Петров Михаил
Гончаров и дама в черном
МИХАИЛ ПЕТРОВ
Гончаров и дама в черном
Детективная повесть
РЕТРОСПЕКТИВА
Примерно за час до полуночи по речному серебристому зеркалу реки медленно и вкрадчиво скользил темный силуэт лодки. Двигалась она бесшумно, вниз по течению, сидящая в ней фигура лишь немного подправляла ее ход. Миновав яркие огни стоящего на крутой возвышенности дома причудливой архитектуры, лодка понемногу начала прижиматься к высокому берегу и вскоре скрылась под его черной тенью. Прошло еще некоторое время, прежде чем она мягко уткнулась в узкую полоску песка дикого пляжа. Высокая стройная фигура, спрыгнув на берег, с некоторым усилием вытянула свое суденышко на песок и, используя кустарник как кнехт, тщательно завязала на нем причальный фал. Потом гребец на секунду замер, слушая тишину и неспешный бег реки. Молодой месяц и сияние реки позволяли ему ориентироваться на местности. Впрочем, особенной надобности в этом не было. Судя по всему, он и без того достаточно хорошо знал местный рельеф. Судя по всему, его волновало главным образом желание остаться незамеченным и невидимым.
Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, лодочник юркнул под спасительную черноту берега и заскользил в обратном направлении к освещенному дому по сужающейся песчаной косе. Когда до цели оставалось не более двадцати метров, коса закончилась и теперь берег круто, почти отвесно уходил в воду. Незнакомец остановился, немного передохнул и тихо, без всплеска, вошел в воду и так же тихо поплыл. Впереди перед ним черным силуэтом маячила темная конструкция лестницы. Не доплывая до нее метров пяти, пловец ушел под воду, чтобы вынырнуть под самым основанием металлических сходней. Подтянувшись с изнаночной стороны лестницы, он вылез из воды и, кое-как укрепившись между ступенями и известковым шершавым берегом, затаился. Видимо, здесь и в таком положении он предполагал провести довольно большой промежуток времени.
Прошло не более пяти минут, как сверху послышался шум двигателя подъехавшей машины, стук дверцы, а затем последовали какие-то громкие, но невнятные переговоры. Человек замер, прислушиваясь, стараясь уловить хотя бы одно слово из этого разговора, однако безуспешно. Потом послышался звук отпираемой калитки, видимо сторонам удалось договориться, а затем калитка с металлическим лязгом захлопнулась, и этот знак незнакомец расценил как повод к началу действий.
Подтягиваясь и скользя спиной по известняку, он начал потихоньку взбираться наверх. Примерно на полпути его остановил голос динамика, который кому-то предписывал снять маскарадный костюм и заходить в дом. Вновь стукнула дверца автомобиля, а потом и калитки. Зло выругавшись, приплывший продолжил прерванное восхождение. До конца пути оставалось несколько метров, когда лестница вдруг дрогнула и задрожала, словно по ней ударили чем-то мягким и тяжелым. Человек замер. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем он осмелился высунуть голову из-под ступенек и осмотреться. То, что он увидел, ввергло его в состояние шока. Внизу к самому началу лестницы пришвартовалась лодка, и в ней неподвижно кто-то сидел, видимо тоже ожидая дальнейшего развития событий.
Чертыхнувшись из-за непредвиденной помехи, скалолаз устроился поудобнее, приготовившись к длительному ожиданию. Примерно через час калитка вновь отворилась и до него донеслись два взволнованных женских голоса. Они о чем-то спорили, но в конце концов пришли к согласию, и калитка захлопнулась. Второй лодочник оставался неподвижным, человек под лестницей, ориентируясь на него, тоже решил ждать.
Прошло еще не меньше часа, когда сверху неожиданно раздался ружейный выстрел, а минут через пятнадцать - второй. Первый наблюдатель напрягся, готовый в любую секунду сорваться и бежать наверх, но фигура в лодке только сменила позу и по-прежнему чего-то выжидала.
"Господи, ведь скоро утро. Неужели ничего не получится? Черт бы ее побрал", - про себя ругнулся скалолаз и, едва сдерживая нервную дрожь, до боли закусил губу.
И все-таки он дождался. Неожиданно, как гром среди ясного неба, послышался взрыв, треск и скрежет металла, за которым последовала серия многочисленных и довольно громких хлопков. Вой собак и крики умирающих людей - все слилось в единый дикий хор. Второй лодочник встрепенулся, вскочил и быстрыми тяжелыми шагами побежал наверх. Пропустив его, затаившийся под лестницей ужом выскользнул на поверхность и успел заметить, как его негаданный сотоварищ грузно перелезает через забор.
Подождав, пока тяжеловес скроется за оградой, он тут же последовал его примеру и, проделав тот же путь, заметил, что впереди бегущий человек заскочил в открытые двери флигеля. В три прыжка он достиг этого места и, следуя за первопроходцем, спустился в длинный тоннель. Далее, держась друг от друга на расстоянии не более десяти шагов, они выскочили в довольно просторный подвал. Казалось, что им по пути. Как один, так и другой поднялись по первой лестнице и оказались в широком коридоре дома, и только здесь их пути разошлись. Тяжеловес заскочил в какую-то дверь, а скалолаз неслышно метнулся налево. Осторожно ступая, он прислушивался к малейшему шороху, словно хотел обнаружить какого-то конкретного человека. Он останавливался возле каждой двери, слушал и только потом ее открывал. Так продолжалось несколько минут, пока он не услышал явственный шум и шипящий разговор. Тот разговор доносился из гостиной. Чуть-чуть приоткрыв дверь, при слабом свете он увидел ту, ради которой и затеял это опасное предприятие. Она лежала на полу, а сверху на ней сидел тяжеловес в шерстяной маске и, накинув на ее шею веревку, что-то настойчиво требовал. Он то затягивал удавку, то отпускал. В конце концов он своего добился. Она сказала то, что от нее требовали. Грязно выругавшись и пнув ее на прощание в живот, тяжеловес умчался. Женщина начала приходить в себя, но стоявший за дверью и до сих пор молча наблюдавший за этой сценой первый лодочник выскочил из своего укрытия и, придавив жертву всем своим телом, начал ожесточенно затягивать уже ослабевшую было петлю. И, только дождавшись, когда последняя судорога передернет тело несчастной, он торжествующе захохотал и выпрямился.
Снизу послышались шаги и взволнованный говор поднимающейся группы людей. Не мешкая ни секунды, душитель выскользнул в ту же дверь, через которую недавно зашел, и уже известным путем, минуя подвал и тоннель, сиганул к обрыву реки.
Часть первая
В воскресенье, второго июля, стояло чудесное летнее утро. В лоджии, в шезлонге, подобно коту, нежился тесть. Он щурился на солнце, чесал волосатый живот и пил темное пиво. Настоящий кот Машка лежал у него в ногах и, словно хоккейную шайбу, лениво перекидывал когтями пивную пробку.
Милка убивала свое свободное время более целесообразно. С самого утра запустив стиральную машину, она мужественно сражалась с ворохом нашего грязного тряпья.
Я тоже вроде бы как был при деле. По уши в муке и по пояс в тесте, я старательно и трудолюбиво лепил пельмени и преуспел в этом немало. По крайней мере, за час моей работы на фанерках ровными рядами уже лежало больше ста штук.
Работали мы молча, потому как каждый из нас четко знал свою задачу и выполнял ее старательно, без лишних слов. Если бы я мог взглянуть на нас со стороны, то невольные слезы умиления непременно бы затуманили мой взор.
- Когда харчиться-то будем? - отставив пустую бутылку, заинтересованно спросил полковник. - С такими поварами и с голоду подохнуть недолго. Учти, через полтора часа, ровно к двенадцати ноль-ноль, стол должен быть накрыт.
- А вы бы, дорогой тестюшка, вместо того чтобы бухтеть и в одиночку накачиваться пивом, помогли бы мне в моем нелегком труде, тогда бы моя производительность повысилась и пиво сохранилось.
- Совесть бы поимел, Костя, видишь, что пожилой человек отдыхает, отщелкнув пробку второй бутылки, укоризненно заметил он. - Старость надо уважать. Кстати сказать, чуть не забыл вас предупредить: сегодня на обед я жду одну свою знакомую, уж постарайтесь, чтобы все было на уровне. Вера Григорьевна Кравчук - дама приятная во всех отношениях, и мне бы хотелось...
- Поздравляю, - защипывая очередной пельмень, хихикнул я.
- С чем? - неуютно заерзал тесть.
- С тем, что вам все еще хочется.
- М-да, хамства и пошлости тебе не занимать, видимо, это врожденное.
- Вероятно, - согласился я. - Позвольте задать вам несколько вопросов?
- Да, если они будут заданы в корректной форме.
- Каков возраст вашей фемины и ее социальное положение?
- Ей сорок лет, а следовательно, она младше тебя и чуть постарше Милки. Совсем недавно она стала вдовой, похоронив восьмидесятилетнего мужа.
- Значит, дама специализируется по старичкам? - не смог сдержать я ухмылки.
- Что значит - специализируется и почему по старичкам? Может быть, ты и меня считаешь старым гнилым пнем? - не на шутку осерчал тесть.
- Ну как вы могли такое подумать! - огорченно покачал я головой. - Вы у нас еще мужик хоть куда! На экскурсию в гарем вас бы не пустил ни один самый демократичный евнух.
- Да, уж я бы там шороху наделал, - самодовольно усмехнулся полковник.
- Не сомневаюсь, - услужливо поддакнул я. - Но позвольте вас спросить, где же вы имели счастье познакомиться со своей несравненной Верой Григорьевной?
- Совершенно случайно, прямо напротив фирмы, в Центральном сквере. Гляжу, а на скамейке сидит дама в черном и заливается горючими слезами. Я, конечно, подсел и, как подобает настоящему джентльмену, начал ее успокаивать. Вскоре выяснилось, что она днем раньше похоронила своего старичка и по этому поводу весьма убивается. Но за столом, настоятельно прошу, об этом ни слова. Незачем лишний раз травмировать бедную девочку. Как у тебя подвигаются дела? Учти, уже одиннадцать.
- Успею, - ухмыльнувшись, заверил я его. - Только вот вам бы не мешало помыться, побриться и вообще привести себя в надлежащий для смотрин вид.
- Ты так считаешь? - трогая двухдневную щетину, с некоторым сомнением спросил полковник. - Тогда пусть Милка поскорее освобождает ванную.
- Я освобожу! Я тебе сейчас так освобожу!... - шипя змеюгой, с мокрым полотенцем в руках появилась Милка. - Что все это значит? Уж не хочешь ли ты привести свою шлюху сюда на вечное жительство?
- Я попросил бы вас выбирать выражения, - немного растерялся полковник от такого бесцеремонного натиска своей дочурки.
- Я ей такие выражения выберу, папаша, которые ты не слышал ни в одной тюряге, и полетит твоя "девочка" у меня с лестницы кверху задницей, воинственно размахивая мокрой тряпкой, пообещало неблагодарное дитя.
- Ну вот что... - обрел полковник дар речи. - Во-первых, хозяин в этом доме пока еще я, и первым, кто полетит отсюда кверху задницей, это будешь ты. А во-вторых, к слову сказать, она унаследовала огромный дом.
- Тогда все в порядке, папуля, - виновато улыбнулась Милка. - Встретим твою красавицу по высшему классу. Ступай в ванную, стирку я закончила.
Вера Григорьевна явилась ровно в двенадцать часов, когда благодаря моим усилиям и стараниям стол был накрыт, а квартира убрана засуетившейся вдруг Милкой. Несмотря на темные, траурные одежды, на скорбящую вдову эта стройная рыжеватая шатенка совсем не походила. Не верилось, что этот здоровый румянец щек и искорки, бесятами брызгающие из черных насмешливых глаз, принадлежат женщине, недавно похоронившей супруга. Да и траур она носила своеобразный. Короткая черная юбка на три пальца открывала колени, а темная гипюровая блузка позволяла детально рассмотреть узенький бюстгальтер и наливные груди довольно внушительных размеров.
В общем, баба была в самом соку и ничуть этого не стыдилась. Интересно, в какие игры с ней играл ее восьмидесятилетний муженек и за каким чертом он ей понадобился? Ответ напрашивался сам собой: старичок был сказочно богат, и это обстоятельство толкнуло смазливую женщину на компромисс.
- Проходите, Вера Григорьевна, - обряженный по последнему слову техники, суетился тем временем тесть, украдкой поглядывая на соблазнительный бюст гостьи. - Проходите и будьте как дома. Позвольте представить вам моих домочадцев. Мой любимый зять Константин Иванович Гончаров, - бесцеремонно ткнув меня в грудь, нервно заржал он. - А это его супруга, моя дочь Людмила, в обиходе мы зовем ее просто Милой.
- Очень приятно, - низким грудным голосом заметила Кравчук. Здравствуйте, Людмила Алексеевна. Я очень рада нашему знакомству.
- Добрый день, Вера Григорьевна, - протягивая руку, в тон ей вежливо ответила Милка. - Я слышала о вашем несчастье, позвольте мне выразить вам свое соболезнование. Это такое горе...
- Оставьте, Милочка, ну какое горе? - усмехнулась гостья. - Помер восьмидесятилетний старик, недавно переживший инфаркт. Я к этому была готова, какое уж тут горе? Жалко, конечно, но в конце концов все мы смертны, и дай нам Бог дожить до его возраста, сохранив такое же здоровье. Далеко не каждому дано выпить рюмку водки в день своего восьмидесятилетия. И давайте оставим эту мрачную тему. Не для того я к вам пришла, чтобы поскорбеть вместе с вами. Алексей Николаевич, где ваш обещанный чудотворный портвейн и пельмени собственного изготовления? В ожидании их я сегодня даже не завтракала.
- Верочка, - умильно проворковал полковник, - так все уже готово, прошу к столу. Сначала мы отдадим дань холодным закускам, а уж потом перейдем к более авторитетной еде, пельменям, которые я начал лепить с шести часов утра, - соврал не моргнув глазом тесть.
Галантно подхватив гостью под локоток, он препроводил и усадил ее на самое удобное место, туда, где нам с Милкой сидеть воспрещалось.
После нескольких рюмок вина и необходимого по такому случаю обмена любезностями наш разговор непроизвольно коснулся судьбы Веры Григорьевны.
- Да нет, - стряхнув пепел, после некоторого раздумья заговорила Кравчук. - Кроме благодарности к покойному, я ничего не испытываю. Еще при жизни он честно поделил свое имущество между мной, сестрой и единственным сыном. Мне досталась треть огромного двухэтажного дома, где мы проживали, сестре - ее флигель вместе с пристройками, а остальное получил сын. Три машины он разделил таким же образом. Нам, женщинам, он выделил по "шестерке", сыну отдал "девятку".
- Как я понимаю, вы не являетесь матерью его сына? - закуривая, в свою очередь спросил полковник.
- Ну что вы, он старше меня на пять лет и уже сам имеет двадцатилетнего сына. Он рожден от первого брака, а я у мужа была третьей женой.
- И какие у вас отношения с его семьей?
- Не могу сказать, что блестящие, - принужденно усмехнулась Кравчук. Да оно и понятно, кому понравится тот факт, что за пять лет до смерти старик приводит домой совершенно чужую тетку, которой потом отписывает здоровенный кусок особняка, да еще в придачу машину и некоторую сумму денег.
- Старика-то я понимаю, - глубоко затянувшись, выдохнул полковник. Мне не понятна ваша позиция. Почему вы, красивая умная женщина, решились на этот альянс?
- Все очень просто, мне надоела вечная нищета и муж-пьяница, который, напиваясь, избивал меня до полусмерти. Рожать я теперь не могу именно по этой причине. Вы скажете, что можно было развестись и разменять квартиру? Я и развелась, но вот с разменом двенадцатиметровой малосемейки дальше разговоров дело не пошло. Но жить с пьяницей и драчуном я больше не могла. Снимала у бабки комнату за четыреста рублей, притом что сама, как медсестра, получала пятьсот. Приходилось подрабатывать черт знает как и черт знает где. Из дому уходила в шесть утра, а возвращалась в полночь. Постоянное недосыпание. За тот год я вымоталась так, что стала похожа на бестелесную тень. Кожа, кости да клок волос на голове. Появились глубокие морщины, ими был изрезан весь лоб и щеки. Под лихорадочно блестящими глазами свисали зеленые мешки, которые не брала ни одна косметика. Я понимала, что пропадаю, и была близка к тому, чтобы наложить на себя руки.
Однажды перед закрытием к нам в кафе, где я подрабатывала уборщицей и посудомойкой, заглянул старик. Здоровый, румяный, он казался гораздо моложе своих лет. Несколько минут понаблюдав, как я орудую шваброй, он поманил меня пальцем. С некоторым раздражением я подошла к его столику.
- Садись, - просто предложил он. - Кушать будешь?
Отрицательно мотнув головой, я хотела отойти от столика, но он крепко ухватил меня за руку и насильно усадил напротив.
- Может быть, выпьешь рюмку водки?
- Спасибо, но я не пью, - пролепетала я под его тяжелым, оценивающим взглядом.
- Взаправду не пьешь или кобенишься? - сдвинув мохнатые брови, сурово спросил он.
- А с чего мне пить, дядя? - усмехнулась я, доставая из его пачки сигарету. - Какое может быть питие, когда мне едва хватает на хлеб, да и работаю я в больнице медсестрой, а пьяниц там не держат.
- Это хорошо, - подумав, пробурчал он.
- Что - хорошо? - зло усмехнулась я. - То, что мне на хлеб не хватает, или то, что я не пьяница? А может быть, хорошо то, что я на грани самоубийства?
- И то, и другое, и третье - все хорошо, - оскалил он ряд идеальных искусственных зубов. - А особенно меня радует твоя основная профессия медсестры.
- А меня она совсем не радует, платят меньше, чем уборщице в этом кафе.
- Позволь спросить мне, старику, а сколько ты получаешь в общей сумме?
- Чистыми выходит тысяча двести рублей, и при этом четыреста плачу за комнату, - почему-то разоткровенничалась я. - И при этом мой рабочий день длится восемнадцать часов.
- Как же ты живешь? - удивился старик. - Впрочем, это твои проблемы и меня они не касаются. Я же хочу предложить тебе вот что. Переходи жить ко мне домработницей. Две тысячи будешь получать чистыми. Питание бесплатное, лопай сколько влезет, и комнату я тебе организую отдельную с видом на Волгу. У тебя дети есть?
- Нет и не предвидится.
- Тем лучше, - возрадовался старец моему бесплодию. - Значит, по рукам?
- Я подумаю, - неуверенно ответила я. - Вопрос довольно серьезный. Что будет входить в круг моих обязанностей?
- Два раза в неделю уборка моей половины дома, раз в неделю стирка моего белья и, конечно, приготовление завтрака, обеда и ужина, но здесь ты можешь быть спокойна: в еде я не привередлив. Рассчитываться с тобой могу раз в неделю или раз в месяц, как пожелаешь. Такие мои условия. И еще тебе придется следить за моим давлением и иногда делать уколы, но думаю, что для тебя это труда не составит.
- Хорошо, я подумаю, - повторила я и уже через неделю перебралась к нему со всеми своими пожитками.
На правах домработницы его домочадцы встретили меня довольно приветливо. Мне сразу же был очерчен фронт работ, который на деле оказался несколько большим, чем говорил о том старик. Кроме его половины, в круг моих обязанностей входила также уборка территории сына и его жены, но я не больно-то переживала, потому как за это мне платили отдельно. Кроме того, я должна была готовить ужин для всей семьи, но и за это мне приплачивали.
Так началась моя новая жизнь, и скажу откровенно, она меня устраивала гораздо больше, чем мое прежнее нищенское существование. У меня появились свободные деньги, свободное время, и я впервые за десять лет почувствовала себя женщиной. Мне даже назначили выходной день, который пришелся на понедельник. В этот день я была независима и вольна в своих желаниях. Я могла сходить в кино, навестить полузабытых подруг, а то и просто поболтаться по городу.
Все складывалось просто прекрасно, и уже через полгода такой жизни, глядя на себя в зеркало, я с удивлением и радостью заметила, как во мне вновь просыпается женщина. Разгладились морщины, исчезли жуткие мешки под глазами, округлились бедра и грудь. Мне вновь захотелось жить. Однако рановато я начала радоваться: всякая медаль имеет свою оборотную сторону. Моя радость и физические изменения не остались незаметными для глаз старика. И вот однажды в полночь он пожаловал ко мне в спальню, чтобы засвидетельствовать свое почтение и поздравить с произошедшими переменами. Сопротивлялась я как могла, но здоровый стокилограммовый бугай справился со мной шутя. Я и охнуть не успела, как он овладел мною.
На следующий день я провела ряд превентивных мер, чтобы в какой-то степени обезопасить свое жилье. Я укрепила на дверях два шпингалета и злорадно ждала наступления ночи. Однако рано я радовалась: ему понадобилось только слегка нажать плечом, как эти самые шпингалеты вместе с крепежными шурупами отлетели далеко в глубь комнаты. Вчерашняя история повторилась вновь, только теперь он мычал и ревел, как племенной бык, и просил меня стать его женой.
На следующий день, в воскресенье, мне было ужасно неуютно и стыдно под насмешливыми взглядами его сына, невестки и внука. Ко всему прочему и сам старик, совершенно не стесняясь, смотрел на меня хитренько и многозначительно, а вечером, после ужина, улучив момент, когда я оставалась совершенно одна, вполне серьезно вновь повторил свое предложение выйти за него замуж. Больше трех месяцев я крепилась и неизменно ему отказывала. Наверное, так продолжалось бы и впредь, но постоянные грязные ухмылки и придирки со стороны невестки старика в конце концов сделали свое дело, и я согласилась. Свадьбу сыграли пышно и с размахом, однако от того, что я стала его женой, мое положение в доме совсем не изменилось. По-прежнему я стирала белье, убирала дом и готовила ужин. Единственное, что теперь кардинально изменилось, так это отношение ко мне его сына и невестки. Нет, внешне они держались со мной вежливо и корректно, но видели бы вы, какие злобные взгляды они бросали на меня исподтишка.
А тут еще старика свалил инфаркт, и он недолго думая вызвал нотариуса и продиктовал завещание, в котором почти половину дома и "жигуленок" отписал мне в наследство. Еще он передавал мне довольно крупную сумму денег, которые после его смерти мы, к сожалению, так и не нашли. Я понимаю, чья это работа, ну да бог с ними. Если говорить начистоту, то я действительно их не заслужила.
- Верочка, - подливая гостье вино, заметил тесть, - заслужили вы их или нет, это дело совсем другого порядка, главное то, что вы их унаследовали. Кстати, разрешите спросить, откуда у старика такие капиталы? Он что, был хозяином крупного коммерческого банка?
- Ну что вы! - удивилась Кравчук. - Сколько себя помню, он вообще нигде не работал. Думаю, что деньги у него водились от каких-то старых и давних запасов, потому что ни сын, ни невестка первое время тоже не работали, а внук принимает наркотики. А на это, как вы сами понимаете, деньги нужны не маленькие.
- Как умер старик? Это случилось у вас на глазах?
- Почти что. Дело было вечером. У него сильно болел зуб, и он практически ничего не ел. Зато у остальных аппетит был отменный... Вместе с невесткой мы вышли на кухню, чтобы принести второе блюдо. Мы уже возвращались назад, когда в дверном проеме я увидела, как он привстает, словно собираясь выйти из-за стола. Сидевший рядом с ним внук, помогая, отодвинул его стул. Он привстал и вдруг, как-то нелепо прогнувшись, резко упал на спину, а падая, сильно ударился затылком о батарею. Выронив на ступени поднос, я бросилась к нему, но поскользнулась на жирных ступеньках и полетела вниз. А когда поднялась во второй раз, то все уже было кончено. На его запястье не прослушивалось даже слабой ниточки пульса. Я хотела сделать массаж, но какой там, к черту, массаж, когда, скорее всего, его сердце еще при падении разлетелось вдребезги. Я разревелась, пытаясь силой прорвать круг родных, которые плотным кольцом обступили старика, но меня буквально силой выпихнули из столовой на кухню.
Приехавшие врачи подтвердили мой диагноз, сказали то же самое. Умер он мгновенно и, скорее всего, упал затылком на трубу, уже будучи мертвым. Его даже в морг на вскрытие не повезли. Восемьдесят лет, второй инфаркт, тут и козе станет ясно, что никакой насильственной смерти быть не могло.
- Кто в момент его смерти находился в столовой?
- Сын, внук и еще какой-то незнакомый гость, который жил у нас уже второй день.
- И как комментируют его смерть сын и внук?
- Примерно так, как я вам рассказала. Мы немного замешкались со вторым блюдом, и он был очень недоволен нашим долгим отсутствием. Потому-то и встал из-за стола. Хотел идти на кухню, чтобы дать нам хорошую взбучку. В этот момент его качнуло, и он упал, ударившись затылком о батарею. Они тоже говорят, что, скорее всего, когда он падал, то был уже мертв.
- Как долго вы отсутствовали при замене блюд?
- Пока вытащили из духовки гуся и курицу, полили их соком, обложили картошкой... Наверное, минут пятнадцать, а то и двадцать.
- А вы, случайно, не знали, где старик хранил свои деньги и драгоценности?
- У себя в кабинете, во встроенном в стену сейфе.
- Как далеко он от столовой?
- Нужно хотя бы в двух словах объяснить вам расположение нашего дома. Столовая у нас общая, одна на две половины. Она находится на втором этаже, а с первого к ней ведет лестница из кухни. Со стороны половины сына к столовой примыкает гостиная, а с нашей - коридор. За первой дверью, если следовать по коридору, кабинет старика.
Когда переполох и паника поутихли и врачи уехали, то мы первым делом кинулись в этот кабинет. Все, что мы увидели, так это пустой, но аккуратно закрытый сейф. Они хотели тут же обвинить в воровстве меня, но, к их великому сожалению, у меня было слишком серьезное алиби. Кухня находится на противоположной стороне, а попасть в кабинет через первый этаж я не могла, потому что вход со стороны деда был перекрыт на защелку и замок. Ну а кроме всего прочего, со мной была невестка, от которой я не отлучалась ни на секунду.
Гончаров и дама в черном
Детективная повесть
РЕТРОСПЕКТИВА
Примерно за час до полуночи по речному серебристому зеркалу реки медленно и вкрадчиво скользил темный силуэт лодки. Двигалась она бесшумно, вниз по течению, сидящая в ней фигура лишь немного подправляла ее ход. Миновав яркие огни стоящего на крутой возвышенности дома причудливой архитектуры, лодка понемногу начала прижиматься к высокому берегу и вскоре скрылась под его черной тенью. Прошло еще некоторое время, прежде чем она мягко уткнулась в узкую полоску песка дикого пляжа. Высокая стройная фигура, спрыгнув на берег, с некоторым усилием вытянула свое суденышко на песок и, используя кустарник как кнехт, тщательно завязала на нем причальный фал. Потом гребец на секунду замер, слушая тишину и неспешный бег реки. Молодой месяц и сияние реки позволяли ему ориентироваться на местности. Впрочем, особенной надобности в этом не было. Судя по всему, он и без того достаточно хорошо знал местный рельеф. Судя по всему, его волновало главным образом желание остаться незамеченным и невидимым.
Оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, лодочник юркнул под спасительную черноту берега и заскользил в обратном направлении к освещенному дому по сужающейся песчаной косе. Когда до цели оставалось не более двадцати метров, коса закончилась и теперь берег круто, почти отвесно уходил в воду. Незнакомец остановился, немного передохнул и тихо, без всплеска, вошел в воду и так же тихо поплыл. Впереди перед ним черным силуэтом маячила темная конструкция лестницы. Не доплывая до нее метров пяти, пловец ушел под воду, чтобы вынырнуть под самым основанием металлических сходней. Подтянувшись с изнаночной стороны лестницы, он вылез из воды и, кое-как укрепившись между ступенями и известковым шершавым берегом, затаился. Видимо, здесь и в таком положении он предполагал провести довольно большой промежуток времени.
Прошло не более пяти минут, как сверху послышался шум двигателя подъехавшей машины, стук дверцы, а затем последовали какие-то громкие, но невнятные переговоры. Человек замер, прислушиваясь, стараясь уловить хотя бы одно слово из этого разговора, однако безуспешно. Потом послышался звук отпираемой калитки, видимо сторонам удалось договориться, а затем калитка с металлическим лязгом захлопнулась, и этот знак незнакомец расценил как повод к началу действий.
Подтягиваясь и скользя спиной по известняку, он начал потихоньку взбираться наверх. Примерно на полпути его остановил голос динамика, который кому-то предписывал снять маскарадный костюм и заходить в дом. Вновь стукнула дверца автомобиля, а потом и калитки. Зло выругавшись, приплывший продолжил прерванное восхождение. До конца пути оставалось несколько метров, когда лестница вдруг дрогнула и задрожала, словно по ней ударили чем-то мягким и тяжелым. Человек замер. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем он осмелился высунуть голову из-под ступенек и осмотреться. То, что он увидел, ввергло его в состояние шока. Внизу к самому началу лестницы пришвартовалась лодка, и в ней неподвижно кто-то сидел, видимо тоже ожидая дальнейшего развития событий.
Чертыхнувшись из-за непредвиденной помехи, скалолаз устроился поудобнее, приготовившись к длительному ожиданию. Примерно через час калитка вновь отворилась и до него донеслись два взволнованных женских голоса. Они о чем-то спорили, но в конце концов пришли к согласию, и калитка захлопнулась. Второй лодочник оставался неподвижным, человек под лестницей, ориентируясь на него, тоже решил ждать.
Прошло еще не меньше часа, когда сверху неожиданно раздался ружейный выстрел, а минут через пятнадцать - второй. Первый наблюдатель напрягся, готовый в любую секунду сорваться и бежать наверх, но фигура в лодке только сменила позу и по-прежнему чего-то выжидала.
"Господи, ведь скоро утро. Неужели ничего не получится? Черт бы ее побрал", - про себя ругнулся скалолаз и, едва сдерживая нервную дрожь, до боли закусил губу.
И все-таки он дождался. Неожиданно, как гром среди ясного неба, послышался взрыв, треск и скрежет металла, за которым последовала серия многочисленных и довольно громких хлопков. Вой собак и крики умирающих людей - все слилось в единый дикий хор. Второй лодочник встрепенулся, вскочил и быстрыми тяжелыми шагами побежал наверх. Пропустив его, затаившийся под лестницей ужом выскользнул на поверхность и успел заметить, как его негаданный сотоварищ грузно перелезает через забор.
Подождав, пока тяжеловес скроется за оградой, он тут же последовал его примеру и, проделав тот же путь, заметил, что впереди бегущий человек заскочил в открытые двери флигеля. В три прыжка он достиг этого места и, следуя за первопроходцем, спустился в длинный тоннель. Далее, держась друг от друга на расстоянии не более десяти шагов, они выскочили в довольно просторный подвал. Казалось, что им по пути. Как один, так и другой поднялись по первой лестнице и оказались в широком коридоре дома, и только здесь их пути разошлись. Тяжеловес заскочил в какую-то дверь, а скалолаз неслышно метнулся налево. Осторожно ступая, он прислушивался к малейшему шороху, словно хотел обнаружить какого-то конкретного человека. Он останавливался возле каждой двери, слушал и только потом ее открывал. Так продолжалось несколько минут, пока он не услышал явственный шум и шипящий разговор. Тот разговор доносился из гостиной. Чуть-чуть приоткрыв дверь, при слабом свете он увидел ту, ради которой и затеял это опасное предприятие. Она лежала на полу, а сверху на ней сидел тяжеловес в шерстяной маске и, накинув на ее шею веревку, что-то настойчиво требовал. Он то затягивал удавку, то отпускал. В конце концов он своего добился. Она сказала то, что от нее требовали. Грязно выругавшись и пнув ее на прощание в живот, тяжеловес умчался. Женщина начала приходить в себя, но стоявший за дверью и до сих пор молча наблюдавший за этой сценой первый лодочник выскочил из своего укрытия и, придавив жертву всем своим телом, начал ожесточенно затягивать уже ослабевшую было петлю. И, только дождавшись, когда последняя судорога передернет тело несчастной, он торжествующе захохотал и выпрямился.
Снизу послышались шаги и взволнованный говор поднимающейся группы людей. Не мешкая ни секунды, душитель выскользнул в ту же дверь, через которую недавно зашел, и уже известным путем, минуя подвал и тоннель, сиганул к обрыву реки.
Часть первая
В воскресенье, второго июля, стояло чудесное летнее утро. В лоджии, в шезлонге, подобно коту, нежился тесть. Он щурился на солнце, чесал волосатый живот и пил темное пиво. Настоящий кот Машка лежал у него в ногах и, словно хоккейную шайбу, лениво перекидывал когтями пивную пробку.
Милка убивала свое свободное время более целесообразно. С самого утра запустив стиральную машину, она мужественно сражалась с ворохом нашего грязного тряпья.
Я тоже вроде бы как был при деле. По уши в муке и по пояс в тесте, я старательно и трудолюбиво лепил пельмени и преуспел в этом немало. По крайней мере, за час моей работы на фанерках ровными рядами уже лежало больше ста штук.
Работали мы молча, потому как каждый из нас четко знал свою задачу и выполнял ее старательно, без лишних слов. Если бы я мог взглянуть на нас со стороны, то невольные слезы умиления непременно бы затуманили мой взор.
- Когда харчиться-то будем? - отставив пустую бутылку, заинтересованно спросил полковник. - С такими поварами и с голоду подохнуть недолго. Учти, через полтора часа, ровно к двенадцати ноль-ноль, стол должен быть накрыт.
- А вы бы, дорогой тестюшка, вместо того чтобы бухтеть и в одиночку накачиваться пивом, помогли бы мне в моем нелегком труде, тогда бы моя производительность повысилась и пиво сохранилось.
- Совесть бы поимел, Костя, видишь, что пожилой человек отдыхает, отщелкнув пробку второй бутылки, укоризненно заметил он. - Старость надо уважать. Кстати сказать, чуть не забыл вас предупредить: сегодня на обед я жду одну свою знакомую, уж постарайтесь, чтобы все было на уровне. Вера Григорьевна Кравчук - дама приятная во всех отношениях, и мне бы хотелось...
- Поздравляю, - защипывая очередной пельмень, хихикнул я.
- С чем? - неуютно заерзал тесть.
- С тем, что вам все еще хочется.
- М-да, хамства и пошлости тебе не занимать, видимо, это врожденное.
- Вероятно, - согласился я. - Позвольте задать вам несколько вопросов?
- Да, если они будут заданы в корректной форме.
- Каков возраст вашей фемины и ее социальное положение?
- Ей сорок лет, а следовательно, она младше тебя и чуть постарше Милки. Совсем недавно она стала вдовой, похоронив восьмидесятилетнего мужа.
- Значит, дама специализируется по старичкам? - не смог сдержать я ухмылки.
- Что значит - специализируется и почему по старичкам? Может быть, ты и меня считаешь старым гнилым пнем? - не на шутку осерчал тесть.
- Ну как вы могли такое подумать! - огорченно покачал я головой. - Вы у нас еще мужик хоть куда! На экскурсию в гарем вас бы не пустил ни один самый демократичный евнух.
- Да, уж я бы там шороху наделал, - самодовольно усмехнулся полковник.
- Не сомневаюсь, - услужливо поддакнул я. - Но позвольте вас спросить, где же вы имели счастье познакомиться со своей несравненной Верой Григорьевной?
- Совершенно случайно, прямо напротив фирмы, в Центральном сквере. Гляжу, а на скамейке сидит дама в черном и заливается горючими слезами. Я, конечно, подсел и, как подобает настоящему джентльмену, начал ее успокаивать. Вскоре выяснилось, что она днем раньше похоронила своего старичка и по этому поводу весьма убивается. Но за столом, настоятельно прошу, об этом ни слова. Незачем лишний раз травмировать бедную девочку. Как у тебя подвигаются дела? Учти, уже одиннадцать.
- Успею, - ухмыльнувшись, заверил я его. - Только вот вам бы не мешало помыться, побриться и вообще привести себя в надлежащий для смотрин вид.
- Ты так считаешь? - трогая двухдневную щетину, с некоторым сомнением спросил полковник. - Тогда пусть Милка поскорее освобождает ванную.
- Я освобожу! Я тебе сейчас так освобожу!... - шипя змеюгой, с мокрым полотенцем в руках появилась Милка. - Что все это значит? Уж не хочешь ли ты привести свою шлюху сюда на вечное жительство?
- Я попросил бы вас выбирать выражения, - немного растерялся полковник от такого бесцеремонного натиска своей дочурки.
- Я ей такие выражения выберу, папаша, которые ты не слышал ни в одной тюряге, и полетит твоя "девочка" у меня с лестницы кверху задницей, воинственно размахивая мокрой тряпкой, пообещало неблагодарное дитя.
- Ну вот что... - обрел полковник дар речи. - Во-первых, хозяин в этом доме пока еще я, и первым, кто полетит отсюда кверху задницей, это будешь ты. А во-вторых, к слову сказать, она унаследовала огромный дом.
- Тогда все в порядке, папуля, - виновато улыбнулась Милка. - Встретим твою красавицу по высшему классу. Ступай в ванную, стирку я закончила.
Вера Григорьевна явилась ровно в двенадцать часов, когда благодаря моим усилиям и стараниям стол был накрыт, а квартира убрана засуетившейся вдруг Милкой. Несмотря на темные, траурные одежды, на скорбящую вдову эта стройная рыжеватая шатенка совсем не походила. Не верилось, что этот здоровый румянец щек и искорки, бесятами брызгающие из черных насмешливых глаз, принадлежат женщине, недавно похоронившей супруга. Да и траур она носила своеобразный. Короткая черная юбка на три пальца открывала колени, а темная гипюровая блузка позволяла детально рассмотреть узенький бюстгальтер и наливные груди довольно внушительных размеров.
В общем, баба была в самом соку и ничуть этого не стыдилась. Интересно, в какие игры с ней играл ее восьмидесятилетний муженек и за каким чертом он ей понадобился? Ответ напрашивался сам собой: старичок был сказочно богат, и это обстоятельство толкнуло смазливую женщину на компромисс.
- Проходите, Вера Григорьевна, - обряженный по последнему слову техники, суетился тем временем тесть, украдкой поглядывая на соблазнительный бюст гостьи. - Проходите и будьте как дома. Позвольте представить вам моих домочадцев. Мой любимый зять Константин Иванович Гончаров, - бесцеремонно ткнув меня в грудь, нервно заржал он. - А это его супруга, моя дочь Людмила, в обиходе мы зовем ее просто Милой.
- Очень приятно, - низким грудным голосом заметила Кравчук. Здравствуйте, Людмила Алексеевна. Я очень рада нашему знакомству.
- Добрый день, Вера Григорьевна, - протягивая руку, в тон ей вежливо ответила Милка. - Я слышала о вашем несчастье, позвольте мне выразить вам свое соболезнование. Это такое горе...
- Оставьте, Милочка, ну какое горе? - усмехнулась гостья. - Помер восьмидесятилетний старик, недавно переживший инфаркт. Я к этому была готова, какое уж тут горе? Жалко, конечно, но в конце концов все мы смертны, и дай нам Бог дожить до его возраста, сохранив такое же здоровье. Далеко не каждому дано выпить рюмку водки в день своего восьмидесятилетия. И давайте оставим эту мрачную тему. Не для того я к вам пришла, чтобы поскорбеть вместе с вами. Алексей Николаевич, где ваш обещанный чудотворный портвейн и пельмени собственного изготовления? В ожидании их я сегодня даже не завтракала.
- Верочка, - умильно проворковал полковник, - так все уже готово, прошу к столу. Сначала мы отдадим дань холодным закускам, а уж потом перейдем к более авторитетной еде, пельменям, которые я начал лепить с шести часов утра, - соврал не моргнув глазом тесть.
Галантно подхватив гостью под локоток, он препроводил и усадил ее на самое удобное место, туда, где нам с Милкой сидеть воспрещалось.
После нескольких рюмок вина и необходимого по такому случаю обмена любезностями наш разговор непроизвольно коснулся судьбы Веры Григорьевны.
- Да нет, - стряхнув пепел, после некоторого раздумья заговорила Кравчук. - Кроме благодарности к покойному, я ничего не испытываю. Еще при жизни он честно поделил свое имущество между мной, сестрой и единственным сыном. Мне досталась треть огромного двухэтажного дома, где мы проживали, сестре - ее флигель вместе с пристройками, а остальное получил сын. Три машины он разделил таким же образом. Нам, женщинам, он выделил по "шестерке", сыну отдал "девятку".
- Как я понимаю, вы не являетесь матерью его сына? - закуривая, в свою очередь спросил полковник.
- Ну что вы, он старше меня на пять лет и уже сам имеет двадцатилетнего сына. Он рожден от первого брака, а я у мужа была третьей женой.
- И какие у вас отношения с его семьей?
- Не могу сказать, что блестящие, - принужденно усмехнулась Кравчук. Да оно и понятно, кому понравится тот факт, что за пять лет до смерти старик приводит домой совершенно чужую тетку, которой потом отписывает здоровенный кусок особняка, да еще в придачу машину и некоторую сумму денег.
- Старика-то я понимаю, - глубоко затянувшись, выдохнул полковник. Мне не понятна ваша позиция. Почему вы, красивая умная женщина, решились на этот альянс?
- Все очень просто, мне надоела вечная нищета и муж-пьяница, который, напиваясь, избивал меня до полусмерти. Рожать я теперь не могу именно по этой причине. Вы скажете, что можно было развестись и разменять квартиру? Я и развелась, но вот с разменом двенадцатиметровой малосемейки дальше разговоров дело не пошло. Но жить с пьяницей и драчуном я больше не могла. Снимала у бабки комнату за четыреста рублей, притом что сама, как медсестра, получала пятьсот. Приходилось подрабатывать черт знает как и черт знает где. Из дому уходила в шесть утра, а возвращалась в полночь. Постоянное недосыпание. За тот год я вымоталась так, что стала похожа на бестелесную тень. Кожа, кости да клок волос на голове. Появились глубокие морщины, ими был изрезан весь лоб и щеки. Под лихорадочно блестящими глазами свисали зеленые мешки, которые не брала ни одна косметика. Я понимала, что пропадаю, и была близка к тому, чтобы наложить на себя руки.
Однажды перед закрытием к нам в кафе, где я подрабатывала уборщицей и посудомойкой, заглянул старик. Здоровый, румяный, он казался гораздо моложе своих лет. Несколько минут понаблюдав, как я орудую шваброй, он поманил меня пальцем. С некоторым раздражением я подошла к его столику.
- Садись, - просто предложил он. - Кушать будешь?
Отрицательно мотнув головой, я хотела отойти от столика, но он крепко ухватил меня за руку и насильно усадил напротив.
- Может быть, выпьешь рюмку водки?
- Спасибо, но я не пью, - пролепетала я под его тяжелым, оценивающим взглядом.
- Взаправду не пьешь или кобенишься? - сдвинув мохнатые брови, сурово спросил он.
- А с чего мне пить, дядя? - усмехнулась я, доставая из его пачки сигарету. - Какое может быть питие, когда мне едва хватает на хлеб, да и работаю я в больнице медсестрой, а пьяниц там не держат.
- Это хорошо, - подумав, пробурчал он.
- Что - хорошо? - зло усмехнулась я. - То, что мне на хлеб не хватает, или то, что я не пьяница? А может быть, хорошо то, что я на грани самоубийства?
- И то, и другое, и третье - все хорошо, - оскалил он ряд идеальных искусственных зубов. - А особенно меня радует твоя основная профессия медсестры.
- А меня она совсем не радует, платят меньше, чем уборщице в этом кафе.
- Позволь спросить мне, старику, а сколько ты получаешь в общей сумме?
- Чистыми выходит тысяча двести рублей, и при этом четыреста плачу за комнату, - почему-то разоткровенничалась я. - И при этом мой рабочий день длится восемнадцать часов.
- Как же ты живешь? - удивился старик. - Впрочем, это твои проблемы и меня они не касаются. Я же хочу предложить тебе вот что. Переходи жить ко мне домработницей. Две тысячи будешь получать чистыми. Питание бесплатное, лопай сколько влезет, и комнату я тебе организую отдельную с видом на Волгу. У тебя дети есть?
- Нет и не предвидится.
- Тем лучше, - возрадовался старец моему бесплодию. - Значит, по рукам?
- Я подумаю, - неуверенно ответила я. - Вопрос довольно серьезный. Что будет входить в круг моих обязанностей?
- Два раза в неделю уборка моей половины дома, раз в неделю стирка моего белья и, конечно, приготовление завтрака, обеда и ужина, но здесь ты можешь быть спокойна: в еде я не привередлив. Рассчитываться с тобой могу раз в неделю или раз в месяц, как пожелаешь. Такие мои условия. И еще тебе придется следить за моим давлением и иногда делать уколы, но думаю, что для тебя это труда не составит.
- Хорошо, я подумаю, - повторила я и уже через неделю перебралась к нему со всеми своими пожитками.
На правах домработницы его домочадцы встретили меня довольно приветливо. Мне сразу же был очерчен фронт работ, который на деле оказался несколько большим, чем говорил о том старик. Кроме его половины, в круг моих обязанностей входила также уборка территории сына и его жены, но я не больно-то переживала, потому как за это мне платили отдельно. Кроме того, я должна была готовить ужин для всей семьи, но и за это мне приплачивали.
Так началась моя новая жизнь, и скажу откровенно, она меня устраивала гораздо больше, чем мое прежнее нищенское существование. У меня появились свободные деньги, свободное время, и я впервые за десять лет почувствовала себя женщиной. Мне даже назначили выходной день, который пришелся на понедельник. В этот день я была независима и вольна в своих желаниях. Я могла сходить в кино, навестить полузабытых подруг, а то и просто поболтаться по городу.
Все складывалось просто прекрасно, и уже через полгода такой жизни, глядя на себя в зеркало, я с удивлением и радостью заметила, как во мне вновь просыпается женщина. Разгладились морщины, исчезли жуткие мешки под глазами, округлились бедра и грудь. Мне вновь захотелось жить. Однако рановато я начала радоваться: всякая медаль имеет свою оборотную сторону. Моя радость и физические изменения не остались незаметными для глаз старика. И вот однажды в полночь он пожаловал ко мне в спальню, чтобы засвидетельствовать свое почтение и поздравить с произошедшими переменами. Сопротивлялась я как могла, но здоровый стокилограммовый бугай справился со мной шутя. Я и охнуть не успела, как он овладел мною.
На следующий день я провела ряд превентивных мер, чтобы в какой-то степени обезопасить свое жилье. Я укрепила на дверях два шпингалета и злорадно ждала наступления ночи. Однако рано я радовалась: ему понадобилось только слегка нажать плечом, как эти самые шпингалеты вместе с крепежными шурупами отлетели далеко в глубь комнаты. Вчерашняя история повторилась вновь, только теперь он мычал и ревел, как племенной бык, и просил меня стать его женой.
На следующий день, в воскресенье, мне было ужасно неуютно и стыдно под насмешливыми взглядами его сына, невестки и внука. Ко всему прочему и сам старик, совершенно не стесняясь, смотрел на меня хитренько и многозначительно, а вечером, после ужина, улучив момент, когда я оставалась совершенно одна, вполне серьезно вновь повторил свое предложение выйти за него замуж. Больше трех месяцев я крепилась и неизменно ему отказывала. Наверное, так продолжалось бы и впредь, но постоянные грязные ухмылки и придирки со стороны невестки старика в конце концов сделали свое дело, и я согласилась. Свадьбу сыграли пышно и с размахом, однако от того, что я стала его женой, мое положение в доме совсем не изменилось. По-прежнему я стирала белье, убирала дом и готовила ужин. Единственное, что теперь кардинально изменилось, так это отношение ко мне его сына и невестки. Нет, внешне они держались со мной вежливо и корректно, но видели бы вы, какие злобные взгляды они бросали на меня исподтишка.
А тут еще старика свалил инфаркт, и он недолго думая вызвал нотариуса и продиктовал завещание, в котором почти половину дома и "жигуленок" отписал мне в наследство. Еще он передавал мне довольно крупную сумму денег, которые после его смерти мы, к сожалению, так и не нашли. Я понимаю, чья это работа, ну да бог с ними. Если говорить начистоту, то я действительно их не заслужила.
- Верочка, - подливая гостье вино, заметил тесть, - заслужили вы их или нет, это дело совсем другого порядка, главное то, что вы их унаследовали. Кстати, разрешите спросить, откуда у старика такие капиталы? Он что, был хозяином крупного коммерческого банка?
- Ну что вы! - удивилась Кравчук. - Сколько себя помню, он вообще нигде не работал. Думаю, что деньги у него водились от каких-то старых и давних запасов, потому что ни сын, ни невестка первое время тоже не работали, а внук принимает наркотики. А на это, как вы сами понимаете, деньги нужны не маленькие.
- Как умер старик? Это случилось у вас на глазах?
- Почти что. Дело было вечером. У него сильно болел зуб, и он практически ничего не ел. Зато у остальных аппетит был отменный... Вместе с невесткой мы вышли на кухню, чтобы принести второе блюдо. Мы уже возвращались назад, когда в дверном проеме я увидела, как он привстает, словно собираясь выйти из-за стола. Сидевший рядом с ним внук, помогая, отодвинул его стул. Он привстал и вдруг, как-то нелепо прогнувшись, резко упал на спину, а падая, сильно ударился затылком о батарею. Выронив на ступени поднос, я бросилась к нему, но поскользнулась на жирных ступеньках и полетела вниз. А когда поднялась во второй раз, то все уже было кончено. На его запястье не прослушивалось даже слабой ниточки пульса. Я хотела сделать массаж, но какой там, к черту, массаж, когда, скорее всего, его сердце еще при падении разлетелось вдребезги. Я разревелась, пытаясь силой прорвать круг родных, которые плотным кольцом обступили старика, но меня буквально силой выпихнули из столовой на кухню.
Приехавшие врачи подтвердили мой диагноз, сказали то же самое. Умер он мгновенно и, скорее всего, упал затылком на трубу, уже будучи мертвым. Его даже в морг на вскрытие не повезли. Восемьдесят лет, второй инфаркт, тут и козе станет ясно, что никакой насильственной смерти быть не могло.
- Кто в момент его смерти находился в столовой?
- Сын, внук и еще какой-то незнакомый гость, который жил у нас уже второй день.
- И как комментируют его смерть сын и внук?
- Примерно так, как я вам рассказала. Мы немного замешкались со вторым блюдом, и он был очень недоволен нашим долгим отсутствием. Потому-то и встал из-за стола. Хотел идти на кухню, чтобы дать нам хорошую взбучку. В этот момент его качнуло, и он упал, ударившись затылком о батарею. Они тоже говорят, что, скорее всего, когда он падал, то был уже мертв.
- Как долго вы отсутствовали при замене блюд?
- Пока вытащили из духовки гуся и курицу, полили их соком, обложили картошкой... Наверное, минут пятнадцать, а то и двадцать.
- А вы, случайно, не знали, где старик хранил свои деньги и драгоценности?
- У себя в кабинете, во встроенном в стену сейфе.
- Как далеко он от столовой?
- Нужно хотя бы в двух словах объяснить вам расположение нашего дома. Столовая у нас общая, одна на две половины. Она находится на втором этаже, а с первого к ней ведет лестница из кухни. Со стороны половины сына к столовой примыкает гостиная, а с нашей - коридор. За первой дверью, если следовать по коридору, кабинет старика.
Когда переполох и паника поутихли и врачи уехали, то мы первым делом кинулись в этот кабинет. Все, что мы увидели, так это пустой, но аккуратно закрытый сейф. Они хотели тут же обвинить в воровстве меня, но, к их великому сожалению, у меня было слишком серьезное алиби. Кухня находится на противоположной стороне, а попасть в кабинет через первый этаж я не могла, потому что вход со стороны деда был перекрыт на защелку и замок. Ну а кроме всего прочего, со мной была невестка, от которой я не отлучалась ни на секунду.