Певзнер Керен. Налог на недвижимость

   - Ты никогда не рассказывал мне о своем отце, - сказала я Денису по дороге.
   - Нечего было рассказывать. Я его помню смутно, - Денис задумался. Отец умер, когда мне было четыре года, и единственное четкое воспоминание о нем - это мой день рождения. Я получил тогда великолепный подарок - две шикарные заводные машины. Совершенно одинаковые.
   - А зачем две? - заинтересовалась я.
   - Я, конечно, был рад, что их было две, а не одна, но тоже не удержался и спросил. И знаешь, что он мне ответил?
   - Что?
   - Отец сказал: "Дениска, я знаю, ты мальчик любознательный и захочешь узнать, что у машинки внутри. Ты ее разберешь, а если не сможешь собрать, расстроишься и будешь плакать. Мама будет тебя ругать за то, что ты сломал такую дорогую машину. Так вот, чтобы этого не произошло, я дарю тебе две".
   - Да, - восхитилась я, - дальновидным человеком был твой папенька. Он случайно не евреем был?
   - Не-а, - засмеялся Денис, - чистокровный русак из Вологодской губернии. Высокий, под два метра ростом, очень видный мужчина.
   - А как они познакомились, твои родители?
   - О, это очень романтическая история! Мама была студенткой филологического факультета и проходила практику в Ленинке. Представь себе: тоненькая девушка, черные глаза, длинная пышная коса. А папа как увидел ее, сразу забыл, зачем он пришел в библиотеку. Да и разница в возрасте - ей восемнадцать, ему сорок два. Кстати, он был тогда женат.
   - Ты говорил, что он работал в органах. Это где?
   - В КГБ, дошел до подполковника. Он занимался диссидентами, евреями-сионистами, в основном. И в библиотеку пришел, чтобы найти какую-то редкую книгу из спецфонда. Мама рассказывала, что когда она передала заведующей записку с названием книги, та зыркнула на нее и пошла обслуживать отца сама. А маме сказала, что не ее это дело такие книги в руках держать, не по ранжиру.
   Я была заинтригована. Мы уже проехали половину пути и были где-то на подъезде к Рамле. Денис, как Шахерезада, прекратил дозволенные речи, когда я пробиралась по узким улочкам старого города между маленькими церквями арабов-христиан и лавками с товарами, выставленными чуть ли не на середину проезжей части. Когда мы наконец выбрались на трассу, он продолжил свой рассказ:
   - Отцу мама понравилась с первого взгляда. Его брак был уже на износе, он подумывал развестись, но ты представляешь себе, как тогда относились к разводам? Они стали встречаться тайно. Но мама вскоре забеременела, и отец тут же подал на развод. Он не хотел, чтобы я родился вне брака. И тогда начались неприятности. Его жена и гэбэшное начальство воспротивились браку. Она даже сказала, что евреи-диссиденты, делами которых занимался отец, подсунули ему новоявленную Юдифь. Ты же знаешь эту историю про Юдифь и Олоферна?
   Мне сразу вспомнилась знаменитая картина, на которой еврейская красавица с мечом, выставив изящную ножку, задумчиво глядит на отрубленную голову тирана. И я представила на месте Юдифи молодую Элеонору. Ну какова! Меня обличала, а сама-то, праведница...
   - А что, нельзя было жениться на еврейках?
   - Ты действительно такая наивная? Прошел шестьдесят восьмой год, танки в Чехословакии, тысячи отказников, несколько месяцев прошло после шестидневной войны. И отец, который вплотную занимался всем этим, разводится с русской женой, чтобы женится на еврейке! Естественно, от дела его отстранили, а потом и вообще уволили из КГБ. Он жутко переживал, разрывался между двумя желаниями: мама была уже на седьмом месяце, он не мог и не хотел оставить ее, но он любил свою работу. Мама рассказывала, что однажды он пришел домой совершенно пьяный, уселся на кухне и стал рыдать. Это страшно, когда рыдает здоровый, полный сил мужик! Он обнимал какую-то папку и плакал над нею, приговаривая: "Это же дело всей моей жизни, я хотел, чтобы страна богатела, а эти сволочи..."
   - Как богатела? - не поняла я.
   - Может быть, ты помнишь, в одну из зим начала шестидесятых Москва была завалена апельсинами? Они продавались на каждом углу. Говорили, что они из Марокко, но на каждом была маленькая этикетка "Яффо".
   - Нет, дорогой, я тогда еще не родилась, но я помню другое - об этих апельсинах недавно рассказывал Жванецкий по телевизору. Он работал в Одесском порту и, там они "грузили апельсины бочками". И про наклейку Жванецкий говорил.
   - А знаешь, откуда в стране вдруг оказалась такая пропасть апельсинов?
   - Не знаю. Может, был какой-то контракт, обмен на нефть?
   - Обмен действительно был, но не на нефть, а на земли. Ты конечно, знаешь, что в центре Иерусалима есть Русское Подворье. Это издавна была российская территория. Когда на святую землю прибывали русские паломники, они находили кров и отдых в странноприимном доме. Эта традиция существовала всегда. У католиков были монахи-госпитальеры, у православных - Русское подворье. А Хрущев продал это историческое место Израилю за пять миллионов долларов. И взял не деньгами, а апельсинами. Но эту сделку держали в тайне, поэтому апельсины с наклейкой "Яффо" стали называться марокканскими.
   - А о чем сожалел твой отец?
   - В начале века в Прибалтике, Западной Украине и Белоруссии, то есть там, куда советская власть пришла в сороковых годах, среди богатых евреев существовало движение - покупать земли в Палестине. Не жертвовать безвозмездно, как это делал барон Ротшильд, а именно приобретать во владение для себя и своих детей. По тем временам это была такая же утопия, как сейчас идея покупать земельные наделы на Луне. Они не были сионистами, не собирались бросать насиженные места в Вильно или Львове и ехать в Палестину. Но участки продавались недорого по сравнению со стоимостью земли в Европе и можно было позволить себе выкинуть часть денег на авось. Хотя, видимо, простому сапожнику или портному это было не под силу.
   Мой отец в то время работал еще и с тайными архивами, вывезенными энкавэдэшниками с оккупированных немцами западных территорий. Он прекрасно знал немецкий язык и даже бабушке, своей теще, бывало отвечал по-немецки, когда она говорила на идише. Поэтому работу с архивом поручили ему. Среди бумаг германского штаба ему попалась папка с надписью "Бейтар". Она резко отличалась от других. И документы, находившиеся в ней, были написаны не по-немецки, а по-английски. Он забрал дело домой, чтобы разобраться с ним на досуге, ведь он не знал толком английского. Там были собраны документы, относящиеся к покупке земли в Израиле - купчие крепости, закладные, расписки и многое другое. И вдруг отца вызвали к начальству и поставили в известность, что он должен сдать дело в архив, а сам, в связи со сложившимися обстоятельствами, обязан подать прошение об отставке. Отец так возмутился, что его бесцеремонно отстраняют и от дела, и от работы, что забыл о том, что именно эту папку оставил дома. Так она и пролежала у нас многие годы. А когда мы собрались в Израиль, мама взяла папку с собой в память об отце. Он же недолго прожил после этого. Уволившись, он пару лет преподавал физкультуру в ПТУ, а потом и вовсе не работал - у такого здоровяка оказалось больное сердце. Второй инфаркт свел его в могилу.
   Он был идеалистом. Это сейчас люди, которым принадлежало имущество в Прибалтике, возвращаются и требуют свое. А тогда об этом невозможно было подумать. Отец был как Верещагин: "За державу обидно", вот он и хотел вернуть Союзу земли, как реванш за проданное Хрущевым Русское подворье.
   - Должна тебе признаться, - сказала я Денису. - Когда я искала твои документы, эта папка попалась мне на глаза, и я принесла ее домой.
   - Зачем? - удивился он, - Там просто старые бумажки с переводами отца. Мы храним их как память, и все.
   - Конечно, это некрасиво, но есть две причины, почему я так поступила. Первая - нельзя держать ключ на виду. Мне сказала ваша соседка, что вчера какой-то парень стучался к вам в дверь и назвался твоим другом. - Я хотела сказать, что это мог быть мой бывший муж, но что-то меня остановило.
   - А вторая причина?
   - Я очень любопытная, и у меня это получилось совершенно машинально. Прости.
   Денис не успел сказать, что он думает о моем поступке, как вдруг неожиданно подал голос мой сотовый телефон.
   - Алло, Валерия, это ты? - мы с Денисом услышали из переговорного устройства взволнованный голос Элеоноры.
   - Да, добрый день, - ответила я.
   - Я звоню из автомата. Где Денис, вы узнали что-нибудь?
   - Мама, не волнуйся, я в машине Валерии. Почему ты звонишь не из дома?
   - Телефонный шнур перерезан. Кто-то был у нас в квартире. Все разбросано, перевернуто, исчезли твои документы, доллары и папка отца. И еще новые джинсы.
   - А записка? Вы нашли записку на комоде? - у меня в душу закралось нехорошее подозрение.
   - Никакой записки я не видела. Денис, когда ты вернешься? Это правда, что тебя ищет полиция?
   - Да, мамочка, правда. Не волнуйся. Я еду к тебе. Сиди дома и жди нас, полицию не вызывай. Рядом с компьютером лежит коробка с надписью "модем". Там короткие телефонные провода. Замени, а я позвоню, проверю. Только забери ключ из шкафчика на лестнице.
   - Там нет ключа! Приезжай, я не нахожу себе места.
   - Закрой защелку на двери и никому не открывай! Ты поняла? Никому, только нам!
   Развернувшись, я направила машину в обратную сторону. Ну и хорошо, я все равно не хотела, чтобы он улетел.
   - Знаешь, - Денис внимательно посмотрел на меня, - кажется, твое любопытство спасло нашу папку. Кстати, где она?
   - Засунула ее между дашкиными кляссерами.
   - Молодец! - восхитился он. - прямо Эдгар По!
   Я посмотрела в зеркало заднего обзора. За нами, не отставая, катил вишневый "шевроле-кавалер", который я приметила еще по дороге в аэропорт.
   - Послушай, - сказала я Денису, - тебе не кажется, что за нами хвост? Этот "кавалер" ехал за нами сначала в одну сторону, а сейчас снова.
   Денис нахмурился:
   - Лерочка, тебе не кажется, что сейчас самое время звонить твоему Михаэлю?
   - Тогда набери номер.
   Не отрывая взгляда от дороги, я продиктовала Денису номер сотового телефона следователя и через несколько томительных секунд услышала как всегда спокойный голос Борнштейна:
   - Слушаю.
   - Михаэль, это Валерия, шалом. Мне трудно говорить, так как за мной гонятся, скорей всего, бандиты.
   - Где вы находитесь? - что мне нравится в Михаэле, так это то, что он знает, когда есть время на расспросы, а когда его нет.
   - Мы с Денисом едем в Ашкелон по дороге из аэропорта. Бордовый "шевроле-кавалер" преследует нас около сорока минут.
   - Номер машины?
   - Мне не видно.
   - Я звоню в патрульную службу, - он отключился.
   Через несколько километров мы заметили дорожный патруль. Инспектор пропустил нас, а "кавалеру" приказал остановиться. "Ура!" - закричали мы оба, но нашу радость прервал телефонный звонок.
   - Валерия, - голос служителя закона был бесстрастен, - когда вы будете в Ашкелоне?
   - Через полчаса.
   - Я жду вас в своем кабинете через тридцать пять минут.
   Денис смотрел на меня. Всем своим видом он олицетворял пословицу: "Дай черту палец - он руку откусит".
   - А что делать? - сказала я в ответ на его молчаливый протест. - Все равно, рано или поздно, но пришлось бы рассказывать, как все было.
   - Ты знаешь, - Денис печально посмотрел на меня, - у меня такое состояние, как перед операцией. Скорей бы это все закончилось. А посадят или нет - это уже второй вопрос.
   - Не дрейфь, - сказала я бодро, - Михаэль отличный мужик, он все понимает.
   Минут через сорок я входила в знакомый кабинет в конце унылого коридора. Денис шел за мной. Нас ожидал неприятный сюрприз: вместо Михаэля за столом сидел грузный смуглолицый мужчина в полицейской форме, лет сорока восьми.
   - Здравствуйте, - растерянно пробормотала я, - а где следователь Борнштейн?
   Хорошо, что у меня хватило ума не назвать его Михаэлем.
   - Садитесь, - сумрачно сказал полицейский. - Меня зовут Нахум Анкори, и я веду дело об убийстве иностранной гражданки Татьяны Барминой.
   Оглянувшись на Дениса, я поняла, что ничего хорошего он от этой встречи не ждет.
   - Ваши имена и документы, - следователь посмотрел на нас, и я протянула ему свой паспорт. Денис не сдвинулся с места.
   - Ваши документы, - повторил он, выжидающе глядя на моего спутника.
   - Они остались в номере отеля "Дан-Панорама", - Денис смотрел на пол.
   - Так, - протянул следователь, заглянув в мое удостоверение личности, а вы, значит, Валерия Вишневская?
   - Да.
   - И кем вы ему, - он подбородком указал на Дениса, - приходитесь?
   - Подругой...
   - Понятно, - с непонятной интонацией сказал он. - Если вы только подруга, то можете идти. А он останется.
   - Никуда не пойду, - попыталась я протестовать, - он ни в чем не виноват, и я...
   Нахум Анкори нажал на кнопку звонка, и в кабинет вошел молодой полицейский.
   - Проводите госпожу на выход.
   Я поднялась, смерила уничтожающим взглядом чинушу и вышла. Правда, как мне показалось, это не произвело на него впечатления. Пытаясь исправить положение, я спросила своего сопровождающего, когда мы шли по коридору:
   - Скажите, где сейчас господин Борнштейн?
   - Он поехал по вызову.
   - А когда он вернется?
   - Не могу знать, госпожа.
   Звонить Михаэлю было бессмысленно. Что я ему скажу? Что дядя - бяка? Выгнал меня из кабинета и сейчас мучает бедного Дениса? Наверняка все это заранее спланировано. Как только я позвонила ему по сотовому телефону, он передал деле этому, как его, Нахуму. Он же меня предупреждал! Денис должен был прийти и дать показания. Хорошо еще, что они не знают о сорвавшемся побеге за границу, да еще под чужой фамилией! Ох, да у Дениса в кармане паспорт и две тысячи долларов... Вот что, я сяду тут, у входа в полицию и буду ждать, когда Денис выйдет. Час, два, не страшно.
   Но ожидание затянулось. Сидя на ступеньках, я успела выпить бутылку воды, прочитать толстую газету, купленную в магазинчике напротив, и окончательно затосковать. Совсем отчаявшись, я снова вошла в просторный холл, чтобы спросить, что происходит, и увидела, что по коридору два полицейских ведут Дениса. Причем не на выход, а вглубь здания. О боже! Он был в наручниках!
   Бросившись навстречу, я закричала:
   - Денис, что случилось?! Куда тебя везут?
   - Меня задерживают. Лерочка, позвони маме, успокой ее.
   Больше он ничего не успел сказать, они завернули за угол и исчезли.
   - Вы к кому, госпожа? - остановил меня дежурный.
   - К следователю Анкори, - ответила я, сдерживая нетерпение.
   - Подождите, я позвоню ему.
   Он набрал три цифры и, сказав в трубку несколько слов, передал ее мне.
   - Вы посадили невиновного вместо того, чтобы искать настоящих убийц! заорала я. - Я же говорила Борнштейну, что за нами гонятся бандиты, это наверняка те, что убили Татьяну, а вы даже не поинтересовались...
   - Передайте трубку дежурному, - оборвал меня голос следователя.
   Я повиновалась. Послушав минуту, дежурный положил трубку на рычаг и обернулся ко мне:
   - Пройдите в кабинет. В конце коридора и...
   - Спасибо, я знаю.
   Пробежав знакомый коридор, я ворвалась в кабинет.
   - Сядьте и успокойтесь, - приказал мне Нахум Анкори. - Что это вы говорили о бандитах?
   - Они преследовали нас по дороге в аэропорт, а потом развернулись и поехали за нами обратно.
   - Кто они?
   - Не знаю, но за нами следили, вы понимаете? И в квартире у Дениса они устроили разгром, но ничего не взяли. Это вы можете как-нибудь объяснить?
   И тут - о чудо! - дверь открылась, и в кабинет вошел Борнштейн.
   - Михаэль, - обрадовалась я, - скажите ему! Я звонила вам, потому что нас преследовали... - и тут я осеклась, поняв, что сморозила глупость.
   - А прийти тогда, когда было совершено преступление, он не мог? Только когда вас преследовали? - немедленно среагировал Михаэль.
   Я замолчала, крыть было нечем. Видимо смягчившись, он продолжил:
   - Мы задержали его, потому что ваш друг знал о преступлении и не сообщил нам. Вместо этого он ударился в бега. Чего он боялся? Пришел бы к нам в ту же минуту, тут же мы отпустили бы его. А сейчас? Неоказание помощи следствию, сокрытие фактов, попытка удрать за границу с иностранным паспортом. Вам мало?
   "Ох, и это узнали..." - с горечью подумала я.
   - И вы хороши, Валерия, не ожидал от вас такого. Помогать человеку, который замешан в преступлении... И это после того, как я вас предупреждал.
   - Он не убивал...
   - Следствие покажет.
   - Человек, который не убивал, но присутствовал при убийстве, - внес свою лепту Анкори, - по законодательству несет ту же ответственность, что убийца. Если он, конечно, не сообщил следствию о факте преступления.
   Да, дела Дениса были совсем плохи. Мне ничего не оставалось делать, как понурив голову, выйти из кабинета.
   На улице я вспомнила, что Элеонора все еще ничего не знает. Тяжело вздохнув, я села в машину и поехала к ней.
   Элеонора была дома и тотчас открыла дверь. Было видно, что она наводила порядок после разгрома, который сотворили у нее в квартире.
   - Ну что? - она схватила меня за руку и чуть ли не силком затащила меня внутрь квартиры.
   - Денис сидит в камере предварительного заключения, - бухнула я.
   Элеонора упала в кресло:
   - Так я и знала! Я чувствовала, что эта история так просто не кончится...
   - Успокойтесь, еще ничего не кончилось. Все только начинается, - я спохватилась, что ляпнула что-то не то. Да уж, утешительница из меня, как из вороны - Монсеррат Кабалье.
   - Нужно найти адвоката, - Элеонора лихорадочно соображала, - я позвоню Шульману. Или нет, Шульман в Канаде... Тогда к этому, как его...
   - Да подождите вы, - я остановила поток ее мыслей, - адвокат - это, конечно, хорошо, но пока надо понять, в чем Дениса конкретно обвиняют. Если мы докажем, что этот погром в вашей квартире как-то связан с убийством Татьяны, то Дениса выпустят, и никакой адвокат не понадобится! Лучше расскажите, как тут все было.
   Элеонора выглядела постаревшей лет на десять. Она непонимающе смотрела на меня, потом тряхнула головой, как будто прогоняя наваждение, потом сказала:
   - Они перевернули весь дом! Конечно, что-то я смогла прибрать, но здесь еще работать и работать!
   - Что пропало, кроме джинсов и долларов?
   - Папка моего мужа.
   - Это все взяла я. Денис попросил принести чистые вещи, деньги и документы, - Элеонора непонимающе взглянула на меня, но я не дала оформиться в ее голове мысли: "Кто шляпку украл, тот и тетку пришил". - Вещи взяла я, а погром устроил кто-то другой.
   - Зачем вам понадобилась старая папка с никому не нужными документами? - недоумевала Элеонора. - Мы ее держим потому, что там переводы, написанные рукой Сергея, это единственная память о нем!
   - Простите мою невоспитанность, папку я прихватила машинально, но у меня есть большое подозрение, что тот, кто влез в квартиру, искал именно ее.
   Элеонора задумалась. Видно было, что она что-то сопоставляла в уме и наконец произнесла:
   - Мне кажется, что это не первая их попытка. Несколько дней назад начались странные звонки по телефону, молчали и клали трубку. Видимо проверяли - дома ли я.
   В моей голове, пустой как туристский котелок в конце маршрута, появилась мысль:
   - Элеонора, что за старушка живет у вас на этаже?
   - Не знаю, это семья новеньких из Биробиджана. Приехали пару месяцев назад. А зачем вы спрашиваете, Валерия?
   - Когда я заходила к вам за вещами, из той двери выглянула бабулька, и оказалось, что она внимательно следит за вашей квартирой. Вот я и подумала, а не зайти ли нам к ней?
   - Пошли! - решительно сказала Элеонора, и мы постучались в соседскую дверь.
   - Кто это? - раздался глухой старческий голос.
   - Откройте, бабушка, это соседка ваша, - ответила Элеонора.
   Дверь приоткрылась на ширину цепочки, и на нас глянула знакомая бабка. Глаза у нее были на удивление ясными и хитрющими.
   - Какая я тебе бабушка, - сказала она недовольно, - самой небось пора внуков-то нянчить, а не бегать с тетрадками.
   "Ого, - подумала я, - все примечает. Не бабка, а юный следопыт!"
   Элеонора неожиданно смутилась:
   - Извините, баб... А как вас зовут?
   - Рахиля Никитишна мы, надо что?
   От этого сочетания имени и отчества я остолбенела, не зная, как мне обращаться к старушке - ведь лопну со смеху, выговаривая.
   Но на стальную Элеонору это не произвело впечатления, и она сказала:
   - Нам бы хотелось поговорить с вами, Рахиля Никитишна, вы бы не могли нас впустить?
   - А позади никто не прячется? - подозрительно спросила бабка.
   Мы, не сговариваясь, расступились, чтобы она смогла осмотреть лестничную площадку. Убедившись в полной безопасности, Рахиль Никитишна прикрыла дверь и, пошуршав цепочкой, впустила нас в квартиру.
   Мне чуть не стало плохо от спертого воздуха. Все окна оказались закрыты, что было бы разумно при работающем кондиционер, но его не было и в помине. Разнокалиберная мебель, видимо, была собрана на "выставке", то есть взята оттуда, куда ее выставляют за ненадобностью. На полу лежал потертый палас, в углу большой комнаты до потолка были навалены коробки, перетянутые прочными веревками.
   Не дождавшись приглашения, мы с Элеонорой осторожно уселись на шаткий диван, застеленный цветастым покрывалом.
   Из соседней комнаты послышался мощный храп.
   - Это Давидик, внук мой, - пояснила бабулька, - с ночной вернулся, отдыхает.
   - Рахиля Никитишна, - обратилась к ней моя спутница, - вы из дома не выходите... Может, видели вчера вечером кого-нибудь, кто заходил ко мне в квартиру?
   - Не мое это дело по чужим квартирам-то глазами елозить, - отозвалась старуха. - Ты ее спроси, - она ткнула в меня пальцем, - она тебе скажет, тоже ведь была намедни.
   - Верно, - кивнула я, соглашаясь, - была, но нас интересует, кто был после меня? Дело в том, что после моего ухода кто-то устроил в квартире полный беспорядок.
   - Украли чего? - заинтересовалась она.
   - Нет, нет, - поспешила ответить Элеонора, - ничего не украли, только веши раскидали.
   - А раз не украли, так мне нет никакого резону встревать. Это ваши дела, семейные, а я в них не участник.
   - Что значит семейные? - удивилась Элеонора.
   - А то, что сын у тебя большой уже, а ты его за маленького держишь, денег не даешь, вот он по квартире-то и рыскает.
   - С ума сойти можно! - Элеонора поднялась с дивана и нервно зашагала по комнате. - Ты что-нибудь понимаешь в этой дичи? - обратилась она ко мне.
   Бабка видимо обиделась:
   - Какая-такая дичь, вроде бы культурная женщина, а ведешь себя как неразумная, бегаешь тут, Давидика будишь...
   - Послушаете, бабушка, - я совсем забыла, что она не любит, когда ее так называют, но у меня не было сил выговорить ее имя-отчество, - вы можете подробно рассказать, что тут произошло?
   - А что рассказывать? Ты была здесь? Была. Покрутилась маленько и вышла. Так?
   Я кивнула, соглашаясь.
   - А за тобой почти сразу сынок ейный, - она показала подбородком на Элеонору, - с приятелем зашли.
   - Как сынок?! - мы с Элеонорой вскрикнули одновременно. - Когда это было? Бабушка, вы не ошибаетесь?
   - Чего я буду ошибаться, - старушка обиженно поджала губы, - говорю тебе, сын твой, значит сын. Я на глаза еще не жалуюсь. Вытащил из кармана ключ, открыл дверь и зашел. И дружок его вместе с ним.
   - Во что он был одет? - спросила я.
   - Штаны белые, и майка с портретом.
   - А что на портрете нарисовано? - снова одновременно спросили мы.
   - Старик какой-то язык показывает. И как людям только не стыдно носить такое! Срам один. Одно слово - интелехенция! - последнее слово бабка выговорила с таким презрением, что я невольно поежилась.
   Мы с Элеонорой переглянулись. Действительно, у Дениса были светло-голубые джинсы, застиранные почти до белизны. И майка с портретом Эйнштейна - знаменитой фотографией, где Эйнштейн показывает язык.
   Я ничего не могла понять. Как же так? Ведь в это время Денис был у меня, более того - в моей постели!
   Спокойно, Валерия, давай думать логично. На основании чего бабулька утверждает, что Денис приходил домой? Он был в майке с портретом Энштейна. Я обознаться не могла, так как Дениса не только видела, но и ощущала, а бабка ошиблась! В квартиру к Элеоноре вламывался не Денис, а некто в его майке. Где он мог ее взять? Только в гостинице, когда Денис сбежал, бросив в номере бедной Татьяны все свои вещи. Получается, что те, кто учинил погром в квартире, имеют отношение также и к убийству Татьяны. А иначе как они умудрились взять майку до прихода полиции?
   Из задумчивости меня вывел голос старухи:
   - А тот, дружок его, и раньше приходил. Я тебе, кажись, рассказывала. Черный такой, в зеленой куртке и с серьгой. Цыган, ей-богу, цыган! И как таких в еврейскую страну пускают?
   Видимо, национальный вопрос был излюбленной темой рассуждений новой репатриантки из Биробиджана Рахили Никитичны.
   - Скажите, пожалуйста, когда они вышли, у них что-то было в руках? подала голос Элеонора.
   - Нет, порожняком пошли, очень недовольные были, говорили зло. Обидела ты сына, соседка, уж не знаю чем, - бабка покачала головой.
   Мне стало понятно, что больше нам ничего не удастся узнать, и я поднялась с шаткого дивана.
   - Спасибо, Рахиля Никитична, за зоркость вашу. Вы нам очень помогли. Идемте, Элеонора.
   Мы вышли из квартиры и услышали за спиной скрежет дверной цепочки бабка запиралась.
   x x x
   Возвращаться в квартиру Элеоноры мне не хотелось - пришлось бы выслушивать ее пространные рассуждения на тему о том, кто были эти двое. Во мне крепла уверенность, что один из них - мой бывший муж Борис. Прежде чем визитом незнакомцев займется полиция, нужно было найти его и поговорить начистоту.
   Сославшись на занятость, я быстро распрощалась и поехала на работу. Уйдя с головой в завал из бумаг, накопившихся за последние дни, я и не заметила, как приоткрылась дверь и в кабинет зашел посетитель. Был он одутловат, среднего роста, редкие пряди покрывали начавшую лысеть макушку.