Страница:
– Разулыбался! Сейчас я тебе зубки-то подправлю!
– Не ожидал здесь встретить стоматолога!
На Задова из прорезей маски внимательно смотрели чудные глаза. Один был ярко-синий, второй – зеленый, в золотистых точечках. Цвет у глаз был разный, а зрачки одинаковые, бездонные. Они манили и растворяли в себе без остатка. Лева схватил руками маску за рыжие остроконечные ушки с черными кончиками и со всей силы потянул на себя. Незнакомка от неожиданности заверещала и с неженской силой освободилась от захвата.
– А-а-а! Больно! Ты что делаешь, дурак?!
В ответ она выпустила из рыжих перчаток-лапок коготки и попыталась схватить Леву за уши. Когти только заскребли по стальному шлему, оставив тоненькие царапины на белой краске.
– Ах ты, пес железноголовый! – Рыженькая замахнулась когтистой пятерней, норовя заехать по обветренному лицу, целя в нос.
У зверей, да и у людей тоже, это одно из самых уязвимых мест на лице.
– Какие глаза! Душу бы за такие отдал! – завороженно прошептал Лева, не отводя глаз от вытянутой рыжей мордочки.
– Значит, не одна я такая дура на белом свете.– Незнакомка пригорюнилась и опустила руку, не ударив. Коготки втянулись в подушечки лап.
– Открой личико, красавица,– попросил Лева.
Лисья мордочка оскалилась в улыбке. Незнакомка промурлыкала в ответ:
– А ты тоже ничего, красавчик! – Пушистый рыжий хвост вынырнул из-за спины незнакомки, пощекотал Леву под подбородком и мягко закрыл его отвисшую челюсть.– Через два дня полнолуние. Приходи сюда, если не передумаешь, шалунишка!
Разноглазка юркнула по узкому каменному карнизу и растворилась среди скальных нагромождений. Лева сбросил вниз бухту шнура. Когда товарищи, пыхтя и отдуваясь, забрались на каменный уступ, он так и сидел с зажатым в руках капканом. Шаманов помахал у Задова перед глазами растопыренной ладонью. Лева протянул ему железную ловушку со словами:
– Вам просили передать, чтобы больше не ставили, где попало!
– По ночам надо спать, а не шляться, где попало! – Латын убрал посеребренную ловушку в сумку.
Кузнецов протянул руку и провел кончиками пальцев по Левиной каске. На перчатке остались тоненькие стружки белой краски. Задов дернулся и гулко треснулся каской о скалу.
– Ухи не трогай! У меня было трудное детство. Да и юность не удалась. Я сразу начинаю нервничать.
Горное эхо с готовностью подхватило Левин вопль: «Нервничать, нервничать!..»
– Задов, Задов, успел и здесь накуролесить? – устало спросил Кузнецов, внимательно разглядывая свежие отметины на каске.
– А я что? Ничего! Мне только скажите: Лева, закрой глаза и сделай это для России,– невпопад бормотал одессит, думая о своем.
– Задов, у тебя несколько извращенное представление о Родине,– отрядный священник снял с острого обломка скалы клок рыжей шерсти и подул на него. Красноватое пятнышко взмыло в воздух и улетело в ту сторону, где скрылась загадочная незнакомка.
– Осталось немного,– Кузнецов смотрел на перевал.– Перейдем через хребет и спускаемся в долину.
Разведчики начали спуск. Двигались неплохо. Первым вызвался идти Задов. Казалось, он совсем не устал и был в прекрасной форме. После двух пятидесятиметровых бросков вниз по скале он выдохся, но из упрямства не подал виду. Проницательный Латын заметил, что Лева постоянно озирался, как бы ища невидимых зрителей для своих отважных подвигов. Сойдя со снега, разведгруппа по леднику добралась до ровной на первый взгляд стены. Тут-то и наступил переломный момент спуска.
Трещина, которую десантники обнаружили в стене и по которой прошли двадцать метров, внезапно сошла на нет. Пристегнув веревку к крюку, забитому в трещину, Кузнецов спустил Леву метров на тридцать, чтобы он мог перейти маятником по стене к какой-нибудь другой трещине. Лева раскачивался из стороны в сторону, постепенно увеличивая амплитуду и как бы галопируя по скале, пока не достиг подходящей трещины.
Задов уже почти вбил крюк, когда его ноги соскользнули, и он с грохотом полетел вниз, нещадно ударяясь ребрами о стену. Кузнецов удержал веревку. «Прогалопировав» еще немного, одессит дотянулся до трещины, укрепил в ней крюк, пристегнул к нему стремя и встал в него обеими ногами. Лева подтянул веревку и помог товарищам спуститься по трещине.
Оставалось немного. Разведчики прошли вниз по хребту, покрытому мягким снегом, и остановились у скального блока. Кузнецов и Задов накинули на него петлю, закрепили две веревки, сбросили их концы вниз к подножию стены. Спускаясь по веревке, Задов сильно отклонился влево. В конце концов, когда оставались считаные метры сдвоенной веревки, Лева уперся ногами в стену и наклонился, чтобы пристегнуться к кольцу крюка. Задов нетерпеливо переступил левой ногой, но нечаянно попал на лед. Подошва соскользнула, и его стало болтать на веревке из стороны в сторону. Внезапно маятник замер: Задов с размаху налетел на склон. Разлетелись черные очки, хрустнули ребра.
Кузнецов одним ударом забил крюк в трещину, укрепил на крюке катушку с тросом, отстегнулся от основной веревки и быстро спустился к Задову.
– Ну, как ты? – спросил он бодрым голосом.
– Сдох суслик! – прошептал Лева, ощупывая шею.
– Но-но! Держись, помирать будем только по приказу!
К ним присоединился спустившийся сверху Шаманов. Разведчики продолжили спуск, по очереди страхуя Задова. На пути вниз случилось еще одно происшествие: сорвалась одна из сдвоенных веревок. К счастью, другая веревка удержала скалолазов на склоне. Черно-белая вершина осталась позади.
Передохнув и подождав, пока Лева восстановится после встречи с гранитом, разведгруппа двинулась по долине. На пологих боковых террасах зазеленели альпийские луга, источавшие медовый аромат. Кузнецов сначала хотел показать Леве, как выглядят эдельвейсы, но они уже отцвели. Окружающие склоны были исчерчены складками и осыпями горных пород разных оттенков – от палевого до яркой киновари.
Несмотря на тяжелый рюкзак и автомат на шее, Задов наклонялся и срывал фиалки. В руках у последнего романтика отряда специального назначения уже собрался маленький букетик.
Шаманов, ни к кому конкретно не обращаясь, громко сказал:
– В горах растет цветок смерти, кто его сорвет – умрет…
Лева поспешно отбросил от себя подальше букетик, словно цветы превратились в пучок змей, и еще долго вытирал руки о штормовку. Латын уже тише добавил, чтобы его мог услышать только Кузнецов:
– Легенды часто имеют прикладное значение, хотя бы с точки зрения экологии.
…Через несколько часов ходьбы по долине разведчики наткнулись на черные камни, сложенные в кособокие пирамиды. Между ними были воткнуты палки с белыми лоскутами.
– Кладбище,– коротко пояснил Латын.
– Ничего себе надгробия отгрохали! – Задов задрал голову, разглядывая верхушки камней.– И не лень было надрываться!
– Забытые мертвые умирают дважды,– грустно пояснил Кузнецов, думая о своем.
– Как это «дважды»? – озадачился Лева.
– Сначала человек уходит из жизни, а потом из памяти,– вздохнул командир группы.
Шаманов оперся на посох и пояснил спутникам:
– Это черные балбалы.– Он указал рукой на пирамиды.– Они указывают душам путь на Восток. Белые ленты символизируют путь праведников.
– Всего делов! – Задов поудобнее перекинул автомат на бок.– И я могу ленточками!
– Даются эти ленты не просто так…
Шаманов не договорил. Из-за камней появился абориген в рваном халате и желтой шапке с бубенчиками. В руке он сжимал длинное копье с широким наконечником. Его лицо было измазано смесью крови и жира. Следом за ним показался второй, точно такой же. Скоро дорогу разведчикам преградила целая толпа желтошапочников. Некоторые сжимали в руках луки с наложенными на тетивы стрелами. Среди них выделялись несколько человек, вооруженных кремневыми, высотой с человека, ружьями. Это допотопное оружие могло сделать в человеческом теле дыру размером с кулак.
– Есть на этом кладбище хоть один мертвец? – тихо спросил Задов.
Кузнецов, двигаясь боком, как краб, втиснулся между черными камнями ближайшего надгробия. Огневая позиция получилась на славу. Николай вытащил из подсумка запасные магазины с патронами и аккуратно положил на камень справа от себя. Он тихо промурлыкал себе под нос: «И летели наземь папуасы под напором стали и огня». Из-за надгробий появлялись все новые и новые местные жители. Кузнецов перестал напевать песенку и начал быстро доставать гранаты, сразу же разгибая проволочные усики. Теперь можно было выдергивать кольца моментально. Николай подтянул ремешок каски под подбородком и крикнул товарищам: «Отходите, я прикрою!»
К удивлению Кузнецова, Шаманов сделал несколько шагов навстречу вооруженной толпе. Несколько человек тотчас наставили на Латына ружья и луки. Кроме того, спина отрядного священника попадала точно в центр сектора обстрела Кузнецова.
Из толпы вышел молодой человек в таком же халате, как и у Шаманова. Его желтая шапка была оторочена мехом. О высоком положении говорила чистая одежда без дыр и серьга с огромным рубином в ухе. Он крепко обнял Латына. После приветствий между ними завязалась беседа.
Прислушиваясь к их разговору, Кузнецов и Задов узнали много интересного. Оказывается, души умерших с завидным постоянством переселяются в тела живых. По крайней мере, часть населения реальности Земля-2876, исповедовавшая ламаизм, была убеждена в этом. Они всегда возвращаются из безвременья, и никто не способен прервать их путь. Отрядный священник неспроста проложил маршрут разведгруппы к местечку Шара-Суме, Желтая часовня, через район, подконтрольный желтым шапкам. Здесь жил святой Раши-лама.
Считалось, что в Раши-ламу воплотилась душа святого Кунь-ламы. Кунь-лама когда-то был настоятелем горного монастыря. Его отказ признать власть китайского императора стал известен наместнику в Лхасе. Светский суд приговорил святого к утоплению в реке. Приговор был дополнен еще более страшным пунктом обвинения – запретом на переселение души. Перед казнью святой напророчил, что, несмотря ни на какие китайские пакости, он обязательно перевоплотится, а отличительным знаком перевоплощения станет деформированная коленная чашечка, по которой узнают возродившегося святого. Войдя в раж, он заодно предсказал, перевоплощение Далай-ламы Пятого. Великий лама, умерший триста лет назад, родится на берегу теплого моря и будет иметь на щеке родинки в виде созвездия Большой Медведицы. Реинкарнацию Пятого, божественного существа, давно ждали, чтобы восстановить прервавшуюся цепочку воплощения Будды Милосердия. Местные не знали, что такое «море» и как оно хотя бы приблизительно выглядит, но предсказание помнили и передавали из поколения в поколение.
Вопрос с перерождением решился при самом активном участии Шаманова. У отрядного священника был яшмовый булыжник, который он использовал как пресс-папье для бумаг. Его коллега из китайского отряда «Краснодракош» давно и безуспешно пытался выклянчить булыжник, ссылаясь на то, что эта реликвия принадлежит его трудовому народу. Выкупать не хотел. Представитель трудового народа рассчитывал получить пресс-папье за «спасибо». Латын к камню привык и отдавать не собирался, тем более за просто так. Краснодракоша куксился, обижался, надувал губы и при каждой новой встрече начинал ныть с новой силой. В конце концов, терпение отрядного священника кончилось. Это событие совпало с известием о казни и запретом на перерождение. Одним из условий возврата трудовому народу булыжника – его оружия в классовых битвах – Латын выдвинул официальную отмену запрета на реинкарнацию Кунь-ламы. Скрепя сердце китайцы согласились. Через несколько дней в горах Карашара был обнаружен младенец, новая оболочка святого, с деформированным коленным суставом. Так явился миру Раши-лама. Его признательность и уважение к Шаманову были поистине безграничны, равно как и радость встречи со старым другом на горном кладбище.
Лама рассказал разведчикам любопытную историю. Из Кветты в Дуздану прибыл поезд. В двух вагонах ехала этнографическая экспедиция из Германии, целью которой была запись фольклора горных народов. На вокзале в Дуздане у них проверили документы, которые оказались на немецком языке и с кучей печатей военного министерства Рейха. Членам экспедиции велели отправляться восвояси обратным поездом через полчаса. Немцы вежливо ответили, что им вполне хватит и пяти минут. Они зашли в вагоны, переоделись в форму, вскрыли ящики с надписью «консервы» и, достав из них оружие и амуницию, начали строиться на перроне. У них с собой оказались даже минометы и безоткатные горные орудия. Собиратели фольклора подготовились основательно.
Железнодорожная станция была оборудована как стратегический узел – даже кассы были бронированы и устроены как пулеметные гнезда. Но ни огневые точки, ни блокгаузы с постоянным гарнизоном не смогли остановить любознательных «этнографов». Тем более денег на обратные билеты у них все равно не было. Экспедиция под огневым прикрытием артиллеристов легко прорвалась к озеру за городом. Там ждали своего часа гидропланы, предназначенные для десантных операций на водоемах. На берегу озера были расположены крепкие склады филиала немецкого акционерного общества «Шерсть». Коммивояжеры оказались асами Люфтваффе. Эллинги, стоящие у самого края воды, распахнулись, и гидропланы начали разбег. Летчики благополучно перебросили экспедицию с бесценным грузом на высокогорное озеро Кашмира.
Руководил экспедицией неприметный человек в очках. Одетый в форму без знаков различия, он выглядел вольнонаемным, весьма и весьма далеким от армии. Тем не менее окружающие его головорезы – археологи из СС и егеря из «Эдельвейса» подчинялись ему беспрекословно. И еще: человек в очках ни на минуту не расставался с полевой сумкой. Откуда все это известно Раши-ламе? После долгой задержки с реинкарнацией вождь желтошапочников очень серьезно стал относиться к свежей информации. Он опутал Тибет сетью осведомителей. Старые ошибки Раши-лама повторять не собирался. Всех китайцев, появлявшихся в подконтрольных районах, он без рассуждений отправлял на реинкарнацию, даже если среди них попадались атеисты.
Немцы искали остатки старой двухколейной дороги, построенной неизвестными таджиками в незапамятные времена. Из-за постоянных внезапных камнепадов дорогой толком не пользовались. Те, кто отваживался пойти по старой дороге, исчезали без следа. Про таких говорили: «Ушел прогуляться в Шамбалу».
Проводниками у немецкой экспедиции были колдуны забытого культа, которых невежды называют черными ламами, забывая, что лама переводится как «святой». С ними связываться себе дороже, и Раши-лама никому не советует, даже Шаманову, известному стороннику «непротивления злу насилием». О цели отрядного священника лама не знал, но догадывался, предположив, что разведчикам втроем не справиться, даже если желтошапочники помогут проводниками и бойцами-ополченцами.
Еще Раши-лама поведал, что парни из «Эдельвейса» шли по горам, как по равнине, расчищая путь экспедиции. Они играючи сметали регулярные части непальских гурков, бригады потанов и газаров, специально обученных для ведения боевых действий на перевалах. Дикие отряды стихийных ополченцев, целиком состоящие из аборигенов Памира и Гиндукуша, арийцы в целях экономии боеприпасов и поддержания физической формы разгоняли ледорубами. Объединенные усилия разных группировок, заинтересованных в провале немецкой экспедиции, не увенчались успехом. Посланцы Третьего рейха, как нож сквозь масло, продвигались к заброшенной дороге. Их маршрут должен пройти недалеко от этих мест. От возможной точки встречи с германской экспедицией разведчиков отделяет один дневной переход. Правда, если Латын и его спутники – разумные люди, эта информация им не пригодится.
В этом месте Шаманов прервал Раши-ламу:
– В горах есть свои правила. Одни можно нарушать время от времени, другие – никогда. Мы нарушим все правила, и электролит будет наш. С нами идет Великий… – Латын выдержал паузу и показал желтошапочникам растопыренную пятерню с пятью пальцами.
Глава желтошапочников медленно подошел к Леве, зашел сбоку и пристально всмотрелся в румяную физиономию. Глаза у одессита бегали из стороны в сторону. Кожа на лице обветрилась, покраснела и начала шелушиться. Лама вежливо спросил его:
– Как вас зовут?
– Господин-товарищ Задов,– отрапортовал Лева.
– Предыдущих звали иначе: Там-лама, Таши-лама, Паичен-лама, Пачен-Богдо… – Он бы и дальше продолжил задумчиво перечислять титулы и имена иерархов духовного олимпа. Раши-лама на память не жаловался. Но его тактично прервал Шаманов:
– У Бога столько имен, сколько он захочет!
– Это не он!
– Это не я! – с готовностью подтвердил Задов. Луч солнца выскользнул из-за облаков и мазнул Леву по щеке. На лице высветились родинки в виде созвездия Большой Медведицы. Все, кроме разведчиков, пали ниц. В потоках золотого света стояло потерянное звено великой цепочки. Будда Милосердия вернулся.
Кузнецов начал собирать аккуратно разложенные на камнях боеприпасы, рассовывая по подсумкам магазины и гранаты. Шаманов выразительно подмигнул Задову.
Далай-лама Пятый оглядел простершихся перед ним на земле аборигенов, громко шмыгнул простуженным носом и гаркнул:
– Мои смертные дети, я вернулся! – Лева вопросительно посмотрел на Шаманова. Тот в ответ доброжелательно кивнул, прикрыв глаза и показал большой палец: «Так держать!» – Подъем, подъем, вставайте, пока не застудились!
Набор древней мистики Тибета и патологическая склонность разведчиков к авантюрам переплелись в один клубок, став основой для умопомрачительной интриги.
Желтошапочники поднялись с земли и стояли, боясь пошевелиться. Раши-лама сложил руки лодочкой и с поклоном спросил:
– Вас так долго не было! Вы исследовали другие далекие миры?
– Да, мир торговли! – Лева гордо задрал подбородок и выставил ногу вперед.
Шаманов сделал страшные глаза и судорожно вцепился в походный посох.
– Может, вы что-то хотите? – еще тише спросил святой.
– Пиво и гору сырных чипсов.– Чувство меры и такта у Левы было свое, отличное от общепринятого. На отрядного священника было страшно смотреть. Казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар.
Задов спохватился и уже строже добавил, ткнув пальцем в сережку с крупным рубином, украшавшую ухо Раши:
– Не по чину украшение носишь. Скромнее надо быть. Ты бы еще кольцо в нос вставил!
Раши-лама быстро вытащил серьгу из уха и с поклоном протянул ее Леве. Задов сурово поджал губы и спрятал украшение в нагрудный карман штормовки. Он обвел взглядом застывшую толпу. Никаких других украшений, кроме жестяных бубенчиков на шапках, Лева не заметил. Горцы жили без излишеств, скудно.
– Где здесь можно повеселиться за правильную цену? А лучше бесплатно? – Задов вошел во вкус.
Раши-лама перестал разглядывать свои сапоги и пристально посмотрел на Леву. Вместо ответа на вопрос он обвел рукой вокруг. Везде, куда ни падал взгляд, были горные вершины, покрытые льдом и снегом. Между ними вилась долина с черными надгробиями могил.
– Отговорки! Оправдание! – Задов начал заводиться. Немой ответ ему не понравился.
Отрядный священник незаметно сделал Леве знак: оглаживая бороду, он провел ребром ладони по горлу и закатил глаза. Задов немедленно набрал в грудь побольше воздуха и заголосил:
– Душевная боль пожирает меня изнутри! Не оставляет ни днем, ни ночью!
– О-о-о! – Всем стало его жалко.
– Чужаки пришли в наши горы! Кто за это ответит, а?
– А-а-а?! – заволновалась толпа.
– Враги хотят захватить наши камни, наш снег!
– У-о-а-а! – с новой силой заревели желтошапочники. Снега и камней им было не жалко. Этого добра здесь было навалом, хоть бульдозером греби. Обидно другое: хапают без спроса.
– Они используют символ наших гор и носят на шапках изображения наших цветов! Кто заплатит за использование раскрученного бренда?
– Кто-о? – Все не на шутку разволновались.
– Они! Незваный гость хуже… – Лева запнулся, глядя на раскосые глаза почтительных слушателей.– Правильно! Хуже марсианина-а!
– А-а-а! – Толпа, стоящая перед ним, превратилась в живой организм, покорный воле бывшего анархиста.
Лева сжал руку в кулак и вскинул ее вверх.
– Нам – туда!
Крики разом стихли. Задние ряды дрогнули. Некоторые, слабые духом, начали пятиться. К вознесению на небо были готовы не все.
Шаманов незаметно указал в сторону далекого, занесенного снегом перевала.
– Туда то есть! – Задов быстро скорректировал положение руки и зашагал в направлении, указанном Латыном, увлекая за собой аборигенов на бой с фашистами, а заодно и с марсианами, буде таковые по неосторожности подвернутся под горячую руку.
Крошечная разведгруппа из трех человек превратилась в полнокровный отряд. Со стороны он напоминал галдящую орду, впереди которой вышагивали Задов и Раши-лама. В арьергарде шествовали отрядный священник и командир разведгруппы обер-лейтенант Пауль Зиберт, он же Николай Кузнецов. Офицер удобно повесил руки на автомат и делился с духовником впечатлением от увиденного и услышанного:
– Качественно комиссар проканифолил Задову мозги на политинформациях. Шпарил Лева как по писаному!
– Кипит их разум возмущенный,– вздохнул отрядный священник.– У них специально буденовки заканчиваются острым носиком, как у чайника. Наподобие пароотводной трубки, чтобы крышку у котелка не сорвало…
Плывущее за отрядом облако на глазах превращалось в тяжелую тучу. Рваными клешнями она цеплялась за покатые отроги. Борцы за снег и родные камни наддали ходу. Туча не отставала. Из нее повалил снег вперемешку с мелкой колючей крупой. Камни, трава, редкие цветы на склоне – все в считаные минуты покрылось толстой коркой мокрого льда. Восхождение из прогулки превратилось в настоящее испытание. Видимость почти все время не превышала расстояния вытянутой руки. Люди ориентировались лишь по направлению северо-восточного ветра, который устойчив здесь в любое время года. Если идешь правильно, ветер должен дуть в левую щеку. Такой ориентир в непогоду надежнее компаса.
Высоко в горах слышались громкие удары, похожие на глухие пушечные выстрелы,– это лопался от мороза ледяной панцирь.
Ветер прижимал к телу промокшую одежду. Ощущение такое, будто поднимаешься по льду под напором снежного вихря голым. Кузнецов приказал остановиться. Пришлось срочно ставить палатку.
Желтошапочники под командованием Раши-ламы быстро нарезали кривыми кинжалами из плотного снега кирпичи кубической формы. Из них они быстро сложили домики-полусферы, где устроились на ночлег, заложив выходы снежными плитами. Непогода осталась снаружи. Было решено обойтись без часовых. Шаманов по этому поводу туманно высказался в том смысле, что со всеми, кого стоило опасаться, Задов уже успел познакомиться и даже назначить свидание. Тем более, когда рядом Великий Пятый, опасаться нечего и некого…
– Встаем с первыми лучами солнца и проводим рекогносцировку на местности,– сказал Кузнецов, раскатывая спальный мешок.
– Да я их всех взглядом разгоню! – лениво произнес Лева, взвешивая на ладонях две банки консервов. Он мучился вопросом: сгущенка или тушенка? Свой выбор он остановил на сладком. Ложиться спать голодным Задов не любил. Свежеприобретенное чувство всемогущества, помноженное на врожденную безответственность, уже пустило побеги.
– Над вашим цирком только шатра не хватает,– проворчал Латын.
– Приукрашивая правду, мы становимся сильнее.– Лева высасывал последние капли сгущенки из пробитой в двух местах банки.– И богаче. М-м, вкусно!
– Да здравствует вранье! – подытожил Кузнецов.
Все легли спать. На сон времени оставалось мало.
…Первым проснулся командир. Он приподнялся на локте. Фосфоресцирующие стрелки часов показывали 4.00. Пора. В горах светает рано, ведь горы ближе к солнцу. Кузнецов наклонился над спящим рядом Левой и проорал ему в ухо:
– Привет миру! И всем, кто его населяет!
– Почему меня никто не любит? Чтоб вы все сдохли, гады! – Задов заворочался в спальнике, стараясь натянуть капюшон на лицо.– Хватит орать! И вообще, я тут проездом.
Кузнецов быстро оделся и по привычке проверил оружие. Он отстегнул, а затем снова подсоединил магазин с патронами к шмайссеру и резко передернул затвор. «Клац!» – громко лязгнуло в тишине палатки. Оружие было готово к бою. Задов истолковал это превратно и в свой адрес. «Уже, уже! Я почти готов!» – донесся обиженный возглас из спального мешка.
Ночная гроза давно отгромыхала, засыпав окрестные горы толстым слоем свежего снега. В далях, откуда она пришла, уже синело небо, светились гребни гор, окрасились алым редкие облака. Склоны внизу наливались густой синью. Начиналась красочная феерия, которую можно увидеть только высоко в горах. Чернеют провалы ущелий, наливается темно-синим зенит, и только яркая полоса, сигнал о рождении нового дня, светится малиновым накалом над частоколом поднебесных горных цепей.
К несказанному удивлению ополченцев, сопровождающие Великого Пятого, выйдя из палатки, начали растирать лица снегом. Простодушные аборигены облегченно вздохнули, когда увидели, что Задов Пятый не собирается подвергать себя самоистязаниям. Лева с пониманием отнесся к косым взглядам аборигенов, высокомерно поясняя:
– Не ожидал здесь встретить стоматолога!
На Задова из прорезей маски внимательно смотрели чудные глаза. Один был ярко-синий, второй – зеленый, в золотистых точечках. Цвет у глаз был разный, а зрачки одинаковые, бездонные. Они манили и растворяли в себе без остатка. Лева схватил руками маску за рыжие остроконечные ушки с черными кончиками и со всей силы потянул на себя. Незнакомка от неожиданности заверещала и с неженской силой освободилась от захвата.
– А-а-а! Больно! Ты что делаешь, дурак?!
В ответ она выпустила из рыжих перчаток-лапок коготки и попыталась схватить Леву за уши. Когти только заскребли по стальному шлему, оставив тоненькие царапины на белой краске.
– Ах ты, пес железноголовый! – Рыженькая замахнулась когтистой пятерней, норовя заехать по обветренному лицу, целя в нос.
У зверей, да и у людей тоже, это одно из самых уязвимых мест на лице.
– Какие глаза! Душу бы за такие отдал! – завороженно прошептал Лева, не отводя глаз от вытянутой рыжей мордочки.
– Значит, не одна я такая дура на белом свете.– Незнакомка пригорюнилась и опустила руку, не ударив. Коготки втянулись в подушечки лап.
– Открой личико, красавица,– попросил Лева.
Лисья мордочка оскалилась в улыбке. Незнакомка промурлыкала в ответ:
– А ты тоже ничего, красавчик! – Пушистый рыжий хвост вынырнул из-за спины незнакомки, пощекотал Леву под подбородком и мягко закрыл его отвисшую челюсть.– Через два дня полнолуние. Приходи сюда, если не передумаешь, шалунишка!
Разноглазка юркнула по узкому каменному карнизу и растворилась среди скальных нагромождений. Лева сбросил вниз бухту шнура. Когда товарищи, пыхтя и отдуваясь, забрались на каменный уступ, он так и сидел с зажатым в руках капканом. Шаманов помахал у Задова перед глазами растопыренной ладонью. Лева протянул ему железную ловушку со словами:
– Вам просили передать, чтобы больше не ставили, где попало!
– По ночам надо спать, а не шляться, где попало! – Латын убрал посеребренную ловушку в сумку.
Кузнецов протянул руку и провел кончиками пальцев по Левиной каске. На перчатке остались тоненькие стружки белой краски. Задов дернулся и гулко треснулся каской о скалу.
– Ухи не трогай! У меня было трудное детство. Да и юность не удалась. Я сразу начинаю нервничать.
Горное эхо с готовностью подхватило Левин вопль: «Нервничать, нервничать!..»
– Задов, Задов, успел и здесь накуролесить? – устало спросил Кузнецов, внимательно разглядывая свежие отметины на каске.
– А я что? Ничего! Мне только скажите: Лева, закрой глаза и сделай это для России,– невпопад бормотал одессит, думая о своем.
– Задов, у тебя несколько извращенное представление о Родине,– отрядный священник снял с острого обломка скалы клок рыжей шерсти и подул на него. Красноватое пятнышко взмыло в воздух и улетело в ту сторону, где скрылась загадочная незнакомка.
– Осталось немного,– Кузнецов смотрел на перевал.– Перейдем через хребет и спускаемся в долину.
Разведчики начали спуск. Двигались неплохо. Первым вызвался идти Задов. Казалось, он совсем не устал и был в прекрасной форме. После двух пятидесятиметровых бросков вниз по скале он выдохся, но из упрямства не подал виду. Проницательный Латын заметил, что Лева постоянно озирался, как бы ища невидимых зрителей для своих отважных подвигов. Сойдя со снега, разведгруппа по леднику добралась до ровной на первый взгляд стены. Тут-то и наступил переломный момент спуска.
Трещина, которую десантники обнаружили в стене и по которой прошли двадцать метров, внезапно сошла на нет. Пристегнув веревку к крюку, забитому в трещину, Кузнецов спустил Леву метров на тридцать, чтобы он мог перейти маятником по стене к какой-нибудь другой трещине. Лева раскачивался из стороны в сторону, постепенно увеличивая амплитуду и как бы галопируя по скале, пока не достиг подходящей трещины.
Задов уже почти вбил крюк, когда его ноги соскользнули, и он с грохотом полетел вниз, нещадно ударяясь ребрами о стену. Кузнецов удержал веревку. «Прогалопировав» еще немного, одессит дотянулся до трещины, укрепил в ней крюк, пристегнул к нему стремя и встал в него обеими ногами. Лева подтянул веревку и помог товарищам спуститься по трещине.
Оставалось немного. Разведчики прошли вниз по хребту, покрытому мягким снегом, и остановились у скального блока. Кузнецов и Задов накинули на него петлю, закрепили две веревки, сбросили их концы вниз к подножию стены. Спускаясь по веревке, Задов сильно отклонился влево. В конце концов, когда оставались считаные метры сдвоенной веревки, Лева уперся ногами в стену и наклонился, чтобы пристегнуться к кольцу крюка. Задов нетерпеливо переступил левой ногой, но нечаянно попал на лед. Подошва соскользнула, и его стало болтать на веревке из стороны в сторону. Внезапно маятник замер: Задов с размаху налетел на склон. Разлетелись черные очки, хрустнули ребра.
Кузнецов одним ударом забил крюк в трещину, укрепил на крюке катушку с тросом, отстегнулся от основной веревки и быстро спустился к Задову.
– Ну, как ты? – спросил он бодрым голосом.
– Сдох суслик! – прошептал Лева, ощупывая шею.
– Но-но! Держись, помирать будем только по приказу!
К ним присоединился спустившийся сверху Шаманов. Разведчики продолжили спуск, по очереди страхуя Задова. На пути вниз случилось еще одно происшествие: сорвалась одна из сдвоенных веревок. К счастью, другая веревка удержала скалолазов на склоне. Черно-белая вершина осталась позади.
Передохнув и подождав, пока Лева восстановится после встречи с гранитом, разведгруппа двинулась по долине. На пологих боковых террасах зазеленели альпийские луга, источавшие медовый аромат. Кузнецов сначала хотел показать Леве, как выглядят эдельвейсы, но они уже отцвели. Окружающие склоны были исчерчены складками и осыпями горных пород разных оттенков – от палевого до яркой киновари.
Несмотря на тяжелый рюкзак и автомат на шее, Задов наклонялся и срывал фиалки. В руках у последнего романтика отряда специального назначения уже собрался маленький букетик.
Шаманов, ни к кому конкретно не обращаясь, громко сказал:
– В горах растет цветок смерти, кто его сорвет – умрет…
Лева поспешно отбросил от себя подальше букетик, словно цветы превратились в пучок змей, и еще долго вытирал руки о штормовку. Латын уже тише добавил, чтобы его мог услышать только Кузнецов:
– Легенды часто имеют прикладное значение, хотя бы с точки зрения экологии.
…Через несколько часов ходьбы по долине разведчики наткнулись на черные камни, сложенные в кособокие пирамиды. Между ними были воткнуты палки с белыми лоскутами.
– Кладбище,– коротко пояснил Латын.
– Ничего себе надгробия отгрохали! – Задов задрал голову, разглядывая верхушки камней.– И не лень было надрываться!
– Забытые мертвые умирают дважды,– грустно пояснил Кузнецов, думая о своем.
– Как это «дважды»? – озадачился Лева.
– Сначала человек уходит из жизни, а потом из памяти,– вздохнул командир группы.
Шаманов оперся на посох и пояснил спутникам:
– Это черные балбалы.– Он указал рукой на пирамиды.– Они указывают душам путь на Восток. Белые ленты символизируют путь праведников.
– Всего делов! – Задов поудобнее перекинул автомат на бок.– И я могу ленточками!
– Даются эти ленты не просто так…
Шаманов не договорил. Из-за камней появился абориген в рваном халате и желтой шапке с бубенчиками. В руке он сжимал длинное копье с широким наконечником. Его лицо было измазано смесью крови и жира. Следом за ним показался второй, точно такой же. Скоро дорогу разведчикам преградила целая толпа желтошапочников. Некоторые сжимали в руках луки с наложенными на тетивы стрелами. Среди них выделялись несколько человек, вооруженных кремневыми, высотой с человека, ружьями. Это допотопное оружие могло сделать в человеческом теле дыру размером с кулак.
– Есть на этом кладбище хоть один мертвец? – тихо спросил Задов.
Кузнецов, двигаясь боком, как краб, втиснулся между черными камнями ближайшего надгробия. Огневая позиция получилась на славу. Николай вытащил из подсумка запасные магазины с патронами и аккуратно положил на камень справа от себя. Он тихо промурлыкал себе под нос: «И летели наземь папуасы под напором стали и огня». Из-за надгробий появлялись все новые и новые местные жители. Кузнецов перестал напевать песенку и начал быстро доставать гранаты, сразу же разгибая проволочные усики. Теперь можно было выдергивать кольца моментально. Николай подтянул ремешок каски под подбородком и крикнул товарищам: «Отходите, я прикрою!»
К удивлению Кузнецова, Шаманов сделал несколько шагов навстречу вооруженной толпе. Несколько человек тотчас наставили на Латына ружья и луки. Кроме того, спина отрядного священника попадала точно в центр сектора обстрела Кузнецова.
Из толпы вышел молодой человек в таком же халате, как и у Шаманова. Его желтая шапка была оторочена мехом. О высоком положении говорила чистая одежда без дыр и серьга с огромным рубином в ухе. Он крепко обнял Латына. После приветствий между ними завязалась беседа.
Прислушиваясь к их разговору, Кузнецов и Задов узнали много интересного. Оказывается, души умерших с завидным постоянством переселяются в тела живых. По крайней мере, часть населения реальности Земля-2876, исповедовавшая ламаизм, была убеждена в этом. Они всегда возвращаются из безвременья, и никто не способен прервать их путь. Отрядный священник неспроста проложил маршрут разведгруппы к местечку Шара-Суме, Желтая часовня, через район, подконтрольный желтым шапкам. Здесь жил святой Раши-лама.
Считалось, что в Раши-ламу воплотилась душа святого Кунь-ламы. Кунь-лама когда-то был настоятелем горного монастыря. Его отказ признать власть китайского императора стал известен наместнику в Лхасе. Светский суд приговорил святого к утоплению в реке. Приговор был дополнен еще более страшным пунктом обвинения – запретом на переселение души. Перед казнью святой напророчил, что, несмотря ни на какие китайские пакости, он обязательно перевоплотится, а отличительным знаком перевоплощения станет деформированная коленная чашечка, по которой узнают возродившегося святого. Войдя в раж, он заодно предсказал, перевоплощение Далай-ламы Пятого. Великий лама, умерший триста лет назад, родится на берегу теплого моря и будет иметь на щеке родинки в виде созвездия Большой Медведицы. Реинкарнацию Пятого, божественного существа, давно ждали, чтобы восстановить прервавшуюся цепочку воплощения Будды Милосердия. Местные не знали, что такое «море» и как оно хотя бы приблизительно выглядит, но предсказание помнили и передавали из поколения в поколение.
Вопрос с перерождением решился при самом активном участии Шаманова. У отрядного священника был яшмовый булыжник, который он использовал как пресс-папье для бумаг. Его коллега из китайского отряда «Краснодракош» давно и безуспешно пытался выклянчить булыжник, ссылаясь на то, что эта реликвия принадлежит его трудовому народу. Выкупать не хотел. Представитель трудового народа рассчитывал получить пресс-папье за «спасибо». Латын к камню привык и отдавать не собирался, тем более за просто так. Краснодракоша куксился, обижался, надувал губы и при каждой новой встрече начинал ныть с новой силой. В конце концов, терпение отрядного священника кончилось. Это событие совпало с известием о казни и запретом на перерождение. Одним из условий возврата трудовому народу булыжника – его оружия в классовых битвах – Латын выдвинул официальную отмену запрета на реинкарнацию Кунь-ламы. Скрепя сердце китайцы согласились. Через несколько дней в горах Карашара был обнаружен младенец, новая оболочка святого, с деформированным коленным суставом. Так явился миру Раши-лама. Его признательность и уважение к Шаманову были поистине безграничны, равно как и радость встречи со старым другом на горном кладбище.
Лама рассказал разведчикам любопытную историю. Из Кветты в Дуздану прибыл поезд. В двух вагонах ехала этнографическая экспедиция из Германии, целью которой была запись фольклора горных народов. На вокзале в Дуздане у них проверили документы, которые оказались на немецком языке и с кучей печатей военного министерства Рейха. Членам экспедиции велели отправляться восвояси обратным поездом через полчаса. Немцы вежливо ответили, что им вполне хватит и пяти минут. Они зашли в вагоны, переоделись в форму, вскрыли ящики с надписью «консервы» и, достав из них оружие и амуницию, начали строиться на перроне. У них с собой оказались даже минометы и безоткатные горные орудия. Собиратели фольклора подготовились основательно.
Железнодорожная станция была оборудована как стратегический узел – даже кассы были бронированы и устроены как пулеметные гнезда. Но ни огневые точки, ни блокгаузы с постоянным гарнизоном не смогли остановить любознательных «этнографов». Тем более денег на обратные билеты у них все равно не было. Экспедиция под огневым прикрытием артиллеристов легко прорвалась к озеру за городом. Там ждали своего часа гидропланы, предназначенные для десантных операций на водоемах. На берегу озера были расположены крепкие склады филиала немецкого акционерного общества «Шерсть». Коммивояжеры оказались асами Люфтваффе. Эллинги, стоящие у самого края воды, распахнулись, и гидропланы начали разбег. Летчики благополучно перебросили экспедицию с бесценным грузом на высокогорное озеро Кашмира.
Руководил экспедицией неприметный человек в очках. Одетый в форму без знаков различия, он выглядел вольнонаемным, весьма и весьма далеким от армии. Тем не менее окружающие его головорезы – археологи из СС и егеря из «Эдельвейса» подчинялись ему беспрекословно. И еще: человек в очках ни на минуту не расставался с полевой сумкой. Откуда все это известно Раши-ламе? После долгой задержки с реинкарнацией вождь желтошапочников очень серьезно стал относиться к свежей информации. Он опутал Тибет сетью осведомителей. Старые ошибки Раши-лама повторять не собирался. Всех китайцев, появлявшихся в подконтрольных районах, он без рассуждений отправлял на реинкарнацию, даже если среди них попадались атеисты.
Немцы искали остатки старой двухколейной дороги, построенной неизвестными таджиками в незапамятные времена. Из-за постоянных внезапных камнепадов дорогой толком не пользовались. Те, кто отваживался пойти по старой дороге, исчезали без следа. Про таких говорили: «Ушел прогуляться в Шамбалу».
Проводниками у немецкой экспедиции были колдуны забытого культа, которых невежды называют черными ламами, забывая, что лама переводится как «святой». С ними связываться себе дороже, и Раши-лама никому не советует, даже Шаманову, известному стороннику «непротивления злу насилием». О цели отрядного священника лама не знал, но догадывался, предположив, что разведчикам втроем не справиться, даже если желтошапочники помогут проводниками и бойцами-ополченцами.
Еще Раши-лама поведал, что парни из «Эдельвейса» шли по горам, как по равнине, расчищая путь экспедиции. Они играючи сметали регулярные части непальских гурков, бригады потанов и газаров, специально обученных для ведения боевых действий на перевалах. Дикие отряды стихийных ополченцев, целиком состоящие из аборигенов Памира и Гиндукуша, арийцы в целях экономии боеприпасов и поддержания физической формы разгоняли ледорубами. Объединенные усилия разных группировок, заинтересованных в провале немецкой экспедиции, не увенчались успехом. Посланцы Третьего рейха, как нож сквозь масло, продвигались к заброшенной дороге. Их маршрут должен пройти недалеко от этих мест. От возможной точки встречи с германской экспедицией разведчиков отделяет один дневной переход. Правда, если Латын и его спутники – разумные люди, эта информация им не пригодится.
В этом месте Шаманов прервал Раши-ламу:
– В горах есть свои правила. Одни можно нарушать время от времени, другие – никогда. Мы нарушим все правила, и электролит будет наш. С нами идет Великий… – Латын выдержал паузу и показал желтошапочникам растопыренную пятерню с пятью пальцами.
Глава желтошапочников медленно подошел к Леве, зашел сбоку и пристально всмотрелся в румяную физиономию. Глаза у одессита бегали из стороны в сторону. Кожа на лице обветрилась, покраснела и начала шелушиться. Лама вежливо спросил его:
– Как вас зовут?
– Господин-товарищ Задов,– отрапортовал Лева.
– Предыдущих звали иначе: Там-лама, Таши-лама, Паичен-лама, Пачен-Богдо… – Он бы и дальше продолжил задумчиво перечислять титулы и имена иерархов духовного олимпа. Раши-лама на память не жаловался. Но его тактично прервал Шаманов:
– У Бога столько имен, сколько он захочет!
– Это не он!
– Это не я! – с готовностью подтвердил Задов. Луч солнца выскользнул из-за облаков и мазнул Леву по щеке. На лице высветились родинки в виде созвездия Большой Медведицы. Все, кроме разведчиков, пали ниц. В потоках золотого света стояло потерянное звено великой цепочки. Будда Милосердия вернулся.
Кузнецов начал собирать аккуратно разложенные на камнях боеприпасы, рассовывая по подсумкам магазины и гранаты. Шаманов выразительно подмигнул Задову.
Далай-лама Пятый оглядел простершихся перед ним на земле аборигенов, громко шмыгнул простуженным носом и гаркнул:
– Мои смертные дети, я вернулся! – Лева вопросительно посмотрел на Шаманова. Тот в ответ доброжелательно кивнул, прикрыв глаза и показал большой палец: «Так держать!» – Подъем, подъем, вставайте, пока не застудились!
Набор древней мистики Тибета и патологическая склонность разведчиков к авантюрам переплелись в один клубок, став основой для умопомрачительной интриги.
Желтошапочники поднялись с земли и стояли, боясь пошевелиться. Раши-лама сложил руки лодочкой и с поклоном спросил:
– Вас так долго не было! Вы исследовали другие далекие миры?
– Да, мир торговли! – Лева гордо задрал подбородок и выставил ногу вперед.
Шаманов сделал страшные глаза и судорожно вцепился в походный посох.
– Может, вы что-то хотите? – еще тише спросил святой.
– Пиво и гору сырных чипсов.– Чувство меры и такта у Левы было свое, отличное от общепринятого. На отрядного священника было страшно смотреть. Казалось, его вот-вот хватит апоплексический удар.
Задов спохватился и уже строже добавил, ткнув пальцем в сережку с крупным рубином, украшавшую ухо Раши:
– Не по чину украшение носишь. Скромнее надо быть. Ты бы еще кольцо в нос вставил!
Раши-лама быстро вытащил серьгу из уха и с поклоном протянул ее Леве. Задов сурово поджал губы и спрятал украшение в нагрудный карман штормовки. Он обвел взглядом застывшую толпу. Никаких других украшений, кроме жестяных бубенчиков на шапках, Лева не заметил. Горцы жили без излишеств, скудно.
– Где здесь можно повеселиться за правильную цену? А лучше бесплатно? – Задов вошел во вкус.
Раши-лама перестал разглядывать свои сапоги и пристально посмотрел на Леву. Вместо ответа на вопрос он обвел рукой вокруг. Везде, куда ни падал взгляд, были горные вершины, покрытые льдом и снегом. Между ними вилась долина с черными надгробиями могил.
– Отговорки! Оправдание! – Задов начал заводиться. Немой ответ ему не понравился.
Отрядный священник незаметно сделал Леве знак: оглаживая бороду, он провел ребром ладони по горлу и закатил глаза. Задов немедленно набрал в грудь побольше воздуха и заголосил:
– Душевная боль пожирает меня изнутри! Не оставляет ни днем, ни ночью!
– О-о-о! – Всем стало его жалко.
– Чужаки пришли в наши горы! Кто за это ответит, а?
– А-а-а?! – заволновалась толпа.
– Враги хотят захватить наши камни, наш снег!
– У-о-а-а! – с новой силой заревели желтошапочники. Снега и камней им было не жалко. Этого добра здесь было навалом, хоть бульдозером греби. Обидно другое: хапают без спроса.
– Они используют символ наших гор и носят на шапках изображения наших цветов! Кто заплатит за использование раскрученного бренда?
– Кто-о? – Все не на шутку разволновались.
– Они! Незваный гость хуже… – Лева запнулся, глядя на раскосые глаза почтительных слушателей.– Правильно! Хуже марсианина-а!
– А-а-а! – Толпа, стоящая перед ним, превратилась в живой организм, покорный воле бывшего анархиста.
Лева сжал руку в кулак и вскинул ее вверх.
– Нам – туда!
Крики разом стихли. Задние ряды дрогнули. Некоторые, слабые духом, начали пятиться. К вознесению на небо были готовы не все.
Шаманов незаметно указал в сторону далекого, занесенного снегом перевала.
– Туда то есть! – Задов быстро скорректировал положение руки и зашагал в направлении, указанном Латыном, увлекая за собой аборигенов на бой с фашистами, а заодно и с марсианами, буде таковые по неосторожности подвернутся под горячую руку.
Крошечная разведгруппа из трех человек превратилась в полнокровный отряд. Со стороны он напоминал галдящую орду, впереди которой вышагивали Задов и Раши-лама. В арьергарде шествовали отрядный священник и командир разведгруппы обер-лейтенант Пауль Зиберт, он же Николай Кузнецов. Офицер удобно повесил руки на автомат и делился с духовником впечатлением от увиденного и услышанного:
– Качественно комиссар проканифолил Задову мозги на политинформациях. Шпарил Лева как по писаному!
– Кипит их разум возмущенный,– вздохнул отрядный священник.– У них специально буденовки заканчиваются острым носиком, как у чайника. Наподобие пароотводной трубки, чтобы крышку у котелка не сорвало…
Плывущее за отрядом облако на глазах превращалось в тяжелую тучу. Рваными клешнями она цеплялась за покатые отроги. Борцы за снег и родные камни наддали ходу. Туча не отставала. Из нее повалил снег вперемешку с мелкой колючей крупой. Камни, трава, редкие цветы на склоне – все в считаные минуты покрылось толстой коркой мокрого льда. Восхождение из прогулки превратилось в настоящее испытание. Видимость почти все время не превышала расстояния вытянутой руки. Люди ориентировались лишь по направлению северо-восточного ветра, который устойчив здесь в любое время года. Если идешь правильно, ветер должен дуть в левую щеку. Такой ориентир в непогоду надежнее компаса.
Высоко в горах слышались громкие удары, похожие на глухие пушечные выстрелы,– это лопался от мороза ледяной панцирь.
Ветер прижимал к телу промокшую одежду. Ощущение такое, будто поднимаешься по льду под напором снежного вихря голым. Кузнецов приказал остановиться. Пришлось срочно ставить палатку.
Желтошапочники под командованием Раши-ламы быстро нарезали кривыми кинжалами из плотного снега кирпичи кубической формы. Из них они быстро сложили домики-полусферы, где устроились на ночлег, заложив выходы снежными плитами. Непогода осталась снаружи. Было решено обойтись без часовых. Шаманов по этому поводу туманно высказался в том смысле, что со всеми, кого стоило опасаться, Задов уже успел познакомиться и даже назначить свидание. Тем более, когда рядом Великий Пятый, опасаться нечего и некого…
– Встаем с первыми лучами солнца и проводим рекогносцировку на местности,– сказал Кузнецов, раскатывая спальный мешок.
– Да я их всех взглядом разгоню! – лениво произнес Лева, взвешивая на ладонях две банки консервов. Он мучился вопросом: сгущенка или тушенка? Свой выбор он остановил на сладком. Ложиться спать голодным Задов не любил. Свежеприобретенное чувство всемогущества, помноженное на врожденную безответственность, уже пустило побеги.
– Над вашим цирком только шатра не хватает,– проворчал Латын.
– Приукрашивая правду, мы становимся сильнее.– Лева высасывал последние капли сгущенки из пробитой в двух местах банки.– И богаче. М-м, вкусно!
– Да здравствует вранье! – подытожил Кузнецов.
Все легли спать. На сон времени оставалось мало.
…Первым проснулся командир. Он приподнялся на локте. Фосфоресцирующие стрелки часов показывали 4.00. Пора. В горах светает рано, ведь горы ближе к солнцу. Кузнецов наклонился над спящим рядом Левой и проорал ему в ухо:
– Привет миру! И всем, кто его населяет!
– Почему меня никто не любит? Чтоб вы все сдохли, гады! – Задов заворочался в спальнике, стараясь натянуть капюшон на лицо.– Хватит орать! И вообще, я тут проездом.
Кузнецов быстро оделся и по привычке проверил оружие. Он отстегнул, а затем снова подсоединил магазин с патронами к шмайссеру и резко передернул затвор. «Клац!» – громко лязгнуло в тишине палатки. Оружие было готово к бою. Задов истолковал это превратно и в свой адрес. «Уже, уже! Я почти готов!» – донесся обиженный возглас из спального мешка.
Ночная гроза давно отгромыхала, засыпав окрестные горы толстым слоем свежего снега. В далях, откуда она пришла, уже синело небо, светились гребни гор, окрасились алым редкие облака. Склоны внизу наливались густой синью. Начиналась красочная феерия, которую можно увидеть только высоко в горах. Чернеют провалы ущелий, наливается темно-синим зенит, и только яркая полоса, сигнал о рождении нового дня, светится малиновым накалом над частоколом поднебесных горных цепей.
К несказанному удивлению ополченцев, сопровождающие Великого Пятого, выйдя из палатки, начали растирать лица снегом. Простодушные аборигены облегченно вздохнули, когда увидели, что Задов Пятый не собирается подвергать себя самоистязаниям. Лева с пониманием отнесся к косым взглядам аборигенов, высокомерно поясняя: