На листке, вырванном из блокнота, рукою Посла были написаны символы:
   «PD 4 РР 5 СМ 354 + СМ 354 SD 6 СМ 72 + СМ 72 – f + CM 72».
   Посол передавал Алю свои указания с помощью номеров каталога. Несомненно, это был шифр из изображений на марках!
   Мне показалось, что трижды повторенный в конце СМ 72 выражает поспешность и означает быстрое действие. Я схватил телефонную трубку. Сигнал коммутатора оглушил меня, словно пожарная сирена. Протяжные гудки повторялись. Больница не отвечала.
   Я набрал номер домашнего телефона доктора Кригера.
   Он оказался дома.
   – У меня просьба, доктор…
   – Я как раз хотел вам звонить, – прервал меня доктор Кригер. – Я чувствую себя немного виноватым за тот ужин. Кроме того, марка «За лот» на конверте, который принес мне Юзек…
   Не давая ему продолжать, я поспешно спросил:
   – Что означают символы каталога: PD 4 РР 5 СМ 354 SD 6 СМ 72? Не представляете, как это важно!
   – PD 4 РР 5 СМ 72?… Что бы это могло быть? – начал он раздумывать. – СМ, как мне кажется, является сокращением… Да, это, наверно, сокращение слова «Commemorative», то есть памятный. Означает выпуск по случаю какого-либо события, это издание серий, которые называются «памятными». Это, очевидно, номера каталога Минкуса… Скотт, Гиббонс, Ивер, Михель и другие не употребляют в своих каталогах подобных символов.
   – Вы не можете одолжить мне каталог Минкуса, доктор?
   – Если бы он у меня был… Но я сейчас спрошу у знакомых. Если у них нет, они скажут, где искать. Через десять – пятнадцать минут я позвоню вам.
   Через десять – пятнадцать минут…
   Перед глазами встали стеллажи с каталогами на вилле. Но я не мог вспомнить, был ли там каталог Минкуса…
   – Алло?… А, это вы? Что вам нужно? – неохотно откликнулась наследница.
   – Это не моя частная просьба, я вам звоню по делу. Очень прошу посмотреть, нет ли у вас каталога Минкуса?
   – Каталог Минкуса? Мне и смотреть не нужно. Был, но куда-то пропал. Его искала еще моя хозяйка…
 
   Эта на первый взгляд пустяковая подробность убедила меня в том, что ключом всего дела являются индексы PD 4 РР 5 СМ 354 SD 6 СМ 72.
   В душе я проклинал свое бесполезное чехословацкое путешествие. Если бы не оно, я приступил бы к расшифровке записки еще вчера.
   – С этим каталогом и шифром дело будет нелегкое, – отозвался Емёла. – Тебе лучше всего обратиться в контрразведку. Они страсть как любят такие загадки. И нужно подождать возвращения полковника и НД. Данные, которые привезет с собой НД…
   – Нет! – прервал я. – На это у нас нет времени. Мы должны знать все до приезда НД. Обязательно должны знать. – Я начинал нервничать…
   – Наконец-то! – прыгнул я к телефону, едва раздался звонок.
   – Есть две возможности добраться до каталога Минкуса, – услышал я голос доктора, – Один экземпляр имеется в Филателистическом агентстве, а второй – у коллекционера, он живет за городом, фамилия его Тракт…
   Я поблагодарил доктора и тут же спросил Емёлу:
   – Слушай, ты во время обыска не видел у Трахта каталога Минкуса?
   – Нет. Были Цумштейн, Ивер, Михель… Но Минкуса не было. Я еще никогда не видел этого каталога и, уж конечно, обратил бы на него внимание.
   То же самое повторил Ковальский, который проводил обыск в номере Мингеля.
   – Ждите меня здесь! – крикнул я, выбегая в коридор.
 
   – Да, конечно, у нас был такой каталог, – сообщили мне в Филателистическом агентстве, – но, кажется, кто-то его взял. Подождите, пожалуйста. Директор на совещании…
   Я уселся в углу у стола и, ожидая, пока закончится совещание, стал перелистывать проспекты.
   Наконец дверь отворилась, один за другим начали выходить «спецы по отечественным маркам».
   – Заходите, пожалуйста, – пригласил меня улыбаясь директор. – Чем могу помочь?
   Я сразу выложил свою просьбу.
   – Каталог Минкуса? Вы ужо второй человек, кто просит об этом. Первым был ваш начальник. Он звонил мне вчера…
   Пока у меня от разочарования вытягивалось лицо, директор, играя пинцетом, продолжал:
   – Мы написали филателисту, который уже второй раз взял у нас каталог Минкуса. К сожалению, он еще не ответил…
   Итак, я очутился в заколдованном круге. Чтобы понять содержание записки, которую Мингель и Трахт послали Алю, чтобы добраться до обоих мерзавцев, мне нужен каталог Минкуса. А чтобы заполучить каталог Минкуса, я должен добраться до Мингеля и Трахта. Первый взял экземпляр каталога из виллы, второй – в Филателистическом агентстве.
   – Не знаете ли, у кого еще может быть этот каталог?
   – В Варшаве – ни у кого. По просьбе вашего начальника я наводил справки в Почтовом музее во Вроцлаве, но и у них нет этого каталога…
   Так передо мной закрылась последняя возможность разгадать тайну рокового шифра.
   У меня не было надежды, что записку каким-то способом расшифрует полковник. Правда, сейчас его в Варшаве не было, но то, что он лично включился в акцию, заставляло задуматься.
 
   Я вышел из здания Филателистического агентства ровно в двенадцать часов. Шагая через центр города, я думал:
   «Известно, что они вернулись и находятся здесь. Собираются совершить еще одно убийство. Известны подробности подготовки. Но до сих пор не известно где. В письме, посланном Алю, наверняка указан адрес человека, которому грозит опасность…»
   – Добился чего-нибудь? – спросил меня спокойный, как всегда, Ковальский.
   – Ничего! – отрезал я.
   Емёла сочувственно покачал головой.
   Они не спрашивали о результатах разговора в агентстве. Поскольку делом руководил я, а полковник откомандировал их обоих в мое распоряжение, направление расследования зависело от меня.
   Воспользовавшись моим приходом, они оставили марки и пошли обедать.
   Инвентаризация марок была наполовину закончена.
 
   Минут через десять открылась дверь и па пороге появился запыхавшийся НД.
   Он сел напротив меня и начал рассказывать, словцо выходил лишь на минутку:
   – Значит… так, как ты слышал. Учтя количество и род помех в передачах из «зима», мы выяснили, что речь может идти о трех местностях. После рассмотрения карты энергоснабжения я дал телефонограммы в районы. Ответ комиссариата из Шидловда подтвердил верность моих предположений. «Зим» был найден в лесу, в нескольких сотнях метров от станции Шидловец. Вернувшись в Варшаву, я разыскал кондукторов поезда, которым ехали бандиты. Один нз кондукторов обратил внимание на двух пассажиров в купе первого класса – у них не было багажа. Они вышли где-то под Варшавой, но где, он не помнит… Об адвокате Беранеке ты знаешь из моего письма, которое я оставил тебе в лаборатории. Твой отчет о поездке в Прагу я выслушаю в другой раз… Дай сигарету и говори, что ты раскопал сегодня.
   Я беспомощно развел руками. Увы! Я ничем не мог похвастать.
   НД взял у меня шифр и, барабаня по столу пальцами, слушал мой рассказ о поисках каталога Минкуса…
   В кабинет вошли майор Ковальский и поручик Емёла.
   Мы вместе работали над марками около полутора часов.
   Нервы мои были напряжены. Почти автоматически записывал я номера марок по каталогу и состояние каждого экземпляра из категории редчайших марок мира… Я обещал себе, что рассмотрю их и запомню по крайней мере но хуже, чем доктор Кригер.
   Марки лежали передо мной. Я вкладывал их пинцетом в двойной конверт, на котором мы расписывались. А через минуту все забывал.
   Для меня существовало только одно: где?
   Беспокойство все нарастало. Надо успеть, надо, чтобы мы были первыми.
   Около пяти часов зазвонил телефон. Говорила мама:
   – Только что пришла странная телеграмма. Может, ты что-нибудь поймешь, диктую…
   Я бессознательно взял в руки карандаш и лист бумаги.
   – Слушаю, мама.
   – Это из Нью-Йорка. II кажется, какой-то шифр…
   – Из Нью-Йорка? Мне? Я в самом деле… ничего не понимаю.
   Мама начала терять терпение:
   – Записывай наконец. Неужели мне час стоять у телефона?
   Дрожащей рукой я записывал: «Numbers explanation according to Yvert [4]… США, 4, 5, 563, 8 экспресс, 268.
   С уважением, Джек Мипкус».
   Я пришел в себя.
   – Кто мне это прислал?
   – Не знаю, – ответила мама.
   Я бросил трубку, схватил лежащий тут же каталог Ивера. В течение минуты тайна зашифрованного письма была раскрыта.
   – Сошлось! Все сошлось!!!
   – Интересно, что сходится? – буркнул ошеломленный ходом событий Емёла.
   – Убирайте марки! Едем!
   Я схватил телефонную трубку.
   Очевидно, НД, как и я, караулил в лаборатории у телефона. Не было времени объяснять, кто и почему прислал мне телеграмму. Я сам этого не знал!
   – Есть! Юлек! Собирай ребят, грузи все необходимое. Дорога через Мосты. Это должно случиться сегодня, в Дзвонах!
   – В Дзвонах? Дорога через Мосты? Подожди…
   Очевидно, у него в кабинете был еще кто-то.
   – Мослы, тридцать одни, – повторял он. – Дзвоны, на восток, одиннадцать… Жди перед зданием управления, Глеб! Через две-три минуты выезжаем!
 
   «А может… может, удастся выяснить адрес коллекционера, который не подозревает, что со вчерашнего дня ему грозит смертельная опасность? Этот коллекционер, вероятно, покупает марки в Варшаве. Ведь Дзвоны всего в часе езды от Варшавы. Мама, очевидно, уже успела войти в контакт со всеми филателистическими магазинами», – подумал я.
   Я позвонил маме и сказал, чем она может мне помочь.
   Когда Ковальский и Емёла, заперев марки в сейф, вышли, чтобы переодеться в штатское, позвонила мама:
   – Ты говорил о Дзвонах? Да, есть такой адрес. Блондинка из магазина сказала, что в Дзвонах марки собирает ксендз Иоахим Войтик. Приезжает к ней каждые трп месяца получать марки по абонементу.
   «Так, значит, ксендз Иоахим Войтик – тот филателист, которому мы должны сохранить жизнь!»
 

Глава 20

   Мы находились на холме близ селения Дзвоны. Удобно устроившись в ветвях раскидистого дуба, я в полевой бинокль осматривал окрестности. Лучи солнца золотили шпиль костела и крышу дома приходского священнослужителя. Здание напротив было, очевидно, домом для приезжих.
   С пастбища брели коровы. Над соломенными крышами вился дымок.
   Кругом царил покой. Спустившись с дуба, я обратился к участникам операции:
   – Итак, товарищи, наш приезд в Дзвоны должен выглядеть естественным. Официально мы выступим в качестве землемеров. Выполняя «свои обязанности», мы должны выяснить, здесь ли веснушчатый верзила лет двадцати. Верзила называет себя по-разному. Его последняя кличка – Аль. Будем говорить, что он послан нами, чтобы подготовить жилье… Помните также о двух других членах шайки. Их фотографии были вам показаны. Наша задача – не спугнуть их. По нашему плану они должны начать намеченное ими дело… Грузовик будет стоять посреди площади, напротив костела. Пары, проводящие замеры, передадут собранный материал ему. – Я указал на НД. – Дальнейшие инструкции получите в доме для приезжих по окончании разведки. А теперь всем переодеться в комбинезоны!
   В то время как группа, организованная НД, двинулась в кустарник, я особо проинструктировал майора Ковальского и поручика Емёлу:
   – Вы оба прибыли в Дзвоны, ну, скажем, для заключения контрактов на поставку репы, льна, сена, мака и так далее. Вы должны установить, нет ли у Аля, Мингеля и Трахта в Дзвонах знакомых среди коллекционеров. Это позволило бы им воспользоваться чьим-то гостеприимством. Вполне возможно, что, кроме ксендза, здесь есть и другие филателисты…
   Ковальский и Емёла согласно кивнули.
   – Гримера ко мне! – приказал я, видя, что из кустов выходит шестерка «землемеров» в комбинезонах. Гримером мы называли сотрудника лаборатории, который прежде работал в театре.
   Он подошел с чемоданчиком, где были грим, парики и все остальное, необходимое для гримировки.
   – Майор Ковальский и поручик Емёла для агентов по закупкам выглядят слишком по-городски, – квалифицированно оценил он. – Им нужно подтемнить щеки, немного запачкать рубашки, взлохматить волосы. Поскольку известно, что пока еще каждое селение гостиницей не располагает, агентам-закупщикам, не в обиду им будь сказано, приходится обычно ночевать где-нибудь па сеновале.
   Ковальский и Емёла без лишних слов подверглись своеобразной косметической обработке.
   – Усики а-ля Чаплин пли Адольф Мешку? – спросил гример у сидевшего на пеньке НД.
   – Пусть будет… Чаплин! – подумав, решил НД.
   Через минуту на его лице появилось слегка глуповатое выражение. Он смотрел в зеркальце и сам себя не узнавал…
   Подошла моя очередь. В две минуты я поседел, нос у меня вырос на сантиметр, пышные черные усы придали мне вид деревенского шляхтича.
   – Ножку вам, скажем, покусал тигр. На охоте. В Трансваале. Потому прошу слегка прихрамывать, – подшучивал гример.
   Мы взяли малолитражку НД, транспорт, наиболее подходящий для такой организации, как «Геодезические измерения». Эту надпись на дверцах можно было стереть в две минуты.
   – Вот только как мне разговаривать с ксендзом? – размышлял я, сидя в машине и держа торчащую наружу геодезическую рейку. – С чего начать? Что я ему скажу?
   – Что? Ну, скажешь, например, – философствовал НД, поглаживая усики, – что тебя, как старого шляхтича, интересует церковное искусство. Судя по всему, костел построен в те времена, когда икону в боковом алтаре мог нарисовать, скажем, Гвидо Рени. Ты уж сам знаешь кто.
   – Лучше начать с теологии, – советовал майор Ковальский. – Спроси, например, о догмате непогрешимости папы.
   – Я бы начал с кухни, со светской стороны. Постарался бы поговорить с домоправительницей. Кто-то ведь занимается хозяйством в доме ксендза? – рассуждал Емёла.
   Трудно было предугадать, как встретит меня ксендз. Захочет лп, и как именно, помочь мне? Тем более что у него в руках приобретенная за солидные деньги коллекция «За лот».
   Мы въехали в селение.
   Наше прибытие вызвало переполох среди гусей и поросят, которые чувствовали себя на мостовой, как у себя во дворе. Грузовик сигналил, то и дело тормозя, чтоб не раздавить надувшегося индюка. За малолитражкой бежала стайка чумазых ребятишек.
   Взрослые не проявляли ни любопытства, ни раздражения. Дзвоны не боялись «геометров» и вовсе ими не интересовались.
   Мы остановились на замощенной, видимо, в давние времена площади. Сбоку, в саду, в стороне от дороги, белел просторный дом ксендза.
   Я отдал рейку НД и, пока «землемеры» спрыгивали с грузовика, прихрамывая, двинулся на поиски «властей».
   Здесь, в центре селения, если не считать детворы и уток в зеленом болотце, было почти пусто.
   Я прошел на кладбище и задумался: войти ли в костел – или пойти по аллейке к дому.
   – Хвала Иисусу, – приветствовала меня сгорбленная старушка.
   – Во веки веков… А не знаете ли, бабуся, где сейчас ксендз?
   – Да в костеле. Грешницу исповедует.
   Я вошел в костел. В лучах, проникавших сквозь витражи, виднелись контуры исповедальни. Было холодно и тихо, и лишь молодая крепкая бабенка, бия себя в грудь, каялась, что ночью наколдовала на свою соседку, что Маг-де с другого конца села вместо тридцати яиц отдала только двадцать девять, так как тридцатое яйцо было прошлогоднее, тухлое, что из чревоугодия не соблюла поста: сорвала два листка и календарь вместо пятницы показал субботу, что недавно добавила в масло для продажи маргарину, а молоко доставила на молочный пункт пополам с водой…
   Исповедник утешал, осуждал, отчитывал. Хотя я не видел его лица, мре казалось, что он тоже мучится за грехи, не им содеянные. Когда бабенка наконец ушла, он с облегчением встал.
   Я увидел подвижную фигуру уже немолодого сельского священника. Я поднялся со скамьи.
   – Вы ждете меня? – спросил он извиняющимся топом.
   – Вы ксендз Войтик?
   – Да.
   – Я хотел бы поговорить с вами.
   – Я вас слушаю… – Он указал проход возле алтаря.
 
   Был поздний вечер, когда я вошел в дом для приезжих. – Дайте мне пива! – попросил я.
   Физиономия буфетчицы скривилась при виде чужака. Она взяла кружку, которую я перед тем ополоснул, и сказала:
   – Пиво дороже на один злотый, сломалась рессора!
   – Что ж, пусть так, раз у вас дороги плохие, – великодушно согласился я.
   Кашлянув, я подкрутил свои пышные усы.
   – Ничего. Будет и дорога! – чокнулся со мной выросший словно из-под земли «пропагандист» Ковальский.
   Его присутствие здесь означало, что Дзвоны покорены, что они у нас в руках.
   – А кто это? Землемеры? Это что, насчет колхоза или дороги? – спросил посетитель, которому я влепил бы неделю отсидки за одну физиономию.
   Чтобы избежать ссоры, мы отошли в сторонку и сели за грязный стол – он был удобен тем, что стоял у открытого окна.
   От запаха приправ и селедки перехватывало дух, в носу щипало от вони гнилых огурцов. В свете мигающей, засиженной мухами лампочки помещение имело вид дешевого притона.
   Я присмотрелся к окружающим.
   Емёла разглагольствовал о преимуществах турнепса и… успокаивал гуся, которого держал под мышкой. («Стоит здесь в два раза дешевле, чем на варшавском базаре», – сообщил мне Ковальский.) Шесть «землемеров» в комбинезонах угощались в сторонке пивом. НД отказывался от взятки в размере тысячи злотых. Речь шла о пустяке, его просили передвинуть граничную межу. Увидев меня, НД подсел к нам.
   – Ну, как дела, ребята?
   – Все в порядке, – ответил я, – смотри!
   – Что это?
   – Не видишь разве? Ключи. От всех дверей в доме ксендза.
   – Стибрил?
   – Что ты!.. Ксендз – мировой мужик. Сам предложил.
   – А как насчет коллекции «За лот»?
   – Ксендз выменял ее у Мингеля на первые английские «Колонии».
   – Мингель спятил, – вмешался Ковальский. – Кто же меняет «Польшу» на какие-то «Колопии»?
   – Нет, он не спятил. Обмен был совершен с расчетом, что эта коллекция к нему вернется, а он насладится первыми «Колониями».
   – Ясно! – отозвался Емёла. – Ковальский, подержи! Не так! Что? Никогда не имел дела с птицей? Это тебе не детей нянчить, – объяснял он, засовывая гуся Ковальскому под мышку.
   – Я разговаривал с мельником, который тоже собирает марки, – начал свой доклад Емёла. – Аль был у него час назад, спрашивал, долго ли землемеры пробудут в Дзвонах. Мельник ему сказал, что землемеры, мол, вроде бы скоро уезжают… Аль немного побыл у него, всучил белый «Дилижанс», сел на велосипед и уехал. Я даже видел, как он жал на педали. Исчез в лесу за селом. – Он указал в сторону, противоположную той, откуда мы приехали.
   – Значит, они здесь. И ждут, – заключил НД.
   – Да, наше присутствие им на руку, – сказал Ковальский. – Они рассчитывают, что, когда преступление обнаружат, подозрения падут на землемеров. А допрос десяти землемеров означает для них неделю свободы.
   Я посмотрел в окно. Спускалась ночь. В сумерках грузовика уже не было видно. Наступившая темнота была на руку не только нам. Я вполголоса начал отдавать последние распоряжения:
   – Машины сейчас пойдут в обратный путь, к лесу. Место ожидания – поляна, где мы уже останавливались. Дальнейшие указания – по радио… Грузовик, выезжая с площади, свернет в сторону. Когда кузов грузовика поравняется с забором у дома ксендза, водитель выключит фары. Группа должна, выскочить и быстро укрыться в саду… Емёла и Ковальский займут место возле дома. В момент, когда Аль проникнет в дом, оба приблизятся к окну…
   – А если они придут к дому ксендза раньше? – на всякий случай спросил НД.
   – Это исключено, – ответил я, – Сейчас грузовик стоит у ворот кладбища. Через забор перелезть незаметно они не могут: из окон дома для приезжих на забор надает свет…
   Поскольку больше вопросов не было, я встал из-за стола и, слегка прихрамывая, пошел к двери. «Землемеры» вышли на площадь. За ними – Емёла с гусем и Ковальский.
   Шофер грузовика завел мотор и громко засигналил.
   Теплая июньская ночь опустилась на Дзвоны. В маленьких окошках постепенно гасли желтые огоньки.
   В саду ксендза шумели кроны ясеней. Время от времени доносился собачий лай. Гоготали сквозь сон гуси, похрюкивали в хлевах свиньи.
   Стоя у грузовика, НД тихо давал указания нашей группе и согласовывал с Ковальским и Емёлой сигнализацию.
   Я взял из машины небольшой магнитофон и фотоаппарат с блицем и, крадучись, пробрался в сад через кладбище.
   Когда, войдя в дом ксендза, я закрыл за собой дверь, рокот моторов возвестил, что представители организации «Геодезические измерения» покидают Дзвоны.
   Пользуясь потайным фонарем, я прошел в глубь коридора. Третья дверь вела в комнату, где находилась коллекция ксендза и в которой он обычно спал. Я подключил блиц, стоящий на секретере, и магнитофон.
   Ксендз, подложив руку под голову, спал сном праведника. Его голова отчетливо вырисовывалась на белой подушке.
   Я устроился в нише у стены, недалеко от двери. Из окна комнаты меня нельзя было увидеть, тогда как я сам в зеркале, стоящем напротив окна, хорошо видел подоконник.
   Часы на башне костела пробили десять. Вдали был слышен затихающий рокот грузовика.
   Совсем стемнело. Погасли пробивавшиеся сквозь листву огни в доме для приезжих.
   Шумели деревья в саду, но вокруг было спокойно. Дзвоны все глубже погружались в темную бездну ночи.
   Прошло с четверть часа. Один и второй раз ухнула за окном сова – значит, группа НД заняла свои позиции и все идет по плану.
   С другого конца селения донесся лай Шарика. Через минуту он отрывистым брехом передал эстафету дальше. Черныш отдал ее своим собратьям где-то на площади, и так, от двора ко двору, собаки передавали друг другу весть, что бандиты здесь, идут!
   Я избавился от последних сомнений, когда с башни костела раздалось теперь уже троекратное уханье совы. Это означало, что шайка в полном составе проникла в сад.
   Вдруг мне показалось, что в зеркале замаячила чья-то тень, кто-то схватился за подоконник и подтянулся до пояса.
   Ксендз Войтик спал, голова его была отчетливо видна в темноте.
   Гоп! Кто-то соскочил на ковер. Я затаил дыхание.
   Высокая черная фигура подняла двумя руками лом. Взмах – и ночную тишину разорвал треск… гипсового черепа.
   – Вот тебе! – прошипел бандит.
   В ту же секунду вспыхнула лампа фотоаппарата и послышался шорох магнитофонной ленты. Не поднимая еще пистолет, я повернул выключатель, в комнате загорелся свет.
 
   Высокий плечистый детина с раскосыми глазами, ослепленный светом, опустил руки, и, если бы он не стучал зубами от страха, я мог бы подумать, что передо мной такая же кукла, как и та, что исполняла роль спящего ксендза Войтика.
   – Ну что, Аль? Попался? – сказал я, выходя на середину комнаты.
   Он молчал… То, что произошло, было выше его понимания.
   – Ты думал, будет так же, как там, на вилле, не правда ли? – спросил я спокойно.
   Аль не мог выдавить из себя ни слова. Смотрел то на разбитую голову из гипса и воска, то на меня. И очевидно, не слышал меня… А я тоже не очень прислушивался к тому, что происходило в саду. По условной вспышке фонарика я понял, что Емёла и Ковальский ждут под окном.
   Группа НД тем временем ловила сообщников дрожащего от страха Аля.
   – Так что? Ты уже забыл, как было дело на втором этаже виллы? – спросил я.
   – Да я… я… вовсе туда не хотел!
   – И сюда тоже не хотел, а?
   Аль быстро взглянул на ломик, лежавший у моих ног. Но не успел… Получив удар в подбородок, он отлетел к окну, упал, затем сел, хлопая раскосыми глазами.
   – Не хотел?
   – Нет.
   Я поднял его и поставил посреди комнаты.
   – И здесь, в Дзвонах, тоже не хотел?
   – Нет!
   В окне неожиданно показался НД.
   – Глеб, иди скорей сюда. Такой цирковой номер – со смеху помрешь.
   В комнату вошли Ковальский и Емёла.
   – Может… может, вам чем-нибудь помочь? – спросил высунувшийся из-за двери живой и невредимый ксендз. – О боже, боже. – Он схватился за голову и склонился над скулящим скорее от ярости, чем от боли бандитом.
   – Прошу вас, взгляните сюда! – попросил я ксендза.
   Он посмотрел на кровать и растерянно опустился в кресло.
   – Так… вы спасли меня… от этого?
   Я хотел сказать, что это не я, а телеграмма, присланная мне неизвестно кем…
   – Глеб! – крикнул из сада НД.
   Пока Ковальский и Емёла выводили Аля, а ксендз Войтик мало-помалу приходил в себя, я выпрыгнул в окно.
   – Пойдем, – говорил НД, посвечивая фонариком. – Трахта взяли сразу. Мингель удрал, и мы не могли его найти. Но теперь-то знаем, где он… А он думает, что не знаем, и отсюда вся потеха.
   НД вел меня садом, затем тропинкой через кладбище к воротам, где стоял аппарат для наблюдения ночью – ноктовизор. Трахт сидел на пне, и в свете стоявшего на камне фонаря было видно, что он трясется, как студень.
   – Ти-и-хо… Не испугайте, а то представление окончится. Такое можно увидеть только раз в сто лет. Смотря!
   Я посмотрел в ноктовизор. Передо мной была площадь, рядом блестело болотце. Вокруг болота бегали с лаем разномастные дворняги.
   – Я ничего не вижу.
   – Нет? Подожди.
   НД вышел за ворота и начал светить фонариком, делая вид, будто что-то ищет. Когда луч фонаря попадал на болото, становилось видно, как в грязной воде то появлялась, то исчезала лысая макушка Мингеля.
 
   Подошла малолитражка. Стая собак, бросившихся от мельницы наперерез машинам, свернула к площади, вчетверо увеличив силы преследователей Мингеля.
   Подъехал грузовик, осветив фарами болото. Теперь уж бандит не мог и мечтать остаться незамеченным. Собачья свора, окружившая болото, подняла неистовый лай.