Петров Михаил. Гончаров и его подзащитная

   Довольный своим открытием, я вернулся к Лерке и, дабы мозг мой заработал энергичней, дал ему необходимую подпитку. Когда он созрел, я задал ему все тот же вопрос: кто успел побывать в опечатанной квартире за период с тринадцатого февраля и по сегодняшний день?
   «Господин Гончаров, вы задаете совершенно дурацкий вопрос, а поэтому я отвечу вам тем же. За указанный вами период в этой квартире мог побывать кто угодно, начиная от самого убийцы и кончая повторным набегом милиции».
   «Зачем же милиции аккуратненько снимать свою бумажку, а потом так же старательно, высунув язык, клеить ее на прежнее место? Они просто ее порвут и присобачат новую. Не слышу возражений».
   «Ты прав, вариант с милицией отметаем. Тогда у нас остаются следующие известные тебе товарищи, кто мог иметь ключи: Надежда Лукьянова, сестры Русовы и, наконец, сам душитель».
   «Сестер Русовых мы пока отодвинем в сторону, как наименее вероятных. Иначе какой им был смысл подключать к этому делу меня, да и ключи у них отобрали».
   «Не торопись, возможно, до того, как обратиться к тебе, они попытались все проделать своими силами, но теткиных бриллиантов не нашли, да и ключи в то время могли находиться у них».
   «Согласен, будем иметь эту версию как запасную. А что ты думаешь по поводу госпожи Лукьяновой?»
   «Трудно сказать. Бесспорно только одно — в деньгах эта женщина не нуждается никоим образом, то есть особых меркантильных мотивов у нее быть не могло».
   «Тогда у нас остается один кандидат — повторно в квартиру к Серовой залазил ее убийца».
   «Зачем?»
   «За драгоценностями».
   «Почему он не мог забрать их сразу?»
   «Может быть, просто не нашел?»
   «Конечно, а потом предпринял вторую попытку. Сорвал печать, рискуя быть пойманным. Хреновину вы изволите излагать. Нет, Гончаров, четкой, объяснимой линии не прослеживается, так что выводы делать рановато. Предстоит тебе, бедолага, еще побегать своими ножками по сырому снежку, добывая дополнительную пищу твоим трухлявым мозгам. Вот будь ты поумнее — давно бы все уже понял и сидел бы себе в теплой комнате с папироской во рту».
   Не дожидаясь Лерку, в шесть часов я покинул его гостеприимную квартиру и, с удовольствием глотая морозный кислород, вскоре добрел до дома Оленина. Судя по тому, что на кухне горел свет, участковый проснулся, и потому я рискнул осторожно и негромко постучаться. Он открыл, уже одетый и готовый к выходу, так что наш разговор состоялся по пути во вверенный ему участок.
   — Какие проблемы, Константин Иванович? — закуривая, спросил он.
   — Есть проблемы, Федорович. К тебе я опять-таки за помощью.
   — По силе возможностей — всегда пожалуйста.
   — Я опять по тому самому делу. Мне нужно точно и достоверно знать, кто конкретно в последний раз приносил пенсии нашим старикам. Ты не мог бы это выяснить?
   — Зачем же выяснять, когда вчера, по просьбе Сергея, я это уже сделал. Всем пенсионерам, кроме Серовой, пенсию на дом приносила Наталия Нестерова.
   — Вот как! — изрядно удивился я. — А по моим данным, к Николенко приходила некая Галина Ивановна Соколова.
   — Да, это ее участок, но она была больна, и ее в тот день подменила Наталия Нестерова. Она принесла Николенко последнюю пенсию, а я сегодня несу ей повесточку. Это тебе о чем-то говорит?
   — Говорит, и о многом. С меня причитается.
   — Это уж как положено. Что-нибудь еще?
   — Да, но только не знаю, сможешь ли ты ответить на этот вопрос.
   — А я постараюсь.
   — Коим боком могла касаться Серова ко всем остальным преступлениям?
   — Я и сам об этом думал и никакой связи не нашел, кроме того, что у них была общая патронажная сестра, но ее алиби Сергей проверил. Сам не пойму, что получается. Пенсиноска у Серовой была Тамара Гаврилина, женщина приличная, а кроме всего прочего, она работает в нашем, двенадцатом отделении связи.
   — Вот и я чего-то недопонимаю. Ну да ладно, а Нестерову-то твой Сергей обоснованно тянет или так, пощупать?
   — Вот чего не знаю, того не знаю, но не хотел бы я быть на ее месте.
   — А может быть, рановато ее трясти? Не лучше ли с недельку за ней понаблюдать?
   — Ну тут уж не мне решать, Константин Иванович, я человек маленький. Насколько мне известно, такое наблюдение уже велось, но никаких результатов оно не принесло. Однако поговори сам с Серегой.
   — Упаси меня Бог, я к ним теперь и на версту не подхожу.
   — Напрасно, парень он понятливый, кстати сказать, племянницу Серовой он отпустил в тот же день, когда, помнишь, ее сестра принесла ему взятку.
   — Странно.
   — Что такое?
   — Странно, почему я об этом не знаю.
   — А почему ты должен об этом знать?
   — Да это я так, к слову.
   — Ну-ну, — понимающе усмехнулся капитан. — Только не всяко слово в строку годится. — Я верно говорю?
   — Верно, Федорович, ты мудр, как царь Соломон, только не знаю, на что намекаешь.
   — А я тоже к слову. Видел на днях одного батальонника. Ну и рожа у него, смех.
   — Про то у нас с тобой разговор будет особый, а может, и не будет, — подумав, добавил я. — Ну да ладно, спасибо за информацию. До встречи.
   Несмотря на ранний час — не было еще и восьми, — в палату к Кнопке меня впустили сразу. Вся зареванная, она лежала на спине, а при моем появлении вообще зашлась в истерике. Прибежавшая сестра без лишних слов воткнула ей в плечо укол и пожаловалась:
   — Вот так со вчерашнего дня, как только узнала о пропаже сестры. А ей ведь волноваться нельзя. Швы могут разойтись. Всю ночь она вам названивала.
   — Валя, спасибо, мне уже лучше, ты можешь идти.
   — Где ты пропадал? — не успела за медсестрой закрыться дверь, запричитала она.
   — По твоему же поручению в гостях у вашей тети.
   — Да Бог с ней, с теткой! Ты ничего не знаешь? Танька пропала.
   — Почему ты так думаешь?
   — Оказывается, из милиции ее отпустили еще в субботу, а вчера в четыре часа ко мне оттуда пришли и спрашивают, не появлялась ли она у меня. Я, конечно, сразу же позвонила ей домой, а там ее нет. Потом куда я только не звонила. И к себе домой, и в магазин, и в оранжерею. Все впустую, она как сквозь землю провалилась. — Выдав все это на одном дыхании, она опять ударилась в рев.
   — Да погоди ты, — попытался я ее успокоить. — Мало ли куда ее занесла нелегкая. Может, к хахалю прямиком подалась, а ты расквасилась.
   — Димке я звонила, но на квартире, которую он снимает, телефон молчит. Костя, плевать мне на теткины деньги, отыщи Таньку, — неистово взмолилась она. — Прямо сейчас отправляйся и ищи. Как только что-то прояснится, немедленно дай знать. Ты не подумай, я тебе хорошо заплачу, только найди сестренку. Она для меня все.
   — Ладно, не волнуйся, я постараюсь, — подумав, согласился я. — Ответь только на некоторые вопросы, иначе я просто не знаю, откуда мне начинать поиски.
   — Да, да, спрашивай, я все скажу.
   — Как ты думаешь, теткины сбережения могли послужить причиной ее исчезновения?
   — Если ты имеешь в виду, что Танька сбежала от меня с деньгами, то это абсурд.
   — Кто-то, кроме вас, знал о возможном существовании накоплений?
   — Вряд ли. По крайней мере, я об этом ни с кем не говорила.
   — А Татьяна? Она могла кого-то ввести в курс дела? Например, как ты меня?
   — Не знаю, хотя такой вариант возможен.
   — Какая она из себя и в чем была одета?
   — Такая же, как я, мы ведь близняшки, только она немного покрупнее. Когда ее забрали в милицию, она была одета в меховую кожаную куртку коричневого цвета и длинную черную юбку. Об этом тебе лучше спросить девочек из цветочного магазина. Таньку забирали оттуда.
   — Ты можешь указать мне места ее возможного пребывания?
   — Да. Это обе наши квартиры, цветочный магазин, где у нас офис, но там почему-то не отвечают. Потом оранжерея с домиком и, наконец, расположенная рядом дача. Ключи заберешь у меня в сумочке, она висит в шкафу под шубой. Это, пожалуй, все, если не считать гаража и трактира «У лесного царя».
   — Ты еще забыла некоего Диму, — подсказал я.
   — Ну да, Димка Рябинин. Я тебе сейчас продиктую все адреса, а ты запиши, чтобы не забыть. Доставай ручку и блокнот.
   В поисках этих канцелярских принадлежностей я наткнулся на наконечник крестовидной отвертки и непроизвольно вытащил его на свет.
   — Какая маленькая ручка. Ею же писать неудобно, — удивилась Кнопка.
   — Это не ручка, Галка. Посмотри, тебе, может быть, знаком этот предмет?
   — Что это? — Взяв блестящий цилиндрик, она поднесла его к глазам и определила: — Кусок отвертки, а почему он мне должен быть знаком или незнаком?
   — У вас в хозяйстве такой не было?
   — Такой не было, мы вообще последнее время разжирели и всегда приглашали мастеров. Вообще-то весь инструмент у нас импортный, а эта вставка от нашей, отечественной отвертки. Знаешь, такая черная, некрасивая, с пеналом в ручке. Почему ты меня об этом спрашиваешь?
   — А в теткином хозяйстве не могло ее оказаться?
   — Да что ты?! У нее, кроме ржавого молотка, ничего такого вообще не было.
   — Этот наконечник я нашел сегодняшней ночью в квартире Нины Антоновны. Только прошу об этом пока не распространяться. И еще, если у тебя есть деньги, то найми круглосуточную сиделку, да так, чтоб ни на минуту не оставаться одной.
   Забрав машину, я на минуту заехал домой, проглотил холодную котлету, похлопал спящую Милку по заднице и отправился на поиски. Квартиры сестер находились в одном доме и даже в одном подъезде одна над другой. Начал я с нижней, принадлежавшей моей непосредственной заказчице. Насчет метража Кнопка немного перебрала, больше ста метров здесь никак не набиралось, но все равно жилище впечатляло. Добросовестно его обследовав и не найдя ничего подозрительного, я поднялся в квартиру Татьяны, но и там, как ни старался, следов насилия обнаружить мне не удалось. Следующим объектом своего посещения я избрал только что открывшийся цветочный магазин. Две симпатичные девицы, принимая меня за раннего покупателя, накинулись на мою грешную душу азартно и беспощадно.
   — Молодой человек, обратите внимание на эти розы, они просто уникальны! — пела на левое ухо чувственная блондинка.
   — Мсье, посмотрите сюда, разве эти хризантемы могут оставить равнодушной вашу даму? — медово вопрошала черная хищница с нервным разлетом ноздрей.
   — Ша, бабы, не суетитесь под клиентом. У вас водка есть?
   — Не-е-ет, — пережив легкий гайдаровский шок, ответила цветочница справа.
   — Здесь только цветы, а водка продается за углом.
   — И вам, мужчина, вообще не следовало сюда заходить, только пол собой загрязнили.
   — Уймитесь, бесстыжие! Где вы вчера пропадали, когда мы с Галиной Григорьевной вам звонили. Опять раньше времени с работы слиняли? Ох, ужо вы у меня попляшете, когда я вашим хозяином стану, вы у меня наплачетесь! Я вас научу свободу любить, — стращал я девок, топая ногами. — Когда здесь в последний раз была Татьяна Григорьевна? Быстро отвечайте!
   — А вы не кричите, — робко подала голос брюнетка. — Татьяну Григорьевну забрала милиция еще в прошлую субботу, кажется, тринадцатого числа.
   — И вчера она не приходила?
   — Ну, что вы такое говорите, конечно же нет.
   — Ладно, красавицы. Будем считать, что я шутил, а теперь серьезный разговор. В чем она была одета, когда за ней приехали?
   — А кто вы такой, чтобы задавать нам вопросы? — сразу обнаглели продавщицы.
   — Позвоните Галине Григорьевне, и она вам все объяснит.
   — Ну вот еще, будем мы ее после операции по таким пустякам тревожить, так скажем. На Татьяне Григорьевне была длинная коричневая куртка и меховая шляпа.
   — Очень хорошо, а теперь ответьте: кто из незнакомых вам ранее лиц ею интересовался в последнее время? Вспомните, это очень важно.
   — Вроде бы никто, — переглянувшись, ответили цветочницы.
   — Ну, тогда ладно. Дайте-ка мне красную и белую розу.
   — Зачем?
   — «Обе гербом возьму себе на щит и буду верен вам до гроба!»
   — С вас сорок рублей.
 
   Направляясь в цветочную оранжерею, я купил бутылку водки, чтобы попутно разрешить вопрос, мучивший меня уже больше суток.
   Дядя Боря с закадычным дружком Витюшей по-прежнему заседали на своем излюбленном месте в привычном маятном состоянии страдающих душ. Вид переднего бампера, остановившегося в полуметре от них, вызвал ноль эмоций. Зато явление моей персоны сдетонировало бурную реакцию со стороны Витюши. А дядя Боря, напротив, еще больше посуровел, насупился и толкнул своего приятеля локтем в бок, как бы приказывая ему прекратить необоснованный щенячий восторг.
   — Наше вам с кисточкой, — выбираясь из машины, поздоровался я. — Как живем-можем?
   — Хреново, Константин, — изобразив на морде скорую смерть, с готовностью ответил Витюша. — Того и гляди, окочуримся. Язык как рашпиль, все губы в кровь ободрал. Надо срочно подлечиться.
   — Надо, — беспредметно согласился я. — С похмелья мужики часто загибаются.
   — Так ты это… Ну… Не поможешь нам сообразить?
   — Надо подумать, наверное, помогу, только сперва нам надо решить один маленький вопрос. Если вы мне в этом поможете, то какой базар.
   — Конечно поможем! — с завидной резвостью привскочил Витюша.
   — Я вот что думаю, — неопределенно начал я, — вы мне в тот раз сказали, что на путешествие за пузырем и на перекур у вас ушло минут пятнадцать — двадцать. Так?
   — Ну да, а зачем нам врать? — подтвердил свои первичные показания дядя Боря. — А что? Что-нибудь не так?
   — Все так, — успокоил я его. — И еще вы сказали, что во время перекура стали свидетелями того, как Наталия Нестерова выходила из вашего подъезда. Верно?
   — Точно, так оно и было.
   — Как вы думаете, не слишком ли долго она задержалась в вашем подъезде? — Конечно недолго, тут и думать нечего. Сам посуди, нас здесь двенадцать пенсионеров. Я получил пятым, значит, у нее после меня еще семь человек оставалось. Вот и выходит по две минуты на каждого. Разве это много?
   — Да, пожалуй, ты прав, — с сожалением согласился я. — Ну что же, Витюша, держи свой законно заработанный пузырь.
   — А ты сам-то? — соблюдая правила этикета, спросил он. — Не будешь, что ли?
   — Не видишь, что ли? — сурово осадил его дядя Боря. — За рулем человек. Ты погоди, Константин, не спеши, посиди с нами за компанию.
   — Да нет у меня, мужики, времени сидеть с вами за компанию.
   — Как знаешь, — равнодушно ответил старик, зорко наблюдая за разливающим. — А то посидел бы, может, мы еще чего вспомним, а, Вить?
   — А то нет! — подавая старшему стакан, ухмыльнулся он. — Может, и вспомним.
   — Так что ты, Константин, лучше подожди, пока мы как следует похмелимся, — загрызая сухариком, рассудительно посоветовал алкаш-шантажист. — Делов-то.
   — Чтобы потом я вам привез еще пузырь? — сраженный их наглостью, возмутился я. — Не получится. Сегодня же обоим пришлю по повестке, и будете вы у меня не водку хлестать, а суток десять баланду кушать, — захлопывая дверцу, пообещал я.
   — Подожди! — поперхнулся Витюша то ли водкой, то ли неприятным поворотом событий. — Подожди, мы и так все расскажем, верно я говорю, дядь Борь?
   — А у него никто ничего не просил. Не знаю, почему он взбеленился? Я только сказал, чтобы подождал малость, пока усвоится, вот и все. Чего он сразу? Не понимаю!
   — Ну, что там у вас, рассказывайте, — сменив гнев на милость, разрешил я.
   — Тут оно как получилось… — длинно отхаркиваясь и закуривая, начал старик. — Мы тебе и в прошлый раз все как есть рассказали, ничего не утаили. А потом мне Виктор говорит, может, надо было про ее возвращение вспомнить.
   — Про чье возвращение, что вспомнить? Говори яснее.
   — Ага, значит, когда мы покурили, с Наташкой парой слов перебросились, потом пошли ко мне жарить картошку. Витька жарит, а я в сортире сижу. — Сообщив эту важную деталь, старик задумался, видимо заново все переосмысливая. — Витюш, рассказывай ты, я же ничего не слышал.
   — А я что? Стою, мешаю картошку и тут слышу, как Наташка-почтальонка к соседу по новой звонит.
   — Ты что, по звонку ее отличаешь?
   — Зачем? Сосед спрашивает, кто там. А она отвечает, мол, пенсию тебе неправильно выдала, открывай, дескать, надо пересчитать. Вот и все, больше я ничего не слышал. Потом мы с дедом пошли в комнату пить водку.
   — Это все?
   — Ну еще… я не знаю…
   — Короче, когда я вышел из сортира, мне Витька говорит, что Наташка Степе пенсию неправильно выдала и теперь пришла по новой, а я как раз в комнате возле окна стоял и видел, как она выходит из подъезда вон того дома. Ну, тогда я ему и говорю: брешешь ты, пес почесучий, гляди, где она вышагивает. Вон там, у заборчика она шла. Вот как оно было.
   — Так кто же из вас обознался? Ты или Виктор?
   — А хрен нас знает, не до разборок нам было, водка кисла.
   — И когда она вышла от Трегубова, вы, конечно, не знаете?
   — Да какое там. До нее ли нам было.
   — А не могла ли она быстро перерассчитать Трегубова и упорхнуть к тому дому?
   — Если только у нее в заднице торчал пропеллер.
   — Виктор, а ты уверен, что к Трегубову звонила Наталия Нестерова?
   — Конечно, она же сказала про пенсию.
   — Про пенсию может сказать любой. Ты уверен, что это был ее голос?
   — Не знаю. Там она говорит — здесь картошка шкварчит, да и не прислушивался я. Зачем мне это тогда было надо?
   — Ты прав, Витюша, а ты, дядя Боря, можешь ли подтвердить под присягой, что видел именно ее? Как у тебя со зрением?
   — Не жалуюсь, мне кажется, это была Наташка. Ее походка, да и куртку ее разноцветную не перепутаешь.
   — А что это за куртка?
   — Ну, не куртка, а короткий пуховик. Он разноцветный, сейчас точно не помню, но, кажется, у него карманы и рукава желтые, сам он зеленый, а отделка сиреневая.
   — Ну что же, и на том спасибо, — поблагодарил я, пытаясь отвести взор от голодных глаз своих недопохмельных братьев.
   — Пожалуйста, — скорбным дуэтом ответили они и демонстративно отвернулись, более не интересуясь моей особой.
   Что ни говори, а историю они мне поведали любопытную. Над ней стоило подумать. И если я был почти убежден в причастности к этому делу Наталии Нестеровой, то сейчас такая уверенность сильно пошатнулась. Теперь картинка, дополненная Витюшиными воспоминаниями, смотрелась совсем в иных ракурсах и при ином освещении. Сразу же вытанцовывались, по крайней мере, две версии, и обе они объясняли доселе непонятные моменты.
   Представим себе, что некая пара, скорее всего молодых недоумков, отлично знает, где и как живут пенсионеры-одиночки. Так же хорошо они осведомлены о том, кто им носит пенсию, — в данном случае это Наталия Нестерова. Они, допустим, издали ее сопровождают, запоминают, в какие подъезды заходит, терпеливо дожидаются, пока старик получит пенсию, и с разрывом в десять минут звонят к нему в дверь, извиняясь за неправильно выданную сумму. Тот, конечно, открывает, а дальше результат известен. Вторая версия аналогична, с той лишь разницей, что наколку им дает сама Нестерова. Значит, что? Кого будем искать? Парня с девкой возрастом эдак лет пятнадцати. Потому как только такому безмозглому возрасту может прийти в голову убивать человека из-за четырех сотен. Что еще? У девки должна быть точно такая же куртка, как у Наталии.
   Логично вы мыслите, господин Гончаров, умен и прозорлив! Как только вернетесь домой, я разрешаю вам немножко потоптаться перед баром дорогого тестя. А пока под искры бесшабашного Моцарта вперед, в цветочное царство, на поиски Кнопкиной близняшки. Интересно, какова она в постели? Если не хуже сестры, то… Успокойтесь, господин Гончаров, ее сперва нужно найти, а уж потом строить свои гнусные планы.
   Цветочное хозяйство сестер Русовых располагалось в десяти километрах от города, на задах дачного товарищества «Мичуринец». Вполне оценив столь оригинальное название, я притормозил и осмотрелся. Вдоль товарищества проходила дорога, и в ее конце, примерно в километре, виднелось строение с прозрачной крышей и бетонным забором. По моим представлениям, всякая теплица или оранжерея непременно должна быть снабжена прозрачной крышей. С большим сомнением, на авось, я поехал по этой скверной, раскисшей дороге, всякий раз рискуя увязнуть здесь навсегда, как этого уже добился желтый «Москвич». Буксовал он в самом конце моего пути, недалеко от стеклянной крыши. Заметив мое робкое передвижение, шофер бросил свое бесполезное занятие и вылез из машины, очевидно наметив меня в свои спасители. Более того, подъехав поближе, я заметил в его руках уже приготовленный капроновый трос. Вообще-то помогать ему не было никакой охоты, но уж больно просительные глаза были у этого здоровенного молодого детинушки, да и неписаный дорожный кодекс велит всегда помогать попавшему в беду товарищу. Я притормозил и сочувственно спросил:
   — Что, хреново?
   — Как видишь. Поможешь, что ли?
   — Попробуем, если получится, только за успех не ручаюсь, ты же по самую задницу врюхался. Как только тебя угораздило?
   Действительно, его «сапожок» обоими ведущими колесами прочно сидел в обледеневшей водянистой яме, и, как мы ни пытались, вызволить его не удалось. В этой грязно-белой каше мои колеса, несмотря на шипы, прокручивались, как в масле.
   — Не обессудь, парень, ничего у нас не получится. Отцепляй. Лучше сходи на соседнюю дачу и попроси дровишек, накидай их… Ты что делаешь, мерзавец! Подонок! — пытался опротестовать я действия наглеца, но он не слушал и в разговоры не вдавался, просто накинул на мою тощую шею буксировочный трос и молча выдернул меня из машины.
   — Извини, дядя, тачка очень нужна. Я ее где-нибудь в городе брошу, — пообещал он, разворачиваясь.
   — Скотина! Подонок! — с удавкой на шее, как карась на льду, бился я в бессильной ярости. — Мерзавец, стой!
   С таким же успехом я мог кричать это телеграфному столбу. Ну почему мне не везет, почему на трассе со мною вечно происходят всякие недоразумения и казусы. То бабу дохлую под колеса подкинут, то самому башку колотушкой потрогают, а тут вообще анекдот. Остановился помочь человеку, а он оказался сволочью. Мало того что отнял машину, еще в придачу чуть голову не оторвал.
   Размышляя таким образом, я доплелся до теплицы и остановился перед глухими металлическими воротами, врезанными в двухметровый глухой забор. Что делать дальше, я не представлял, радовало одно — отсутствие четвероногих друзей, что само по себе показалось мне явлением странным. На всякий случай я обошел забор по всему его периметру, а он был совсем не маленьким, гораздо большим, нежели мне показалось издали. Найти в бетонной цитадели изъян тоже не удалось, на всем протяжении высились одни и те же плотно пригнанные плиты. Вконец разозлившись, я закинул вовнутрь какую-то гнилую палку, ожидая услышать в ответ хотя бы лай. Когда и этого не произошло, я решился. Подошел к воротам и, отыскав в связке самый длинный и, по моему мнению, самый подходящий ключ, смело вставил его в скважину. Как это ни парадоксально, он подошел сразу и без сопротивления позволил мне дважды его провернуть.
   Все еще чего-то опасаясь, я несмело толкнул броню ворот. Тишина успокаивала и придавала смелости. Может быть, она была обманчива, но верить в это не хотелось, и я решительно шагнул во двор.
   Небольшая площадка перед входом в оранжерею была очищена от снега, и на ней ясно спроектировались следы недавно отъехавшей машины. Это меня и успокоило и разочаровало. Успокоило потому, что теперь я могу не стесняться и как следует все осмотреть, а разочаровало по той причине, что некому теперь ответить на ряд моих вопросов. Уже не таясь, свободно и уверенно я открыл дверь теплицы и чуть не захлебнулся от тяжелого влажного воздуха, смешанного с цветочным ароматом, что вдруг ударил в мои легкие. Откашлявшись, я вошел внутрь и плотно прикрыл за собой дверь, понимая, что холодный воздух губителен для растений. Немного придя в себя, я осмотрелся и присвистнул. Такого обилия цветов, собранных на одном сравнительно небольшом участке я никогда не видел. Наверное, так выглядят райские сады. Это была сказка, причем сказка в два этажа и без видимого конца, потому что он терялся в этом переплетенном царстве цветов и диковинных растений. Осторожно двигаясь по основному проходу, я искал хоть что-то похожее на конторку, которая, по моему мнению, должна быть на любом предприятии.
   — Стойте! Ни шагу! — справа прямо в мозг ударил приказ. — Не двигайтесь!
   — Стою, — проглотив слюну и страх, заверил я.
   — Вы кто? — уже спокойнее спросила женщина.
   — Константин Иванович Гончаров, — невольно поворачиваясь в сторону голоса, ответил я и оторопел.
   Меж высоких георгиновых кустов, посреди их красно-бело-желтых шапок торчала разбитая женская голова. Только с большим трудом в ней можно было признать сестру Кнопки. Лилово-бордовый синяк закрывал весь правый глаз, а разбитые губы больше походили на черные боксерские перчатки, и никакого сексуального интереса она уже не представляла.
   — Что с вами? — дернулся я к ней.