Страница:
– Аи, оставь. «Можно-нельзя». Таня встала и ушла в комнату.
За окном шел дождь. В такт дождинкам, бьющимся о карниз, Казарин отбарабанил пальцами по плите какой-то марш и тоже пошел в комнату. Таня лежала на диване, уткнувшись лицом в стену.
– Ну что ты за мной ходишь по пятам? – Танин голос был совсем чужим. – Оставь меня.
Алексей собрал всю свою волю в кулак и, присев на диван, заговорил:
– Танюш, так не может дальше продолжаться. Очнись…
Она неожиданно вскочила и села рядом.
– Я очнулась. Я давно очнулась! И что? Что я увидела? Я увидела полную бессмысленность своего существования.
– Не понимаю, – соврал Алексей.
– Не понимаешь? – разозлилась Таня. – Да уж куда тебе! Ты вообще ничего не хочешь понимать!!!
Алексей знал, что возражать бессмысленно. Он лишь подпер подбородок рукой, отвернулся и стал покорно в очередной раз слушать обвинения жены.
– Ты не понимаешь, что я одна. Одна с утра до ночи. У меня была дочь, но я ее потеряла. У меня есть муж, но я его не вижу… Да! У меня есть отец, который боится со мной говорить, потому что, кажется, влюбился.
– Ну а Петр Саввич тут при чем? – не выдержал Алексей. – У Верки погибли родители, он ей помогает, как может. Ведь они были его близкими друзьями.
Таня зло расхохоталась.
– Ха!!! «Помогает»! Того и гляди, скоро предложение сделает. Вот уж она удивится!
Начиналась очередная истерика. Казарин схватил жену за плечи и с силой привлек к себе.
– Танюш, по-моему, тебе надо успокоиться. И к тому • же… к тому же у тебя есть я.
Против Лешкиной улыбки Таня не смогла устоять. Она затихла в его объятиях, затем подняла к нему заплаканное лицо.
– Эх, Лешенька, ничегошеньки ты не понимаешь.
– Так ты мне объясни. Я, конечно, как все мужики, туповат, но…
Таня смотрела на него пустыми безжизненными глазами.
– Такое не объяснить… Даже тебе… Кушать будешь?
Над весенней Москвой поднималось яркое солнце. На чердаке старого дома бродил человек. Летная форма с капитанскими погонами ладно сидела на его крепкой, коренастой фигуре. Подойдя к окну, выходящему во двор университета, из которого также хорошо просматривался Александровский сад и Кремль, незнакомец поднял с пола ящик от комода, поставил возле заколоченного окна и сел. Закурив, он стал наблюдать сквозь щель между досками за тем, что происходило на улице.
В это же время Алексей Казарин стоял в сквере между Арсеналом и Первым корпусом, обдумывая ситуацию, сложившуюся за последние дни между ним и Таней. Хлопнула дверь подъезда, и на крыльце появилась Светлана с портфелем в руках.
– Алешка, ты что, заснул?
Прозевавший появление подопечной, Казарин привычным жестом поправил гимнастерку и сухо поздоровался:
– Здравствуйте, Светлана Иосифовна.
– Слушай, ты что – обиделся? Так это ты зря. Кстати, Вася звонил, передавал привет. Очень удивился твоему новому высокому назначению.
По Светкиному голосу было трудно понять – издевается она или говорит всерьез.
– Светлана Иосифовна, вы опоздаете, – на всякий случай так же сухо произнес Алексей.
Света прищурила глаза, внимательно посмотрела на Казарина снизу вверх, отвернулась и быстро пошла к Троицким воротам. Потом вдруг резко остановилась, и Лешка чуть не сбил ее с ног.
– Слушай, Казарин, если ты будешь вот так себя вести, я пойду к Власику или сразу к отцу.
– Слушай, Свет, пугай этим кого-нибудь другого, – спокойно ответил Алексей.
Они молча вышли из Троицких ворот, дошли до Кутафьей башни и свернули в Александровский сад. Казарин шел чуть позади, старательно вглядываясь в каждого прохожего. От всего этого он испытывал дикое раздражение. Сад, знакомый с детства, вдруг превратился в джунгли – за любым деревом могла подстерегать опасность.
И когда неожиданно из-за угла Манежа выскочил человек, что-то несущий за пазухой, Казарин схватился за кобуру. В руках появилась предательская дрожь, ноги одеревенели, и он замер, ожидая нападения. Но в следующее мгновение Алексею стало стыдно за свой испуг: предполагаемый террорист оказался всего-навсего худощавым пареньком, а за пазухой он нес завернутую в газету буханку хлеба.
– Казарин, – окликнула его Светлана. – Ты аршин проглотил?
– Да нет, – попытался отшутиться Алексей, – сапоги тормозят…
Когда они миновали маленький университетский скверик, Светка решительно преградила дорогу своему телохранителю.
– Ты и в университет за мной пойдешь?
– А что? – как ни в чем ни бывало спросил Казарин. Она всплеснула руками.
– Леш, ты совсем дурак или так, прикидываешься? Ну что со мной может случиться в аудитории? А?
Казарин осмотрел университетский вестибюль и нехотя сказал:
– Ну ладно. Только без меня отсюда – ни шагу.
Светка безнадежно махнула рукой и поспешила на занятия.
Алексей вернулся на улицу и стал бесцельно слоняться по двору, с завистью глядя на будущих абитуриентов, которые, как и Света, ходили на консультации. Потоптавшись немного в сквере, он присел на скамейку и решил еще раз обдумать свое новое назначение. Что-то здесь было не так почему он? Почему не профессионал из управления охраны? Что стояло за фразой Шапилина «Есть тут кое-какие обстоятельства…»? Лешка никак не мог ответить ни на один вопрос, поэтому и злился. «А-а, охранять так охранять!» – в сердцах бросил сам себе Казарин и отправился в полуразрушенный дом напротив, проверять чердак и подъезд. Просто так, от нечего делать.
Отломав доску в заборе, Алексей пролез через зияющую дыру и поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Старые почерневшие балки разделяли пространство на восемь равных прямоугольников. Огромный слой пыли, очевидно еще с довоенных времен, лежал везде. «Груша и Петр. 1898 год», «Я люблю Наталью. 1923 год», «А она тебя нет. Козел», – перешагивая через балки, читал про себя надписи на старых досках Алексей.
«Похоже, страсти здесь когда-то кипели нешуточные», – усмехнулся он.
К слуховому окну, выходящему на университетский двор, Лешка с трудом протиснулся между стеной и старым комодом, невесть откуда взявшимся в этом царстве пыли и голубей. Вначале он обратил внимание на один из комодных ящиков, одиноко стоявший у окна, и лишь затем, по свежему следу на чердачном полу, понял, что комод кто-то совсем недавно двигал. Ящик же явно послужил сиденьем. Насторожила Казарина и доска, валявшаяся рядом. Лешка поднял ее и без труда поставил на место, рядом с другими, заменявшими оконное стекло. Постояв еще немного в задумчивости, Казарин спустился в университетский дворик и стал ждать свою подопечную.
После работы Алексей сразу направился домой. В квартире было темно.
– Тань, ты где? – негромко позвал он жену, едва притворив за собой дверь. – Спишь?
Ответа не последовало, и Казарин решился зажечь свет в гостиной. Жены ни там, ни в спальне не было. Он хотел уже пройти на кухню, как вдруг его внимание привлекла записка, лежащая на столе. Предчувствуя неладное, он поднял бумажку и прочитал:
«Алеша! Я не нашла в себе мужества говорить тебе это в лицо. Поэтому пишу. Столько всего накопилось, а нужных слов нет. Но я попробую. После смерти Лики что-то сломалось. Моя жизнь стала бессмысленной. Я очень тебя люблю. Может быть, даже больше, чем раньше. Но мне тяжело смотреть на тебя – каждая черточка твоего лица напоминает Лику Я ухожу…»
Это слово было зачеркнуто несколько раз, а вместо него вписано «уезжаю».
«Яуезжаю, потому что не знаю, что делать дальше…»
Фраза была вычеркнута целиком.
«Продолжать делать вид, что ничего не происходит, я больше не могу. Мне надо сделать выбор. Сейчас. Может быть, это необдуманный, неправильный выбор. Но если подумать, почти любой выбор в этоммире – нелепость. Быть может, от этого расставания будет какая-нибудь польза. Ведьмы сможем понять, насколько на самом деле друг другу дороги и необходимы…»
Здесь тоже следовала помарка, но ее Алексей разобрать не смог.
«…и сможем убедиться в этом.Я очень тебялюблю, но мне нужно как-то начать жить без Лики. Здесь я сойду сума…»
«PS. Когда человек чего-то очень сильно хочет, ничего не получается. А когда пытается избежать чего-то, это обязательно происходит».
Алексей перечитал записку еще раз, подошел к окну и долго смотрел на дождь, барабанящий за окном. Затем он вынул из рамки на письменном столе Танину фотографию и выключил свет во всем доме. Оставаться одному в пустой квартире, где все напоминало об их с Таней совместной жизни, он не мог. Осмотревшись в прихожей, Казарин захлопнул входную дверь, вынул ключ из замка и положил его под коврик.
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
За окном шел дождь. В такт дождинкам, бьющимся о карниз, Казарин отбарабанил пальцами по плите какой-то марш и тоже пошел в комнату. Таня лежала на диване, уткнувшись лицом в стену.
– Ну что ты за мной ходишь по пятам? – Танин голос был совсем чужим. – Оставь меня.
Алексей собрал всю свою волю в кулак и, присев на диван, заговорил:
– Танюш, так не может дальше продолжаться. Очнись…
Она неожиданно вскочила и села рядом.
– Я очнулась. Я давно очнулась! И что? Что я увидела? Я увидела полную бессмысленность своего существования.
– Не понимаю, – соврал Алексей.
– Не понимаешь? – разозлилась Таня. – Да уж куда тебе! Ты вообще ничего не хочешь понимать!!!
Алексей знал, что возражать бессмысленно. Он лишь подпер подбородок рукой, отвернулся и стал покорно в очередной раз слушать обвинения жены.
– Ты не понимаешь, что я одна. Одна с утра до ночи. У меня была дочь, но я ее потеряла. У меня есть муж, но я его не вижу… Да! У меня есть отец, который боится со мной говорить, потому что, кажется, влюбился.
– Ну а Петр Саввич тут при чем? – не выдержал Алексей. – У Верки погибли родители, он ей помогает, как может. Ведь они были его близкими друзьями.
Таня зло расхохоталась.
– Ха!!! «Помогает»! Того и гляди, скоро предложение сделает. Вот уж она удивится!
Начиналась очередная истерика. Казарин схватил жену за плечи и с силой привлек к себе.
– Танюш, по-моему, тебе надо успокоиться. И к тому • же… к тому же у тебя есть я.
Против Лешкиной улыбки Таня не смогла устоять. Она затихла в его объятиях, затем подняла к нему заплаканное лицо.
– Эх, Лешенька, ничегошеньки ты не понимаешь.
– Так ты мне объясни. Я, конечно, как все мужики, туповат, но…
Таня смотрела на него пустыми безжизненными глазами.
– Такое не объяснить… Даже тебе… Кушать будешь?
Над весенней Москвой поднималось яркое солнце. На чердаке старого дома бродил человек. Летная форма с капитанскими погонами ладно сидела на его крепкой, коренастой фигуре. Подойдя к окну, выходящему во двор университета, из которого также хорошо просматривался Александровский сад и Кремль, незнакомец поднял с пола ящик от комода, поставил возле заколоченного окна и сел. Закурив, он стал наблюдать сквозь щель между досками за тем, что происходило на улице.
В это же время Алексей Казарин стоял в сквере между Арсеналом и Первым корпусом, обдумывая ситуацию, сложившуюся за последние дни между ним и Таней. Хлопнула дверь подъезда, и на крыльце появилась Светлана с портфелем в руках.
– Алешка, ты что, заснул?
Прозевавший появление подопечной, Казарин привычным жестом поправил гимнастерку и сухо поздоровался:
– Здравствуйте, Светлана Иосифовна.
– Слушай, ты что – обиделся? Так это ты зря. Кстати, Вася звонил, передавал привет. Очень удивился твоему новому высокому назначению.
По Светкиному голосу было трудно понять – издевается она или говорит всерьез.
– Светлана Иосифовна, вы опоздаете, – на всякий случай так же сухо произнес Алексей.
Света прищурила глаза, внимательно посмотрела на Казарина снизу вверх, отвернулась и быстро пошла к Троицким воротам. Потом вдруг резко остановилась, и Лешка чуть не сбил ее с ног.
– Слушай, Казарин, если ты будешь вот так себя вести, я пойду к Власику или сразу к отцу.
– Слушай, Свет, пугай этим кого-нибудь другого, – спокойно ответил Алексей.
Они молча вышли из Троицких ворот, дошли до Кутафьей башни и свернули в Александровский сад. Казарин шел чуть позади, старательно вглядываясь в каждого прохожего. От всего этого он испытывал дикое раздражение. Сад, знакомый с детства, вдруг превратился в джунгли – за любым деревом могла подстерегать опасность.
И когда неожиданно из-за угла Манежа выскочил человек, что-то несущий за пазухой, Казарин схватился за кобуру. В руках появилась предательская дрожь, ноги одеревенели, и он замер, ожидая нападения. Но в следующее мгновение Алексею стало стыдно за свой испуг: предполагаемый террорист оказался всего-навсего худощавым пареньком, а за пазухой он нес завернутую в газету буханку хлеба.
– Казарин, – окликнула его Светлана. – Ты аршин проглотил?
– Да нет, – попытался отшутиться Алексей, – сапоги тормозят…
Когда они миновали маленький университетский скверик, Светка решительно преградила дорогу своему телохранителю.
– Ты и в университет за мной пойдешь?
– А что? – как ни в чем ни бывало спросил Казарин. Она всплеснула руками.
– Леш, ты совсем дурак или так, прикидываешься? Ну что со мной может случиться в аудитории? А?
Казарин осмотрел университетский вестибюль и нехотя сказал:
– Ну ладно. Только без меня отсюда – ни шагу.
Светка безнадежно махнула рукой и поспешила на занятия.
Алексей вернулся на улицу и стал бесцельно слоняться по двору, с завистью глядя на будущих абитуриентов, которые, как и Света, ходили на консультации. Потоптавшись немного в сквере, он присел на скамейку и решил еще раз обдумать свое новое назначение. Что-то здесь было не так почему он? Почему не профессионал из управления охраны? Что стояло за фразой Шапилина «Есть тут кое-какие обстоятельства…»? Лешка никак не мог ответить ни на один вопрос, поэтому и злился. «А-а, охранять так охранять!» – в сердцах бросил сам себе Казарин и отправился в полуразрушенный дом напротив, проверять чердак и подъезд. Просто так, от нечего делать.
Отломав доску в заборе, Алексей пролез через зияющую дыру и поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Старые почерневшие балки разделяли пространство на восемь равных прямоугольников. Огромный слой пыли, очевидно еще с довоенных времен, лежал везде. «Груша и Петр. 1898 год», «Я люблю Наталью. 1923 год», «А она тебя нет. Козел», – перешагивая через балки, читал про себя надписи на старых досках Алексей.
«Похоже, страсти здесь когда-то кипели нешуточные», – усмехнулся он.
К слуховому окну, выходящему на университетский двор, Лешка с трудом протиснулся между стеной и старым комодом, невесть откуда взявшимся в этом царстве пыли и голубей. Вначале он обратил внимание на один из комодных ящиков, одиноко стоявший у окна, и лишь затем, по свежему следу на чердачном полу, понял, что комод кто-то совсем недавно двигал. Ящик же явно послужил сиденьем. Насторожила Казарина и доска, валявшаяся рядом. Лешка поднял ее и без труда поставил на место, рядом с другими, заменявшими оконное стекло. Постояв еще немного в задумчивости, Казарин спустился в университетский дворик и стал ждать свою подопечную.
После работы Алексей сразу направился домой. В квартире было темно.
– Тань, ты где? – негромко позвал он жену, едва притворив за собой дверь. – Спишь?
Ответа не последовало, и Казарин решился зажечь свет в гостиной. Жены ни там, ни в спальне не было. Он хотел уже пройти на кухню, как вдруг его внимание привлекла записка, лежащая на столе. Предчувствуя неладное, он поднял бумажку и прочитал:
«Алеша! Я не нашла в себе мужества говорить тебе это в лицо. Поэтому пишу. Столько всего накопилось, а нужных слов нет. Но я попробую. После смерти Лики что-то сломалось. Моя жизнь стала бессмысленной. Я очень тебя люблю. Может быть, даже больше, чем раньше. Но мне тяжело смотреть на тебя – каждая черточка твоего лица напоминает Лику Я ухожу…»
Это слово было зачеркнуто несколько раз, а вместо него вписано «уезжаю».
«Яуезжаю, потому что не знаю, что делать дальше…»
Фраза была вычеркнута целиком.
«Продолжать делать вид, что ничего не происходит, я больше не могу. Мне надо сделать выбор. Сейчас. Может быть, это необдуманный, неправильный выбор. Но если подумать, почти любой выбор в этоммире – нелепость. Быть может, от этого расставания будет какая-нибудь польза. Ведьмы сможем понять, насколько на самом деле друг другу дороги и необходимы…»
Здесь тоже следовала помарка, но ее Алексей разобрать не смог.
«…и сможем убедиться в этом.Я очень тебялюблю, но мне нужно как-то начать жить без Лики. Здесь я сойду сума…»
«PS. Когда человек чего-то очень сильно хочет, ничего не получается. А когда пытается избежать чего-то, это обязательно происходит».
Алексей перечитал записку еще раз, подошел к окну и долго смотрел на дождь, барабанящий за окном. Затем он вынул из рамки на письменном столе Танину фотографию и выключил свет во всем доме. Оставаться одному в пустой квартире, где все напоминало об их с Таней совместной жизни, он не мог. Осмотревшись в прихожей, Казарин захлопнул входную дверь, вынул ключ из замка и положил его под коврик.
Глава 10
В Большом театре шел торжественный вечер. Водители дипломатических и правительственных машин терпеливо ждали завершения раута. Среди них были и Каза-рины: Алексей встречал Светлану, а Владимир Константинович – кого-то из членов ЦК. Оба сидели в машине Казарина-старшего.
Алексей, не глядя на отца, как бы между делом спросил:
– Пап, как ты посмотришь на то, если я пока поживу у тебя?
– Положительно, – спокойно ответил отец.
Лешка ожидал, что он сразу начнет выпытывать причину, но Владимир Константинович и так все понял без лишних слов: частые ссоры, возникающие между Алексеем и Татьяной после смерти Лики, не были для него секретом.
– Может быть, так оно и лучше, – промолвил он. – Разлука иногда все расставляет по своим местам.
Невозмутимость отца всегда восхищала Лешку. Он крепко по-мужски пожал ему руку и отвернулся, чтобы скрыть волнение. Владимир Константинович хотел что-то еще сказать сыну, но в этот момент его внимание привлекла красивая дама в меховом манто. Это была та самая иностранка, с которой Алексей столкнулся на аэродроме. Она спускалась по ступеням, опираясь на руку своего спутника. Казарин-старший отбросил недокурен-ную папиросу и, как зачарованный, стал следить за каждым ее движением. Странная перемена в отце не ускользнула от Лешки.
– С каких это пор ты стал обращать внимание на женщин? – съязвил он.
Владимир Константинович не ответил. Было похоже, что слов сына он просто не расслышал. Алексей толкнул отца в бок.
– Плохо твое дело. Имей в виду, эта дамочка – иностранка!
Последняя реплика вернула Владимира Константиновича на землю.
– Что? – переспросил он.
Казарин-младший улыбнулся и приготовился рассказать то, что видел накануне на аэродроме. Но тут из дверей Большого театра показалась Светлана, и Лешка бросился к своей машине.
Пока ничего не подозревающий Казарин конвоировал свою спутницу в Кремль, во дворе дома напротив Библиотеки имени Ленина происходили странные вещи. Трое неизвестных вскрыли ломом крышку водосточного люка и по очереди спустились в колодец. Поставив крышку на место, они включили фонари и, чертыхаясь, увидели, как бросилась врассыпную стая крыс. Пройдя метров пятьдесят по узкому кирпичному ходу, неизвестные спустились по ржавой железной лестнице, и их ноги оказались по колено в воде. Подземное русло шустрой речки Неглинки журчало по трубе, стремясь побыстрее слиться с величественными водами Москвы-реки. Отряд прошел по коллектору до поворота, и вдруг луч фонаря уперся в решетку.
– Черт, ее раньше здесь не было! – выругался Герман Степанович и, обернувшись к одному из своих спутников, скомандовал: – Афанасий, ваш выход!
Здоровый детина с трехдневной щетиной на лице пробрался вперед и оглядел преграду. Затем он достал из вещмешка ножовку и начал быстро перепиливать прутья решетки. Резкий звук гулким эхом разносился по подземелью, отчего Варфоломеев заметно нервничал.
Когда работа была закончена, он отстранил Афанасия и первым сделал шаг в темноту. За ним последовали остальные. Пройдя несколько поворотов, группа остановилась перед старой массивной дверью, окованной железом.
– Реставрационные мастерские библиотеки там, за дверью, – пояснил Варфоломеев шепотом. – Работники – люди ненормальные, могут сидеть и до глубокой ночи.
Герман Степанович приложил ухо к двери и прислушался.
– Если сидят – это их проблемы, – сориентировал он соратников. – Свидетелей не оставляем. Вперед.
Несколько минут ушло на возню с замком, но дверь в конце концов скрипнула и, вздрагивая на старых петлях, с трудом поддалась.
В подвале, посередине которого чернел огромный каменный столб, было пусто. Варфоломеев разочарованно покачал головой:
– Опоздали…
Он вытер вспотевшее лицо и грустно добавил:
– Впрочем, это было бы слишком просто.
Алексей, не глядя на отца, как бы между делом спросил:
– Пап, как ты посмотришь на то, если я пока поживу у тебя?
– Положительно, – спокойно ответил отец.
Лешка ожидал, что он сразу начнет выпытывать причину, но Владимир Константинович и так все понял без лишних слов: частые ссоры, возникающие между Алексеем и Татьяной после смерти Лики, не были для него секретом.
– Может быть, так оно и лучше, – промолвил он. – Разлука иногда все расставляет по своим местам.
Невозмутимость отца всегда восхищала Лешку. Он крепко по-мужски пожал ему руку и отвернулся, чтобы скрыть волнение. Владимир Константинович хотел что-то еще сказать сыну, но в этот момент его внимание привлекла красивая дама в меховом манто. Это была та самая иностранка, с которой Алексей столкнулся на аэродроме. Она спускалась по ступеням, опираясь на руку своего спутника. Казарин-старший отбросил недокурен-ную папиросу и, как зачарованный, стал следить за каждым ее движением. Странная перемена в отце не ускользнула от Лешки.
– С каких это пор ты стал обращать внимание на женщин? – съязвил он.
Владимир Константинович не ответил. Было похоже, что слов сына он просто не расслышал. Алексей толкнул отца в бок.
– Плохо твое дело. Имей в виду, эта дамочка – иностранка!
Последняя реплика вернула Владимира Константиновича на землю.
– Что? – переспросил он.
Казарин-младший улыбнулся и приготовился рассказать то, что видел накануне на аэродроме. Но тут из дверей Большого театра показалась Светлана, и Лешка бросился к своей машине.
Пока ничего не подозревающий Казарин конвоировал свою спутницу в Кремль, во дворе дома напротив Библиотеки имени Ленина происходили странные вещи. Трое неизвестных вскрыли ломом крышку водосточного люка и по очереди спустились в колодец. Поставив крышку на место, они включили фонари и, чертыхаясь, увидели, как бросилась врассыпную стая крыс. Пройдя метров пятьдесят по узкому кирпичному ходу, неизвестные спустились по ржавой железной лестнице, и их ноги оказались по колено в воде. Подземное русло шустрой речки Неглинки журчало по трубе, стремясь побыстрее слиться с величественными водами Москвы-реки. Отряд прошел по коллектору до поворота, и вдруг луч фонаря уперся в решетку.
– Черт, ее раньше здесь не было! – выругался Герман Степанович и, обернувшись к одному из своих спутников, скомандовал: – Афанасий, ваш выход!
Здоровый детина с трехдневной щетиной на лице пробрался вперед и оглядел преграду. Затем он достал из вещмешка ножовку и начал быстро перепиливать прутья решетки. Резкий звук гулким эхом разносился по подземелью, отчего Варфоломеев заметно нервничал.
Когда работа была закончена, он отстранил Афанасия и первым сделал шаг в темноту. За ним последовали остальные. Пройдя несколько поворотов, группа остановилась перед старой массивной дверью, окованной железом.
– Реставрационные мастерские библиотеки там, за дверью, – пояснил Варфоломеев шепотом. – Работники – люди ненормальные, могут сидеть и до глубокой ночи.
Герман Степанович приложил ухо к двери и прислушался.
– Если сидят – это их проблемы, – сориентировал он соратников. – Свидетелей не оставляем. Вперед.
Несколько минут ушло на возню с замком, но дверь в конце концов скрипнула и, вздрагивая на старых петлях, с трудом поддалась.
В подвале, посередине которого чернел огромный каменный столб, было пусто. Варфоломеев разочарованно покачал головой:
– Опоздали…
Он вытер вспотевшее лицо и грустно добавил:
– Впрочем, это было бы слишком просто.
Глава 11
Таня вышла из машины, поставила чемодан на траву и огляделась. Ей навстречу спешил молоденький капитан.
– Татьяна Петровна? – окликнул он на бегу Казарину. Таня неуверенно кивнула:
–Да.
Капитан подхватил чемодан и, улыбнувшись, представился:
– Капитан Субботин. Василий Иосифович вас уже ждет.
Он указал свободной рукой на ворота части и быстро зашагал вперед, да так, что Таня еле поспевала за ним. Уже на территории части Субботин подвел ее к группе офицеров, стоявших возле автомобиля, в центре которой выделялась фигура Василия Сталина. Увидев Таню, Василий прервал разговор:
– А вот и пресса! Как добралась, одноклассница?
– Неплохо! – деловито ответила она и тут же покраснела, потому что не знала, как обращаться к Сталину в присутствии офицеров его штаба.
«Вот дура, – ругала себя Танька. – Все продумала, даже в парикмахерскую сходила…» Но тут ее взгляд упал на Васькины погоны, и выход нашелся сам собой.
– Неплохо, товарищ полковник!
– Ух! – расхохотался Сталин. – Чувствуется отцовское воспитание.
Вася взял Таню под руку и обратился к своему окружению:
– Хочу, товарищи офицеры, представить вам моего старинного друга, можно сказать, однокашницу, Татьяну Шапилину… то есть Казарину, – тут же поправился он.
Все, от лейтенанта до полковника, с восхищением глядели на московскую красавицу. Мужское внимание смутило Таню, но Василий пришел на выручку.
– Это что еще за взгляды?! – грозно осадил он подчиненных. – Татьяна… э… Петровна прибыла к нам с важным, можно сказать, правительственным заданием. Она будет писать о буднях нашего героического полка.
Молодой офицер хихикнул, но тут же получил локтем в бок.
– Семенов, прекратить ржать! – сам еле сдерживая улыбку, скомандовал Василий. – Так о чем это я?
– О буднях, товарищ полковник! – подсказали хором офицеры.
– Сам знаю! Да, и вот об этих наших буднях газета будет информировать читателей еженедельно. Понятно?
– Так точно! – грянул хор голосов.
– Ух, стервецы! – Вася погрозил всем кулаком и отвел Таню в cropoiry: – Не обращай внимания – ребята хорошие, но спуску в мое отсутствие им не давай. Кобели те еще!
Танька удивилась:
– Как «в отсутствие», ты уезжаешь?
– Надо, Танюшка, – помрачнел Василий. – Надо! Тут у меня неприятность вышла. Слыхала про Клещева?
Танька кивнула.
– Вот еду, понимаешь, «разбираться», – передразнил кого-то Вася. – Или меня разберут – не знаю.
Было видно, что предстоящая поездка и воспоминания о друге его сильно тяготили. Поэтому Татьяна решила не расспрашивать о причинах гибели Клещева. Вся Москва шушукалась, что известный летчик и друг самого Василия Сталина, женатый на знаменитой актрисе, летел к ней на свидание и так нелепо разбился при посадке. Несчастный случай…
– Ну вот, обещал встретить, все рассказать, показать, – сделала вид, что обиделась, Танька. – А сам?…
Васька дружески обнял ее и улыбнулся:
– Да ты не расстраивайся! Я мигом – дня на три. Кстати, мне Лешка звонил. Просил присмотреть за тобой. Умолял тебе ничего не говорить, но ты же меня не выдашь.
Татьяна закусила губу.
– А откуда он знает, что я уехала именно к тебе? Василий понял, что наболтал лишнего и поэтому смутился.
– Так… ладно… бывай! – Он быстро засобирался в дорогу. – А устроиться, то да се, тебе поможет Мартынов… Мартынов!!! – закричал Василий.
От группы офицеров отделился высокий красавец майор. Он подошел, отдал честь и с нескрываемым восхищением посмотрел на Таню.
– Майор Мартынов, – отрекомендовался он. – Сергей.
– Татьяна Петровна Казарина, – четко, по-деловому представилась Таня. – Очень приятно.
Мартынов неожиданно снял фуражку и поцеловал протянутую руку. Таня не привыкла к такому обращению и потому невольно покраснела. Василий, уже поставивший ногу на подножку машины, обернулся, погрозил кулаком и крикнул:
– Мартынов, осторожнее заруливай на взлет. У нее муж – гений-следопыт, из-под земли достанет! – И, подмигнув Таньке, добавил: – А я помогу.
Хлопнула дверца, и машина, набирая ход, двинулась в сторону ворот.
В офицерский корпус они попали через отдельный вход. Мартынов показал Тане небольшой холл, куда выходило всего две двери:
– Вот тут пока вы и будете жить. – И, как бы между прочим, сообщил: – Кстати, сегодня вечером у нас крутят новую картину. Позвольте вас ангажировать.
Таня холодно парировала попытку ухаживания:
– Позвольте отклонить ваш ангажемент.
– Отчего ж? – не сдавался Мартынов.
Таня через силу улыбнулась и язвительно заметила:
– Вас жалко. Муж у меня, слышали, какой? Мартынов понял, что с наскока эту крепость не взять.
Он сокрушенно вздохнул и, отворив перед Таней дверь в маленькую комнатку, галантно произнес:
– Прошу.
Таня вошла и огляделась. Два окна, стол, стул, табурет и железная кровать в углу – вот и все, что составляло убранство ее нынешнего жилища. Мартынов поставил чемодан посередине комнаты.
– Это, конечно, не «Националь», но жить можно, – сострил он. – Так как насчет кино?
Таню стало раздражать примитивное упорство штабного ухажера.
– Да все так же, – равнодушно ответила она и начала распаковывать чемодан.
Но Мартынов не хотел сдаваться без боя.
– Ну что же, придется попросить у Васи фотографию этого монстра-соперника.
Татьяна резко выпрямилась, хлопнула крышкой чемодана и, глядя в глаза майору, произнесла:
– Вы ему не соперник! Вы – нахал.
Мартынов спокойно проглотил Танину резкость и, лучезарно улыбаясь, заявил:
– Я не нахал, я – влюбленный.
И не дав Таньке опомниться, скрылся за дверью.
– Татьяна Петровна? – окликнул он на бегу Казарину. Таня неуверенно кивнула:
–Да.
Капитан подхватил чемодан и, улыбнувшись, представился:
– Капитан Субботин. Василий Иосифович вас уже ждет.
Он указал свободной рукой на ворота части и быстро зашагал вперед, да так, что Таня еле поспевала за ним. Уже на территории части Субботин подвел ее к группе офицеров, стоявших возле автомобиля, в центре которой выделялась фигура Василия Сталина. Увидев Таню, Василий прервал разговор:
– А вот и пресса! Как добралась, одноклассница?
– Неплохо! – деловито ответила она и тут же покраснела, потому что не знала, как обращаться к Сталину в присутствии офицеров его штаба.
«Вот дура, – ругала себя Танька. – Все продумала, даже в парикмахерскую сходила…» Но тут ее взгляд упал на Васькины погоны, и выход нашелся сам собой.
– Неплохо, товарищ полковник!
– Ух! – расхохотался Сталин. – Чувствуется отцовское воспитание.
Вася взял Таню под руку и обратился к своему окружению:
– Хочу, товарищи офицеры, представить вам моего старинного друга, можно сказать, однокашницу, Татьяну Шапилину… то есть Казарину, – тут же поправился он.
Все, от лейтенанта до полковника, с восхищением глядели на московскую красавицу. Мужское внимание смутило Таню, но Василий пришел на выручку.
– Это что еще за взгляды?! – грозно осадил он подчиненных. – Татьяна… э… Петровна прибыла к нам с важным, можно сказать, правительственным заданием. Она будет писать о буднях нашего героического полка.
Молодой офицер хихикнул, но тут же получил локтем в бок.
– Семенов, прекратить ржать! – сам еле сдерживая улыбку, скомандовал Василий. – Так о чем это я?
– О буднях, товарищ полковник! – подсказали хором офицеры.
– Сам знаю! Да, и вот об этих наших буднях газета будет информировать читателей еженедельно. Понятно?
– Так точно! – грянул хор голосов.
– Ух, стервецы! – Вася погрозил всем кулаком и отвел Таню в cropoiry: – Не обращай внимания – ребята хорошие, но спуску в мое отсутствие им не давай. Кобели те еще!
Танька удивилась:
– Как «в отсутствие», ты уезжаешь?
– Надо, Танюшка, – помрачнел Василий. – Надо! Тут у меня неприятность вышла. Слыхала про Клещева?
Танька кивнула.
– Вот еду, понимаешь, «разбираться», – передразнил кого-то Вася. – Или меня разберут – не знаю.
Было видно, что предстоящая поездка и воспоминания о друге его сильно тяготили. Поэтому Татьяна решила не расспрашивать о причинах гибели Клещева. Вся Москва шушукалась, что известный летчик и друг самого Василия Сталина, женатый на знаменитой актрисе, летел к ней на свидание и так нелепо разбился при посадке. Несчастный случай…
– Ну вот, обещал встретить, все рассказать, показать, – сделала вид, что обиделась, Танька. – А сам?…
Васька дружески обнял ее и улыбнулся:
– Да ты не расстраивайся! Я мигом – дня на три. Кстати, мне Лешка звонил. Просил присмотреть за тобой. Умолял тебе ничего не говорить, но ты же меня не выдашь.
Татьяна закусила губу.
– А откуда он знает, что я уехала именно к тебе? Василий понял, что наболтал лишнего и поэтому смутился.
– Так… ладно… бывай! – Он быстро засобирался в дорогу. – А устроиться, то да се, тебе поможет Мартынов… Мартынов!!! – закричал Василий.
От группы офицеров отделился высокий красавец майор. Он подошел, отдал честь и с нескрываемым восхищением посмотрел на Таню.
– Майор Мартынов, – отрекомендовался он. – Сергей.
– Татьяна Петровна Казарина, – четко, по-деловому представилась Таня. – Очень приятно.
Мартынов неожиданно снял фуражку и поцеловал протянутую руку. Таня не привыкла к такому обращению и потому невольно покраснела. Василий, уже поставивший ногу на подножку машины, обернулся, погрозил кулаком и крикнул:
– Мартынов, осторожнее заруливай на взлет. У нее муж – гений-следопыт, из-под земли достанет! – И, подмигнув Таньке, добавил: – А я помогу.
Хлопнула дверца, и машина, набирая ход, двинулась в сторону ворот.
В офицерский корпус они попали через отдельный вход. Мартынов показал Тане небольшой холл, куда выходило всего две двери:
– Вот тут пока вы и будете жить. – И, как бы между прочим, сообщил: – Кстати, сегодня вечером у нас крутят новую картину. Позвольте вас ангажировать.
Таня холодно парировала попытку ухаживания:
– Позвольте отклонить ваш ангажемент.
– Отчего ж? – не сдавался Мартынов.
Таня через силу улыбнулась и язвительно заметила:
– Вас жалко. Муж у меня, слышали, какой? Мартынов понял, что с наскока эту крепость не взять.
Он сокрушенно вздохнул и, отворив перед Таней дверь в маленькую комнатку, галантно произнес:
– Прошу.
Таня вошла и огляделась. Два окна, стол, стул, табурет и железная кровать в углу – вот и все, что составляло убранство ее нынешнего жилища. Мартынов поставил чемодан посередине комнаты.
– Это, конечно, не «Националь», но жить можно, – сострил он. – Так как насчет кино?
Таню стало раздражать примитивное упорство штабного ухажера.
– Да все так же, – равнодушно ответила она и начала распаковывать чемодан.
Но Мартынов не хотел сдаваться без боя.
– Ну что же, придется попросить у Васи фотографию этого монстра-соперника.
Татьяна резко выпрямилась, хлопнула крышкой чемодана и, глядя в глаза майору, произнесла:
– Вы ему не соперник! Вы – нахал.
Мартынов спокойно проглотил Танину резкость и, лучезарно улыбаясь, заявил:
– Я не нахал, я – влюбленный.
И не дав Таньке опомниться, скрылся за дверью.
Глава 12
Прошло несколько дней. С утра Алексей, как обычно, забежал на почту, но писем от жены не было. В глубине души он надеялся, что через день-другой она отойдет и черкнет пару строк. Но Татьяна молчала. Алексей дал сам себе слово, что если до конца недели от нее не появится вестей, то он примет решительные меры. Правда, какие это будут «меры», он пока и сам не знал, но то, что они будут «решительными», сомнений не вызывало!
Обдумывая планы примирения с женой, Казарин подошел к сталинскому подъезду. В 9-00, как обычно, должна была появиться Светлана, и Алексею предстояло вновь сопроводить ее в университет.
Светка запаздывала, и Казарин присел на скамейку под деревом. Не успел он расположиться поудобнее, как на дорожке, благоухая «Красной Москвой», появилась Вера Чугунова. Вначале они лишь кивнули друг другу, но Вера, пройдя несколько шагов, вернулась назад.
– Слушай, Алешка, не хочешь вечером сходить на мой спектакль? – с ходу предложила она.
Вот уже несколько месяцев, как Вера была принята в труппу Малого театра. Алексей об этом знал. Знал он и другое: в актерской судьбе подопечной немаловажное участие принял Петр Саввич Шапилин.
Верино приглашение выглядело вполне невинно, однако Лешка кивнул на подъезд и сказал:
– Нет, Вер, я буду занят. Да и куда я пойду без жены? Вера присела рядом.
– Она хоть письмо-то тебе написала, муж? – В ее голосе прозвучала грустная усмешка.
Алексей, насупившись, пробормотал:
– Наверное, ей некогда. Фронт, новая обстановка… Вера хмыкнула, отвернулась и, глядя куда-то в сторону Никольской башни, сказала.-
– Эх, Казарин. Такой уникальный экспонат, как ты, нужно сдать в Алмазный фонд на вечное хранение. И повесить табличку: «Алмаз. Казарин-наивный. Руками не трогать».
Лешка сидел молча, явно не собираясь развивать тему. Но Вера завелась не на шутку:
– Слушай, Казарин, неужели ты не понимаешь, что она тебя бросила?
И тут Алексей не выдержал. Он положил руку на Верино плечо и, глядя ей в глаза, мрачно произнес:
– То, что я понимаю, – это не так важно. А вот ты, Вер, если когда-нибудь родишь ребенка, а потом, не дай бог, потеряешь, может быть, что-нибудь поймешь!
В глазах у Веры появились слезы, она аккуратно сняла руку Казарина со своего плеча, поднялась со скамейки и зашагала прочь.
Он чертыхнулся про себя и хотел было догнать ее, извиниться за резкость, но тут за спиной раздался Светкин голос:
– Лешка, ты что ей такое сказал? Она убежала, как ошпаренная. – После небольшой паузы Сталина с некоторым раздражением заявила: – Ты бы лучше разобрался в своих личных проблемах, чем ходил за мной по пятам, не давая вздохнуть.
Алексей почувствовал, что сейчас взорвется.
– Светлана Иосифовна, мы опаздываем, – сквозь зубы процедил он.
Но Света не хотела выпускать инициативу из своих рук.
– Здесь я командую, Леша, – заявила она и, желая закрепить победу, добавила: – А ты будешь делать то, что я скажу. Пойдем через Александровский, так ближе.
Лешка поклонился;
– Слушаюсь, Светлана Иосифовна.
Светлана поняла, что перегнула палку, и закусила губу.
Пока дочь вождя народов впитывала знания, необходимые на вступительных экзаменах, Алексей прочитал все газеты, какие висели на уличных стендах вокруг университета. Кроме сводок Совинформбюро Казарин проштудировал всякие статьи, в которых москвичам давались бытовые полезные советы. Например, что можно сэкономить керосин, всего-навсего заворачивая горячие кастрюли в газету или пряча их под подушку. Алексей не без интереса узнал о выставке подбитой вражеской техники в ЦПКиО им. Горького, о пойманном на Кропоткинской улице жулике, продававшем фальшивые карточки на продукты. Причем эти карточки он делал каким-то хитрым фотоспособом. К полудню Казарин знал не только чем жила страна в этот день, но и тираж газет, фамилии всех корреспондентов и редакторов. Когда он совершенно одурел от этого занятия, появилась Светка, и он облегченно вздохнул.
Если бы Казарин знал, что на чердаке одного из домов в трех кварталах отсюда через двадцать минут начнется сеанс радиосвязи члена диверсионной группы, все это время следившей за его подопечной, он не позволил бы ей так спокойно ходить по улицам Москвы. И может, не случилось бы то, что случилось…
Осепчук уже заканчивал сеанс связи, когда над Москвой появились немецкие самолеты и со стороны Замоскворечья загудели воздушные сирены. Отбив последние такты морзянки, диверсант поспешил свернуть рацию. И в этот момент где-то совсем близко раздался свист бомбы, а затем последовал оглушительный взрыв. Дом вздрогнул, но устоял. Осепчук инстинктивно поднял голову и увидел тяжелую балку, падающую на него с потолка…
Когда бомбежка закончилась, на чердаке появились двое мальчишек. Оба только что принимали активное участие в тушении «зажигалок», их все еще переполняли эмоции.
– Колька, ты зря хватаешься руками за бомбу, – внушал один другому. – Надо брать ее щипцами.
– Не учи ученого! – фыркнул в ответ Колька. – Я ж ее не просто так беру. Я ж в брезентовых перчатках.
– Вот доиграешься. Я слыхал, что у фрицев появились какие-то термитные бомбы. Все прожигают.
Колька приготовился возразить, но вдруг осекся. Под обвалившейся балкой лежал человек.
– Смотри, Вовка! – испуганно прошептал он. – Кто это?
– Не знаю, – так же шепотом ответил его товарищ. И тут Колькин взгляд упал на рацию.
– Te-le-fun-ken, – прочитал он немецкие буквы на корпусе.
Мальчишки переглянулись.
– Знаешь, что это такое?… – побледнел Вовка. Колька, не отрывая глаз, смотрел на придавленного балкой Осепчука.
– Наверное, убило, – шмыгнув носом, пробормотал он. – Давай подойдем?
– Ты что? – Вовка схватил друга за рукав. – Мне дядька рассказывал, как его знакомый решил снять золотые часы с убитого фрица. Подошел, а немец достал пистолет и бац!…
Колька испуганно вскрикнул:
– Насмерть?!
– А то, – грустно вздохнул Вовка. – Знаешь что, беги-ка ты к управдому, а я – в милицию, – коротко скомандовал он, и друзья бросились к лестнице.
Обдумывая планы примирения с женой, Казарин подошел к сталинскому подъезду. В 9-00, как обычно, должна была появиться Светлана, и Алексею предстояло вновь сопроводить ее в университет.
Светка запаздывала, и Казарин присел на скамейку под деревом. Не успел он расположиться поудобнее, как на дорожке, благоухая «Красной Москвой», появилась Вера Чугунова. Вначале они лишь кивнули друг другу, но Вера, пройдя несколько шагов, вернулась назад.
– Слушай, Алешка, не хочешь вечером сходить на мой спектакль? – с ходу предложила она.
Вот уже несколько месяцев, как Вера была принята в труппу Малого театра. Алексей об этом знал. Знал он и другое: в актерской судьбе подопечной немаловажное участие принял Петр Саввич Шапилин.
Верино приглашение выглядело вполне невинно, однако Лешка кивнул на подъезд и сказал:
– Нет, Вер, я буду занят. Да и куда я пойду без жены? Вера присела рядом.
– Она хоть письмо-то тебе написала, муж? – В ее голосе прозвучала грустная усмешка.
Алексей, насупившись, пробормотал:
– Наверное, ей некогда. Фронт, новая обстановка… Вера хмыкнула, отвернулась и, глядя куда-то в сторону Никольской башни, сказала.-
– Эх, Казарин. Такой уникальный экспонат, как ты, нужно сдать в Алмазный фонд на вечное хранение. И повесить табличку: «Алмаз. Казарин-наивный. Руками не трогать».
Лешка сидел молча, явно не собираясь развивать тему. Но Вера завелась не на шутку:
– Слушай, Казарин, неужели ты не понимаешь, что она тебя бросила?
И тут Алексей не выдержал. Он положил руку на Верино плечо и, глядя ей в глаза, мрачно произнес:
– То, что я понимаю, – это не так важно. А вот ты, Вер, если когда-нибудь родишь ребенка, а потом, не дай бог, потеряешь, может быть, что-нибудь поймешь!
В глазах у Веры появились слезы, она аккуратно сняла руку Казарина со своего плеча, поднялась со скамейки и зашагала прочь.
Он чертыхнулся про себя и хотел было догнать ее, извиниться за резкость, но тут за спиной раздался Светкин голос:
– Лешка, ты что ей такое сказал? Она убежала, как ошпаренная. – После небольшой паузы Сталина с некоторым раздражением заявила: – Ты бы лучше разобрался в своих личных проблемах, чем ходил за мной по пятам, не давая вздохнуть.
Алексей почувствовал, что сейчас взорвется.
– Светлана Иосифовна, мы опаздываем, – сквозь зубы процедил он.
Но Света не хотела выпускать инициативу из своих рук.
– Здесь я командую, Леша, – заявила она и, желая закрепить победу, добавила: – А ты будешь делать то, что я скажу. Пойдем через Александровский, так ближе.
Лешка поклонился;
– Слушаюсь, Светлана Иосифовна.
Светлана поняла, что перегнула палку, и закусила губу.
Пока дочь вождя народов впитывала знания, необходимые на вступительных экзаменах, Алексей прочитал все газеты, какие висели на уличных стендах вокруг университета. Кроме сводок Совинформбюро Казарин проштудировал всякие статьи, в которых москвичам давались бытовые полезные советы. Например, что можно сэкономить керосин, всего-навсего заворачивая горячие кастрюли в газету или пряча их под подушку. Алексей не без интереса узнал о выставке подбитой вражеской техники в ЦПКиО им. Горького, о пойманном на Кропоткинской улице жулике, продававшем фальшивые карточки на продукты. Причем эти карточки он делал каким-то хитрым фотоспособом. К полудню Казарин знал не только чем жила страна в этот день, но и тираж газет, фамилии всех корреспондентов и редакторов. Когда он совершенно одурел от этого занятия, появилась Светка, и он облегченно вздохнул.
Если бы Казарин знал, что на чердаке одного из домов в трех кварталах отсюда через двадцать минут начнется сеанс радиосвязи члена диверсионной группы, все это время следившей за его подопечной, он не позволил бы ей так спокойно ходить по улицам Москвы. И может, не случилось бы то, что случилось…
Осепчук уже заканчивал сеанс связи, когда над Москвой появились немецкие самолеты и со стороны Замоскворечья загудели воздушные сирены. Отбив последние такты морзянки, диверсант поспешил свернуть рацию. И в этот момент где-то совсем близко раздался свист бомбы, а затем последовал оглушительный взрыв. Дом вздрогнул, но устоял. Осепчук инстинктивно поднял голову и увидел тяжелую балку, падающую на него с потолка…
Когда бомбежка закончилась, на чердаке появились двое мальчишек. Оба только что принимали активное участие в тушении «зажигалок», их все еще переполняли эмоции.
– Колька, ты зря хватаешься руками за бомбу, – внушал один другому. – Надо брать ее щипцами.
– Не учи ученого! – фыркнул в ответ Колька. – Я ж ее не просто так беру. Я ж в брезентовых перчатках.
– Вот доиграешься. Я слыхал, что у фрицев появились какие-то термитные бомбы. Все прожигают.
Колька приготовился возразить, но вдруг осекся. Под обвалившейся балкой лежал человек.
– Смотри, Вовка! – испуганно прошептал он. – Кто это?
– Не знаю, – так же шепотом ответил его товарищ. И тут Колькин взгляд упал на рацию.
– Te-le-fun-ken, – прочитал он немецкие буквы на корпусе.
Мальчишки переглянулись.
– Знаешь, что это такое?… – побледнел Вовка. Колька, не отрывая глаз, смотрел на придавленного балкой Осепчука.
– Наверное, убило, – шмыгнув носом, пробормотал он. – Давай подойдем?
– Ты что? – Вовка схватил друга за рукав. – Мне дядька рассказывал, как его знакомый решил снять золотые часы с убитого фрица. Подошел, а немец достал пистолет и бац!…
Колька испуганно вскрикнул:
– Насмерть?!
– А то, – грустно вздохнул Вовка. – Знаешь что, беги-ка ты к управдому, а я – в милицию, – коротко скомандовал он, и друзья бросились к лестнице.
Глава 13
Вот уже несколько дней, как Танька находилась в полку. Военная жизнь была ей в новинку, и она старалась ничего не упустить. Статьи, которые могла позволить себе газета, были маленькие, и информацию, что находила Таня, они просто не вмещали. Поэтому, чтобы ничего не забыть, она записывала ее в блокнотик, прозапас. Так, на всякий случай.
Работать она любила в тишине, чтобы не было слышно ни гула моторов истребителей, ни криков старшины, вечно отчитывающего кого-то за нерадивость. Такое место она облюбовала возле небольшого озера, находящегося неподалеку от расположения части.
Примостившись под любимой березкой, Танька развернула блокнот и начала затачивать перочинным ножичком сломанный карандаш. На самом деле работа в газете не приносила ей удовольствия. Другое дело – книга. В ее голове созрел грандиозный замысел, в основу которого была положена история гибели знаменитого летчика Клещева. Танька уже рисовала в своей голове историко-героическую сагу о любви на земле и смерти в небесах, как вдруг ее планы были варварски нарушены. Затрещали кусты и прямо перед ней появился заспанный механик Митрич.
Работать она любила в тишине, чтобы не было слышно ни гула моторов истребителей, ни криков старшины, вечно отчитывающего кого-то за нерадивость. Такое место она облюбовала возле небольшого озера, находящегося неподалеку от расположения части.
Примостившись под любимой березкой, Танька развернула блокнот и начала затачивать перочинным ножичком сломанный карандаш. На самом деле работа в газете не приносила ей удовольствия. Другое дело – книга. В ее голове созрел грандиозный замысел, в основу которого была положена история гибели знаменитого летчика Клещева. Танька уже рисовала в своей голове историко-героическую сагу о любви на земле и смерти в небесах, как вдруг ее планы были варварски нарушены. Затрещали кусты и прямо перед ней появился заспанный механик Митрич.