Страница:
– Итак – что же все-таки происходит в Луксоре? – обратилась я ко всей компании. – Судя по всему, проклятие живет и процветает?
– Еще как, будь оно неладно, – театрально вздохнул мистер Инсингер, археолог из Голландии. – Чудеса и диковины в изобилии. Коза Хасана ибн Дауда принесла двухголового козленка.
Давно, казалось бы, успокоившиеся призраки осаждают горы Гурнеха.
В конце он не выдержал и расхохотался, а преподобный Сейс укоризненно покачал головой.
– Вот они, языческие суеверия. Несчастный невежественный народ!
Пропустить такое вопиющее заявление Эмерсон ну никак не мог.
– Да в любой английской деревне вы встретитесь с точно таким же невежеством, – вскипел он. – И какое, скажите на милость, право вы имеете называть приверженцев Магомета язычниками, Сейс? Этот «невежественный народ» поклоняется такому же Богу и таким же пророкам, что и ваше образованное преподобие!
Прежде чем побагровевший от гнева святой отец нашелся с ответом, я поспешно вклинилась в разговор:
– Жаль, что мистер Армадейл пропал. Его исчезновение только усугубляет ситуацию.
– Не думаю, что ситуация улучшится, если его найдут, – отозвался мистер Уилбур. – Еще одна трагическая гибель после кончины лорда Баскервиля...
– Значит, по-вашему, Армадейл мертв? – скосив на меня глаза, уточнил Эмерсон.
– Наверняка. Иначе уже объявился бы. Уверен, что бедняга свалился с какой-нибудь скалы. После смерти патрона он был сам не свой. Жаль парня, очень жаль. Отличный был археолог.
– Ну, по крайней мере, гробница в безопасности, верно? – закинула я удочку. – Местные воришки из страха перед фараоном к ней и близко не подойдут.
– От вас ли я это слышу, дорогая миссис Эмерсон? – подал голос Инсингер. – Кому, как не вам, знать, что любые страхи здесь заглушаются жаждой наживы? Ну ничего. С приездом профессора Эмерсона за гробницу можно не беспокоиться.
Больше никто не вспомнил о проклятии фараона. До конца ужина речь шла лишь о самой гробнице и о тех археологических сокровищах, которые она, возможно, таила. Через полчаса мы с Эмерсоном поднялись из-за стола, пожелав друзьям спокойной ночи.
Вестибюль отеля, несмотря на довольно поздний час, был полон народу. Пока мы проталкивались к лестнице, кто-то вдруг вцепился мне в локоть и беспардонно дернул назад.
– Мистер и миссис Эмерсон, если не ошибаюсь? Ну конечно, разве вас можно с кем-то спутать? Это вы – и точка! А я вас весь вечер разыскиваю! Не окажете ли честь выпить со мной по чашке кофе? Или предпочитаете коньяк?
Все это было высказано настолько уверенным тоном и в приятельской манере, что мне пришлось как следует напрячь память в попытке сообразить, где бы мы могли встречаться. Напрасный труд. Развязный юнец мне был абсолютно незнаком. Я недаром назвала его юнцом. Из-за мальчишеской фигуры и широченной улыбки незнакомец казался почти ребенком, и тем нелепее выглядела толстая сигара, криво зажатая меж зубов. Ярко-рыжая шевелюра и россыпь веснушек на курносом лице завершали облик чистокровного ирландца, чей акцент я безошибочно распознала с первой же фразы. Поймав мой пристальный взгляд, устремленный на сигару, юный нахал тут же швырнул ее в ближайшую мусорную корзину.
– Тысяча извинений, мадам. От радости встречи с вами я позабыл о манерах.
– Кто вы такой, черт возьми? – выпалил Эмерсон.
Улыбка на веснушчатой физиономии стала еще лучезарнее.
– Кевин О'Коннелл, корреспондент «Дейли йелл», к вашим услугам, сэр. Миссис Эмерсон, ваш супруг рискнул бросить вызов самому фараону. Каковы были ваши чувства? Пытались ли вы переубедить профессора Эмерсона или же...
Повиснув на руке мужа, я умудрилась остановить удар, нацеленный точно в квадратную челюсть мистера О'Коннелла.
– Ради всего святого, Эмерсон! Он же вдвое меньше тебя!
Замечание подействовало, чего и следовало ожидать и чего я не добилась бы никакими взываниями к рассудку, воспитанию или христианскому смирению. Кулак Эмерсона медленно разжался, скулы накрыла волна румянца – хотя, боюсь, то была краска гнева, а отнюдь не стыда. Муж схватил меня за руку и как на буксире потащил вверх по лестнице. Мистер О'Коннелл поскакал следом, забрасывая нас вопросами.
– Не могли бы вы высказать свое мнение по поводу таинственного исчезновения мистера Армадейла? Мистер Эмерсон, когда вы познакомились с леди Баскервиль? Что вас побудило принять ее рискованное предложение? Может, это дань старой дружбе с вдовой сэра Генри?
Я не в силах передать на бумаге, какон произнес слово «дружба» и чтоподразумевалось под этим невинным словом. Представьте, даже у меня загорелись щеки, а такое случается не часто? Из горла Эмерсона вырвался сдавленный рык. Он молниеносно выбросил ногу назад – и мистер О'Коннелл пересчитал ступеньки в обратном направлении.
На первой площадке лестницы я украдкой глянула вниз и с величайшим облегчением убедилась, что тщедушный ирландец если и пострадал, то не слишком. Он уже успел обрести вертикальное положение и теперь отряхивал штаны под обстрелом любопытных взглядов зевак. Более того, встретившись со мной глазами, мистер О'Коннелл даже имел наглость подмигнуть?
Я еще только закрывала дверь нашего номера, а Эмерсон уже избавился от сюртука, галстука и половины пуговиц с рубашки.
– Повесь как следует. – Я ткнула пальцем в скомканный на кресле сюртук. – Учти, Эмерсон, это уже третья испорченная рубашка, а мы ведь только приехали. Когда же ты научишься...
Конец заслуженного выговора повис в воздухе. Эмерсон послушно схватил сюртук, распахнул дверцы платяного шкафа... Мимолетная вспышка, глухой удар; Эмерсон отпрыгнул, неестественно вывернув локоть. На рукаве расплывалось темное пятно. Густо-малиновые капли падали на ковер, обагряя и рукоять кинжала, вонзившегося в пол между ботинок моего мужа. Сверкающее лезвие подрагивало.
II
III
IV
Глава четвертая
– Еще как, будь оно неладно, – театрально вздохнул мистер Инсингер, археолог из Голландии. – Чудеса и диковины в изобилии. Коза Хасана ибн Дауда принесла двухголового козленка.
Давно, казалось бы, успокоившиеся призраки осаждают горы Гурнеха.
В конце он не выдержал и расхохотался, а преподобный Сейс укоризненно покачал головой.
– Вот они, языческие суеверия. Несчастный невежественный народ!
Пропустить такое вопиющее заявление Эмерсон ну никак не мог.
– Да в любой английской деревне вы встретитесь с точно таким же невежеством, – вскипел он. – И какое, скажите на милость, право вы имеете называть приверженцев Магомета язычниками, Сейс? Этот «невежественный народ» поклоняется такому же Богу и таким же пророкам, что и ваше образованное преподобие!
Прежде чем побагровевший от гнева святой отец нашелся с ответом, я поспешно вклинилась в разговор:
– Жаль, что мистер Армадейл пропал. Его исчезновение только усугубляет ситуацию.
– Не думаю, что ситуация улучшится, если его найдут, – отозвался мистер Уилбур. – Еще одна трагическая гибель после кончины лорда Баскервиля...
– Значит, по-вашему, Армадейл мертв? – скосив на меня глаза, уточнил Эмерсон.
– Наверняка. Иначе уже объявился бы. Уверен, что бедняга свалился с какой-нибудь скалы. После смерти патрона он был сам не свой. Жаль парня, очень жаль. Отличный был археолог.
– Ну, по крайней мере, гробница в безопасности, верно? – закинула я удочку. – Местные воришки из страха перед фараоном к ней и близко не подойдут.
– От вас ли я это слышу, дорогая миссис Эмерсон? – подал голос Инсингер. – Кому, как не вам, знать, что любые страхи здесь заглушаются жаждой наживы? Ну ничего. С приездом профессора Эмерсона за гробницу можно не беспокоиться.
Больше никто не вспомнил о проклятии фараона. До конца ужина речь шла лишь о самой гробнице и о тех археологических сокровищах, которые она, возможно, таила. Через полчаса мы с Эмерсоном поднялись из-за стола, пожелав друзьям спокойной ночи.
Вестибюль отеля, несмотря на довольно поздний час, был полон народу. Пока мы проталкивались к лестнице, кто-то вдруг вцепился мне в локоть и беспардонно дернул назад.
– Мистер и миссис Эмерсон, если не ошибаюсь? Ну конечно, разве вас можно с кем-то спутать? Это вы – и точка! А я вас весь вечер разыскиваю! Не окажете ли честь выпить со мной по чашке кофе? Или предпочитаете коньяк?
Все это было высказано настолько уверенным тоном и в приятельской манере, что мне пришлось как следует напрячь память в попытке сообразить, где бы мы могли встречаться. Напрасный труд. Развязный юнец мне был абсолютно незнаком. Я недаром назвала его юнцом. Из-за мальчишеской фигуры и широченной улыбки незнакомец казался почти ребенком, и тем нелепее выглядела толстая сигара, криво зажатая меж зубов. Ярко-рыжая шевелюра и россыпь веснушек на курносом лице завершали облик чистокровного ирландца, чей акцент я безошибочно распознала с первой же фразы. Поймав мой пристальный взгляд, устремленный на сигару, юный нахал тут же швырнул ее в ближайшую мусорную корзину.
– Тысяча извинений, мадам. От радости встречи с вами я позабыл о манерах.
– Кто вы такой, черт возьми? – выпалил Эмерсон.
Улыбка на веснушчатой физиономии стала еще лучезарнее.
– Кевин О'Коннелл, корреспондент «Дейли йелл», к вашим услугам, сэр. Миссис Эмерсон, ваш супруг рискнул бросить вызов самому фараону. Каковы были ваши чувства? Пытались ли вы переубедить профессора Эмерсона или же...
Повиснув на руке мужа, я умудрилась остановить удар, нацеленный точно в квадратную челюсть мистера О'Коннелла.
– Ради всего святого, Эмерсон! Он же вдвое меньше тебя!
Замечание подействовало, чего и следовало ожидать и чего я не добилась бы никакими взываниями к рассудку, воспитанию или христианскому смирению. Кулак Эмерсона медленно разжался, скулы накрыла волна румянца – хотя, боюсь, то была краска гнева, а отнюдь не стыда. Муж схватил меня за руку и как на буксире потащил вверх по лестнице. Мистер О'Коннелл поскакал следом, забрасывая нас вопросами.
– Не могли бы вы высказать свое мнение по поводу таинственного исчезновения мистера Армадейла? Мистер Эмерсон, когда вы познакомились с леди Баскервиль? Что вас побудило принять ее рискованное предложение? Может, это дань старой дружбе с вдовой сэра Генри?
Я не в силах передать на бумаге, какон произнес слово «дружба» и чтоподразумевалось под этим невинным словом. Представьте, даже у меня загорелись щеки, а такое случается не часто? Из горла Эмерсона вырвался сдавленный рык. Он молниеносно выбросил ногу назад – и мистер О'Коннелл пересчитал ступеньки в обратном направлении.
На первой площадке лестницы я украдкой глянула вниз и с величайшим облегчением убедилась, что тщедушный ирландец если и пострадал, то не слишком. Он уже успел обрести вертикальное положение и теперь отряхивал штаны под обстрелом любопытных взглядов зевак. Более того, встретившись со мной глазами, мистер О'Коннелл даже имел наглость подмигнуть?
Я еще только закрывала дверь нашего номера, а Эмерсон уже избавился от сюртука, галстука и половины пуговиц с рубашки.
– Повесь как следует. – Я ткнула пальцем в скомканный на кресле сюртук. – Учти, Эмерсон, это уже третья испорченная рубашка, а мы ведь только приехали. Когда же ты научишься...
Конец заслуженного выговора повис в воздухе. Эмерсон послушно схватил сюртук, распахнул дверцы платяного шкафа... Мимолетная вспышка, глухой удар; Эмерсон отпрыгнул, неестественно вывернув локоть. На рукаве расплывалось темное пятно. Густо-малиновые капли падали на ковер, обагряя и рукоять кинжала, вонзившегося в пол между ботинок моего мужа. Сверкающее лезвие подрагивало.
II
Эмерсон зажал ладонью рапу на предплечье. Еще несколько капель просочилось сквозь пальцы, и кровотечение прекратилось. Странная тяжесть сдавила мне грудь. Только теперь сообразив, что это воздух рвется наружу, я наконец выдохнула.
– Да ладно! – Нужно же было успокоить мужа. – Рубашку-то все равно пришлось бы выбросить. Только умоляю – отставь руку подальше, чтобы не испортить брюки. Они еще совсем новые.
В любой ситуации сохранять спокойствие – мое кредо. Как видите, я от него не отступила. Но мои следующие действия, боюсь, все же отличались некоторой поспешностью. Я перелетела комнату, на ходу сдернув с умывальника полотенце. Дорожный набор лекарств и всяческих медицинских принадлежностей всегда со мной. Через пять минут рана – к счастью, она оказалась неглубокой – была промыта и перевязана. О том, чтобы послать за доктором, я даже не заикнулась. Мы с Эмерсоном поняли друг друга без слов. Новость о нападении на главу экспедиции моментально разнеслась бы по округе, и последствия... О последствиях лучше даже и не думать. Они были бы катастрофическими.
Покончив с перевязкой, я откинулась на спинку дивана и, боюсь, не сдержала вздоха. В синих глазах Эмерсона мелькнула тревога. Потом его губы насмешливо изогнулись:
– Что-то ты у меня бледненькая, Пибоди. Уж не сплин ли заел? Надеюсь, до женских истерик дело не дойдет?
– Не вижу ничего смешного, – огрызнулась я.
– Удивляюсь я тебе, дорогая Пибоди. Меня лично больше всего поражает беспросветная тупость этого шутника. Кинжал, судя по всему, пристроили на верхней полке шкафа – а та, наверное, шатается. Я слегка переусердствовал, когда открывал дверцы, вот кинжал и полетел вперед, вместо того чтобы просто упасть на пол. Чистой воды случайность. Да и кто мог знать, что открывать шкаф буду именно... – Тут его глаза расширились. Насмешка уступила место ярости. – Бог мой! Пибоди, а что, если бы шкаф открыла ты?!
– Кинжал упал бы на пол и никого не задел. Ты ведь такую картину нарисовал? И пожалуйста, без мужскихистерик, Эмерсон. Кто бы ни стоял за этим фокусом, он собирался нас попугать. Не более того.
– Или же устроить очередной акт представления под названием «Проклятие фараона». Вот это ближе к истине. Тем, кто нас знает, и в голову не пришло бы пускать в ход детские страшилки. И еще одно... Эта история непременно должна была стать достоянием общественности. Иначе усилия шутника пошли бы прахом.
Наши взгляды встретились. Я кивнула.
– Ты сразу подумал о мистере О'Коннелле, верно? По-твоему, ради сенсации он пошел бы и на такое?
– Эти... м-м-м... ни перед чем не остановятся, – с мрачной убежденностью заявил Эмерсон.
И он имел право на подобное заявление. В былые времена Эмерсон то и дело фигурировал в скандальных историях на страницах чуть ли не всех бульварных газет. Один из журналистов, разоткровенничавшись, как-то признался мне: «Грех упускать такую колоритную личность, миссис Эмерсон! У профессора же ни дня без дебоша!»
Кое в чем этот газетчик был прав... Недавний спектакль в вестибюле тому подтверждение – колоритная личность проявила себя во всей красе. Прелестный скандальчик «Дейли йелл» был обеспечен. У меня перед глазами уже прыгали буквы громадных заголовков: «Известный археолог напал на нашего корреспондента!»; «Неистовый Эмерсон по-своему отвечает на вопрос о его близости с очаровательной вдовой!»
Стоит ли удивляться довольной ухмылке мистера О'Коннелла, которого спустили с лестницы? Подумаешь, парочка синяков! Невелика цена за статью месяца. Только теперь я припомнила фамилию нахального ирландца. Мистер О'Коннелл был первым, кто пустил гулять слух о проклятии фараона. Уж не он ли его и состряпал?
Этот тип запросто мог залезть в комнату – замки тут плевые, а прислуга падка на мелкие... скажем так, подношения. Вопрос был в другом: на что рассчитывал газетный проныра? Надеялся ли он всего лишь на моральную травму или все-таки физическую, пусть даже и пустяковую? В последнее мне верилось с трудом. Хоть газетчик и наглец, но жестокости на его веснушчатой физиономии не было и следа. Можете поверить моему безукоризненному знанию человеческой природы.
Тщательный осмотр оружия ровным счетом ничего не дал. Кинжал как кинжал, такие сотнями продаются на любом египетском базаре. Опросить слуг? Эту мысль мы не сговариваясь отвергли. Шумиха нам ни к чему, добавил Эмерсон. Ничего не оставалось, как только нырнуть в кровать, под плотный белый полог от москитов. Что мы и сделали. Еще через час я совершенно успокоилась за Эмерсона. Рана его ну нисколько не тревожила.
– Да ладно! – Нужно же было успокоить мужа. – Рубашку-то все равно пришлось бы выбросить. Только умоляю – отставь руку подальше, чтобы не испортить брюки. Они еще совсем новые.
В любой ситуации сохранять спокойствие – мое кредо. Как видите, я от него не отступила. Но мои следующие действия, боюсь, все же отличались некоторой поспешностью. Я перелетела комнату, на ходу сдернув с умывальника полотенце. Дорожный набор лекарств и всяческих медицинских принадлежностей всегда со мной. Через пять минут рана – к счастью, она оказалась неглубокой – была промыта и перевязана. О том, чтобы послать за доктором, я даже не заикнулась. Мы с Эмерсоном поняли друг друга без слов. Новость о нападении на главу экспедиции моментально разнеслась бы по округе, и последствия... О последствиях лучше даже и не думать. Они были бы катастрофическими.
Покончив с перевязкой, я откинулась на спинку дивана и, боюсь, не сдержала вздоха. В синих глазах Эмерсона мелькнула тревога. Потом его губы насмешливо изогнулись:
– Что-то ты у меня бледненькая, Пибоди. Уж не сплин ли заел? Надеюсь, до женских истерик дело не дойдет?
– Не вижу ничего смешного, – огрызнулась я.
– Удивляюсь я тебе, дорогая Пибоди. Меня лично больше всего поражает беспросветная тупость этого шутника. Кинжал, судя по всему, пристроили на верхней полке шкафа – а та, наверное, шатается. Я слегка переусердствовал, когда открывал дверцы, вот кинжал и полетел вперед, вместо того чтобы просто упасть на пол. Чистой воды случайность. Да и кто мог знать, что открывать шкаф буду именно... – Тут его глаза расширились. Насмешка уступила место ярости. – Бог мой! Пибоди, а что, если бы шкаф открыла ты?!
– Кинжал упал бы на пол и никого не задел. Ты ведь такую картину нарисовал? И пожалуйста, без мужскихистерик, Эмерсон. Кто бы ни стоял за этим фокусом, он собирался нас попугать. Не более того.
– Или же устроить очередной акт представления под названием «Проклятие фараона». Вот это ближе к истине. Тем, кто нас знает, и в голову не пришло бы пускать в ход детские страшилки. И еще одно... Эта история непременно должна была стать достоянием общественности. Иначе усилия шутника пошли бы прахом.
Наши взгляды встретились. Я кивнула.
– Ты сразу подумал о мистере О'Коннелле, верно? По-твоему, ради сенсации он пошел бы и на такое?
– Эти... м-м-м... ни перед чем не остановятся, – с мрачной убежденностью заявил Эмерсон.
И он имел право на подобное заявление. В былые времена Эмерсон то и дело фигурировал в скандальных историях на страницах чуть ли не всех бульварных газет. Один из журналистов, разоткровенничавшись, как-то признался мне: «Грех упускать такую колоритную личность, миссис Эмерсон! У профессора же ни дня без дебоша!»
Кое в чем этот газетчик был прав... Недавний спектакль в вестибюле тому подтверждение – колоритная личность проявила себя во всей красе. Прелестный скандальчик «Дейли йелл» был обеспечен. У меня перед глазами уже прыгали буквы громадных заголовков: «Известный археолог напал на нашего корреспондента!»; «Неистовый Эмерсон по-своему отвечает на вопрос о его близости с очаровательной вдовой!»
Стоит ли удивляться довольной ухмылке мистера О'Коннелла, которого спустили с лестницы? Подумаешь, парочка синяков! Невелика цена за статью месяца. Только теперь я припомнила фамилию нахального ирландца. Мистер О'Коннелл был первым, кто пустил гулять слух о проклятии фараона. Уж не он ли его и состряпал?
Этот тип запросто мог залезть в комнату – замки тут плевые, а прислуга падка на мелкие... скажем так, подношения. Вопрос был в другом: на что рассчитывал газетный проныра? Надеялся ли он всего лишь на моральную травму или все-таки физическую, пусть даже и пустяковую? В последнее мне верилось с трудом. Хоть газетчик и наглец, но жестокости на его веснушчатой физиономии не было и следа. Можете поверить моему безукоризненному знанию человеческой природы.
Тщательный осмотр оружия ровным счетом ничего не дал. Кинжал как кинжал, такие сотнями продаются на любом египетском базаре. Опросить слуг? Эту мысль мы не сговариваясь отвергли. Шумиха нам ни к чему, добавил Эмерсон. Ничего не оставалось, как только нырнуть в кровать, под плотный белый полог от москитов. Что мы и сделали. Еще через час я совершенно успокоилась за Эмерсона. Рана его ну нисколько не тревожила.
III
В Азийех мы отправились на рассвете. Заранее никому не сообщали, тем не менее загадочная система народной информации сработала на славу, так что наш экипаж на пыльном пятачке посреди деревни встречали все жители, от мала до велика. Над толпой возвышался белоснежный тюрбан, венчающий горделиво посаженную голову. Бородатое лицо старика нам с Эмерсоном было очень хорошо знакомо. В прежних экспедициях Абдулла у нас командовал рабочими. За прошедшие пять лет борода его сравнялась белизной с тюрбаном, но годы не согнули великана и не притушили добродушную улыбку, как и прежде пробивавшуюся сквозь невозмутимую маску патриарха.
Глава рода пожал нам руки и провел к себе в дом, куда следом набилась и половина мужского населения деревни. Неизбежная приветственная церемония продолжалась немыслимо долго. Мы потягивали черный сладкий чай, время от времени с подобающим почтением отвечая на витиеватые фразы.
От стократно повторенных «Да хранит Всевышний наших дорогих гостей» у меня звенело в ушах. К тому же очень скоро в крохотной комнатушке стало нечем дышать. Суетливости арабы не признают, чай пьют с толком, с расстановкой, и длиться все это может часами. К счастью, этиарабы давно изучили нрав Эмерсона, а потому лишь обменялись веселыми взглядами, когда мои муж уже через двадцать минут – неслыханное дело! – взял быка за рога.
– Я дал согласие продолжить раскопки в Луксоре, в гробнице, открытой покойным английским лордом. Кто со мной?
Вопрос был встречен бормотанием, негромкими возгласами и вытаращенными в театральном изумлении глазами. Уж поверьте мне, читатель, изумление, хоть и профессионально сыгранное, было сплошной фальшью. Помимо Абдуллы среди слушателей нашлось немало наших старых знакомых. Рабочие, прошедшие выучку у Эмерсона, ценились на вес золота и без работы никогда не сидели. Ради встречи с нами они наверняка ушли от других археологов. И наверняка ожидали от Эмерсона предложения, а возможно, уже решили его принять.
Но чтобы египтянин дал свое согласие, не потянув время за спорами и переговорами? Да никогда! Такое поведение противоречит его натуре. Выдержав положенную паузу, Абдулла поднялся во весь свой внушительный рост.
– Доброта Эмерсона известна нам, бедным людям из Азийеха. Но почему он не берет людей из Луксора? Тех, что работали у старого английского лорда?
– Предпочитаю работать с друзьями, – ответил Эмерсон. – С теми, на кого можно положиться в любой тяжелой и опасной ситуации.
– О да... – поглаживая бороду, продолжал Абдулла. – Эмерсон сам говорит об опасности. Эмерсон любит правду. Может, он скажет, о какой опасности идет речь?
– И скорпионах, змеях, обвалах! – отрезал Эмерсон. – О чем же еще?
– Может, о мертвых, которые бродят под луной?
Вопрос в лоб. Такого я от Абдуллы не ожидала. Эмерсон, тоже захваченный врасплох, надолго умолк. Выжидающие взгляды всех без исключения мужчин в комнате были прикованы к моему мужу.
– Кому, как не тебе, Абдулла, знать, – раздался наконец его хладнокровный голос, – что все это выдумки. Мумия-то в прошлый раз оказалась вовсе не мумией, а живым человеком! Разве ты забыл?
– Помню, Эмерсон, помню. Но на свете много чудес. Говорят, английский господин, который умер, потревожил покой фараона. Говорят...
– Глупцы, вот и говорят, – оборвал его Эмерсон. – Разве Господь не обещал защиту от злых духов? Яеду в Луксор. Для работы мне нужны мужчины,а не глупцы и трусы.
Вопрос был решен. Собственно, он наверняка был решен до нашего приезда. Команду мы набрали, но благодаря набожным сомнениям Абдуллы пришлось предложить оплату чуть ли не вдвое выше обычной. В этом мире, знаете ли, и суеверия имеют практическую ценность.
Глава рода пожал нам руки и провел к себе в дом, куда следом набилась и половина мужского населения деревни. Неизбежная приветственная церемония продолжалась немыслимо долго. Мы потягивали черный сладкий чай, время от времени с подобающим почтением отвечая на витиеватые фразы.
От стократно повторенных «Да хранит Всевышний наших дорогих гостей» у меня звенело в ушах. К тому же очень скоро в крохотной комнатушке стало нечем дышать. Суетливости арабы не признают, чай пьют с толком, с расстановкой, и длиться все это может часами. К счастью, этиарабы давно изучили нрав Эмерсона, а потому лишь обменялись веселыми взглядами, когда мои муж уже через двадцать минут – неслыханное дело! – взял быка за рога.
– Я дал согласие продолжить раскопки в Луксоре, в гробнице, открытой покойным английским лордом. Кто со мной?
Вопрос был встречен бормотанием, негромкими возгласами и вытаращенными в театральном изумлении глазами. Уж поверьте мне, читатель, изумление, хоть и профессионально сыгранное, было сплошной фальшью. Помимо Абдуллы среди слушателей нашлось немало наших старых знакомых. Рабочие, прошедшие выучку у Эмерсона, ценились на вес золота и без работы никогда не сидели. Ради встречи с нами они наверняка ушли от других археологов. И наверняка ожидали от Эмерсона предложения, а возможно, уже решили его принять.
Но чтобы египтянин дал свое согласие, не потянув время за спорами и переговорами? Да никогда! Такое поведение противоречит его натуре. Выдержав положенную паузу, Абдулла поднялся во весь свой внушительный рост.
– Доброта Эмерсона известна нам, бедным людям из Азийеха. Но почему он не берет людей из Луксора? Тех, что работали у старого английского лорда?
– Предпочитаю работать с друзьями, – ответил Эмерсон. – С теми, на кого можно положиться в любой тяжелой и опасной ситуации.
– О да... – поглаживая бороду, продолжал Абдулла. – Эмерсон сам говорит об опасности. Эмерсон любит правду. Может, он скажет, о какой опасности идет речь?
– И скорпионах, змеях, обвалах! – отрезал Эмерсон. – О чем же еще?
– Может, о мертвых, которые бродят под луной?
Вопрос в лоб. Такого я от Абдуллы не ожидала. Эмерсон, тоже захваченный врасплох, надолго умолк. Выжидающие взгляды всех без исключения мужчин в комнате были прикованы к моему мужу.
– Кому, как не тебе, Абдулла, знать, – раздался наконец его хладнокровный голос, – что все это выдумки. Мумия-то в прошлый раз оказалась вовсе не мумией, а живым человеком! Разве ты забыл?
– Помню, Эмерсон, помню. Но на свете много чудес. Говорят, английский господин, который умер, потревожил покой фараона. Говорят...
– Глупцы, вот и говорят, – оборвал его Эмерсон. – Разве Господь не обещал защиту от злых духов? Яеду в Луксор. Для работы мне нужны мужчины,а не глупцы и трусы.
Вопрос был решен. Собственно, он наверняка был решен до нашего приезда. Команду мы набрали, но благодаря набожным сомнениям Абдуллы пришлось предложить оплату чуть ли не вдвое выше обычной. В этом мире, знаете ли, и суеверия имеют практическую ценность.
IV
Следующим утром я сидела, если помните, на террасе «Шепард-отеля» и перебирала в памяти события последних двух дней. Теперь-то вы понимаете, что за облачко омрачало сияющую чистоту моего настроения. Рука Эмерсона быстро заживала, вот только от сомнении, вызванных загадочным происшествием, излечиться было сложнее. Прежде я считала смерть лорда Баскервиля и исчезновение его помощника двумя половинками одной трагедии, а так называемое проклятие фараона – не более чем выдумкой предприимчивого репортера. Но тут на сцене нежданно-негаданно объявился кинжал, а вместе с ним и куда более тревожные мысли.
Знаю, любезный читатель, знаю... Переживать о том, что изменить не в силах, – дурацкое занятие. А потому я и отбросила на время все заботы, полностью отдавшись удовольствию от солнца, неба, ярких красок Египта и суеты на площади. Мсье Гребо я заранее известила о нашем визите. Правда, из-за Эмерсона мы уже опаздывали, но когда мой муж наконец объявился и я увидела насупленные брови и стиснутые в ниточку губы, то поняла, что мне здорово повезло. Он мог бы закусить удила, рвануть без фирмана в Луксор, и тогда... пиши пропало!
Со времени нашей последней египетской экспедиции музей переехал из старого тесного здания во дворец Гизеха. В результате свободной площади, конечно, стало больше – и только. Сырые, темные, в аляповатых узорах помещения дворца не годились для хранения ценных экспонатов, а сами экспонаты пребывали в безобразном состоянии. Это зрелище отнюдь не улучшило настроение Эмерсона; к тому моменту, когда мы добрались до кабинета директора, мой муж стал багровым от злости, ну а когда секретарь объявил, что мсье Гребо занят и не может нас принять... терпение Эмерсона с треском лопнуло. С треском – в самом прямом смысле! Отпихнув франтоватого секретаря в сторону, почтенный профессор археологии с ходу атаковал дверь директорского кабинета.
Дверь не поддалась, что меня нисколько не удивило – за несколько секунд до того я услышала осторожный скрип ключа в замке. Ха! Если Эмерсон рвется к цели, ему никакие замки не помеха! Еще один удар – и дверь с трескомраспахнулась. Я послала забившемуся в угол бедняге секретарю лучезарную улыбку и вслед за своим неистовым мужем проникла в святая святых мсье Гребо.
Кавардак в кабинете царил неописуемый. На полу громоздились запечатанные и открытые коробки с экспонатами, ожидающими исследования и классификации. Горшки из обожженной глины валялись на столах, конторках и стульях вперемешку с обломками мебели и саркофагов, гипсовыми кувшинами, погребальными статуэтками и бесчисленным множеством других археологических ценностей.
Эмерсон издал звериный вой.
– Да это же Содом и Гоморра! Где этот мерзавец, будь он проклят?! Шею сверну негодяю!
Вид древностей застилает Эмерсону глаза, иначе он бы заметил пару ботинок, торчавших из-под штор в противоположном углу кабинета.
– Похоже, он вышел... – Я не отрывала взгляда от ботинок. – Интересно, нет ли за этими шторами двери в соседнюю комнату?
Надраенные носки ботинок поползли назад и через секунду почти скрылись за шторами. Почти.Видимо, мсье Гребо вжался в стенку до упора и дальше отступать уже было некуда. Худощавым его никто бы не назвал.
– Плевать на дверь! И не подумаю гоняться за этим бессовестным типом. Хватит с него и записки. – Эмерсон принялся шурудить среди бедлама на письменном столе. Корреспонденция, деловые бумаги, документы – все веером полетело по комнате.
– Успокойся, Эмерсон. Смотри, что ты натворил. Мсье Гребо будет недоволен.
– Ишь ты, недоволен он будет! Пусть только пикнет. – Эмерсон сгреб со стола очередную груду бумаг. – Вот погоди, доберусь я до него! Он у меня получит, недоумок чертов. В два счета слетит с насиженного места.
– Хорошо, что его здесь нет. – Я покосилась на шторы. – Ну и характер у тебя, Эмерсон! Не дай бог, покалечил бы уважаемого человека...
– Еще как покалечил бы, не сомневайся! Руки-ноги переломал, в бараний рог свернул...
– Может, секретарю записку оставишь? – прервала я поток угроз. – У него и бумага, и ручка найдутся. Здесь ты ничего не найдешь.
Напоследок очистив стол от чудом задержавшихся бумаг, Эмерсон как смерч просвистел из кабинета. Секретарь к этому времени благоразумно испарился. Эмерсон схватил оставленные дезертиром ручку и блокнот, в ярости кромсая бумагу, нацарапал несколько слов. Я ждала в проеме двери, одним глазом следя за ботинками, другим – за мужем.
– Попроси мсье Гребо прислать фирман в отель. К чему отнимать время у занятого человека?
– Отличная мысль. Во второй раз я этого свинства не вынесу. Убьюидиота!
Все. Прозвучал последний аккорд. Я тихонечко прикрыла дверь кабинета.
Через три часа посыльный доставил фирман прямо в наш номер.
Знаю, любезный читатель, знаю... Переживать о том, что изменить не в силах, – дурацкое занятие. А потому я и отбросила на время все заботы, полностью отдавшись удовольствию от солнца, неба, ярких красок Египта и суеты на площади. Мсье Гребо я заранее известила о нашем визите. Правда, из-за Эмерсона мы уже опаздывали, но когда мой муж наконец объявился и я увидела насупленные брови и стиснутые в ниточку губы, то поняла, что мне здорово повезло. Он мог бы закусить удила, рвануть без фирмана в Луксор, и тогда... пиши пропало!
Со времени нашей последней египетской экспедиции музей переехал из старого тесного здания во дворец Гизеха. В результате свободной площади, конечно, стало больше – и только. Сырые, темные, в аляповатых узорах помещения дворца не годились для хранения ценных экспонатов, а сами экспонаты пребывали в безобразном состоянии. Это зрелище отнюдь не улучшило настроение Эмерсона; к тому моменту, когда мы добрались до кабинета директора, мой муж стал багровым от злости, ну а когда секретарь объявил, что мсье Гребо занят и не может нас принять... терпение Эмерсона с треском лопнуло. С треском – в самом прямом смысле! Отпихнув франтоватого секретаря в сторону, почтенный профессор археологии с ходу атаковал дверь директорского кабинета.
Дверь не поддалась, что меня нисколько не удивило – за несколько секунд до того я услышала осторожный скрип ключа в замке. Ха! Если Эмерсон рвется к цели, ему никакие замки не помеха! Еще один удар – и дверь с трескомраспахнулась. Я послала забившемуся в угол бедняге секретарю лучезарную улыбку и вслед за своим неистовым мужем проникла в святая святых мсье Гребо.
Кавардак в кабинете царил неописуемый. На полу громоздились запечатанные и открытые коробки с экспонатами, ожидающими исследования и классификации. Горшки из обожженной глины валялись на столах, конторках и стульях вперемешку с обломками мебели и саркофагов, гипсовыми кувшинами, погребальными статуэтками и бесчисленным множеством других археологических ценностей.
Эмерсон издал звериный вой.
– Да это же Содом и Гоморра! Где этот мерзавец, будь он проклят?! Шею сверну негодяю!
Вид древностей застилает Эмерсону глаза, иначе он бы заметил пару ботинок, торчавших из-под штор в противоположном углу кабинета.
– Похоже, он вышел... – Я не отрывала взгляда от ботинок. – Интересно, нет ли за этими шторами двери в соседнюю комнату?
Надраенные носки ботинок поползли назад и через секунду почти скрылись за шторами. Почти.Видимо, мсье Гребо вжался в стенку до упора и дальше отступать уже было некуда. Худощавым его никто бы не назвал.
– Плевать на дверь! И не подумаю гоняться за этим бессовестным типом. Хватит с него и записки. – Эмерсон принялся шурудить среди бедлама на письменном столе. Корреспонденция, деловые бумаги, документы – все веером полетело по комнате.
– Успокойся, Эмерсон. Смотри, что ты натворил. Мсье Гребо будет недоволен.
– Ишь ты, недоволен он будет! Пусть только пикнет. – Эмерсон сгреб со стола очередную груду бумаг. – Вот погоди, доберусь я до него! Он у меня получит, недоумок чертов. В два счета слетит с насиженного места.
– Хорошо, что его здесь нет. – Я покосилась на шторы. – Ну и характер у тебя, Эмерсон! Не дай бог, покалечил бы уважаемого человека...
– Еще как покалечил бы, не сомневайся! Руки-ноги переломал, в бараний рог свернул...
– Может, секретарю записку оставишь? – прервала я поток угроз. – У него и бумага, и ручка найдутся. Здесь ты ничего не найдешь.
Напоследок очистив стол от чудом задержавшихся бумаг, Эмерсон как смерч просвистел из кабинета. Секретарь к этому времени благоразумно испарился. Эмерсон схватил оставленные дезертиром ручку и блокнот, в ярости кромсая бумагу, нацарапал несколько слов. Я ждала в проеме двери, одним глазом следя за ботинками, другим – за мужем.
– Попроси мсье Гребо прислать фирман в отель. К чему отнимать время у занятого человека?
– Отличная мысль. Во второй раз я этого свинства не вынесу. Убьюидиота!
Все. Прозвучал последний аккорд. Я тихонечко прикрыла дверь кабинета.
Через три часа посыльный доставил фирман прямо в наш номер.
Глава четвертая
Свое первое путешествие по Египту я проделала на экзотическом судне, которое египтяне именуют дахабией. Если вам, читатель, не довелось испытать этот способ передвижения, вряд ли вы сумеете до конца оценить его очаровательную элегантность. На судне я была окружена всеми мыслимыми удобствами, вплоть до фортепиано в музыкальном салоне и прелестной комнатки отдыха на верхней палубе. О, сколько блаженных часов провела я на этой палубе в шезлонге, за чашкой ароматного чая! Теплый ветерок полоскал паруса, матросы тянули свои заунывные песни под аккомпанемент шлепающих весел, а по обе стороны от меня проплывали восхитительные пейзажи Египта – деревни и храмы, пальмы, верблюды и святые старцы-отшельники, с риском для жизни восседающие на столбах. Как нежны были мои воспоминания! С какой радостью я повторила бы это знаменательное путешествие!
Увы, увы... Время поджимало, и промедление могло оказаться фатальным для гробницы в Луксоре. Железную дорогу провели до самого Асьюта; нам пришлось вытерпеть одиннадцать часов жесточайшей тряски в грязи и духоте, зато на самом быстром виде транспорта. Остаток пути проделали на пароходе. С паровозом, конечно, не сравнить, удобств куда больше, да и пыли нет, но до милой моему сердцу дахабии ох как далеко!
День прибытия в Луксор я встретила на палубе, перевесившись через перила и ахая, точно восторженная туристка, впервые открывшая для себя красоты Египта. Луксорский храм поражал великолепием. Витые колонны и пилоны нежно розовели в первых лучах солнца, белоснежная крыша, казалось, парила над пологим берегом, к которому медленно приближался наш пароход.
На причале мои сладкие воспоминания быстро улетучились под напором суматошных воплей толпы и пронзительных выкриков носильщиков. Драгоманы на все лады расписывали преимущества своих постоялых дворов и липли к ошарашенным туристам, предлагая проезд «почти даром». Нас с Эмерсоном обходили стороной.
Эмерсон сразу же отправился за багажом и рабочими, а я отошла в сторонку и раскрыла зонтик, любуясь привычным, но подзабытым зрелищем. Вдруг кто-то тронул мою руку, я обернулась и встретила напряженный взгляд упитанного молодого человека. На лунообразном лице незнакомца красовались круглые очки в золотой оправе и чудовищных размеров усы. Кончики этой мужской гордости спиральками закручивались вверх на манер рогов горного козла.
Щелкнув каблуками, толстяк с усилием переломился в том месте, где у большинства людей располагается талия, и заговорил:
– Карл фон Борк к услугам фрау Эмерсон. Летописцем несчастной экспедиции лорда Баскервиля являюсь я. Приветствовать в Луксоре позвольте мне вас. Прислан леди Баскервиль встретить вас я. Где же профессор Эмерсон? Знакомства с ним чести так долго ждал я. Брат прославленного Уолтера Эмерсона...
Красочность этого монолога была тем эффектней, что она ни в малейшей степени не отразилась на абсолютно бесстрастном лице. Лишь громадные усы ходили ходуном да поблескивали круглые стекляшки очков. Познакомившись с Карлом фон Бор-ком поближе, мы поняли, что остановить его, если он уже открыл рот, практически невозможно. Разве что прибегнуть к способу, который я тут же и изобрела:
– Рада познакомиться! – В моем надрывном крике утонула последняя фраза летописца экспедиции. – Профессор как раз... А вот и он! Эмерсон, это Карл фон Борк, прошу любить и жаловать.
Обе лапищи Эмерсона стиснули и встряхнули пухлую ладошку немца.
– Фон Борк, летописец? Отлично, отлично. Судно готово? Большое? С нами двадцать рабочих. Фон Борк снова поклонился.
– Прекрасная мысль, герр профессор. Гения достойная! Ничего иного не ожидал я от брата выдающегося...
Я воспользовалась способом, который так хорошо себя зарекомендовал, и остановила поток славословий новым душераздирающим воплем. Уже через десять минут выяснилось, что Карл фон Борк с закрытым ртом – личность расторопная, умелая и способная угодить даже моему сверхтребовательному супругу. В фелуку, заранее нанятую Карлом, прекрасно поместились и все вещи, и вся наша команда. Сгрудившись на носу судна, рабочие высокомерно поглядывали на матросов и отпускали шпильки насчет «безмозглых людишек из Луксора». Паруса надулись, наш челн ходко запрыгал по волнам, развернулся кормой к древним храмам и современным постройкам Луксора. Впереди простиралась широкая лента великого Нила.
Я следила за проплывающими мимо берегами, и мысли невольно уносили меня в глубь веков. Сколько поколений фиванцев, завершив свой земной путь, пускались по Нилу в плавание к небесам обетованным! Ноздреватая поверхность скал на западном берегу таила в себе тысячи гробниц фараонов, склепов менее благородных особ и крестьянских могил...
От созерцания гигантского кладбища меня отвлек голос Карла фон Борка. Я прислушалась, молясь в душе, чтобы наш молодой летописец не вздумал опять нахваливать «герра профессора, родного брата знаменитейшего египтолога». Мой муж любит и ценит Уолтера, но кому понравится ощущать себя всего лишь придатком собственного брата? Специальностью фон Борка были древние языки, вот он и превозносил вклад Уолтера в эту область науки.
Моя тревога оказалась напрасной. Карл всего-навсего посвящал Эмерсона в последние луксорские новости:
– По приказу леди Баскервиль я установил железную дверь в гробницу. В долине постоянно дежурит охрана из людей помощника инспектора Департамента древностей...
– Пустое! – воскликнул Эмерсон. – Большинство охранников в родстве с теми, кто грабит склепы, а остальные до того суеверны, что после захода солнца и носа не высунут, хоть гори все синим пламенем! Вы должны были лично охранять гробницу, фон Борк.
– Sie haben recht, герр профессор... – От страха бедняга Карл перешел на родной язык. – Однако с трудностями столкнулся я. Всего только двое осталось с Милвертоном нас. Но Милвертон болен лихорадкой был. Он...
Увы, увы... Время поджимало, и промедление могло оказаться фатальным для гробницы в Луксоре. Железную дорогу провели до самого Асьюта; нам пришлось вытерпеть одиннадцать часов жесточайшей тряски в грязи и духоте, зато на самом быстром виде транспорта. Остаток пути проделали на пароходе. С паровозом, конечно, не сравнить, удобств куда больше, да и пыли нет, но до милой моему сердцу дахабии ох как далеко!
День прибытия в Луксор я встретила на палубе, перевесившись через перила и ахая, точно восторженная туристка, впервые открывшая для себя красоты Египта. Луксорский храм поражал великолепием. Витые колонны и пилоны нежно розовели в первых лучах солнца, белоснежная крыша, казалось, парила над пологим берегом, к которому медленно приближался наш пароход.
На причале мои сладкие воспоминания быстро улетучились под напором суматошных воплей толпы и пронзительных выкриков носильщиков. Драгоманы на все лады расписывали преимущества своих постоялых дворов и липли к ошарашенным туристам, предлагая проезд «почти даром». Нас с Эмерсоном обходили стороной.
Эмерсон сразу же отправился за багажом и рабочими, а я отошла в сторонку и раскрыла зонтик, любуясь привычным, но подзабытым зрелищем. Вдруг кто-то тронул мою руку, я обернулась и встретила напряженный взгляд упитанного молодого человека. На лунообразном лице незнакомца красовались круглые очки в золотой оправе и чудовищных размеров усы. Кончики этой мужской гордости спиральками закручивались вверх на манер рогов горного козла.
Щелкнув каблуками, толстяк с усилием переломился в том месте, где у большинства людей располагается талия, и заговорил:
– Карл фон Борк к услугам фрау Эмерсон. Летописцем несчастной экспедиции лорда Баскервиля являюсь я. Приветствовать в Луксоре позвольте мне вас. Прислан леди Баскервиль встретить вас я. Где же профессор Эмерсон? Знакомства с ним чести так долго ждал я. Брат прославленного Уолтера Эмерсона...
Красочность этого монолога была тем эффектней, что она ни в малейшей степени не отразилась на абсолютно бесстрастном лице. Лишь громадные усы ходили ходуном да поблескивали круглые стекляшки очков. Познакомившись с Карлом фон Бор-ком поближе, мы поняли, что остановить его, если он уже открыл рот, практически невозможно. Разве что прибегнуть к способу, который я тут же и изобрела:
– Рада познакомиться! – В моем надрывном крике утонула последняя фраза летописца экспедиции. – Профессор как раз... А вот и он! Эмерсон, это Карл фон Борк, прошу любить и жаловать.
Обе лапищи Эмерсона стиснули и встряхнули пухлую ладошку немца.
– Фон Борк, летописец? Отлично, отлично. Судно готово? Большое? С нами двадцать рабочих. Фон Борк снова поклонился.
– Прекрасная мысль, герр профессор. Гения достойная! Ничего иного не ожидал я от брата выдающегося...
Я воспользовалась способом, который так хорошо себя зарекомендовал, и остановила поток славословий новым душераздирающим воплем. Уже через десять минут выяснилось, что Карл фон Борк с закрытым ртом – личность расторопная, умелая и способная угодить даже моему сверхтребовательному супругу. В фелуку, заранее нанятую Карлом, прекрасно поместились и все вещи, и вся наша команда. Сгрудившись на носу судна, рабочие высокомерно поглядывали на матросов и отпускали шпильки насчет «безмозглых людишек из Луксора». Паруса надулись, наш челн ходко запрыгал по волнам, развернулся кормой к древним храмам и современным постройкам Луксора. Впереди простиралась широкая лента великого Нила.
Я следила за проплывающими мимо берегами, и мысли невольно уносили меня в глубь веков. Сколько поколений фиванцев, завершив свой земной путь, пускались по Нилу в плавание к небесам обетованным! Ноздреватая поверхность скал на западном берегу таила в себе тысячи гробниц фараонов, склепов менее благородных особ и крестьянских могил...
От созерцания гигантского кладбища меня отвлек голос Карла фон Борка. Я прислушалась, молясь в душе, чтобы наш молодой летописец не вздумал опять нахваливать «герра профессора, родного брата знаменитейшего египтолога». Мой муж любит и ценит Уолтера, но кому понравится ощущать себя всего лишь придатком собственного брата? Специальностью фон Борка были древние языки, вот он и превозносил вклад Уолтера в эту область науки.
Моя тревога оказалась напрасной. Карл всего-навсего посвящал Эмерсона в последние луксорские новости:
– По приказу леди Баскервиль я установил железную дверь в гробницу. В долине постоянно дежурит охрана из людей помощника инспектора Департамента древностей...
– Пустое! – воскликнул Эмерсон. – Большинство охранников в родстве с теми, кто грабит склепы, а остальные до того суеверны, что после захода солнца и носа не высунут, хоть гори все синим пламенем! Вы должны были лично охранять гробницу, фон Борк.
– Sie haben recht, герр профессор... – От страха бедняга Карл перешел на родной язык. – Однако с трудностями столкнулся я. Всего только двое осталось с Милвертоном нас. Но Милвертон болен лихорадкой был. Он...