Страница:
…Карусель уже несколько часов как простилась с десантом, сыграв напоследок «Арию Тарзана. Смерть среди джунглей» в грустном похоронном темпе. Слова народные, музыка Вивальди.
Кузнецов шел впереди, поглядывая на обелиск, возвышающийся среди деревьев. Что он изображал, уже было невозможно понять. Ветер, время и джунгли сгладили до неузнаваемости творение древних каменотесов. Разведгруппа шла несколько часов по древней дороге, мощенной камнем и уже давно пришедшей в упадок. Глядя на остатки парапета, стоящего по обеим сторонам, становилось понятно, что она сооружена в очень отдаленном прошлом. На равных расстояниях друг от друга стояли цоколи постаментов, на которых когда-то возвышались гигантские скульптуры. Огромные мраморные части тел валялись вокруг в живописном беспорядке. Ветерок легко подталкивал в спину, словно ненавязчиво предлагая идти дальше.
Николай справедливо рассудил, что все дороги куда-то ведут и каменная дорога выведет к людям с большей вероятностью, чем тропа через дикие джунгли. Прорубаться сквозь сплошную стену лиан и кустов не хотелось.
– Идем по дороге. Вперед! – скомандовал он спутникам.
Группа двинулась вперед, обходя глубокие выбоины, заполненные стоячей зеленой водой. Дорогой точно давно не пользовались.
Через полтора часа ходьбы из-за поворота показались верхушки хижин, крытых пальмовыми листьями. Из придорожного кустарника бесшумно выступили рослые чернокожие воины с копьями в руках. Лесные призраки молча преградили путь десантникам. Кузнецов тоже молча, стараясь не делать резких движений, показал пустые руки. Затем он снял с плеча вещмешок, развязал горловину и достал из него сухую лапку с когтями. Перед отправкой на задание Владимиров вручил ему эту мумифицированную птичью конечность и объяснил, что это не просто кусок курицы второй свежести, а верительная грамота, по которой вождь племени признает разведчиков и пояснит суть возникшей проблемы. Черные воины недоуменно покрутили в руках скукожившуюся от времени лапку и жестами предложили чужакам следовать за собой.
На скрюченных ветвях дерева, напоминающего обыкновенную вишню, были развешаны непонятные для цивилизованного человека предметы. Верхушку венчала куриная лапка, торжественно врученная предводителю аборигенов. Сын вождя, сидевший неподалеку, ударами острого камня пытался расколоть большую кость.
Вождь дал понять, что не хочет знать, как зовут незнакомцев. Свое имя, а также имена своих соплеменников вождь также отказался назвать. Скромность аборигенов объяснялась просто: по местным поверьям, если знаешь имя человека, то при желании можешь повелевать им, как вздумается.
Желание чужаков помочь в любой беде вождь воспринял благожелательно и по-своему приветливо.
– Зачем все это? Для красоты? – заинтересованно спросил Кузнецов, кивнув на дерево.
– Предметы помогают нам быть настоящими охотниками,– уклончиво ответил вождь.
– А как помогают? – упорствовал Николай, пытаясь понять уклад людей, которым начальство приказало помочь.– Просвети нас, мудрейший.
Вождь заглотил наживку. Он задрал подбородок, гордо выпятил грудь и оглянулся по сторонам. Убедившись, что большинство соплеменников заняты азартным обменом с Садко, вождь подвел офицера поближе к дереву.
– Это желудок броненосной бабочки.– Вождь тронул узловатым пальцем синий сморщенный шарик.– Тот, кто его съест, может легко обходиться без воды и ходить по пустыне много дней. А чтобы мужчины быстро бегали, а не ползали по-черепашьи, я даю им вот эти заячьи сухожилия. Их не едят, а кладут вот сюда,– сказал старик, показывая большой шрам на лодыжке.– Если охотник плохо бегает, надо сделать вот такой надрез и втереть туда порошок, приготовленный из сухожилий.
– Когда ты был молодой, ты плохо бегал? – натурально удивился разведчик, чтобы польстить самолюбию аборигена.
– О, я бегал всегда хорошо. У нас есть обычай: когда юноша становится мужчиной и получает право делать все, что взбредет в голову, ему перед началом настоящей охоты втирают такой порошок. Я им сначала втираю заячьи сухожилия, а потом они должны есть кашу с порошком из костей того животного, которое добудут первым. После этого они станут сильными и выносливыми.
– А вот эта змея? – задал вопрос Задов, указывая пальцем на высушенную гадюку с небольшими крылышками, как у летучей мыши.
– Из летающей смерти мы добываем яд для стрел и копий,– охотно ответил вождь.– А теперь она висит просто так. Пустыня растет очень быстро. Наши земли захватывают люди в одежде из железа. Убивать их тяжело. Но все тело в панцирь не спрячешь. Даже у броненосца есть уязвимые места. Отравленные стрелы – наше надежное оружие. Ну, еще ловушки и западни в лесу. Лучше нас в лесу не ориентируется никто, но на открытом пространстве мы уступаем железным людям. Мы уходим все дальше с обжитых мест, а враги отнимают у нас земли и реки, принадлежащие нам с древних времен. Скоро они нас выживут в бесплодные земли. Две луны назад наши охотники видели большой отряд железных людей. Они направлялись в сторону единственного на весь лес озера и катили огромную повозку, прорубая дорогу через лес. В повозке ревел кто-то сильный и злой. Обратно железные люди не проходили. Мы думаем,– вождь понизил голос до зловещего шепота,– мы думаем, что в повозке они везли пленного духа джунглей, а он вырвался на свободу и расправился с железнобокими.
– Мы посланы нашим вождем помочь вашему племени. Он не любит ни железных людей, ни злых духов. Он вообще никого не любит. Мы самые сильные и умелые охотники в отря… в нашем племени,– расправив плечи, сообщил Кузнецов.
– Ай, как хорошо! – захлопал в ладоши предводитель индейцев.– Вечером проведем обряд. У меня есть кончик клыка озерного духа. Клык обломился и застрял в позвоночнике водяной коровы. К хижине без окон даже близко не подходите, мы там храним запасы яда для стрел и копий. Духи леса будут недовольны, если вы умрете быстрой смертью,– закончил разговор вождь и зашел в хижину. Оттуда донеслось громыхание глиняной посуды.
Кузнецов пожал плечами.
– Со своим уставом в чужое племя никто лезть не собирается. Вечером посмотрим, что это за обряд,– бормотал разведчик, направляясь вслед за Левой к выделенной им гостевой хижине.– С кем же нужно разбираться? С железнобокими? С духами? Хижина без окон – это сарай, господа аборигены.
Время до вечера тянулось медленно. Кузнецов возился с автоматом, чистя и смазывая детали оружия. Задов кемарил в тени пальмы, сдвинув папаху на глаза. Садко вот уже который час занимался любимым делом: обирал местное население. Грабеж, в смысле товарообмен, шел полным ходом.
Купец расстелил на земле запасные чистые портянки и разложил на них походный набор коробейника. На байковой ткани лежали копеечные пластмассовые бусы, аппетитные комочки жевательной смолы, блестящие шурупы, колокольчики для донки, осколки мелко наколотого зеркала. К нему сразу же выстроилась очередь. Бесхитростные дети природы неотрывно смотрели на сверкающее великолепие. Поначалу товарообмен не шел. Новгородец категорически отказывался менять товар на связки копченых лягушек и костяные наконечники для стрел. Он упорствовал до тех пор, пока ему не принесли разноцветные камушки, которые местная детвора находила, копаясь в земле. В хозяйстве они были без надобности, так, игрушки для малышни. Консенсус был найден. Камушек за гвоздик. Два камушка за ожерелье. Горсть – за колокольчик с чудным малиновым звоном. Обе стороны были чрезвычайно довольны друг другом. Один Кузнецов не разделял общей радости. Боевое задание на глазах превращалось в выездную торговую ярмарку. Офицерская душа восставала против беспардонного надувательства. Люди с нравственностью комбайнов и душой пылесосов не нравились офицеру категорически. За один сверкающий самоцвет размером с ноготок можно было купить склад Хохела и всю базу в придачу.
– По прибытии в отряд все сдать по описи! – хмуро буркнул Николай румяному Садко.
– Ась?! – ошарашенно переспросил новгородец, бледнея на глазах.
– Два-сь! – передразнил Кузнецов.– Мы не на торжище посланы, а с миссией. Любой доход, полученный военнослужащим в служебное время, поступает в казну отряда.– Николая прорвало.– Если вы не считаете, что находитесь здесь за счет казны, а следовательно, на службе, можете сдать командировочные и вернуться для получения окончательного расчета!
Садко сник, махнул рукой и убрал остатки товара обратно в вещмешок. Толпа аборигенов, возбужденно щебеча, разбрелась по деревне. Чужеземные новинки переходили из рук в руки. Оборотистый новгородец долго не расстраивался, хотя в сторону командира смотрел волком. Если забыть в подкладке парочку самоцветов, о старости можно не беспокоиться. Вслед Николаю он негромко, но так, чтобы быть услышанным, пробормотал: «Фашист недобитый!»
Кузнецов сделал вид, что не услышал, но зарубочку в памяти сделал. Он всегда старался возвращать долги и не откладывать их в долгий ящик.
Противостояние набирало обороты.
Через некоторое время Кузнецов, проходя мимо, сделал купцу замечание: «Сапоги надо чистить со всех сторон, а не только спереди». Новгородец уловил подвох, не поняв смысла. В строю все равно не видно, есть сзади грязь или нет. Рано или поздно обувь все равно испачкается. Настоящему следопыту чистота противопоказана. Грязная обувь болот не боится. Брошенное вскользь замечание окончательно вывело самодеятельного гусляра из душевного равновесия. Нутром он понимал: правда на его стороне, но достойных аргументов для спора найти не мог. Выходило, что зануда Николай опять прав. Задов, прячущийся в негустой тени дерева, рассмеялся. Садко принял смех товарища на свой счет. Жгучая обида захлестнула душу. Он решил прибегнуть к проверенному средству, чтобы последнее слово осталось за ним.
– Щас по сопатке схлопочешь! – срывающимся голосом сообщил он Кузнецову, медленно подходя к обер-лейтенанту.
– Давно в рыло получал? – ровным тоном, не повышая голоса, поинтересовался Николай. Он незаметно выставил вперед правую ногу и развернулся к новгородцу боком. Так труднее попасть по торсу.
– Рыла у свиней! – багровея на глазах, проревел Садко.
– Я в курсе,– холодно подтвердил Кузнецов и сдвинулся вбок. Теперь яркое солнце светило упрямому купчине в глаза, заставляя щуриться.
Очередной издевки Николая меняла стерпеть не мог. Вроде и не обозвал, а словно в лицо плюнул. В глазах стало темно, кровь застучала в висках звонкими молоточками. Садко быстро достиг пика бешенства. По-бычьи нагнув голову, он ринулся на интеллигента немецкого разлива.
Николай все рассчитал точно. Он мгновенно перенес тяжесть тела на выставленную вперед ногу и коротким ударом справа встретил бравого рыночника. Удар, отточенный длительными тренировками, угодил в солнечное сплетение. Глухо ухнув, новгородец шлепнулся широкой спиной на землю. Кузнецов стоял неподвижно и больше ничего не собирался предпринимать. Глядя сверху вниз, он сообщил купчине:
– Серебряный призер Московского военного округа по боксу. Рабоче-Крестьянская Красная армия.– В подтверждение своих слов Николай стукнул кулаком в раскрытую ладонь.
Лежа на земле, Садко смотрел на синее небо без единого облачка и грустно размышлял: «Какая же все-таки редкостная сука этот Коля! Все у него получается». Он медленно встал, похлопал по кафтану ладонями, стряхивая красную пыль. Потом резко шагнул к Кузнецову и наугад ткнул в его сторону пудовым кулачищем. В последний момент экс-серебряный призер попытался увернуться, но не успел. Тычок попал в плечо. Гусляр, продолжая отряхиваться, сказал в сторону подкованных подошв, торчащих из густого кустарника:
– Кулачные бои стенка на стенку,– и немного подумав, добавил,– Новгород Великий.
Желание выяснять отношения на кулаках пропало. Тем более что к месту боя спешил Задов. Он отлучался с вождем осмотреть становище, но после визита в святилище духов леса внезапно потерял интерес к прогулке и отправился искать товарищей.
– Вы что творите, злыдни?! – зычно пророкотал Задов, обращаясь к отряхивающемуся Садко и выдирающемуся из кустов взъерошенному Кузнецову.– Ай-яй-яй, плохо комиссар воспитывает у нас личный состав! – Лева укоризненно зацокал языком.
Он умышленно напомнил товарищам про беспорядочную стрельбу Фурманова и заполошные крики попугая, справедливо полагая, что сослуживцев лучше всего сплачивает общее отношение к начальнику. Одессит оказался прав. Еще пять минут назад офицер и купец были готовы пришибить друг друга на месте, а сейчас уже весело смеялись и шутили, обустраиваясь в гостевой хижине. Солнце жарило немилосердно. Дневной зной лучше всего пережидать под крышей из пальмовых листьев, и желательно лежа.
Ближе к вечеру разведчики вылезли из домика и уселись на бревне у костерка рядом с порогом. Огонь развел Лева, сказав, что так будет веселее. Пальмовый сушняк горел ровно, почти не давая дыма. Потихоньку тени от деревьев начали удлиняться. Солнце скоро должно было опуститься за верхушки деревьев. К разведчикам подошел один из охотников. Он тоже посмотрел в костер, не обнаружил там ничего интересного и внушительно сказал, показывая на маленькую пальму:
– Когда солнце будет у ее ветвей, идите к хижине вождя.
Мысли десантников лениво ворочались сытыми сонными рыбами в стоячей воде. Языки огня завораживали, настраивали на мирный лад. Ничего не хотелось, кроме как неподвижно сидеть и смотреть в костер. Из оцепенения их вывели ритмичные удары и гортанные вопли, заменяющие в этой реальности песни. Кузнецов поднял голову. Солнце находилось рядом с ветвями пальмы. «Точно у них тут со временем. Можно часы проверять»,– медленно покатилась в голове ленивая мысль.
Десантники двинулись к хижине вождя. Все взрослое мужское население было в сборе. Не было видно женщин и вечно путающихся под ногами любопытных детишек. Все верно: охота – дело серьезное, и подготовка к ней не любит посторонних глаз.
Десантников ждали. При приближении разведчиков барабан смолк. Завораживающая музыка джунглей стихла. По виду вождя было видно, что он доволен приходу гостей. Не мешкая предводитель сразу же приступил к делу. Вождь по очереди обнюхал разведчиков и отдал несколько распоряжений мужчинам. Двое притащили несколько больших глиняных горшков с водой, остальные принесли из леса охапки сочных стеблей, перемешали их с водой и стали месить ногами. Один из стариков, бормоча что-то скороговоркой, начал сыпать в горшки коричневатую массу. Иногда он замирал и издавал низкое горловое завывание, переходящее в рык.
– Он сыплет в воду помет духа,– шепотом объяснил вождь.– Когда идешь на охоту, лучше всего намазать сети, оружие и тела охотников пометом того зверя, какого хочешь убить. Называть его нельзя. Можно только думать о духе и говорить его голосом.
Трое с карусели переглянулась. Мазаться пометом никто не испытывал особого желания. Запах собственного пота и оружейной смазки был намного приятнее и роднее.
– А почему же ты сам называешь озерного духа? – удивился Виктор.
– Но ведь я же не пойду на охоту. Я останусь здесь и буду просить лес послать нам удачу. На озере всякое может случиться, а племени без вождя не выжить. Некому будет сушить заячьи сухожилия. Беда будет,– теперь настал черед вождя удивляться. Незнакомцы по внешнему виду давно перешагнули возраст, когда становятся охотниками и настоящими мужчинами, а прописных истин не знают.
– Совсем как у нас,– громко сказал Задов и уже тише добавил: – Вылитый комиссар.
Николай подумал, что аборигены наконец занялись разумным делом. Надо отбить человеческий запах, чтобы это не могло помешать успешной охоте. Садко с грустью размышлял о том, сколько раз потом придется стирать одежду, чтобы отбить вонь. Лева вообще ни о чем не думал, а просто с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Все напоминало цирковое представление из далекого детства. Озерное чудовище его не пугало. Хватит одной гранаты. Ну, максимум двух.
Начав с нужного дела, охотники вскоре его оставили и занялись каким-то таинством. Старик продолжал бормотать и рычать. Было видно, что это доставляет ему неподдельное удовольствие.
Вождь достал из костра пару красных угольков и положил на них обломок чудовищного клыка. Как только появился запах горелой кости, вождь сложил угольки и клык на глиняный черепок и начал поочередно обносить им каждого из присутствующих. Мужчины осторожно плевали в его шипящее содержимое. Последними настала очередь разведчиков. Никто не подкачал в трудном обряде подготовки к опасному мероприятию, кроме Задова. Лева элегантно цыкнул через передние зубы, не разжимая челюстей. На родной Молдаванке в этом ему не было равных. В соревнованиях по плевкам на точность и дальность одессит всегда выходил победителем. Он не стал дожидаться, когда к нему поднесут черепок, и от души плюнул скопившейся слюной. Глазомер не подкачал, губы не дрогнули. Тягучий плевок точно попал на угольки и раскаленный клык. Тут всех ждал сюрприз. Устрашающе изогнутый клык лопнул, а остатки богатырского плевка отскочили от глиняного черепка и залепили вождю левый глаз. Наступила гробовая тишина. Стало слышно, как в костре шипят поленья. Оплеванный вождь медленно поднял руку и дрожащим пальцем показал на Леву. Тишину разорвали гортанные вопли и крики охотников. Громче всех, перекрывая шум, завыл старик, готовивший маскировочную жижу из помета. Охотники потрясали поднятыми над головой копьями, некоторые выхватили из-за пояса ножи, сделанные из кости. Они в мгновение ока окружили растерянных разведчиков живым кольцом. Крики усиливались, переходя в сплошной вой. Мужчины-охотники неистовствовали. Кольцо сжималось. Широкие наконечники мелькали уже почти у самых лиц.
Первым сориентировался Кузнецов. Командир группы выхватил из кобуры парабеллум и выстрелил в воздух. Перекрывая крики, хорошо поставленным командирским голосом рявкнул: «Копья воткнуть в землю! Руки вверх! – Пистолет он направил вождю в лоб.– Ферштейн, товарищ?»
После выстрела шум разом стих. В наступившей тишине каждое слово вождя было отчетливо слышно всем собравшимся:
– Давно не было такого удачного предзнаменования. О таком я слышал только от своего деда. Думал, врет старый! Наша радость не знает границ. Я даже боюсь просить великого воина повторить это чудо.
Задова, готового к гораздо худшему развитию событий, два раза просить не пришлось. Второй плевок повторил траекторию первого. Теперь вождю залепило второй глаз. Крики начались с новой силой. Вождь, счастливо улыбаясь, произнес:
– Славная будет охота! Мы убьем духа. Я видел чудо, и при мне родилась новая легенда. Жаль тех, кто этого не видел. Когда я буду умирать, вспомню об этом.
Когда гомон и перешептывания стихли, старик вылил на землю содержимое горшков, размазал ногами и сплюнул. Охотники, помогая друг другу, начали обмазывать себя и оружие жижей, которая должна была отбить человеческий дух. Тела покрылись мутными коричнево-зелеными разводами. Все вымазались с головы до ног и теперь стояли, взяв в руки копья, луки и разместив за спинами легкие плетеные щиты. Вековые деревья нависали над убогими домиками из хвороста. Десантники категорически отказались от предложенной чести – мазаться первыми, сославшись на строгий запрет своего вождя.
Выступать решили на рассвете. Боевая группа разместились на ночлег в отведенной для них хижине. Спать легли на тонкие циновки, положенные на голую землю. Сверху укрылись широкими листьями гигантского лопуха, которые Николай срезал рядом с домиком. Лес давал людям все, что нужно для жизни. Под импровизированными одеялами спали без сновидений.
Кузнецова осторожно потрясли за плечо. Ему показалось, что он только успел закрыть глаза, а уже пора вставать. Над ним, склонившись, стоял вождь. «Пора»,– шепнул он и тихо вышел. В плетеных домиках не было замков или засовов, впрочем, двери тоже отсутствовали.
Десантники проверили автоматы и запасные диски. Гранаты из вещмешков рассовали по карманам и подсумкам. Задов передвинул планку прицела ППШ на трехсотметровую отметку. Ну крокодил, ну большой… Рассказать кому в отряде – не поверят. Засмеют. Сафари, а не командировка. Надо будет пару зубов прихватить на память. Трофей! Лева с сухим щелчком пристегнул круглый блин диска к автомату и передернул затвор. Надо быть готовым ко всему, особенно в незнакомом лесу чужого мира.
– Асфальт в этой реальности еще не придумали! – почесал затылок Задов, разглядывая еле заметный намек на тропинку.
Из деревни вышли, растянувшись длинной цепочкой: впереди – старик краевед, за ним – самые рослые охотники, в центре – трое десантников. Замыкали шествие необстрелянные и неопытные воины племени. Кузнецов пытался отказаться от оружия, которое ему всучил вождь, ссылаясь на то, что у них есть свое. Вождь скептически хмыкнул, осмотрев автомат, и настоял на своем. Все охотники, внимательно прислушивающиеся к вежливому спору, дружно поддержали вождя. Наверное, появление на охотничьей тропе без настоящего оружия подрывало их нравственные устои. Кузнецов не стал сопротивляться и взял тяжелое копье, с удовольствием взвесив его в руке. Садко тоже согласился и взял лук. Задову достался колчан, под завязку набитый стрелами. Уже через пару минут ходьбы капитан услышал звонкий мат: при ходьбе колчан, болтаясь на узком кожаном ремешке, постоянно попадал Леве между ног.
Вождь на прощание помахал им широким пальмовым листом и пошел досыпать в свою хибарку под деревом, увешанным местными диковинками.
Шли по звериной тропе – об этом говорили и следы, и множество навозных куч. Вместо того чтобы обойти их стороной, шедшие первыми, а за ними и все остальные аборигены принялись месить помет. Оказалось, это один из способов замести собственные следы и не оставить на тропе своего запаха. Казавшиеся разведчикам ничем не примечательными места старик старательно обходил, сворачивая в лес. За ним с тропы уходили и все остальные. Вначале Кузнецов решил, что это случайность, и уверенно пошел прямо, но сильные руки схватили его сзади и мгновенно оттащили в сторону. Старик недовольно покачал головой и молча указал вверх. На толстой ветви, нависшей метрах в десяти над тропой, было подвешено бревно с копьем. От него вниз спускалась тонкая лиана, ничем не отличавшаяся от других таких же лиан. Она пересекала дорогу и была привязана к дереву, росшему на другой стороне тропы. Стоило тронуть лиану, и копье вместе с бревном теряло равновесие и стремительно падало на жертву.
Не всякий раз, когда они сходили с тропы, можно было обнаружить силки и ловушки. Если судить по тому, как часто это делали, ходить здесь без провожатого было равносильно самоубийству. Старик на ходу поведал, что насыщенность леса смертоносными сооружениями постоянно увеличивается. Благодаря этому люди в железной одежде редко отваживаются забираться вглубь.
Тропа стала спускаться вниз. Лес сделался светлее, появился подлесок, и вскоре обвешанные синими мхами исполинские деревья сменились высокой травой в человеческий рост. Из-под ног впереди идущего взлетела змея с широкими перепончатыми крыльями. Один из охотников мгновенно натянул лук и выстрелил навскидку. Стрела настигла летающую смерть. Колонна прошла мимо судорожно свивающейся в кольца и громко шипящей крылатой змеи. Никто даже не взглянул на нее. Дело сделано. Опасность миновала.
Колонна прошла еще пару километров. Старик остановился, издав радостный возглас. Ему вторили радостным улюлюканьем остальные охотники. Они громко стучали древками копий по щитам, выражая радость. Никто и не думал соблюдать тишину. Бесхитростные дети леса не сдерживали эмоций, всецело уповая на великую силу вонючего состава.
В яму-ловушку, вырытую прямо на тропе, провалился один из железных людей. Несчастного воина в легкой куртке, обшитой на спине и на груди редкими железными пластинами, насквозь проткнули острые деревянные колья. Когда один из воинов спрыгнул в яму, чтобы забрать его оружие и снять с головы металлический шлем с алым плюмажем, оттуда с недовольным жужжанием вырвался целый рой насекомых. Сняв с трупа все, что можно, мужчины укрыли яму листьями и слегка припорошили их землей. Настоящая охота на чудовище еще не началась, а одним врагом племени стало меньше.
На берегу озера было спокойно. Старик указал рукой на медленно дрейфующее в отдалении широкое темное бревно и, наклонившись к уху Кузнецова, шепотом, как будто с такого расстояния его можно было услышать, произнес:
– Он еще спит. Сейчас выманим его на берег. В воде он непобедим, там его не одолеть.
Николай равнодушно кивнул и пожалел, что не взял с собой бинокль. Издалека озерное чудовище не выглядело ни огромным, ни опасным. Командир группы по привычке начал проводить рекогносцировку местности.
Рядом с берегом на поверхности воды болтались раздувшиеся туши мертвых животных. То ли ветер, то ли прибрежное течение, то ли невидимая работа подводных любителей падали заставляла их вяло колыхаться. Одно из мертвых животных окраской напоминало зебру, если бы не одно «но»: полоски шли вдоль шкуры, а не поперек. Когда ветер дул с озера, ощутимо тянуло сладковатым трупным запахом.
У озерной твари была скверная привычка, объединяющая монстров всех времен и народов,– стремление убивать вне зависимости от аппетита и необходимости. Был живым, стал мертвым. Хорошо.
Кузнецов шел впереди, поглядывая на обелиск, возвышающийся среди деревьев. Что он изображал, уже было невозможно понять. Ветер, время и джунгли сгладили до неузнаваемости творение древних каменотесов. Разведгруппа шла несколько часов по древней дороге, мощенной камнем и уже давно пришедшей в упадок. Глядя на остатки парапета, стоящего по обеим сторонам, становилось понятно, что она сооружена в очень отдаленном прошлом. На равных расстояниях друг от друга стояли цоколи постаментов, на которых когда-то возвышались гигантские скульптуры. Огромные мраморные части тел валялись вокруг в живописном беспорядке. Ветерок легко подталкивал в спину, словно ненавязчиво предлагая идти дальше.
Николай справедливо рассудил, что все дороги куда-то ведут и каменная дорога выведет к людям с большей вероятностью, чем тропа через дикие джунгли. Прорубаться сквозь сплошную стену лиан и кустов не хотелось.
– Идем по дороге. Вперед! – скомандовал он спутникам.
Группа двинулась вперед, обходя глубокие выбоины, заполненные стоячей зеленой водой. Дорогой точно давно не пользовались.
Через полтора часа ходьбы из-за поворота показались верхушки хижин, крытых пальмовыми листьями. Из придорожного кустарника бесшумно выступили рослые чернокожие воины с копьями в руках. Лесные призраки молча преградили путь десантникам. Кузнецов тоже молча, стараясь не делать резких движений, показал пустые руки. Затем он снял с плеча вещмешок, развязал горловину и достал из него сухую лапку с когтями. Перед отправкой на задание Владимиров вручил ему эту мумифицированную птичью конечность и объяснил, что это не просто кусок курицы второй свежести, а верительная грамота, по которой вождь племени признает разведчиков и пояснит суть возникшей проблемы. Черные воины недоуменно покрутили в руках скукожившуюся от времени лапку и жестами предложили чужакам следовать за собой.
На скрюченных ветвях дерева, напоминающего обыкновенную вишню, были развешаны непонятные для цивилизованного человека предметы. Верхушку венчала куриная лапка, торжественно врученная предводителю аборигенов. Сын вождя, сидевший неподалеку, ударами острого камня пытался расколоть большую кость.
Вождь дал понять, что не хочет знать, как зовут незнакомцев. Свое имя, а также имена своих соплеменников вождь также отказался назвать. Скромность аборигенов объяснялась просто: по местным поверьям, если знаешь имя человека, то при желании можешь повелевать им, как вздумается.
Желание чужаков помочь в любой беде вождь воспринял благожелательно и по-своему приветливо.
– Зачем все это? Для красоты? – заинтересованно спросил Кузнецов, кивнув на дерево.
– Предметы помогают нам быть настоящими охотниками,– уклончиво ответил вождь.
– А как помогают? – упорствовал Николай, пытаясь понять уклад людей, которым начальство приказало помочь.– Просвети нас, мудрейший.
Вождь заглотил наживку. Он задрал подбородок, гордо выпятил грудь и оглянулся по сторонам. Убедившись, что большинство соплеменников заняты азартным обменом с Садко, вождь подвел офицера поближе к дереву.
– Это желудок броненосной бабочки.– Вождь тронул узловатым пальцем синий сморщенный шарик.– Тот, кто его съест, может легко обходиться без воды и ходить по пустыне много дней. А чтобы мужчины быстро бегали, а не ползали по-черепашьи, я даю им вот эти заячьи сухожилия. Их не едят, а кладут вот сюда,– сказал старик, показывая большой шрам на лодыжке.– Если охотник плохо бегает, надо сделать вот такой надрез и втереть туда порошок, приготовленный из сухожилий.
– Когда ты был молодой, ты плохо бегал? – натурально удивился разведчик, чтобы польстить самолюбию аборигена.
– О, я бегал всегда хорошо. У нас есть обычай: когда юноша становится мужчиной и получает право делать все, что взбредет в голову, ему перед началом настоящей охоты втирают такой порошок. Я им сначала втираю заячьи сухожилия, а потом они должны есть кашу с порошком из костей того животного, которое добудут первым. После этого они станут сильными и выносливыми.
– А вот эта змея? – задал вопрос Задов, указывая пальцем на высушенную гадюку с небольшими крылышками, как у летучей мыши.
– Из летающей смерти мы добываем яд для стрел и копий,– охотно ответил вождь.– А теперь она висит просто так. Пустыня растет очень быстро. Наши земли захватывают люди в одежде из железа. Убивать их тяжело. Но все тело в панцирь не спрячешь. Даже у броненосца есть уязвимые места. Отравленные стрелы – наше надежное оружие. Ну, еще ловушки и западни в лесу. Лучше нас в лесу не ориентируется никто, но на открытом пространстве мы уступаем железным людям. Мы уходим все дальше с обжитых мест, а враги отнимают у нас земли и реки, принадлежащие нам с древних времен. Скоро они нас выживут в бесплодные земли. Две луны назад наши охотники видели большой отряд железных людей. Они направлялись в сторону единственного на весь лес озера и катили огромную повозку, прорубая дорогу через лес. В повозке ревел кто-то сильный и злой. Обратно железные люди не проходили. Мы думаем,– вождь понизил голос до зловещего шепота,– мы думаем, что в повозке они везли пленного духа джунглей, а он вырвался на свободу и расправился с железнобокими.
– Мы посланы нашим вождем помочь вашему племени. Он не любит ни железных людей, ни злых духов. Он вообще никого не любит. Мы самые сильные и умелые охотники в отря… в нашем племени,– расправив плечи, сообщил Кузнецов.
– Ай, как хорошо! – захлопал в ладоши предводитель индейцев.– Вечером проведем обряд. У меня есть кончик клыка озерного духа. Клык обломился и застрял в позвоночнике водяной коровы. К хижине без окон даже близко не подходите, мы там храним запасы яда для стрел и копий. Духи леса будут недовольны, если вы умрете быстрой смертью,– закончил разговор вождь и зашел в хижину. Оттуда донеслось громыхание глиняной посуды.
Кузнецов пожал плечами.
– Со своим уставом в чужое племя никто лезть не собирается. Вечером посмотрим, что это за обряд,– бормотал разведчик, направляясь вслед за Левой к выделенной им гостевой хижине.– С кем же нужно разбираться? С железнобокими? С духами? Хижина без окон – это сарай, господа аборигены.
Время до вечера тянулось медленно. Кузнецов возился с автоматом, чистя и смазывая детали оружия. Задов кемарил в тени пальмы, сдвинув папаху на глаза. Садко вот уже который час занимался любимым делом: обирал местное население. Грабеж, в смысле товарообмен, шел полным ходом.
Купец расстелил на земле запасные чистые портянки и разложил на них походный набор коробейника. На байковой ткани лежали копеечные пластмассовые бусы, аппетитные комочки жевательной смолы, блестящие шурупы, колокольчики для донки, осколки мелко наколотого зеркала. К нему сразу же выстроилась очередь. Бесхитростные дети природы неотрывно смотрели на сверкающее великолепие. Поначалу товарообмен не шел. Новгородец категорически отказывался менять товар на связки копченых лягушек и костяные наконечники для стрел. Он упорствовал до тех пор, пока ему не принесли разноцветные камушки, которые местная детвора находила, копаясь в земле. В хозяйстве они были без надобности, так, игрушки для малышни. Консенсус был найден. Камушек за гвоздик. Два камушка за ожерелье. Горсть – за колокольчик с чудным малиновым звоном. Обе стороны были чрезвычайно довольны друг другом. Один Кузнецов не разделял общей радости. Боевое задание на глазах превращалось в выездную торговую ярмарку. Офицерская душа восставала против беспардонного надувательства. Люди с нравственностью комбайнов и душой пылесосов не нравились офицеру категорически. За один сверкающий самоцвет размером с ноготок можно было купить склад Хохела и всю базу в придачу.
– По прибытии в отряд все сдать по описи! – хмуро буркнул Николай румяному Садко.
– Ась?! – ошарашенно переспросил новгородец, бледнея на глазах.
– Два-сь! – передразнил Кузнецов.– Мы не на торжище посланы, а с миссией. Любой доход, полученный военнослужащим в служебное время, поступает в казну отряда.– Николая прорвало.– Если вы не считаете, что находитесь здесь за счет казны, а следовательно, на службе, можете сдать командировочные и вернуться для получения окончательного расчета!
Садко сник, махнул рукой и убрал остатки товара обратно в вещмешок. Толпа аборигенов, возбужденно щебеча, разбрелась по деревне. Чужеземные новинки переходили из рук в руки. Оборотистый новгородец долго не расстраивался, хотя в сторону командира смотрел волком. Если забыть в подкладке парочку самоцветов, о старости можно не беспокоиться. Вслед Николаю он негромко, но так, чтобы быть услышанным, пробормотал: «Фашист недобитый!»
Кузнецов сделал вид, что не услышал, но зарубочку в памяти сделал. Он всегда старался возвращать долги и не откладывать их в долгий ящик.
Противостояние набирало обороты.
Через некоторое время Кузнецов, проходя мимо, сделал купцу замечание: «Сапоги надо чистить со всех сторон, а не только спереди». Новгородец уловил подвох, не поняв смысла. В строю все равно не видно, есть сзади грязь или нет. Рано или поздно обувь все равно испачкается. Настоящему следопыту чистота противопоказана. Грязная обувь болот не боится. Брошенное вскользь замечание окончательно вывело самодеятельного гусляра из душевного равновесия. Нутром он понимал: правда на его стороне, но достойных аргументов для спора найти не мог. Выходило, что зануда Николай опять прав. Задов, прячущийся в негустой тени дерева, рассмеялся. Садко принял смех товарища на свой счет. Жгучая обида захлестнула душу. Он решил прибегнуть к проверенному средству, чтобы последнее слово осталось за ним.
– Щас по сопатке схлопочешь! – срывающимся голосом сообщил он Кузнецову, медленно подходя к обер-лейтенанту.
– Давно в рыло получал? – ровным тоном, не повышая голоса, поинтересовался Николай. Он незаметно выставил вперед правую ногу и развернулся к новгородцу боком. Так труднее попасть по торсу.
– Рыла у свиней! – багровея на глазах, проревел Садко.
– Я в курсе,– холодно подтвердил Кузнецов и сдвинулся вбок. Теперь яркое солнце светило упрямому купчине в глаза, заставляя щуриться.
Очередной издевки Николая меняла стерпеть не мог. Вроде и не обозвал, а словно в лицо плюнул. В глазах стало темно, кровь застучала в висках звонкими молоточками. Садко быстро достиг пика бешенства. По-бычьи нагнув голову, он ринулся на интеллигента немецкого разлива.
Николай все рассчитал точно. Он мгновенно перенес тяжесть тела на выставленную вперед ногу и коротким ударом справа встретил бравого рыночника. Удар, отточенный длительными тренировками, угодил в солнечное сплетение. Глухо ухнув, новгородец шлепнулся широкой спиной на землю. Кузнецов стоял неподвижно и больше ничего не собирался предпринимать. Глядя сверху вниз, он сообщил купчине:
– Серебряный призер Московского военного округа по боксу. Рабоче-Крестьянская Красная армия.– В подтверждение своих слов Николай стукнул кулаком в раскрытую ладонь.
Лежа на земле, Садко смотрел на синее небо без единого облачка и грустно размышлял: «Какая же все-таки редкостная сука этот Коля! Все у него получается». Он медленно встал, похлопал по кафтану ладонями, стряхивая красную пыль. Потом резко шагнул к Кузнецову и наугад ткнул в его сторону пудовым кулачищем. В последний момент экс-серебряный призер попытался увернуться, но не успел. Тычок попал в плечо. Гусляр, продолжая отряхиваться, сказал в сторону подкованных подошв, торчащих из густого кустарника:
– Кулачные бои стенка на стенку,– и немного подумав, добавил,– Новгород Великий.
Желание выяснять отношения на кулаках пропало. Тем более что к месту боя спешил Задов. Он отлучался с вождем осмотреть становище, но после визита в святилище духов леса внезапно потерял интерес к прогулке и отправился искать товарищей.
– Вы что творите, злыдни?! – зычно пророкотал Задов, обращаясь к отряхивающемуся Садко и выдирающемуся из кустов взъерошенному Кузнецову.– Ай-яй-яй, плохо комиссар воспитывает у нас личный состав! – Лева укоризненно зацокал языком.
Он умышленно напомнил товарищам про беспорядочную стрельбу Фурманова и заполошные крики попугая, справедливо полагая, что сослуживцев лучше всего сплачивает общее отношение к начальнику. Одессит оказался прав. Еще пять минут назад офицер и купец были готовы пришибить друг друга на месте, а сейчас уже весело смеялись и шутили, обустраиваясь в гостевой хижине. Солнце жарило немилосердно. Дневной зной лучше всего пережидать под крышей из пальмовых листьев, и желательно лежа.
Ближе к вечеру разведчики вылезли из домика и уселись на бревне у костерка рядом с порогом. Огонь развел Лева, сказав, что так будет веселее. Пальмовый сушняк горел ровно, почти не давая дыма. Потихоньку тени от деревьев начали удлиняться. Солнце скоро должно было опуститься за верхушки деревьев. К разведчикам подошел один из охотников. Он тоже посмотрел в костер, не обнаружил там ничего интересного и внушительно сказал, показывая на маленькую пальму:
– Когда солнце будет у ее ветвей, идите к хижине вождя.
Мысли десантников лениво ворочались сытыми сонными рыбами в стоячей воде. Языки огня завораживали, настраивали на мирный лад. Ничего не хотелось, кроме как неподвижно сидеть и смотреть в костер. Из оцепенения их вывели ритмичные удары и гортанные вопли, заменяющие в этой реальности песни. Кузнецов поднял голову. Солнце находилось рядом с ветвями пальмы. «Точно у них тут со временем. Можно часы проверять»,– медленно покатилась в голове ленивая мысль.
Десантники двинулись к хижине вождя. Все взрослое мужское население было в сборе. Не было видно женщин и вечно путающихся под ногами любопытных детишек. Все верно: охота – дело серьезное, и подготовка к ней не любит посторонних глаз.
Десантников ждали. При приближении разведчиков барабан смолк. Завораживающая музыка джунглей стихла. По виду вождя было видно, что он доволен приходу гостей. Не мешкая предводитель сразу же приступил к делу. Вождь по очереди обнюхал разведчиков и отдал несколько распоряжений мужчинам. Двое притащили несколько больших глиняных горшков с водой, остальные принесли из леса охапки сочных стеблей, перемешали их с водой и стали месить ногами. Один из стариков, бормоча что-то скороговоркой, начал сыпать в горшки коричневатую массу. Иногда он замирал и издавал низкое горловое завывание, переходящее в рык.
– Он сыплет в воду помет духа,– шепотом объяснил вождь.– Когда идешь на охоту, лучше всего намазать сети, оружие и тела охотников пометом того зверя, какого хочешь убить. Называть его нельзя. Можно только думать о духе и говорить его голосом.
Трое с карусели переглянулась. Мазаться пометом никто не испытывал особого желания. Запах собственного пота и оружейной смазки был намного приятнее и роднее.
– А почему же ты сам называешь озерного духа? – удивился Виктор.
– Но ведь я же не пойду на охоту. Я останусь здесь и буду просить лес послать нам удачу. На озере всякое может случиться, а племени без вождя не выжить. Некому будет сушить заячьи сухожилия. Беда будет,– теперь настал черед вождя удивляться. Незнакомцы по внешнему виду давно перешагнули возраст, когда становятся охотниками и настоящими мужчинами, а прописных истин не знают.
– Совсем как у нас,– громко сказал Задов и уже тише добавил: – Вылитый комиссар.
Николай подумал, что аборигены наконец занялись разумным делом. Надо отбить человеческий запах, чтобы это не могло помешать успешной охоте. Садко с грустью размышлял о том, сколько раз потом придется стирать одежду, чтобы отбить вонь. Лева вообще ни о чем не думал, а просто с неподдельным интересом наблюдал за происходящим. Все напоминало цирковое представление из далекого детства. Озерное чудовище его не пугало. Хватит одной гранаты. Ну, максимум двух.
Начав с нужного дела, охотники вскоре его оставили и занялись каким-то таинством. Старик продолжал бормотать и рычать. Было видно, что это доставляет ему неподдельное удовольствие.
Вождь достал из костра пару красных угольков и положил на них обломок чудовищного клыка. Как только появился запах горелой кости, вождь сложил угольки и клык на глиняный черепок и начал поочередно обносить им каждого из присутствующих. Мужчины осторожно плевали в его шипящее содержимое. Последними настала очередь разведчиков. Никто не подкачал в трудном обряде подготовки к опасному мероприятию, кроме Задова. Лева элегантно цыкнул через передние зубы, не разжимая челюстей. На родной Молдаванке в этом ему не было равных. В соревнованиях по плевкам на точность и дальность одессит всегда выходил победителем. Он не стал дожидаться, когда к нему поднесут черепок, и от души плюнул скопившейся слюной. Глазомер не подкачал, губы не дрогнули. Тягучий плевок точно попал на угольки и раскаленный клык. Тут всех ждал сюрприз. Устрашающе изогнутый клык лопнул, а остатки богатырского плевка отскочили от глиняного черепка и залепили вождю левый глаз. Наступила гробовая тишина. Стало слышно, как в костре шипят поленья. Оплеванный вождь медленно поднял руку и дрожащим пальцем показал на Леву. Тишину разорвали гортанные вопли и крики охотников. Громче всех, перекрывая шум, завыл старик, готовивший маскировочную жижу из помета. Охотники потрясали поднятыми над головой копьями, некоторые выхватили из-за пояса ножи, сделанные из кости. Они в мгновение ока окружили растерянных разведчиков живым кольцом. Крики усиливались, переходя в сплошной вой. Мужчины-охотники неистовствовали. Кольцо сжималось. Широкие наконечники мелькали уже почти у самых лиц.
Первым сориентировался Кузнецов. Командир группы выхватил из кобуры парабеллум и выстрелил в воздух. Перекрывая крики, хорошо поставленным командирским голосом рявкнул: «Копья воткнуть в землю! Руки вверх! – Пистолет он направил вождю в лоб.– Ферштейн, товарищ?»
После выстрела шум разом стих. В наступившей тишине каждое слово вождя было отчетливо слышно всем собравшимся:
– Давно не было такого удачного предзнаменования. О таком я слышал только от своего деда. Думал, врет старый! Наша радость не знает границ. Я даже боюсь просить великого воина повторить это чудо.
Задова, готового к гораздо худшему развитию событий, два раза просить не пришлось. Второй плевок повторил траекторию первого. Теперь вождю залепило второй глаз. Крики начались с новой силой. Вождь, счастливо улыбаясь, произнес:
– Славная будет охота! Мы убьем духа. Я видел чудо, и при мне родилась новая легенда. Жаль тех, кто этого не видел. Когда я буду умирать, вспомню об этом.
Когда гомон и перешептывания стихли, старик вылил на землю содержимое горшков, размазал ногами и сплюнул. Охотники, помогая друг другу, начали обмазывать себя и оружие жижей, которая должна была отбить человеческий дух. Тела покрылись мутными коричнево-зелеными разводами. Все вымазались с головы до ног и теперь стояли, взяв в руки копья, луки и разместив за спинами легкие плетеные щиты. Вековые деревья нависали над убогими домиками из хвороста. Десантники категорически отказались от предложенной чести – мазаться первыми, сославшись на строгий запрет своего вождя.
Выступать решили на рассвете. Боевая группа разместились на ночлег в отведенной для них хижине. Спать легли на тонкие циновки, положенные на голую землю. Сверху укрылись широкими листьями гигантского лопуха, которые Николай срезал рядом с домиком. Лес давал людям все, что нужно для жизни. Под импровизированными одеялами спали без сновидений.
Кузнецова осторожно потрясли за плечо. Ему показалось, что он только успел закрыть глаза, а уже пора вставать. Над ним, склонившись, стоял вождь. «Пора»,– шепнул он и тихо вышел. В плетеных домиках не было замков или засовов, впрочем, двери тоже отсутствовали.
Десантники проверили автоматы и запасные диски. Гранаты из вещмешков рассовали по карманам и подсумкам. Задов передвинул планку прицела ППШ на трехсотметровую отметку. Ну крокодил, ну большой… Рассказать кому в отряде – не поверят. Засмеют. Сафари, а не командировка. Надо будет пару зубов прихватить на память. Трофей! Лева с сухим щелчком пристегнул круглый блин диска к автомату и передернул затвор. Надо быть готовым ко всему, особенно в незнакомом лесу чужого мира.
– Асфальт в этой реальности еще не придумали! – почесал затылок Задов, разглядывая еле заметный намек на тропинку.
Из деревни вышли, растянувшись длинной цепочкой: впереди – старик краевед, за ним – самые рослые охотники, в центре – трое десантников. Замыкали шествие необстрелянные и неопытные воины племени. Кузнецов пытался отказаться от оружия, которое ему всучил вождь, ссылаясь на то, что у них есть свое. Вождь скептически хмыкнул, осмотрев автомат, и настоял на своем. Все охотники, внимательно прислушивающиеся к вежливому спору, дружно поддержали вождя. Наверное, появление на охотничьей тропе без настоящего оружия подрывало их нравственные устои. Кузнецов не стал сопротивляться и взял тяжелое копье, с удовольствием взвесив его в руке. Садко тоже согласился и взял лук. Задову достался колчан, под завязку набитый стрелами. Уже через пару минут ходьбы капитан услышал звонкий мат: при ходьбе колчан, болтаясь на узком кожаном ремешке, постоянно попадал Леве между ног.
Вождь на прощание помахал им широким пальмовым листом и пошел досыпать в свою хибарку под деревом, увешанным местными диковинками.
Шли по звериной тропе – об этом говорили и следы, и множество навозных куч. Вместо того чтобы обойти их стороной, шедшие первыми, а за ними и все остальные аборигены принялись месить помет. Оказалось, это один из способов замести собственные следы и не оставить на тропе своего запаха. Казавшиеся разведчикам ничем не примечательными места старик старательно обходил, сворачивая в лес. За ним с тропы уходили и все остальные. Вначале Кузнецов решил, что это случайность, и уверенно пошел прямо, но сильные руки схватили его сзади и мгновенно оттащили в сторону. Старик недовольно покачал головой и молча указал вверх. На толстой ветви, нависшей метрах в десяти над тропой, было подвешено бревно с копьем. От него вниз спускалась тонкая лиана, ничем не отличавшаяся от других таких же лиан. Она пересекала дорогу и была привязана к дереву, росшему на другой стороне тропы. Стоило тронуть лиану, и копье вместе с бревном теряло равновесие и стремительно падало на жертву.
Не всякий раз, когда они сходили с тропы, можно было обнаружить силки и ловушки. Если судить по тому, как часто это делали, ходить здесь без провожатого было равносильно самоубийству. Старик на ходу поведал, что насыщенность леса смертоносными сооружениями постоянно увеличивается. Благодаря этому люди в железной одежде редко отваживаются забираться вглубь.
Тропа стала спускаться вниз. Лес сделался светлее, появился подлесок, и вскоре обвешанные синими мхами исполинские деревья сменились высокой травой в человеческий рост. Из-под ног впереди идущего взлетела змея с широкими перепончатыми крыльями. Один из охотников мгновенно натянул лук и выстрелил навскидку. Стрела настигла летающую смерть. Колонна прошла мимо судорожно свивающейся в кольца и громко шипящей крылатой змеи. Никто даже не взглянул на нее. Дело сделано. Опасность миновала.
Колонна прошла еще пару километров. Старик остановился, издав радостный возглас. Ему вторили радостным улюлюканьем остальные охотники. Они громко стучали древками копий по щитам, выражая радость. Никто и не думал соблюдать тишину. Бесхитростные дети леса не сдерживали эмоций, всецело уповая на великую силу вонючего состава.
В яму-ловушку, вырытую прямо на тропе, провалился один из железных людей. Несчастного воина в легкой куртке, обшитой на спине и на груди редкими железными пластинами, насквозь проткнули острые деревянные колья. Когда один из воинов спрыгнул в яму, чтобы забрать его оружие и снять с головы металлический шлем с алым плюмажем, оттуда с недовольным жужжанием вырвался целый рой насекомых. Сняв с трупа все, что можно, мужчины укрыли яму листьями и слегка припорошили их землей. Настоящая охота на чудовище еще не началась, а одним врагом племени стало меньше.
На берегу озера было спокойно. Старик указал рукой на медленно дрейфующее в отдалении широкое темное бревно и, наклонившись к уху Кузнецова, шепотом, как будто с такого расстояния его можно было услышать, произнес:
– Он еще спит. Сейчас выманим его на берег. В воде он непобедим, там его не одолеть.
Николай равнодушно кивнул и пожалел, что не взял с собой бинокль. Издалека озерное чудовище не выглядело ни огромным, ни опасным. Командир группы по привычке начал проводить рекогносцировку местности.
Рядом с берегом на поверхности воды болтались раздувшиеся туши мертвых животных. То ли ветер, то ли прибрежное течение, то ли невидимая работа подводных любителей падали заставляла их вяло колыхаться. Одно из мертвых животных окраской напоминало зебру, если бы не одно «но»: полоски шли вдоль шкуры, а не поперек. Когда ветер дул с озера, ощутимо тянуло сладковатым трупным запахом.
У озерной твари была скверная привычка, объединяющая монстров всех времен и народов,– стремление убивать вне зависимости от аппетита и необходимости. Был живым, стал мертвым. Хорошо.