– Интересно, кто первый пустил ее в обмен?
– А бес его знает… До источника, по-моему, не добраться. Слишком много времени прошло. Из-за нее было столько скандалов, что, если бы ее первый хозяин пришел сюда, его бы здорово избили.
Я невольно подумал, что этот первый владелец никогда уже в клуб не придет…
Войдя в зал, я раздумывал не столько о первой «Норвегии», сколько о том, что мама и в самом деле может впутаться в неприятную историю.
– Вы не видели мою маму? – спросил я у секретаря, сидевшего вместе с директором за столом.
– Она только что приобрела у меня два новых турецких цветка, – тут же объяснил секретарь.
– А я купил у нее пятирублевую, с Калининым, – добавил довольный сделкой директор.
Так я узнал, что мама занимается филателистическими комбинациями… Она стояла у окна и вела переговоры с «симпатичной женщиной». У обеих горели граза, пылали щеки, двигались руки, перебиравшие «сокровища», звенели пинцеты.
Я нашел рядом свободный столик. Поскольку иного выхода не было, решил тут же начать продажу ниже всяких разумных цен.
Через минуту меня окружила толпа алчущих.
Я не разговаривал с людьми, внешний вид которых не сходился с описанием Посла. Худые, высокие, пожилые и молодые уходили ни с чем. Для таких служебные марки были табу. Зато я так и сиял при виде коллекционеров, внешний вид которых сходился с теми приметами, которые дали мне в сорок первом почтовом отделении, а еще раньше студент-медик и убитая вдова.
Столпотворение у моего столика длилось около часа. Дважды менялось содержимое служебного кляссера. Я собирал… все! «Животных» – когда подошедший ко мне контрагент не имел ничего иного, а нужно было продолжить беседу. Марки Красного Креста, когда подозреваемый (как выяснилось, судья) не располагал ничем другим для обмена. Я собирал «Насекомых», «Локомотивы», «Замки» и что-то еще, что нужно было мне, как дырка от бублика…
Мне приходилось продавать, если партнер не имел с собой марок, а предлагал наличные, и покупать, когда партнера не интересовали мои служебные марки, а меня интересовала не столько предлагаемая мне серия, сколько его особа.
Положительным результатом этой акции было мнение, дошедшее до меня окольным путем: обо мне говорили как о новом коллекционере и как о «своем парне»!
И тут, дождавшись своей очереди, ко мне подсел доктор Трахт.
При виде овальной физиономии я закрыл свой кляссер. Поскольку Посла-убийцы не было среди людей обычного телосложения, тем более я не обнаружу его среди худых.
– Приветствую, приветствую! До главы правительства легче дозвониться! – Трахт сказал это так, будто он звонил министрам по десять раз в сутки. – Давайте пройдем в конец зала. Там свободнее.
Я как раз собирался это сделать, так как пора было прекратить эти идиотские сделки. Я уже не мог досчитаться тысячи злотых.
Мы прошли в конец зала.
– Есть редкая оказия, – шепнул Трахт, фамильярно беря меня за плечо. – Кое-что для настоящих знатоков. Может, присядем?
Мы уселись за свободный, стоявший в стороне столик.
– Все они, – Трахт показал пальцем на толпу, – просто зелень, молокососы. А вы серьезный коллекционер, у которого кое-что есть, – польстил он мне. – Вы должны использовать эту оказию. Я помогаю в распродаже коллекции одного недавно умершего филателиста. Ну и, понятно, немного нуждаюсь в деньгах. Вы знаете, когда приобретается целиком коллекция, это обходится дешевле. Л там есть преотличные вещи. Разумеется, большинство я оставлю себе. («Да-да, я знаю, мошенник, что ты оставишь себе!») А часть, те страны, которые я не собираю («Интересно, а что ты вообще собираешь, кроме денег?»), могу уступить без всяких комиссионных.
Я смотрел на него. Лицом, телосложением, ростом он не подходил под описания Посла.
Дальше я услышал, что некая женщина (ясно, что наследница) не будет разговаривать по вопросу о коллекции ни с кем, кроме него. И если я хочу, то коллекцию можем осмотреть вместе.
– Конечно, переговоры я буду вести сам и вы не должны спрашивать о цене. В, ваших же собственных интересах. Ввиду возможной недобросовестной конкуренции третьих лиц…
– Гм, – задумался я. – Видите ли, сделки, которые я здесь провожу, – это скорее для спорта. В последнее время меня привлекают марки «За лот». А что в этой коллекции из… – я прикусил язык, едва не упомянув Западный район, – что в ней есть?
Трахт вытащил листок, исписанный рукой убитой вдовы, и, открыв каталог, начал перечислять:
– Все швейцарские серии «Pro juventute», негашеные. Четыре немецких блока «Nothilfe» и «Ostropa». Польские марки, выпущенные во время Варшавского восстания, на конвертах. Из Соединенных Штатов – марки всех долларовых номиналов…
Он буквально захлебывался от высоких номиналов иностранных марок, сомнений быть не могло – наследница собирается начать распродажу.
– Жаль, что у вас нет первой «Польши». Как я уже сказал, сейчас меня интересуют номерные штемпеля на марках «За лот».
– Да, но то, что я предлагаю, – он снова показал большим пальцем в зал, – это больше, чем если сложить коллекции этих горе-филателистов в одну кучу. Вместе с альбомами председателя клуба.
– Если бы там была первая «Польша»… – настаивал я. – Серьезный коллекционер может вложить в коллекцию «За лот» двадцать или тридцать тысяч злотых. На таких марках никогда не потеряешь. Цены на них все время растут…
– Да, вы твердый орешек, – вздохнул Трахт, не реагируя на приманку.
У него был вид человека, обманутого в своих ожиданиях. Со мной у него явно не получалось. Его красочные описания, как мы можем «сделать состояние», разбивались о стену моего равнодушия. И было очевидно, что повторяемое мной упорно «10 копеек за лот» тоже его совершенно не трогало. Среди названных им марок не было ни одной из тех, что украли в Западном районе. Значит, он всего-навсего охотился за наследством!
Я вытащил первую «Норвегию». Впрочем, во время моих сумасшедших сделок я оперировал этой маркой так, что все должны были заметить: она в моих руках. Трахт не проявил к ней интереса, так же как и другие.
– К сожалению, эта «Норвегия» не котируется, – отрезал он, скривившись.
Хотя разговор наш приближался к концу, я постарался оставить калитку для дальнейших контактов открытой. Я сделал вид, что колеблюсь, как будто продумываю его эффектное предложение. Он должен это заметить.
– И все же… я еще позвоню вам, – сказал он.
– Как хотите…
Я встал, и мы разошлись.
От всего этого у меня разболелась голова. Я разыскал маму и пригласил ее в кафе на мороженое…
Скука воскресного послеполудня, несмотря на перемирие, проходила для нас обоих под знаком обиды.
Я вовсе не был в восхищении от мытья тарелок, доставшегося мне в удел. Кухонный фартук был мне чересчур короток, и я забрызгал брюки и ботинки.
Дорогая мама, отключившись от домашних забот и хлопот, занялась, конечно, марками.
– «Норвегию», поскольку мы потеряли первую марку, – размышляла она вслух, говоря о себе во множественном числе, – собирать не будем. Но Швеция тоже приятная страна. Посмотрим в каталог. Так, Швеция выпустила пятьсот три марки, а комплект «Норвегии»… – слышал я шелест страниц – …комплект «Норвегии» состоит из пятисот шестидесяти восьми штук…
Насвистывая мелодию из оперетты, я. делал вид, что все обстоит прекрасно.
Закончив подметать кухню, я полил цветы, которые уже выпали из круга маминых интересов.
Она совсем потеряла голову. А ведь это только начало. «Что же будет дальше? Что-то необходимо предпринять, каким-то образом защитить домашний очаг…» – думал я, усаживаясь наконец в кресло, чтобы выкурить сигарету. Фарфоровые статуэтки на полке были покрыты слоем пыли, мысль о том, что, кроме мытья посуды, придется заниматься еще и уборкой, а в дальнейшем, возможно, стиркой и глаженьем, была невыносима.
Я решил выйти подышать свежим воздухом.
– Идешь прогуляться? – донеслось до меня из соседней комнаты.
– Да.
– Вот и хорошо. Это тебе полезно. Только советую почистить ботинки. В следующий раз, когда будешь мыть посуду, надевай домашние туфли!
«Не только мне, но и тебе было бы полезно оторваться от марок», – подумал я выходя.
Заметив телефон-автомат, я решил предложить НД совместную прогулку. У него была машина, и мы бы могли выехать за город.
Но его дома не было. Несмотря на воскресенье, он торчал в лаборатории.
– А, это ты, Глеб? – Он не дал мне слова сказать. – Я только что разговаривал по телефону с Западным районом! Хорошо, что ты позвонил! Наследница сидит в кафе «Заря» и поглощает мороженое. Она там. с каким-то типом. А этот тип может всыпать в мороженое яд, как вдове…
– Слушай, болтун… – прервал я его, пораженный неожиданным известием. – Нужно немедленно ехать туда!
– Думаешь, мне очень хочется? В воскресенье?…
– Перестань дурить, Юлек! Бери машину и немедленно приезжай за мной, – начал я горячиться. – Я иду от Рыночной площади к центру!
– Идешь, значит? Ну… ладно, – сказал он нерешительно. – Жди зеленую «варшаву»…
Он еще что-то говорил, но, чтобы не терять времени, я бросил трубку. Ведь не исключалось, что вдову отравили в кафе, что убийца подсыпал ей яд замедленного действия!
Вскоре рядом со мной резко затормозила зеленая «варшава».
– Садись! – крикнул НД.
Он сидел за рулем машины и улыбался.
– Ничего подобного еще не бывало, Глеб. Баба, если останется жива, запомнит это до конца жизни!
– Что запомнит? – Я вскочил в машину.
Не было времени размышлять над происшедшей с ним внезапной переменой. К ужасу шофера, сидевшего сзади, НД с места развил скорость сто километров.
– Олесь ждет ее у стола!
– Почему у стола?
– А где же он должен ждать? В трамвае? Ну и вопросы ты задаешь! За нами едет «скорая помощь». Бабе нужно прополоскать желудок!
Значит, он говорил об операционном столе… Все проходило в головокружительном темпе. Я не успевал следить за ходом событий.
Мы остановились на площади Коммуны.
– Теперь, – говорил НД, идя первым в сторону кафе «Заря», – бабу на носилки, в санитарную машину и мигом к Олесю. А. этого типа надо немедленно взять!
Мы прибыли как раз вовремя. Взглянув через большое зеркальное окно, я увидел, как они встают из-за столика. Наследница и… Трахт!
НД вошел в кафе и запретил официантке убирать со стола посуду. Я отскочил за пивной киоск.
Трахт на улице весьма галантно прощался с наследницей. Разошлись в разные стороны. Санитарная машина двинулась вправо, за наследницей. В ста метрах слева оперативник и шофер усаживали ошеломленного Трахта в служебную зеленую «варшаву».
Вся операция была проделана без шума.
Теперь мы с НД могли догнать шлепавшую не спеша наследницу. Под мышкой НД нес картонную коробку с чашками из «Зари».
– Они съели по две порции мороженого, выпили фруктового соку и по чашке кофе. В залог я оставил официантке свои часы. Чтобы не тратить времени. Если она их испортит, ты мне заплатишь, – сказал посмеиваясь НД.
– Заплачу! – отрезал я.
Санитарная машина, обогнав наследницу, встала на Углу, в пятнадцати метрах от виллы.
Наследница шла не спеша, посматривая на облака, на цветы. Радовалась жизни и не подозревала, что ее ждет.
Мы обогнали ее и преградили ей путь.
– А-а, это вы… – Она вздрогнула от неожиданности.
– Да… Вы, должен вас огорчить, отравлены, – объяснял НД, а один из санитаров насильно вливал в нее бутылку молока. – Прошу вас, глотайте и не сопротивляйтесь. Ваша жизнь в опасности!
У нее глаза полезли на лоб; теряя сознание, она упала на руки второго санитара.
Тотчас появились носилки. Собрав последние силы, наследница улеглась на них. Через секунду носилки были в машине.
НД протянул санитарам картонную коробку из «Зари».
– Это немедленно передайте доктору Кригеру! – распорядился он и принялся разгонять собравшуюся детвору.
Санитарная машина помчалась к площади Коммуны.
Мы с НД направились в комиссариат Западного района.
– Уф, – вздохнул НД. – Вот у нас и первые, сомнительной ценности успехи.
– Почему сомнительной? – спросил я, вытирая пот со лба.
– Вдруг ее отравили и Олесь не сможет ее спасти… Приятного было мало.
Дежурный сержант доложил, что Трахт сидит в одиночной камере. Осмотр его одежды произвел сам комендант комиссариата.
– Вот ключи от камеры. А завтра утром прошу дать ордер на арест. Ничего подозрительного не обнаружено. То, что человек угостил женщину мороженым, еще не свидетельствует о каком-то преступлении, Глеб!
Я промолчал и обратился к НД:
– Узнай у Трахта, зачем он встретился с наследницей. А я позвоню Олесю.
Я протянул ему ключи от камеры. Позванивая ими, НД пошел по коридору.
У Трахта при себе была значительная сумма денег, перочинный нож и бумажник, где находился список предложенных мне марок известной нам коллекции. Никаких отягчающих улик обнаружено не было.
Из документов явствовало, что жил он под Варшавой. На всякий случай я записал его адрес.
Затем я позвонил доктору Кригеру.
– Наследница сопротивлялась, пришлось на нее надеть смирительную рубашку, – объяснил доктор. – Потом я промыл ей желудок. Следов яда нет. О ней не беспокойтесь, капитан. На всякий случай подержу ее до утра. Посуда, как сообщили из лаборатории, чистая. Холостой выстрел! За испорченное воскресенье от обещанного ужина вам не отвертеться…
– Уговор дороже денег, доктор! И дамы будут! – ответил я.
– Если ночью что-нибудь случится, я разбужу НД. – И доктор повесил трубку.
Итак, оказывалось, что Трахт не только не был убийцей, но и вообще не имел с Послом ничего общего!
Звонить в лабораторию НД нужды не было. Но я был обязан поставить полковника в известность о том, что произошло.
– Папы нет дома, – услышал я по телефону детский голосок. – Как только он увидел, что небо покрылось тучами…
– …сразу же отправился на рыбалку, – пробормотал я себе под нос.
– …то пошел на Вислу ловить рыбу. А если он вам нужен по важному делу, то вы его найдете возле второго моста, только не надо ему мешать, потому что, когда папа ловит рыбу, он очень сердитый!..
– Что говорит Олесь? – спросил с порога, звеня ключами, НД.
– Что? Ничего. У страха глаза велики. А Трахт?
– У него заплетается язык, видно, он здорово испуган. О первом убийстве он прочитал в газетах. Написал вдове письмо. Вдова послала ему список марок. Говорит, что сегодня позвонил ей. Он, если не обманывает, убежден, что встретился в кафе с вдовой.
– Долго вы будете его держать? – спросил комендант.
– Сорок восемь часов. Столько, сколько можно. Надо на всякий случай осмотреть его квартиру. Возможно, добудем хоть какие-то улики… – ответил я.
– А эта… очередная наследница… Красная Шапочка будет беспокоиться о ней, – заметил комендант.
– Ты в милицейской форме. Тебе она поверит, – сказал НД. – Пойди туда и скажи: «Боялись, что тетка отравлена, ее промывают». В квартире есть телефон, и Красная Шапочка может сама позвонить в больницу.
Так закончился эпизод с предполагаемым отравлением наследницы. Но у нас на шее был Трахт. Меня он пока еще не видел и лучше, если не увидит, потому что, выйдя на свободу, он может заговорить обо мне с наследницей. Это значило бы, что я раскрыт, и не только в среде коллекционеров. А это мне совсем, совсем не улыбалось…
Около одиннадцати часов вечера, прощаясь с НД, я не удержался и сказал:
– Кажется, это тоже была не моя идея?
– Что? Арест Трахта? Ты меня будешь убеждать, что это я дрожал за жизнь наследницы? Ты говорил но телефону таким голосом, будто с тебя сдирали кожу.
– Но ты придумал номер с санитарной машиной. Ты придумал, чтобы наследнице сделали промывание.
– Ну, если бы всех ждали такие огорчения, – сладко зевнул НД.
Наверно, никогда я не чувствовал себя таким беспомощным, как в деле расследования убийства в Западном районе.
Глава 15
– А бес его знает… До источника, по-моему, не добраться. Слишком много времени прошло. Из-за нее было столько скандалов, что, если бы ее первый хозяин пришел сюда, его бы здорово избили.
Я невольно подумал, что этот первый владелец никогда уже в клуб не придет…
Войдя в зал, я раздумывал не столько о первой «Норвегии», сколько о том, что мама и в самом деле может впутаться в неприятную историю.
– Вы не видели мою маму? – спросил я у секретаря, сидевшего вместе с директором за столом.
– Она только что приобрела у меня два новых турецких цветка, – тут же объяснил секретарь.
– А я купил у нее пятирублевую, с Калининым, – добавил довольный сделкой директор.
Так я узнал, что мама занимается филателистическими комбинациями… Она стояла у окна и вела переговоры с «симпатичной женщиной». У обеих горели граза, пылали щеки, двигались руки, перебиравшие «сокровища», звенели пинцеты.
Я нашел рядом свободный столик. Поскольку иного выхода не было, решил тут же начать продажу ниже всяких разумных цен.
Через минуту меня окружила толпа алчущих.
Я не разговаривал с людьми, внешний вид которых не сходился с описанием Посла. Худые, высокие, пожилые и молодые уходили ни с чем. Для таких служебные марки были табу. Зато я так и сиял при виде коллекционеров, внешний вид которых сходился с теми приметами, которые дали мне в сорок первом почтовом отделении, а еще раньше студент-медик и убитая вдова.
Столпотворение у моего столика длилось около часа. Дважды менялось содержимое служебного кляссера. Я собирал… все! «Животных» – когда подошедший ко мне контрагент не имел ничего иного, а нужно было продолжить беседу. Марки Красного Креста, когда подозреваемый (как выяснилось, судья) не располагал ничем другим для обмена. Я собирал «Насекомых», «Локомотивы», «Замки» и что-то еще, что нужно было мне, как дырка от бублика…
Мне приходилось продавать, если партнер не имел с собой марок, а предлагал наличные, и покупать, когда партнера не интересовали мои служебные марки, а меня интересовала не столько предлагаемая мне серия, сколько его особа.
Положительным результатом этой акции было мнение, дошедшее до меня окольным путем: обо мне говорили как о новом коллекционере и как о «своем парне»!
И тут, дождавшись своей очереди, ко мне подсел доктор Трахт.
При виде овальной физиономии я закрыл свой кляссер. Поскольку Посла-убийцы не было среди людей обычного телосложения, тем более я не обнаружу его среди худых.
– Приветствую, приветствую! До главы правительства легче дозвониться! – Трахт сказал это так, будто он звонил министрам по десять раз в сутки. – Давайте пройдем в конец зала. Там свободнее.
Я как раз собирался это сделать, так как пора было прекратить эти идиотские сделки. Я уже не мог досчитаться тысячи злотых.
Мы прошли в конец зала.
– Есть редкая оказия, – шепнул Трахт, фамильярно беря меня за плечо. – Кое-что для настоящих знатоков. Может, присядем?
Мы уселись за свободный, стоявший в стороне столик.
– Все они, – Трахт показал пальцем на толпу, – просто зелень, молокососы. А вы серьезный коллекционер, у которого кое-что есть, – польстил он мне. – Вы должны использовать эту оказию. Я помогаю в распродаже коллекции одного недавно умершего филателиста. Ну и, понятно, немного нуждаюсь в деньгах. Вы знаете, когда приобретается целиком коллекция, это обходится дешевле. Л там есть преотличные вещи. Разумеется, большинство я оставлю себе. («Да-да, я знаю, мошенник, что ты оставишь себе!») А часть, те страны, которые я не собираю («Интересно, а что ты вообще собираешь, кроме денег?»), могу уступить без всяких комиссионных.
Я смотрел на него. Лицом, телосложением, ростом он не подходил под описания Посла.
Дальше я услышал, что некая женщина (ясно, что наследница) не будет разговаривать по вопросу о коллекции ни с кем, кроме него. И если я хочу, то коллекцию можем осмотреть вместе.
– Конечно, переговоры я буду вести сам и вы не должны спрашивать о цене. В, ваших же собственных интересах. Ввиду возможной недобросовестной конкуренции третьих лиц…
– Гм, – задумался я. – Видите ли, сделки, которые я здесь провожу, – это скорее для спорта. В последнее время меня привлекают марки «За лот». А что в этой коллекции из… – я прикусил язык, едва не упомянув Западный район, – что в ней есть?
Трахт вытащил листок, исписанный рукой убитой вдовы, и, открыв каталог, начал перечислять:
– Все швейцарские серии «Pro juventute», негашеные. Четыре немецких блока «Nothilfe» и «Ostropa». Польские марки, выпущенные во время Варшавского восстания, на конвертах. Из Соединенных Штатов – марки всех долларовых номиналов…
Он буквально захлебывался от высоких номиналов иностранных марок, сомнений быть не могло – наследница собирается начать распродажу.
– Жаль, что у вас нет первой «Польши». Как я уже сказал, сейчас меня интересуют номерные штемпеля на марках «За лот».
– Да, но то, что я предлагаю, – он снова показал большим пальцем в зал, – это больше, чем если сложить коллекции этих горе-филателистов в одну кучу. Вместе с альбомами председателя клуба.
– Если бы там была первая «Польша»… – настаивал я. – Серьезный коллекционер может вложить в коллекцию «За лот» двадцать или тридцать тысяч злотых. На таких марках никогда не потеряешь. Цены на них все время растут…
– Да, вы твердый орешек, – вздохнул Трахт, не реагируя на приманку.
У него был вид человека, обманутого в своих ожиданиях. Со мной у него явно не получалось. Его красочные описания, как мы можем «сделать состояние», разбивались о стену моего равнодушия. И было очевидно, что повторяемое мной упорно «10 копеек за лот» тоже его совершенно не трогало. Среди названных им марок не было ни одной из тех, что украли в Западном районе. Значит, он всего-навсего охотился за наследством!
Я вытащил первую «Норвегию». Впрочем, во время моих сумасшедших сделок я оперировал этой маркой так, что все должны были заметить: она в моих руках. Трахт не проявил к ней интереса, так же как и другие.
– К сожалению, эта «Норвегия» не котируется, – отрезал он, скривившись.
Хотя разговор наш приближался к концу, я постарался оставить калитку для дальнейших контактов открытой. Я сделал вид, что колеблюсь, как будто продумываю его эффектное предложение. Он должен это заметить.
– И все же… я еще позвоню вам, – сказал он.
– Как хотите…
Я встал, и мы разошлись.
От всего этого у меня разболелась голова. Я разыскал маму и пригласил ее в кафе на мороженое…
Скука воскресного послеполудня, несмотря на перемирие, проходила для нас обоих под знаком обиды.
Я вовсе не был в восхищении от мытья тарелок, доставшегося мне в удел. Кухонный фартук был мне чересчур короток, и я забрызгал брюки и ботинки.
Дорогая мама, отключившись от домашних забот и хлопот, занялась, конечно, марками.
– «Норвегию», поскольку мы потеряли первую марку, – размышляла она вслух, говоря о себе во множественном числе, – собирать не будем. Но Швеция тоже приятная страна. Посмотрим в каталог. Так, Швеция выпустила пятьсот три марки, а комплект «Норвегии»… – слышал я шелест страниц – …комплект «Норвегии» состоит из пятисот шестидесяти восьми штук…
Насвистывая мелодию из оперетты, я. делал вид, что все обстоит прекрасно.
Закончив подметать кухню, я полил цветы, которые уже выпали из круга маминых интересов.
Она совсем потеряла голову. А ведь это только начало. «Что же будет дальше? Что-то необходимо предпринять, каким-то образом защитить домашний очаг…» – думал я, усаживаясь наконец в кресло, чтобы выкурить сигарету. Фарфоровые статуэтки на полке были покрыты слоем пыли, мысль о том, что, кроме мытья посуды, придется заниматься еще и уборкой, а в дальнейшем, возможно, стиркой и глаженьем, была невыносима.
Я решил выйти подышать свежим воздухом.
– Идешь прогуляться? – донеслось до меня из соседней комнаты.
– Да.
– Вот и хорошо. Это тебе полезно. Только советую почистить ботинки. В следующий раз, когда будешь мыть посуду, надевай домашние туфли!
«Не только мне, но и тебе было бы полезно оторваться от марок», – подумал я выходя.
Заметив телефон-автомат, я решил предложить НД совместную прогулку. У него была машина, и мы бы могли выехать за город.
Но его дома не было. Несмотря на воскресенье, он торчал в лаборатории.
– А, это ты, Глеб? – Он не дал мне слова сказать. – Я только что разговаривал по телефону с Западным районом! Хорошо, что ты позвонил! Наследница сидит в кафе «Заря» и поглощает мороженое. Она там. с каким-то типом. А этот тип может всыпать в мороженое яд, как вдове…
– Слушай, болтун… – прервал я его, пораженный неожиданным известием. – Нужно немедленно ехать туда!
– Думаешь, мне очень хочется? В воскресенье?…
– Перестань дурить, Юлек! Бери машину и немедленно приезжай за мной, – начал я горячиться. – Я иду от Рыночной площади к центру!
– Идешь, значит? Ну… ладно, – сказал он нерешительно. – Жди зеленую «варшаву»…
Он еще что-то говорил, но, чтобы не терять времени, я бросил трубку. Ведь не исключалось, что вдову отравили в кафе, что убийца подсыпал ей яд замедленного действия!
Вскоре рядом со мной резко затормозила зеленая «варшава».
– Садись! – крикнул НД.
Он сидел за рулем машины и улыбался.
– Ничего подобного еще не бывало, Глеб. Баба, если останется жива, запомнит это до конца жизни!
– Что запомнит? – Я вскочил в машину.
Не было времени размышлять над происшедшей с ним внезапной переменой. К ужасу шофера, сидевшего сзади, НД с места развил скорость сто километров.
– Олесь ждет ее у стола!
– Почему у стола?
– А где же он должен ждать? В трамвае? Ну и вопросы ты задаешь! За нами едет «скорая помощь». Бабе нужно прополоскать желудок!
Значит, он говорил об операционном столе… Все проходило в головокружительном темпе. Я не успевал следить за ходом событий.
Мы остановились на площади Коммуны.
– Теперь, – говорил НД, идя первым в сторону кафе «Заря», – бабу на носилки, в санитарную машину и мигом к Олесю. А. этого типа надо немедленно взять!
Мы прибыли как раз вовремя. Взглянув через большое зеркальное окно, я увидел, как они встают из-за столика. Наследница и… Трахт!
НД вошел в кафе и запретил официантке убирать со стола посуду. Я отскочил за пивной киоск.
Трахт на улице весьма галантно прощался с наследницей. Разошлись в разные стороны. Санитарная машина двинулась вправо, за наследницей. В ста метрах слева оперативник и шофер усаживали ошеломленного Трахта в служебную зеленую «варшаву».
Вся операция была проделана без шума.
Теперь мы с НД могли догнать шлепавшую не спеша наследницу. Под мышкой НД нес картонную коробку с чашками из «Зари».
– Они съели по две порции мороженого, выпили фруктового соку и по чашке кофе. В залог я оставил официантке свои часы. Чтобы не тратить времени. Если она их испортит, ты мне заплатишь, – сказал посмеиваясь НД.
– Заплачу! – отрезал я.
Санитарная машина, обогнав наследницу, встала на Углу, в пятнадцати метрах от виллы.
Наследница шла не спеша, посматривая на облака, на цветы. Радовалась жизни и не подозревала, что ее ждет.
Мы обогнали ее и преградили ей путь.
– А-а, это вы… – Она вздрогнула от неожиданности.
– Да… Вы, должен вас огорчить, отравлены, – объяснял НД, а один из санитаров насильно вливал в нее бутылку молока. – Прошу вас, глотайте и не сопротивляйтесь. Ваша жизнь в опасности!
У нее глаза полезли на лоб; теряя сознание, она упала на руки второго санитара.
Тотчас появились носилки. Собрав последние силы, наследница улеглась на них. Через секунду носилки были в машине.
НД протянул санитарам картонную коробку из «Зари».
– Это немедленно передайте доктору Кригеру! – распорядился он и принялся разгонять собравшуюся детвору.
Санитарная машина помчалась к площади Коммуны.
Мы с НД направились в комиссариат Западного района.
– Уф, – вздохнул НД. – Вот у нас и первые, сомнительной ценности успехи.
– Почему сомнительной? – спросил я, вытирая пот со лба.
– Вдруг ее отравили и Олесь не сможет ее спасти… Приятного было мало.
Дежурный сержант доложил, что Трахт сидит в одиночной камере. Осмотр его одежды произвел сам комендант комиссариата.
– Вот ключи от камеры. А завтра утром прошу дать ордер на арест. Ничего подозрительного не обнаружено. То, что человек угостил женщину мороженым, еще не свидетельствует о каком-то преступлении, Глеб!
Я промолчал и обратился к НД:
– Узнай у Трахта, зачем он встретился с наследницей. А я позвоню Олесю.
Я протянул ему ключи от камеры. Позванивая ими, НД пошел по коридору.
У Трахта при себе была значительная сумма денег, перочинный нож и бумажник, где находился список предложенных мне марок известной нам коллекции. Никаких отягчающих улик обнаружено не было.
Из документов явствовало, что жил он под Варшавой. На всякий случай я записал его адрес.
Затем я позвонил доктору Кригеру.
– Наследница сопротивлялась, пришлось на нее надеть смирительную рубашку, – объяснил доктор. – Потом я промыл ей желудок. Следов яда нет. О ней не беспокойтесь, капитан. На всякий случай подержу ее до утра. Посуда, как сообщили из лаборатории, чистая. Холостой выстрел! За испорченное воскресенье от обещанного ужина вам не отвертеться…
– Уговор дороже денег, доктор! И дамы будут! – ответил я.
– Если ночью что-нибудь случится, я разбужу НД. – И доктор повесил трубку.
Итак, оказывалось, что Трахт не только не был убийцей, но и вообще не имел с Послом ничего общего!
Звонить в лабораторию НД нужды не было. Но я был обязан поставить полковника в известность о том, что произошло.
– Папы нет дома, – услышал я по телефону детский голосок. – Как только он увидел, что небо покрылось тучами…
– …сразу же отправился на рыбалку, – пробормотал я себе под нос.
– …то пошел на Вислу ловить рыбу. А если он вам нужен по важному делу, то вы его найдете возле второго моста, только не надо ему мешать, потому что, когда папа ловит рыбу, он очень сердитый!..
– Что говорит Олесь? – спросил с порога, звеня ключами, НД.
– Что? Ничего. У страха глаза велики. А Трахт?
– У него заплетается язык, видно, он здорово испуган. О первом убийстве он прочитал в газетах. Написал вдове письмо. Вдова послала ему список марок. Говорит, что сегодня позвонил ей. Он, если не обманывает, убежден, что встретился в кафе с вдовой.
– Долго вы будете его держать? – спросил комендант.
– Сорок восемь часов. Столько, сколько можно. Надо на всякий случай осмотреть его квартиру. Возможно, добудем хоть какие-то улики… – ответил я.
– А эта… очередная наследница… Красная Шапочка будет беспокоиться о ней, – заметил комендант.
– Ты в милицейской форме. Тебе она поверит, – сказал НД. – Пойди туда и скажи: «Боялись, что тетка отравлена, ее промывают». В квартире есть телефон, и Красная Шапочка может сама позвонить в больницу.
Так закончился эпизод с предполагаемым отравлением наследницы. Но у нас на шее был Трахт. Меня он пока еще не видел и лучше, если не увидит, потому что, выйдя на свободу, он может заговорить обо мне с наследницей. Это значило бы, что я раскрыт, и не только в среде коллекционеров. А это мне совсем, совсем не улыбалось…
Около одиннадцати часов вечера, прощаясь с НД, я не удержался и сказал:
– Кажется, это тоже была не моя идея?
– Что? Арест Трахта? Ты меня будешь убеждать, что это я дрожал за жизнь наследницы? Ты говорил но телефону таким голосом, будто с тебя сдирали кожу.
– Но ты придумал номер с санитарной машиной. Ты придумал, чтобы наследнице сделали промывание.
– Ну, если бы всех ждали такие огорчения, – сладко зевнул НД.
Наверно, никогда я не чувствовал себя таким беспомощным, как в деле расследования убийства в Западном районе.
Глава 15
Следующий день начался у меня с проверки состояния здоровья наследницы.
Несмотря на раннюю пору, доктор Кригер был уже в больнице.
– Наследница только что уехала со своей племянницей, – сообщил мне доктор. – Мы не обнаружили ничего, что говорило бы о попытке отравления. Что касается ее здоровья, то я пожелал бы вам, капитан, такого же…
Здесь мне делать было нечего.
Пожалуй, следовало глубже вникнуть в дело Трахта, который находился под арестом и против которого у нас не было улик.
Из больницы я поехал к НД в лабораторию. Ситуация сложилась весьма незавидная, и он должен был помочь, если мой драгоценный шеф будет «делать выводы» и ворчать.
– Выпьешь кофе? Спешить тебе некуда, – приветствовал меня НД. – Твой старик сейчас в министерстве и раньше чем через час не вернется.
НД вызвал секретаря и сказал, что он занят и что для посетителей его нет.
– Итак, – начал он, – мы в тупике. С утра, на свежую голову, я еще раз все обдумал. Должен тебе признаться, что меня давно так не прижимали к стенке, как сейчас. Впрочем, возможно, нам что-нибудь даст обыск у Трахта…
Мы проговорили около часа, обсуждая различные наиболее фантастические версии. Несмотря на умственную гимнастику, наше частное совещание результатов не дало.
– Ну как? Поймал наконец Посла? – спросил меня на лестнице мой неоценимый шеф. – Насколько мне помнится, я дал тебе на это двенадцать дней.
Он возвращался с совещания и был в весьма хорошем настроении.
– Знаю, полковник, – ответил я. – С начала расследования прошло почти три недели. Но если вычесть время моего лечения в больнице…
– Ты взял реванш, посадив доктора Кригера за решетку, – насмешливо отрезал полковник.
Мы вошли в секретариат. Я многозначительно подмигнул Кристине и подсунул ей пару клипсов, купленных еще в Берлине.
Полковник обернулся:
– Что, опять американские рыбки фирмы «Счастливый рыбак»?
– Нет, – ответила, сохраняя присутствие духа, Кристина. – А пиво уже в кабинете, под окном, чтоб не прокисло.
– Будь добра, достань мне какую-нибудь стеклянную банку, рыбка, – распорядился он.
Кристина встала, приняв его новое, безусловно связанное с рыболовством, чудачество без всякого удивления. Ведь полковник славился своими неожиданными и странными приказаниями.
– О чем это я хотел с тобой поговорить, Глеб? – услышал я, когда мы вошли в кабинет.
– Вы со мной, а я с вами хотели поговорить о марках.
– Да, – продолжал он не торопясь. – Итак, рассказывай, что у тебя нового?
Кристина, гордая, как павлин, в сверхмодных клипсах, внесла банку и, мило улыбаясь, протянула ее полковнику. Только через несколько минут я смог начать свой доклад.
Пока я говорил, мой драгоценный шеф переливал пиво в стеклянную банку, а затем всыпал туда привезенные мною из ГДР блестящие рыбки.
– Ну что? Что ты смотришь, как будто ничего в жизни не видел? Ты плохо себя чувствуешь? Может быть, дать валерьянки?
– Я не могу понять, почему рыбки должны мокнуть в пиве, а не в валерьянке? – отпарировал я.
– Почему не в валерьянке? Ты думаешь, я собираюсь по ночам ловить на удочку кошек? – высмеял меня полковник. – Я делаю так потому, что установлено следующее: рыба собирается в реках или озерах в тех местах, куда спускают отходы пивоваренных заводов. Значит, рыбу привлекает солод. Поэтому я попросил сделать в каждой рыбке отверстие, куда засунул вату, Вата впитает пиво. А я наловлю на них щук. Вот это и есть дедукция… Прошу, можешь продолжать…
Он действительно был в хорошем настроении. Я посмотрел на стоящее возле дверей довольно вместительное ведро. Полковник явно рассчитывал на обильный улов.
Я продолжал докладывать подробности последних событий. Поскольку полковник не мог заниматься всеми делами, то со времени убийства вдовы знал о ходе расследования только в общих чертах.
– Гм. – Он встряхнул стеклянную банку с рыбками, поглядел на них с минуту, затем решил: – Подождем результатов обыска у Трахта. Если Емёла, которому я это поручу, ничего не найдет, нам придется извиниться перед Трахтом… Ты говоришь, у НД тоже нет никаких идей?
– Нет.
– Значит, все нити, которые могли бы привести нас к убийце, порваны? И у тебя в самом деле нет ничего, что помогло бы напасть на его след?
– Правда, у меня есть первая «Норвегия», – сказал я неуверенно. – Это, пожалуй, единственный козырь, который мы еще не пустили в ход…
– А что по этому поводу думает НД?
– Он не придает этой марке никакого значения.
– Да. Я тоже не думаю, чтобы по «Норвегии», даже с помощью электронных микроскопов, удалось определить внешний вид, фамилию и адрес преступника.
Беседа с полковником прошла для меня на удивление гладко. Он не закипел, слушая рассказ о необдуманной операции с наследницей и Трахтом. Когда я выходил из его кабинета, он как раз вызывал по телефону Емёлу, которого должен был прислать ко мне.
Выйдя из кабинета, я задержался в секретариате, чтобы поговорить с Кристиной.
– Подходят?
– Угу. – Она вынула из сумки зеркальце. – Ядя определенно лопнет от зависти, – добавила она с присущим женскому сословию злорадством. – Сколько я должна тебе, Глеб?
– Ничего. Доброе слово…
По дороге я на минуту зашел в главную канцелярию, чтобы вручить такие же клипсы Яде.
– За это вот тебе марки. – Ядя вынула из ящика стола большой конверт. – Только не говори никому, что получил их от меня, – предупредила она на всякий случай. – Кристина теперь позеленеет от зависти, даю слово…
Разве мог я предположить, что мое столь необдуманное поведение роковым образом скажется в решающий Для поимки Посла момент?
Емёла, подстегнутый приказом полковника, уже ожидал меня у дверей моего кабинета. Минут пятнадцать я объяснял ему, на что в первую очередь следует обратить внимание при обыске.
Мне, конечно, не удалось скрыть от него, что убийство и кража в Западном районе расследуются Главным управлением милиции и что три недели тому назад это дело было поручено именно мне.
– А я ведь думал, что ты и вправду собираешь марки, – не сдержал своего удивления Емёла.
Он слышал об убийстве и о том, что, «кажется, убитый или убитая собирали марки», но не обратил на это особого внимания.
– Мы с Ковальским тоже ведем одно дело, связанное с марками. Но это не имеет ничего общего с преступлением, о котором ты рассказываешь… – заметил он.
Так как он о подробностях не говорил, расспрашивать я не стал.
– Позвони, Глеб, НД и попроси, чтобы он прикомандировал ко мне химика. Ведь в комнате Трахта могут найти какие-нибудь яды. Я сейчас же туда еду! – решил он. – Только заскочу к себе. Нужно взять лупу, зубцемер, ванночку для выявления водяных знаков, каталоги… До жилья Трахта минут двадцать езды. Около полудня, возможно, я тебе уже доложу о результатах.
Я занялся просмотром своих заметок о событиях последних недель…
Я искал в сплетении происшествий в Западном районе пункты, которые не были ясны. Наконец после многочисленных вычеркиваний на листке бумаги осталась схема:
Убийство коллекционера и его жены.
Попытка убить меня. От смерти меня спасла случайно находившаяся в моем кармане справка из психиатрической больницы.
Кража «Десяти крон», коллекции «За лот» и трехсот двенадцати марок-классиков высокой стоимости, часть из которых относилась к категории редчайших марок.
Это наш пассив.
В активе после трех недель расследования (включая время моего пребывания в больнице) у меня были первая марка Норвегии и второстепенная особа – Трахт.
Остальное не представляло ни малейшей ценности. Личность Посла-убийцы, несмотря на то что он, как выяснилось, выступал одно время под именем доктора Кригера и у нас даже имелось одно из его любовных писем, была для пас совершенно неизвестна…
Около полудня мои безнадежные размышления прервала телефонистка управления.
– Вас, капитан, вчера вечером дома не было, а сюда вам кто-то звонил. Я не сообщила об этом раньше, поскольку тот человек обещал позвонить сегодня после полудня.
– А кого он спрашивал?
– Он спрашивал товарища, который «интересуется марками». Это было после восьми часов вечера. Итак, учтите, что кто-то намеревается вам сегодня позвонить…
Трахт был задержан до восьми вечера. Наши телефонистки не имели обыкновения ошибаться. Кроме Трахта, этого номера телефона я никому не давал. Номер, естественно, ни в каких справочниках не значился. Тем, кто звонил по этому номеру, отвечали: «Он в ванной» или «Он в саду» и «Куда можно вам позвонить минут через пятнадцать?» После того как через коммутатор мне называли номер телефона звонившего мне человека, я разговаривал с ним из дому или из служебного кабинета.
Телефонный звонок, о котором мне только что сообщили, был со всех точек зрения весьма любопытен.
Интересно, позвонит ли таинственный незнакомец или же после того, что случилось с Трахтом, будет молчать?
Тем временем с коммутатора сообщили, что соединяют меня с Емёлой.
– Трахт живет под Варшавой, снимает комнату у состоятельной вдовы, – информировал меня приглушенным голосом Емёла. – Дом стоит на окраине, кругом поля, сады…
Несмотря на раннюю пору, доктор Кригер был уже в больнице.
– Наследница только что уехала со своей племянницей, – сообщил мне доктор. – Мы не обнаружили ничего, что говорило бы о попытке отравления. Что касается ее здоровья, то я пожелал бы вам, капитан, такого же…
Здесь мне делать было нечего.
Пожалуй, следовало глубже вникнуть в дело Трахта, который находился под арестом и против которого у нас не было улик.
Из больницы я поехал к НД в лабораторию. Ситуация сложилась весьма незавидная, и он должен был помочь, если мой драгоценный шеф будет «делать выводы» и ворчать.
– Выпьешь кофе? Спешить тебе некуда, – приветствовал меня НД. – Твой старик сейчас в министерстве и раньше чем через час не вернется.
НД вызвал секретаря и сказал, что он занят и что для посетителей его нет.
– Итак, – начал он, – мы в тупике. С утра, на свежую голову, я еще раз все обдумал. Должен тебе признаться, что меня давно так не прижимали к стенке, как сейчас. Впрочем, возможно, нам что-нибудь даст обыск у Трахта…
Мы проговорили около часа, обсуждая различные наиболее фантастические версии. Несмотря на умственную гимнастику, наше частное совещание результатов не дало.
– Ну как? Поймал наконец Посла? – спросил меня на лестнице мой неоценимый шеф. – Насколько мне помнится, я дал тебе на это двенадцать дней.
Он возвращался с совещания и был в весьма хорошем настроении.
– Знаю, полковник, – ответил я. – С начала расследования прошло почти три недели. Но если вычесть время моего лечения в больнице…
– Ты взял реванш, посадив доктора Кригера за решетку, – насмешливо отрезал полковник.
Мы вошли в секретариат. Я многозначительно подмигнул Кристине и подсунул ей пару клипсов, купленных еще в Берлине.
Полковник обернулся:
– Что, опять американские рыбки фирмы «Счастливый рыбак»?
– Нет, – ответила, сохраняя присутствие духа, Кристина. – А пиво уже в кабинете, под окном, чтоб не прокисло.
– Будь добра, достань мне какую-нибудь стеклянную банку, рыбка, – распорядился он.
Кристина встала, приняв его новое, безусловно связанное с рыболовством, чудачество без всякого удивления. Ведь полковник славился своими неожиданными и странными приказаниями.
– О чем это я хотел с тобой поговорить, Глеб? – услышал я, когда мы вошли в кабинет.
– Вы со мной, а я с вами хотели поговорить о марках.
– Да, – продолжал он не торопясь. – Итак, рассказывай, что у тебя нового?
Кристина, гордая, как павлин, в сверхмодных клипсах, внесла банку и, мило улыбаясь, протянула ее полковнику. Только через несколько минут я смог начать свой доклад.
Пока я говорил, мой драгоценный шеф переливал пиво в стеклянную банку, а затем всыпал туда привезенные мною из ГДР блестящие рыбки.
– Ну что? Что ты смотришь, как будто ничего в жизни не видел? Ты плохо себя чувствуешь? Может быть, дать валерьянки?
– Я не могу понять, почему рыбки должны мокнуть в пиве, а не в валерьянке? – отпарировал я.
– Почему не в валерьянке? Ты думаешь, я собираюсь по ночам ловить на удочку кошек? – высмеял меня полковник. – Я делаю так потому, что установлено следующее: рыба собирается в реках или озерах в тех местах, куда спускают отходы пивоваренных заводов. Значит, рыбу привлекает солод. Поэтому я попросил сделать в каждой рыбке отверстие, куда засунул вату, Вата впитает пиво. А я наловлю на них щук. Вот это и есть дедукция… Прошу, можешь продолжать…
Он действительно был в хорошем настроении. Я посмотрел на стоящее возле дверей довольно вместительное ведро. Полковник явно рассчитывал на обильный улов.
Я продолжал докладывать подробности последних событий. Поскольку полковник не мог заниматься всеми делами, то со времени убийства вдовы знал о ходе расследования только в общих чертах.
– Гм. – Он встряхнул стеклянную банку с рыбками, поглядел на них с минуту, затем решил: – Подождем результатов обыска у Трахта. Если Емёла, которому я это поручу, ничего не найдет, нам придется извиниться перед Трахтом… Ты говоришь, у НД тоже нет никаких идей?
– Нет.
– Значит, все нити, которые могли бы привести нас к убийце, порваны? И у тебя в самом деле нет ничего, что помогло бы напасть на его след?
– Правда, у меня есть первая «Норвегия», – сказал я неуверенно. – Это, пожалуй, единственный козырь, который мы еще не пустили в ход…
– А что по этому поводу думает НД?
– Он не придает этой марке никакого значения.
– Да. Я тоже не думаю, чтобы по «Норвегии», даже с помощью электронных микроскопов, удалось определить внешний вид, фамилию и адрес преступника.
Беседа с полковником прошла для меня на удивление гладко. Он не закипел, слушая рассказ о необдуманной операции с наследницей и Трахтом. Когда я выходил из его кабинета, он как раз вызывал по телефону Емёлу, которого должен был прислать ко мне.
Выйдя из кабинета, я задержался в секретариате, чтобы поговорить с Кристиной.
– Подходят?
– Угу. – Она вынула из сумки зеркальце. – Ядя определенно лопнет от зависти, – добавила она с присущим женскому сословию злорадством. – Сколько я должна тебе, Глеб?
– Ничего. Доброе слово…
По дороге я на минуту зашел в главную канцелярию, чтобы вручить такие же клипсы Яде.
– За это вот тебе марки. – Ядя вынула из ящика стола большой конверт. – Только не говори никому, что получил их от меня, – предупредила она на всякий случай. – Кристина теперь позеленеет от зависти, даю слово…
Разве мог я предположить, что мое столь необдуманное поведение роковым образом скажется в решающий Для поимки Посла момент?
Емёла, подстегнутый приказом полковника, уже ожидал меня у дверей моего кабинета. Минут пятнадцать я объяснял ему, на что в первую очередь следует обратить внимание при обыске.
Мне, конечно, не удалось скрыть от него, что убийство и кража в Западном районе расследуются Главным управлением милиции и что три недели тому назад это дело было поручено именно мне.
– А я ведь думал, что ты и вправду собираешь марки, – не сдержал своего удивления Емёла.
Он слышал об убийстве и о том, что, «кажется, убитый или убитая собирали марки», но не обратил на это особого внимания.
– Мы с Ковальским тоже ведем одно дело, связанное с марками. Но это не имеет ничего общего с преступлением, о котором ты рассказываешь… – заметил он.
Так как он о подробностях не говорил, расспрашивать я не стал.
– Позвони, Глеб, НД и попроси, чтобы он прикомандировал ко мне химика. Ведь в комнате Трахта могут найти какие-нибудь яды. Я сейчас же туда еду! – решил он. – Только заскочу к себе. Нужно взять лупу, зубцемер, ванночку для выявления водяных знаков, каталоги… До жилья Трахта минут двадцать езды. Около полудня, возможно, я тебе уже доложу о результатах.
Я занялся просмотром своих заметок о событиях последних недель…
Я искал в сплетении происшествий в Западном районе пункты, которые не были ясны. Наконец после многочисленных вычеркиваний на листке бумаги осталась схема:
Убийство коллекционера и его жены.
Попытка убить меня. От смерти меня спасла случайно находившаяся в моем кармане справка из психиатрической больницы.
Кража «Десяти крон», коллекции «За лот» и трехсот двенадцати марок-классиков высокой стоимости, часть из которых относилась к категории редчайших марок.
Это наш пассив.
В активе после трех недель расследования (включая время моего пребывания в больнице) у меня были первая марка Норвегии и второстепенная особа – Трахт.
Остальное не представляло ни малейшей ценности. Личность Посла-убийцы, несмотря на то что он, как выяснилось, выступал одно время под именем доктора Кригера и у нас даже имелось одно из его любовных писем, была для пас совершенно неизвестна…
Около полудня мои безнадежные размышления прервала телефонистка управления.
– Вас, капитан, вчера вечером дома не было, а сюда вам кто-то звонил. Я не сообщила об этом раньше, поскольку тот человек обещал позвонить сегодня после полудня.
– А кого он спрашивал?
– Он спрашивал товарища, который «интересуется марками». Это было после восьми часов вечера. Итак, учтите, что кто-то намеревается вам сегодня позвонить…
Трахт был задержан до восьми вечера. Наши телефонистки не имели обыкновения ошибаться. Кроме Трахта, этого номера телефона я никому не давал. Номер, естественно, ни в каких справочниках не значился. Тем, кто звонил по этому номеру, отвечали: «Он в ванной» или «Он в саду» и «Куда можно вам позвонить минут через пятнадцать?» После того как через коммутатор мне называли номер телефона звонившего мне человека, я разговаривал с ним из дому или из служебного кабинета.
Телефонный звонок, о котором мне только что сообщили, был со всех точек зрения весьма любопытен.
Интересно, позвонит ли таинственный незнакомец или же после того, что случилось с Трахтом, будет молчать?
Тем временем с коммутатора сообщили, что соединяют меня с Емёлой.
– Трахт живет под Варшавой, снимает комнату у состоятельной вдовы, – информировал меня приглушенным голосом Емёла. – Дом стоит на окраине, кругом поля, сады…