКЛ" и выплюнул в микрофон; - Старший, в ружье!.. На всё это у него ушло не более пяти секунд. Это были последние секунды в жизни сержанта Яровенко, но их оказалось достаточно, чтобы исключить фактор неожиданности, на который так рассчитывали люди в черных масках и камуфляже. Вбежавший в домик КПП Мурат понял, что опоздал. - Герой, - сказал он, разглядывая стоящего на коленях Женю. - Настоящий герой. Мурат высоко оценил мужество Яровенко. Что не помешало ему поднять пистолет и сделать два выстрела в упор: один - смертельный, другой - контрольный. (В/ч 461-13 "бис", полуостров Рыбачий, сентябрь 1998 года) Последний звонок Жени принял дежурный по роте. - Кто говорит?! - страшно закричал он в трубку.- Кто говорит?.. На том конце линии связи не ответили. Был лишь слышен слабый треск помех. Дежурный швырнул трубку и бросился в офицерскую. - Товарищ капитан, разрешите обратиться? - Обращайтесь, товарищ рядовой, - разрешил Никита устало.- Что там у вас? Опять суп пересолили? - Товарищ капитан, только что был странный звонок. Кажется, с КПП: - Там сейчас кто? - Сержант Яровенко и рядовой Фатюхин! - Ну и что они там? - Докладывают, будто бы: э-э-э: "в ружье": Усачев нахмурился: - Ничего не понял. Товарищ рядовой, вы конкретнее не можете изъясняться? - Звонили с контрольно-пропускного пункта. Кто звонил, не знаю. Передали вроде бы тревожный сигнал: - Идиот! - загрохотал Усачев, он вскочил со стула. - Тревога - значит тревога! - Есть! - До дежурного наконец дошла серьезность ситуации; он выскочил из офицерской и заорал что было мочи: - Рота, в ружье! Усачев схватился за аппарат внутренней связи: - Товарищ майор, тревога. - Что случилось? - Кажется, нападение на КПП. - Что значит "кажется"? - Информация не проверена, но: - Открывай оружейную комнату, Никита,- распорядился решительный Громов. - Весь личный состав снять с дежурств, на выдачу оружия посадишь дежурного по роте. Сам возьми ребят посмышленнее и проверь, что творится у КПП, В заваруху не суйтесь туда и обратно, понял? - Понял, товарищ майор! - Действуй. Во всех помещениях воинской части 461-13 "бис": в "бочках-диогенах" жилого городка, на "вышке", в ангарах, в ремонтных мастерских, в лаборатории гироскопов и в лаборатории кислородного оборудования, в капонирах - везде, где находились или могли находиться военнослужащие, зазвучали пронзительно и нервно сирены оповещения. - Старший лейтенант Лукашевич, - обратился через динамик к Алексею дежурный по КДП, - на выход. Готовность номер один. Лукашевич отшвырнул газету и, подхватив шлем, устремился к выходу. Через три минуты он уже сидел за штурвалом "МиГа", стоящего в начале взлетно-посадочной полосы - в шлеме с опущенными на глаза очками-светофильтрами и в наморднике кислородной маски. Двигатель истребителя работал на холостом ходу. - Дежурный, я готов к вылету,- доложился старший лейтенант. - Спокойно, Алексей. Жди распоряжений: Капитан-инженер Никита Усачев не мог до конца поверить в серьезность доведенной до него информации. Он так привык к спокойно-размеренной жизни в части 461-13 "бис", к личной безопасности, которую, без сомнения, предоставляет служба в удаленном от центров цивилизации воинском подразделении в мирное время, что даже мысль, будто здесь может случиться самая настоящая тревога с выдачей оружия личному составу, с занятием круговой обороны, со стрельбой и прочими "удовольствиями", представлялась ему абсурдной. "Или дежурный по КПП чего-то напутал, - думал Усачев, - и сейчас недоразумение разрешится, или это учебная тревога, запланированная Громовым". Поверил Никита, только когда в офицерскую комнату ворвался Митя Фатюхин - мокрый и грязный, пахнущий мочой и с круглыми, как два блюдца, глазами. - Там!.. Там!.. Там Женю убивают!.. - выкрикнул он с порога. Усачеву сделалось нехорошо: прежде всего он был инженером, а уже потом капитаном военно-воздушных сил. - Кто убивает? - спросил он глупо. Фатюхин опустился без сил на стул. - Я не знаю,- сказал он сдавленно и вдруг разрыдался. Несколько минут Усачев пребывал в состоянии ступора. С того момента, как будущий капитан принял решение стать кадровым офицером, ему бесчисленное количество раз приходилось подниматься по тревоге или поднимать других, но никогда за эти годы к нему в кабинет не врывался мокрый и плачущий боец со страшной новостью, что кого-то прямо сейчас по-настоящему, взаправду убивают. В это время процедура выдачи оружия шла своим чередом. Вовремя озвученная команда раскрутила маховик, остановить который могла теперь только другая команда - отмены тревоги. Были сорваны печати с оружейной комнаты, дежурный по роте засел над раскрытой "Книгой выдачи оружия", заполняя ее по мере появления всё новых военнослужащих, спешащих занять свои места согласно "тревожному" расписанию. Усачев крякнул, почесал в затылке. Нужно было действовать. И действовать по приказу. Командир велел провести разведку - значит, нужно проводить разведку. - Сиди здесь, - сказал капитан Мите и вышел из офицерской. Встав у "тумбочки" дежурного по роте, Усачев осмотрелся. - Смирнов, Рублев, Прозоров, Бельтюков, ко мне! - распорядился он. Четыре бойца, вооруженные автоматами и в бронежилетах, подошли к нему, доложились по всей форме. - Ставлю боевую задачу, - объявил им Усачев.- Контрольно-пропускной пункт нашей части подвергся нападению. Кто осуществил нападение, нам неизвестно, но кто бы он ни был, это враг, и его необходимо уничтожить. Сейчас мы отправляемся на разведку к КПП. Продвигаемся скрытно. Оружие держать наизготовку, но без приказа не стрелять. Если представится возможность, попробуем взять "языка". Задача понятна? - Так точно: - Пошли. Легко сказать "продвигаемся скрытно", гораздо труднее это сделать - на ровном, как стол, и продуваемом всеми ветрами плато Рыбачьего полуострова. Случись подобное в средней полосе, естественным укрытием могли бы послужить деревья и другая-прочая растительность, а здесь ничего подобного нет - только олений мох ягель и мелкие гранитные валуны. Потому вместо скрытной разведки группа, возглавляемая Усачевым, столкнулась с нападавшими лицом к лицу. Едва покинув "бочку", капитан увидел два "джипа", которые двигались по грунтовке в направлении городка. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто сидит за рулем этих "джипов". Противник тоже заметил группу Усачева, Передний "джип" притормозил. - Ложись! - крикнул капитан. Засвистели пули. Лежа на холодной земле, капитан ждал звука выстрелов, но так и не дождался. "Серьезные ребята, - с отстраненным удивлением подумал Усачев. - Диверсанты. "Вал[64]" на толкучке не купишь. Да что у нас, война началась, что ли?" Кошмар обретал плоть и кровь. Всё должно быть совсем не так, всё должно быть совсем по-другому. Очередная пуля попала в валун в двух шагах от Усачева, и капитана с ног до головы осыпало гранитной крошкой. Он выругался. "Джипы" приближались. "Да они же у нас как на ладони, - сообразил Усачев. - Мы же их сделаем". - Отряд! - крикнул он. - Слушай мою команду! По диверсантам - огонь! Вот тут началась настоящая стрельба. От грохота выстрелов у капитана заложило уши. К сожалению, стрелковая подготовка рядовых воинской части 461-13 "бис" была не самого высокого уровня: сказывалось ухудшение снабжения, экономили каждый патрон, а потому до сих пор большинство из этих ребят стреляли из автомата два-три раза в жизни - перед принятием присяги и на плановых, но редких учениях. Да и зачем им уметь стрелять? - рассуждало высокое начальство, - У них другие задачи. Этот - механик, этот - на тепловой машине сидит, этот - в бане кочегарит, этот - в лаборатории гироскопов на подхвате. Зачем им стрелять? Поэтому, когда четверо бойцов Усачева высадили в приближающиеся "джипы" по полному рожку, в цель не попал ни один. Тем не менее даже эта бесславная контратака возымела действие. Противник был не из пугливых, но когда по тебе стреляют очередями, а ты находишься на открытой местности, благоразумнее прекратить наступление и подумать об укрытии. "Джипы" остановились, дверцы распахнулись, неизвестные в камуфляже и масках разбежались в стороны от машин и залегли. - Вот блин! - ругнулся Усачев.- Теперь их фиг выкуришь. Он понимал, что противнику, кем бы он ни был, невыгодно долго отлеживаться в сторонке. Преимущество внезапности утеряно, и теперь дело решают секунды. Ползком-ползком они наверняка попытаются взять малочисленный отряд в клещи и расстрелять его из нескольких точек. Капитан уже хотел дать команду на отступление, но отступать его бойцам не пришлось. Позади натужно ухнул миномет. Выпущенный снаряд с воем пролетел над головой Усачева и взорвался в нескольких метрах от переднего "джипа". Гранитное крошево разлетелось широкой волной. Усачев оглянулся. У "бочки-диогена" наблюдалась активная деятельность. Один миномет (так называемый "ротный", калибр - 60 миллиметров, дальность стрельбы - 1200 метров) был уже установлен, второй разворачивали. Эти минометы хранились в оружейной комнате воинской части 461-13 "бис" с незапамятных времен, Усачев считал их старым ненужным хламом, а они вишь как пригодились-то. Командовал доморощенными минометчиками самолично майор Громов. Усачев посмотрел на своих ребят. Те заметно повеселели. Со стороны городка доносились четкие громкие команды - майор действовал. Вторая мина легла гораздо ближе к "джипу", чем первая. "Сейчас побегут", подумал Усачев и приказал своим бойцам: - Мужики, смените магазины! По любому, кто из этих козлов попытается сбежать, открывайте огонь. - Есть, - ответили "мужики" с энтузиазмом. Третья выпущенная мина попала в "джип". Зрелище получилось впечатляющее. Мина пробила ветровое стекло, в салоне автомобиля ярко полыхнуло, и "джип" буквально развалился: вылетели стекла и двери, осколками раскурочило крышу, остов искалеченной машины охватило жаркое и жадное пламя. Нервы у неизвестных в камуфляже сдали. Сначала одна, затем другая, затем третья фигуры отрывались от земли и, подставив спину, побежали прочь от городка, в сторону КПП - туда, откуда они пришли. - Огонь! - скомандовал Усачев и, вытащив табельный "Макаров", сам принялся азартно палить в белый свет. Один из бегущих споткнулся на ровном месте, зашатался и упал. - Ага! - закричал капитан, - Не нравится, суки? Мы вам покажем: Бегущие снова залегли, и в перестрелке наступила пауза. Вдруг один из неизвестных приподнялся и замахал белой тряпицей. Сигнал, понятный и в Африке. - Не стрелять, - распорядился Усачев. - Не стрелять, - распорядился Громов. Человек с белой тряпицей встал и, продолжая помахивать ею, пошел к городку. "Отчаянный малый, - подумал о нем капитан. - Рискует. И осознанно рискует". Парламентер - а теперь этот человек с белой тряпкой получил статус парламентера - приближался. Усачев снова посмотрел на Громова. Тот сделал рукой жест, истолкованный капитаном как приказ пропустить парламентера. Парламентер шел в полной тишине, мелкие камешки вылетали из-под его высоких шнурованных ботинок. На фоне серого, пасмурного неба он в своем камуфляжном костюме и черной маске с узкими прорезями для глаз казался выходцем из иного мира, параллельной вселенной, где миллион лет идет война всех со всеми, где нет никаких законов, кроме закона силы, и носитель униформы и черной маски - один из блюстителей его. Парламентер прошагал мимо бойцов Усачева, и капитан проводил его долгим взглядом. "Ну что, доигрались, козлы? - подумал Усачев злорадно.- Пощады идем просить?" Громов дожидался парламентера, стоя у готового к стрельбе миномета в полный рост - судя по всему, он не боялся провокации и внезапной пули. Он догадывался, что это за люди, почему они оказались здесь сегодня и зачем им понадобилось атаковать воинскую часть. Но всё равно не боялся. Наоборот, все сомнения, вызванные тем, что от крайней нужды приходится заниматься пиратством на воздушных линиях, после этого нападения улетучились. Точки над i наконец расставлены: война объявлена, враг наступает, необходимо дать ему достойный отпор. Громов был даже рад такому исходу и чувствовал уверенность в себе, в своих силах и в силах подчиненных ему людей. Парламентер остановился в трех шагах и сунул белую тряпицу в один из многочисленных карманов, нашитых на камуфляжной куртке. Маску парламентер не снял, - Как тебя зовут, майор? - спросил он; голос его звучал глухо. Громов изобразил непонимание: - Мне кажется, первым должны представиться вы. И снимите маску. Невозможно разговаривать с человеком, если он изображает из себя фантомаса. Мы не в детском саду. Помедлив, парламентер поднял руку и сдернул с головы вязаную шапку с проделанными в ней отверстиями для глаз. Его лицо Громову было, разумеется, незнакомо, однако он отметил и смуглость, и характерный разрез глаз, и острые скулы, и легкую небритость - типичное "лицо кавказской национальности". - Меня зовут Мурат, - представился парламентер; он испытующе смотрел на Громова своими черными яркими глазами. - А меня - майор Громов, - в свою очередь назвался Константин.- Командир воинской части 461-13 "бис", на которую вы только что совершили вооруженное нападение. - Мы не собирались нападать на твою воинскую часть, майор, - сказал Мурат. - Это недоразумение. Мы хотели только поговорить с тобой. Парламентер упорно продолжал "тыкать", и Громову это очень не понравилось. Пора поставить наглеца на место! - Недоразумение? - переспросил Константин. - Вы обстреляли КПП, прорвались на территорию, и это вы считаете недоразумением? Нам не о чем больше говорить. Убирайтесь к своим выродкам, и продолжим бой. Оставаясь на месте, Мурат скосил глазами направо, потом - налево. Справа сидели минометчики - четыре человека при деле, слева два бойца удерживали парламентера на мушке своих автоматов. "С виду он безоружен, - подумал Громов. - Но наверняка держит штык-нож за пазухой. Интересно, он действительно собирается взять меня в заложники?" Диспозиция была невыгодна для Мурата, и он расслабил мускулы. И заговорил намного вежливее: - Мы не собирались стрелять. Ваши солдаты открыли огонь первыми. - Вот как? Это вы будете рассказывать на суде: - Майор, мы в самом деле хотели только поговорить. - О чем мне с вами разговаривать? - Мы хотели предупредить вас. Чтобы вы прекратили заниматься тем, чем сейчас занимаетесь. - Я не понимаю. Что вы имеете в виду? Кого вы представляете? - Я представляю народ, который вы оскорбили: Все Громов отлично понимал. Небольшая республика Закавказья, вынашивающая планы военной экспансии. Два военно-транспортных самолета. Внезапный срыв поставок натовского барахла в преддверии начала военных действий. Это более, чем оскорбление, это первый удар. Его нельзя оставить без ответа. "Только как они узнали, что именно мы были исполнителями в операции "Испаньола"? - задумался Громов. - Видимо, несмотря на все предосторожности, Маканин допустил утечку. Когда с этими закончим, нужно будет сразу же связаться с ним". - Вы говорите загадками, - продолжал гнуть свою линию Громов. - Какой именно народ я оскорбил? Вы, наверное, чеченец? Но поверьте, я никогда не участвовал в войне против независимой республики Ичкерия. Мне, конечно, как российскому гражданину и как русскому, не нравится то, что у вас происходило и происходит сейчас, но я не националист и прекрасно знаю, что о целом народе нельзя судить по деятельности отдельных его представителей. "Хорошо сказал, - похвалил сам себя Громов. - И даже ни разу не сбился". Мурат, впрочем, не оценил его красноречие. Он выслушал, не перебивая, нахмурился, потом мрачные складки на его лице разгладились. - Так или иначе, - сказал Мурат, - мы предупредили вас, майор. Теперь мы хотим уйти. - Уйти? - возмутился Громов. - После всего, что вы тут натворили? Мы не дадим вам уйти, Мурат. Наш долг - остановить вас. А поскольку сил у нас побольше, я предлагаю вам сдаться. Во избежание новых бессмысленных жертв. Если вы сдадитесь, сложите оружие, мы передадим вас властям. Дальнейшую вашу участь решит суд. В противном случае нам придется вас уничтожить. - Достойный ответ, - Мурат усмехнулся чему-то своему. - Но мы не собираемся уйти просто так, майор. Мы собираемся предложить сделку. - Сделку? Я не заключаю сделок с врагом! - Хорошая сделка, майор. Вы даете нам уйти без потерь, мы возвращаем вам солдата - целым и невредимым. - Солдата? - переспросил Громов, хотя и догадался уже, холодея, о ком идет речь.- Какого солдата? - Вашего солдата. Парня, которого мы захватили на КПП. Женя. Женя Яровенко. Значит, он жив. Отличная новость, радостная новость. Единственно - на предложение Мурата теперь не ответишь отказом, это просто невозможно. Нужно соглашаться, потому что иначе Женю убьют. В том, что у неприятеля хватит духу в случае чего расправиться с заложником, Громов не сомневался. Решение далось майору легко. - Я готов принять ваши условия, - заявил он. - Пленного в обмен на вашу свободу. Но мне нужны гарантии. - ? - Я должен быть стопроцентно уверен, что вы выполните свои обязательства по уговору и наш солдат останется жив. - Какие могут быть сомнения, майор? - Мурат выдержал пристальный взгляд Громова, глаз не отвел.- Какие проблемы? Мы уходим и оставляем вашего парня на КПП. Разбирайтесь с ним сами: - Вы не заберете его с собой? - Нет, майор, ваш солдат нам не нужен. И снова Мурат не отвел глаз. - Доверие, майор, - добавил он к уже сказанному. - В таком деле главное доверие. Вы - офицер, я - офицер. Вы победили в этом бою, и нам нужно уходить, Вы и я это понимаем. Поэтому мы должны доверять друг другу. А гарантии: Я ведь тоже, майор, не могу быть стопроцентно уверен, что вы не выстрелите мне в спину.