– Ну что, ребята, сегодня выкрутились? – поинтересовался я у собак, активно выдавая им положенную порцию ласки.
   – Грмм, – философски заметил Шарик.
   – Ну вы же все понимаете? – на всякий случай уточнил я.
   Собаки, не сговариваясь, хором скорбно вздохнули. Мол, да понимаем, у самих щенки были, и знаем, как оно тяжело с маленькими детьми.
   – Ну и замечательно. В любом случае с меня причитается.
   Против усиленной кормежки собаки ничего не имели и довольно улыбнулись, сверкнув шеренгой белоснежных клыков.
   – Кто последний, тот Барсик! – неожиданно крикнул я и со всех ног бросился в трапезную. Шарик с Золотухой, пришедшие в ужас от открывшейся перспективы, со всех лап бросились за мной.
   Кто-то скажет, что неприлично боярину бегать по терему наперегонки с собаками, и, возможно, окажется прав. Но, с другой стороны, никто меня не видел, а псы никому не расскажут.
   Несмотря на то что я максимально использовал небольшую фору во времени, лапы оказались быстрее ног, и уже на пороге трапезной я был вынужден признать свое поражение. Шарик победно гавкнул, Золотуха подтвердила свое второе место виляющим хвостом, и оба они выжидающе уставились на меня.
   – Ладно, ладно, – примирительно сказал я, – я проиграл.
   Такая простая уловка на Шарика не подействовала, и он нетерпеливо заурчал.
   – Может, не надо?
   Урчание стало еще более недовольным, причем к нему на этот раз присоединилось Золотухино. И угораздило меня сегодня ляпнуть про Барсика! Ведь мог бы, как в прошлый раз, обозваться жабой или тараканом. Или на худой конец просто кошкой. Так нет же, мне предстояло назваться тем неблагодарным усатым типом, который только что изуродовал мне сапоги. Но тут, кроме себя, винить было некого, и, предварительно (чисто на всякий случай) плюнув через левое плечо, я со вздохом выдал:
   – Тьфу, тьфу, тьфу. Да, я Барсик.
   Радости Шарика и Золотухи не было предела. Собаки аж подпрыгнули от удовольствия, услышав от меня такое. Однако в полной мере насладиться маленькой победой лохматым не удалось. Дверь резко отворилась, и на пороге появились Селистена и повисшие на ее плечах лисята. Как с ее худосочной комплекцией удается таскать на себе этих весьма подросших монстриков, ума не приложу, однако факт остается фактом.
   – Мы справились с ними! – заверещала Лучезара, отцепляясь от мамочки.
   – Все как ты учил! – не осталась в долгу Василина.
   – Вначале оглушили заклинанием…
   – А потом добили серебром…
   Классно звучит, правда? Оглушили, добили… И все бы ничего, если бы речь шла не об отце моей жены и ее старой няньке. А если добавить к этому, что девчонки ничего не умеют делать вполсилы (и в кого только они пошли?), то становится совсем неуютно.
   – Эх, нам бы с настоящими спиногрызами встретиться! – мечтательно заявила одна из близняшек, как ни в чем не бывало занимая свое место за столом.
   – А то с дедушкой уже скучно! – подпела вторая и последовала примеру сестры.
   Я озадаченно бросил взгляд на Селистену, пытаясь понять, насколько далеко на этот раз зашли девчонки. Увы, выражение лица моей ненаглядной лишь подтвердило мои опасения, судя по всему, за ужином расслабиться мне не удастся. В обычные игры премьер-боярин с внучками играть может сутками, а вот после колдовских долго и нудно портит мне вечер своими нотациями. Тут главное подготовиться к обороне, а еще лучше – нанести упреждающий удар. Именно поэтому я занял свое место во главе стола, нахмурил брови, состроил самое что ни на есть суровое выражение лица и поинтересовался у дочек строгим голосом:
   – Девочки, сколько раз я вам говорил, что с заклинаниями надо быть осторожнее…
   Я хотел добавить что-нибудь еще в том же духе, но меня перебила старшенькая:
   – Папа, дедушка еще не подошел.
   От возмущения я аж поперхнулся.
   – Да ладно тебе, пап, – не осталась в стороне младшая, – все же знают, что ты долго на нас ругаться не можешь.
   – Вот дедушка появится, тогда ты нас и отчитаешь.
   – А то выговоришься заранее, он ничего не услышит и подумает, что ты нас совсем не воспитываешь.
   – Что мы растем, словно сорная трава, без отеческого присмотра.
   – А это совсем даже не так.
   Нет, ну слыхали что-нибудь подобное?! И знаете, что самое обидное? Что они правы. Мало того что правы, так они этой самой правотой пользуются без зазрения совести. Ну да, по не зависящим от меня причинам я действительно не могу на них долго ругаться. Не могу, и все! Как увижу их ангельские личики, смиренно сложенные ручки, скромно опущенные глазки, так и приходит конец всему воспитательному настрою. Вот Селистена молодец, она на них даже покричать может, но, правда, тоже недолго. Именно к ней я с надеждой обратил свои взоры, но вместо поддержки она лишь пожала плечами – мол, сам разбирайся, ты же отец.
   К моему величайшему облегчению, в трапезную, чуть заметно прихрамывая, вошел премьер-боярин, а следом Кузьминична. Последняя, судя по всему, пострадала от девчонок совсем немного и тут же принялась накрывать на стол. Ее отношение к произошедшему выразилось всего в одной фразе:
   – Когда ты за ум взялся, думала, хоть поживем спокойно, да уж, видно, не судьба.
   Я хотел было по привычке немного попререкаться с Кузьминичной, но вдруг вспомнил, что мне просто необходимо провести небольшое показательное выступление. Я опять собрал волю в кулак, нахмурился, как мог, и обратился к дочкам:
   – Вы того, осторожнее в доме колдуйте, что ли…
   Уфф, пожалуй, на сегодня хватит, где тут у нас медовуха? И какое это трудное дело – воспитание детей. Резво наполненный кубок так же быстро опустел, и мне заметно полегчало. Нет, накопленное задень напряжение снято еще не было, но надежда на благополучный исход вечера у меня появилась. Хмурый Антип, несомненно, еще выскажет мне немало упреков, но теперь мне будет значительно проще пропустить его слова мимо ушей. На всякий случай, чтобы закрепить достигнутое, я опрокинул в себя еще один кубок. Как и следовало ожидать, повтор пришелся как нельзя кстати.
   А в это время Кузьминична, словно ураган, пронеслась по трапезной, но, в отличие от стихии, принесла исключительно приятные вещи и запахи. Жареные цыплята, плошка тушеных овощей, заливная рыбка, холодный язык, телячий бок и кроличье рагу заняли основное пространство на столе, а образовавшиеся пустоты тут же оказались заполненными «вкусовыми добавками»: соленые грузди, огурчики, квашеная капуста, селедка, букет зелени и холодец.
   – Я траву есть не буду, я не коза! – обиженно заверещала Лучезара, заметив, как Кузьминична вместе с куриной ножкой ей на тарелку положила салатный лист, морковку и еще какую-то пакость в том же духе.
   – А я не буду есть курицу, – не осталась в стороне младшая, – потому что я не людоед!
   Эта сцена повторялась каждый вечер и пресекалась на корню общими усилиями.
   – Ешьте без разговоров! – хором рявкнули мы на несчастных девчонок, и им ничего не осталось, как, выразительно, кривляясь, приступить к еде.
   Я с улыбкой посмотрел на решительную Селистену, не выдержал и перешел на безмолвную речь. Когда-то давно я научил мою солнечную невесту этому нехитрому способу общения, и до сих пор мы частенько к нему прибегаем, когда хотим скрыть что-то от чужих ушей. Правда, в последнее время слышимость как-то ухудшилась, впрочем, это мешало несильно.
   – Эх, могла ли ты подумать лет десять назад, что сама будешь заставлять дочку есть мясо!
   Моя благоверная до встречи со мной питалась исключительно «полезной» пищей, и мне потребовалось немало времени и хитрости, чтобы вернуть ее на путь истинный. На этом самом пути она расцвела, подрумянилась и даже слегка округлилась в некоторых, весьма пикантных местах. Но долго наслаждаться этой маленькой победой мне не удалось. Наши дочки поделили между собой не только цвет глаз, но и кулинарные пристрастия. Старшая (вся в меня!) с удовольствием уплетала мясо и презирала растительную пищу, а младшая (повторившая ошибки молодости матери) с точностью до наоборот могла питаться одной капустой да морковкой. Пожалуй, это было единственным моментом, когда девчонки не смогли прийти к общему мнению, но, честно говоря, не очень от этого страдали.
   – С кем поведешься… – отозвалась моя солнечная, выкладывая на свою тарелку внушительную порцию рагу из кролика.
   Дискутировать на эту тему не хотелось, а вот есть как раз наоборот, и я тут же принялся уничтожать предложенные яства. В свое время я долго ругался с Антипом, но в конце концов добился своего – пока я ем, меня не трогать. Нет, на какую-нибудь вольную тему, улучшающую как пищеварение, так и настроение, я пообщаюсь с удовольствием, а говорить о делах и проблемах– увольте. Вот заморю червячка, пропущу еще пару кубков, тогда валяйте, грузите меня вашими делами.
   Кстати, судя по хмурому выражению лица Антипа, он как раз только того и ждет, чтобы высказать мне свои претензии. Пожилой, мудрый человек, а иногда ведет себя словно дитя малое. Да я наперед знаю все, что он готовится мне сказать. Колдовать плохо, тра-та-та, они еще маленькие, тра-ля-ля, надо жить как все люди, тру-лю-лю. И остальное в том же духе. Но самое нелепое то, что наверняка и он наперед знает все мои ответы. Знает, но продолжает время от времени своим занудством портить мне часы заслуженного отдыха. Тем более что я когда-то в момент душевной слабости (и сильного подпития) сдуру дал обещание Селистене прислушиваться к его мнению в вопросах воспитания девчонок. Но ведь прислушаться – это не значит выполнить…
   Ну что ж, я более или менее насытился, наполнил медовухой до краев заветный кубок и откинулся на спинку стула. Давай, Антип Иоаннович, давай, дорогой, не держи в себе, выскажись, тебе и полегчает.
   – Даромир, я должен с тобой серьезно поговорить, – степенно обратился ко мне мой тесть.
   Сейчас, как и полагается опытному политику, он должен начать за здравие. Сперва можно похвалить девчонок или даже меня.
   – Я уже неоднократно говорил, что Лучезара и Василина необычайно умные и сообразительные девочки…
   Далее последовала длинная тирада про достоинства дочек. Я честно хотел выслушать это вступление, но тут заметил, что эти самые «умные» и «сообразительные» наморщили носики, а это было верным признаком, что сейчас они начнут колдовать. Я сделал вид, что внимательно слежу за умозаключениями Антипа, а сам краем глаза стал вести наблюдение за действиями девчонок.
   Лучезара еле заметно щелкнула пальцами, и ее тарелка медленно, но вполне целенаправленно начала свой путь по столу. Второй щелчок, и уже тарелка Василины отправилась навстречу своей подруге из числа столовой утвари. Даже беглого взгляда на девчушек было достаточно, чтобы понять, ради чего все это затевалось. Голубоглазая уже смолотила всю мясную составляющую ужина, а зеленоглазая растительную его часть. И теперь рыжие лисята хотели всего-навсего поменяться тарелками. Что ж, умно, да и колдуют весьма и весьма грамотно. Ведь могут, когда захотят!
   Тесть продолжал бубнить, а тарелки продолжали ползти навстречу друг другу. Наконец они поравнялись. А вот теперь пришло время поколдовать и мне. Хлоп, и в одно мгновение содержимое тарелок поменялось местами. То есть свой путь тарелки Лучезары и Василины продолжили как ни в чем не бывало, но на них уже красовалась та самая еда, от которой сестрички с такой настойчивостью собирались избавиться. Наконец этот сложный процесс закончился, и мои девчонки с недоумением уставились на полученный результат. Далее, как по команде, они перевели озадаченные взгляды друг на друга, а после выразительной паузы уставились на меня. В паре ясных глаз светилось восхищение пополам с обидой.
   Да, девочки, вот так-то! Ловкость рук против остроты глаз, молоды еще со мной тягаться. Так на чем у нас Антип остановился: по моим расчетам, он уже должен закончить вступление и вплотную подойти к основной части.
   – …и было бы не так обидно, если бы я не знал, какие они умницы! Поначалу за любой предмет берутся с двойным усилием, проявляют чудеса восприятия. Но проходит неделя, и все, им становится скучно, они ленятся и пренебрегают даже самыми несложными заданиями.
   Хм, неделя? Меня в их возрасте хватало максимум дня на три.
   – И это касается не только занятий со мной, но и с Кузьминичной!
   А вот колдовству они учиться не устают, наоборот, требуют все новых и новых уроков.
   – Кузьминична, покажи-ка те вышивки, что они сегодня сотворили!
   После этой фразы горница огласилась троекратным вздохом. Два из них, как вы можете догадаться, принадлежали моим мелким колдуньям, а один самой Кузьминичне. Старая нянька не привыкла жаловаться и предпочитала решать все проблемы с девчонками самостоятельно. А вот Селистена вела себя совершенно спокойно. Она уже давно привыкла к подобным разбирательствам и, насколько это было возможно, старалась в них не участвовать. Что поделаешь, когда у тебя муж колдун, а дочки явно пошли по его стопам, невольно становишься сдержанней и смотришь на жизнь философски. Уж она-то давно смирилась с тем, что Лучезара и Василина никогда не станут «обычными» детьми и уж тем более «обычными» взрослыми. Умница, правда? Вот в том числе и за это я ее и люблю.
   Тем временем Кузьминична с явной неохотой положила на стол вышивки… Тут же подали голос лисята:
   – Вышивать мы уже научились!
   – Вот и захотели попробовать что-нибудь новое!
   – Все веселее, чем эти бесконечные крестики!
   Девчонки что-то еще верещали, а я с интересом рассматривал то, что они наворотили. Разумеется, вышивкой это нельзя было назвать ни при каких условиях, но что это? Цветные нитки ощутимо распухли и напоминали скорее веревочки, плюс к этому они все сплелись между собой целым роем замысловатых узелков. Причем все вместе они составили весьма замысловатый объемный узор.
   – А мне нравится, – честно признался я, – из этих узелков можно сделать очень красивые вещи.
   – Ты серьезно? – вскинул бровь Антип.
   – Совершенно, – утвердительно кивнул я и повернулся к дочкам: – Сами придумали?
   Лисята аж засияли от такой нехитрой похвалы и гордо вскинули носики:
   – Конечно!
   – Молодцы, девчонки! – подвел я неожиданный итог, возвращая рукоделие Кузьминичне.
   Старая нянька после моих слов посмотрела на нее уже совсем другими глазами, а спустя несколько мгновений была вынуждена признать мою правоту:
   – А действительно забавно получилось, узелки словно мушки.
   – Мушки, макрамушки… – развил темку я. – Да из таких вот макрамушек много интересного можно связать.
   Лучезара с Василиной радостно хмыкнули и обратили победные взоры на посрамленного Антипа. Однако премьер-боярин, судя по всему, сдаваться не собирался:
   – И все-таки насчет колдовства…
   – А что насчет колдовства? – почти искренне удивился я, прикидывая в уме, смогу ли осилить еще одну куриную ножку или придется обходиться парочкой крылышек.
   – Они колдуют!
   – Да… и? – поинтересовался я, все-таки остановив свой выбор на крыльях. Что-то я в последнее время стал сдавать позиции.
   – У них слишком много силы! – продолжил гнуть свое Антип.
   – Слишком много силы не бывает, – легко парировал я, – вот мне тоже всегда говорили, что у меня слишком много силы, и что? Жив-здоров, прекрасно себя чувствую, чего и вам желаю.
   – И что, ты всегда мог справиться с ней? – ехидно поинтересовался тесть и выразительно уставился на серебряный палец моей правой руки.
   Тут мне крыть было нечем. Да, действительно, в ранней молодости я несколько переборщил с одним взрывным заклинанием. «Кедровый скит» в тот момент лишился бани, а я пальца. И если баню потом восстанавливали довольно долго, то своеобразный серебряный протез я колданул сразу. Типа так было задумано, чтобы нечисть удобнее было мочить.
   Но одно дело я, сорванец, каких мало было, а другое дело – мои маленькие, ласковые девчонки. В чем-то тесть все-таки прав, нужно будет с ними еще разок технику безопасности повторить. Что может украсить настоящего колдуна, вряд ли окажется к лицу двум очаровательным колдуньям, коими, несомненно, станут мои дочки.
   – Да ты пойми, Даромир, я же не о себе волнуюсь-то! – даже с некоторым надрывом в голосе взывал ко мне Антип. – И уж конечно же не о сломанной мебели.
   Хм, а о чем тогда?
   – Я переживаю за внучек. За их безопасность и даже жизнь.
   Жизнь? Эка его занесло! Вот уж о чем можно не беспокоиться. Кругом стража, высокая стена, да и с лихими людьми моими стараниями в Кипеж-граде уже давно покончено. Вон сидят румяные, счастливые, ни капли не интересуются разговором старших и, судя по блеску в глазах, опять задумали какую-то шалость.
   – Папа, а не слишком ли ты сгущаешь краски? – вступила в разговор Селистена.
   – Не слишком, – совсем помрачнел премьер-боярин, – я действительно боюсь.
   – Но чего? – искренне удивилась Селистена. – Того, что они начали колдовать? Насколько мне объяснила Серафима, по-другому и быть не могло. У великих колдунов дети тоже всегда склонны к колдовству.
   – Не всегда, – совсем уж хмуро отозвался Антип. – Вот ты же не склонна…
   Опа, а вот с этого момента поподробнее. Что-то я раньше не замечал у своего тестя хоть малейшей колдовской силы, или я что-то пропустил?
   – Папа, что ты имеешь в виду? – тут же встрепенулась Селистена. – Что, ты тоже…
   – Нет, не я, – отмахнулся Антип. Судя по гримасе на его лице, он был совсем не рад, что начал эту тему.
   – А тогда кто? – растерялась моя солнечная.
   – Солнышко, вообще-то у людей двое родителей, – небрежно кинул я.
   Селистена посмотрела на меня, потом на своего батюшку, словно не решаясь выговорить вслух то, что, с моей точки зрения, лежало на самой поверхности.
   – Ты хочешь сказать, что матушка…
   – Ничего я не хочу сказать! – Антип явно заметался, не зная, как сменить скользкую для него тему. Но надо знать мою благоверную: судя по тому, как засверкали ее глаза и нетерпеливо затарабанили пальцы по столу, так просто выкрутиться Антипу на этот раз не удастся. Вот человек, вроде и в политике спец каких мало, и в дворцовых интригах поднаторел, а с дочкой справиться не может. Надо будет учесть его ошибки, а то у меня ситуация еще более сложная – дочек-то две.
   Как ни странно, помощь Антипу пришла, откуда он ее не ждал.
   – Разрешите доложить! – рявкнул кто-то с порога трапезной, и милая семейная разборка была вынуждена потухнуть, еще толком не разгоревшись. Все обратили взоры на источник звука и конечно же увидели братьев Фрола и Федора, сиротливо мнущихся в дверном проеме. Вздох облегчения вырвался из груди премьер-боярина, появление ратников оказалось для него как нельзя кстати. Селистене осталось только заскрипеть зубами от бессилия и мстительно прищуриться. Мол, погодите, этот разговор еще не окончен.
   – Докладывайте, – тут же отозвался Антип, на радостях залпом осушив кубок медовухи.
   – Так помощник прибыл, – зычным голосом гаркнул Фрол.
   – С донесением от князя, – поддержал брата Федор.
   – Мой помощник? – чисто для проформы уточнил премьер-боярин.
   – Нет, не ваш, – словно извиняясь, ответил Фрол. – Даромира Серафимовича!
   Не могу сказать, что я был в восторге от услышанного, скорее наоборот. Причем причин для такой моей реакции было как минимум три. Первая – это то, что Антип на этот раз, несомненно, выкрутился и допрос с пристрастием придется отложить. Вторая – это, конечно, послание от князя, не люблю я на дом работу брать, вредно это для здоровья. И третье… Да вы сейчас сами все поймете.
   – Пусть заходит, раз пришел, – выдавил я из себя и тут же поймал как минимум три осуждающих взгляда.
   – Дык он уже тут, – отозвался Фрол.
   Спустя мгновение, словно иллюстрация к словам ратника, в горницу вошел мой помощник.
   – Здравия всем присутствующим! – раздался приятный голос– Прошу прощения, что мешаю вашей трапезе, но дело действительно срочное. Князь хотел лично Даромиру Серафимовичу все рассказать, а он уже со службы домой отправился…
   Еще три осуждающих взгляда: Антипа, Кузьминичны и, самое обидное, Селистены. Если так будет продолжаться, мое семейство во мне дыру прожжет. Ну да, устал вкалывать на благо Родины, отпросился сам у себя и ушел со службы на часок пораньше. Так чего шум поднимать, дело-то житейское.
   – Так вот князь Бодун продиктовал мне свои мысли о благоустройстве города и велел передать пергамент вам, боярин, чтобы вы смогли за ночь их обдумать и утром высказать свои соображения на этот счет.:.
   Ага, сейчас, разбежался. Князь решил на ночь глядя в государственного деятеля поиграть, а я своего законного отдыха должен лишаться? Держи карман шире! Ладно, завтра поутру просмотрю за завтраком, а уж свои соображения я могу вообще без подготовки вывалить, благо опыт имеется огромный языком молоть.
   – …вот я и решил, раз дело срочное, княжеское, позволить себе побеспокоить вас.
   С этими словами мой помощник вежливо поклонился и смиренно замолчал. Впрочем, тишина была совсем недолгой, ситуацию решил взять в свои руки Антип.
   – Азнавур, дорогой, как я рад тебя видеть! Чего стоишь в дверях? Проходи, садись, – выдал премьер-боярин и жестом указал на свободный стул.
   «Дорогой», «рад видеть»… Да я за все эти годы таких слов он него не слыхал, а этого самого Азнавура тестюшка постоянно так встречает.
   – Давненько тебя не было видно, – подключилась Кузьминична, и в мгновение ока «а столе появились чистая тарелка и приборы.
   Старая нянька прямо-таки засияла при виде моего помощника, даже не пытаясь скрыть свою радость. Антип так же приветливо улыбался в усы. И даже Селистена, несмотря на прерванный весьма важный разговор, не смогла удержаться и еле заметно расправила уголки губ. И это при живом-то муже!
   – Чего не садишься-то? – удивился премьер-боярин, видя, что посланник князя в нерешительности продолжает мяться у порога.
   – Так не положено мне, – густо покраснев (тоже мне красна девица!), отозвался Азнавур. – Субординация.
   – Даромир! – обратились ко мне хором Антип, Селистена и Кузьминична. Такого единодушия я что-то не припомню у этой троицы, надо будет записать где-нибудь. Хорошо еще, что Лучезара с Василиной в этом празднике жизни не участвуют, а то совсем тяжко пришлось бы.
   – Да ладно, чего там, – сдался я под напором домашних, – проходи, садись.
   Азнавур великодушно позволил себя уговорить и, передав мне пергамент, расположился за столом.
   – Мне неловко признаться, но я очень люблю бывать у вас в гостях, – скромно потупился мой помощничек, тем самым вызвав целый поток радости у моих домочадцев.
   – Да что ты, Азнавур, нам тоже…
   – Мы также…
   Тьфу, даже смотреть противно! Все мое семейство просто без ума от вежливого, культурного, образованного, опрятного, отзывчивого Азнавурчика. Впрочем, этих эпитетов можно добавить еще десятка два. И мало того что Антип с Кузьминичной (Селистена не решается) постоянно сюсюкаются с ним, так еще имеют наглость ставить его мне в пример! Мол, именно таким должен быть образец молодого человека. Один раз Антип даже выдал фразу, что, мол, если бы я был хоть немного похож на него, то это значительно упрочило и улучшило наши с ним отношения. И это после того, что я для него сделал!
   Ладно, пока этот насквозь положительный пример прогрессивной молодежи охмуряет моих домочадцев, я вам быстренько поведаю, откуда он появился в моей жизни.
   Примерно год назад, когда коварный план Антипа полностью удался и я уже вовсю вкалывал в боярской думе, вдруг узнал, что какого-то молодца за нелепую кражу какой-то побрякушки собираются казнить. Видите ли, в свое время приняли такой закон, что вора, ежели его застукали на месте преступления, непременно нужно укоротить на голову, причем при всем честном народе, чтобы другим неповадно было.
   Действие этого самого закона я когда-то чуть было не испытал на своей шкуре (то есть шее), и тоже по нелепому стечению обстоятельств. И если я тогда благодаря колдовству, превращениям и личному героизму выкрутился, то молодцу повторить мой подвиг вряд ли бы удалось. Именно поэтому я решил самолично разобраться в случившемся и отправился в темницу на встречу с задержанным горе-воришкой.
   Темница меня встретила как родного. Не в том смысле, что меня опять кинули за решетку, а в том, что я там уже неоднократно бывал (а что вы хотите? Бурная молодость, знаете ли). Но на этот раз я вошел туда не под конвоем, а наоборот, облеченный властью и в ненавистной бобровой шапке, которую из-за низких потолков пришлось тащить под мышкой. Узник встретил меня настороженно, впрочем, чего еще было ждать от человека, приговоренного к смертной казни. Однако после того как я рассказал, что тоже когда-то начал свои похождения в Кипеж-граде именно с этой самой камеры, он расслабился, и разговор потек сам собой.
   Азнавур – так звали моего нового знакомого. Роста он был высокого, волосы длинные, черные, схваченные на затылке в хвост. Черты лица, на мой взгляд, были слишком утонченные, но довольно миловидные.
   Оказалось, что еще сызмальства батюшка направил его на обучение в какой-то шибко мудреный заграничный город. Отучиться-то он там отучился, но вот, когда вернулся, узнал, что его отца погубили лихие люди. Дом, имущество пошло по ветру, и оказалось, что никому он, собственно, и не нужен. Перебрался в город и в первый же день в одной из лавок на базаре увидел золотую цепь, как две капли похожую на ту, что носил на шее его отец. Денег у него не было, а упускать дорогую сердцу вещь не хотелось. И он не нашел ничего лучшего, как попытаться украсть ее. Дальше просто – стража, скорый суд и темница.