— Не бойся, — уверенно успокоил мальчика Оливье. — Ты слышишь это? — Послышался громовой голос Алена Левши, эхо от которого раскатилось по всей башне. — Он отзывает своих псов, внизу они гораздо нужнее.
Топор ударил еще раз, от мощного удара доска раскололась еще больше и показался треугольный конец сверкающего лезвия. Но этот удар был последним. Разбойник с трудом вытащил лезвие, изрыгая проклятия, но на этом все кончилось. Они услышали торопливые шаги вниз по лестнице, и затем все в башне стихло. Внизу, во дворе, слышался шум схватки и бряцание оружия, а они вдвоем стояли под безмятежным звездным небом и глядели друг на друга, внезапно обмякнув от облегчения, что страшная угроза миновала.
— Не то чтобы главарь не хотел снова заполучить тебя для своих целей, — сказал Оливье, вкладывая меч в ножны, — если бы только смог до тебя добраться. Но если он будет тратить время на то, чтобы достать тебя отсюда, он может потерять все. Ему нужно отбить эту атаку, прежде чем он снова нас потревожит.
— Ему это не удастся! — ликуя, воскликнул Ив. — Послушайте! Они уже внутри. Теперь они не отступят, он у них в ловушке. — Он выглянул из-за зубца во двор. Все пространство внутри частокола кишело сражавшимися людьми, и бурлящую темноту, похожую на ночное море в шторм, освещали лишь отблески факелов, еще кое-где горевших. — Наши подожгли сторожку. Они выводят всех лошадей и скот — и снимают всех лучников со стен… Не следует ли нам спуститься и помочь им?
— Нет, — твердо ответил Оливье. — Если только нам не придется это сделать. Если ты теперь попадешь в руки врагов, все пойдет насмарку и придется начинать сначала. Самое лучшее, что ты можешь сделать для своих друзей, — это оставаться вне пределов досягаемости этих бандитов и не дать этому негодяю главарю завладеть единственным козырем, который мог бы его спасти.
Это было разумно, хотя и не слишком-то понравилось возбужденному мальчику, жаждавшему творить чудеса. Но раз Оливье приказал, Ив повиновался.
— Как-нибудь в другой раз ты сможешь погеройствовать, — сухо сказал Оливье, — когда меньше поставлено на карту и когда ты будешь подвергать опасности только собственную голову. Твоя задача сейчас — терпеливо ждать, даже если это и не то, что ты хочешь. А так как сейчас мы располагаем временем, а вскоре нам его будет страшно не хватать, то слушай меня внимательно. Когда мы выйдем отсюда и все закончится, я тебя покину. Возвращайся в Бромфилд к сестре, и пусть твои друзья порадуются, воссоединив вас. Не сомневаюсь, что они бы отослали тебя к дяде в Глостер с хорошим сопровождением, как и обещали, но мне хочется исполнить свой каприз и полностью выполнить данное мне поручение, доставив тебя лично. Это моя миссия, и я ее завершу.
— Но как вам это удастся? — взволнованно спросил Ив.
— С твоей помощью — и с помощью еще кое-кого. Дай мне два дня, и я подготовлю лошадей и припасы, которые нам понадобятся. Если все пойдет успешно, то через две ночи после этой, которая уже кончается, я приеду за тобой в Бромфилд. Скажи это своей сестре. Я приеду после повечерия, когда монахи отправятся на покой, полагая, что ты уже давно спишь. Не задавай больше вопросов, а скажи Эрмине, что я приду за вами. А если меня тут вынудят побеседовать с людьми шерифа или тебя станут расспрашивать обо мне, после того как я исчезну, — скажи мне, Ив, кто пробрался сюда, чтобы тебя спасти?
Ив понял. Он не задумываясь ответил:
— Это был Роберт, сын лесничего, который привел Эрмину в Бромфилд и наткнулся на это место, когда разыскивал меня. — Он с сомнением добавил: — Но они удивятся такому подвигу простого лесничего — ведь у людей шерифа ничего не получилось. Если только они не подумают, — продолжал он, презрительно скривив губы, — что каждый мужчина готов рисковать своей жизнью ради Эрмины только из-за того, что она красивая. Она действительно красивая, — великодушно признал Ив, — но слишком уж хорошо это знает и пользуется этим. Никогда не позволяйте ей делать из вас дурака.
Оливье смотрел вниз на поле битвы, где длинные языки пламени перебросились с пылающих ворот и лизнули крышу одного из коровников. Он чуть улыбнулся, но так, чтобы мальчик этого не заметил.
— Пусть они думают, что я ее одураченный раб, если это их убедит, — сказал он. — Скажи им что угодно, лишь бы это подействовало. Передай мои слова Эрмине и будь готов, когда я за тобой приеду.
— Непременно! — пылко поклялся Ив. — Я непременно сделаю так, как вы мне говорите.
Они наблюдали, как огонь перекидывается с одной крыши на другую, в то время как во дворе продолжался неистовый и беспорядочный бой. В крепости оказалось больше защитников, чем ожидалось, и многие были опытными и сильными бойцами. Ив и Оливье напряженно следили, как огненная змея подбирается уже к самому залу. Если она коснется башни, то последняя превратится в дымоход, по которому гуляют сквозняки и который обшит изнутри бревнами. Тогда они окажутся на вершине бушующего пламени и будут отрезаны. Потрескивание горящих бревен уже почти заглушало шум боя.
— Становится слишком жарко, — заметил Оливье, нахмурившись. — Лучше встретить дьявола внизу, чем ждать его здесь.
Они сдвинули лестницу и подняли изрубленную крышку люка. Тонкий завиток дыма, пока едва заметный, поднимался из глубины башни. Оливье не стал спускать вниз лестницу, а, повиснув на руках, легко спрыгнул на следующий этаж. Ив отважно последовал за ним, и на полпути Оливье поймал его за талию и молча поставил на пол. Затем Оливье стал спускаться по лестнице, а Ив шел за ним по пятам. Воздух здесь был еще холодный, но откуда-то непрерывно валил дым, так что им приходилось нащупывать каждую ступеньку. Толстые стены заглушали звуки битвы, и сюда доносилось лишь странное непрерывное жужжание. Даже когда они спустились на нижний этаж башни и при тусклом свете догоравших факелов увидели большую дверь зала, которая была приоткрыта, они не услышали ни голосов, ни звуков шагов. По-видимому, все защитники крепости были во дворе и сражались, пытаясь отбить атаку отряда шерифа или прорваться сквозь кольцо и сбежать.
Оливье направился к узкой входной двери, через которую проник сюда, поднял тяжелую щеколду и подергал, но дверь не поддавалась. Уперевшись ногой в стену, он попытался еще раз, но ничего не получилось.
— Черт бы их побрал! Они заперли ее снаружи, после того как загнали нас на крышу. Пойдем через зал, и смотри, держись позади меня.
Оливье бесшумно открыл большую дверь, опасаясь, что здесь прячется кто-нибудь из бандитов, и от сквозняка в дальнем углу зала сразу же появилось пламя. Язык пламени перекинулся наверх, лизнул балки потолка, и вниз полетели горящие щепки, которые сразу начали тлеть на креслах, покрытых гобеленами, и превратились в несколько огненных бутонов, которые распустились в великолепные малиновые цветы. Только эти красные и золотые гербы можно было разглядеть сквозь быстро сгущавшийся дым. Ив и Оливье ощупью и спотыкаясь пробирались сквозь хаос, царивший в зале. Перевернутые скамьи, разбросанные и затоптанные блюда, опрокинутые столы, сорванные гобелены. Догоравшие факелы усиливали дым, евший им глаза и вызывавший приступы кашля. А за этой затуманенной огненной пустыней виднелась полуоткрытая входная дверь зала, сквозь которую врывался ледяной сквозняк и адский шум бойни. Они увидели кусок ночного неба и одну-единственную звезду, чистую и далекую. Со слезящимися от дыма глазами, стараясь не дышать, они устремились к этой звезде.
Они были почти на самом пороге, когда по балке потолка вдруг пробежало пламя и посыпались искры, от которых загорелся грубый домотканый занавес. Он служил для зашиты от холодного ветра, когда дверь запиралась на ночь. Сухая ворсистая ткань ярко вспыхнула и огромной подушкой загородила им путь. Оливье яростно отшвырнул ее и подтолкнул Ива к дверям.
— Выходи! Выходи во двор и сразу же прячься!
Если бы Ив выполнил его приказание буквально, его бы вполне могли не заметить. Но когда он вышел на свежий воздух и сразу оглох от оглушительного гама во дворе, он оглянулся, тревожась за Оливье, так как бушевавшее пламя было уже в человеческий рост. Эта задержка стоила ему и его друзьям всего, чего они уже добились. К тому времени больше половины двора было в руках Берингара, а остатки гарнизона крепости были взяты в тесное кольцо вокруг зала. Когда Ив повернулся спиной к врагам и раздумывал, не броситься ли ему назад на помощь другу, Ален Левша, которого теснили у подножия лестницы, взмахнул мечом, расчищая перед собой пространство, и отскочил назад по широкой деревянной лестнице. Они столкнулись спина к спине. Ив оглянулся и попытался убежать, но было поздно. Большая ручища схватила его за волосы, и торжествующий рев, в котором слышался вызов, заглушил даже звон оружия и треск пылающих бревен. В следующую секунду Левша прислонился спиной к косяку, не боясь нападения с тыла, и, прижав мальчика к себе, приставил ему к горлу обнаженный меч, уже окровавленный.
— Всем стоять! Опустить оружие и отступать! — зарычал Левша, темно-желтая грива которого ощетинилась и сверкала в мерцающем свете пожара. — Назад! Я говорю, еще дальше! Я хочу видеть перед собой пустое пространство. Если кто-нибудь натянет тетиву, первым умрет этот чертенок. У меня снова в руках мой пропуск! Ну, человек короля, где ты там? Чем ты заплатишь за его жизнь? Свежую лошадь, свободный выход и никакой погони — клянись, иначе я перережу ему горло и его кровь падет на твою голову!
Хью Берингар вышел вперед и стоял, не спуская глаз с Левши.
— Назад, — приказал он, не поворачивая головы. — Делайте как он говорит.
Все — и люди короля, и разбойники — дюйм за дюймом отступали, пока перед ступенями не образовалось большое пространство, покрытое истоптанным грязным снегом. Хью отходил вместе со всеми, хотя и держался впереди. Что еще он мог поделать? Голова мальчика была откинута назад и прижата к телу Левши, а сталь касалась шеи ребенка. Одно неверное движение — и он будет мертв. Несколько разбойников начали выбираться из толпы, чтобы под шумок ускользнуть к частоколу и воротам, пока все глаза прикованы к этим двоим на верхней площадке лестницы. С ними справится стража у ворот, а вот кто справится с безжалостным и отчаянным главарем разбойников? Все молча отступали перед ним.
Но нет, не все! Сквозь толпу пробиралась какая-то странная одинокая фигура, которую никто не заметил, пока она не вышла на открытое пространство. Она пошатывалась и прихрамывала, но, выйдя из толпы, направилась, не останавливаясь, прямо к лестнице. Это был высокий изнуренный человек в черной рясе, капюшон которой был откинут на плечи. Два сморщенных шрама виднелись на тонзуре. На ногах, обутых в сандалии, была кровь — он оставлял пятна на снегу, — чело, разбитое при падении о скалистую почву, тоже было окровавлено. Большие запавшие глаза на посиневшем лице неотрывно смотрели на Алена Левшу. Указующий перст обвинял его. Громкий голос странного монаха властно крикнул, обращаясь к главарю:
— Отпусти мальчика! Я пришел за ним, он мой.
Сосредоточив все внимание на Хью Берингаре. Левша до сих пор не замечал этого человека. Он резко повернулся, изумленный тем, что кто-то посмел нарушить тишину и пересечь нейтральную территорию вопреки его приказу.
Предводитель был потрясен до глубины души. На какое-то мгновение Ален Левша увидел мертвеца, приближавшегося к нему, ужасного, неуязвимого и бесстрашного, увидел, что раны, нанесенные этому монаху лично им самим, еще кровоточат, а лицо бледное, как у трупа. Левша даже забыл про заложника. Руки у него опустились, и меч тоже. В следующую секунду он осознал, что мертвецы не встают из могил, и с яростным и презрительным возгласом пришел в себя, но было уже поздно — он потерял свое преимущество. Ив выскользнул у него из рук, как угорь, и устремился вниз по ступенькам.
Мальчик бежал сломя голову, пока не уткнулся во что-то знакомое и теплое, и с закрытыми глазами, выбившись из сил, прижался к нему. Голос брата Кадфаэля произнес у него над ухом:
— Ну-ну, тише, ты теперь в безопасности. Иди сюда и помоги мне справиться с братом Элиасом, потому что теперь, когда он тебя нашел, он никуда без тебя не пойдет. Давай уведем его отсюда, ты и я, и сделаем для него все, что можем.
Ив открыл глаза, все еще дрожа и задыхаясь, и оглянулся на дверь зала.
— Там мой друг… мой друг, который мне помог!
Тут он умолк и тяжело вздохнул, со страхом и надеждой. Дело в том, что хотя Хью Берингар в ту самую секунду, когда Ив вырвался из рук Левши, устремился вперед, чтобы вступить в бой, но его опередили. Из дыма и огненной черноты на пороге появился Оливье, с мечом в руке, с закопченным лицом. Он выскочил на свободное место и, пролетев мимо Левши, ударил его мечом плашмя по щеке, давая понять о своем намерении. Темно-желтая грива взвилась, когда Левша одним прыжком очутился рядом с ним. Снова наступила мертвая тишина, нарушенная при внезапном появлении брата Элиаса, когда по толпе прошел удивленный шепот. И в этой тишине зазвенел голос, который медленно, с презрением произнес:
— А теперь ты будешь иметь дело с мужчиной!
Теперь Ива было не сдвинуть с места, пока не закончится этот поединок. Кадфаэль крепко держал его, хотя он зря беспокоился: мальчик обеими руками вцепился ему в рукав, ища поддержки, в страшном волнении. Брат Элиас, на какое-то время потеряв ориентацию, искал своего мальчика. Мучительно хромая, он наконец подошел к Иву, чтобы дотронуться, утешить и утешиться самому. Ив, ни на минуту не сводя влюбленных глаз с Оливье, оторвал одну руку от рукава Кадфаэля, чтобы так же пылко ответить на пожатие Элиаса.
Все для Ива теперь зависело от этого поединка один на один. Мальчик дрожал с головы до ног, болея за своего героя. И Кадфаэль, и Элиас почувствовали это, и оба тоже не сводили глаз с высокого, стройного, подвижного юноши, который застыл, широко расставив ноги, на верхней площадке лестницы. Несмотря на закопченное лицо и запачканную одежду молодого воина, Кадфаэль сразу узнал его.
Никто не вмешивался, даже Хью, который был облечен властью. Его люди не будут сражаться, пока не закончится этот бой. В таком вызове на поединок было что-то, запрещавшее другим вмешиваться. На первый взгляд это был неравный поединок, так как Левша был вдвое старше, мощнее и опытнее своего противника, хотя тот и превосходил его проворством и длиной выпада. Сначала Левша уверенно пошел в сокрушительную атаку, исполненный решимости сбросить молодого человека с лестницы. Однако после его многочисленных все более яростных выпадов этот мальчишка — по виду всего-навсего плохо обученный крестьянин! — не отступил ни на шаг и спокойно отбивал сокрушительные удары меча своего противника. Он стоял в непринужденной позе, тогда как Ален Левша яростно размахивал мечом, понапрасну растрачивая силы. Ив смотрел на бой широко открытыми глазами, буквально молясь на Оливье. Элиас почувствовал, как напряглась рука мальчика, которую он сжимал, и задрожал в ответ. Брат Кадфаэль смотрел на молодого человека и вспоминал, казалось бы, давно им позабытое искусство. Эту манеру сражаться на мечах породило столкновение Востока и Запада, и Оливье прекрасно владел этим искусством.
Этого фехтовальщика было не сдвинуть с места, и если он уступал дюйм, то в следующий момент завоевывал его обратно, да еще и с лихвой. Оливье постепенно оттеснял противника к краю ступенек, и тот не мог ничего с этим поделать.
Ален Левша сделал очередной выпад, вложив в удар весь свой вес. Пятка его оказалась у края обледеневшей ступеньки, а выпад был слишком неосторожным. Его потянуло вперед, он поскользнулся и потерял равновесие. Оливье прыгнул, как охотящийся леопард, и нанес раскрывшемуся противнику удар прямо в незащищенную грудь, вложив в него всю свою силу. Меч вошел так глубоко, что Оливье пришлось откинуться назад, крепко упершись ногами в землю, чтобы вытащить лезвие.
Левша начал падать, раскинув руки, пролетел три ступеньки на спине и тяжело покатился дальше. Наконец он приземлился лицом вниз у ног Хью Берингара и, окропив грязный снег кровью, испустил дух.
Глава четырнадцатая
Топор ударил еще раз, от мощного удара доска раскололась еще больше и показался треугольный конец сверкающего лезвия. Но этот удар был последним. Разбойник с трудом вытащил лезвие, изрыгая проклятия, но на этом все кончилось. Они услышали торопливые шаги вниз по лестнице, и затем все в башне стихло. Внизу, во дворе, слышался шум схватки и бряцание оружия, а они вдвоем стояли под безмятежным звездным небом и глядели друг на друга, внезапно обмякнув от облегчения, что страшная угроза миновала.
— Не то чтобы главарь не хотел снова заполучить тебя для своих целей, — сказал Оливье, вкладывая меч в ножны, — если бы только смог до тебя добраться. Но если он будет тратить время на то, чтобы достать тебя отсюда, он может потерять все. Ему нужно отбить эту атаку, прежде чем он снова нас потревожит.
— Ему это не удастся! — ликуя, воскликнул Ив. — Послушайте! Они уже внутри. Теперь они не отступят, он у них в ловушке. — Он выглянул из-за зубца во двор. Все пространство внутри частокола кишело сражавшимися людьми, и бурлящую темноту, похожую на ночное море в шторм, освещали лишь отблески факелов, еще кое-где горевших. — Наши подожгли сторожку. Они выводят всех лошадей и скот — и снимают всех лучников со стен… Не следует ли нам спуститься и помочь им?
— Нет, — твердо ответил Оливье. — Если только нам не придется это сделать. Если ты теперь попадешь в руки врагов, все пойдет насмарку и придется начинать сначала. Самое лучшее, что ты можешь сделать для своих друзей, — это оставаться вне пределов досягаемости этих бандитов и не дать этому негодяю главарю завладеть единственным козырем, который мог бы его спасти.
Это было разумно, хотя и не слишком-то понравилось возбужденному мальчику, жаждавшему творить чудеса. Но раз Оливье приказал, Ив повиновался.
— Как-нибудь в другой раз ты сможешь погеройствовать, — сухо сказал Оливье, — когда меньше поставлено на карту и когда ты будешь подвергать опасности только собственную голову. Твоя задача сейчас — терпеливо ждать, даже если это и не то, что ты хочешь. А так как сейчас мы располагаем временем, а вскоре нам его будет страшно не хватать, то слушай меня внимательно. Когда мы выйдем отсюда и все закончится, я тебя покину. Возвращайся в Бромфилд к сестре, и пусть твои друзья порадуются, воссоединив вас. Не сомневаюсь, что они бы отослали тебя к дяде в Глостер с хорошим сопровождением, как и обещали, но мне хочется исполнить свой каприз и полностью выполнить данное мне поручение, доставив тебя лично. Это моя миссия, и я ее завершу.
— Но как вам это удастся? — взволнованно спросил Ив.
— С твоей помощью — и с помощью еще кое-кого. Дай мне два дня, и я подготовлю лошадей и припасы, которые нам понадобятся. Если все пойдет успешно, то через две ночи после этой, которая уже кончается, я приеду за тобой в Бромфилд. Скажи это своей сестре. Я приеду после повечерия, когда монахи отправятся на покой, полагая, что ты уже давно спишь. Не задавай больше вопросов, а скажи Эрмине, что я приду за вами. А если меня тут вынудят побеседовать с людьми шерифа или тебя станут расспрашивать обо мне, после того как я исчезну, — скажи мне, Ив, кто пробрался сюда, чтобы тебя спасти?
Ив понял. Он не задумываясь ответил:
— Это был Роберт, сын лесничего, который привел Эрмину в Бромфилд и наткнулся на это место, когда разыскивал меня. — Он с сомнением добавил: — Но они удивятся такому подвигу простого лесничего — ведь у людей шерифа ничего не получилось. Если только они не подумают, — продолжал он, презрительно скривив губы, — что каждый мужчина готов рисковать своей жизнью ради Эрмины только из-за того, что она красивая. Она действительно красивая, — великодушно признал Ив, — но слишком уж хорошо это знает и пользуется этим. Никогда не позволяйте ей делать из вас дурака.
Оливье смотрел вниз на поле битвы, где длинные языки пламени перебросились с пылающих ворот и лизнули крышу одного из коровников. Он чуть улыбнулся, но так, чтобы мальчик этого не заметил.
— Пусть они думают, что я ее одураченный раб, если это их убедит, — сказал он. — Скажи им что угодно, лишь бы это подействовало. Передай мои слова Эрмине и будь готов, когда я за тобой приеду.
— Непременно! — пылко поклялся Ив. — Я непременно сделаю так, как вы мне говорите.
Они наблюдали, как огонь перекидывается с одной крыши на другую, в то время как во дворе продолжался неистовый и беспорядочный бой. В крепости оказалось больше защитников, чем ожидалось, и многие были опытными и сильными бойцами. Ив и Оливье напряженно следили, как огненная змея подбирается уже к самому залу. Если она коснется башни, то последняя превратится в дымоход, по которому гуляют сквозняки и который обшит изнутри бревнами. Тогда они окажутся на вершине бушующего пламени и будут отрезаны. Потрескивание горящих бревен уже почти заглушало шум боя.
— Становится слишком жарко, — заметил Оливье, нахмурившись. — Лучше встретить дьявола внизу, чем ждать его здесь.
Они сдвинули лестницу и подняли изрубленную крышку люка. Тонкий завиток дыма, пока едва заметный, поднимался из глубины башни. Оливье не стал спускать вниз лестницу, а, повиснув на руках, легко спрыгнул на следующий этаж. Ив отважно последовал за ним, и на полпути Оливье поймал его за талию и молча поставил на пол. Затем Оливье стал спускаться по лестнице, а Ив шел за ним по пятам. Воздух здесь был еще холодный, но откуда-то непрерывно валил дым, так что им приходилось нащупывать каждую ступеньку. Толстые стены заглушали звуки битвы, и сюда доносилось лишь странное непрерывное жужжание. Даже когда они спустились на нижний этаж башни и при тусклом свете догоравших факелов увидели большую дверь зала, которая была приоткрыта, они не услышали ни голосов, ни звуков шагов. По-видимому, все защитники крепости были во дворе и сражались, пытаясь отбить атаку отряда шерифа или прорваться сквозь кольцо и сбежать.
Оливье направился к узкой входной двери, через которую проник сюда, поднял тяжелую щеколду и подергал, но дверь не поддавалась. Уперевшись ногой в стену, он попытался еще раз, но ничего не получилось.
— Черт бы их побрал! Они заперли ее снаружи, после того как загнали нас на крышу. Пойдем через зал, и смотри, держись позади меня.
Оливье бесшумно открыл большую дверь, опасаясь, что здесь прячется кто-нибудь из бандитов, и от сквозняка в дальнем углу зала сразу же появилось пламя. Язык пламени перекинулся наверх, лизнул балки потолка, и вниз полетели горящие щепки, которые сразу начали тлеть на креслах, покрытых гобеленами, и превратились в несколько огненных бутонов, которые распустились в великолепные малиновые цветы. Только эти красные и золотые гербы можно было разглядеть сквозь быстро сгущавшийся дым. Ив и Оливье ощупью и спотыкаясь пробирались сквозь хаос, царивший в зале. Перевернутые скамьи, разбросанные и затоптанные блюда, опрокинутые столы, сорванные гобелены. Догоравшие факелы усиливали дым, евший им глаза и вызывавший приступы кашля. А за этой затуманенной огненной пустыней виднелась полуоткрытая входная дверь зала, сквозь которую врывался ледяной сквозняк и адский шум бойни. Они увидели кусок ночного неба и одну-единственную звезду, чистую и далекую. Со слезящимися от дыма глазами, стараясь не дышать, они устремились к этой звезде.
Они были почти на самом пороге, когда по балке потолка вдруг пробежало пламя и посыпались искры, от которых загорелся грубый домотканый занавес. Он служил для зашиты от холодного ветра, когда дверь запиралась на ночь. Сухая ворсистая ткань ярко вспыхнула и огромной подушкой загородила им путь. Оливье яростно отшвырнул ее и подтолкнул Ива к дверям.
— Выходи! Выходи во двор и сразу же прячься!
Если бы Ив выполнил его приказание буквально, его бы вполне могли не заметить. Но когда он вышел на свежий воздух и сразу оглох от оглушительного гама во дворе, он оглянулся, тревожась за Оливье, так как бушевавшее пламя было уже в человеческий рост. Эта задержка стоила ему и его друзьям всего, чего они уже добились. К тому времени больше половины двора было в руках Берингара, а остатки гарнизона крепости были взяты в тесное кольцо вокруг зала. Когда Ив повернулся спиной к врагам и раздумывал, не броситься ли ему назад на помощь другу, Ален Левша, которого теснили у подножия лестницы, взмахнул мечом, расчищая перед собой пространство, и отскочил назад по широкой деревянной лестнице. Они столкнулись спина к спине. Ив оглянулся и попытался убежать, но было поздно. Большая ручища схватила его за волосы, и торжествующий рев, в котором слышался вызов, заглушил даже звон оружия и треск пылающих бревен. В следующую секунду Левша прислонился спиной к косяку, не боясь нападения с тыла, и, прижав мальчика к себе, приставил ему к горлу обнаженный меч, уже окровавленный.
— Всем стоять! Опустить оружие и отступать! — зарычал Левша, темно-желтая грива которого ощетинилась и сверкала в мерцающем свете пожара. — Назад! Я говорю, еще дальше! Я хочу видеть перед собой пустое пространство. Если кто-нибудь натянет тетиву, первым умрет этот чертенок. У меня снова в руках мой пропуск! Ну, человек короля, где ты там? Чем ты заплатишь за его жизнь? Свежую лошадь, свободный выход и никакой погони — клянись, иначе я перережу ему горло и его кровь падет на твою голову!
Хью Берингар вышел вперед и стоял, не спуская глаз с Левши.
— Назад, — приказал он, не поворачивая головы. — Делайте как он говорит.
Все — и люди короля, и разбойники — дюйм за дюймом отступали, пока перед ступенями не образовалось большое пространство, покрытое истоптанным грязным снегом. Хью отходил вместе со всеми, хотя и держался впереди. Что еще он мог поделать? Голова мальчика была откинута назад и прижата к телу Левши, а сталь касалась шеи ребенка. Одно неверное движение — и он будет мертв. Несколько разбойников начали выбираться из толпы, чтобы под шумок ускользнуть к частоколу и воротам, пока все глаза прикованы к этим двоим на верхней площадке лестницы. С ними справится стража у ворот, а вот кто справится с безжалостным и отчаянным главарем разбойников? Все молча отступали перед ним.
Но нет, не все! Сквозь толпу пробиралась какая-то странная одинокая фигура, которую никто не заметил, пока она не вышла на открытое пространство. Она пошатывалась и прихрамывала, но, выйдя из толпы, направилась, не останавливаясь, прямо к лестнице. Это был высокий изнуренный человек в черной рясе, капюшон которой был откинут на плечи. Два сморщенных шрама виднелись на тонзуре. На ногах, обутых в сандалии, была кровь — он оставлял пятна на снегу, — чело, разбитое при падении о скалистую почву, тоже было окровавлено. Большие запавшие глаза на посиневшем лице неотрывно смотрели на Алена Левшу. Указующий перст обвинял его. Громкий голос странного монаха властно крикнул, обращаясь к главарю:
— Отпусти мальчика! Я пришел за ним, он мой.
Сосредоточив все внимание на Хью Берингаре. Левша до сих пор не замечал этого человека. Он резко повернулся, изумленный тем, что кто-то посмел нарушить тишину и пересечь нейтральную территорию вопреки его приказу.
Предводитель был потрясен до глубины души. На какое-то мгновение Ален Левша увидел мертвеца, приближавшегося к нему, ужасного, неуязвимого и бесстрашного, увидел, что раны, нанесенные этому монаху лично им самим, еще кровоточат, а лицо бледное, как у трупа. Левша даже забыл про заложника. Руки у него опустились, и меч тоже. В следующую секунду он осознал, что мертвецы не встают из могил, и с яростным и презрительным возгласом пришел в себя, но было уже поздно — он потерял свое преимущество. Ив выскользнул у него из рук, как угорь, и устремился вниз по ступенькам.
Мальчик бежал сломя голову, пока не уткнулся во что-то знакомое и теплое, и с закрытыми глазами, выбившись из сил, прижался к нему. Голос брата Кадфаэля произнес у него над ухом:
— Ну-ну, тише, ты теперь в безопасности. Иди сюда и помоги мне справиться с братом Элиасом, потому что теперь, когда он тебя нашел, он никуда без тебя не пойдет. Давай уведем его отсюда, ты и я, и сделаем для него все, что можем.
Ив открыл глаза, все еще дрожа и задыхаясь, и оглянулся на дверь зала.
— Там мой друг… мой друг, который мне помог!
Тут он умолк и тяжело вздохнул, со страхом и надеждой. Дело в том, что хотя Хью Берингар в ту самую секунду, когда Ив вырвался из рук Левши, устремился вперед, чтобы вступить в бой, но его опередили. Из дыма и огненной черноты на пороге появился Оливье, с мечом в руке, с закопченным лицом. Он выскочил на свободное место и, пролетев мимо Левши, ударил его мечом плашмя по щеке, давая понять о своем намерении. Темно-желтая грива взвилась, когда Левша одним прыжком очутился рядом с ним. Снова наступила мертвая тишина, нарушенная при внезапном появлении брата Элиаса, когда по толпе прошел удивленный шепот. И в этой тишине зазвенел голос, который медленно, с презрением произнес:
— А теперь ты будешь иметь дело с мужчиной!
Теперь Ива было не сдвинуть с места, пока не закончится этот поединок. Кадфаэль крепко держал его, хотя он зря беспокоился: мальчик обеими руками вцепился ему в рукав, ища поддержки, в страшном волнении. Брат Элиас, на какое-то время потеряв ориентацию, искал своего мальчика. Мучительно хромая, он наконец подошел к Иву, чтобы дотронуться, утешить и утешиться самому. Ив, ни на минуту не сводя влюбленных глаз с Оливье, оторвал одну руку от рукава Кадфаэля, чтобы так же пылко ответить на пожатие Элиаса.
Все для Ива теперь зависело от этого поединка один на один. Мальчик дрожал с головы до ног, болея за своего героя. И Кадфаэль, и Элиас почувствовали это, и оба тоже не сводили глаз с высокого, стройного, подвижного юноши, который застыл, широко расставив ноги, на верхней площадке лестницы. Несмотря на закопченное лицо и запачканную одежду молодого воина, Кадфаэль сразу узнал его.
Никто не вмешивался, даже Хью, который был облечен властью. Его люди не будут сражаться, пока не закончится этот бой. В таком вызове на поединок было что-то, запрещавшее другим вмешиваться. На первый взгляд это был неравный поединок, так как Левша был вдвое старше, мощнее и опытнее своего противника, хотя тот и превосходил его проворством и длиной выпада. Сначала Левша уверенно пошел в сокрушительную атаку, исполненный решимости сбросить молодого человека с лестницы. Однако после его многочисленных все более яростных выпадов этот мальчишка — по виду всего-навсего плохо обученный крестьянин! — не отступил ни на шаг и спокойно отбивал сокрушительные удары меча своего противника. Он стоял в непринужденной позе, тогда как Ален Левша яростно размахивал мечом, понапрасну растрачивая силы. Ив смотрел на бой широко открытыми глазами, буквально молясь на Оливье. Элиас почувствовал, как напряглась рука мальчика, которую он сжимал, и задрожал в ответ. Брат Кадфаэль смотрел на молодого человека и вспоминал, казалось бы, давно им позабытое искусство. Эту манеру сражаться на мечах породило столкновение Востока и Запада, и Оливье прекрасно владел этим искусством.
Этого фехтовальщика было не сдвинуть с места, и если он уступал дюйм, то в следующий момент завоевывал его обратно, да еще и с лихвой. Оливье постепенно оттеснял противника к краю ступенек, и тот не мог ничего с этим поделать.
Ален Левша сделал очередной выпад, вложив в удар весь свой вес. Пятка его оказалась у края обледеневшей ступеньки, а выпад был слишком неосторожным. Его потянуло вперед, он поскользнулся и потерял равновесие. Оливье прыгнул, как охотящийся леопард, и нанес раскрывшемуся противнику удар прямо в незащищенную грудь, вложив в него всю свою силу. Меч вошел так глубоко, что Оливье пришлось откинуться назад, крепко упершись ногами в землю, чтобы вытащить лезвие.
Левша начал падать, раскинув руки, пролетел три ступеньки на спине и тяжело покатился дальше. Наконец он приземлился лицом вниз у ног Хью Берингара и, окропив грязный снег кровью, испустил дух.
Глава четырнадцатая
Все было кончено, как только разбойники увидели, что их предводитель мертв. Они рассыпались во всех направлениях; некоторые побежали, пытаясь спастись, другие дрались насмерть, а у кого-то хватило здравого смысла сдаться в слабой надежде на снисхождение. Всего было взято более шестидесяти пленных, не считая мертвых разбойников. Надо было вынести добро из зала и амбаров, пока еще не все сгорело, и позаботиться о довольно приличном стаде краденых коров и овец, которых придется поить и кормить, пока их не перегонят в более подходящее место. Динан взял пленников под арест. Можно было не сомневаться, что он будет строго придерживаться закона, — ведь ему бросили вызов в его собственных владениях.
Пожар разгорался, и, когда вынесли все, что можно было спасти, пламя нарочно раздули. Замок стоял обособленно, на скале, поблизости не было деревьев, и он мог сгореть дотла, не представляя собой ни для кого опасности. За время своего короткого существования он был позорным пятном на округе, так пусть же и погибнет позорной смертью.
Самым странным было мгновенное исчезновение неизвестного героя, после того как он победил главаря разбойников. Правда, в общей суматохе этого никто не заметил. Взгляды всех были прикованы к лестнице, с которой падал Левша, а когда вышли из оцепенения и огляделись, вокруг была полная неразбериха: одни бежали, другие захватывали пленных. Поэтому неудивительно, что никто не увидел, как молодой крестьянин бесшумно растаял в ночи.
— Исчез, как тень, — посетовал Хью, — как раз когда мне хотелось познакомиться с ним поближе. И неизвестно, где его искать, в то время как его величество король — его должник, и любой человек в здравом уме не преминул бы этим воспользоваться. Ив, ты единственный, кто с ним говорил. Кто этот паладин?
Ив, который опьянел от чувства облегчения и от ощущения безопасности после пережитого ужаса, ответил так, как его научил Оливье. При этом он с невинным выражением лица смотрел на Хью.
— Это сын лесничего, приютившего Эрмину. Он привел ее в Бромфилд. Это он сказал мне, что она там. Я ведь этого не знал. Она действительно там?
— Да, она там, в безопасности. А как зовут этого сына лесничего? И что более важно, — задумчиво сказал Хью, — где он научился так фехтовать?
— Его зовут Роберт. Он сказал, что искал меня, пообещав это Эрмине, а увидев, как разбойники возвращаются сюда, пошел по их следам. Больше я о нем ничего не знаю, — решительно заявил Ив, и если он покраснел при этих словах, то в темноте было не видно.
— У нас в этих краях опасные лесничие, — сухо заметил Хью. Но больше ни о чем не стал расспрашивать мальчика.
— А теперь, — обратился к другу Кадфаэль, озабоченный своим главным делом, — не одолжишь ли ты мне четырех человек и всех этих отдохнувших лошадей? Им лучше отправиться в конюшни Бромфилда, так как здесь они остались без крыши над головой, а я смогу доставить домой этих двоих. Я оставлю тебе свой заплечный мешок с медикаментами. Мы соорудим для брата Элиаса носилки и позаимствуем одеяла и пледы, которые не сгорели, чтобы укрыть его в пути.
— Бери все, что тебе нужно, — ответил Хью. — Тут было семь лошадей, прямо из конюшни, а кроме того, горные пони, которые доставили сюда добычу, когда привели Ива. — Осмотрев лошадей и пони, Хью добавил: — В основном краденые. Я скажу Динану, чтобы он известил потерпевших, что они могут забрать свое добро в Бромфилде. Коров и овец мы пригоним в Ладлоу позже, когда тот парень из Клитона заберет своих. А ты поскорее увози брата Элиаса, если хочешь доставить его живым. Чудо, что он до сих пор еще держится.
Кадфаэль занялся делом вместе со своими помощниками, и скоро брат Элиас был завернут, как кокон, в одеяла, вынесенные из горящего зала, и колыбель для него уже висела между двумя лошадьми. Кадфаэль подумал и о том, чтобы захватить два мешка фуража, чтобы внезапное появление семи лошадей не истощило запасы Бромфилдского монастыря. Всплеск энергии, поддерживавшей Элиаса, когда он шел к своей цели, угас, как только он сделал свое дело и его мальчик оказался в безопасности. Он покорно отдал себя в их руки, полумертвый от холода, апатичный и изможденный. Брат Кадфаэль наблюдал за ним с большой тревогой. Если только не удастся снова зажечь в этом несчастном огонь, как в тот момент, когда он спасал Ива, Элиас умрет.
Кадфаэль взял Ива к себе в седло, поскольку бедняга так устал, что шел спотыкаясь и, если бы ему позволили ехать верхом, уснул бы в седле. Его завернули в теплый валлийский плед, и, как только они, замедлив скорость из-за темноты, начали спускаться по дороге, вьющейся спиралью, мальчик крепко заснул. Кадфаэль осторожно прислонил его к себе, и Ив, слегка потянувшись, уткнулся Кадфаэлю в грудь и проспал всю дорогу до Бромфилда. Добравшись до равнины, брат Кадфаэль оглянулся назад. Черная громада крутого холма была увенчана огненной короной. У Берингара и Динана уйдет остаток ночи на то, чтобы собрать всех пленников и перегнать скот в Клитон, где Джон Друэль должен отобрать своих животных, а оттуда — в Ладлоу. С ужасом было покончено, причем с меньшими жертвами, чем можно было ожидать. «Покончено на этот раз», — подумал Кадфаэль. Возможно, покончено в этом графстве, если Прескот и Хью и в будущем не выпустят из рук бразды правления. Но там, где властители страны дерутся за корону, — те, кто помельче, часто пользуются смутными временами в своих интересах, безжалостно и беззастенчиво.
И пока они поступают подобным образом, размышлял Кадфаэль, им будут приписывать все злодейства, совершенные на мили вокруг. Но даже злодеи должны отвечать только за те преступления, которые совершили. И теперь уже никогда Ален Левша не сможет выступить в свою защиту и сказать: «Это, это и это я совершил, а вот это — осквернение и убийство монахини — не моих рук дело».
Они добрались до Бромфилда во время заутрени. Миновав сторожку, маленькая кавалькада въехала в чисто выметенный двор. Этой ночью снег не выпал. Чувствовалось, что погода переменится и, возможно, днем даже будет короткая оттепель. Проснувшись, Ив зевнул, потянулся и сразу все вспомнил. В ту же секунду он стряхнул с себя сон и, выбравшись из пледа, соскочил на землю, чтобы помочь отнести брата Элиаса в постель. Люди Хью повели лошадей на конюшню. А брат Кадфаэль, взглянувший в сторону странноприимного дома, увидел, как распахнулась дверь и из нее выглянула Эрмина.
Факел над дверью ярко освещал ее лицо, на котором отразились бурные переживания, страх и надежда. Услышав стук копыт, она выскочила как была — босиком, с волосами, разметавшимися по плечам. Глаза девушки загорелись при виде Ива, деловито отвязывавшего носилки брата Элиаса, и лицо ее внезапно засияло такой ослепительной радостью и благодарностью, что Кадфаэль залюбовался. Самая мрачная тень слетела с лица девушки, как птица, и исчезла. Ведь Ив, ее младший брат, жив!
Ив — вероятно, к счастью — был так занят своим больным, одновременно и подопечным, и защитником, что не взглянул в ту сторону. А Кадфаэля ничуть не удивило, что Эрмина не кинулась навстречу брату с распростертыми объятиями, а тихонько и незаметно удалилась в странноприимный дом, закрыв за собой дверь.
Монах не стал торопить мальчика покинуть маленькую келью лазарета, куда они принесли брата Элиаса. А сам Ив не кинулся сразу же искать сестру, хотя знал — его заверили в этом, — что она ждет его здесь. Очевидно, им обоим требовалось какое-то время, чтобы подготовиться к встрече. Только когда Кадфаэль перевязал израненные обмороженные ноги Элиаса, завернул его в мягкую шерсть и обложил нагретыми камнями, протер лицо и руки, напоил вином с медом и специями и укрыл самыми теплыми одеялами, какие нашлись, он твердо взял Ива за плечо и повел в странноприимный дом.
Эрмина сидела у огня, ушивая по фигуре платье, которое ей привезли из Ладлоу, и, судя по выражению лица, это занятие не доставляло ей удовольствия. Когда вошел Ив, на плече которого лежала рука брата Кадфаэля, она отложила работу и поднялась. Возможно, ей почудилось осуждение в выпяченной нижней губе брата и его хмуром взгляде, но она, подойдя, прохладно поцеловала его в щеку и посмотрела с укоризной.
— Хорошую свинью ты всем нам подложил, — сурово сказала Эрмина. — Сбежать ночью, не сказав никому ни слова!
— И это говоришь именно ты, из-за которой заварилась вся эта каша! — высокомерно осадил ее Ив. — Я-то благополучно довел мое дело до конца. А вот вы, сударыня, сбежали ночью, не сказав никому ни слова, и вернулись не солоно хлебавши, такая же надменная, как всегда. Тебе лучше бы сбавить тон, если хочешь, чтобы с тобой разговаривали. У нас есть более срочные дела, и здесь не будут терпеть твои выходки.
— Вам нужно многое сказать друг другу, — вмешался брат Кадфаэль, намеренно не замечая этой перепалки, — и у вас для этого еще будет время. Но сейчас Иву пора в постель, потому что он провел пару таких ночей, которые вымотали бы и взрослого мужчину. Ему нужно как следует отоспаться, и как лекарь я на этом настаиваю.
Эрмина сразу же вскочила, правда, все еще хмурясь. Она приготовила мальчику постель и даже разгладила простыни своими руками. Она с удовольствием проводила бы его до кровати, хлопоча, как наседка, а потом сторожила бы его сон, как собственница, чтобы сразу накормить, как только Ив проснется. Но девушка никогда и ни за что не призналась бы, что беспокоилась и горевала о младшем брате, даже плакала, или в том, что она горько раскаивается в своем легкомысленном побеге. И так было лучше, потому что, если бы она сейчас склонила перед Ивом голову и попросила прощения, мальчик бы смутился или даже испугался.
Пожар разгорался, и, когда вынесли все, что можно было спасти, пламя нарочно раздули. Замок стоял обособленно, на скале, поблизости не было деревьев, и он мог сгореть дотла, не представляя собой ни для кого опасности. За время своего короткого существования он был позорным пятном на округе, так пусть же и погибнет позорной смертью.
Самым странным было мгновенное исчезновение неизвестного героя, после того как он победил главаря разбойников. Правда, в общей суматохе этого никто не заметил. Взгляды всех были прикованы к лестнице, с которой падал Левша, а когда вышли из оцепенения и огляделись, вокруг была полная неразбериха: одни бежали, другие захватывали пленных. Поэтому неудивительно, что никто не увидел, как молодой крестьянин бесшумно растаял в ночи.
— Исчез, как тень, — посетовал Хью, — как раз когда мне хотелось познакомиться с ним поближе. И неизвестно, где его искать, в то время как его величество король — его должник, и любой человек в здравом уме не преминул бы этим воспользоваться. Ив, ты единственный, кто с ним говорил. Кто этот паладин?
Ив, который опьянел от чувства облегчения и от ощущения безопасности после пережитого ужаса, ответил так, как его научил Оливье. При этом он с невинным выражением лица смотрел на Хью.
— Это сын лесничего, приютившего Эрмину. Он привел ее в Бромфилд. Это он сказал мне, что она там. Я ведь этого не знал. Она действительно там?
— Да, она там, в безопасности. А как зовут этого сына лесничего? И что более важно, — задумчиво сказал Хью, — где он научился так фехтовать?
— Его зовут Роберт. Он сказал, что искал меня, пообещав это Эрмине, а увидев, как разбойники возвращаются сюда, пошел по их следам. Больше я о нем ничего не знаю, — решительно заявил Ив, и если он покраснел при этих словах, то в темноте было не видно.
— У нас в этих краях опасные лесничие, — сухо заметил Хью. Но больше ни о чем не стал расспрашивать мальчика.
— А теперь, — обратился к другу Кадфаэль, озабоченный своим главным делом, — не одолжишь ли ты мне четырех человек и всех этих отдохнувших лошадей? Им лучше отправиться в конюшни Бромфилда, так как здесь они остались без крыши над головой, а я смогу доставить домой этих двоих. Я оставлю тебе свой заплечный мешок с медикаментами. Мы соорудим для брата Элиаса носилки и позаимствуем одеяла и пледы, которые не сгорели, чтобы укрыть его в пути.
— Бери все, что тебе нужно, — ответил Хью. — Тут было семь лошадей, прямо из конюшни, а кроме того, горные пони, которые доставили сюда добычу, когда привели Ива. — Осмотрев лошадей и пони, Хью добавил: — В основном краденые. Я скажу Динану, чтобы он известил потерпевших, что они могут забрать свое добро в Бромфилде. Коров и овец мы пригоним в Ладлоу позже, когда тот парень из Клитона заберет своих. А ты поскорее увози брата Элиаса, если хочешь доставить его живым. Чудо, что он до сих пор еще держится.
Кадфаэль занялся делом вместе со своими помощниками, и скоро брат Элиас был завернут, как кокон, в одеяла, вынесенные из горящего зала, и колыбель для него уже висела между двумя лошадьми. Кадфаэль подумал и о том, чтобы захватить два мешка фуража, чтобы внезапное появление семи лошадей не истощило запасы Бромфилдского монастыря. Всплеск энергии, поддерживавшей Элиаса, когда он шел к своей цели, угас, как только он сделал свое дело и его мальчик оказался в безопасности. Он покорно отдал себя в их руки, полумертвый от холода, апатичный и изможденный. Брат Кадфаэль наблюдал за ним с большой тревогой. Если только не удастся снова зажечь в этом несчастном огонь, как в тот момент, когда он спасал Ива, Элиас умрет.
Кадфаэль взял Ива к себе в седло, поскольку бедняга так устал, что шел спотыкаясь и, если бы ему позволили ехать верхом, уснул бы в седле. Его завернули в теплый валлийский плед, и, как только они, замедлив скорость из-за темноты, начали спускаться по дороге, вьющейся спиралью, мальчик крепко заснул. Кадфаэль осторожно прислонил его к себе, и Ив, слегка потянувшись, уткнулся Кадфаэлю в грудь и проспал всю дорогу до Бромфилда. Добравшись до равнины, брат Кадфаэль оглянулся назад. Черная громада крутого холма была увенчана огненной короной. У Берингара и Динана уйдет остаток ночи на то, чтобы собрать всех пленников и перегнать скот в Клитон, где Джон Друэль должен отобрать своих животных, а оттуда — в Ладлоу. С ужасом было покончено, причем с меньшими жертвами, чем можно было ожидать. «Покончено на этот раз», — подумал Кадфаэль. Возможно, покончено в этом графстве, если Прескот и Хью и в будущем не выпустят из рук бразды правления. Но там, где властители страны дерутся за корону, — те, кто помельче, часто пользуются смутными временами в своих интересах, безжалостно и беззастенчиво.
И пока они поступают подобным образом, размышлял Кадфаэль, им будут приписывать все злодейства, совершенные на мили вокруг. Но даже злодеи должны отвечать только за те преступления, которые совершили. И теперь уже никогда Ален Левша не сможет выступить в свою защиту и сказать: «Это, это и это я совершил, а вот это — осквернение и убийство монахини — не моих рук дело».
Они добрались до Бромфилда во время заутрени. Миновав сторожку, маленькая кавалькада въехала в чисто выметенный двор. Этой ночью снег не выпал. Чувствовалось, что погода переменится и, возможно, днем даже будет короткая оттепель. Проснувшись, Ив зевнул, потянулся и сразу все вспомнил. В ту же секунду он стряхнул с себя сон и, выбравшись из пледа, соскочил на землю, чтобы помочь отнести брата Элиаса в постель. Люди Хью повели лошадей на конюшню. А брат Кадфаэль, взглянувший в сторону странноприимного дома, увидел, как распахнулась дверь и из нее выглянула Эрмина.
Факел над дверью ярко освещал ее лицо, на котором отразились бурные переживания, страх и надежда. Услышав стук копыт, она выскочила как была — босиком, с волосами, разметавшимися по плечам. Глаза девушки загорелись при виде Ива, деловито отвязывавшего носилки брата Элиаса, и лицо ее внезапно засияло такой ослепительной радостью и благодарностью, что Кадфаэль залюбовался. Самая мрачная тень слетела с лица девушки, как птица, и исчезла. Ведь Ив, ее младший брат, жив!
Ив — вероятно, к счастью — был так занят своим больным, одновременно и подопечным, и защитником, что не взглянул в ту сторону. А Кадфаэля ничуть не удивило, что Эрмина не кинулась навстречу брату с распростертыми объятиями, а тихонько и незаметно удалилась в странноприимный дом, закрыв за собой дверь.
Монах не стал торопить мальчика покинуть маленькую келью лазарета, куда они принесли брата Элиаса. А сам Ив не кинулся сразу же искать сестру, хотя знал — его заверили в этом, — что она ждет его здесь. Очевидно, им обоим требовалось какое-то время, чтобы подготовиться к встрече. Только когда Кадфаэль перевязал израненные обмороженные ноги Элиаса, завернул его в мягкую шерсть и обложил нагретыми камнями, протер лицо и руки, напоил вином с медом и специями и укрыл самыми теплыми одеялами, какие нашлись, он твердо взял Ива за плечо и повел в странноприимный дом.
Эрмина сидела у огня, ушивая по фигуре платье, которое ей привезли из Ладлоу, и, судя по выражению лица, это занятие не доставляло ей удовольствия. Когда вошел Ив, на плече которого лежала рука брата Кадфаэля, она отложила работу и поднялась. Возможно, ей почудилось осуждение в выпяченной нижней губе брата и его хмуром взгляде, но она, подойдя, прохладно поцеловала его в щеку и посмотрела с укоризной.
— Хорошую свинью ты всем нам подложил, — сурово сказала Эрмина. — Сбежать ночью, не сказав никому ни слова!
— И это говоришь именно ты, из-за которой заварилась вся эта каша! — высокомерно осадил ее Ив. — Я-то благополучно довел мое дело до конца. А вот вы, сударыня, сбежали ночью, не сказав никому ни слова, и вернулись не солоно хлебавши, такая же надменная, как всегда. Тебе лучше бы сбавить тон, если хочешь, чтобы с тобой разговаривали. У нас есть более срочные дела, и здесь не будут терпеть твои выходки.
— Вам нужно многое сказать друг другу, — вмешался брат Кадфаэль, намеренно не замечая этой перепалки, — и у вас для этого еще будет время. Но сейчас Иву пора в постель, потому что он провел пару таких ночей, которые вымотали бы и взрослого мужчину. Ему нужно как следует отоспаться, и как лекарь я на этом настаиваю.
Эрмина сразу же вскочила, правда, все еще хмурясь. Она приготовила мальчику постель и даже разгладила простыни своими руками. Она с удовольствием проводила бы его до кровати, хлопоча, как наседка, а потом сторожила бы его сон, как собственница, чтобы сразу накормить, как только Ив проснется. Но девушка никогда и ни за что не призналась бы, что беспокоилась и горевала о младшем брате, даже плакала, или в том, что она горько раскаивается в своем легкомысленном побеге. И так было лучше, потому что, если бы она сейчас склонила перед Ивом голову и попросила прощения, мальчик бы смутился или даже испугался.