– Спасибо, мсье, но я предпочла бы посмотреть пирамиду... э-э... изнутри!
   – Изнутри? – Глаза француза расширились от изумления. – Мадам, вы не можете говорить серьезно.
   – Миссис Эмерсон никогда не шутит по поводу пирамид, – заметил мой муж.
   – Совершенно верно, – с жаром согласилась я, чувствуя, как подрагивают колени.
   – Но, мадам... Проходы там темные и грязные, жара...
   – Полагаю, они расчищены?
   – Да, конечно, но... Там ведь летучие мыши, мадам!
   – Мама обожает летучих мышек! – объявил Рамсес.
   – Прошу прощения?
   – Да-да, они такие симпатичные, – подтвердила я.
   – Что ж, если вы настаиваете, мадам, я, разумеется, дам вам сопровождающего с факелом, – с сомнением сказал де Морган. – Профессор, вы не возражаете?
   Эмерсон скрестил руки и откинулся на спинку стула.
   – Я никогда не возражаю миссис Эмерсон. Это пустая трата времени и сил.
   Француз недоверчиво оглядел наше семейство.
   – Хорошо, мадам, так тому и быть. В качестве провожатого можете взять с собой сына, – добавил он, покосившись на Рамсеса. – С внутренним устройством этой пирамиды он знаком неплохо.
   Эмерсон поперхнулся. Рамсес взирал на меня с выражением куда более загадочным, чем у знаменитого сфинкса.
   – Так ты исследовал Ломаную пирамиду, Рамсес?
   – Разумеется, мадам, – ответил вместо него мсье де Морган. – Мои люди провели некоторое время в поисках нашего маленького... коллеги. По счастью, один из них видел, как он зашел внутрь, иначе мы могли бы не успеть его спасти.
   – Я уже говорил вам, мсье, что вовсе не нуждался в помощи, – обиженно забубнил Рамсес. – В любой момент я мог вернуться тем же путем.
   В этом я ничуть не сомневалась. У Рамсеса сверхъестественное чувство ориентации.
   – Мне следовало догадаться. Однажды ты вернулся домой и вымылся без напоминания...
   Рамсес горько вздохнул.
   – У экскрементов летучих мышей очень сильный запах.
   – Разве я не запрещала тебе исследовать внутренности пирамид?
   – Нет, мамочка, иначе я бы никогда...
   – Что ж, раз ты знаешь дорогу, можешь пойти со мной.
   Я была страшно сердита на Рамсеса, поскольку не могла наказать его за ослушание – мне даже в голову не пришло запретить ему заходить внутрь пирамид. Это упущение можно было исправить, хотя я не сомневалась, что Рамсес найдет какую-нибудь лазейку для нарушения запрета.
   – Рамсес, отныне тебе запрещается входить внутрь пирамиды!
   – А с тобой и папой можно?
   – Ну... да.
   Вход в пирамиду находился на северной стене, в тридцати девяти футах от земли. Благодаря необычному наклону боковой грани подъем оказался не таким уж и трудным: поверхность, издалека выглядевшая гладкой, была испещрена бесчисленными выбоинами и трещинами. Рамсес продвигался вверх с ловкостью обезьяны.
   У входа в пирамиду наш провожатый запалил факел и первым ступил в низкий и узкий коридор, который с небольшим уклоном уходил вниз. По мере продвижения в глубь пирамиды воздух становился все более спертым и жарким. Мы медленно, шаг за шагом, спускались в удушливую тьму и наконец оказались в узком, но очень высоком вестибюле, потолок которого терялся во тьме... и в летучих мышах. Над нашими головами пищала и хлопала крыльями живая масса. Пришлось заверить летучих хозяев, что мы существа безвредные и тихие.
   Из книг я знала общий план пирамиды. Рамсес показал выход из вестибюля, который находился футах в двадцати от пола. Протиснувшись сквозь узкий тоннель, мы оказались в совершенно восхитительном зале со сводчатым потолком. Я с восторгом озиралась по сторонам: так бы и провела здесь всю оставшуюся жизнь... Но тут наш проводник принялся жаловаться. В своем нытье этот человек был на редкость разнообразен. То, мол, факел горит слишком тускло, то он задыхается, то ногу подвернул и так далее и тому подобное. Честно говоря, мне тоже не хватало воздуха, поэтому я предложила присесть и немного передохнуть.
   Мы находились в одном из верхних коридоров рядом с огромным камнем, который прежде закрывал вход, дабы уберечь погребальную камеру от воров. Теперь же камень мог послужить в качестве вполне удобной скамьи.
   Таинственная прелесть древней гробницы настолько захватила меня, что я забыла обо всем на свете. Конечно, мы были отнюдь не первыми посетителями пирамиды. За последнее время здесь побывало изрядно археологов, а три тысячи лет назад в залах пирамиды похозяйничали дерзкие грабители, презревшие проклятия мертвых. Когда в 1839 году в Ломаную пирамиду проникли Перринг и Вайз, отважные, но малообразованные исследователи, они нашли лишь щепки, плетеные корзины да несколько мумифицированных летучих мышей. Ни саркофага, ни мумии фараона не было. У хозяина пирамиды, фараона Снерфу, имелась и другая гробница, так что, возможно, он никогда и не покоился здесь, но камеры пирамиды наверняка были полны всевозможными ценностями. Так уж повелось у фараонов – устилать сокровищами свой путь как при жизни, так и после смерти.
   Пока я предавалась этим блаженным размышлениям, произошло событие воистину невероятное. Спертый застоявшийся воздух вдруг сменился легким сквозняком, быстро переросшим в настоящий ветер. Стало холодно. Факел ярко вспыхнул и погас. Нас объяла кромешная тьма. Провожатый испустил вой, мрачным эхом прокатившийся по тоннелю.
   – Господи, Рамсес! – возбужденно зашептала я. – Мы с твоим папой наслышаны об этом явлении, но я и надеяться не смела, что когда-нибудь нам посчастливится стать свидетелями этого чуда.
   – Насколько я помню, о нем упоминают первые археологи. Весьма любопытное явление, мамочка. Наверное, в пирамидах есть тайные проходы и выходы.
   – Именно так, Рамсес!
   – Я проверял эту теорию, но мне помешали люди мсье де Моргана. Один из них был страшно наглым и схватил меня за шиворот... Я сказал об этом мсье де Моргану, но он лишь посмеялся...
   – Увы, мой мальчик.
   Ветер стих так же внезапно, как и начался. Из темноты доносился дробный стук зубов нашего отважного проводника.
   – Госпожа, – простонал он, – госпожа, мы должны уходить! Джинны проснулись и ищут нас. Мы умрем здесь, и джинны съедят наши души!
   – Мы могли бы поискать этот тоннель, мамочка, – заговорщицки прошептал Рамсес.
   Сказать, что я испытывала искушение, – все равно что сказать про умирающего от голода, будто ему хочется перекусить. Однако здравый смысл возобладал. На поиски ушло бы никак не меньше нескольких дней, если не недель. К тому же требовалась хорошая предварительная подготовка.
   Захваченная путешествием по пирамиде, я потеряла счет времени и опомнилась только сейчас. Запалив факел, мы двинулись обратно.
   Должно быть, Рамсес уловил мои страдания. Карабкаясь следом за мной, он прошепелявил:
   – Жаль, что папа не шмог получить Дахшур, мамочка.
   – Увы, никто в этом мире не совершенен, мой мальчик. Если бы Эмерсон позволил мне поговорить с мсье де Морганом... Но что прошлое ворошить...
   – Да, мамочка. Но ты ведь хотела бы приехать в Дахшур надолго, да?
   – Не стану этого отрицать, Рамсес. Но не забывай, что твой папа – самый выдающийся египтолог современности, пусть слегка и... гм... бестактный.
* * *
   На обратной дороге в Мазгунах Эмерсон держался от нас на почтительном удалении. Как верно заметил Рамсес, плоды жизнедеятельности летучих мышей очень запашисты. Я надеялась, что именно обоняние Эмерсона, а не что-то другое заставляло его сторониться своего семейства.
   – Хорошо провела время, Пибоди? – прокричал он издалека.
   – Да, спасибо, дорогой. Чудесно!
   Эмерсон похлопал своего ослика, и тот чуть приблизился к нам.
   – Ты ведь знаешь, Пибоди, будь моя воля, я бы преподнес тебе Дахшур.
   – Знаю, дорогой.
   С юга подул ветерок, и Эмерсон, сморщив нос, шарахнулся в сторону.
   – Тебе не хочется узнать, что я выведал у твоего русского, пока ты шлялась внутри пирамиды?
   – Я хочу узнать! – с жаром воскликнул Рамсес, разворачивая осла.
   Эмерсон поспешно рванул прочь:
   – Потом, Рамсес, потом. Почему бы тебе не ехать рядом с мамочкой?

9

   Намеки Эмерсона на откровения неприятного Каленищеффа призваны были лишь возбудить мое любопытство. После того как мы пообедали и Рамсес отправился к себе в комнату, Эмерсон сел за стол и серьезно посмотрел на меня.
   – Мы должны поговорить, Пибоди. Пришло время посмотреть в глаза жестокой правде. У меня есть основания считать, что мы оказались вовлечены в преступный заговор.
   – Эмерсон! – обрадованно воскликнула я и ядовито добавила: – Какое поразительное открытие.
   Муж послал мне кислый взгляд.
   – Сарказм идет тебе не больше, чем мне, дражайшая Пибоди. До недавнего времени твои теории оставались лишь сумасбродными фантазиями. Но последние события убедительно доказали, что некие криминальные субъекты избрали нас мишенью. И возле Черной пирамиды кто-то тайком вел раскопки... Все одно к одному. – Эмерсон нахмурился. – Раз уж ты придумала кличку Гений Преступлений, то...
   – Мы можем использовать не столь громкий псевдоним.
   – Да?..
   – Так ты согласен, что тот, кто проник в наше хранилище, из банды Гения Преступлений?
   – Не торопись, Пибоди. Давай хоть раз обдумаем все по порядку, призвав логику, а не станем бросаться в пучину спекулятивных измышлений, основанных на досужих домыслах.
   Я вздохнула и пододвинула к себе корзину с вещами, давно требующими ремонта.
   – Пункт первый: кто-то ведет незаконные раскопки в Дахшуре. А ведь на черном рынке недавно появились украшения времен Двенадцатой династии. Здесь находятся три пирамиды, относящиеся к этому периоду, и одна из них – Черная пирамида, рядом с которой мы видели свежие ямы. Думаю, вывод ясен.
   – И воры, наверное, еще здесь, надеются поживиться чем-нибудь еще, например в гробнице...
   – Пункт второй! – повысил голос Эмерсон. – Связь Абделя с Гени... с прохиндеями. Насильственная смерть бедняги, появление его сынка в Мазгунахе, потом убийство Хамида... Выстраивается целая цепочка. Ты согласна?
   – Поскольку я твердила о связи этих событий с самого начала, то так уж и быть, согласна.
   Эмерсон испепелил меня взглядом.
   – Но дальше мы отправляемся блуждать в потемках догадок и праздных предположений. Почему наша безобидная компания вызывает такой интерес у этих мошенников? Мы с тобой не видели ничего такого, что могло бы изобличить убийцу Абделя...
   – Возможно, видели, но не придали значения.
   – Факт остается фактом, Пибоди, – на нас с тобой никто не нападал. Думаю, эти люди ищут что-то конкретное. Некий предмет, волею судьбы оказавшийся в наших руках.
   Я отбросила ненавистное рукоделие.
   – Ты попал в точку, Эмерсон! Ни денег, ни драгоценностей у нас нет. Табличка-портрет, которую ты стянул в лавке Абделя, конечно, симпатичная, но много за нее не дадут, а обрывок папируса вообще ничего не стоит. Думаешь, из лавки пропало что-то еще и бандит подозревает, что в этом повинны мы?
   – Правдоподобная теория, – согласился Эмерсон. – Я хорошо запомнил предметы, валявшиеся в лавке той жуткой ночью. Жаль, что ты не смогла проникнуть в заднюю комнатку днем. Мы могли бы сравнить списки.
   – Я-то не проникла, зато Рамсес шуровал там довольно долго. Спросим его?
   – Не хочу вовлекать малыша в это грязное дело, Амелия. Я специально дождался, пока он уйдет, прежде чем начать этот разговор.
   – Эмерсон, ты недооцениваешь нашего сына. За последние несколько недель он побывал в полиции, чуть не задохнулся, оказался погребенным в песке, похитил льва и анатомировал мертвое тело. И ни разу даже глазом не моргнул!
   Эмерсон больше не возражал, детективная лихорадка обуяла теперь и его. Я не сомневалась, что Рамсес и не думает спать.
   Эмерсон постучал в его комнату. Через мгновение дверь отворилась и появилась взъерошенная голова. Рамсес был в ночной рубашке, но лампа на столе горела, рядом лежала стопка бумаги и открытая коптская грамматика.
   Эмерсон объяснил, что нам нужно. Рамсес важно кивнул:
   – Полагаю, я могу предоставить нужную информацию, папочка. Не лучше ли нам перейти в гостиную?
   По моему настоянию Рамсес надел халат. Тапочки, конечно же, исчезли. Скорее всего, в утробе льва. Хорошо, что я купила целую партию и припрятала пару на всякий случай. Львенок со счастливым урчанием набросился на башмаки Эмерсона. Общими усилиями нам удалось утихомирить его. Оставив зверю в качестве добычи шнурки, супруг пулей вылетел из комнаты. Мы с Рамсесом и Бастет кинулись следом, захлопнув дверь перед носом не ожидавшего такой подлости львенка.
   Заседание клуба детективов решили устроить в гостиной. Эмерсон занял место председателя – уселся за столом, положив перед собой несколько чистых листов бумаги, целую охапку остро заточенных карандашей, чернильницу и ручку с пером. Я с интересом спросила себя, уж не собирается ли возлюбленный супруг обессмертить мои детективные подвиги.
   – Итак, – зачастил Рамсес, прикрыв глаза, – скарабей из синего фаянса, тарелка с бусами, холст, на котором было написано: «Год двадцатый, день четвертый от наводнения...»
   Я вновь взялась за штопку. Рамсес продолжал монотонным голосом:
   – Фрагменты гроба римской эпохи, ящик с мумией жрицы богини Хатор...
   Прошло добрых двадцать минут, прежде чем он закончил говорить и открыл глаза.
   – Это все, что я могу вспомнить, папочка.
   – Очень хорошо, мой мальчик. Ты уверен, что там не было других драгоценных изделий? Ничего, кроме дешевых бус?
   – Небольшие ценные предметы могли быть в запертых шкафах, папа. Я не открывал их, потому что мама опрометчиво запретила мне трогать что-либо...
   – А еще потому, что такие действия были бы незаконными, аморальными и беспринципными, – подсказала я.
   – Да, мамочка.
   – И все-таки жаль, что ты их не открыл, – вздохнул Эмерсон.
   – Ты можешь вспомнить, какие предметы из списка Рамсеса пропали? Хотя это еще ничего не докажет. Абдель вполне мог продать их после моего ухода.
   – Верно. – Эмерсон заглянул в список.
   – Я, например, не помню никаких ящиков из-под мумий.
   Эмерсон отшвырнул листок в сторону. Бастет прыгнула за ним и начала гонять по комнате.
   – Не желаю ничего слышать об этих ящиках, Пибоди!
   – И все же они возникают то тут, то там, – справедливо заметил Рамсес. – По моему мнению, ключ к разгадке – ящик баронессы.
   – Согласна, Рамсес! И у меня есть мысль.
   Рамсес соскользнул со стула и отобрал у кошки листок. Эмерсон уставился в пространство. Никто не спросил, что за мысль пришла мне в голову, поэтому я продолжила:
   – Мы пришли к выводу, что кто-то нашел в Дахшуре сокровища. И лелеет надежду найти еще...
   Эмерсон покачал головой:
   – Это лишь гипотеза, Пибоди, гипотеза, и только.
   – Надо исключить невероятное, и тогда останется одна лишь истина! – провозгласил наш мудрый ребенок.
   – Отлично сказано, мальчик мой! – воскликнул папаша. – Какой лаконизм!
   – Это не мои слова, папочка.
   – Неважно, – нетерпеливо прервала я это никчемное пустословие. – Золото и драгоценности – достаточная причина для убийства, что доказывает вся история человечества, а вот обычный ящик из-под мумии никак нельзя считать таковой. Но что такое, я вас спрашиваю, представляет собой этот ящик? – Я сделала паузу для пущего эффекта. Муж и сын взирали на меня, как два невозмутимых сфинкса. – Это вместилище! Обычно в таком ящике покоится засушенное человеческое тело, но что, если его использовали в качестве тайника для украденных сокровищ?! Баронесса вывезла бы ящик из Египта. Древности она покупала открыто, и все бумаги у нее были в порядке.
   Эмерсон задумчиво погладил подбородок:
   – Разумеется, это объяснение приходило мне в голову... Но зачем воры выкрали у нее ящик? Если баронесса должна была вывезти сокровища из страны, то с какой стати...
   – Потому что ящиком заинтересовались мы. Ну как ты не понимаешь, Эмерсон? Баронесса – особа легкомысленная и импульсивная. Она предложила ящик с мумией тебе, и, хотя предложение носило шутливый характер, с нее вполне могло статься и впрямь отдать ящик. Вот ворам и пришлось украсть его. Они извлекли оттуда сокровища, а сам ящик уничтожили.
   – Я вижу тут несколько проблем, мамочка...
   – Тихо, Рамсес! Если твоя мысль верна, Пибоди, то баронесса не может быть Гением Преступлений.
   Я уныло вздохнула:
   – Полагаю, ты прав.
   – Выше голову, Пибоди, ты с легкостью придумаешь другую гипотезу, и баронесса вновь станет главной злодейкой.
   – Баронесса всего лишь одна из подозреваемых. В тот вечер на ее судне хватало народу, и все слышали, как хозяйка предложила тебе забрать ящик с мумией. К тому же один из ее слуг вполне мог состоять на службе у Гения Преступлений.
   – Но кто этот неизвестный главарь? Если не возражаешь, Пибоди, я не стану употреблять этот нелепый псевдоним, который ты наверняка вычитала в каком-нибудь из глупых романов. Допустим, что наши выводы верны, но мы по-прежнему не знаем, кто стоит за всей этой запутанной историей.
   – Мы его поймаем, Эмерсон, непременно поймаем! До сих пор преступники от нас не уходили.
   Эмерсон не ответил. Рамсес сидел на стуле, беззаботно болтая ногами, – ни дать ни взять, обычный милый и послушный малыш, но впечатление это было обманчивым. После продолжительного молчания Эмерсон заговорил:
   – Давайте-ка отложим этот вопрос. Спать, мой мальчик, уже очень поздно. Прости, что пришлось оторвать тебя от отдыха.
   – Наше обсуждение было очень полезным, папочка. Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, папа. Пойдем, Бастет.
   И Рамсес удалился в свою комнату, бормоча:
   – Ящик с мумией... Что же такое ящик с мумией? Ящик с мумией... Ящик...
   Да, пожалуй, еще немного, и я тоже не смогу слышать этих слов. Ящик с мумией... Ящик с мумией... Что же в нем такое?..

Глава девятая

1

   Вот и настал волнующий момент, которого я так долго ждала: мы занялись пирамидами! Если уж соблюдать точность, то занялись мы одной пирамидой... Ладно. Не пирамидой, а жалким курганом, больше напоминающим невысокую кучку камней.
   Стоит сказать правду? Думаю, что стоит. Это жалкое подобие пирамиды, хотя и представляло большой шаг вперед по сравнению с римскими мумиями и христианскими костями, не вызвало у меня никаких чувств. Увы, слишком поздно я поняла, что мне не следовало поддаваться искушению и залезать внутрь Ломаной пирамиды.
   Эмерсон целый день был угрюм и молчалив. Его тревога не укрылась от меня, но признаться он соизволил лишь вечером, когда мы записывали в журналы события минувшего дня.
   Какое-то время мы трудились в гробовом молчании. Эмерсон сидел напротив меня за длинным столом, в центре которого ярко светила керосиновая лампа. Я мирно строчила в тетради, как вдруг мимо моего уха со свистом пронесся какой-то предмет. Я быстро обернулась: на стене красовалось чернильное пятно, а на полу подпрыгивала ручка.
   Я перевела удивленный взгляд на дорогого супруга.
   Эмерсон остервенело дергал себя за волосы.
   – Что случилось?
   – Что случилось, что случилось... В голове свербит. Я все надеялся, что тебе передастся мое смятение, но ты как ни в чем не бывало корябала в своем журнале. Даже язык высунула от усердия, в то время как твои супруг сходит с ума...
   – Но я прекрасно чувствовала твое состояние просто не хотела навязываться! – возмутилась я. – Так что тебя беспокоит?
   – Помнишь ту мумию, что мы нашли в песке? Мне пришлось немного напрячься.
   – В песке? Да-да... припоминаю. Если не ошибаюсь, прямо на краю христианского кладбища.
   – Я тогда еще удивился... – Эмерсон вскочил на ноги. – Ты наверняка забыла, куда ее засунула.
   – Разумеется, нет. Эмерсон! Кажется, я знаю, о чем ты думаешь.
   Мы столкнулись в дверях.
   – Минутку, – сказала я, тяжело дыша. – Давай не будем суетиться. Возьми лампу, а я позову Джона.
   С помощью Джона мы сняли мумию с верхней полки хранилища и перенесли в гостиную. Эмерсон смахнул все бумаги на пол.
   – Ну-с, давай посмотрим...
   В мумии не было ничего необычного, если не считать обмоток. Полоски ткани, как правило, создают сложный рисунок из пересекающихся ромбов, эта же мумия выглядела какой-то... небрежной, словно одевалась впопыхах. Да и обычный портрет отсутствовал.
   – Табличку забрали, – констатировал Эмерсон, поймав мой недоуменный взгляд.
   Я пригляделась к голове мумии.
   – Похоже, ты прав. Взгляни, здесь остатки клея. И обмотки... Тебе не кажется, что их трогали?
   – А вот и портрет! – торжествующе вскричал Эмерсон, приложив к голове мумии табличку, похищенную из лавки Абделя.
   На безглазую голову легла дощечка.
   Джон задохнулся от изумления. Портрет словно вдохнул жизнь в этот бесформенный сверток. Перед нами лежала женщина, закутанная в погребальные одежды. Ее большие прозрачные глаза, казалось, отвечали на наши изумленные взгляды с выражением легкого недоумения, в улыбке сквозила насмешка над нашим оцепенением.
   – Две части мозаики собраны, – сказал Эмерсон. – Недостает только гроба.
   – Он уничтожен, – уверенно сказала я. – Сожжен. Это мумия баронессы, Эмерсон.
   – Видимо, так, Пибоди. Знаешь, когда в ту ночь я смотрел на горящий гроб, меня удивило, почему он так быстро сгорел. В мгновение ока. Конечно, эти мумифицированные тела, пропитанные смолами, горят как спички, но должно было хоть что-то остаться: кусок кости или часть амулета. Джон...
   Молодой человек подпрыгнул. Объятый ужасом, он не отрывал глаз от мумии.
   – Ты ведь клал ящик с этой мумией в хранилище, так? Не заметил разницы в весе по сравнению с остальными?
   – Этот ящик был не такой тяжелый, как другие, – пробормотал Джон.
   – Так что же вы промолчали?! – взвилась я.
   – Ну-ну, Пибоди, не надо бранить юношу. Вчерашний камердинер не привык иметь дело с гробами.
   – Верно. Прошу прощения, Джон.
   – О, мадам... – Джон осекся, издав булькающий звук; глаза его, казалось, вот-вот выскочат из орбит. Эмерсон занес нож над грудью мумии. – О, сэр... Боже мой... сэр...
   – Не хочется трогать обмотки, – объяснил Эмерсон. – Та ткань, что ближе к телу, все равно, наверное, спрессовалась в твердую массу. Послышался хруст разрезаемой ткани.
   Джон взвыл и закрыл глаза руками.
   – Вот стержень из синего фаянса... Где-то поблизости должен быть сердечный скарабей... Ага, есть, и довольно неплохой образец. Зеленый полевой шпат.
   – Эмерсон ищет амулеты, – пояснила я Джону. – Это такие магические предметы. Их кладут в обмотки. Этот стержень символизирует постоянство, сердечный скарабей гарантирует, что сердце не заберут демоны. Эти два амулета почти всегда находятся в области груди...
   – Не надо мне об этом говорить, мадам, – взмолился Джон, плотнее прижимая руки к глазам.
   Эмерсон отложил нож:
   – Расчленять дальше нет необходимости. Наверняка здесь найдутся еще амулеты и украшения, дамочка, похоже, была не из бедных, но, думаю, смысл уже ясен.
   Я кивнула:
   – Мумия и ее снаряжение так же ничем не примечательны, как и гроб. Какая досада! Ну-ну, Джон, профессор Эмерсон закончил; хватит строить из себя натурщика, позирующего для статуи воплощенного ужаса.
   Джон открыл глаза, но упорно отводил их от мумии.
   – Прошу прощения, мадам... Это просто... она выглядит такой настоящей...
   Я взяла покрывало и набросила на древние останки, оставив открытой лишь голову с портретом.
   Джон испустил вздох облегчения:
   – Спасибо, мадам. Можно отнести ее в кладовую?
   – Джон, – сурово сказал Эмерсон, – ты никогда не станешь археологом, если будешь позволять себе сантименты.
   – Спасибо, сэр, но я не хочу быть археологом. Это не значит, сэр, что этот труд бесполезен, но, думаю, я для него не гожусь.
   – Боюсь, ты прав, Джон. Жаль, что ты не можешь брать пример с меня. Мумии – это всего лишь образцы, у них нет личности, их следует изучать с колодной бесстрастностью, и ни в коем случае нельзя предаваться сентиментальности. – Он протянул руку, чтобы убрать портрет, но замешкался. – Закрепи-ка его, Амелия, не то упадет и разобьется.
   Было бы проще положить портрет в отдельную коробку, но я не стала перечить. Пристроила дощечку на мягкой подушечке и примотала полосками ткани. Осторожно укутав мумию покрывалом, Джон поднял ее на руки.
   Я отправилась с ним, чтобы посветить. Сцена была достойна кисти самого Рембрандта. Мрачный силуэт разрушенного монастыря, одинокий круг яркого света и мужчина, прижимающий к груди белую фигуру. Я хорошо понимала настроение Джона, но в душе тлела надежда, что свою страсть к Черити он не перенесет на эту истерзанную мумию. А такая опасность существовала: Черити отнюдь не собиралась поощрять Джона, а отвергнутые влюбленные, как известно из романов, обожают предаваться страданиям по поводу своей безответной любви. И разве есть на свете любовь более безответная, чем к женщине, что скончалась почти две тысячи лет назад...
   Заперев хранилище, я поблагодарила Джона и отпустила его. Он нерешительно сказал:
   – Если вы не сочтете это за неудобство, мадам... можно мне немного посидеть с вами и профессором?
   – Конечно, Джон, вы же знаете, что мы всегда рады вашему обществу. Но я думала, что вы штудируете Библию.
   – Ох, мадам! Боюсь, мне не удастся осилить Числа.
   – Не падайте духом, Джон!
   Честно говоря, я подбадривала Джона скорее по привычке. Его любовные и религиозные проблемы начали мне надоедать, да и голова была забита более неотложными делами.