Петров Михаил. Гончаров попадает в притон

   - Что ты лажу гонишь, сука драная, - вмешалась паяная Верка. - Элла, это она про Гену Длинного трекает. Щас описаюсь. Он ее постоянный партнер? Да он с тобой на одном гектаре... не сядет. Я балдею, Элка, во лажу вешает! Да ты хоть знаешь, кого он здесь в постоянку берет?
   - Кого? - выражая полное недоумение, обозлился я.
   - Кого, кого, - передразнила меня пьяная шлюха, - ... моего. Ты че думаешь...
   Договорить нам не дал грозный окрик сутенера-надсмотрщика.
   - Развалились, коровы! Три машины подъехали, а вы задницы чешете, быстро наверх и эту новенькую Станцию с собой захватите. Все уже давно на станках бабки делают... Забастовку мне устроили. Еще раз увижу, отправлю к Жоре на воспитание.
   - А кто такой Жора? - поднимаясь к подъехавшим машинам, поинтересовался я.
   - Местный палач, - зло ответила Элла, - ему бы в Освенциме работать. Что он с нами вытворял! А теперь еще хуже стал.
   - Почему стал?
   - Мы ему в прошлом году член отрубили. Очень просто. Устроили темную, связали и топором под самый корень купировали.
   - За что?
   - Чтоб девчонок не уродовал. Придет к нам новенькая девчонка лет тринадцати-четырнадцати, он тут как тут, сразу к себе в каюту тащит. Заплатит ей или напоит до полусмерти и барабанит всю ночь. Одну насмерть задрал.
   - И такое бывает? - невольно вздрогнув, спросил я.
   - А ты попробовала бы, - усмехнулась Верка, - те, кто его знал, ни за что с ним не хотели, боялись!
   - После него многие по месяцу встать не могли. Зверюга.
   - Садист, что ли?
   - Садистом он сейчас стал, когда отрубили его тридцатисантиметровую балду.
   - Да, говорят, ты это классно сделала.
   - Замолчи, Элка! Он же убьет меня. За Маринку я отомстила. Ты, Станция, тоже молчи. Жалко девчонку стало, она к утру умерла. Он ей там все разворотил, она и умерла. К утру. Вся каюта в крови, она громко кричала, все только посмеивались. Ничего, говорят, отлежится, через месяц еще захочет. Господи Боже мой, как она кричала, до сих пор слышу. Я б его там же убила. Потом глядим, он с якоря снялся и ушел к тому берегу. Мы с девками завели моторку, погоню устроили. Вслед еще один катер пошел. Прищучили мы его, только поздно. Маринку он уже успел утопить. Но что мы увидели в каюте... Вот тогда я и поклялась убить его. Устроили темную. Три подруги его держали, а у меня в руках топорик. Я должна была его обушком через покрывало ударить. Ну и ударила. Он упал. Девчонки разбежались, то ли струсили, то ли вида мертвеца испугались. Покрывало я сдернула, а он дышит. Только сознание потерял. Что делать? Добивать надо, а я не могу, рука не поднимается, точнее, не опускается. Замахнуться замахнулась и стою... не могу и все. Расстегнула ему ширинку, вытянула его кишку на всю длину и тут же на чурбачке рубанула. Кровь хлестнула. Я и отскочить не успела, как все колготки черные стали. От боли он очнулся, заорал, только я успела скрыться. Из-под лодки наблюдала, ждала, что кровью изойдет. Не дождалась. Он носовым платком обрубок перетянул, сел в машину и ходу. Успел до больницы.
   - Почему же вы не заявили в милицию?
   - Что толку? Маринку не воскресишь, а себе наделаешь кучу неприятностей. Да и он хоть как-то отомщен, лишился своей оглобли.
   - Чего же теперь его бояться?
   - Эх, Станция, совсем ты, видать, девушка. То, что раньше он делал своим хреном, теперь творит руками. С тем же результатом. Недели три тому назад он Галке все там вывернул. Едва удалось спасти. Чего это, девочки, на нас сегодня нет спроса? Хоть пару индюков словить надо.
   - Стоп, это мой! - Элла заторопилась навстречу пожилому одноногому калеке.
   В тусклом свете подфарников, опираясь на костыли, он тщетно высматривал минутную подругу, чтобы хоть на мгновение вернуть былую удаль. Старик был жалок и смешон.
   - Бонжур, мадам, - донесся до нас его хриплый прокуренный голос, позвольте ручку.
   - Не кривляйся, Иннокентий, - ответила проститутка, - надолго пожаловал?
   - Насколько позволят средства.
   - Меня возьмешь?
   - С превеликим удовольствием, моя девочка, но позволит ли мой бюджет? Хотя вы и бесценны, моя розочка, но сколько вы нынче стоите?
   - Кеша, для вас, как всегда, пятьдесят "штук".
   - Но, учитывая нашу давнюю старую дружбу, не могли бы вы немного уступить? К тому же я все делаю очень быстро.
   - Ты же знаешь, что половину я отдаю хозяину... Ну, черт с тобой, поехали.
   Тут же на капоте, не выпуская костылей, старик справил свои надобности. Освободившаяся потоптанная Элка побежала к реке смывать грехи.
   - Лихо, - только и сказала Вера.
   - А что ты хотела сказать насчет Гениной девушки? Кто она? Когда он с ней начал встречаться?
   - Ревнуешь, мать. Глупо, в нашем деле особенно. Вижу, ревнуешь!
   - Ревную и ничего не могу поделать. Скажи мне, кто она?
   - Ха-ха-ха! - то ли засмеялась, то ли закашлялась проститутка. - Скажу, а что дашь?
   - Сейчас у меня ничего нет, а вот завтра... Хотя постой. - В Сонином карманчике я нащупал пузырек с морфероном. - Верочка, ты как к психотропам относишься?
   Она недоверчиво смотрела на меня, а заметив в моих руках препарат, цепко и жадно выхватила его.
   - Морферон? Никогда еще не пробовала. Какое действие?
   - Через пять минут улетаешь в сказочные дали. Новое, только что запатентованное средство. Берешь?
   - Беру.
   - Но?..
   - Да вон она, Галка! Возле самой воды. В два смычка ее оттягивают! Ты сразу-то не подходи, подожди, пока кончат, а то схлопотать можно. Пока.
   - Подожди! У тебя бабки есть?
   - А что? В долг я не даю.
   - У меня еще другой психотроп есть. Транквилизатор, тоже французский. Две таблетки, и ты хлопаешь ушами, как крыльями птица.
   - Сколько?
   - Сорок штук, и только для тебя. В аптеках его не сыщешь.
   - Сколько?
   - Я же тебе русским языком сказала, с рецептом не найти.
   - Сколько оно действует? Продолжительность? Характер?
   - Я же тебе сказал, это сон Шахерезады сроком на пять часов, причем безо всяких неприятных последствий.
   - Держи. - Из внутреннего кармана трусиков она вытащила деньги. - Здесь полтинник, гуляй, лесбиянка.
   - Какая лесбиянка, ты о чем?
   - Все о том же, только лесбиянка, претендующая на мужскую роль, может машинально спутать глаголы "сказал" и "сказала". Теперь я поняла, кого ты ищешь. Ну будь здорова, Констанция-Константин.
   - Да пошла ты в... Подстилка вонючая.
   - Всего доброго, гомосексуалистка драная, мужик с влагалищем.
   Плюнув под ноги, она сбежала вниз, а я со смехом подумал, что сегодня мне только и не хватает побывать в шкуре гермафродита.
   Трио на берегу, кажется, исполняло последние такты. Осторожно обходя ревущие, кричащие и стонущие пары, я подбирался к Галке, не имея представления, с чего начать разговор. Подошел я к ним не вовремя, как раз к бурным заключительным аккордам коды.
   - Галка, - негромко позвал я двадцатилетнюю рыжую и красивую девку, когда она выходила из воды.
   - Ну Галка, и что? Кто ты такая, я уже знаю, сообщили. Для тебя я интереса не представляю. Лесбийская любовь не моя стихия. Ищи, милая, других.
   - Да я не затем. Ширнуться хочешь?
   - Хочу, но не с тобой. Поезжай на западный пляж, там твоих единомышленников из общества сексуальных меньшинств хоть ж... ешь, а мне не мешай работать.
   - Ты чего болтаешься? - над ухом раздался гнусный голос подонка Кураса. Хоть одного подцепила?
   - На, подавись. - Я протянул ему Веркину купюру.
   Он внимательно и долго ее рассматривал и мял.
   - Еще понюхай, может, узнаешь, откуда ее достали.
   - А ты мне тут базара не устраивай, а то...
   Не договорив, мерзавец пошел дальше по кругу, собирая дань с проституток и их дружков. Галка стояла рядом. Набросив на плечи махровый халат, она нерешительно мялась, кажется желая продолжить разговор.
   - Ну че, подруга, кольнемся? - продолжил я начатую мысль. - Отдохнем немного.
   - Да в принципе можно. Бабок я ему сегодня до хрена отдала. Можно отвязаться. А у тебя че? Травка или порошок?
   - И то и другое, но есть и покруче. В натуре вчера первый раз попробовала и поняла - полный финиш. Я читала характеристику - прикол. Я сама в одной больничке пашу, ну в такой, знаешь, для сверхновых русских. Короче, три дня назад закупил наш лекарь целую коробку. Таблетки выдает только сам и только под роспись, но я-то медсестра, а какая медсестра не об... доктора? Короче, насобирала я кое-чего. Идем?
   - Куда? Давай здесь.
   - Не, мы забалдеем, растащимся, и нас обшмонают. Ты знаешь, сколько стоит одна таблетка? Двадцать долларов. Вот так, коза.
   - А кайф козырный?
   - Мне теперь никакого порошка, никакой травки близко не надо, только эти французские таблетки.
   - Уговорила, пойдем. Знаю тут одно местечко, только без глупостей. Начнешь меня облизывать, сразу крикну Кураса, и угодишь ты прямо к Жорику.
   - Это который тебе матку вывернул? - пошел я на пробную провокацию и понял, что поспешил.
   Она захлопнулась, как дверь сейфа, тихо, но капитально. Сразу сломавшись, тупо побрела к воде. Жалкая и вместе с тем до омерзения отвратительная.
   - Ну, идем, что ли? - крикнул вдогонку, пытаясь грубостью исправить положение.
   Но все было бесполезно. Наверное, ей казалось, что ее моральная и физическая неполноценность видна всем.
   - Постой, дуреха. - Догнав ее у самой кромки воды, я преградил ей путь. Послушай, Галка, я могу ему за тебя отомстить. Я сделаю так, что он совсем не захочет жить. Он будет лизать твои пятки, просить прощения при всех и у всех, кого обидел.
   - Брехня! Он никого не боится. Он всегда вооружен. Он не человек! Да, я знаю, что и я не человек, но плохого никому и никогда не делала... Кроме себя и матери.
   - Успокойся, пойдем в твое потайное место, там все и обговорим. И не бойся меня. Никакая я не лесбиянка, клянусь тебе. Придет время, и ты убедишься в этом сама.
   - Ладно, идем, только осторожно, чтобы никто не видел. Это место знали только двое - я и Генка.
   Если бы я был лошадью, то весь блядский пляж сейчас бы слышал, как у меня ухнула селезенка. Боясь спугнуть, не задавая больше вопросов, я послушно шел за ночной феей, чуть осветившей мне перспективу моего дела. Три сосны, упавшие внахлест, образовали нечто вроде шалаша, причем дальний и глубокий его угол был выстлан чем-то мягким и сухим. Это было тем более кстати, что у реки становилось холодно, а шелковая комбинация и легкий халатик грели весьма относительно.
   В полной темноте, забившись в этот самый непродуваемый угол, мы тесно прижались, вколачивая друг в друга крупный, бивший нас озноб. Где-то сбоку щелкнул выключатель, и наша пещера осветилась слабым желтым светом подвесной "электромыши".
   - Да у тебя тут полный комфорт? Прямо как в баре "Будь как дома".
   Она вздрогнула, на минуту перестав дрожать, а после ее заколотило с новой силой. Она отстранилась от меня, настороженная, готовая ко всему.
   - Ты там бывала?
   - Приходилось, а что?
   - Нет, ничего. Давай твои колеса.
   - Держи.
   - А сама?
   - Нет, я только после тебя.
   - Тебя как зовут?
   - Констанция.
   - Имя чудное. Ты первая их глотай, я только после тебя.
   - Пожалуйста. - Упрятав две горошины под язык, я имитировал несколько глотательных движений, всем своим видом рисуя, что я на пути к блаженству. Однако повторять она не торопилась, видимо ожидая реакции моего организма.
   - Пей, дуреха, чего боишься? Зачем мне тебя травить? Какой смысл? Дай чем-нибудь укрыться.
   - Сейчас.
   Наконец-то, проглотив таблетки, она протянула мне малиновый пиджак.
   - Откуда он у тебя? - чувствуя, как начинает кружиться голова, безразлично спросил я.
   - Да так, был у меня один знакомый. Оставил случайно.
   - Кто это и когда?..
   И тут я с ужасом обнаружил, что таблетки под языком растворились без следа, а значит, через пять минут растворюсь и я, отпустив только что выловленную рыбку.
   - Кто и когда? - требовательно и пьяно повторил я.
   - А тебе-то какое дело? - глупо улыбаясь, спросила проститутка. - Может, это мое личное дело и самая сокровенная тайна. Крутые колеса, я уже плыву.
   - Как его зовут? Чучело, говори же.
   - Ничего никому не скажу. Констанция, милая, он любит меня, а я его, а тебя он не любит. Он не любит костлявых баб. Ты же костлявая, а я мягонькая. Вот потрогай вот здесь и здесь. Приятно? Поцелуй меня, моя хорошая, ну поцелуй, пожалуйста, делай со мной все, что ты хотела, я тоже тебя лю-ю-блю... Ну давай, я разденусь вся.
   - Заткнись, параститутка, - выворачивал я язык в необъятном небе, улетая в неотвратимом блаженстве.
   - Зачем ты так, милая, - слюнявилась улетающая следом соседка. - Не надо, мы же обе проститутки, мы одной крови...
   Из блаженного оцепенения меня вырвал истошный вопль. Еще не проснувшись, я открыл глаза и не сразу понял, что происходит. Прямо надо мной с широко распахнутыми глазами стояла полуголая женщина. Даже при сером свете раннего утра я уловил, куда направлен ее взгляд. А направлен он был именно туда, куда и должна смотреть баба, если, конечно, она настоящая. С этим все понятно, но почему такой ужас написан на ее физиономии, что страшного для себя она могла там увидеть?
   Невольно я перевел свой взгляд на предмет, так испугавший ее. Убедившись, что все мое богатство в полном порядке, я спросил:
   - Ты че орешь, никогда не видела?
   - Но, Констанция, ты гермафродитка?
   - Какая Констанция? - Наконец-то я все вспомнил и заржал сытым жеребцом. Я-то Константин, а ты, дура, могла бы поправить халатик, а то и присесть на секундочку, эка невидаль для тебя. Что молчишь-то?
   - Я испугалась.
   - Как козел капусты. У тебя есть чего-нибудь пожрать?
   - Под тобой ящик, там должно что-нибудь найтись.
   Нагнувшись, я открыл крышку сундука и, запустив руку внутрь, вытащил кучу пакетов. При ближайшем рассмотрении это оказались презервативы.
   - Ты меня этим хочешь накормить? Наверное, я похож на Жевастика?
   - Ты похож на сбежавшего уголовника, убившего медсестру. Я ухожу.
   - Стой. - Я откинул ее к раскрытому сундуку и для верности придавил коленом. - Нам с тобой есть о чем поговорить.
   - Не надо, не убивай меня, я никому ничего о тебе не скажу, правда, не убивай, я боюсь! Хочешь, я возьму у тебя? Я хорошо беру, только не убивай. Давай, я сейчас, у меня классно получается, клиенты довольны...
   - Тьфу ты, - я грязно выругался, - если б ты не напоминала о своих платных донорах, может быть, я и позволил бы тебе... А теперь слушай внимательно. Я буду задавать вопросы, а ты, умненькая девочка, должна мне все-все рассказывать. Если начнешь хитрить, то заберу тебя как свидетеля.
   - Куда? - От страха она опять шлепнулась голой задницей в сундук. И это было очень кстати. Там что-то, звякнув, разбилось. Видимо, осколок воткнулся ей в рабочие зоны. Выскочив пробкой, она заметалась по крохотному шалашу, окрашивая зелень листвы в багрянец блудливой осени. Тоскливо подвывая, она скинула окровавленные плавки, силясь рассмотреть нанесенные травмы.
   Проклиная всех чертей, вместе взятых, я повалил ее на низлежащее бревно задницей кверху и попробовал определить тяжесть ранения. В медицине я не силен, но понял сразу, что, кроме филейного мяса, ничего не повреждено. Порез оказался длинным, но неглубоким,
   - Да не вой ты, не вой. Целы твои функциональные органы. Перевязать бы чем? Да промыть не мешает.
   - В сундуке аптечка, там все есть: бинты, прокладки, дезинфицирующие растворы, спирт...
   - Спи-и-ирт? Тогда мы тебя поставим на ноги сегодня.
   Помогая фонариком, я вытащил все то, что, по моему мнению, могло пригодиться для операции.
   - Как там у меня?
   - Как у Мадонны.
   - Нет, правда, большой будет шрам?
   - Срам большой, а шрам должен исчезнуть, если ты зашьешь рану.
   - Как?
   - Иголкой с ниткой. Сейчас переоденемся и поковыляем к трассе, ты знаешь дорогу покороче?
   Через два часа, в длинном малиновом пиджаке пропавшего Гены и в коротких широких Галкиных джинсах, я сидел в приемной травмпункта с нетерпением пастуха, поджидающего свою овечку.
   - Вы ей кто будете? - спросил строгий травматолог.
   - Друг, а что, пострадавшая иного мнения?
   - Она говорит, что вы ее любовник!
   - В современной лексике эти понятия тождественны.
   - Умный больно.
   - Умный, - согласился я.
   - Тогда зачем ты ей жопу распорол?
   - Захотел и распорол, я вообще маньяк-убийца! И фамилие мое Щикотило. Понял?
   - Ты знаешь, какой диагноз вынесли бравому Швейку на призывном пункте?
   - Нет.
   - Идиот форменный.
   - Рад стараться!
   - Слушай, а ты всю ночь ее трахал? Все распухло.
   - Рад стараться!
   - Ну старайся, старайся, кобель! Сейчас она выйдет. Домой отвезешь, пусть хоть с утра отдохнет.
   Такой роскоши ни себе, ни ей я позволить не мог, поэтому сразу же потащил ее в укромный уголок городского сада.
   - Теперь говори, - твердо и непреклонно начал я, - все говори. Когда последний раз ты видела Геннадия?
   - Ночью - с первого на второе. Он спустился к нам из того ресторана, весь ободранный, в крови и пьяный в стельку. Спрашиваю его: "Что случилось?" Говорит, что упал, споткнулся. Я его сразу утащила в нору, кое-как отмыла, привела в чувство. Потом он говорит, что ему пора возвращаться в ресторан, его там ждут. Я ему говорю: "Не ходи, темень кромешная, а подъем крутой, не дай Бог, шею сломаешь, уговори кого-нибудь из клиентов, чтобы тебя туда подвезли". Он согласился и ушел. Больше я его не видела. Остался только пиджак.
   - Какие машины стояли на пляже? На чем он мог уехать?
   - Не помню, но точно знаю, что стоял Жорин "жигуленок" и еще две-три машины.
   - Ладно, езжай домой и не высовывай носа, пока я тебе не разрешу. Давай свой телефон.
   - Какой грамотный, да кто ты такой? Зек несчастный, скажи спасибо, что я тебя в травмпункте не заложила. Ходит по пляжу, бесплатно баб разглядывает, а потом за кустиком онанирует. Видали таких.
   "Господи, - подумал я, - бедный Гончаров, кем только не пришлось тебе побывать за последние четырнадцать часов. Каких только половых извращений ты не изведал, старый безобидный алкоголик".
   - Ты вот что, шлюха речная. Во-первых, закрой свою поганую крикушку подгузником, во-вторых, закройся дома, не выходи даже за хлебом, и в-третьих, знай, что я хочу выручить тебя из беды, которая, кажется, повисла над тобой в связи с исчезновением Длинного Гены. Это все, что я могу сказать тебе на данный момент. А теперь давай твой телефон и пять "штук" на такси.
   Во двор я входил с опаской, несмотря на раннее утро. Охота за мною была вполне возможна как со стороны убийцы, так и со стороны милиции. А возможно, и Длинный Вован с долговязым доктором устроили за мной слежку. Ох и не нравится мне этот сын Соломона. Нет, на убийцу он, пожалуй, не тянет, но мыслит он аналитически и безошибочно.
   Недаром ковыряется в наших мозгах. Мыслит нешаблонно, изучить его, наверное, невозможно. Я поймал себя на мысли, что как-то пытаюсь привязать его к убийствам. Хотя никаких на то оснований не имею, кроме личной антипатии. Но ее можно засунуть в задний карман.
   Еще один неприятный момент. Почему меня хотели убить? Кто мог знать, что я занялся делом Полякова? Во-первых, сам Поляков, его адвокат Семушкин, полковник Ефимов. И еще убитый по моей милости почтовый парнишка. Вот и весь тебе ответ. Самое вероятное, что отправной точкой явился именно он.
   - Ты чего пригорюнился? - улыбаясь, навстречу мне шел Юрка. - Или переживаешь, что давно в лоб не получал?
   - Нет, я переживаю за твою жену.
   - И давно?.. Что у тебя за наряд?
   - Давно, как только увидел вас вместе.
   - Опять какую-нибудь пакость выдашь. Не надо.
   - Не буду. В твоем департаменте мною интересовались?
   - Не знаю. Не слышал. Ну ладно, я тороплюсь.
   - Мы тоже, - завидя во дворе свою соседку-спасительницу, заторопился я.
   Она сидела на скамейке спиной ко мне, а у ног ее лежала собака. Тот самый дог, которому я был весьма обязан. Уныла и грустна была его перебинтованная морда, и грустной казалась спина хозяйки.
   Я осторожно тронул ее за плечо. Собака не реагировала, но хозяйка дернулась и сникла, словно налетела на неизбежность. Обернулась затравленно, будто ожидая удара, и... рассмеялась легко и свободно, разом сбросив гранитный гнет.
   - Мамочки! Да ты никак из публичного дома. Ой, не могу. А штаны-то до колен, Федор, ты посмотри на его пиджак, ой, умора... а... ты...
   Она побелела, непроизвольно прикрылась локтем, будто отстраняясь от удара. Я все понял.
   - Успокойся, Валя, пойдем домой, я тебе все расскажу. Не бойся. Это не тот пиджак, хотя и очень похожий. Просто мне было нечего надеть. Пойдем, Валя.
   Она поднялась, погладила пса, и тот, с трудом поднявшись, заковылял между нами.
   - Что с ним?
   - Потом расскажу. Не могу. Мне страшно.
   Уже в доме она рухнула на диван и заревела - взахлеб и надолго. Псина свалилась тут же, тяжело дыша и вздрагивая. Я стоял дурак-дураком, не зная, что делать. Сбегав на кухню, принес ей воды и водки.
   - Валя, милая, ну успокойся, выпей воды, а лучше водки. Расскажи, что случилось. Муж приехал?
   - Если бы, - улыбнулась она сквозь слезы, - где твоя водка и вода, давай.
   Поперхнувшись, она все же выпила половину бокала, судорожно заглатывая, запила водой. Потом откинулась на спину, закрыла глаза. Я допил остатки и сел рядом, гладя ее роскошные локоны. Наконец она заговорила, сначала с трудом, как человек, вновь переживающий кошмар.
   - Мне страшно! Костя, мне по-настоящему страшно. Я раньше никогда не верила в разную чепуху типа предсказаний, предрешений, рока. Вся эта чушь мне казалась настолько абсурдной, что и думать-то о ней казалось нелепостью. У меня была вполне реальная, обеспеченная жизнь, с машиной, дачей, квартирой, порядочным мужем и прочим дерьмом. Мне казалось, что так и нужно жить уважающим себя людям. Периодически бывать на элитных презентациях. Периодически самой устраивать званые вечера. Налаживать контакты с нужными людьми, самой помогать людям, если они достойны того. Я тебя утомила, наверное.
   - Нет, Валя, рассказывай.
   - Принеси еще себе водки, а мне джина, о Господи, какая же проститутка тебя измазала этой помадой. Ты хоть в зеркало смотрелся?
   - Нет, но на меня как-то необычно смотрели прохожие. А сосед, мент из нашего подъезда, вообще при виде меня чуть не лопнул со смеху.
   - Это естественная реакция. Посмотрись-ка в зеркало.
   Я подошел к зеркалу, и мне показалось, что серебряный оклад покорежило от отвращения.
   На меня смотрел клоун-упырь, наголо стриженный, с огромными бесформенными губами фиолетового цвета. Белый заострившийся нос резким контрастом выпирал из красных впадин щек. Налитые кровью глаза только усугубляли впечатление. Да, выгляжу я неважно, хотя вчера в больничной палате, когда я накладывал Сонин грим, мое лицо казалось мне даже привлекательным. Воистину утро вечера мудренее.
   С трудом убрав с физиономии всю эту гадость, я вернулся к своей нервной соседушке. Она лежала на спине, чуть порозовевшая и не такая сникшая. Вот что значит вовремя выпить сто граммов.
   - "... А всего делов-то мне было, что? Напиться..." - процитировал я классика.
   - Издеваешься? Не надо.
   - И не думал, Валя. Жду продолжения о превратностях твоей судьбы.
   - Так вот я и жила добропорядочной женой добропорядочного мужа, пока не переехали сюда, в ваш дом.
   - Зачем было переезжать? Насколько я понял, ваши дела обстояли отлично.
   - Да, поэтому он и поменял трехкомнатную квартиру на эту.
   - На задрипанную трехкомнатную "хрущевку"?
   - А ты ничего не заметил?
   - Нет, я не любопытный.
   - Ну и ладно. Дело не в этом. Дело в том, что зимой прошлого года я впервые увидела господина Гончарова, когда он мимо меня поднимался по лестнице.
   - И сразу влюбилась, жестоко и неотвратимо.
   - Возможно, я бы влюбилась в него уже тогда, но господин Гончаров поднимался к себе домой на четырех лапах, и он совершенно не заметил симпатичной женщины, которая в испуге шарахнулась от него - настолько, насколько позволяла ширина лестницы. Ты был омерзителен, как и твой дружок с первого этажа. Иногда вы напивались и на весь подъезд горланили "Мурку" и прочую муру.
   - По-моему, к делу это не относится, - заметил я, покашливая, - покороче, лаконичней и по существу. У меня мало времени.
   - Нет, относится, но я буду покороче, хотя и хотела рассказать тебе многое о себе и о нас. Ну да ладно. Ты, конечно, не помнишь тот промозглый вечер прошлого года, когда снег уже превратился в кашу, и идти по ней было трудно, а на душе был непроходимый мрак...
   "Лирично докладывает, стерва", - подумал я, но вслух сказал:
   - Валя, короче, я действительно тороплюсь.
   - Хорошо. Я обогнала тебя недалеко от дома. Ты, как всегда, ничего не заметил.
   В общем, было темно, и метров через двести два подонка потащили меня во двор. "Зачем, - спрашивала я, - шубу я и так вам отдам", а один из них, кавказец, мне ответил: "Мы сперва возьмем то, что под шубой". И тогда я поняла, что меня хотят изнасиловать. Пыталась крикнуть, но только пискнула. К горлу они приставили нож и заволокли в какой-то строительный вагончик. Они раздевали меня как кукурузу, сдергивая одежду профессионально и привычно. Я предлагала им деньги, золото, только бы оставили меня в покое. Подонки издевались, говорили, что все мое золото у меня между ног, а то, что висит на шее и в ушах, они заберут после. Мне стало безразлично, я поняла только одно: если они испачкают меня своей поганой спермой, жить я не смогу. Конец один. Пусть убивают. (И тогда я закричала. Правда, они тут же заткнули мне рот. Кто-то из них вытащил нож, но второй медлил, говорил, мол, все равно ее кончать, так дай я ее разок. Они навалились на меня вдвоем, и если бы не один парень, который неожиданно влетел в окно вагончика, то моя песенка была бы спета. Ты не знаешь этого парня?..