Страница:
И мы начали спускаться.
– А откуда ты все это знаешь? – опять спросил молодой Кот.
– Что? – Вожак не стал оборачиваться и останавливаться.
И правильно. Хуже нет, когда ноги идут по тропе в одну сторону, а глаза смотрят в другую.
– Убежище... Праздник Жизни... Я думал, это легенды. – Кот говорил и прыгал по ступеням.
– Про убежище мне рассказал один знакомый. Он когда-то побывал здесь. И про праздник Жизни – тоже. – Вожак говорил негромко и на ходу, но я хорошо слышал его, хоть и шел последним. – А легенда – это то, что было, но давно уже нет и никогда не будет. – Крисс-Танн-Танн вдруг тихо засмеялся: – Или, как любил говорить мой друг, это то, что слепой рассказал глухому о восходе солнца.
Кот негромко фыркнул, я тоже улыбнулся, а Игратос... он словно стал глухим, слепым и немым сразу.
Я начал считать ступени. Десять по десять когтей – палец. Еще палец. И еще. Я насчитал семь пальцев ступеней, а потом мы остановились на площадке. Большой, в десять моих шагов. В стене площадки темнел высокий и широкий проход. Не меньше того коридора, по которому мы шли к пещере. Потом мы увидели другие подземные проходы, на других площадках, но этот был первым, и мы задержались, чтобы осмотреть его. В нем были те же плиты под ногами, те же ровные, гладкие стены, даже ширина хода была такой же, как в том, по какому мы шли. Только наклон пола был другим. В нашем коридоре он был едва заметным, а в этом немного большим.
– Тут все коридоры начинаются в приемном помещении и сходятся в подземном городе, – сказал вожак.
– А почему... – молодой Кот вдруг замолчал и потряс головой. Наверное, хотел выгнать из нее глупые вопросы. – А зачем столько коридоров? Что, одного мало?
– Мало. Вот именно, что мало. Тут ведь чем больше, тем лучше. – И я услышал, как вожак улыбается. – Чтобы не получилась пробка, как в час пик.
– Что? – не понял молодой воин. – Что не получилось?
Я, признаться, тоже не все понял.
– Пробка в... – начал вожак и тут же прервал себя. – Стоп. Ты же не знаешь этого выражения. Ладно, попробуем проще... – Он закрыл глаза и немного помолчал. – Вот представь себе десятки, нет – сотни людей в той первой комнате. Представил? – Кот задумчиво кивнул, хоть вожак и не мог его видеть. – А теперь представь еще больше людей снаружи. И еще несколько караванов, что спешат к убежищу. А до восхода Карающей осталось совсем немного, и все хотят спастись. А в подземный город ведет всего один коридор. И знаешь, что бы тогда началось?..
– Что? – испуганно выдохнул Кот.
– Пробка, – ответил вожак и открыл глаза. – А вот если бы те, что снаружи, захотели попасть внутрь, даже по головам тех, кто уже вошел, вот тогда началось бы кое-что другое. И не дай тебе бог увидеть обезумевшую толпу!
– Похоже на Чашу Крови, – прохрипел Игратос.
Это были его первые слова в убежище. Я все еще не слышал, о чем думает Игратос, но он хотя бы начал говорить. Кажется, вожак достучался и до него своим страшным рассказом.
– Вот именно, – кивнул Крисс-Танн. – Очень точное сравнение. И вот представь, что те, снаружи, ворвались внутрь, прошли по трупам до лестницы... А теперь подумай, что будет твориться на этой лестнице, если по ней побегут десятки и сотни испуганных людей. Представь тела, что падают с большой высоты и разбиваются внизу на камнях. Представь ступени, скользкие от крови или пролившегося масла. И над всей этой толпой стоит крик и плач, а обезумевшие от страха животные топчут и сталкивают людей...
Почему-то мы все замерли и почти не дышали, а вожак стоял у стены и смотрел на Игратоса. Кажется, он и говорил только для него. А молодого трясло от ужаса, хоть мы и прошли Чашу Крови, и повидали немало страшного. Но я чувствовал дрожь, когда Игратос прижался ко мне спиной. Слышал, как чьи-то когти скребут камень, и не сразу понял, что мы оба цепляемся за стену, будто нас тоже могут столкнуть с лестницы. Я хотел крикнуть вожаку: «Замолчи!» – но язык словно примерз к зубам.
– И все это могло бы случиться, если бы кто-то поленился проложить несколько дополнительных коридоров, – добавил Крисс-Танн и... улыбнулся.
Мы долго молчали, только дышали громко и часто. Вожак умел напугать, когда хотел. Ни когтей у него нет, ни клыков, ни грозного рыка, но от его тихого голоса и совсем недлинного рассказа почему-то дрожат ноги и ноет в животе. Я не сразу понял, что двумя руками прижимаю к себе Игратоса, а молодой и не пытается вырваться. Что-то произошло между нами, пока мы вместе боялись.
– Если бы мой прежний наставник так отвечал на мои вопросы, я бы не дожил до Испытания.
Голос у Кота был тихим и каким-то больным. Воин первым из нас вспомнил, что умеет говорить, но он не торопился подняться со ступени, где сидел, обхватив себя руками.
У меня все еще подгибались ноги, и, если бы не Игратос, я тоже сел бы на ступеньку.
Потом я спросил вожака, когда мы остались одни и в подходящем месте: «Зачем? Зачем надо было так отвечать Симорли? Пугать его... нас... Нельзя было объяснить по-другому?» Вожак тогда улыбнулся: «Можно было. Симорли – парень понятливый, но знаешь, пережитый вместе страх, он... объединяет. Это глупо, смешно, но это работает».
Я не все понял из того, что ответил Крисс-Танн, но его улыбка была похожа на ту, когда стена между мной и Игратосом дала первую трещину.
Но все это было потом, а тогда мы спускались от одной площадки до другой, от одного темного входа до другого, и этот спуск был очень долгим. Еще я думал о древних строителях, что нашли под землей огромную пещеру и построили в ней целый город. А может, Хранители сами создали эту пещеру? После того, что увидел, я поверю и в такое. То, что они строили наверху, даже сравнить нельзя с тем, что осталось после них под землей. С тайным городом, как назвал его Крисс-Танн. Там наверху были только обломки, а внизу все осталось таким, каким его создали древние мастера. Повелители не добрались до этого места, не разрушили его. На каждом привале я подолгу смотрел вниз и не мог насмотреться, и вожаку приходилось напоминать мне, и не только мне, что отдых закончен, что пора оставлять площадку и считать ногами ступеньки.
Если все в тайном городе построено из камня, то Хранители были самыми лучшими мастерами по нему. Они вдохнули в камень жизнь, они раскрасили его всеми красками, какие можно увидеть наверху, и даже теми, каких я никогда не видел.
Там были стены цвета молодой, едва пробившейся травы; были арки – зеленая, оранжевая, белая и... такая черная, что казалась одной большой тенью первых трех. Стая тонких бело-голубых колонн – таким бывает снег на рассвете – окружила высокую и толстую колонну, что была такой сине-светящейся, будто в ней застыло целое озеро, какое плещется над давней стоянкой нашего клана. Была еще одна арка, цвета загустевшей крови; были стены такого же цвета, как волосы у воина-Кота, а за ними стены цвета моих волос.
Я смотрел то на одно яркое пятно, то на другое, ни на чем долго не задерживаясь, и вдруг заметил какое-то движение внизу.
– Видишь? – невольно вырвалось у меня.
Не знаю, кому это я сказал и почему шепотом, но что-то опасное было в городе.
– Охотник... – выдохнул Кот и остановился.
Игратосу тоже пришлось остановиться и качнуться назад, чтобы не толкнуть маленького воина. Я почувствовал удивление Игратоса, когда тот слегка коснулся меня. Молодой и раньше едва замечал Охотника и уж точно не считал его опасным. А вот Кот опасался его. Да и мне не хотелось, чтобы у меня за спиной бродил этот Охотник. Не помню почему, но не хотел бы.
– А вот и женщина со своей пантерой.
Голос вожака отвлек меня, спугнул какую-то мысль, а ведь я почти вспомнил...
Внизу шла Зовущая, а рядом с ней Четырехлапый, и что-то не нравилось ему: черный хвост подергивался из стороны в сторону. Их хорошо было видно с площадки – и Охотника, и т'ангайю с сопровождающим, все трое шли к подземной реке, хоть и разными путями. Их манила вода.
Все большие дороги в городе вели к реке, и все заканчивались мостами. На другом берегу, за мостами, дорог не было. Там ничего не было, только камень внизу и камень высоко-высоко вверху. У меня даже голова закружилась, когда я посмотрел наверх. Камень заменит нам небо и землю на весь ДЕНЬ. А кто-то рождался под таким небом и на такой земле. Первый крик Зовущей, что шла по тайному городу, слышали камни убежища. Пусть не этого, но...
– Почему он крадется за ними? – спросил Кот.
– Он просто идет в ту же сторону, – ответил вожак.
– Не хотел бы, чтобы он так шел за мной.
– Я тоже не хотел бы.
Я молча слушал их разговор. Кажется, они что-то знали, что-то такое, чего я не знал или забыл. Спрашивать не стал, но понял, что вожак не забудет об Охотнике и постарается не поворачиваться к нему спиной. Интересно, что еще случилось, пока я бродил в темноте, где не было Прародителя Медведя?..
– Я не буду тебе говорить, что он просто хотел выжить. Ты и сам это знаешь.
– Знаю. – Кот махнул рукой, словно хвостом отмахнулся от надоедливой мухи, и упрямо вздернул голову, хоть вожак и не мог увидеть его. – Не только он хотел. Ты вот тоже хочешь, и я, и... – Он вдруг замолчал и едва сдержался, чтобы не обернуться. Похоже, воин разозлился и чуть не сказал лишнее. А он быстро учится! Еще несколько ночей назад Кот не стал бы молчать.
– Не хочу показаться тебе занудой... мм... приятель. – Вожак немного помолчал, и я почти увидел его улыбку. – Но каждый человек боится по-своему.
– Как это?
– А вот так: один с перепугу становится героем, другой... – еще немного молчания и еще одна невидимая улыбка, – а другой – нет. Есть еще третий, четвертый... двадцать пятый, сотый... Сколько людей, столько и способов реагировать на страх. Только не думай, что это я сам придумал – это говорил один умник из... – Вожак дернул плечом, будто сбросил с него что-то. – Ладно. Это было давно и далеко, ты его не знаешь и уже не узнаешь...
– Почему?
– Потому что его нет в живых. Человек умер, а его слова остались. – И вожак удивленно покачал головой.
А чему тут удивляться? Когда мастер уходит в пустоту, то после него всегда что-то остается, после мастера камня – обработанные камни, после мастера поясов – пояса, после мастера узоров – узоры, а еще каждый мастер оставляет после себя учеников.
– Получается, что я герой с перепугу? – Голос у Кота стал звонкий и ломкий, как лед под солнцем.
– Нет, Симорли, не с перепугу. – Вожак, не останавливаясь, покачал головой. – В твоем случае геройство – это осознанная необходимость. Но знаешь, лестница не самое лучшее место для такого разговора. Давай продолжим его, когда найдем более подходящее место.
Коту пришлось согласиться, он кивнул, а уже потом сообразил, что вожак его не видит.
– Да, поговорим потом, но эта лестница все никак не кончается. – Голос у воина был недовольным и немного усталым.
– Все когда-нибудь заканчивается, даже неприятности, – успокоил его вожак. – Думаю, эта лестница не является исключением. Хотя это было бы забавно...
– Чего же тут забавного? – отозвался вдруг Игратос. А мне стало стыдно. Учил этого молодого, учил, а он... никакого уважения к старшему! Если уж слышишь чужую беседу, так не вмешивайся в нее. Похоже, не только вожаку нужно подходящее место для тихой беседы. – Идти по бесконечной лестнице до конца своей жизни... ничего забавного я в этом не вижу.
– Так ты не туда смотришь! – весело ответил вожак. – Представь, что твоя жизнь тоже станет как бы бесконечной: ты не умрешь, пока будешь идти по этой лестнице. Разве это не забавно? А возможности Хранителей вполне позволяли отмочить такую шутку.
– Бесконечно идти по бесконечной лестнице? – пробормотал Игратос и надолго замолчал. – Да я ничего страшнее и придумать не могу!
Я уже перестал ждать ответа, когда он это сказал.
– Жизнь вообще довольно страшная штука и... довольно забавная, – усмехнулся наш вожак. – Похоже, Хранители знали это, когда строили подземный город и придумывали эту лестницу.
– И далась тебе эта лестница! – разозлился Игратос. (Мне будет о чем с ним поговорить в укромном месте, как только оно найдется.) – Вот уже последняя площадка – и всё!..
– А ведь ты прав, парень. Скоро будем топать по ровному. А я, признаться, так заболтался, что и не заметил. Молодец. Хвалю за наблюдательность.
Не верю, что вожак чего-то не заметил. Кажется, он нарочно дразнил молодого. И весь этот разговор и неожиданная похвала зачем-то понадобились. Когда я смогу понять, для чего это нужно, тогда стану таким же вожаком, как Крисс-Танн.
Лестница закончилась. Вожак правильно говорил, что все когда-нибудь заканчивается. Остались позади площадки с распахнутыми ртами коридоров, позади много и много ступеней, которые я давно перестал считать, а под нашими ногами лежали плиты тайного города. Если они и светились, то их свет терялся среди ярких стен и арок. Вблизи эти постройки оказались еще удивительнее, чем сверху. Камень уже не притворялся живым, он жил, дышал, в его глубине шевелились какие-то тени, мелькали искры...
Кот тронул одну колонну, и та вдруг зазвенела бегущим ручьем, заблестела, как вода под солнцем. Воин отдернул руку и зашипел. В ответ донесся обиженный шепот, и колонна затихла, погасла.
– Ты напугал ее, – сказал вожак, старательно пряча усмешку.
Я едва заметил ее, но это я, а молодой Кот мог принять эти слова за истину.
– Да?.. – недоверчиво пробормотал он, посматривая на колонну.
– Думаю, она не кусается. – Крисс-Танн погладил колонну и с улыбкой прислушался к голосу воды. Вокруг его ладони собрались маленькие огоньки, похожие на стайку рыбок. Они не сразу погасли, когда он убрал ладонь, а медленно исчезали один за другим, будто уплывали по своим делам, неведомым и непонятным нам. – Здорово! А эти парни умели работать с камнем, – задумчиво сказал вожак и тут же повернулся к Игратосу. – Ну и как тебе здесь?
– Мне здесь не нравится, – буркнул тот.
– Почему?
– Здесь все чужое... непонятное. – Молодой с трудом смог ответить. Будто я не учил его, как надо правильно разговаривать.
Но вожак только кивнул, словно другого ответа не ждал.
– Все незнакомое пугает, – сказал он и дернул уголком рта. – Сначала... а потом незнакомое становится привычным. А тебе как здесь? – спросил он воина-Кота, и тот перестал рассматривать гаснущие на камне искры.
– Непривычно... Но я походил бы, посмотрел, если бы... – Кот замолчал, дотянулся до колонны когтями и даже не вздрогнул, когда та зашелестела, как трава под ветром.
На колонне появились четыре новых ярких огонька.
– Я тоже побродил бы здесь, если бы кто-то присматривал за моей спиной, – сказал вожак и спокойно встретил удивленные взгляды молодых.
Для них эти слова были почти признанием в трусости. Ни один из них не стал бы говорить такого, даже додумать не захотел бы, а вот вожак взял и сказал. Загадал им нелегкую загадку: можно ли считать трусом того, кто смело признается, что ему страшно. Для себя я решил ее давным-давно: между трусостью и осторожностью такая же разница, как между жизнью и смертью. Я никогда не отказывался от осторожности, а вот те, кто путал ее с трусостью, давно уже покинули мир живых.
Так же спокойно вожак принял мой отказ:
– Я бы пошел с тобой, но у меня есть другое дело. И очень хочется пить.
– Мне тоже, – отозвался Кот и облизнулся. – А потом можно и побродить среди всего этого... – негромко добавил он, посмотрев на вожака. – Если ты не передумаешь.
Похоже, молодой воин первым разгадал старую загадку. Игратос... я мыслью коснулся его и обнаружил большие трещины в ледяной стене. Сквозь них сочились боль и усталость, он едва держался на ногах и только из гордости не показывал свою слабость. Я не мог оставить его и пойти за вожаком, когда тот решит «побродить». Надеюсь, вожак правильно понял мой отказ.
– Я тоже хочу пить, – усмехнулся он и посмотрел в сторону подземной реки, что затерялась среди стен и арок. – Все остальное может подождать: дольше стояло, постоит еще немного.
Путь к реке напомнил мне наш поход по пустыне. Только здесь не было песка и жары. А холмы сменились стенами, колоннами, арками и чем-то совсем уж непонятным. Когда несколько тонких колонн начинают скручиваться вместе, как змеи в сезон любви, связываться в узел, изгибаться аркой... смотреть на такое интересно но понять, что видишь и для чего это строили, – тут нужны мозги поумнее моих. Ни память, ни опыт тут не помощники.
– Хорошие парни эти Хранители, – вздохнул вожак, когда мы прошли мимо очередной каменной загадки. – Умные, талантливые... жаль, не додумались какой-нибудь транспорт здесь пустить. Нам бы это здорово помогло.
– До чего они не додумались? – спросил Кот.
И у него еще есть силы чем-то интересоваться! Конечно, ему не приходится нести Игратоса. Молодость тоже многое может. А я уже не такой молодой, чтобы тащить груз и поддерживать дружеский разговор. Но и не такой старый, чтобы ничего не видеть и не слышать. Иногда вожак говорит странное и необычное, но почти всегда интересное. Вот и на этот раз, что интересного он ответит?
– Ну придумали бы что-нибудь, чтобы облегчить нам жизнь. Можно бы лифт вместо лестницы или движущуюся дорожку по городу. Пустячок, а приятно.
– Ли... ифф... фф... – Кот зашипел и зафыркал, пытаясь выговорить незнакомое слово.
– Лифт, – повторил вожак.
Я почти заметил его улыбку и понял, что и сам улыбаюсь.
– Лиххф... – еще раз попробовал молодой воин, а потом махнул рукой, как ударил. – Нет! Язык узлом завязывается. А то, что ты сказал, это для чего нужно?
– Лифт? Ну это такой... такое подъемное устройство, чтобы поднимать... – начал вожак, а потом тоже махнул рукой, будто передразнивая Кота. – Знаешь, Симорли, лифт – это такая простая штука, что про нее трудно рассказать тому, кто ее не видел. Легче показать.
– Тогда покажи! – потребовал молодой воин.
– Обязательно. Как только найду что-нибудь похожее. Подождешь?
– Подожду, – угрюмо кивнул Кот.
Вожак оглянулся, но останавливаться не стал.
– Парень, не обязательно быть таким серьезным. Улыбнись, скажи «мяу!».
Воин из клана Котов вздрогнул, как от удара, а потом обежал вожака и остановился перед ним.
– Зачем ты это сказал? – грозно спросил он.
Вожак остановился, посмотрел вниз, на маленького воина, а потом сказал таким же усталым голосом, как говорил до этого о Хранителях:
– Извини, Симорли, я не хотел оскорбить тебя. Но иногда, когда я тебя вижу, мне хочется мяукнуть. Может, я чего-то недопонял или отупел от усталости. Извини, больше я так шутить не буду.
Пока Крисс-Танн говорил, я придерживал Игратоса за плечо. Он ведь тоже устал и мог забыть, как опасно подходить к воинам, готовым к поединку.
Кот долго молчал, а когда заговорил, в его голосе уже не было злости.
– Я принимаю и прощаю. Ты не обидел меня, – торжественно сказал он. – Только ты так больше не шути. Я родился в клане Котов и горжусь этим. Не все наши мужи имеют право на такой крик – только воины. Для других он запрещен. Только большая война может снять запрет, но... я не хочу жить в тот день, когда будут убивать мой клан.
– Я не знал этого.
Вот теперь вожак не улыбался.
– Я так и понял, – кивнул молодой воин. – Те, кто знает, так не шутят. А теперь, когда мы обо всем договорились, может быть, пойдем дальше? Я очень хочу пить.
Это так не вязалось с его недавним грозным видом, что я тихо фыркнул, а вожак засмеялся. Кот немного подумал и тоже стал смеяться.
В их смехе мне послышались облегчение и радость: обида прощена, извинение принято.
Мне нравилось смотреть на них, слушать, как они смеются. Хорошо, что все закончилось так. Не каждый день делаются опасные ошибки, и не все остаются живыми, чтобы исправить их.
Хорошо, что эти двое остались жить. Я уже привык к ним. Надеюсь, мне не придется выбирать между ними. Ведь это будет трудный выбор. Но если мне доведется выбирать: они или Игратос, то я отдам обе их жизни за жизнь его одного. Мне бы очень не хотелось делать такой выбор, но если придется...
36
– А откуда ты все это знаешь? – опять спросил молодой Кот.
– Что? – Вожак не стал оборачиваться и останавливаться.
И правильно. Хуже нет, когда ноги идут по тропе в одну сторону, а глаза смотрят в другую.
– Убежище... Праздник Жизни... Я думал, это легенды. – Кот говорил и прыгал по ступеням.
– Про убежище мне рассказал один знакомый. Он когда-то побывал здесь. И про праздник Жизни – тоже. – Вожак говорил негромко и на ходу, но я хорошо слышал его, хоть и шел последним. – А легенда – это то, что было, но давно уже нет и никогда не будет. – Крисс-Танн-Танн вдруг тихо засмеялся: – Или, как любил говорить мой друг, это то, что слепой рассказал глухому о восходе солнца.
Кот негромко фыркнул, я тоже улыбнулся, а Игратос... он словно стал глухим, слепым и немым сразу.
Я начал считать ступени. Десять по десять когтей – палец. Еще палец. И еще. Я насчитал семь пальцев ступеней, а потом мы остановились на площадке. Большой, в десять моих шагов. В стене площадки темнел высокий и широкий проход. Не меньше того коридора, по которому мы шли к пещере. Потом мы увидели другие подземные проходы, на других площадках, но этот был первым, и мы задержались, чтобы осмотреть его. В нем были те же плиты под ногами, те же ровные, гладкие стены, даже ширина хода была такой же, как в том, по какому мы шли. Только наклон пола был другим. В нашем коридоре он был едва заметным, а в этом немного большим.
– Тут все коридоры начинаются в приемном помещении и сходятся в подземном городе, – сказал вожак.
– А почему... – молодой Кот вдруг замолчал и потряс головой. Наверное, хотел выгнать из нее глупые вопросы. – А зачем столько коридоров? Что, одного мало?
– Мало. Вот именно, что мало. Тут ведь чем больше, тем лучше. – И я услышал, как вожак улыбается. – Чтобы не получилась пробка, как в час пик.
– Что? – не понял молодой воин. – Что не получилось?
Я, признаться, тоже не все понял.
– Пробка в... – начал вожак и тут же прервал себя. – Стоп. Ты же не знаешь этого выражения. Ладно, попробуем проще... – Он закрыл глаза и немного помолчал. – Вот представь себе десятки, нет – сотни людей в той первой комнате. Представил? – Кот задумчиво кивнул, хоть вожак и не мог его видеть. – А теперь представь еще больше людей снаружи. И еще несколько караванов, что спешат к убежищу. А до восхода Карающей осталось совсем немного, и все хотят спастись. А в подземный город ведет всего один коридор. И знаешь, что бы тогда началось?..
– Что? – испуганно выдохнул Кот.
– Пробка, – ответил вожак и открыл глаза. – А вот если бы те, что снаружи, захотели попасть внутрь, даже по головам тех, кто уже вошел, вот тогда началось бы кое-что другое. И не дай тебе бог увидеть обезумевшую толпу!
– Похоже на Чашу Крови, – прохрипел Игратос.
Это были его первые слова в убежище. Я все еще не слышал, о чем думает Игратос, но он хотя бы начал говорить. Кажется, вожак достучался и до него своим страшным рассказом.
– Вот именно, – кивнул Крисс-Танн. – Очень точное сравнение. И вот представь, что те, снаружи, ворвались внутрь, прошли по трупам до лестницы... А теперь подумай, что будет твориться на этой лестнице, если по ней побегут десятки и сотни испуганных людей. Представь тела, что падают с большой высоты и разбиваются внизу на камнях. Представь ступени, скользкие от крови или пролившегося масла. И над всей этой толпой стоит крик и плач, а обезумевшие от страха животные топчут и сталкивают людей...
Почему-то мы все замерли и почти не дышали, а вожак стоял у стены и смотрел на Игратоса. Кажется, он и говорил только для него. А молодого трясло от ужаса, хоть мы и прошли Чашу Крови, и повидали немало страшного. Но я чувствовал дрожь, когда Игратос прижался ко мне спиной. Слышал, как чьи-то когти скребут камень, и не сразу понял, что мы оба цепляемся за стену, будто нас тоже могут столкнуть с лестницы. Я хотел крикнуть вожаку: «Замолчи!» – но язык словно примерз к зубам.
– И все это могло бы случиться, если бы кто-то поленился проложить несколько дополнительных коридоров, – добавил Крисс-Танн и... улыбнулся.
Мы долго молчали, только дышали громко и часто. Вожак умел напугать, когда хотел. Ни когтей у него нет, ни клыков, ни грозного рыка, но от его тихого голоса и совсем недлинного рассказа почему-то дрожат ноги и ноет в животе. Я не сразу понял, что двумя руками прижимаю к себе Игратоса, а молодой и не пытается вырваться. Что-то произошло между нами, пока мы вместе боялись.
– Если бы мой прежний наставник так отвечал на мои вопросы, я бы не дожил до Испытания.
Голос у Кота был тихим и каким-то больным. Воин первым из нас вспомнил, что умеет говорить, но он не торопился подняться со ступени, где сидел, обхватив себя руками.
У меня все еще подгибались ноги, и, если бы не Игратос, я тоже сел бы на ступеньку.
Потом я спросил вожака, когда мы остались одни и в подходящем месте: «Зачем? Зачем надо было так отвечать Симорли? Пугать его... нас... Нельзя было объяснить по-другому?» Вожак тогда улыбнулся: «Можно было. Симорли – парень понятливый, но знаешь, пережитый вместе страх, он... объединяет. Это глупо, смешно, но это работает».
Я не все понял из того, что ответил Крисс-Танн, но его улыбка была похожа на ту, когда стена между мной и Игратосом дала первую трещину.
Но все это было потом, а тогда мы спускались от одной площадки до другой, от одного темного входа до другого, и этот спуск был очень долгим. Еще я думал о древних строителях, что нашли под землей огромную пещеру и построили в ней целый город. А может, Хранители сами создали эту пещеру? После того, что увидел, я поверю и в такое. То, что они строили наверху, даже сравнить нельзя с тем, что осталось после них под землей. С тайным городом, как назвал его Крисс-Танн. Там наверху были только обломки, а внизу все осталось таким, каким его создали древние мастера. Повелители не добрались до этого места, не разрушили его. На каждом привале я подолгу смотрел вниз и не мог насмотреться, и вожаку приходилось напоминать мне, и не только мне, что отдых закончен, что пора оставлять площадку и считать ногами ступеньки.
Если все в тайном городе построено из камня, то Хранители были самыми лучшими мастерами по нему. Они вдохнули в камень жизнь, они раскрасили его всеми красками, какие можно увидеть наверху, и даже теми, каких я никогда не видел.
Там были стены цвета молодой, едва пробившейся травы; были арки – зеленая, оранжевая, белая и... такая черная, что казалась одной большой тенью первых трех. Стая тонких бело-голубых колонн – таким бывает снег на рассвете – окружила высокую и толстую колонну, что была такой сине-светящейся, будто в ней застыло целое озеро, какое плещется над давней стоянкой нашего клана. Была еще одна арка, цвета загустевшей крови; были стены такого же цвета, как волосы у воина-Кота, а за ними стены цвета моих волос.
Я смотрел то на одно яркое пятно, то на другое, ни на чем долго не задерживаясь, и вдруг заметил какое-то движение внизу.
– Видишь? – невольно вырвалось у меня.
Не знаю, кому это я сказал и почему шепотом, но что-то опасное было в городе.
– Охотник... – выдохнул Кот и остановился.
Игратосу тоже пришлось остановиться и качнуться назад, чтобы не толкнуть маленького воина. Я почувствовал удивление Игратоса, когда тот слегка коснулся меня. Молодой и раньше едва замечал Охотника и уж точно не считал его опасным. А вот Кот опасался его. Да и мне не хотелось, чтобы у меня за спиной бродил этот Охотник. Не помню почему, но не хотел бы.
– А вот и женщина со своей пантерой.
Голос вожака отвлек меня, спугнул какую-то мысль, а ведь я почти вспомнил...
Внизу шла Зовущая, а рядом с ней Четырехлапый, и что-то не нравилось ему: черный хвост подергивался из стороны в сторону. Их хорошо было видно с площадки – и Охотника, и т'ангайю с сопровождающим, все трое шли к подземной реке, хоть и разными путями. Их манила вода.
Все большие дороги в городе вели к реке, и все заканчивались мостами. На другом берегу, за мостами, дорог не было. Там ничего не было, только камень внизу и камень высоко-высоко вверху. У меня даже голова закружилась, когда я посмотрел наверх. Камень заменит нам небо и землю на весь ДЕНЬ. А кто-то рождался под таким небом и на такой земле. Первый крик Зовущей, что шла по тайному городу, слышали камни убежища. Пусть не этого, но...
– Почему он крадется за ними? – спросил Кот.
– Он просто идет в ту же сторону, – ответил вожак.
– Не хотел бы, чтобы он так шел за мной.
– Я тоже не хотел бы.
Я молча слушал их разговор. Кажется, они что-то знали, что-то такое, чего я не знал или забыл. Спрашивать не стал, но понял, что вожак не забудет об Охотнике и постарается не поворачиваться к нему спиной. Интересно, что еще случилось, пока я бродил в темноте, где не было Прародителя Медведя?..
– Я не буду тебе говорить, что он просто хотел выжить. Ты и сам это знаешь.
– Знаю. – Кот махнул рукой, словно хвостом отмахнулся от надоедливой мухи, и упрямо вздернул голову, хоть вожак и не мог увидеть его. – Не только он хотел. Ты вот тоже хочешь, и я, и... – Он вдруг замолчал и едва сдержался, чтобы не обернуться. Похоже, воин разозлился и чуть не сказал лишнее. А он быстро учится! Еще несколько ночей назад Кот не стал бы молчать.
– Не хочу показаться тебе занудой... мм... приятель. – Вожак немного помолчал, и я почти увидел его улыбку. – Но каждый человек боится по-своему.
– Как это?
– А вот так: один с перепугу становится героем, другой... – еще немного молчания и еще одна невидимая улыбка, – а другой – нет. Есть еще третий, четвертый... двадцать пятый, сотый... Сколько людей, столько и способов реагировать на страх. Только не думай, что это я сам придумал – это говорил один умник из... – Вожак дернул плечом, будто сбросил с него что-то. – Ладно. Это было давно и далеко, ты его не знаешь и уже не узнаешь...
– Почему?
– Потому что его нет в живых. Человек умер, а его слова остались. – И вожак удивленно покачал головой.
А чему тут удивляться? Когда мастер уходит в пустоту, то после него всегда что-то остается, после мастера камня – обработанные камни, после мастера поясов – пояса, после мастера узоров – узоры, а еще каждый мастер оставляет после себя учеников.
– Получается, что я герой с перепугу? – Голос у Кота стал звонкий и ломкий, как лед под солнцем.
– Нет, Симорли, не с перепугу. – Вожак, не останавливаясь, покачал головой. – В твоем случае геройство – это осознанная необходимость. Но знаешь, лестница не самое лучшее место для такого разговора. Давай продолжим его, когда найдем более подходящее место.
Коту пришлось согласиться, он кивнул, а уже потом сообразил, что вожак его не видит.
– Да, поговорим потом, но эта лестница все никак не кончается. – Голос у воина был недовольным и немного усталым.
– Все когда-нибудь заканчивается, даже неприятности, – успокоил его вожак. – Думаю, эта лестница не является исключением. Хотя это было бы забавно...
– Чего же тут забавного? – отозвался вдруг Игратос. А мне стало стыдно. Учил этого молодого, учил, а он... никакого уважения к старшему! Если уж слышишь чужую беседу, так не вмешивайся в нее. Похоже, не только вожаку нужно подходящее место для тихой беседы. – Идти по бесконечной лестнице до конца своей жизни... ничего забавного я в этом не вижу.
– Так ты не туда смотришь! – весело ответил вожак. – Представь, что твоя жизнь тоже станет как бы бесконечной: ты не умрешь, пока будешь идти по этой лестнице. Разве это не забавно? А возможности Хранителей вполне позволяли отмочить такую шутку.
– Бесконечно идти по бесконечной лестнице? – пробормотал Игратос и надолго замолчал. – Да я ничего страшнее и придумать не могу!
Я уже перестал ждать ответа, когда он это сказал.
– Жизнь вообще довольно страшная штука и... довольно забавная, – усмехнулся наш вожак. – Похоже, Хранители знали это, когда строили подземный город и придумывали эту лестницу.
– И далась тебе эта лестница! – разозлился Игратос. (Мне будет о чем с ним поговорить в укромном месте, как только оно найдется.) – Вот уже последняя площадка – и всё!..
– А ведь ты прав, парень. Скоро будем топать по ровному. А я, признаться, так заболтался, что и не заметил. Молодец. Хвалю за наблюдательность.
Не верю, что вожак чего-то не заметил. Кажется, он нарочно дразнил молодого. И весь этот разговор и неожиданная похвала зачем-то понадобились. Когда я смогу понять, для чего это нужно, тогда стану таким же вожаком, как Крисс-Танн.
Лестница закончилась. Вожак правильно говорил, что все когда-нибудь заканчивается. Остались позади площадки с распахнутыми ртами коридоров, позади много и много ступеней, которые я давно перестал считать, а под нашими ногами лежали плиты тайного города. Если они и светились, то их свет терялся среди ярких стен и арок. Вблизи эти постройки оказались еще удивительнее, чем сверху. Камень уже не притворялся живым, он жил, дышал, в его глубине шевелились какие-то тени, мелькали искры...
Кот тронул одну колонну, и та вдруг зазвенела бегущим ручьем, заблестела, как вода под солнцем. Воин отдернул руку и зашипел. В ответ донесся обиженный шепот, и колонна затихла, погасла.
– Ты напугал ее, – сказал вожак, старательно пряча усмешку.
Я едва заметил ее, но это я, а молодой Кот мог принять эти слова за истину.
– Да?.. – недоверчиво пробормотал он, посматривая на колонну.
– Думаю, она не кусается. – Крисс-Танн погладил колонну и с улыбкой прислушался к голосу воды. Вокруг его ладони собрались маленькие огоньки, похожие на стайку рыбок. Они не сразу погасли, когда он убрал ладонь, а медленно исчезали один за другим, будто уплывали по своим делам, неведомым и непонятным нам. – Здорово! А эти парни умели работать с камнем, – задумчиво сказал вожак и тут же повернулся к Игратосу. – Ну и как тебе здесь?
– Мне здесь не нравится, – буркнул тот.
– Почему?
– Здесь все чужое... непонятное. – Молодой с трудом смог ответить. Будто я не учил его, как надо правильно разговаривать.
Но вожак только кивнул, словно другого ответа не ждал.
– Все незнакомое пугает, – сказал он и дернул уголком рта. – Сначала... а потом незнакомое становится привычным. А тебе как здесь? – спросил он воина-Кота, и тот перестал рассматривать гаснущие на камне искры.
– Непривычно... Но я походил бы, посмотрел, если бы... – Кот замолчал, дотянулся до колонны когтями и даже не вздрогнул, когда та зашелестела, как трава под ветром.
На колонне появились четыре новых ярких огонька.
– Я тоже побродил бы здесь, если бы кто-то присматривал за моей спиной, – сказал вожак и спокойно встретил удивленные взгляды молодых.
Для них эти слова были почти признанием в трусости. Ни один из них не стал бы говорить такого, даже додумать не захотел бы, а вот вожак взял и сказал. Загадал им нелегкую загадку: можно ли считать трусом того, кто смело признается, что ему страшно. Для себя я решил ее давным-давно: между трусостью и осторожностью такая же разница, как между жизнью и смертью. Я никогда не отказывался от осторожности, а вот те, кто путал ее с трусостью, давно уже покинули мир живых.
Так же спокойно вожак принял мой отказ:
– Я бы пошел с тобой, но у меня есть другое дело. И очень хочется пить.
– Мне тоже, – отозвался Кот и облизнулся. – А потом можно и побродить среди всего этого... – негромко добавил он, посмотрев на вожака. – Если ты не передумаешь.
Похоже, молодой воин первым разгадал старую загадку. Игратос... я мыслью коснулся его и обнаружил большие трещины в ледяной стене. Сквозь них сочились боль и усталость, он едва держался на ногах и только из гордости не показывал свою слабость. Я не мог оставить его и пойти за вожаком, когда тот решит «побродить». Надеюсь, вожак правильно понял мой отказ.
– Я тоже хочу пить, – усмехнулся он и посмотрел в сторону подземной реки, что затерялась среди стен и арок. – Все остальное может подождать: дольше стояло, постоит еще немного.
Путь к реке напомнил мне наш поход по пустыне. Только здесь не было песка и жары. А холмы сменились стенами, колоннами, арками и чем-то совсем уж непонятным. Когда несколько тонких колонн начинают скручиваться вместе, как змеи в сезон любви, связываться в узел, изгибаться аркой... смотреть на такое интересно но понять, что видишь и для чего это строили, – тут нужны мозги поумнее моих. Ни память, ни опыт тут не помощники.
– Хорошие парни эти Хранители, – вздохнул вожак, когда мы прошли мимо очередной каменной загадки. – Умные, талантливые... жаль, не додумались какой-нибудь транспорт здесь пустить. Нам бы это здорово помогло.
– До чего они не додумались? – спросил Кот.
И у него еще есть силы чем-то интересоваться! Конечно, ему не приходится нести Игратоса. Молодость тоже многое может. А я уже не такой молодой, чтобы тащить груз и поддерживать дружеский разговор. Но и не такой старый, чтобы ничего не видеть и не слышать. Иногда вожак говорит странное и необычное, но почти всегда интересное. Вот и на этот раз, что интересного он ответит?
– Ну придумали бы что-нибудь, чтобы облегчить нам жизнь. Можно бы лифт вместо лестницы или движущуюся дорожку по городу. Пустячок, а приятно.
– Ли... ифф... фф... – Кот зашипел и зафыркал, пытаясь выговорить незнакомое слово.
– Лифт, – повторил вожак.
Я почти заметил его улыбку и понял, что и сам улыбаюсь.
– Лиххф... – еще раз попробовал молодой воин, а потом махнул рукой, как ударил. – Нет! Язык узлом завязывается. А то, что ты сказал, это для чего нужно?
– Лифт? Ну это такой... такое подъемное устройство, чтобы поднимать... – начал вожак, а потом тоже махнул рукой, будто передразнивая Кота. – Знаешь, Симорли, лифт – это такая простая штука, что про нее трудно рассказать тому, кто ее не видел. Легче показать.
– Тогда покажи! – потребовал молодой воин.
– Обязательно. Как только найду что-нибудь похожее. Подождешь?
– Подожду, – угрюмо кивнул Кот.
Вожак оглянулся, но останавливаться не стал.
– Парень, не обязательно быть таким серьезным. Улыбнись, скажи «мяу!».
Воин из клана Котов вздрогнул, как от удара, а потом обежал вожака и остановился перед ним.
– Зачем ты это сказал? – грозно спросил он.
Вожак остановился, посмотрел вниз, на маленького воина, а потом сказал таким же усталым голосом, как говорил до этого о Хранителях:
– Извини, Симорли, я не хотел оскорбить тебя. Но иногда, когда я тебя вижу, мне хочется мяукнуть. Может, я чего-то недопонял или отупел от усталости. Извини, больше я так шутить не буду.
Пока Крисс-Танн говорил, я придерживал Игратоса за плечо. Он ведь тоже устал и мог забыть, как опасно подходить к воинам, готовым к поединку.
Кот долго молчал, а когда заговорил, в его голосе уже не было злости.
– Я принимаю и прощаю. Ты не обидел меня, – торжественно сказал он. – Только ты так больше не шути. Я родился в клане Котов и горжусь этим. Не все наши мужи имеют право на такой крик – только воины. Для других он запрещен. Только большая война может снять запрет, но... я не хочу жить в тот день, когда будут убивать мой клан.
– Я не знал этого.
Вот теперь вожак не улыбался.
– Я так и понял, – кивнул молодой воин. – Те, кто знает, так не шутят. А теперь, когда мы обо всем договорились, может быть, пойдем дальше? Я очень хочу пить.
Это так не вязалось с его недавним грозным видом, что я тихо фыркнул, а вожак засмеялся. Кот немного подумал и тоже стал смеяться.
В их смехе мне послышались облегчение и радость: обида прощена, извинение принято.
Мне нравилось смотреть на них, слушать, как они смеются. Хорошо, что все закончилось так. Не каждый день делаются опасные ошибки, и не все остаются живыми, чтобы исправить их.
Хорошо, что эти двое остались жить. Я уже привык к ним. Надеюсь, мне не придется выбирать между ними. Ведь это будет трудный выбор. Но если мне доведется выбирать: они или Игратос, то я отдам обе их жизни за жизнь его одного. Мне бы очень не хотелось делать такой выбор, но если придется...
36
Крис Тангер
«А ведь ты едва не вляпался, Крис», – сообщил я сам себе.
Мысленно, конечно, сообщил, но только так и можно с собой разговаривать, если не хочешь оказаться в психушке. В мире так много «добрых» людей, которые всегда готовы помочь ближнему попасть в психушку, а потом они еще и хвалятся своей добротой. Ненавижу таких добреньких! Отстреливал бы!
«Спокойно, Крис, спокойно. Все это от нервов. А нервы надо беречь и... стеречь, чтобы никого не покусать в таком состоянии. Лечение придется оплачивать за свой счет».
Я рассказывал себе старый анекдот, чтобы отвлечься от главного: я действительно едва не вляпался. Еще немного, и рыжий объявил бы мне войну.
«Оскорбитель чести всего клана! Солидно звучит? То-то же. Тебе смешно, Хранитель?»
«Нет, не смешно, – тут же отозвался мой сосед по черепушке. – Совсем не смешно. Между прочим, в нашем мире войны начинались и из-за меньших пустяков».
«Какое совпадение! В нашем – тоже».
«Тебе повезло, что удалось договориться с молодым воином. – Хранитель не принял моего легкомысленного тона. – Это надо же додуматься: сказать “мяу!”, и кому... Ты бы еще помурлыкал ему!»
«И что?..» – мне вдруг стало очень интересно.
Да и Хранитель никогда не был таким возмущенным. Обычно возмущаюсь я, а он общается со мной, как терпеливый и много повидавший мудрец.
«И то! – передразнил он меня. – Извинениями бы не отделался. Один из вас покинул бы мир живых».
Я не сразу сообразил, что он имел в виду.
«Как же ты любишь выспренно выражаться! Нет чтобы проще сказать: Малыш попытается тебя убить... а то “покинуть мир живых”! С ума сойти, какая тяжеловесная конструкция. И куда попадают в таком случае, в мир мертвых, что ли?»
«Вот видишь, ты все правильно понял и правильно сказал. Можешь ведь, когда захочешь».
«Да не хочу я, не хочу! – Похвала Хранителя меня почему-то разозлила. – Это я от тебя заразился».
«Заразиться можно только болезнью».
«Ну хорошо, тогда набрался».
«Набраться можно только плохого», – продолжал занудствовать Хранитель.
«Вот и я о том же. Разве от тебя можно набраться чего-то хорошего?»
На мой выпад ничего не ответили. Собеседник сделал вид, что ужасно обиделся. Похоже, я самую малость увлекся.
«Даже не представляю, что делал бы, если бы не договорился с Малышом». – Я стал нащупывать путь к примирению. Вспомнил, что у меня есть вопрос к Хранителю.
«Вот только притворяться не надо, – тут же отозвался он. – Сделал бы то же самое, что обычно делал с теми, кто тебе мешал в твоем мире. Или с теми, в Чаше Крови, кто стоял у тебя на пути к спасению».
А вот это уже удар ниже пояса. Неприятно, конечно, но я давно научился справляться с такими ударами. Вот только хорошее настроение при этом исчезает без следа.
«Может, ты и прав, но знаешь, я рад, что мне ничего не пришлось делать с Малышом. Хорошо, что все так получилось».
Когда я закончил свое мысленное выступление, не только хорошее настроение, но и нормальное ушло, не попрощавшись.
Хранитель, конечно, прав: не все шутки моего мира правильно воспринимаются в этом. Не стоило мне так глупить, надо было хоть подумать, сможет ли понять эту шутку кот-оборотень, а уж потом... Ведь Симорли только похож на человека, а внутри него сидит дикий зверь, хищник.
«Вот и не забывай об этом!»
Хранитель вмешался в мой мысленный монолог, но я сделал вид, что ничего не слышу, и продолжил разговор с собой:
«То же самое относится к старине Мерантосу и его сыночку. Не знаю, что за звери прячутся в них, но точно не ангорские хомячки».
«Медведи, – подсказал Хранитель. Похоже, он пытался извиниться за свою грубость. Как мог. – Они оба из клана Медведей».
«Вот как? Мне всегда везло на интересные компании. – Я тоже делаю шаг к сближению. – Кстати, об Игратосе. Кажется, у парня серьезная проблема с ногой, нужно как-то помочь... – Я оглянулся, чтобы Хранитель смог посмотреть на Мерантоса, который в очередной раз поднимал раненого. – Парень опять в обмороке, а он не похож на неженку. Можешь помочь? Советом, конечно. Руками я буду действовать сам».
Ну вот я и задал свой вопрос. Осталось только получить ответ и действовать. Не знаю, правда, сколько дерьма я прежде выслушаю. У Хранителя просто мания говорить всякие гадости, чтобы я не вздумал вдруг благодарить за какой-нибудь полезный совет.
«Помочь ему? И как ты себе это представляешь?»
Теперь мне придется отвечать на неудобный вопрос, и, боюсь, что на первый из многих.
«Ну мы же помогли Мерантосу. А ведь он был почти трупом».
«Не преувеличивай! Умирать он точно не собирался. Мог только остаться парализованным, но это...»
«Вот видишь! – Я решил, что немного восторга не помешает. – А Игратос передвигается самостоятельно, – напомнил я и тут же уточнил, пока Хранитель не сделал этого за меня. – По крайней мере, когда не валяется без сознания».
«Мерантос не умирал от яда тхархи».
«А Игратос умирает?!»
Паршивая новость. Мерантосу она точно не понравится. Мужик надеется на мою помощь, он ничего не говорит, но я же не слепой. А если он решит, что я могу помочь и не хочу... Думаю, тогда у меня будут несколько очень неприятных минут.
«А ведь ты едва не вляпался, Крис», – сообщил я сам себе.
Мысленно, конечно, сообщил, но только так и можно с собой разговаривать, если не хочешь оказаться в психушке. В мире так много «добрых» людей, которые всегда готовы помочь ближнему попасть в психушку, а потом они еще и хвалятся своей добротой. Ненавижу таких добреньких! Отстреливал бы!
«Спокойно, Крис, спокойно. Все это от нервов. А нервы надо беречь и... стеречь, чтобы никого не покусать в таком состоянии. Лечение придется оплачивать за свой счет».
Я рассказывал себе старый анекдот, чтобы отвлечься от главного: я действительно едва не вляпался. Еще немного, и рыжий объявил бы мне войну.
«Оскорбитель чести всего клана! Солидно звучит? То-то же. Тебе смешно, Хранитель?»
«Нет, не смешно, – тут же отозвался мой сосед по черепушке. – Совсем не смешно. Между прочим, в нашем мире войны начинались и из-за меньших пустяков».
«Какое совпадение! В нашем – тоже».
«Тебе повезло, что удалось договориться с молодым воином. – Хранитель не принял моего легкомысленного тона. – Это надо же додуматься: сказать “мяу!”, и кому... Ты бы еще помурлыкал ему!»
«И что?..» – мне вдруг стало очень интересно.
Да и Хранитель никогда не был таким возмущенным. Обычно возмущаюсь я, а он общается со мной, как терпеливый и много повидавший мудрец.
«И то! – передразнил он меня. – Извинениями бы не отделался. Один из вас покинул бы мир живых».
Я не сразу сообразил, что он имел в виду.
«Как же ты любишь выспренно выражаться! Нет чтобы проще сказать: Малыш попытается тебя убить... а то “покинуть мир живых”! С ума сойти, какая тяжеловесная конструкция. И куда попадают в таком случае, в мир мертвых, что ли?»
«Вот видишь, ты все правильно понял и правильно сказал. Можешь ведь, когда захочешь».
«Да не хочу я, не хочу! – Похвала Хранителя меня почему-то разозлила. – Это я от тебя заразился».
«Заразиться можно только болезнью».
«Ну хорошо, тогда набрался».
«Набраться можно только плохого», – продолжал занудствовать Хранитель.
«Вот и я о том же. Разве от тебя можно набраться чего-то хорошего?»
На мой выпад ничего не ответили. Собеседник сделал вид, что ужасно обиделся. Похоже, я самую малость увлекся.
«Даже не представляю, что делал бы, если бы не договорился с Малышом». – Я стал нащупывать путь к примирению. Вспомнил, что у меня есть вопрос к Хранителю.
«Вот только притворяться не надо, – тут же отозвался он. – Сделал бы то же самое, что обычно делал с теми, кто тебе мешал в твоем мире. Или с теми, в Чаше Крови, кто стоял у тебя на пути к спасению».
А вот это уже удар ниже пояса. Неприятно, конечно, но я давно научился справляться с такими ударами. Вот только хорошее настроение при этом исчезает без следа.
«Может, ты и прав, но знаешь, я рад, что мне ничего не пришлось делать с Малышом. Хорошо, что все так получилось».
Когда я закончил свое мысленное выступление, не только хорошее настроение, но и нормальное ушло, не попрощавшись.
Хранитель, конечно, прав: не все шутки моего мира правильно воспринимаются в этом. Не стоило мне так глупить, надо было хоть подумать, сможет ли понять эту шутку кот-оборотень, а уж потом... Ведь Симорли только похож на человека, а внутри него сидит дикий зверь, хищник.
«Вот и не забывай об этом!»
Хранитель вмешался в мой мысленный монолог, но я сделал вид, что ничего не слышу, и продолжил разговор с собой:
«То же самое относится к старине Мерантосу и его сыночку. Не знаю, что за звери прячутся в них, но точно не ангорские хомячки».
«Медведи, – подсказал Хранитель. Похоже, он пытался извиниться за свою грубость. Как мог. – Они оба из клана Медведей».
«Вот как? Мне всегда везло на интересные компании. – Я тоже делаю шаг к сближению. – Кстати, об Игратосе. Кажется, у парня серьезная проблема с ногой, нужно как-то помочь... – Я оглянулся, чтобы Хранитель смог посмотреть на Мерантоса, который в очередной раз поднимал раненого. – Парень опять в обмороке, а он не похож на неженку. Можешь помочь? Советом, конечно. Руками я буду действовать сам».
Ну вот я и задал свой вопрос. Осталось только получить ответ и действовать. Не знаю, правда, сколько дерьма я прежде выслушаю. У Хранителя просто мания говорить всякие гадости, чтобы я не вздумал вдруг благодарить за какой-нибудь полезный совет.
«Помочь ему? И как ты себе это представляешь?»
Теперь мне придется отвечать на неудобный вопрос, и, боюсь, что на первый из многих.
«Ну мы же помогли Мерантосу. А ведь он был почти трупом».
«Не преувеличивай! Умирать он точно не собирался. Мог только остаться парализованным, но это...»
«Вот видишь! – Я решил, что немного восторга не помешает. – А Игратос передвигается самостоятельно, – напомнил я и тут же уточнил, пока Хранитель не сделал этого за меня. – По крайней мере, когда не валяется без сознания».
«Мерантос не умирал от яда тхархи».
«А Игратос умирает?!»
Паршивая новость. Мерантосу она точно не понравится. Мужик надеется на мою помощь, он ничего не говорит, но я же не слепой. А если он решит, что я могу помочь и не хочу... Думаю, тогда у меня будут несколько очень неприятных минут.