– Мы никогда не оставляли тебя одну, – прошептала Ана. – Мы никогда не бросали тебя, никогда не меняли тебя на нашу новую жизнь.
Эмили отвернулась. Слезы обожгли глаза, и она отчаянно заморгала, чтобы не расплакаться. Она никак не думала, что разговор обернется таким образом.
– Я буду и дальше расследовать дела, – проговорила она сквозь стиснутые зубы, стараясь, чтобы подбородок не дрожал. – Будете вы моими партнерами или нет.
– Это что касается наших замужеств. – Мередит подошла к ней. – Что же до наших попыток защитить тебя, Эмили, то я никак не думала, что ты чувствуешь себя покинутой. Или что ты…
Она осеклась, и Эмили сжала руку в кулак.
– Ты ведь собиралась сказать, что я завидую, – прошептала она, а потом повернулась и встретилась глазами с Мередит. – Но дело в том, что я не завидую.
– Если бы ты даже и завидовала, – мягко сказала Ана, осторожно обходя тему, – это было бы естественно. Ты заслуживаешь любви и счастья, как и мы с Мередит.
Эмили зажмурилась. Если бы все было так просто.
– Я не завидую любви, которую вы нашли. Я не завидую, что вы вышли замуж, а я по-прежнему одна. Мне нравится быть одной. Мне бы не хотелось, чтобы какой-то мужчина был у меня в подчинении!
Открыв глаза, Эмили поняла, что она кричит. И лжет. Лжет насчет зависти. Лжет о том, что ей хорошо в пустом доме и пустой жизни, которую она ведет за пределами своей службы на благо отечества. И лжет насчет того, что ей не нужен никакой мужчина. Существует мужчина, который ей нужен, и тоска по нему разрушительна в своей силе.
Грант.
Но Эмили не может заполучить его. У нее не может быть ни с одним мужчиной того, что нашли ее подруги и коллеги, даже если она встретит человека, который действительно полюбит ее.
– Миледи.
Она круто повернулась и увидела, что в дверях стоит Бенсон, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Кровь бросилась ей в лицо, и Эмили резко спросила:
– Что такое?
– К вам лорд Уэстфилд, миледи.
Она похолодела. Грант здесь, у нее в холле. А она кричала так, что он, конечно же, слышал ее оскорбительные для него заявления. Эмили отвернулась от слуги, от подруг и подошла к окну, чтобы успокоиться. Хотя вряд ли это было возможно.
Она поднесла ладони к щекам и почувствовала, как они горят. Пальцы дрожали, дыхание было прерывистым. Призвав на помощь всю свою выучку, Эмили постаралась замедлить бешеное сердцебиение.
Почувствовав, что снова может дышать, она сказала:
– Пусть милорд войдет.
Заложив за спину дрожащие руки, она устремила взгляд на дверь, не обращая внимания на Анастасию и Мередит. В комнату вошел Грант.
Всякий раз при виде Гранта Эмили потрясала его сила. И еще ее потрясало, что несмотря на эту силу и крупное телосложение, он сохранял изящество движений. Грант представлял собой прекрасное равновесие силы и самообладания.
В отличие от Эмили. В данный момент она пришла в ярость. И судя по озабоченному взгляду, брошенному на нее Грантом, он это понял. А из этого следовало, что он все-таки слышал ее крики. Румянец стал ярче, и Эмили страшно захотелось забиться в угол и никогда больше не смотреть Гранту в глаза.
Он перевел взгляд на Мередит и Ану, стоявших рядом, все еще бледных, все еще потрясенных услышанным. Взглянув на подруг, Эмили вздрогнула.
Она удивилась, когда по лицу Гранта скользнула тень. На нем выразилось… возмущение. Порицание. Желание защитить. Все это очень напоминало то, что она видела на лице Лукаса в ту ночь, когда ворвалась в их с Аной дом. Тогда Эмили охватила зависть к подруге. А теперь Грант, кажется, выразил все те же чувства одним резким взглядом.
– Леди Эллингтон, прошу прощения, что помешал, – тихо проговорил он, снова переводя взгляд на нее и держась спокойно и учтиво. – В вашей записке вы пригласили меня на два часа, не так ли?
Эмили судорожно втянула в себя воздух и шагнула вперед, твердо решив, что не позволит чувству унижения повлиять на свое поведение и сбить с установленного курса, на который она стала.
– Да, вы правы. Мои подруги как раз уходят. – И она бросила на женщин многозначительный взгляд.
Ана вздохнула:
– Да. Мы уже собирались уходить.
Подойдя к Эмили, она взяла ее за руки. Глаза их встретились, и Эмили передернулась, увидев в глазах подруги жалость. Меньше всего Эмили хотелось, чтобы подруги жалели ее. Потом Ана поцеловала ее в щеку.
– Ты же знаешь, я люблю тебя, как сестру.
– Я знаю, – прошептала Эмили в ответ, стараясь взять себя в руки. – Я это знаю.
Мередит подошла к ним и положила ладонь на щеку Эмили.
– Я не собиралась до такой степени тебя расстраивать, направляясь сюда. Я… я прошу прощения за все, Эм, и надеюсь, что к тому времени, когда мы с Тристаном вернемся, ты меня простишь.
Эмили кивнула, Слезы снова обожгли ее глаза.
– Конечно, я прощу. Ты знаешь, что прощу. Я никогда не могла долго сердиться на тебя, даже если ты того и заслуживала.
Мередит улыбнулась, но в улыбке ее была едва заметная грусть. Потом дамы простились с Грантом и вышли из гостиной. Тогда Грант плотно притворил за ними дверь.
Эмили понимала, что следует выразить протест. Согласно ее планам, это Эмили должна была закрыть дверь, удивив Гранта своей смелостью. Но сейчас она чувствовала что угодно, кроме смелости. Она чувствовала… разбитость. Ей хотелось утешения, хотя меньше всего Эмили могла бы просить утешения у того, кто стоял сейчас перед ней. Она не может зависеть от него или от кого-либо еще. Поскольку сейчас хочет, чтобы он понял, как деятельно и плодотворно они могут сотрудничать. Она не может вести себя как слезливая жеманница, если хочет, чтобы Грант согласился на ее предложение.
– Эмили, – тихо сказал он и шагнул к ней.
Она вздрогнула от его ласкового голоса. Этот голос пригвоздил ее к месту, и она могла только беспомощно смотреть, как он медленными шагами идет по комнате.
Как будто она – испуганный кролик, и он боится, что этот кролик может убежать от него.
Так оно и было на самом деле. Ей действительно хотелось пуститься наутек. И спрятаться, чтобы Грант не увидел, насколько она уязвима.
Но Эмили осталась на месте, он протянул к ней руку. Перчаток на его руках не было, и теплые пальцы коснулись ее щеки. Эмили отрывисто вздохнула.
– Вы огорчены.
Голос у него звучал ровно. Это было замечание, не вопрос. Но оно прозвучало невероятно ласково. Утешительно. А разве он должен утешать ее? Это же совершенно ни к чему.
Она покачала головой, и его пальцы скользнули по ее щеке. Удовольствие, которое она ощутила при этом прикосновении, было почти невыносимым.
– Мы просто… просто разошлись во мнениях, – солгала она. – Не произошло ничего такого, о чем вам стоило бы беспокоиться.
– И тем не менее я беспокоюсь.
– Благодарю вас, Грант, – прошептала она. Голос у нее дрожал, как дрожали руки и колени.
Их взгляды встретились. Эмили стало не по себе. Слишком многое в этом человеке вызывало у нее страх. Невозможно быть таким сильным и при этом таким нежным. Он мог привести ее в отчаянье и тут же притянуть к себе. С ним она теряла душевное равновесие. Теряла веру в себя.
И казалась себе более живой, чем за долгие, долгие месяцы.
Эмили отвернулась и подошла к камину. Положив на полку дрожащую руку, она попыталась хотя немного вернуть себе самообладание и достоинство. Ей нужно и то и другое, прежде чем она откроет правду и тем самым раз и навсегда изменит отношения между ними.
Она услышала, как за спиной пошевелился Грант. Он сделал к ней шаг, и Эмили напряглась, ожидая его прикосновения. Сейчас оно последует, она не сомневалась.
– Должен сказать вам, Эмили, я не знаю, что о вас думать.
Его голос звучал совсем близко, и она ощутила дыхание Гранта у себя на затылке. Его пальцы обхватили ее плечо, и она не устояла и в ответ на его осторожный призыв повернулась к Гранту лицом.
А он продолжал, и лицо у него было совершенно непроницаемое:
– Судя по всему, вы – настоящая леди, но под внешним лоском есть в вас что-то потаенное, что вы не показываете миру.
Она постаралась не выразить на лице удивления. Неужели он действительно рассмотрел все это за то короткое время, пока они следили друг за другом?
А он продолжал:
– Это что-то сильнейшим образом интригует меня и при этом вызывает тревогу, потому что никогда не знаешь, что вы сделаете. Как далеко вы способны зайти, Эмили? Как близко к черте вы способны подойти… или вы просто перепрыгнете через нее и пустите по ветру всякую предусмотрительность, даже если это принесет вам горе? Ответов я не знаю, и это меня увлекает и ужасает.
Эмили сглотнула. С каждым словом он придвигался к ней все ближе, все ближе были его сладкие сочные губы, и она не могла сопротивляться, даже если бы и хотела.
Но она не хотела сопротивляться. Она хотела его поцелуя. Ей нужно было знать, желанна она или нет… она, Эмили; желанна ли настолько, насколько была желанна незнакомка, которую она изображала два дня назад. Прежде чем открыть Гранту правду, она должна это узнать.
Его губы коснулись ее легко, как перышко, и она почувствовала страсть, которую он скрывал до сих пор. Он держал себя в руках, но желание скрыть невозможно, и оно было таким же сильным, как и в ту ночь. Радость охватила ее, Эмили сплела пальцы у него на затылке и отдалась своему желанию.
Глава 10
Эмили отвернулась. Слезы обожгли глаза, и она отчаянно заморгала, чтобы не расплакаться. Она никак не думала, что разговор обернется таким образом.
– Я буду и дальше расследовать дела, – проговорила она сквозь стиснутые зубы, стараясь, чтобы подбородок не дрожал. – Будете вы моими партнерами или нет.
– Это что касается наших замужеств. – Мередит подошла к ней. – Что же до наших попыток защитить тебя, Эмили, то я никак не думала, что ты чувствуешь себя покинутой. Или что ты…
Она осеклась, и Эмили сжала руку в кулак.
– Ты ведь собиралась сказать, что я завидую, – прошептала она, а потом повернулась и встретилась глазами с Мередит. – Но дело в том, что я не завидую.
– Если бы ты даже и завидовала, – мягко сказала Ана, осторожно обходя тему, – это было бы естественно. Ты заслуживаешь любви и счастья, как и мы с Мередит.
Эмили зажмурилась. Если бы все было так просто.
– Я не завидую любви, которую вы нашли. Я не завидую, что вы вышли замуж, а я по-прежнему одна. Мне нравится быть одной. Мне бы не хотелось, чтобы какой-то мужчина был у меня в подчинении!
Открыв глаза, Эмили поняла, что она кричит. И лжет. Лжет насчет зависти. Лжет о том, что ей хорошо в пустом доме и пустой жизни, которую она ведет за пределами своей службы на благо отечества. И лжет насчет того, что ей не нужен никакой мужчина. Существует мужчина, который ей нужен, и тоска по нему разрушительна в своей силе.
Грант.
Но Эмили не может заполучить его. У нее не может быть ни с одним мужчиной того, что нашли ее подруги и коллеги, даже если она встретит человека, который действительно полюбит ее.
– Миледи.
Она круто повернулась и увидела, что в дверях стоит Бенсон, смущенно переминаясь с ноги на ногу. Кровь бросилась ей в лицо, и Эмили резко спросила:
– Что такое?
– К вам лорд Уэстфилд, миледи.
Она похолодела. Грант здесь, у нее в холле. А она кричала так, что он, конечно же, слышал ее оскорбительные для него заявления. Эмили отвернулась от слуги, от подруг и подошла к окну, чтобы успокоиться. Хотя вряд ли это было возможно.
Она поднесла ладони к щекам и почувствовала, как они горят. Пальцы дрожали, дыхание было прерывистым. Призвав на помощь всю свою выучку, Эмили постаралась замедлить бешеное сердцебиение.
Почувствовав, что снова может дышать, она сказала:
– Пусть милорд войдет.
Заложив за спину дрожащие руки, она устремила взгляд на дверь, не обращая внимания на Анастасию и Мередит. В комнату вошел Грант.
Всякий раз при виде Гранта Эмили потрясала его сила. И еще ее потрясало, что несмотря на эту силу и крупное телосложение, он сохранял изящество движений. Грант представлял собой прекрасное равновесие силы и самообладания.
В отличие от Эмили. В данный момент она пришла в ярость. И судя по озабоченному взгляду, брошенному на нее Грантом, он это понял. А из этого следовало, что он все-таки слышал ее крики. Румянец стал ярче, и Эмили страшно захотелось забиться в угол и никогда больше не смотреть Гранту в глаза.
Он перевел взгляд на Мередит и Ану, стоявших рядом, все еще бледных, все еще потрясенных услышанным. Взглянув на подруг, Эмили вздрогнула.
Она удивилась, когда по лицу Гранта скользнула тень. На нем выразилось… возмущение. Порицание. Желание защитить. Все это очень напоминало то, что она видела на лице Лукаса в ту ночь, когда ворвалась в их с Аной дом. Тогда Эмили охватила зависть к подруге. А теперь Грант, кажется, выразил все те же чувства одним резким взглядом.
– Леди Эллингтон, прошу прощения, что помешал, – тихо проговорил он, снова переводя взгляд на нее и держась спокойно и учтиво. – В вашей записке вы пригласили меня на два часа, не так ли?
Эмили судорожно втянула в себя воздух и шагнула вперед, твердо решив, что не позволит чувству унижения повлиять на свое поведение и сбить с установленного курса, на который она стала.
– Да, вы правы. Мои подруги как раз уходят. – И она бросила на женщин многозначительный взгляд.
Ана вздохнула:
– Да. Мы уже собирались уходить.
Подойдя к Эмили, она взяла ее за руки. Глаза их встретились, и Эмили передернулась, увидев в глазах подруги жалость. Меньше всего Эмили хотелось, чтобы подруги жалели ее. Потом Ана поцеловала ее в щеку.
– Ты же знаешь, я люблю тебя, как сестру.
– Я знаю, – прошептала Эмили в ответ, стараясь взять себя в руки. – Я это знаю.
Мередит подошла к ним и положила ладонь на щеку Эмили.
– Я не собиралась до такой степени тебя расстраивать, направляясь сюда. Я… я прошу прощения за все, Эм, и надеюсь, что к тому времени, когда мы с Тристаном вернемся, ты меня простишь.
Эмили кивнула, Слезы снова обожгли ее глаза.
– Конечно, я прощу. Ты знаешь, что прощу. Я никогда не могла долго сердиться на тебя, даже если ты того и заслуживала.
Мередит улыбнулась, но в улыбке ее была едва заметная грусть. Потом дамы простились с Грантом и вышли из гостиной. Тогда Грант плотно притворил за ними дверь.
Эмили понимала, что следует выразить протест. Согласно ее планам, это Эмили должна была закрыть дверь, удивив Гранта своей смелостью. Но сейчас она чувствовала что угодно, кроме смелости. Она чувствовала… разбитость. Ей хотелось утешения, хотя меньше всего Эмили могла бы просить утешения у того, кто стоял сейчас перед ней. Она не может зависеть от него или от кого-либо еще. Поскольку сейчас хочет, чтобы он понял, как деятельно и плодотворно они могут сотрудничать. Она не может вести себя как слезливая жеманница, если хочет, чтобы Грант согласился на ее предложение.
– Эмили, – тихо сказал он и шагнул к ней.
Она вздрогнула от его ласкового голоса. Этот голос пригвоздил ее к месту, и она могла только беспомощно смотреть, как он медленными шагами идет по комнате.
Как будто она – испуганный кролик, и он боится, что этот кролик может убежать от него.
Так оно и было на самом деле. Ей действительно хотелось пуститься наутек. И спрятаться, чтобы Грант не увидел, насколько она уязвима.
Но Эмили осталась на месте, он протянул к ней руку. Перчаток на его руках не было, и теплые пальцы коснулись ее щеки. Эмили отрывисто вздохнула.
– Вы огорчены.
Голос у него звучал ровно. Это было замечание, не вопрос. Но оно прозвучало невероятно ласково. Утешительно. А разве он должен утешать ее? Это же совершенно ни к чему.
Она покачала головой, и его пальцы скользнули по ее щеке. Удовольствие, которое она ощутила при этом прикосновении, было почти невыносимым.
– Мы просто… просто разошлись во мнениях, – солгала она. – Не произошло ничего такого, о чем вам стоило бы беспокоиться.
– И тем не менее я беспокоюсь.
– Благодарю вас, Грант, – прошептала она. Голос у нее дрожал, как дрожали руки и колени.
Их взгляды встретились. Эмили стало не по себе. Слишком многое в этом человеке вызывало у нее страх. Невозможно быть таким сильным и при этом таким нежным. Он мог привести ее в отчаянье и тут же притянуть к себе. С ним она теряла душевное равновесие. Теряла веру в себя.
И казалась себе более живой, чем за долгие, долгие месяцы.
Эмили отвернулась и подошла к камину. Положив на полку дрожащую руку, она попыталась хотя немного вернуть себе самообладание и достоинство. Ей нужно и то и другое, прежде чем она откроет правду и тем самым раз и навсегда изменит отношения между ними.
Она услышала, как за спиной пошевелился Грант. Он сделал к ней шаг, и Эмили напряглась, ожидая его прикосновения. Сейчас оно последует, она не сомневалась.
– Должен сказать вам, Эмили, я не знаю, что о вас думать.
Его голос звучал совсем близко, и она ощутила дыхание Гранта у себя на затылке. Его пальцы обхватили ее плечо, и она не устояла и в ответ на его осторожный призыв повернулась к Гранту лицом.
А он продолжал, и лицо у него было совершенно непроницаемое:
– Судя по всему, вы – настоящая леди, но под внешним лоском есть в вас что-то потаенное, что вы не показываете миру.
Она постаралась не выразить на лице удивления. Неужели он действительно рассмотрел все это за то короткое время, пока они следили друг за другом?
А он продолжал:
– Это что-то сильнейшим образом интригует меня и при этом вызывает тревогу, потому что никогда не знаешь, что вы сделаете. Как далеко вы способны зайти, Эмили? Как близко к черте вы способны подойти… или вы просто перепрыгнете через нее и пустите по ветру всякую предусмотрительность, даже если это принесет вам горе? Ответов я не знаю, и это меня увлекает и ужасает.
Эмили сглотнула. С каждым словом он придвигался к ней все ближе, все ближе были его сладкие сочные губы, и она не могла сопротивляться, даже если бы и хотела.
Но она не хотела сопротивляться. Она хотела его поцелуя. Ей нужно было знать, желанна она или нет… она, Эмили; желанна ли настолько, насколько была желанна незнакомка, которую она изображала два дня назад. Прежде чем открыть Гранту правду, она должна это узнать.
Его губы коснулись ее легко, как перышко, и она почувствовала страсть, которую он скрывал до сих пор. Он держал себя в руках, но желание скрыть невозможно, и оно было таким же сильным, как и в ту ночь. Радость охватила ее, Эмили сплела пальцы у него на затылке и отдалась своему желанию.
Глава 10
Взрывное желание чуть не сбило Гранта с ног, и он обнял ее. Но когда первое потрясение прошло, появилось кое-что еще.
То же ощущение чего-то знакомого, которое появилось у него, когда он почувствовал запах Эмили на своем пальто прошлой ночью. Но теперь он определил, почему ему знаком этот запах. Этот поцелуй… это был тот же поцелуй, что и у женщины из «Синего пони».
Он удивленно откинул голову назад и внимательно посмотрел Эмили в глаза. Их затуманило желание, такое сильное, что понадобилось все самообладание, чтобы не растаять в них и не забыть о мыслях, назойливо жужжащих в голове.
Да, нужно сосредоточиться. Поцелуй… поцелуй был таким же. А глаза… разве у той, другой женщины не было таких же глаз? Трудно сказать. Ведь лицо ее окружали спутанные рыжие волосы. И еще она постоянно отводила глаза в сторону, поэтому он так и не смог заглянуть в них. И темнотой она пользовалась, как защитным покровом.
Но поцелуй… в нем сомнений не было. Ведь не было?
Возможно, нужно испытать его еще раз. Он обхватил руками подбородок Эмили и поднял ее лицо, а потом приник губами к ее губам. Губы ее раскрылись, и Грант принял то, что она предлагала, и попытался понять ее вкус. Господи, какая она сладкая. Как… как клубника.
Эмили самозабвенно целовала его, а Гранта эта мысль пронзила, точно пуля. Клубника. Тоже клубника!
Грант знал, что нужно отодвинуться, но никак не мог этого сделать. Языки их сплелись, Эмили притянула Гранта к себе, прижалась к нему, как будто он был ее единственной надеждой. Он чувствовал ее отчаяние, ее вожделение, и это возбуждало его еще больше.
Поцелуй стал еще глубже. Ее пальцы запутались у него в волосах. Но в голове у него, в той ее части, которая не утратила способность соображать, вертелись одни и те же слова: «Это та же женщина! Это та же женщина!»
Гранту хотелось, чтобы этот внутренний голос замолчал. Гранту хотелось только чувствовать, как Эмили прижимается к нему, как бедра ее касаются его бедер, разжигая страсть.
Но он не мог заставить замолчать этот голос. Слишком голос был настойчив. Как можно проверить, разные ли люди Эмили и та незнакомка? Потому что Грант должен быть совершенно уверен, прежде чем предъявит этот иск или потеряет Эмили навсегда. А на это он не может пойти. Эмили такая горячая под его руками, и от каждого его прикосновения она стонет и задыхается. Шрам. Вот что.
Когда пальцы скользнули по спине Эмили, гладя ее и прижимая к себе еще сильнее, Грант вспомнил о большом шраме, который обнаружил на боку той женщины. Если у Эмили есть такая же отметина, это поможет отмести всякие сомнения.
А если нет… ну что же, он будет ласкать ее. Теперь это было ясно. Если у нее нет шрама, он так и сделает, а о последствиях будет думать потом. Теперь же желание было важнее всего на свете. Желание и потребность обладать Эмили в самом примитивном смысле слова. Обладать так, что оба они запомнят это навсегда.
Грант оторвался от ее отчаянного поцелуя и посмотрел Эмили в глаза. Тихий жалобный стон, такой тихий, что Грант услышал бы его, не будь он так сосредоточен на своих мыслях, сорвался с ее губ.
– Я хочу… – начал Грант, но прежде чем он договорил, она схватила его за руку и положила ее себе на грудь. Грант закрыл глаза. Она знала, чего он хочет, что пылает у него внутри, как огонь, который вот-вот выйдет из-под контроля. И она дала ему разрешение на это. Она просила его коснуться. И от этого дара он не собирался отказываться.
Он увлек ее от камина к бархатному дивану, стоящему посредине комнаты, и положил Эмили на этот диван. Лег на нее, наслаждаясь ощущением ее тела, выгнувшегося ему навстречу.
И снова поцеловал, а потом его губы скользнули ниже, к изящному изгибу ее шеи. Реакция Эмили была неистовой и, как ему хотелось думать, искренней. Эмили терлась о него бедрами, вызывая все более сильное желание, она задыхалась и шептала:
– Да. Да!
Он нашарил пальцами жемчужные пуговицы на ее платье, начал расстегивать их одну за другой, и удары сердца становились, все сильнее. Господи, как он хочет прикоснуться к ней. Узнать ее вкус. Наполнить ее.
Назвать ее своей.
Он немного отодвинулся и стянул с ее плеча атласное платье. Платье спустилось до талии. Сорочка была из тонкого светлого шелка. Она обтягивала все изгибы тела, обрисовала затвердевшие соски. Он не удержался и опять обхватил ладонями груди.
– Грант, – прошептала Эмили. Он поднял глаза. Черт побери, снова она напомнила ему о подозрениях. Этот голос, этот жалобный, умоляющий голос был совсем как голос той женщины, когда она обрела освобождение. Плоть его начала пульсировать при воспоминании о ее зовущем теле. А при мысли о том, что Эмили действительно та незнакомка, стало еще хуже. Эмили способна удивлять его больше, чем кто-либо из известных ему женщин.
Он нашел лямки сорочки и спустил их с ее плеч, с грудей, пока тонкий шелк не соединился с атласом платья и Эмили не оказалась нагой от плеч до пояса. И Грант снова обхватил ладонями ее груди.
Она тихонько застонала, а он начал теребить ее соски, так что Эмили прикрыла рукой губы, чтобы заглушить стоны, становившиеся все громче.
Его руки скользнули вниз по ее гладкому животу, он зарылся пальцами в смятое платье, намереваясь убрать эту последнюю преграду между ними. И тут Грант нащупал шрам.
Мир замер. В ушах зазвенело. В глазах потемнело.
Грант не знал, радоваться ли, что он нашел ту женщину, которая не давала ему покоя, радоваться ли, что теперь можно объяснить, почему он чувствует такую связь с ней, а вспоминая о той ночи, каждый раз думает об Эмили, возмущаться или смущаться. В ту ночь, когда они ласкали друг друга, он был самим собой. А это значит, что Эмили, ложась с ним в постель, хорошо знала, кто он такой.
Но почему она не открыла себя? Почему позволила зайти так далеко, отдала ему свое тело так сладко, а потом ушла, крадучись, в ночь, унося с собой его часы?
Его часы.
Он поднял глаза и встретил ее взгляд. Впервые с тех пор, как они встретились на балу у его матери, Эмили не удалось скрыть свои чувства. На ее лице было написано желание и страх, и сознание своей вины. Ее лицо подтвердило его худшие подозрения даже больше, чем открытие ее шрама.
– Грант, – беззвучно произнесла она.
– Эмили! – рявкнул он, хватая ее за плечи и вжимая в диванные подушки. Он ощутил, как Эмили замерла под тяжестью его тела, посмотрел в ее глаза, такие яркие и синие, что в них было почти больно смотреть. – Где мои часы?
Эмили сопротивлялась, но это привело только к тому, что ее нежные соски еще сильнее стали тереться о грубую ткань его фрака, и пыл ее разгорелся еще ярче. Ее затуманенный ум хотел оставаться в этой чувственной дымке, но мечта эта уже была неосуществима.
Секрет был раскрыт… или хотя бы частично раскрыт. И раскрыт он был самым худшим способом, какой только можно себе представить. Единственным способом, который Эмили не учла.
Ведь она, конечно, не думала, что все кончится вот так – она будет лежать на спине под тяжелым и жарким телом Гранта и буквально умолять, чтобы он взял ее.
– Грант, – сказала она, заставив себя посмотреть ему в глаза. Она должна была это сделать, хотя его темные глаза выражали гнев и боль от того, что его обманули, и Эмили захотелось отпрянуть от него. – Я вам все объясню.
Он вжимал ее в подушки все сильнее, не давая пошевелиться. Она попыталась высвободиться, но тщетно. Он был очень сильный. Эмили охватил страх. Ей не нравилось, что она оказалась в ловушке.
– Прошу вас, – тихо сказала она.
Он прищурился:
– Как же вы можете что-то объяснить? Как, черт побери, вы можете объяснить все свои поступки?
Она сглотнула.
– Вы можете не верить, и вряд ли я имею право вас за это упрекнуть, но я сегодня собиралась все вам рассказать. Рассказать о том открытии, которое вы уже, конечно, сделали – что я – та женщина, которую вы спасли в «Синем пони» несколько дней тому назад. Я аплодирую вам за мастерство. Вы показали мне, что вы действительно хороший тайный агент.
Грант замер, его лицо ничего не выражало, поскольку он всячески старался скрыть то, что чувствует. А чувствует он – она в этом не сомневалась – одновременно удивление и ужас. Тайный агент, утративший свою анонимность, становится полностью уязвимым.
– Тайный агент? – повторил Грант, его грубый голос был полон надменного удивления.
– Часы вас выдали, – мягко сказала она. – Такими часами награждают всех лучших сотрудников Военного министерства. Тогда-то я и поняла, кто вы, и потому взяла их. Чтобы утвердиться в своих подозрениях. – Она снова попыталась высвободиться. – Пустите меня, Грант. Вы теперь знаете правду, а мне бежать некуда.
Грант бросил на нее оценивающий взгляд. В нем уже не было того страстного пыла, который обычно сопровождал его взгляды. Она на миг закрыла глаза, жалея об утрате этого пыла. Желая его. Она все еще чувствовала необоримое влечение к Гранту, охватившее ее до того, как он нашел ее шрам и, сложив воедино кусочки мозаики, понял, кто она такая. В действительности ее тело, карая этим мучительно пульсирующим вожделением, наказывало ее гораздо суровее, чем Грант мог себе представить.
– Я отпущу вас, – произнес он спокойно. – Но если вы сделаете хотя бы одно движение по направлению к двери, я свалю вас на пол прежде, чем вы успеете позвать на помощь, понятно?
Она кивнула, и он встал и отошел в сторону. Потом подошел к двери и запер ее, не поворачиваясь к Эмили спиной. Эмили с трудом заняла сидячее положение, натянула на плечи лямки своей сорочки, потом лиф платья, стараясь не поддаваться разочарованию.
Она в полной мере заслужила негодование, которое вызывает сейчас у Гранта. И именно такого настороженного отношения могла она ожидать от хорошего агента, обнаружившего, что его опутал сетью лжи тот, кого он, казалось, хорошо знает. Эмили это понимала, но от этого легче не становилось.
– А вдруг окажется, что повалить меня на пол труднее, чем вы думаете? – спросила она, застегивая пуговицы.
Он недоверчиво скрестил руки.
– Как это может быть?
Вот тут-то и настал подходящий момент, чтобы открыть Гранту свою тайну, но Эмили никак не могла произнести фразу, которую отрепетировала заранее. Потому что открыть тайну означает довериться, а доверия ей как раз и не хватало. Но если Эмили хочет от Гранта помощи, выбора у нее нет.
– Потому что я тоже тайный агент, Грант. Как вы думаете, откуда я узнала о том, что означает наличие у вас таких часов? Как вы думаете, почему я смогла обмануть вас в ту ночь своим переодеванием? Как вы думаете, почему такой человек, как Каллен Лири, гнался за мной? – Эмили вздрогнула. Теперь она была полностью в его власти. – Если вы отбросите свое возмущение и обдумаете все, что знаете обо мне, все, что вы обнаружили, то поймете, что я говорю правду.
Грант ничего не ответил, и Эмили не поняла, поверил он ей или нет. Она неловкими движениями пыталась хоть как-то привести в порядок спутанные локоны. Но занимаясь этим, не сводила глаз с Гранта, и на ее лице отражалось все, что она чувствует. Обычно Эмили не позволяла себе такого, но с Грантом это было необходимо. Нужно показать ему, что она не лжет.
– Я знаю, что вам поручили охранять меня, Грант.
Он шагнул к ней. Сердце у Эмили забилось, охваченное надеждой, но она постаралась не обращать на это внимания… надеждой и желанием, призналась она самой себе. Только бы он ей поверил!
– Допустим, вы правы, – сказал он наконец, оправляя на себе смятую одежду. – В вашем выводе касательно того, что я тайный агент. И допустим, что вы тоже тайный агент, как вы утверждаете. Тогда скажите, с какой стати мне могли поручить следить за вами? Или вы работаете против правительства, Эмили? Вы продаете наши секреты врагу?
Она мгновенно вскочила на ноги. Руки у нее дрожали, кровь отхлынула от лица. Обвинить ее в предательстве!
– Как вы смеете? Разумеется, я не предаю отечество. Я стала тайным агентом потому, что люблю свою страну. – Она с трудом взяла себя в руки и продолжала уже твердым голосом: – Вам поручили охранять меня по той же причине, по которой мне поручили охранять вас. Чтобы держать подальше от всяких настоящих дел, потому что нас обоих заклеймили как не способных продолжать работу.
Услышав это, Грант передернулся.
Эмили подошла к нему, но рук не протянула, хотя ей страшно хотелось прикоснуться к нему, разгладить, оставленные страданиями морщинки у рта, поцеловать его и просить не испытывать к ней ненависти… и снова вызвать в нем то желание, которое появлялось в его глазах, когда он смотрел на нее.
– Я не знаю, почему было принято такое решение относительно вас, – продолжала она. – Потому что все ваши действия, кроме нападения на Лири в ту ночь в притоне, нападения, в котором не было никакой надобности, говорит о вас как об очень хорошем агенте. Агенте, который заслужил эти часы.
Он поднял глаза:
– Это поэтому вы прятались в тени на вчерашнем балу?
Она немного успокоилась. Кажется, он начинает ей верить.
– Да. Я думала, что смогу понаблюдать за вами, посмотреть, как вы будете меня искать. Мне нужно было узнать, какой вы агент, прежде чем открыть себя. Но я никак не думала, что вы меня заметите. Ведь я была так осторожна, когда пряталась. Вы меня обнаружили, и это послужило причиной того, что я пригласила вас сегодня. Я собиралась все вам рассказать, но мы…
Она осеклась, потому что взгляд Гранта вдруг остановился на ее губах. Жаркое желание пронзило ее, и Эмили сжала кулаки, чтобы не броситься к нему, послав ко всем чертям приличия и вообще все на свете.
Он откашлялся, и этот резкий звук прорезал комнату, точно треск ружейного выстрела.
– Вы сказали, что нам поручили следить друг за другом, потому что сочли непригодными к работе. Почему вас сочли непригодной к работе?
Теперь пришла ее очередь передернуться. Эмили знала, что он спросит об этом, но сказать правду не могла. Если она хочет, чтобы он стал ее помощником, нельзя открывать ему, что смятение, которое ее порой охватывает, делает не пригодной к работе.
– Я считаю, что вполне могу работать, – сказала она, выставив подбородок и призвав на помощь остатки своей потрепанной гордости. – Но шесть месяцев назад, когда в обществе заговорили о моей серьезной болезни, никакой болезни не было, меня ранили при исполнении обязанностей.
Грант побледнел.
– Тогда-то у меня и появился тот шрам, который вы обнаружили, – продолжала Эмили, рука ее непроизвольно легла на то место, куда попала пуля. Боль еще нет-нет да и ощущалась в боку. – Я чуть не умерла. А мой начальник и подруги снова и снова твердили мне, что я с тех пор изменилась. Они считают, что я больше не могу заниматься настоящими делами. Вот почему мне поручили охранять человека, которому явно не нужна никакая охрана.
Грант молчал с таким каменным лицом, что Эмили захотелось закричать от отчаянья. Он задал ей несколько вопросов, но она так и не поняла, был ли он в ярости, расстроились ли его планы и вообще поверил ли он ей.
– Считалось, что мы будем несколько недель ходить друг за другом по Лондону, – продолжала она. – Что это будет веселая гонка, которая ничем не кончится.
Она сделала к нему еще шаг и остановилась совсем близко. Эмили чувствовала жар его тела, и ей хотелось только одного – положить голову Гранту на грудь.
– Мы оба обмануты. Пожалуйста… прошу вас, скажите, что вы мне верите, – попросила она.
Он и глазом не моргнул:
– Могу ли я получить назад свои часы?
Услышав его холодный тон, она закрыла глаза. Во второй раз за этот день Эмили едва удержалась от не свойственного ей желания заплакать, подошла к секретеру и отперла маленький ящичек, куда положила часы Гранта в ожидании их встречи. Взяв в руку холодный металлический круг, она подошла к Гранту, не сводя глаз с его лица.
Он протянул руку, показывая, что Эмили должна положить в нее часы. Но вместо того, чтобы так и сделать, она обеими руками обхватила его протянутую руку:
То же ощущение чего-то знакомого, которое появилось у него, когда он почувствовал запах Эмили на своем пальто прошлой ночью. Но теперь он определил, почему ему знаком этот запах. Этот поцелуй… это был тот же поцелуй, что и у женщины из «Синего пони».
Он удивленно откинул голову назад и внимательно посмотрел Эмили в глаза. Их затуманило желание, такое сильное, что понадобилось все самообладание, чтобы не растаять в них и не забыть о мыслях, назойливо жужжащих в голове.
Да, нужно сосредоточиться. Поцелуй… поцелуй был таким же. А глаза… разве у той, другой женщины не было таких же глаз? Трудно сказать. Ведь лицо ее окружали спутанные рыжие волосы. И еще она постоянно отводила глаза в сторону, поэтому он так и не смог заглянуть в них. И темнотой она пользовалась, как защитным покровом.
Но поцелуй… в нем сомнений не было. Ведь не было?
Возможно, нужно испытать его еще раз. Он обхватил руками подбородок Эмили и поднял ее лицо, а потом приник губами к ее губам. Губы ее раскрылись, и Грант принял то, что она предлагала, и попытался понять ее вкус. Господи, какая она сладкая. Как… как клубника.
Эмили самозабвенно целовала его, а Гранта эта мысль пронзила, точно пуля. Клубника. Тоже клубника!
Грант знал, что нужно отодвинуться, но никак не мог этого сделать. Языки их сплелись, Эмили притянула Гранта к себе, прижалась к нему, как будто он был ее единственной надеждой. Он чувствовал ее отчаяние, ее вожделение, и это возбуждало его еще больше.
Поцелуй стал еще глубже. Ее пальцы запутались у него в волосах. Но в голове у него, в той ее части, которая не утратила способность соображать, вертелись одни и те же слова: «Это та же женщина! Это та же женщина!»
Гранту хотелось, чтобы этот внутренний голос замолчал. Гранту хотелось только чувствовать, как Эмили прижимается к нему, как бедра ее касаются его бедер, разжигая страсть.
Но он не мог заставить замолчать этот голос. Слишком голос был настойчив. Как можно проверить, разные ли люди Эмили и та незнакомка? Потому что Грант должен быть совершенно уверен, прежде чем предъявит этот иск или потеряет Эмили навсегда. А на это он не может пойти. Эмили такая горячая под его руками, и от каждого его прикосновения она стонет и задыхается. Шрам. Вот что.
Когда пальцы скользнули по спине Эмили, гладя ее и прижимая к себе еще сильнее, Грант вспомнил о большом шраме, который обнаружил на боку той женщины. Если у Эмили есть такая же отметина, это поможет отмести всякие сомнения.
А если нет… ну что же, он будет ласкать ее. Теперь это было ясно. Если у нее нет шрама, он так и сделает, а о последствиях будет думать потом. Теперь же желание было важнее всего на свете. Желание и потребность обладать Эмили в самом примитивном смысле слова. Обладать так, что оба они запомнят это навсегда.
Грант оторвался от ее отчаянного поцелуя и посмотрел Эмили в глаза. Тихий жалобный стон, такой тихий, что Грант услышал бы его, не будь он так сосредоточен на своих мыслях, сорвался с ее губ.
– Я хочу… – начал Грант, но прежде чем он договорил, она схватила его за руку и положила ее себе на грудь. Грант закрыл глаза. Она знала, чего он хочет, что пылает у него внутри, как огонь, который вот-вот выйдет из-под контроля. И она дала ему разрешение на это. Она просила его коснуться. И от этого дара он не собирался отказываться.
Он увлек ее от камина к бархатному дивану, стоящему посредине комнаты, и положил Эмили на этот диван. Лег на нее, наслаждаясь ощущением ее тела, выгнувшегося ему навстречу.
И снова поцеловал, а потом его губы скользнули ниже, к изящному изгибу ее шеи. Реакция Эмили была неистовой и, как ему хотелось думать, искренней. Эмили терлась о него бедрами, вызывая все более сильное желание, она задыхалась и шептала:
– Да. Да!
Он нашарил пальцами жемчужные пуговицы на ее платье, начал расстегивать их одну за другой, и удары сердца становились, все сильнее. Господи, как он хочет прикоснуться к ней. Узнать ее вкус. Наполнить ее.
Назвать ее своей.
Он немного отодвинулся и стянул с ее плеча атласное платье. Платье спустилось до талии. Сорочка была из тонкого светлого шелка. Она обтягивала все изгибы тела, обрисовала затвердевшие соски. Он не удержался и опять обхватил ладонями груди.
– Грант, – прошептала Эмили. Он поднял глаза. Черт побери, снова она напомнила ему о подозрениях. Этот голос, этот жалобный, умоляющий голос был совсем как голос той женщины, когда она обрела освобождение. Плоть его начала пульсировать при воспоминании о ее зовущем теле. А при мысли о том, что Эмили действительно та незнакомка, стало еще хуже. Эмили способна удивлять его больше, чем кто-либо из известных ему женщин.
Он нашел лямки сорочки и спустил их с ее плеч, с грудей, пока тонкий шелк не соединился с атласом платья и Эмили не оказалась нагой от плеч до пояса. И Грант снова обхватил ладонями ее груди.
Она тихонько застонала, а он начал теребить ее соски, так что Эмили прикрыла рукой губы, чтобы заглушить стоны, становившиеся все громче.
Его руки скользнули вниз по ее гладкому животу, он зарылся пальцами в смятое платье, намереваясь убрать эту последнюю преграду между ними. И тут Грант нащупал шрам.
Мир замер. В ушах зазвенело. В глазах потемнело.
Грант не знал, радоваться ли, что он нашел ту женщину, которая не давала ему покоя, радоваться ли, что теперь можно объяснить, почему он чувствует такую связь с ней, а вспоминая о той ночи, каждый раз думает об Эмили, возмущаться или смущаться. В ту ночь, когда они ласкали друг друга, он был самим собой. А это значит, что Эмили, ложась с ним в постель, хорошо знала, кто он такой.
Но почему она не открыла себя? Почему позволила зайти так далеко, отдала ему свое тело так сладко, а потом ушла, крадучись, в ночь, унося с собой его часы?
Его часы.
Он поднял глаза и встретил ее взгляд. Впервые с тех пор, как они встретились на балу у его матери, Эмили не удалось скрыть свои чувства. На ее лице было написано желание и страх, и сознание своей вины. Ее лицо подтвердило его худшие подозрения даже больше, чем открытие ее шрама.
– Грант, – беззвучно произнесла она.
– Эмили! – рявкнул он, хватая ее за плечи и вжимая в диванные подушки. Он ощутил, как Эмили замерла под тяжестью его тела, посмотрел в ее глаза, такие яркие и синие, что в них было почти больно смотреть. – Где мои часы?
Эмили сопротивлялась, но это привело только к тому, что ее нежные соски еще сильнее стали тереться о грубую ткань его фрака, и пыл ее разгорелся еще ярче. Ее затуманенный ум хотел оставаться в этой чувственной дымке, но мечта эта уже была неосуществима.
Секрет был раскрыт… или хотя бы частично раскрыт. И раскрыт он был самым худшим способом, какой только можно себе представить. Единственным способом, который Эмили не учла.
Ведь она, конечно, не думала, что все кончится вот так – она будет лежать на спине под тяжелым и жарким телом Гранта и буквально умолять, чтобы он взял ее.
– Грант, – сказала она, заставив себя посмотреть ему в глаза. Она должна была это сделать, хотя его темные глаза выражали гнев и боль от того, что его обманули, и Эмили захотелось отпрянуть от него. – Я вам все объясню.
Он вжимал ее в подушки все сильнее, не давая пошевелиться. Она попыталась высвободиться, но тщетно. Он был очень сильный. Эмили охватил страх. Ей не нравилось, что она оказалась в ловушке.
– Прошу вас, – тихо сказала она.
Он прищурился:
– Как же вы можете что-то объяснить? Как, черт побери, вы можете объяснить все свои поступки?
Она сглотнула.
– Вы можете не верить, и вряд ли я имею право вас за это упрекнуть, но я сегодня собиралась все вам рассказать. Рассказать о том открытии, которое вы уже, конечно, сделали – что я – та женщина, которую вы спасли в «Синем пони» несколько дней тому назад. Я аплодирую вам за мастерство. Вы показали мне, что вы действительно хороший тайный агент.
Грант замер, его лицо ничего не выражало, поскольку он всячески старался скрыть то, что чувствует. А чувствует он – она в этом не сомневалась – одновременно удивление и ужас. Тайный агент, утративший свою анонимность, становится полностью уязвимым.
– Тайный агент? – повторил Грант, его грубый голос был полон надменного удивления.
– Часы вас выдали, – мягко сказала она. – Такими часами награждают всех лучших сотрудников Военного министерства. Тогда-то я и поняла, кто вы, и потому взяла их. Чтобы утвердиться в своих подозрениях. – Она снова попыталась высвободиться. – Пустите меня, Грант. Вы теперь знаете правду, а мне бежать некуда.
Грант бросил на нее оценивающий взгляд. В нем уже не было того страстного пыла, который обычно сопровождал его взгляды. Она на миг закрыла глаза, жалея об утрате этого пыла. Желая его. Она все еще чувствовала необоримое влечение к Гранту, охватившее ее до того, как он нашел ее шрам и, сложив воедино кусочки мозаики, понял, кто она такая. В действительности ее тело, карая этим мучительно пульсирующим вожделением, наказывало ее гораздо суровее, чем Грант мог себе представить.
– Я отпущу вас, – произнес он спокойно. – Но если вы сделаете хотя бы одно движение по направлению к двери, я свалю вас на пол прежде, чем вы успеете позвать на помощь, понятно?
Она кивнула, и он встал и отошел в сторону. Потом подошел к двери и запер ее, не поворачиваясь к Эмили спиной. Эмили с трудом заняла сидячее положение, натянула на плечи лямки своей сорочки, потом лиф платья, стараясь не поддаваться разочарованию.
Она в полной мере заслужила негодование, которое вызывает сейчас у Гранта. И именно такого настороженного отношения могла она ожидать от хорошего агента, обнаружившего, что его опутал сетью лжи тот, кого он, казалось, хорошо знает. Эмили это понимала, но от этого легче не становилось.
– А вдруг окажется, что повалить меня на пол труднее, чем вы думаете? – спросила она, застегивая пуговицы.
Он недоверчиво скрестил руки.
– Как это может быть?
Вот тут-то и настал подходящий момент, чтобы открыть Гранту свою тайну, но Эмили никак не могла произнести фразу, которую отрепетировала заранее. Потому что открыть тайну означает довериться, а доверия ей как раз и не хватало. Но если Эмили хочет от Гранта помощи, выбора у нее нет.
– Потому что я тоже тайный агент, Грант. Как вы думаете, откуда я узнала о том, что означает наличие у вас таких часов? Как вы думаете, почему я смогла обмануть вас в ту ночь своим переодеванием? Как вы думаете, почему такой человек, как Каллен Лири, гнался за мной? – Эмили вздрогнула. Теперь она была полностью в его власти. – Если вы отбросите свое возмущение и обдумаете все, что знаете обо мне, все, что вы обнаружили, то поймете, что я говорю правду.
Грант ничего не ответил, и Эмили не поняла, поверил он ей или нет. Она неловкими движениями пыталась хоть как-то привести в порядок спутанные локоны. Но занимаясь этим, не сводила глаз с Гранта, и на ее лице отражалось все, что она чувствует. Обычно Эмили не позволяла себе такого, но с Грантом это было необходимо. Нужно показать ему, что она не лжет.
– Я знаю, что вам поручили охранять меня, Грант.
Он шагнул к ней. Сердце у Эмили забилось, охваченное надеждой, но она постаралась не обращать на это внимания… надеждой и желанием, призналась она самой себе. Только бы он ей поверил!
– Допустим, вы правы, – сказал он наконец, оправляя на себе смятую одежду. – В вашем выводе касательно того, что я тайный агент. И допустим, что вы тоже тайный агент, как вы утверждаете. Тогда скажите, с какой стати мне могли поручить следить за вами? Или вы работаете против правительства, Эмили? Вы продаете наши секреты врагу?
Она мгновенно вскочила на ноги. Руки у нее дрожали, кровь отхлынула от лица. Обвинить ее в предательстве!
– Как вы смеете? Разумеется, я не предаю отечество. Я стала тайным агентом потому, что люблю свою страну. – Она с трудом взяла себя в руки и продолжала уже твердым голосом: – Вам поручили охранять меня по той же причине, по которой мне поручили охранять вас. Чтобы держать подальше от всяких настоящих дел, потому что нас обоих заклеймили как не способных продолжать работу.
Услышав это, Грант передернулся.
Эмили подошла к нему, но рук не протянула, хотя ей страшно хотелось прикоснуться к нему, разгладить, оставленные страданиями морщинки у рта, поцеловать его и просить не испытывать к ней ненависти… и снова вызвать в нем то желание, которое появлялось в его глазах, когда он смотрел на нее.
– Я не знаю, почему было принято такое решение относительно вас, – продолжала она. – Потому что все ваши действия, кроме нападения на Лири в ту ночь в притоне, нападения, в котором не было никакой надобности, говорит о вас как об очень хорошем агенте. Агенте, который заслужил эти часы.
Он поднял глаза:
– Это поэтому вы прятались в тени на вчерашнем балу?
Она немного успокоилась. Кажется, он начинает ей верить.
– Да. Я думала, что смогу понаблюдать за вами, посмотреть, как вы будете меня искать. Мне нужно было узнать, какой вы агент, прежде чем открыть себя. Но я никак не думала, что вы меня заметите. Ведь я была так осторожна, когда пряталась. Вы меня обнаружили, и это послужило причиной того, что я пригласила вас сегодня. Я собиралась все вам рассказать, но мы…
Она осеклась, потому что взгляд Гранта вдруг остановился на ее губах. Жаркое желание пронзило ее, и Эмили сжала кулаки, чтобы не броситься к нему, послав ко всем чертям приличия и вообще все на свете.
Он откашлялся, и этот резкий звук прорезал комнату, точно треск ружейного выстрела.
– Вы сказали, что нам поручили следить друг за другом, потому что сочли непригодными к работе. Почему вас сочли непригодной к работе?
Теперь пришла ее очередь передернуться. Эмили знала, что он спросит об этом, но сказать правду не могла. Если она хочет, чтобы он стал ее помощником, нельзя открывать ему, что смятение, которое ее порой охватывает, делает не пригодной к работе.
– Я считаю, что вполне могу работать, – сказала она, выставив подбородок и призвав на помощь остатки своей потрепанной гордости. – Но шесть месяцев назад, когда в обществе заговорили о моей серьезной болезни, никакой болезни не было, меня ранили при исполнении обязанностей.
Грант побледнел.
– Тогда-то у меня и появился тот шрам, который вы обнаружили, – продолжала Эмили, рука ее непроизвольно легла на то место, куда попала пуля. Боль еще нет-нет да и ощущалась в боку. – Я чуть не умерла. А мой начальник и подруги снова и снова твердили мне, что я с тех пор изменилась. Они считают, что я больше не могу заниматься настоящими делами. Вот почему мне поручили охранять человека, которому явно не нужна никакая охрана.
Грант молчал с таким каменным лицом, что Эмили захотелось закричать от отчаянья. Он задал ей несколько вопросов, но она так и не поняла, был ли он в ярости, расстроились ли его планы и вообще поверил ли он ей.
– Считалось, что мы будем несколько недель ходить друг за другом по Лондону, – продолжала она. – Что это будет веселая гонка, которая ничем не кончится.
Она сделала к нему еще шаг и остановилась совсем близко. Эмили чувствовала жар его тела, и ей хотелось только одного – положить голову Гранту на грудь.
– Мы оба обмануты. Пожалуйста… прошу вас, скажите, что вы мне верите, – попросила она.
Он и глазом не моргнул:
– Могу ли я получить назад свои часы?
Услышав его холодный тон, она закрыла глаза. Во второй раз за этот день Эмили едва удержалась от не свойственного ей желания заплакать, подошла к секретеру и отперла маленький ящичек, куда положила часы Гранта в ожидании их встречи. Взяв в руку холодный металлический круг, она подошла к Гранту, не сводя глаз с его лица.
Он протянул руку, показывая, что Эмили должна положить в нее часы. Но вместо того, чтобы так и сделать, она обеими руками обхватила его протянутую руку: