Петров Михаил. Гончаров и убийца в поезде

   - Да и хрен с ним, отсюда не уйдет. Тут свои законы. Вовчик, подмогни, счас мы его завяжем. Брось пушку, мудак, а то живым отсюда не выберешься.
   Последовали удар, возня и довольное урчание.
   - Ну вот, отдыхай! А ты там кран-то закрой!
   - Как?
   Мужики вошли в мойку и сразу оценили ситуацию.
   - Володька, тащи пробку. А тебя что, связали? - задал мужик явно дурацкий вопрос.
   За ноги, чтобы самому не попасть под кипяток, он осторожно выволок меня из ванны, стараясь не подставить под бушующий надо много горячий фонтан. В раздевалке-предбаннике он сапожным ножом перерезал путы, и мои онемевшие руки мертвыми плетьми упали вдоль тела.
   Вода тем временем перестала хлестать: ловкий Вовчик уже ее перекрыл. Меня мужик положил на деревянный диванчик, сбросив оттуда скулящего связанного Витька. Пышнотелая кассирша, внимательно осмотрев мое мужское достоинство и вокруг, только охнула и велела:
   - Скоты! Ильинична, неси растительное масло! Больно?
   - Нет, приятно. Зачем вы их пустили в мой номер?
   - Окстись, серденько! У тебя третий, а они взяли пятый. Ильинична их и проводила. Так, Ильинична?
   Кривая бабка притащила засаленную бутылку растительного масла и, старательно вымазав мои причиндалы, прошамкала:
   - А то? А то? Довела до пятого нумера, они еще спросили, в каком моется мужик, который только что билет купил. Я и указала. Потом возвернулась к тебе.
   - Суду все ясно, - зло пошутил я, приподнимаясь. - А что за комедия с парикмахершей? Она что, в курсе? Ее попросили спровоцировать вторжение?
   - Тамара сегодня вообще из кабинета не выходила.
   - Но я-то не псих: женский голос предложил услуги.
   - Так с ними еще девка была. Она и сейчас сидит в вестибюле. Наверняка ее работа.
   - Мужики, задержите ее.
   Осторожно натянув трусы и майку, я увидел на столе мои документы и кучу денег, которые они выпотрошили из моих карманов. К деньгам был прикован и взгляд толстухи.
   - Сдается мне, мой золотой, что задерживать придется всех. Как ты считаешь?
   Я показал глазами на Ильиничну, и бандерша поняла:
   - Что рот раззявила? Работы нет? Мигом подброшу!
   Недовольно ворча, старуха убралась, а мамочка-кассирша, прикрыв дверь, удобно устроилась на деревянном диванчике и закурила:
   - Ну, рассказывай, солнышко.
   - Ментам его сдать, - прорезался голос Витька, но я тут же въехал ему под ложечку, и он заскучал.
   - Мамочка, в жизни каждого из нас бывают неординарные ситуации, и именно такая произошла со мной. Спасибо вам, помогли, выручили. Спасли от вымогателей, которые выкачивали из меня несуществующие баксы. Вон, - я указал на разбросанные на столе купюры, - весь мой капитал.
   Я аккуратно, как в свое время Паниковский, разделил деньги на две равные кучки и одну подвинул толстухе:
   - Примите в знак благодарности.
   Она застыла в нерешительности. В дверь заглянул мужик-избавитель.
   - Исчезла ихняя баба, как ветром сдуло.
   - Ну ладно, иди, Степаныч.
   Я продолжал одеваться и охнул от боли, застегивая брюки.
   - Хорошо, солнышко, я согласна. - Холеные руки кассирши не спеша, бережно выровняли пачечку и ласково упрятали ее в недра просторного одеяния. - А с этим что делать? - кивнула она на Витька.
   - Отпустите через полчаса, как уйду.
   - Ладно. Одевайтесь, не буду мешать.
   - Благодарю за такт и понимание.
   Бандерша вышла. Я, постанывая от боли, полностью оделся. И уже обутый, еще раз качественно въехал Витьку под дых.
   - Запомни, мразь, баксы я не брал, поездных не резал. Не там ищете. Отдыхай, дебил. - Собрав свое грязное белье и засунув его паспорт себе в карман, я вышел.
   Поймав левака, я добрался до южного выезда из города, а там на попутке, вдоль железнодорожного полотна, отмахал еще километров двести до первой крупной станции.
   Купив у спекулянтов билет, уже ночью я сел в ташкентский поезд, надеясь забыть случившийся кошмар и со смаком отдохнуть у моего дорогого незабвенного дяди.
   Жил мой родственничек возле вокзала. Домик стоял под насыпью, так что мне пришлось минут двадцать топать назад. Жил он одиноким бобылем, но хозяйство имел справное: с десяток кур и поболе же кроликов. Причем мой приезд одной из куриц стоил головы.
   От роду дядюшке далеко за восемьдесят. Когда-то был крупным чином в морском ведомстве. Весельчак, остряк, однако его остроумие в свое время пришлось не по вкусу Иосифу Виссарионовичу, и дядя лет эдак с пяток катал на лесоповале звонкие морозные бревнышки и уже не острословил. За пять лет он так промерз в тайге, что раз и навсегда выбрал местом жительства теплый и улыбчивый Ташкент, где обзавелся красивой и практичной женой-еврейкой. Десять лет назад он ее похоронил. Хотя детей не было, жили они, как говорят, душа в душу. Когда муж с женой в супружестве долго живут, то лицами даже становятся схожи и повадками. Факт! Виктор Борисович, уроженец Воронежа, стал очень похож на дядю Изю из Жмеринки.
   - Костик, глянь на эту курочку. Это же не курочка, а сплошной цимис*, расхваливал он свой хоздвор. - Ах, Костик, Костик, если бы видела тебя Мирочка!
   * Вкусно, сладко (евр).
   Три дня дядюшка утомлял меня воспоминаниями и фотографиями. Дядьку было жалко, а поезда равнодушно неслись и неслись мимо ветхой крыши под насыпью и мимо старого доброго чудака, обитавшего под ней.
   Приехал я к дядюшке пополудни. По сему случаю, как я уже упоминал, была обезглавлена курица, на свет Божий извлечена початая бутылка коньяку и на сон грядущий меня попотчевали анекдотом. Идет еврей по перрону. Видит: лежат часы. Еврей их поднимает, подносит к уху и удовлетворенно говорит: "Идете? Хорошо! Пойдемте со мной!"
   Смешно? Смешно, когда один раз. А если каждый вечер и по многу раз?
   Виктора Борисовича я выдержал только три дня. Ошпаренные мои причиндалы к тому времени болеть перестали, и я отправился в город. Все это время сверлила одна мысль: запомнил или нет Валера прописку в моем паспорте? Если да выходило скверно: могла поплатиться Ленка. Поэтому первой моей акцией в городе был междугородный звонок ей на работу. Она, слава Богу, оказалась на месте.
   - Кот, ты?
   - Я. Как дела?
   - Жду, люблю, скучаю.
   - Скучай дальше. А теперь внимательно слушай. В мою квартиру - ни шагу. Усвоила?
   Она возмущенно разразилась потоком брани, которую междугородной линии слышать не полагается.
   - Гончаров, сукин ты кот, вечно в какое-то дерьмо вляпаешься. Все люди как люди: живут, работают, отдыхают, а ты... - нудно и долго-долго бубнила Ленка. Пока мне не надоело.
   - Заткнись! - рявкнул я, и она послушалась. - Алена, без эмоций. В квартиру - ни шагу, пусть хоть все горит синим пламенем. Ферштейн?*
   * Понимаешь? (нем.)
   - Ферштейн, ферштейн, кретин! Как сам?
   - Нормально.
   - Как узбечки?
   - Красавицы.
   - Дурак!
   - Привезу одну.
   - Хоть гарем!
   - Договорились.
   - Когда домой?
   - Как только, так сразу.
   - Я серьезно.
   - Без понятия. Звякну в это же время через день.
   - Ладно, Кот. Я тебя люблю!
   - Похвально! Ленка, квартиру мою забудь. Дело дерьмовое.
   - Поняла, - послышался вздох. - И когда ты только повзрослеешь?
   - Как приеду. Чао! Отбой.
   А Ташкент жил своей жизнью. Визжали троллейбусы, стучали трамваи. В парке пенсионеры забивали "козла". На фоне вселенской национальной ненависти Ташкент здорово выигрывал. Сей вопрос его не коснулся. Два алкаша, узбек и русский, в обнимку сидели на скамейке, обсуждая, очевидно, глобальную проблему, где взять на опохмел. Старики - узбеки, русские и, по-моему, греки - пили пиво, и беседы велись самые задушевные. Дети озорничали тоже интернационально.
   "Дай-то Бог!" - порадовался я и побрел в фешенебельный бар. Днем в баре скучно. А ночных я не люблю вовсе. Ночной бар - это когда все грохочет, все трясется, начиная от фужеров и кончая нервами. В ночном бедламе даже девушку за попку не ущипнешь. Хочется одного - заткнуть уши и бежать куда подальше. Дневной бар скучен, но содержателен. Можно напиться. Можно, как любят умные дворники, потолковать о политике. Можно... да мало ли что можно?
   Пивной бар гостиницы "Россия" - не верх экзотики, но ничего, сойдет. Расположился я здесь основательно, в центре ниши, и заказал аж три литра пива. С балыками, колбасами и подсоленными сухариками получилось нормально.
   В полупустом зале напротив меня за столиком сидел мрачный полупьяный детина; периодически сплевывая и матерясь, он дул ерша. Когда подошла официантка, я полюбопытствовал:
   - Что, в порядке вещей?
   - Сашка-змеелов. Свой, нагрели его крепко. Да вы не беспокойтесь. Он в руках себя держит, лишнего не позволит.
   А я так хотел покоя. Черт с ним, со змееловом! Свои три литра с балыком я выпью. Потом, может быть, пойду и на контакт, а попадания не будет, оно и лучше. Утешу змеелова пивом, и разойдемся, словно друзья до гроба.
   Смакуя чимкентское пивко, я вскользь поглядывал на Сашку. Бородач и ноги явно не мытые. На правой руке фаланги большого и указательного пальцев отсутствуют.
   "Змейки постарались", - решил я.
   - Что уставился, козел? - спросил вдруг змеелов, невежливо и мрачно посмотрев на меня.
   - Козлятинки свежей захотелось, - парировал я, намекая на английский юмор.
   - Ну пойдем, я те рог-то в задницу воткну.
   Судя по всему, Сашка-змеелов вызывал меня на драку. А я этого ох как не люблю, а уж в незнакомом городе и подавно. Но марку надо было держать. Иначе контакта с парнем не получится.
   - Пойдем, - буднично сказал я и, оставив столик, двинулся первым на выход.
   Двор гостиницы "Россия" был заставлен пустыми бутылками, ящиками, какими-то коробками, так что спускать Сашкин пар здесь совсем не представлялось возможным.
   - Куда?
   - Туда, - зло указал он на соседний двор жилого дома.
   - Там же люди!
   - А мне по фигу. Я тебя и там ублажу.
   - Не-а. Не пойду!
   - Забздел, козел!
   - Извини, друг. Давай завтра разберемся.
   - Давай! А это тебе авансом.
   Громадный кулачище полетел в мое многострадальное "личико". Чисто инстинктивно я проделал "мельницу" и осторожно положил Сашку на асфальт. Он озверел. Нет ничего легче, чем вырубить пьяного, прущего на тебя буйволом человека. Но у меня было две трудные задачи, пожалуй, даже три: не разбить накопленную стеклотару, избежать встречи с ментами и оставить Сашку живым и невредимым.
   Во двор вылезли любопытные - повара, поварята и иже с ними, а они-то и могли вызвать милицию. Поэтому, усмехаясь, я подмигивал им:
   - Сашка турнир устроил, ничего страшного.
   Самый толстый повар, наверное шеф, не выдержал:
   - Перекращайте, милисий позову.
   Хочешь не хочешь пришлось ставить точку. И я ее поставил. Осторожно, но Сашке все одно стало больно. Голубые его глаза закатились, и змеелов стал дышать широко открытым ртом, как рыба, спазматически пытавшаяся глотать кислород.
   - Все окей, мужики! Идем пить дальше, - весело сообщил я, крайне недовольный поведением змеелова.
   - Ти иво убиль, - предъявил претензию шеф-повар.
   - Да он сам кого хочешь убьет, здоровый кабан, - возразил я.
   Шеф плюнул и ушел. Возможно, звонить. Пока я откачивал ретивого Сашку, явился лейтенант. Но Боже, какая это была пародия на лейтенанта! Узбек лет пятидесяти с необхватным животом сел рядом на ящик и конфиденциально изрек:
   - Будим делиить акт!
   Сашка очухался и был теперь на моей стороне.
   - Брось, Курбан-ака, свои все.
   - Биль драка, нарушений общественный спокойствий. Делиим акт. Визиваем патрул.
   Если бы в свое время у меня в участке был такой офицер, я бы его дальше сортира не пустил, а среди местных он главнее главного
   - Хорош, лейтенант, - впрягся я. - Побазарили, разошлись, зачем патруль?
   - Ти кто?
   - Гончаров.
   - Паспорт.
   - Извольте, господин офицер.
   Я протянул документ, и лейтенант глубокомысленно стал его изучать. Если бы он знал, какой шлейф тянется за мной... Однако все равно пузатый лейтенант, изучив книжицу, запрятал ее в нагрудный карман.
   - Отдайте.
   Мое заявление было пропущено мимо его ослиных ушей.
   - Вас нужно задержат. Плохо видете себя.
   - Лейтенант, согласно презумпции невиновности или же в противном ее случае, вы должны, опираясь на факты, действовать по закону, а поскольку настоящий случай не ведет за собой сколько-нибудь криминального действия, вы не имеете никакого права задерживать меня, - попытался я прищемить хвост служителю правопорядка.
   С таким же успехом я мог наезжать на паровоз! Он, как околоточный в горьковском "На дне", считал себя хозяином, и переубедить его в этом не смог бы даже сам Аллах! Дело принимало опасный оборот, не нужный ни мне, ни бородачу Сашке. Змеелов подмигнул, уцепил пузатого лейтенанта и поволок в сторону, проникновенно жужжа в его уши. Тот немного покобенился, отрицательно вращая буркалами, потом начал слушать, а в конце и закивал согласно, приговаривая:
   - Хоп-хоп-хоп!
   Из джинсовых штанов Сашка извлек какое-то количество денег, и они тотчас перекочевали лейтенанту под брюхо, в карман широченных брюк. Из нагрудного кармана форменной рубашки был извлечен мой паспорт и передан змеелову. Сделка состоялась, после чего Курбан-ака погрозил мне коротким толстым пальцем, похлопал Сашку по плечу и важно прошествовал к поварам, должно быть, опять набивать брюхо.
   - Пойдем, что ли, полудурок, пиво допьем? - Это Сашка обратился уже ко мне, приближая свои белесые, выжженные солнцем, некогда голубые глаза, обрамленные лучиками жестких белых морщин.
   - Пойдем, придурок, - в тон ему откликнулся я.
   За Сашкиным столиком и в моей нише уже сидели новые, нас не ждущие люди, алкающие пива и компании.
   - Гулька, где наше пиво? - бестактно спросил змеелов, поймав за руку пробегавшую официантку.
   - И балык, и колбаса? - нудно вторил я ему, наседая на смутившуюся барную крысу.
   - А я думала, что вы, что вас...
   - Не надо думать. Вредно! Чтобы через пять секунд был столик!
   - В нише, - уточнил я.
   - И все, что на столиках было, - закончил мысль Сашка,
   - Счас что-нибудь придумаю.
   - Думай шустрее, или я тебе в штаны запущу самую злую гюрзу.
   - Да ну тебя, дурак! Счас сделаю.
   - Окей, старичок. Я на секунду в кабак, какую-нибудь "гадючью радость" притащу.
   - Паспорт! - резко остановил я. - Паспорт отдай - и в темпе!
   - Господи, да возьми ты свой паспорт! За кого ты меня держишь, жертва маминой оплошности?
   Сашка обиделся всерьез, и мне стало несколько паршиво от своей подозрительности.
   "Совсем Гончаров нюх потерял", - расстроился я и попытался обратить все в шутку:
   - И свой тоже. Ненароком сбежишь и оставишь меня без "гадючьей радости". А я такого еще не пил.
   И змеелов попался, пролез в эту отдушину секундного замешательства и обиды, заржал довольно, показал снующей Гульке "нолик" на американский манер и скрылся в чаду и темноте бара. Официантка все суетилась, силясь отыскать свободный столик в нише вдруг сразу оказавшегося переполненным зала. Пока ей это не удавалось.
   Я стоял в центре зала, привалившись к колонне в ожидании и пытаясь профильтровать мозги в едком табачном дыму.
   Случайно или нет в мое купе заскочила девка-блондинка? Если случайно, вопросов нет. Почистив инкубаторских, она с добычей обрела приют под моей полкой. После трагедии, наверное, здорово перепугавшись, она просто удрала, на свое счастье не встретив обманутых парней. Как они ее называли? Кажется, Наташкой. Наташка, случайная их попутчица или же член банды? А банда тоже, между прочим, направлялась в эти знойные края... Это если случайно. А если нет? Если это заранее смонтированная акция? Тогда почему два бройлерных "цыпленка", мои палачи, не в курсе? Чего-то я недопонимаю. Тогда, может быть, все-таки случайность? Нет! Ох, правы "цыплята" насчет целой цепи случайностей...
   - Ну, долго я вас буду приглашать? - Недовольная Гулька стояла рядом. Третья ниша. Там один посетитель, сейчас уйдет. Занимайте. Я все принесу.
   - Спасибо, ласточка, хороших тебе внуков, - все-таки схамил я и поплелся в указанную нишу, продолжая анализировать события. И так и так выходило, что деваха залетела в мое купе спонтанно. Потому как, будь она связана с Клеопатрой, не важно почему и какие цели преследуя, во вторую авантюру она бы не сунулась. Если только не была полной идиоткой.
   А этого змеелова мне послал сам черт. Уже все начало забываться, и на тебе... Кстати, где он болтается? До кабака идти ровно две минуты.
   Гулька выставила на стол два графина пива, тарелки с балыком, сыром и конской колбасой, въедливо заметив:
   - Придется, дедушка, доплатить!
   - Пусть твой Сашка доплачивает. Или сбежал он, как думаешь?
   - Сашка сбежал? Ты что, парень, с крыши упал? Сашка - мужик! Теперь мало таких. Сейчас все в бизнесе, в рэкете. Жизни красивой возжелали. Девки, кабаки, "мерседесы" - дерьмо! Их бы к Сашке - в пески, под солнышко, да на целый день гадюк ловить. Очень я сомневаюсь, что они там мужиками останутся. А ты - "сбежал". Да он и живет-то здесь, в "России", как раз над нами, в двести тридцать шестом.
   - И давно?
   - С неделю... а тебе зачем?
   - А тебе откуда знать про двести тридцать шестой?
   - А может, я трахалась с ним, и как раз в его двести тридцать шестом номере? Вопросы еще есть?
   - Нет.
   - Отдыхай, мне обслуживать надо.
   Потихоньку глотая пиво, я обсасывал балык и обмозговывал очередную версию: кто открыл дверь купе? Сама Клеопатра или же моя поддиванная девка? Выходило, что Клеопатра, хоть и полностью отметать участие Наташки было нелепо.
   Попробуем по-другому. На ограбление с убийством мог пойти лишь тот, кто наверняка знал о наличии денег. Но подобные экскурсии обычно не афишируются, тем более если путешествуют с наличным капиталом. А еще у Клеопатры и ее телохранителя Лехи была подстраховка с комбинацией поездов. В то, что поорудовала конкурирующая мафиозная группа, мало верилось. Скорее это были обдуманные действия индивидуалов.
   Кто же мог знать о предстоящем вояже торговцев змеиным ядом? Первое: прежде всего свои из подпольной фирмочки-серпентария. Второе: домашние или родственники. Третье: те, к кому они направлялись с деньгами, то есть змееловы. И четвертое: случайно кем-то полученная информация, а это уже - "лес густой". И наконец: за что и почему убили телохранителя? Чтобы повесить на него убийство? Возможно, но хлипко. Что-то не состыковывалось. Что-то не вписывалось в схему событий. Что-то или кто-то? Ох ты, девочка-блондинка, мне бы тебя на полчасика. Уж я бы с тобой пообщался!
   Что-то долго не идет Сашка...
   - Что-то долго не идет Сашка, - наклонилась ко мне официантка.
   - Так чего стоишь? Поднимись к нему в номер, скажи, что его ждут. Может, по ходу дела у вас что-то еще получится разок...
   - Не могу. - Она с сожалением оглядела битком набитый зал. - Народу полно. Сходи сам.
   - А ты опять мою колбасу утащишь? Столик займут!
   - Не бойся. - Из-под сервировочной стойки она вдруг выдернула табличку с лаконичной и строгой информацией: "Стол не обслуживается". Протерев ее, победно водрузила между пивными графинами.
   Из ресторана в гостиницу был прямой выход, а вот из бара в ресторан попасть можно было, только минуя кухню. Я выбрал кратчайший путь через улицу.
   Я уже подходил к центральному гостиничному входу, когда что-то неуловимо тревожное заставило меня обернуться назад. На подъездной площадке стояло с десяток машин, в том числе три такси. Так вот, в одно из них садились двое пассажиров: мужик уже сел на переднее сиденье, а дама пыталась упасть на заднее, нервно дергая зацепившуюся за дверцу сумку. Этой дамой была... моя поддиванная попутчица, в той же джинсовой рубашке и юбке. Только вот сумки тогда при ней не было - теперь я вспомнил это отчетливо. Инстинктивно я бросился к девице, но такси резко рвануло с места, набирая скорость, и дверная пасть защелкнулась. На оставшихся двух такси к стеклам были пришлепаны таблички "Заказ".
   Я медленно побрел в гостиницу, наперед зная, что стараниями этих двоих Сашка от меня теперь далеко. На втором этаже дверь с цифрой "236" находилась недалеко от холла, где за столом восседала хорошенькая востренькая узбечка с неправдоподобно большущими глазищами, осиной талией и приличной задницей.
   Постучав, я толкнул дверь. Результат оказался нулевым. На стук не ответили, дверь была заперта, и меня гулко тревожили барабаны тишины.
   - Где гость из двести тридцать шестого номера? - вернувшись в холл, спросил я дежурную.
   - Сашка? В номере он. С полчаса уже. Пришел с гостями. Они минут пять назад ушли. Стучите сильнее.
   - Стучал уже. Не отвечает.
   - Да там он. Я с места не вставала. Там он, у себя.
   - Может, с бабой закрылся, трахается?
   - Я ему закроюсь! Я ему потрахаюсь! - Лицо узбечки покрылось красными и злыми, как азиатское солнце, пятнами. Видимо, Сашка отметился и здесь. Из ящика стола она выхватила дубликат ключа и разъяренной кошкой метнулась в коридор. Нервно вталкивая ключ в замочную скважину, она злорадно шипела: - Я ему потрахаюсь! Я ему потрахаюсь!
   Нетерпеливо, торопясь, узбечка толкнула дверь, и я понял, что Сашка уже никогда и ни с кем не потрахается. Пахло словно на мясокомбинате. Через коридорчик полулюкса была видна верхняя половина тела, нарядно раскрашенная рубином густой гуаши. Борода, еще полчаса назад седая, теперь стала огненной. Где-то на границе ультразвука узбечка заверещала пронзительной сиреной. В моем мозгу мгновенно прокрутилась драка с Сашкой и шлейф событий в поезде, который дотянулся за мной и сюда. Надо было сматываться!
   Полуобморочную дежурную я отнес в холл на руках. Из номеров уже пялились любопытные постояльцы. Вернувшись, я закрыл Сашкину дверь на замок и, бросив ключ узбечке на стол, опрометью кинулся вниз навстречу встревоженному гостиничному персоналу. У разбитого окошка дежурного администратора, остановившись на секунду, я выпалил:
   - В двести тридцать шестой - милицию! Быстро! Я за скорой".
   Уходя дворами от злосчастной гостиницы, я проклинал себя последними словами. Права Ленка, сто раз права! Какого черта я полез туда, куда не просили? Видно, горбатого могила исправит. Теперь-то меня наверняка будут разыскивать, причем более конкретно и целенаправленно. Толстый лейтенант конечно же запомнил прописку и фамилию, А значит, и у дядьки показываться не следует. Сейчас еще можно, но завтра уже не рекомендуется.
   - Послушай, Костя, ты приехал к дядьке отдыхать или морочить ему голову? глядя, как я собираюсь, серьезно спросил Виктор Борисович.
   - Послезавтра вернусь, дядя, - бодро ответил я, щелкнув замками новенького кейса.
   - Ну куда ты под вечер?
   - Как раз на последний успеваю. До Ангрена два часа, сослуживца повидать надо. Обидится!
   Куда идти ночевать, я не знал. Знакомых в Ташкенте не было. Впрочем, как и мифического сослуживца в Ангрене. В гостиницы нельзя. В частных ночлежках периодически устраивают шмон, именуемый паспортной проверкой. Ночью болтаться по скверам и паркам одинаково опасно. Как бы то ни было, но паспорт, едва дядька отвернулся, я зашвырнул за массивный резной буфет дореволюционного образца. Он был только помехой. В ближайшей парикмахерской я коротко, очень коротко подстригся. В универмаге приобрел умопомрачительную американскую футболку, вероятно, ташкентского производства. Подумав, разорился и купил портативный магнитофон, он легко и удобно лег в кейс.
   К восьми вечера Гончарова, то бишь меня, было не узнать. Один лишь вопрос о предстоящем ночлеге оставался открытым. Нужно было предпринимать какие-то превентивные меры. Торопиться мне было некуда, и я на автобусе добрался до центра, до сквера Революции. Здесь под открытым небом стояли столики и заканчивали трудовой день ташкентские алкаши. Выбрав одного поинтеллигентнее, я подсел к нему с бутылкой ликеру и попросил составить компанию. Засуетившись, он поспешно согласился, отодвигая соседний стул и услужливо придвигая себя к столику. Тягучая малиновая жидкость растеклась по стаканам, и мужик с сожалением заметил:
   - За такие деньги можно было две водочки купить.
   - Не пейте, - посоветовал я с опозданием, ибо интеллигент с интересом рассматривал обнаженное дно стакана.
   Крепкий ликер уже через несколько минут заметно расслабил нервы и снял напряжение сегодняшнего дня.
   - Будем знакомы. - Собутыльник хозяйским жестом распорядился моим ликером и, дружелюбно улыбаясь, представился: - Гена!
   - Чебурашка, - ответил я, с трудом гася вдруг поднявшуюся во мне злость.
   - Не понял...
   - Приказа "повторить" не было.
   - Пардон! - Мужик суетливо пододвинул ко мне свой стакан, и тут вообще стало мерзко до тошнотиков.
   - Завязывай "дуру" гнать, Гена. За знакомство! - Я поднял малиновый граненый стакан. - Костя.
   - Паскудно?
   - Весело!
   - Видно. - Он втянул в себя липкую жидкость из стакана и философски добавил: - А кому сейчас легко?
   - Тебе!
   - Что так?
   - Бухаешь себе каждый день и трын тебе трава.
   - Я работаю!
   - Кем?
   - Художник и физиогномист.
   - А-а-а, редкая профессия. Большой, должно быть, спрос на тебя?
   - Да нет, нет никакого спроса. - Гена тоскливо уставился на пустеющую бутылку. - Нынче экстрасенсы в моде, а я будущее не умею предсказывать. Никому, даже себе. Только настоящее и чуть-чуть прошедшее.
   - Гена, водки хочешь?
   - Хочу.
   - Расскажи про меня.
   Он уставился колдовскими глазищами, цепляясь и проникая через мои зрачки куда-то там аж в спинной мозг. Сначала было неприятно и тревожно, но постепенно накатили усталость и успокоение.
   - Тебе плохо, Костя. Хуже, чем мне.
   - Козе понятно.
   - Ты военный или нет, скорее, мент. - Гена придвинулся ближе, и теперь казалось, я тону в волшебных его глазах-озерах. - Конечно мент. Бывший. У тебя никого нет. Ты один. Тебе некуда идти!