Петров Михаил. Гончаров попадает в притон

   - Нисколько... Хотя вот, крестик золотой с цепочкой. С себя сорвала и сунула в мой карман. Я сейчас хотела ей отдать.
   - Можешь оставить его себе, ты уволена.
   - Но... Самуил Исаакович... - захлюпала девица-сестрица, - куда же мне?
   - Куда хочешь! В обычную клинику. В нашей ты оказалась случайно. Ты хоть знаешь, сколько стоит вот этот пациент с отбитыми мозгами? А вдруг бы с ним что-то случилось? Может быть, она сюда явилась, чтоб удушить его? Кто ее вообще пустил там, внизу?
   - Не знаю.
   - Пойди и узнай.
   - Хорошо. Я все разузнаю.
   Доктор подошел ко мне вплотную. Сквозь сомкнутые веки шестым чувством я следил за ним, почему-то интуитивно подозревая опасность. Хотя и подозрение это было абсурдно.
   - Ну-с, что скажете, господин Гончаров?
   - А вы? - не открывая глаз, ответил я вопросом.
   - А я поздравляю вас с благополучным возвращением с того света и желаю как можно дольше не бывать там хотя бы потому, что удовольствие это дорогое.
   - И сколько попросил Сатана за мой выкуп?
   - Полтораста долларов в сутки.
   - А сколько я пробыл у него в заложниках?
   - Неделю. Точнее, шесть дней.
   - Значит, я должен вам шесть "лимонов"?
   - Немного больше, но за вас платят, не волнуйтесь.
   - Кто?
   - Для вас, как и для меня, это не важно.
   - Док, мне, наверное, вредно волноваться.
   - Волноваться вредно даже дятлу, а уж вам тем более.
   - Давайте сделаем так, чтобы я не нервничал.
   - Давайте.
   - Не прогоняйте девчонку.
   - Какую?
   - Медсестру.
   - Хм, она берет взятку у вашей... вашей...
   - Сестры, - подсказал я первое, что пришло на ум.
   - Да, у вашей сестры, а я должен этому потакать?
   - Сестра у меня верующая, и предложить взятку предметами религиозного значения ей бы не пришло в голову. Скорее всего, моя сестра этим поступком хотела сказать: "Возлюби ближнего и будь милосердна".
   "Во куда меня занесло!" - подумал я, сдерживая улыбку.
   - А вы богослов или мозги еще не вполне в своей тарелке?
   - Я смиренный блюститель нравственности и моральных догм.
   - А в перерывах между проповедями ловите убийц и насильников, так? Отец Браун?
   - Ничто мирское мне не чуждо.
   - Ладно, уговорили. Сейчас снимем показатели датчиков, а там посмотрим. Соня, подключай аппаратуру. Проводим полное обследование. Рентген тоже.
   - Вы меня идиотом сделаете.
   - Успокойтесь, Гончаров, это безвредно, у нас немного другая аппаратура, чем в обычных больницах.
   Через полчаса, закончив какие-то мудреные расчеты, он произнес вердикт:
   - Вы будете здоровы, если еще дней десять - пятнадцать пролежите не двигаясь. Соня будет за вами постоянно ухаживать. Тебе понятно?
   - Конечно, конечно, спасибо вам, Самуил Исаакович.
   - Двадцать четыре часа в течение десяти дней ты пробудешь в этой палате, не спуская глаз с больного. Прием посетителей только с моего ведома. До завтра я с вами прощаюсь!
   - Спасибо, доктор, но мне кажется, что вы вынесли слишком суровое наказание для Сони.
   - А ей как кажется? Ответь, Соня.
   - Ну что вы, огромное вам спасибо, вы очень добрый и хороший человек.
   - Объясни это больному.
   Дверь плотно и тихо закрылась, как будто ставя точку на моей неясной тревоге. Что-то тут не так. Тревога хоть и прошла, но пауза вопроса повисла в воздухе. Бесплотная, она казалась осязаемой.
   Робко подойдя к изголовью, Соня разжала кулачок. На потной ладошке подрагивал пресловутый крестик, едва не стоивший медсестре увольнения.
   - Возьмите, это ваше.
   - Что на нем написано?
   - "Спаси и сохрани".
   - Вот и сохрани его.
   - Но я не вправе.
   - Это вопрос теологии и философии. Человек, который его тебе дал, наверное, очень хороший?
   - А вы не видели ее?
   - Видел, но не четко. Как будто во сне или в бреду. Расскажи мне, какая она?
   - Высокая, светлая, глаза голубые...
   - И волосы длинные, немного вьющиеся?
   - Да, и она плакала.
   Я закрыл глаза, и длинные золотистые волосы рассыпались надо мной золотым дождем. В комнате был полумрак, лишь один рожок причудливой люстры освещал нас.
   - Валя! - невольно воскликнул я.
   - Да, кажется, она так представилась.
   - Кто еще приходил ко мне?
   - Какой-то маленький носатый мужчина, назвался криминалистом. Он вам оставил записку. Зачитать?
   - Да, пожалуйста.
   - "Константин, на поверхности представленной мне перьевой авторучки фирмы "Паркер" в конечной ее части, закрытой колпачком, мною обнаружены папиллярные линии, идентичные отпечаткам большого и указательного пальцев правой руки гражданина Полякова Геннадия Петровича, находящегося сейчас в розыске. Дактилоскопическая идентификация проведена соотносительно дактилоскопической карте Полякова Г. П. Других отпечатков не обнаружено. Костя, о результатах экспертизы я не распространялся, авторучку передал Полякову В. П., а записку Соне, она моя..."
   - Ну, читайте дальше.
   - Остальное не важно.
   - И все-таки.
   - "... Она моя дочь. Веди себя с ней без присущего тебе хамства. Выздоравливай! Подвойко".
   - Значит, Софья Николаевна.
   - Значит, да!
   - А чего же вы папаню так невыгодно описали?
   - Я не думала, что в записке он будет сообщать такие подробности нашего родства. А потом, у него действительно длинный нос и ростом не вышел.
   - Больше никто мною не интересовался?
   - Еще три раза приходил какой-то хмырь. Длинный и наглый, как ослиный член.
   - Очень удачное сравнение, - подумав, одобрил я молоденькую сиделку.
   - Ага, а наши доктора перед ним из шкуры вылезают. Особенно Самуил.
   - Почему ты его не любишь?
   - Почему не любят навозного жука?
   - Но он же, говорят, врач высочайшей квалификации.
   - Да, но это не мешает ему быть говнистым мужиком.
   - Например?
   - Не хочу я говорить. Зачем вам наши помои?
   - Как знаешь. День-то который сегодня?
   - Воскресенье, двадцать четвертое.
   - А на часах?
   - Шесть вечера. Вы, наверное, есть хотите? Тут все заготовлено. Шесть секунд, и ужин перед вами.
   - Нет, Соня, есть я не хочу. А вот прогуляться был бы не против.
   - Ну что вы, ни в коем случае.
   - Соня, а по воскресеньям у вас всегда врачи работают?
   - Нет, только дежурный хирург. А Самуил сегодня сам вызвался, хотя смена не его.
   В голове у меня просветлело, но в душе появился дискомфорт. Почему? Объяснить я не мог. Может быть, тому виной внезапный испуг Валентины? Испуг при появлении хирурга. Или его собственное усиленное ко мне внимание. Какого черта, к примеру, он вызвался дежурить именно в воскресенье, когда в клинике почти никого нет. И зачем в качестве надсмотрщика приставил ко мне Соню? Не нравится мне все это, господин Гончаров. Ты как хочешь, а я, наверное, слиняю. Только как? В палате дежурит матерщинница медсестра. В коридоре можно напороться на Самуила, а при выходе наверняка поджидает охрана. Да и как, скажите на милость, голому человеку шагать по улицам освещенного города? Не поймут. А на мне из одежды только и есть, что белые больничные подштанники до колен.
   Но смываться нужно хотя бы потому, что я напал на след Длинного Гены, который может привести меня во всякие интересные места. Например, назад в эту же больницу. Но это уже вопрос второстепенный, главное, как выбраться и во что облачиться? Сонечка - девушка красивая, стройная, высокая, моей примерно комплекции. Плечики, правда, узковаты, да и задница пошире моей будет. Туфельки без каблуков! Это она правильно придумала. На каблучках плохо, а вот с объемом стопы неувязка получается. На пару размеров моя лапка побольше будет. Ничего, подрежем задник. Намного хуже обстоит дело с волосяным покровом головы и ног. На голове у Сони их много, а я острижен наголо, зато растительность, покрывающая голень, у меня значительно выше и гуще. С прической мы решим вопрос элементарно. На лысую голову поглубже натянем белый хрустящий колпак. Халатик мне, бесспорно, придется впору, комбинация тоже, ну а трусики с лифчиком оставим хозяйке заодно с моими больничными панталонами. Волосатые ноги будем считать моим дамским невезением. Проблему экипировки можно считать решенной, правда, еще нужно получить согласие хозяйки. Но это попозже. Основной вопрос, вопрос выхода отсюда, остается открытым. Есть два пути. Один обычный, через дверь коридора и проходную. Он опасен, потому как незнакомая медсестра с волосатыми ногами сатира обязательно привлечет внимание. Остается окно. Я на втором этаже, но прыгать мне противопоказано. Значит...
   - Сонечка, что-то щетина повылазила, колется, сил нет. Как бы мне побриться.
   - Сейчас я вас побрею. Какой бритвой предпочитаете, электрической или безопасной?
   - Безопасной, - прокрутив в голове еще один вариант, ответил я. - Только предпочитаю бриться сам.
   Я привстал, собираясь идти в туалетную комнату.
   - Ни в коем случае, побреетесь лежа.
   - Но, Сонечка, я еще кое-куда хочу.
   - Я все принесу в кровать.
   - Я не смогу, не получится.
   - Но раньше же получалось.
   - Я же был трупом, без сознания.
   - Даже не знаю, может, я выйду? Хотя мне и выходить-то нельзя. Я сейчас спрошу.
   По селектору она вызвала дежурного врача.
   - Чего там у тебя? - недовольно спросил хирург.
   - Самуил Исаакович, у нас появилась проблема. Константин Иванович захотел в туалет.
   - Что же, прикажешь мне подержать его над горшком? Дай ему судно и пусть справляется по-детски.
   - Он не может при мне.
   - А я вообще в судно не могу.
   - Ладно, откати его в туалет и посади на унитаз, но смотри, если что случится, то... ты меня знаешь. Из палаты не выходи.
   - Хорошо.
   Торжественно, как генерала на параде, меня повезли в сортир. Я лежал серьезный и значительный, сознавая важность предстоящей мне миссии. Усадив меня на стульчак, Соня удалилась. Я защелкнул задвижку, намылил ноги и принялся ожесточенно сбривать шерсть.
   - Что-то вы долго, - через пару минут забеспокоилась медсестричка.
   - Будешь тут долго, - недовольно отозвался я, принимаясь за бритье физиономии.
   Спустив воду, я открыл дверь и позволил ей войти.
   - Вы что, успели побриться? Нельзя же...
   - Все можно, если это не запрещено статьей закона. Голубушка, доставь мое бренное тело на место.
   - Ну что там у вас? - захрипел селектор.
   - Все нормально, он испражнился, - гордо ответила Соня.
   - Ага, Самуил Исаакович, отлично, - бодро заверил я. - Стул - пальчики оближешь!
   - Вот лежите и облизывайте, - хрюкнул селектор, отключаясь.
   - Ну вот, дитя мое, похоже, нам с тобой предстоит долгое пребывание в этих стенах.
   - Так нужно.
   - Где ты намерена спать? Второй кровати я не вижу.
   - Попозже я немного подремлю в кресле, когда шеф уснет.
   - Конечно, еще не вечер. А вот я устал. Дай мне снотворного.
   - Да, вам нужен покой. Вам таблетки или укол?
   - Лучше укол. От таблеток толку мало.
   - Не говорите так. У нас есть препараты активного действия. Очень дорогие. Вот, например, морферон. Две таблетки, и через пять-десять минут вы в полном улете, не разбудишь пушкой.
   Перед моим носом она потрясла полупрозрачным пузырьком с очень нужным мне лекарством. Я протянул руку.
   - Осторожнее, не рассыпьте.
   Я понюхал розовые горошины драже и, с отвращением возвращая, выронил пару штук. Незамеченные, они закатились под покрывало.
   - Нет, вонючие больно!
   - Да вы что? Они вообще безвкусные.
   - Не хочу, давай укол.
   - Как хотите. - Она сломала ампулу, жадно всосав ее содержимое хищной иглой одноразового шприца. - Подставляйте ягодицу и готовьтесь часов на шесть уплыть в кайф.
   - Отлично, Сонечка. Но сначала давай пожрать.
   На столе-каталке она разложила несколько разновидностей каш, которые я не терплю с детства.
   - Вам масла побольше? Молоко согреть?
   - Молоко оставь, а кашу убери с глаз долой
   - Но что же вам?
   - Чего-нибудь остренького, национального.
   - Вам нельзя.
   - А я хочу, соедините с врачом.
   - Самуил Исаакович, он просит поесть.
   - Пусть лопает.
   - Но он просит острого, соленого.
   - Значит, все нормально, выздоравливает. Дай зернистой икры, только немного, граммов сто, можно пару ломтиков мяса.
   - Все сделаю.
   Дурочка, она пошла к холодильнику, а я бросил в стакан молока две уже раздавленные таблетки снотворного, с тревогой ожидая окончания процесса их полного растворения. В хрустальных вазочках она приволокла икру и красную рыбу.
   - Приятного аппетита, вам это разрешили.
   - А что разрешено вам?
   - Н-не знаю. Мы питаемся в нашем кафе внизу.
   - А я хочу, чтобы вы составили мне компанию.
   - У нас не принято.
   - А я хочу, иначе я разнервничаюсь, и у меня заболит голова. Ну! Или я пожалуюсь на вас.
   - Хорошо, сейчас что-нибудь принесу себе.
   - Не нужно, здесь все есть, угощайтесь. Придвинув кресло, она потянулась за вазочкой с рыбой.
   - Руки!
   - Что? - удивленно зашлепала она накладными ресницами, ничего еще не понимая.
   - Руки прочь! Уберите руки от еды больного.
   - Но вы же сами... Вы же сказали. - Она была готова разреветься.
   - Конечно сказал, - проворчал я, смягчаясь, - но я хотел, чтобы вы съели предназначенную мне кашу и молоко.
   - Я их не люблю с детского сада.
   - Я тоже. Но тем не менее ты заставляла меня их съесть. Теперь лопай сама, чтоб неповадно было. А если откажешься, то у меня поднимется давление и я пожалуюсь твоему врачу.
   - Ладно, съем вашу кашу. Но я была о вас лучшего мнения.
   - И выпьете молоко. Мне кажется, оно улучшает пищеварение.
   Залпом она опрокинула сонное молоко и пододвинула тарелку с геркулесом.
   Я с видимым удовольствием конструировал крохотные затейливые бутерброды и проглатывал их один за другим, наблюдая за действием моего снадобья. Через пять минут она зевнула. В первый раз. Второй раз ее челюсть открылась до самого желудка. Наконец, ложка выпала у нее из рук, измазав мой халат серой клейкой кашей.
   Подождав еще несколько минут, я слез с кушетки, заголил Сонечкину задницу, аккуратно смазал спиртом верхнюю треть ягодицы и с удовольствием всадил в нее добрую половину иглы. Послушный поршень добросовестно закачал в мою сестричку пять кубиков дефицитного снотворного. (Прости, друг Подвойко, но иначе я не мог.)
   Бережно раздев беззащитную мою сиделку, я осторожно перенес ее на свое место, тщательно укутав в простыню. Потом, скинув свои белые подштанники, натянул на себя голубую комбинацию и голубой халат медсестры. Получилось ничего. Я даже показался себе симпатичным. Вид портило полнейшее отсутствие титек и коротко остриженный череп, да еще босые желтые ступни. Но и с этим я вскоре справился. Оставался последний штрих. Полное отсутствие косметики. Поскольку я начисто был лишен дара художника, то ограничился тем, что, достав из Сониной сумочки сиреневую помаду, обильно намазал ею губы да еще основательно напудрил щеки и нос. Мне показалось, что выгляжу я безупречно. Правда, очень плохо смотрелись глубокие разрезы задников на туфлях, но и тут спас пластырь.
   Разодрав надвое плотную портьеру, я начал пятиметровый спуск, моля только об одном, как бы опять не стукнуться котелком об асфальт. Я понимал, что этот удар будет последний, и уж никакой Исаак или сам Самуил мне не помогут. Когда спускаешься вниз по канату при помощи одних только рук, даже самый длинный халат задирается почти до пупа. Сонечка не страдала чопорностью, и поэтому легкий, короткий ее халатик был очень откровенен даже при обычной ходьбе. На уровне окна первого этажа я увидел двух курящих мужиков и пожалел, что снял свои больничные полукальсоны. Когда я надежно стоял на газоне, из их ушей все еще валил густой дым. Послав очумевшим курякам воздушный поцелуй, я легко потрусил за деревья к задней ограде больницы. Как в каждом уважающем себя заборе, здесь имелся пролом. Беспрепятственно миновав его, я оказался в незнакомом мне переулке без малейшего понятия, куда двигаться дальше. Время близилось к восьми, начинало смеркаться. В карманчиках Сониного халата, кроме знакомых мне лекарств и сугубо дамских безделиц, ничего не было. Слева от меня по шоссе примерно в полукилометре то и дело проносились машины. Вздохнув, я побрел туда. Туфли все же жали. Я запинался и хромал. Кажется, со спины у меня был вид пьяной девицы, потому что уже через пять-десять метров меня нагнал и нагло остановился "жигуленок". Из него высунулась усатая толстая рожа и предложила:
   - Сестричка, вас подвезти?
   Боясь спугнуть идиота, я молча кивнул в белой целомудренной шапочке.
   - Тебя как зовут?
   - Тсс. - Я приложил к губам палец, наконец-то сориентировавшись.
   - Может, покатаемся? Кофе попьем, шампанского?
   Опять я молча согласился, достал у него из-под козырька ручку и на ладони нацарапал: "В бар "Будь как дома".
   Он уважительно посмотрел на меня, покачал головой и прибавил скорость.
   Через пару километров его правая рука непроизвольно лежала на моем колене. Постепенно она продвигалась все выше и выше. Я невольно заржал, представив себе, какой сюрприз ждет его там. Водитель воспринял это как поощрение и, сально улыбаясь, продолжил атаку. Мне пришлось его осадить. Чтобы бесплатно добраться до места, трудно найти второго такого дурака. Несильно ударив нахала по руке, я показал ему язык.
   После первого поста ГАИ я сделал знак остановиться, многозначительно кивнув на лесные заросли. Поспешно тормознув, он свернул в первую же пролысину и остановился, похотливо ожидая платы. Открыв дверцу, я радостно помахал ему на прощанье и углубился в кусты. Он догнал меня сразу. Хищно оскалив зубы, прошипел:
   - Сука! Динамо крутишь? Сейчас ты у меня на... будешь крутиться. Нашла лоха! Ложись, шлюха.
   Он попытался повалить меня. Меня, Константина Ивановича Гончарова. Повалить на холодную прелость листьев, да еще при этом старался разодрать чужой халатик. Видит Бог, такое терпеть было выше моих сил. Но поскольку резкие движения были мне противопоказаны, я ограничился тем, что резко ткнул ему пальцем в глаз, а потом, когда он по-медвежьи заорал, оголяя жирный кадык, я выключил звук ребром ладони по открытому горлу.
   Если не считать трех пар, на пляже было пустынно. Они занимались собой, мало замечая мое присутствие. Откуда взялся этот хмырь, я толком не понял. Вынырнул откуда-то слева, где кончался пляж и лежала куча хвороста или выловленного топляка. В спортивном костюме, белобрысый и наглый, он стоял передо мной, бесцеремонно рассматривая мою узкобедрую и безгрудую фигуру.
   - Сколько хочешь? - наконец спросил он.
   - Чего?
   - Ну не баксов же. Такую корягу только за дерево берут. Ну?
   - А сколько дашь? - уловив суть, поинтересовался я.
   - Ну, два чирика дам, если клиент найдется. Это за один раз.
   - А ты тогда при чем?
   - Закрой хавальник. Зачем я, тебе расскажут в морге. И вообще, старая лохань, вали отсюда. Не по кайфу ты. У меня тут двенадцатилетние работают. Я и им больше тридцатника не даю.
   - Извини, парень, я согласна, - почувствовав дичь, взмолился я.
   - То-то! А то стоишь, целку тянешь. Как зовут?
   - Кого?
   - Тебя?
   - Констанция.
   - Констанция, станция, - противно передразнил подонок. - Вот и будешь у меня "станцией", поняла, старая кляча? Кликуха у тебя теперь Станция.
   - Хорошо. Но что я должна делать?
   - Все, что захочет клиент, и без базара. Клиент всегда прав. Захочет лежа, будешь лежа, захочет стоя, будешь стоя. Захочет на дереве, повиснешь на дереве...
   - Но я... так... сразу...
   - А не сделаешь чего, пустим на котел, а потом паспорт попортим. Кто узнает, тебя вообще замочит.
   - А сколько клиентов за ночь?
   - По-разному. Чем больше, тем лучше. Иногда до тридцати мужиков бывает. Но редко. Обычно человек десять.
   - А кто такие?
   - Много спрашиваешь. Кто такие? Всякие: старые, молодые, черные, белые. Иногда на троих одну бабу берут, но и платят больше. А когда во все места, то вообще ништяк, только бабки успевай считать.
   - Считать я умею.
   - Это не твое дело. Твое дело вовремя встать раком. Поняла? А считаю я сам. Поутру выдаю получку. Сдельно, сколько выработала. Если попадешься и кроить будешь, на первый раз тебя все наши пацаны оттрахают при всех на виду. На второй раз посадим на иглу и будешь ты у бомжей глотать... бесплатно. Первых клиентов приведу. Потом ищи сама.
   - За что же вам платить?
   - За крышу. За то, что конура у тебя будет. За то, что пьяный садист тебя не убьет. За то, что жлоб клиент деньги заплатит. Зовут меня Курас. Это все, что ты должна знать. А теперь иди к телкам. Когда надо, я позову.
   Веселая перспектива ожидает тебя, господин Гончаров. Как быть? Иду я в верном направлении. Несомненно, здесь бывал разыскиваемый мною Гена. Возможно, не один раз. И возможно, именно здесь теряются его следы. Отсюда и нужно начинать поиски. Как начинать, я примерно знал, но что мне делать? Как быть с моими потенциальными клиентами? Даже при всем моем желании помочь я им не смогу. Если только они не педики, тьфу, доразмышлялся. Час от часу не легче.
   - Иди, чего стоишь-то, особое приглашение требуется?
   - Я не знаю, куда идти.
   - Зайдешь за кучу дров, там узнаешь.
   За кучей дров скрывался небольшой песчаный пляж, совершенно неприметный со всех сторон - кроме реки. Функции пляжа он перестал выполнять давно. На нем вместо положенных грибков и павильончиков кверху брюхом лежало десятка полтора лодок. Под ними, возле них копошились неясные в сумраке фигуры. Кое-где вспыхивал приглушенный свет фонариков. Четыре катера, уткнувшись носами в песок, ограждали этот походный дом терпимости. Впрочем, совершенно замкнутым этот круг не был. Дальше по берегу метрах в пятидесяти стояло несколько автомашин, средства передвижения сутенеров, проституток или клиентов. У меня появился шанс. Правда, я не знал какой. Бесцельно я подошел к компании, что находилась возле одной из перевернутых лодок. На красном пледе расположились пять голых девок. Они пили водку и грызли кукурузу.
   Крайняя проститутка с огромной задницей и совершенно детским лицом заметила меня первой.
   - Эй, ты кто? Девочки, тут какая-то посторонняя шляется!
   - Я не посторонняя. Я Констанция. Меня к вам Курас прислал.
   - А, тогда топай дальше, к последней лодке, там у нас старухи кучкуются.
   - А ты что, молодуха? - зло спросила невесть откуда появившаяся ночная фея моих лет. - Ты молодуха? В четырнадцать лет три раза сифон ловила. Блядешка вислозадая.
   Нога у подошедшей женщины была сухая и спортивная, как и сама она, видимо ранее занимавшаяся спортом. И эта самая спортивная нога вдруг резко погрузилась в бок юной сифилитички. Завизжав свиньей, девка позвала на помощь.
   - Помогите, убивают! Санек, помоги, девки убивают!
   - Пойдемте отсюда.
   Моя неожиданная подружка потащила меня прочь к той самой дальней лодке, где собирались дамы зрелого возраста и мировоззрения.
   - Вы, кажется, новенькая.
   - Как вам сказать...
   - Понимаю. Здесь не принято задавать лишних вопросов. У всякого своя судьба и свои причины, заставившие нас очутиться здесь. Но всех нас, увы, роднит наша общая профессия - проституция. Стечение жизненных обстоятельств, скрещение судеб бывает столь разнообразным, что одних это приводит к славе, а других на панель. Присаживайтесь. Сейчас мы немного выпьем для смелости. Ведь вы впервые? Знакомьтесь: Вера, Татьяна и я, Элла.
   - Констанция, - принимая стакан водки, представился я.
   - Не волнуйтесь, Констанция, все будет хорошо.
   - Ага, - прохрипела пьяная Вера, - все будет хорошо, просто отлично, когда тебе в рот насуют штук пять... Да выльют с пол-литра мужицкой дряни. Отлично!
   - Татьяна, второй катер, третья полка! - приказал невидимый голос. Быстро!
   - Иду, чтоб у них у всех поотсохло! - Тяжко поднявшись, Татьяна скинула халат и нехотя поплелась к трапу.
   - Не любит она свою работу, - огорченно посетовала Элла.
   - А вы? - задал я откровенный вопрос.
   - Работу надо любить, иначе она не приносит удовлетворения. А если так, то и дело делается спустя рукава. Значит, и клиент недоволен. Отсюда и заработок невелик. А при том, что клиенты предпочитают молоденьких шлюшек, которые ничего не умеют, нам приходится постоянно повышать свое мастерство. Хочешь, я дам тебе несколько рецептов и советов на случай, если у старого хрена этот предмет абсолютно атрофирован.
   Не спрашивая согласия, она зашептала мне в ухо такие откровенные пакости, что даже мой развращенный ум и стаж взбунтовались.
   - Элла, - меняя суперинтимную тему, спросил я, - а ты давно промышляешь на этом месте?
   - С начала лета, скоро уж третий месяц будет, чего я только тут не перевидела - и толстых, и тонких. Кто только меня не драл, сколько мужиков через себя пропустила, представить трудно. Однажды меня вшестером всю ночь тарабанили, думала, с ума сойду.
   - Позвала бы на помощь своего сутенера.
   - Ты что, дура, такой кайф хоть раз в жизни попробовать надо. Это блаженство. Я в ту ночь полмиллиона заработала, сразу же дочке всяких шмоток к зиме поднакупила. Теперь и голова не болит.
   - А сколько обычно зарабатываешь?
   - Когда как. Когда густо, а когда и пусто. В среднем "штук" сто за ночь выходит.
   - Тебе, случайно, не попадался высокий симпатичный клиент в малиновом пиджаке и зеленых брюках?
   - Ой, рассмешила, ты знаешь, сколько их было, этих зеленых брюк? В месяц больше сотни. Я уже и не смотрю на них. Знаю только, у этого больше, а у того толще. Вот и вся мне разница.
   - Да нет, этого бы ты запомнила. Высокий, под два метра роста, костлявый, с бородкой, блондин. Шикарный клиент с толстым лепнем. Вспомни, он с месяц назад здесь был. Молодой, лет тридцать.
   - А чего он тебе? Муж, брат, кум, сват? Большой интерес имеешь?
   - Как тебе сказать... Он мой постоянный партнер. Платил всегда хорошо и вдруг, прикинь, первого августа он исчез. Мы с ним вечером в кабаке балдели, там, наверху. Он вышел на пять минут - и все, с концами.