Мой собеседник вынул из кожаной папки кляссер:
– Посмотрите. Может, найдете здесь что-нибудь для себя.
Мое внимание привлекли несколько американских марок с датой: 1492–1892. Некоторые образцы из этой серии я видел в «The Rarest Stamps».
– А нет ли у вас полной серии?
Мой собеседник заколебался, посмотрел вокруг, потом вынул из бумажника маленький кляссер:
– Полного комплекта в Польше вы не достанете, – ответил он. – Но здесь у меня есть долларовый и трехдолларовый номиналы из этой серии. На улице не валяются…
На первой, горизонтального формата, красной марке Изабелла Испанская принимала рапорт Колумба. На второй, зеленой, было изображено возвращение Христофора Колумба из третьей американской экспедиции… С минуту я присматривался к зубцам и штемпелю. Состояние обеих марок было безупречным.
– Подлинность гарантирована. За обе – пятьдесят тысяч франков, по Иверу. Если хотите, можем проверить, – предложил мой собеседник, доставая из папки каталог.
Я на всякий случай проверил и тут же спросил:
– Пятьдесят тысяч? Сколько же это будет наличными в нашей валюте?…
– Недорого… Обычно десять грошей за франк. Всего около пятисот злотых, – пояснил он.
– А какова стоимость по каталогу польских марок «За лот»?
– Ровно двадцать тысяч. Это цена неповрежденных экземпляров, – полистав каталог, ответил собеседник.
Чтобы поразить его и не остаться в долгу, я полез в свой бумажник.
– Вот две марки! Со штемпелями 237 и 323.
– Дубли? – взял он в руки целлофановый конвертик.
– Разумеется! – не мог я не похвастать…
Собеседник проверил обе марки на свет, рассмотрел их через лупу, подумал, закусив губу, и предложил:
– Если вас интересуют корабли, а ведь не может быть коллекции кораблей без «Четырехсотлетия Колумба», я охотно пойду на обмен.
– Это значит, что в случае моего согласия я должен доплатить вам сумму, равнозначную десяти тысячам франков? Ведь две марки «За лот» стоят сорок тысяч, а ваши «Колумбы» пятьдесят?
– Нет Мы будем в расчете, – сказал собеседник. – Меня очень интересуют «За лот». Ну а эти «Колумбы» тоже в цене. Это вам, конечно, известно?
Положение, в котором я неожиданно очутился, меня забавляло… Собеседник ждал ответа. При более близком знакомстве он казался мне еще симпатичнее.
– Эх, риск – благородное дело! – искренне засмеялся я, протягивая ему обе марки «За лот».
– Ну что ж! Мои «Колумбы» переходят к вам. Не знаю, правильно ли я поступаю. Ну, да… риск – благородное дело, как вы только что сказали!
Я спрятал два солидной стоимости «Колумба». Их нельзя было сравнить с раритетами из «The Rarest Stamps». Вот так, посмеиваясь над своим приключением, я начал собирать марки! Причем обмен и продажа происходили в рамках полученных мною указаний.
– Вы бываете в клубе?
Я не мог сказать «да». Но не следовало и отрицать, и я нашел уклончивый ответ:
– Как раз собирался зайти в ближайшее воскресенье.
– Ну, тогда мы определенно встретимся, – сделал вывод мой новый знакомый.
Очевидно, мы оба в равной степени были довольны нашей непредвиденной сделкой… К сожалению, у меня уже не оставалось времени. Солнечные часы на углу дома показывали пять.
– Спасибо! Мы обязательно встретимся в клубе! – сказал я, платя по счету.
– Весьма приятно было познакомиться! – услыхал я уже в дверях.
Через минуту, поймав свободное такси, я мчался в сторону Средместья, а через десять минут был в лаборатории НД.
Пройдя через опустевший секретариат, я постучал в сверкающую белой краской дверь.
Увидев меня, НД поднялся из-за огромного письменного стола. У него было усталое лицо, но темные круги под глазами от недосыпания, о чудо, делали его на десять лет моложе.
– Ну как дела, Глеб? Все работаешь в одиночку? С чем возишься? С чеками? С валютой? С бриллиантами?
– Нет… Не угадал. С сегодняшнего утра… с марками!
– Фью-у-у! – свистнул НД. – Ну, брат, туго же тебе приходится! Постой, видно, твой старик навязал тебе эту историю в Западном районе?!
– Да. И тот же старик направил меня к тебе. Говорят, ты всегда все знаешь, даже можешь предсказать, что будет ровно через год в шестнадцать ноль-ноль! Ты ведь был на месте преступления?
– Можете у себя, в своем Главном управлении, насмехаться сколько угодно, – улыбнулся НД. – Все равно без лаборатории вы как слепые котята!
– Осторожно! А то передам твои слова старику!
– Э-э, не пугай пуганого!.. Слушай, – посерьезнев, обратился ко мне НД, – а ты… марки не собираешь?
– Постольку поскольку!
– Впрочем, если бы собирал, то я бы об этом уже прослышал. Потому-то я и подсказал твою кандидатуру старику.
– Благодарю. Постараюсь отплатить тебе той же монетой!
– Посмотрим, удастся ли…
Мы еще с минуту пикировались, после чего НД похвастался новейшим карманным магнитофоном (с помощью которого незаметно для меня записал на пленку наш разговор) н перешел к делу:
– Начать следует с азов!.. Так вот, понимаешь, филателия – это безумие. Рыбную ловлю, которой увлекается твой старик, можно еще вытерпеть. В Соединенных Штатах Америки, кажется, насчитывается двадцать два миллиона филателистов, в Западной Германии – полтора миллиона. У нас среди взрослых, зарегистрированных в обществах, – около ста тысяч. Незарегистрированных наверняка в два раза больше, да еще с гаком…
– Знаю, к чему подробности! – прервал я его.
– Откуда ты знаешь? Скажи сразу. Если собираешь…
– Не бойся. Я был у директора Филателистического агентства, и он мне кое-что разъяснил.
– Ага! Итак… – продолжал, успокоившись, НД, – куда бы ты ни бросил камень, везде филателисты! У меня в лаборатории эта инфекция тоже начала распространяться. Впрочем, поветрие проникло сюда из Главного управления… Поэтому, если говорить о преступлении в Западном районе, то, принимая во внимание мотивы убийства, для раскрытия дела необходим человек спокойный и рассудительный… Корни этого дела уходят в сорок восьмой год. Тогда это закрутилось, а теперь распутывается или может распутаться… Почему я сам, лично, поехал в Западный район? И почему своевременно не связался с вами? Потому что когда сюда позвонили из районного комиссариата милиции с просьбой прислать экспертов-криминалистов, то на мой вопрос, о ком идет речь, я получил ответ, что дело касается самого известного в Варшаве филателиста! Если бы я послал туда кого-нибудь из своих парней, то, вместо того чтобы проводить тщательное обследование, они сразу бы начали копаться в марках. То же самое было бы и с твоими коллегами по управлению. И они намертво запутали бы расследование. Сам я к маркам не притрагивался. После того как убрали труп, комната была заперта и опечатана…
– При этом, надо полагать, ты плотно закрыл окно, чтобы ничего не сдуло ветром, – язвительно добавил я.
К моему изумлению, НД позеленел и вскочил со стула.
– Откуда ты знаешь, что… нет?! А, черт побери!
– Разумеется, это только мы, в Главном управлении, слепые котята, – съязвил я.
– Только не умничай! – огрызнулся НД. – Конь о четырех ногах и тот спотыкается. Да, – припомнил он, – комната находится на втором этаже…
– …и окно выходит на улицу, точнее, в палисадник. И рядом – раскидистое дерево вровень со вторым этажом. Чтобы легче было залезть… – с удовольствием поддразнивал я его, так как НД, надо сказать, был чересчур самоуверен.
– Если ты ужо побывал там, то не играй в прятки, а скажи сразу! – разозлился вдруг НД. – Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось. Я даже не представляю, где этот дом. – успокоил я его. – Кстати, о марках. У тебя нет случайно лишнего пинцетика?
НД сунул руку в ящик стола и достал вполне подходящий пинцет.
– Если подойдет, можешь взять. В тебе, Глеб, сокрыты необыкновенные таланты. Тебе должны предложить должность укротителя диких зверей или тореадора. Ты один раздразнишь лучше, чем сотня других… А тут дело действительно серьезное. Очевидно, старик тебе сказал, что в Западном районе пропала коллекция марок «За лот» и экземпляр «Десять краковских крон».
О том, что существует марка «За лот», я уже знал. Даже обменял «За лот» на «Колумба». А вот «Десять краковских крон» я никогда не видел.
– А что такое «Десять краковских крон»? – полюбопытствовал я.
– Ты что, в школу не ходил, что ли?… Это просто… «Десять крон»!
– С одинаковым успехом ты можешь сказать: «Пятнадцать крон», и уровень моих знаний от этого не изменится. Твои «Десять…» ничего мне не говорят.
– Тебе еще нужно учиться читать по букварю!
НД поднял телефонную трубку и, дав какое-то задание, продолжил рассказ:
– Понимаешь, в тысяча девятьсот сорок восьмом году не было раскрыто одно дело. В те годы в сейфах Национального банка хранились коллекции почтовых марок, не имевшие владельцев. Часть альбомов было решено передать Почтовому музею. При пересылке они пропали… Кому в те годы было до марок? Кражу зарегистрировали и забыли про нее. В музее за это десятилетие штат сотрудников дважды сменился, и об этом случае хам никто не помнит. Я утром говорил по телефону с Вроцлавом, где находится Почтовый музей… В Варшаве живет Олесь Кригер, один из немногих, кто в те годы видел эту коллекцию марок «За лот» и «Десять краковских крон». Олесь Кригер – наш медицинский эксперт. Он был на месте убийства, осмотрел труп, полистал альбомы с марками и пришел к выводу, что это происшествие находится в прямой связи с той нераскрытой пропажей…
– А как был убит коллекционер? – спросил я, чтобы перейти наконец к делу.
– Как? До того просто, почти гениально! Убитому коллекционеру врачами был назначен курс уколов. Уколы делал студент-медик из студенческого общества, члены его подрабатывают на процедурах. Этот студент приезжал ежедневно, и больной сам, как правило, открывал ему входную дверь, проводил к себе в комнату, а после укола провожал до двери. Жена убитого и старая служанка иногда видели студента, но очень редко. Вчера около четырех часов они обе вышли из дому. Очевидно, за домом наблюдали, так как вскоре кто-то позвонил студентам и сказал, что приезжать не надо, так как инъекцию якобы сделает лечащий врач. Убитый был скрягой, и у студента, уже собравшегося к нему, это не вызвало подозрений.
– Конечно, о том, кто звонил, ничего не известно?
– Тот, кто звонил, отрекомендовался врачом. По показаниям студента, голос звонившего был низкий и, вероятно, нарочито измененный. Впрочем, расспросишь студента сам. Его фамилию и адрес найдешь в бумагах, которые передал тебе старик.
– Значит, – продолжал я, – так называемый врач появился в доме после ухода жены и служанки. Сказал, что пришел вместо студента, и…
– И проявил при этом необычайное хладнокровие, – продолжал НД. – Видимо, он был приглашен в комнату, приготовил шприц, а затем… ввел пациенту яд, состав которого нам пока неизвестен.
– А какое лекарство вводил студент?
– Строфантин.
Как рассказал дальше НД, жена и служанка вообще не слышали о том, чтобы покойный вызывал врача. Версия, что он доверил незнакомому человеку сделать себе укол, выглядела нелепой. Кто-то должен был прибывшего рекомендовать. Или же прибывший мог рекомендовать себя сам, по телефону.
– Тот, кто там побывал, не оставил никаких следов. Действовал все время в перчатках, по крайней мере после укола, ибо, пока его жертва была жива, это вызвало бы подозрение… Ящики стола были открыты ключами, всегда лежавшими на столе. По словам вдовы, покойный прятал ключи, только когда уходил из дому.
– А ампула? Или вата?
– Их, конечно, убийца унес с собой, – ответил НД.
За дверями кабинета послышались шаги, это по просьбе НД принесли каталоги из библиотеки.
– Это, как видишь, американский каталог Скотта, – пояснил НД, – А вот здесь, в разделе «Польша», есть нужная нам рубрика: «Десять крон», цвет фиолетовый, светлый или темный. Речь идет о доплатной австрийской марке, надпечатанной в 1918 году почтовым ведомством Кракова, на марке черпая надпись: «Польская почта». Всего таких марок с этой надпечаткой было пятнадцать штук… Таким образом, полный комплект польских марок могут иметь самое большее только пятнадцать человек. Пятнадцать из пятидесяти миллионов свихнувшихся филателистов! Короче: «Десять краковских крон» – это уникальная марка!
НД протянул руку к телефонному аппарату, переключил на прием громкоговоритель и, набрав номер, спросил:
– Это ты, Олесь? Привет, как дела?
Я слушал его разговор с хирургом, доктором Александром Кригером.
– Дела идут… Тебе что-нибудь нужно, Юлек?
– Видишь ли, тебе известно о марках все, что с ними происходит на земле, под землей, во вселенной и вне ее…
– Ты хочешь встретиться с почтовыми работниками рая?
– Мерси, пока нет… Скажи, Олесь, сколько примерно может стоить марка «Десять краковских крон», надпечатка на австрийской доплатной?
Голос на том конце провода посерьезнел.
– Я ведь тебе вчера говорил…
– Да, но у меня сидит один из моих друзей, новичок в этом деле, необходимо, чтобы он сам услышал.
– Так вот к сведению твоих друзей: теоретически – не менее пятидесяти тысяч. Теоретически потому, что «Десять краковских крон» появляется в продаже раз в двадцать пять лет. Изюминки такого сорта уплыли от нас задолго до сентября тридцать девятого года. Во время войны гестапо тоже кол-лек-ци-о-ни-ро-ва-ло. Я знаю случай, когда владелец одного такого экземпляра был отправлен в Освенцим. Рейхсбанк продал Швейцарии два экземпляра «Десять крон» за валюту… Есть еще вопросы?
– Нет, спасибо, Олесь! Будь здоров!
– Взаимно! – закончил беседу доктор.
– Теперь уразумел? Вот так-то, – удовлетворенно произнес НД. – А если говорить о коллекции марок «За лот», то, по утверждениям вдовы, в комнате убитого коллекционера их было тысяча двести шестьдесят три… Помножь эту цифру на две с половиной тысячи злотых за штуку, то есть на цену одной марки но каталогу… Завтра и послезавтра я буду занят. Но сейчас, если хочешь, поеду с тобой на место преступления. Да… открытое окно. Как я допустил такое! – добавил он, злясь па себя.
Было ясно, что из разговоров с доктором Кригером НД знает о марках гораздо больше, чем я узнал за всю мою жизнь. Так как доктор, заядлый филателист, уже побывал на квартире сразу же после убийства и грабежа и осмотрел то, что осталось в альбомах, я решил просить его о помощи: мне необходимо было связаться с ним лично.
– Подожди, – сказал НД. – Я это организую.
Он опять набрал телефон Кратера.
– Слушай, Олесь! Есть человек, который хочет угостить нас ужином. Сегодня. В девять в «Бристоле». Подходит?
Упрашивать доктора не потребовалось.
Таким образом, хоть я и не собирался, но вынужден был в связи с убийством коллекционера раскошеливаться.
– Половину расходов я беру па себя, – рассмеялся НД. – Половину расходов на минеральную воду, – уточнил он, чтобы у меня не было никаких иллюзий.
Глава 3
– Посмотрите. Может, найдете здесь что-нибудь для себя.
Мое внимание привлекли несколько американских марок с датой: 1492–1892. Некоторые образцы из этой серии я видел в «The Rarest Stamps».
– А нет ли у вас полной серии?
Мой собеседник заколебался, посмотрел вокруг, потом вынул из бумажника маленький кляссер:
– Полного комплекта в Польше вы не достанете, – ответил он. – Но здесь у меня есть долларовый и трехдолларовый номиналы из этой серии. На улице не валяются…
На первой, горизонтального формата, красной марке Изабелла Испанская принимала рапорт Колумба. На второй, зеленой, было изображено возвращение Христофора Колумба из третьей американской экспедиции… С минуту я присматривался к зубцам и штемпелю. Состояние обеих марок было безупречным.
– Подлинность гарантирована. За обе – пятьдесят тысяч франков, по Иверу. Если хотите, можем проверить, – предложил мой собеседник, доставая из папки каталог.
Я на всякий случай проверил и тут же спросил:
– Пятьдесят тысяч? Сколько же это будет наличными в нашей валюте?…
– Недорого… Обычно десять грошей за франк. Всего около пятисот злотых, – пояснил он.
– А какова стоимость по каталогу польских марок «За лот»?
– Ровно двадцать тысяч. Это цена неповрежденных экземпляров, – полистав каталог, ответил собеседник.
Чтобы поразить его и не остаться в долгу, я полез в свой бумажник.
– Вот две марки! Со штемпелями 237 и 323.
– Дубли? – взял он в руки целлофановый конвертик.
– Разумеется! – не мог я не похвастать…
Собеседник проверил обе марки на свет, рассмотрел их через лупу, подумал, закусив губу, и предложил:
– Если вас интересуют корабли, а ведь не может быть коллекции кораблей без «Четырехсотлетия Колумба», я охотно пойду на обмен.
– Это значит, что в случае моего согласия я должен доплатить вам сумму, равнозначную десяти тысячам франков? Ведь две марки «За лот» стоят сорок тысяч, а ваши «Колумбы» пятьдесят?
– Нет Мы будем в расчете, – сказал собеседник. – Меня очень интересуют «За лот». Ну а эти «Колумбы» тоже в цене. Это вам, конечно, известно?
Положение, в котором я неожиданно очутился, меня забавляло… Собеседник ждал ответа. При более близком знакомстве он казался мне еще симпатичнее.
– Эх, риск – благородное дело! – искренне засмеялся я, протягивая ему обе марки «За лот».
– Ну что ж! Мои «Колумбы» переходят к вам. Не знаю, правильно ли я поступаю. Ну, да… риск – благородное дело, как вы только что сказали!
Я спрятал два солидной стоимости «Колумба». Их нельзя было сравнить с раритетами из «The Rarest Stamps». Вот так, посмеиваясь над своим приключением, я начал собирать марки! Причем обмен и продажа происходили в рамках полученных мною указаний.
– Вы бываете в клубе?
Я не мог сказать «да». Но не следовало и отрицать, и я нашел уклончивый ответ:
– Как раз собирался зайти в ближайшее воскресенье.
– Ну, тогда мы определенно встретимся, – сделал вывод мой новый знакомый.
Очевидно, мы оба в равной степени были довольны нашей непредвиденной сделкой… К сожалению, у меня уже не оставалось времени. Солнечные часы на углу дома показывали пять.
– Спасибо! Мы обязательно встретимся в клубе! – сказал я, платя по счету.
– Весьма приятно было познакомиться! – услыхал я уже в дверях.
Через минуту, поймав свободное такси, я мчался в сторону Средместья, а через десять минут был в лаборатории НД.
Пройдя через опустевший секретариат, я постучал в сверкающую белой краской дверь.
Увидев меня, НД поднялся из-за огромного письменного стола. У него было усталое лицо, но темные круги под глазами от недосыпания, о чудо, делали его на десять лет моложе.
– Ну как дела, Глеб? Все работаешь в одиночку? С чем возишься? С чеками? С валютой? С бриллиантами?
– Нет… Не угадал. С сегодняшнего утра… с марками!
– Фью-у-у! – свистнул НД. – Ну, брат, туго же тебе приходится! Постой, видно, твой старик навязал тебе эту историю в Западном районе?!
– Да. И тот же старик направил меня к тебе. Говорят, ты всегда все знаешь, даже можешь предсказать, что будет ровно через год в шестнадцать ноль-ноль! Ты ведь был на месте преступления?
– Можете у себя, в своем Главном управлении, насмехаться сколько угодно, – улыбнулся НД. – Все равно без лаборатории вы как слепые котята!
– Осторожно! А то передам твои слова старику!
– Э-э, не пугай пуганого!.. Слушай, – посерьезнев, обратился ко мне НД, – а ты… марки не собираешь?
– Постольку поскольку!
– Впрочем, если бы собирал, то я бы об этом уже прослышал. Потому-то я и подсказал твою кандидатуру старику.
– Благодарю. Постараюсь отплатить тебе той же монетой!
– Посмотрим, удастся ли…
Мы еще с минуту пикировались, после чего НД похвастался новейшим карманным магнитофоном (с помощью которого незаметно для меня записал на пленку наш разговор) н перешел к делу:
– Начать следует с азов!.. Так вот, понимаешь, филателия – это безумие. Рыбную ловлю, которой увлекается твой старик, можно еще вытерпеть. В Соединенных Штатах Америки, кажется, насчитывается двадцать два миллиона филателистов, в Западной Германии – полтора миллиона. У нас среди взрослых, зарегистрированных в обществах, – около ста тысяч. Незарегистрированных наверняка в два раза больше, да еще с гаком…
– Знаю, к чему подробности! – прервал я его.
– Откуда ты знаешь? Скажи сразу. Если собираешь…
– Не бойся. Я был у директора Филателистического агентства, и он мне кое-что разъяснил.
– Ага! Итак… – продолжал, успокоившись, НД, – куда бы ты ни бросил камень, везде филателисты! У меня в лаборатории эта инфекция тоже начала распространяться. Впрочем, поветрие проникло сюда из Главного управления… Поэтому, если говорить о преступлении в Западном районе, то, принимая во внимание мотивы убийства, для раскрытия дела необходим человек спокойный и рассудительный… Корни этого дела уходят в сорок восьмой год. Тогда это закрутилось, а теперь распутывается или может распутаться… Почему я сам, лично, поехал в Западный район? И почему своевременно не связался с вами? Потому что когда сюда позвонили из районного комиссариата милиции с просьбой прислать экспертов-криминалистов, то на мой вопрос, о ком идет речь, я получил ответ, что дело касается самого известного в Варшаве филателиста! Если бы я послал туда кого-нибудь из своих парней, то, вместо того чтобы проводить тщательное обследование, они сразу бы начали копаться в марках. То же самое было бы и с твоими коллегами по управлению. И они намертво запутали бы расследование. Сам я к маркам не притрагивался. После того как убрали труп, комната была заперта и опечатана…
– При этом, надо полагать, ты плотно закрыл окно, чтобы ничего не сдуло ветром, – язвительно добавил я.
К моему изумлению, НД позеленел и вскочил со стула.
– Откуда ты знаешь, что… нет?! А, черт побери!
– Разумеется, это только мы, в Главном управлении, слепые котята, – съязвил я.
– Только не умничай! – огрызнулся НД. – Конь о четырех ногах и тот спотыкается. Да, – припомнил он, – комната находится на втором этаже…
– …и окно выходит на улицу, точнее, в палисадник. И рядом – раскидистое дерево вровень со вторым этажом. Чтобы легче было залезть… – с удовольствием поддразнивал я его, так как НД, надо сказать, был чересчур самоуверен.
– Если ты ужо побывал там, то не играй в прятки, а скажи сразу! – разозлился вдруг НД. – Что-нибудь случилось?
– Ничего не случилось. Я даже не представляю, где этот дом. – успокоил я его. – Кстати, о марках. У тебя нет случайно лишнего пинцетика?
НД сунул руку в ящик стола и достал вполне подходящий пинцет.
– Если подойдет, можешь взять. В тебе, Глеб, сокрыты необыкновенные таланты. Тебе должны предложить должность укротителя диких зверей или тореадора. Ты один раздразнишь лучше, чем сотня других… А тут дело действительно серьезное. Очевидно, старик тебе сказал, что в Западном районе пропала коллекция марок «За лот» и экземпляр «Десять краковских крон».
О том, что существует марка «За лот», я уже знал. Даже обменял «За лот» на «Колумба». А вот «Десять краковских крон» я никогда не видел.
– А что такое «Десять краковских крон»? – полюбопытствовал я.
– Ты что, в школу не ходил, что ли?… Это просто… «Десять крон»!
– С одинаковым успехом ты можешь сказать: «Пятнадцать крон», и уровень моих знаний от этого не изменится. Твои «Десять…» ничего мне не говорят.
– Тебе еще нужно учиться читать по букварю!
НД поднял телефонную трубку и, дав какое-то задание, продолжил рассказ:
– Понимаешь, в тысяча девятьсот сорок восьмом году не было раскрыто одно дело. В те годы в сейфах Национального банка хранились коллекции почтовых марок, не имевшие владельцев. Часть альбомов было решено передать Почтовому музею. При пересылке они пропали… Кому в те годы было до марок? Кражу зарегистрировали и забыли про нее. В музее за это десятилетие штат сотрудников дважды сменился, и об этом случае хам никто не помнит. Я утром говорил по телефону с Вроцлавом, где находится Почтовый музей… В Варшаве живет Олесь Кригер, один из немногих, кто в те годы видел эту коллекцию марок «За лот» и «Десять краковских крон». Олесь Кригер – наш медицинский эксперт. Он был на месте убийства, осмотрел труп, полистал альбомы с марками и пришел к выводу, что это происшествие находится в прямой связи с той нераскрытой пропажей…
– А как был убит коллекционер? – спросил я, чтобы перейти наконец к делу.
– Как? До того просто, почти гениально! Убитому коллекционеру врачами был назначен курс уколов. Уколы делал студент-медик из студенческого общества, члены его подрабатывают на процедурах. Этот студент приезжал ежедневно, и больной сам, как правило, открывал ему входную дверь, проводил к себе в комнату, а после укола провожал до двери. Жена убитого и старая служанка иногда видели студента, но очень редко. Вчера около четырех часов они обе вышли из дому. Очевидно, за домом наблюдали, так как вскоре кто-то позвонил студентам и сказал, что приезжать не надо, так как инъекцию якобы сделает лечащий врач. Убитый был скрягой, и у студента, уже собравшегося к нему, это не вызвало подозрений.
– Конечно, о том, кто звонил, ничего не известно?
– Тот, кто звонил, отрекомендовался врачом. По показаниям студента, голос звонившего был низкий и, вероятно, нарочито измененный. Впрочем, расспросишь студента сам. Его фамилию и адрес найдешь в бумагах, которые передал тебе старик.
– Значит, – продолжал я, – так называемый врач появился в доме после ухода жены и служанки. Сказал, что пришел вместо студента, и…
– И проявил при этом необычайное хладнокровие, – продолжал НД. – Видимо, он был приглашен в комнату, приготовил шприц, а затем… ввел пациенту яд, состав которого нам пока неизвестен.
– А какое лекарство вводил студент?
– Строфантин.
Как рассказал дальше НД, жена и служанка вообще не слышали о том, чтобы покойный вызывал врача. Версия, что он доверил незнакомому человеку сделать себе укол, выглядела нелепой. Кто-то должен был прибывшего рекомендовать. Или же прибывший мог рекомендовать себя сам, по телефону.
– Тот, кто там побывал, не оставил никаких следов. Действовал все время в перчатках, по крайней мере после укола, ибо, пока его жертва была жива, это вызвало бы подозрение… Ящики стола были открыты ключами, всегда лежавшими на столе. По словам вдовы, покойный прятал ключи, только когда уходил из дому.
– А ампула? Или вата?
– Их, конечно, убийца унес с собой, – ответил НД.
За дверями кабинета послышались шаги, это по просьбе НД принесли каталоги из библиотеки.
– Это, как видишь, американский каталог Скотта, – пояснил НД, – А вот здесь, в разделе «Польша», есть нужная нам рубрика: «Десять крон», цвет фиолетовый, светлый или темный. Речь идет о доплатной австрийской марке, надпечатанной в 1918 году почтовым ведомством Кракова, на марке черпая надпись: «Польская почта». Всего таких марок с этой надпечаткой было пятнадцать штук… Таким образом, полный комплект польских марок могут иметь самое большее только пятнадцать человек. Пятнадцать из пятидесяти миллионов свихнувшихся филателистов! Короче: «Десять краковских крон» – это уникальная марка!
НД протянул руку к телефонному аппарату, переключил на прием громкоговоритель и, набрав номер, спросил:
– Это ты, Олесь? Привет, как дела?
Я слушал его разговор с хирургом, доктором Александром Кригером.
– Дела идут… Тебе что-нибудь нужно, Юлек?
– Видишь ли, тебе известно о марках все, что с ними происходит на земле, под землей, во вселенной и вне ее…
– Ты хочешь встретиться с почтовыми работниками рая?
– Мерси, пока нет… Скажи, Олесь, сколько примерно может стоить марка «Десять краковских крон», надпечатка на австрийской доплатной?
Голос на том конце провода посерьезнел.
– Я ведь тебе вчера говорил…
– Да, но у меня сидит один из моих друзей, новичок в этом деле, необходимо, чтобы он сам услышал.
– Так вот к сведению твоих друзей: теоретически – не менее пятидесяти тысяч. Теоретически потому, что «Десять краковских крон» появляется в продаже раз в двадцать пять лет. Изюминки такого сорта уплыли от нас задолго до сентября тридцать девятого года. Во время войны гестапо тоже кол-лек-ци-о-ни-ро-ва-ло. Я знаю случай, когда владелец одного такого экземпляра был отправлен в Освенцим. Рейхсбанк продал Швейцарии два экземпляра «Десять крон» за валюту… Есть еще вопросы?
– Нет, спасибо, Олесь! Будь здоров!
– Взаимно! – закончил беседу доктор.
– Теперь уразумел? Вот так-то, – удовлетворенно произнес НД. – А если говорить о коллекции марок «За лот», то, по утверждениям вдовы, в комнате убитого коллекционера их было тысяча двести шестьдесят три… Помножь эту цифру на две с половиной тысячи злотых за штуку, то есть на цену одной марки но каталогу… Завтра и послезавтра я буду занят. Но сейчас, если хочешь, поеду с тобой на место преступления. Да… открытое окно. Как я допустил такое! – добавил он, злясь па себя.
Было ясно, что из разговоров с доктором Кригером НД знает о марках гораздо больше, чем я узнал за всю мою жизнь. Так как доктор, заядлый филателист, уже побывал на квартире сразу же после убийства и грабежа и осмотрел то, что осталось в альбомах, я решил просить его о помощи: мне необходимо было связаться с ним лично.
– Подожди, – сказал НД. – Я это организую.
Он опять набрал телефон Кратера.
– Слушай, Олесь! Есть человек, который хочет угостить нас ужином. Сегодня. В девять в «Бристоле». Подходит?
Упрашивать доктора не потребовалось.
Таким образом, хоть я и не собирался, но вынужден был в связи с убийством коллекционера раскошеливаться.
– Половину расходов я беру па себя, – рассмеялся НД. – Половину расходов на минеральную воду, – уточнил он, чтобы у меня не было никаких иллюзий.
Глава 3
Когда мы подъехали к вилле, солнце уже садилось. По асфальтированному шоссе, протянувшемуся вдоль Вислы, мчались мотоциклы. По Висле, королеве польских рек, плыли парусные лодки, недалеко от берега усердно тренировались, видимо, еще неопытные гребцы «шестерки».
– Жаль, что нет времени, – сказал НД и зашагал напрямик к улице, сбегающей к Висле. – Рванул бы я сейчас кролем стометровку. – Он с тоской оглянулся на реку. – Как думаешь, Глеб, доплыву до того берега и обратно? Я пожал плечами.
– На всякий случай позвони патрулю речной милиции, чтобы там знали, в каком месте тебя из воды вытаскивать… Зачем осложнять людям жизнь, заставлять их тратить массу времени на поиски твоего трупа?
– Думаешь, я уже ни на что не способен? – Он лихо перемахнул через груду камней.
Но прыжок был уже не тот, что случалось нам делать когда-то в партизанском отряде. Много лет утекло с той поры. НД пока еще не оброс бюрократическим жирком. Старался избегать всевозможных совещаний и конференций, где переливают из пустого в порожнее.
Если удавалось затащить его на какое-то совещание, то он сидел и уныло смотрел в потолок с таким несчастным видом, словно проиграл судебный процесс. Особенностью НД были его так называемые идеи…
То, что он так заинтересовался убийством коллекционера (хотя это и не входило в его обязанности), объяснялось и необычным характером преступления, и тем, что… окно осталось открытым!
Мы шли по насыпи к вилле, красная труба которой уже виднелась из-за деревьев.
– Как ты думаешь, преступник после убийства пошел прямиком к Висле, где мог сесть в автобус или уехать на своей машине? – спросил я.
– Думаю, что нет. Это было бы слишком рискованно, – отозвался НД. – В то время дня улица была для него гораздо безопаснее. Во-первых, идущий напрямик через поле человек слишком заметен. Во-вторых, когда было совершено преступление, шел дождь, а преступник явно из тех людей, которые хорошенько все обдумывают, прежде чем что-то делают. На земле отпечатались бы следы. На тротуаре в дождь следов не остается… А, чтоб его… Ведь я и вправду оставил окно открытым!
Мы вышли на улицу, где находилась вилла. Уже видна была каменная ограда, отделявшая дом и палисадник от тротуара.
Пробраться в комнату через окно особого труда не составляло, так как калитка из железных прутьев вполне могла заменить лестницу.
– Открытое окно еще не факт, что туда кто-то пробрался, тем более снаружи, – буркнул я, сам сомневаясь в своих словах.
– А я уверен, что только самый последний кретин не воспользовался бы такой возможностью! – отрезал НД. – Мы заперли комнату и опечатали дверь, то есть не только изолировали комнату, но тем самым и обезопасили кого-то от вдовы и служанки! И он оказался бы идиотом, если бы не заметил этого.
– Каркаешь…
Я не договорил, так как НД вдруг уронил спичечный коробок. Мы находились в двух шагах от ограды, как раз напротив калитки. Я хотел было нагнуться за спичками, но НД остановил меня:
– Не трогай и молчи…
Он сунул в рот сигарету и, когда мы проходили мимо калитки, остановился и стал рыться в карманах. Затем, как бы спохватившись, вернулся назад и поднял с тротуара коробок. Прикурил, спрятал спички в карман и, поравнявшись со мной, со злостью прошипел:
– Он уже побывал там. Я видел следы. По калитке он влез на ограду, а затем через окно в комнату. Мы должны сделать вид, что не заметили этого. Пойдем осмотрим комнату…
Я осторожно оглянулся. Из любого дома на другой стороне улицы, спрятавшись за штору, можно наблюдать из окна за тем, что происходит возле виллы и в интересующей нас комнате.
Сначала на резкий пронзительный звонок никакого ответа не последовало, и только минуту спустя раздались шаркающие шаги.
– Кто там? – послышалось из-за двери.
– Это вдова, – шепнул НД. – Кажется, она одна… Откройте, пожалуйста! Узнаете мой голос? – громко сказал НД.
Дверь беззвучно открылась, и мы очутились в темной прихожей. Пожилая женщина, высокая и худая, одетая в черное платье, протянула руку к выключателю. Вверху тускло заблестела лампочка. Но и после этого в прихожей ничуть не стало светлее.
– Похороны завтра. Тело мужа находится в морге, – слабым голосом проговорила вдова.
– Да, какой прискорбный, трагический случай, – сочувственно ответил НД.
– Вы что-нибудь уже узнали? Я чем-нибудь могу вам помочь?…
Она все еще не предлагала нам пройти и, казалось, загораживала дверь одной из комнат.
– Мы хотим попросить у вас ключ от комнаты, нам надо войти туда, – сказал НД.
В этот момент за запертой дверью пустой, с открытым окном комнаты, где было совершено преступление, зазвонил телефон.
– Ох!.. Что мне делать с телефоном? Звонят и звонят. А я ведь не имею права сорвать печати. Раньше никогда так часто не звонили. – Озабоченная вдова прошла на кухню и вернулась с ключом. – Скажите, можно отвечать на телефонные звонки?
– Пожалуйста, – разрешил H Д.
Я снял шнурки с печатью, а НД, всунув ключ в замочную скважину, безуспешно пытался открыть дверь.
– Вы случайно не ошиблись? Это тот самый ключ? – спросил НД, не скрывая досады.
Я осмотрел снятые шнурки: они были целы. С этой стороны, через дверь, никто входить в комнату не пробовал. НД не слушал заверений вдовы, что другого ключа нет. Он наклонился к замочной скважине и посветил спичкой.
– Взгляни, – сказал он мне. – Ты в замках разбираешься лучше меня!
Я посмотрел. Изнутри в замочной скважине торчал… другой ключ! С первого взгляда он был почти незаметен. Открыть дверь с нашей стороны неспециалисту было невозможно.
– Кажется, заело, – солгал я.
– Ладно… придем завтра, – решил НД. – Нужно будет вызвать нашего слесаря, он откроет замок, не повредив двери.
Разговор по-прежнему велся в полумраке прихожей. Вдова даже и не собиралась приглашать нас в другую комнату.
– Так как я должен выехать в командировку, – сказал вдове НД, – то расследование убийства н грабежа будет вести вот этот товарищ, – указал он на меня.
– Дело ваше… – ответила вдова. – Утром мы со служанкой поедем на кладбище, к полудню вернемся.
– Значит, к этому времени я и приеду, – уточнил я.
– Хорошо, я буду вас ждать…
Меня так и подмывало заглянуть в комнату. Замок можно было открыть любым куском проволоки. Но поскольку ходом событий руководил НД, я не мог нарушать его планы. К тому же он многозначительно намекнул мне, что надо молчать.
Мы уже собирались уходить, когда дверь квартиры открылась и вошла сутулая женщина. Это была служанка.
– А-а, это вы? – сказала она, увидев НД. – Добрый вечер! Ночью, после того как на санитарной машине увезли тело нашего хозяина, вы забыли закрыть в комнате окно. Я хотела пойти туда, чтобы закрыть, и уже взяла ключ, но хозяйка не позволила, потому что дверь опечатала. А потом через окно в комнату, наверно, пробрался кот. И хозяйничал почти до утра.
По лицу НД было видно, что в душе он клянет себя.
– Завтра мы закроем окно, – отрезал он. – Испортился замок, и необходимо вызвать слесаря.
– Замком столько лет не пользовались… – вздохнула вдова. – Муж не запирал дверь. Только ящики стола.
– Но мы завтра поедем на похороны. Как же слесарь придет без нас? – заметила служанка.
– Не беспокойся, Анеля, они придут после полудня. Я уже договорилась с этим гражданином, – успокоила ее вдова, указав на меня. – Он подождет, пока мы вернемся.
– Да, конечно, – подтвердил я.
Здесь больше делать было нечего. НД толкал меня в бок, давая понять, что надо уходить побыстрее.
– До свидания! Примите наши соболезнования…
– До свидания, – ответили обе женщины.
– Вот так история! Влез по калитке на ограду, с ограды – в окно и хозяйничал там, как у себя дома! – говорил НД, шагая в направлении, противоположном тому, откуда мы пришли.
– Вероятно, он наблюдал за тем, что происходило в вилле после убийства, – начал я свои рассуждения, – видел скорую помощь, прибытие сотрудников милиции, твой приезд, твоего Олеся и машину, увозившую тело убитого. Наконец он заметил, что дверь опечатали… Послушай, ты случайно с ним в сговоре не состоял? Ведь окно-то и сейчас открыто?
Весь передернувшись, НД взглянул на меня, но ничего не ответил. Мы быстро шли к площади Коммуны.
– По всему видно, что он чертовски хитер, – продолжал я. – Все у него шло удивительно гладко. Ему невероятно повезло. А раз так, то аппетит у него разыгрался!
– Ты прав, – отозвался НД. – И именно поэтому в вилле произвели повторную кражу. Пропали марки или серии марок, но какие – мы еще не знаем. Именно в этом, без сомнения, и состояла цель его возвращения… Чувствую, что он где-то здесь, затаился поблизости!
– Потому ты и хотел, чтобы мы скорее ушли?
– Да. Потому что… я уверен, что в течение ближайших часов преступника удастся схватить.
– Ключ?
– Разумеется. Окно, телефонные звонки и ключ, – перечислил НД. – Окно по-прежнему открыто, на телефонные звонки не отвечают, ключ в замке пока не заметили…
– И он думает, что никто из домашних доступа в комнату не имеет, – дополнил я. – Но как раз в отношении ключа он просчитался.
– Да, – подтвердил НД. – Значит, надо организовать засаду. Ключ как бы играет роль крючка. Если они попались на этот крючок, думает преступник, то уже знают о повторной краже и догадались, что я собираюсь забраться в комнату в третий раз. Войти в комнату им помешал ключ. Вскоре приедет оперативная группа, поднимется суматоха, будут искать следы, осматривать ограду, в комнате загорится свет, окно закроют и дом будет взят под наблюдение… Наш спокойный уход убедит его в том, что нам даже в голову не пришло посмотреть в замочную скважину… Ты прав, Глеб. Его жадность по мере успехов стала возрастать. Он появится в комнате в третий раз! Он не успел выбрать из альбомов все ценное, что было собрано почти за сто лет.
– Почему ты сказал «почти за сто лет»?
– Так говорила вдова… Но сейчас это не имеет значения. О марках поговорим потом. Теперь надо ловить этого сукина сына. У меня есть… идея!
Мы остановились у пивного киоска на площади Коммуны. Рядом с нами два довольно развязных парня угощались крепким портвейном.
– Ох, как спать хочется! – зевнул НД.
– И мне. – Я тоже зевнул.
Мы разыгрывали эту сцену на случай, если преступник вздумает пойти за нами или станет расспрашивать о нас. А вдруг он стоит сейчас на другой стороне площади и смотрит, что мы будем делать дальше?
– Жаль, что нет времени, – сказал НД и зашагал напрямик к улице, сбегающей к Висле. – Рванул бы я сейчас кролем стометровку. – Он с тоской оглянулся на реку. – Как думаешь, Глеб, доплыву до того берега и обратно? Я пожал плечами.
– На всякий случай позвони патрулю речной милиции, чтобы там знали, в каком месте тебя из воды вытаскивать… Зачем осложнять людям жизнь, заставлять их тратить массу времени на поиски твоего трупа?
– Думаешь, я уже ни на что не способен? – Он лихо перемахнул через груду камней.
Но прыжок был уже не тот, что случалось нам делать когда-то в партизанском отряде. Много лет утекло с той поры. НД пока еще не оброс бюрократическим жирком. Старался избегать всевозможных совещаний и конференций, где переливают из пустого в порожнее.
Если удавалось затащить его на какое-то совещание, то он сидел и уныло смотрел в потолок с таким несчастным видом, словно проиграл судебный процесс. Особенностью НД были его так называемые идеи…
То, что он так заинтересовался убийством коллекционера (хотя это и не входило в его обязанности), объяснялось и необычным характером преступления, и тем, что… окно осталось открытым!
Мы шли по насыпи к вилле, красная труба которой уже виднелась из-за деревьев.
– Как ты думаешь, преступник после убийства пошел прямиком к Висле, где мог сесть в автобус или уехать на своей машине? – спросил я.
– Думаю, что нет. Это было бы слишком рискованно, – отозвался НД. – В то время дня улица была для него гораздо безопаснее. Во-первых, идущий напрямик через поле человек слишком заметен. Во-вторых, когда было совершено преступление, шел дождь, а преступник явно из тех людей, которые хорошенько все обдумывают, прежде чем что-то делают. На земле отпечатались бы следы. На тротуаре в дождь следов не остается… А, чтоб его… Ведь я и вправду оставил окно открытым!
Мы вышли на улицу, где находилась вилла. Уже видна была каменная ограда, отделявшая дом и палисадник от тротуара.
Пробраться в комнату через окно особого труда не составляло, так как калитка из железных прутьев вполне могла заменить лестницу.
– Открытое окно еще не факт, что туда кто-то пробрался, тем более снаружи, – буркнул я, сам сомневаясь в своих словах.
– А я уверен, что только самый последний кретин не воспользовался бы такой возможностью! – отрезал НД. – Мы заперли комнату и опечатали дверь, то есть не только изолировали комнату, но тем самым и обезопасили кого-то от вдовы и служанки! И он оказался бы идиотом, если бы не заметил этого.
– Каркаешь…
Я не договорил, так как НД вдруг уронил спичечный коробок. Мы находились в двух шагах от ограды, как раз напротив калитки. Я хотел было нагнуться за спичками, но НД остановил меня:
– Не трогай и молчи…
Он сунул в рот сигарету и, когда мы проходили мимо калитки, остановился и стал рыться в карманах. Затем, как бы спохватившись, вернулся назад и поднял с тротуара коробок. Прикурил, спрятал спички в карман и, поравнявшись со мной, со злостью прошипел:
– Он уже побывал там. Я видел следы. По калитке он влез на ограду, а затем через окно в комнату. Мы должны сделать вид, что не заметили этого. Пойдем осмотрим комнату…
Я осторожно оглянулся. Из любого дома на другой стороне улицы, спрятавшись за штору, можно наблюдать из окна за тем, что происходит возле виллы и в интересующей нас комнате.
Сначала на резкий пронзительный звонок никакого ответа не последовало, и только минуту спустя раздались шаркающие шаги.
– Кто там? – послышалось из-за двери.
– Это вдова, – шепнул НД. – Кажется, она одна… Откройте, пожалуйста! Узнаете мой голос? – громко сказал НД.
Дверь беззвучно открылась, и мы очутились в темной прихожей. Пожилая женщина, высокая и худая, одетая в черное платье, протянула руку к выключателю. Вверху тускло заблестела лампочка. Но и после этого в прихожей ничуть не стало светлее.
– Похороны завтра. Тело мужа находится в морге, – слабым голосом проговорила вдова.
– Да, какой прискорбный, трагический случай, – сочувственно ответил НД.
– Вы что-нибудь уже узнали? Я чем-нибудь могу вам помочь?…
Она все еще не предлагала нам пройти и, казалось, загораживала дверь одной из комнат.
– Мы хотим попросить у вас ключ от комнаты, нам надо войти туда, – сказал НД.
В этот момент за запертой дверью пустой, с открытым окном комнаты, где было совершено преступление, зазвонил телефон.
– Ох!.. Что мне делать с телефоном? Звонят и звонят. А я ведь не имею права сорвать печати. Раньше никогда так часто не звонили. – Озабоченная вдова прошла на кухню и вернулась с ключом. – Скажите, можно отвечать на телефонные звонки?
– Пожалуйста, – разрешил H Д.
Я снял шнурки с печатью, а НД, всунув ключ в замочную скважину, безуспешно пытался открыть дверь.
– Вы случайно не ошиблись? Это тот самый ключ? – спросил НД, не скрывая досады.
Я осмотрел снятые шнурки: они были целы. С этой стороны, через дверь, никто входить в комнату не пробовал. НД не слушал заверений вдовы, что другого ключа нет. Он наклонился к замочной скважине и посветил спичкой.
– Взгляни, – сказал он мне. – Ты в замках разбираешься лучше меня!
Я посмотрел. Изнутри в замочной скважине торчал… другой ключ! С первого взгляда он был почти незаметен. Открыть дверь с нашей стороны неспециалисту было невозможно.
– Кажется, заело, – солгал я.
– Ладно… придем завтра, – решил НД. – Нужно будет вызвать нашего слесаря, он откроет замок, не повредив двери.
Разговор по-прежнему велся в полумраке прихожей. Вдова даже и не собиралась приглашать нас в другую комнату.
– Так как я должен выехать в командировку, – сказал вдове НД, – то расследование убийства н грабежа будет вести вот этот товарищ, – указал он на меня.
– Дело ваше… – ответила вдова. – Утром мы со служанкой поедем на кладбище, к полудню вернемся.
– Значит, к этому времени я и приеду, – уточнил я.
– Хорошо, я буду вас ждать…
Меня так и подмывало заглянуть в комнату. Замок можно было открыть любым куском проволоки. Но поскольку ходом событий руководил НД, я не мог нарушать его планы. К тому же он многозначительно намекнул мне, что надо молчать.
Мы уже собирались уходить, когда дверь квартиры открылась и вошла сутулая женщина. Это была служанка.
– А-а, это вы? – сказала она, увидев НД. – Добрый вечер! Ночью, после того как на санитарной машине увезли тело нашего хозяина, вы забыли закрыть в комнате окно. Я хотела пойти туда, чтобы закрыть, и уже взяла ключ, но хозяйка не позволила, потому что дверь опечатала. А потом через окно в комнату, наверно, пробрался кот. И хозяйничал почти до утра.
По лицу НД было видно, что в душе он клянет себя.
– Завтра мы закроем окно, – отрезал он. – Испортился замок, и необходимо вызвать слесаря.
– Замком столько лет не пользовались… – вздохнула вдова. – Муж не запирал дверь. Только ящики стола.
– Но мы завтра поедем на похороны. Как же слесарь придет без нас? – заметила служанка.
– Не беспокойся, Анеля, они придут после полудня. Я уже договорилась с этим гражданином, – успокоила ее вдова, указав на меня. – Он подождет, пока мы вернемся.
– Да, конечно, – подтвердил я.
Здесь больше делать было нечего. НД толкал меня в бок, давая понять, что надо уходить побыстрее.
– До свидания! Примите наши соболезнования…
– До свидания, – ответили обе женщины.
– Вот так история! Влез по калитке на ограду, с ограды – в окно и хозяйничал там, как у себя дома! – говорил НД, шагая в направлении, противоположном тому, откуда мы пришли.
– Вероятно, он наблюдал за тем, что происходило в вилле после убийства, – начал я свои рассуждения, – видел скорую помощь, прибытие сотрудников милиции, твой приезд, твоего Олеся и машину, увозившую тело убитого. Наконец он заметил, что дверь опечатали… Послушай, ты случайно с ним в сговоре не состоял? Ведь окно-то и сейчас открыто?
Весь передернувшись, НД взглянул на меня, но ничего не ответил. Мы быстро шли к площади Коммуны.
– По всему видно, что он чертовски хитер, – продолжал я. – Все у него шло удивительно гладко. Ему невероятно повезло. А раз так, то аппетит у него разыгрался!
– Ты прав, – отозвался НД. – И именно поэтому в вилле произвели повторную кражу. Пропали марки или серии марок, но какие – мы еще не знаем. Именно в этом, без сомнения, и состояла цель его возвращения… Чувствую, что он где-то здесь, затаился поблизости!
– Потому ты и хотел, чтобы мы скорее ушли?
– Да. Потому что… я уверен, что в течение ближайших часов преступника удастся схватить.
– Ключ?
– Разумеется. Окно, телефонные звонки и ключ, – перечислил НД. – Окно по-прежнему открыто, на телефонные звонки не отвечают, ключ в замке пока не заметили…
– И он думает, что никто из домашних доступа в комнату не имеет, – дополнил я. – Но как раз в отношении ключа он просчитался.
– Да, – подтвердил НД. – Значит, надо организовать засаду. Ключ как бы играет роль крючка. Если они попались на этот крючок, думает преступник, то уже знают о повторной краже и догадались, что я собираюсь забраться в комнату в третий раз. Войти в комнату им помешал ключ. Вскоре приедет оперативная группа, поднимется суматоха, будут искать следы, осматривать ограду, в комнате загорится свет, окно закроют и дом будет взят под наблюдение… Наш спокойный уход убедит его в том, что нам даже в голову не пришло посмотреть в замочную скважину… Ты прав, Глеб. Его жадность по мере успехов стала возрастать. Он появится в комнате в третий раз! Он не успел выбрать из альбомов все ценное, что было собрано почти за сто лет.
– Почему ты сказал «почти за сто лет»?
– Так говорила вдова… Но сейчас это не имеет значения. О марках поговорим потом. Теперь надо ловить этого сукина сына. У меня есть… идея!
Мы остановились у пивного киоска на площади Коммуны. Рядом с нами два довольно развязных парня угощались крепким портвейном.
– Ох, как спать хочется! – зевнул НД.
– И мне. – Я тоже зевнул.
Мы разыгрывали эту сцену на случай, если преступник вздумает пойти за нами или станет расспрашивать о нас. А вдруг он стоит сейчас на другой стороне площади и смотрит, что мы будем делать дальше?