Страница:
Другая причина, по которой они не были жестоки с туземцами, заключается в том, что самих туземцев почти не было.
Во всей Галактике хичи обнаружили меньше 80.000 планет с жизнью выше доклеточного уровня. И ни одной планеты, населенной разумными существами их собственного уровня.
Было несколько очень близких расхождений.
Одно из них – наша добрая старая Земля. Расхождение произошло, потому что хичи пришли примерно на полмиллиона лет раньше. В это время на Земле самое близкое к разуму заключалось в низких волосатых черепах маленьких вонючих приматов, которых мы сейчас называем австралопитеками. Слишком рано, с печалью думали хичи, обнаружив их. Поэтому они взяли несколько образцов и улетели. Другим расхождением оказались безрукие бочкообразные существа, которые жили в помоях планеты звезды F-9 недалеко от Канопуса. Эти существа не были по-настоящему разумны, но эволюционировали настолько, чтобы иметь суеверия. (И такими они и остались; люди, обнаружив их, назвали свиньями вуду). Тут и там встречались остатки погибших цивилизаций, обычно очень фрагментарные. Было несколько потенциально интересных случаев, которые могли достигнуть стадии общественной организации в течение следующего миллиона лет…
И были те существа, которых предстояло исследовать Касательной. Они назывались «лежебоки».
Лежебоки вообще-то были вполне разумны. У них даже были машины! Было правительство. Был язык – даже поэзия. И лежебоки оказались не только единственным народом, у которого обнаружилось все это, они были и наиболее перспективными.
Если бы только с ними можно было общаться!
И вот корабль Касательной лег на орбиту, и исследователи смотрели на волнующуюся атмосферу планеты внизу. Ангстрем сказал Касательной:
– Отвратительно выглядит эта планета. Напоминает мне ту, на которой живут свиньи вуду, помнишь?
– Помню, – ласково ответила Касательная. На самом деле она помнила, что прислонилась к Ангстрему и позволила его сильной руке щупать свои спинные сухожилия хорошо известным ей способом.
Ищи-и-Скажи ревниво заметил:
– Ничего похожего на ту планету! Та горячая, а на этой газы замерзают. На этой мы не можем дышать, даже если бы было достаточно тепло, потому что нас отравит метан. А среди свиней вуду мы можем ходить даже без масок. Конечно, если не обращать внимания на вонь.
Касательная страстно притронулась к Ангстрему.
– Но мы ведь не обращаем на него внимания? – спросила она. Потом, одумавшись, она погладила и Ищи-и-Скажи. Она не упускала из виду планеты, сознавала щелчки и гудение корабельных сенсоров, получавших и обрабатывавших многочисленные данные, но одновременно уделяла внимание и, сексуальным намекам.
Касательная ласково сказала:
– У вас обоих есть работа. У Кварка тоже, и у меня. Так что давайте займемся.
В сущности (сказала Сияние, ностальгически потирая живот) остальные восемьдесят семь членов экипажа, не втянутые непосредственно, были тронуты влюбленностью Касательной. Она им нравилась. Они желали ей добра. К тому же хичи, как и мы сами, всегда любили влюбленных.
К концу второго дня Ищи-и-Скажи раздраженно доложил, что предки не только готовы, но положительно настаивают на разговоре с Касательной. Она вздохнула и заняла сидение в контрольной рубке. Сидела она в основном на своей капсуле: сидение сооружено таким образом, что капсула подключается непосредственно ко всем Предкам на корабле. Приспособление полезное. Хотя и не всегда приятное.
Древние Предки не обладают ни зрением, ни слухом, это всего лишь разум, записанный в базе данных, подобно мне самому. Но самые умные и опытные из них учатся читать электронный оптический поток и данные приборов так, словно у них есть глаза. Самым старшим из предков на борту был давно умерший хичи по имени Волосатый. Волосатый был очень важной персоной. Наиболее ценной личностью на борту, может быть, ценнее самой Касательной, потому что перед смертью Волосатый побывал на этой планете.
Касательная прислушалась к Предкам. Немедленно послышался гул голосов. Каждый Предок на корабле пытался что-то сказать. Но имел право сейчас говорить только Волосатый. Он быстро навел порядок.
– Я просматривал записи, – сразу сказал он. – Девять каналов, оставленных нами, не дают никаких данных. Не знаю, то ли они вышли из строя или лежебоки никогда не показывались в этих местах. Но остальные пятьдесят один полны данными. В каждом в среднем окало трех тысяч морфем.
– Как много! – обрадованно воскликнула Касательная.
– Почти эквивалентно книге на каждый канал!
– Больше, – поправил ее Волосатый. – Потому что язык лежебок исключительно компактен. Слушай. Передаю часть одной записи…
Послышался слабый низкий воющий звук. Касательная скорее не слышала, а ощущала его в костях…
– А теперь та же запись, ускоренная и переведенная в нормальную для нас частоту…
Вой превратился в быстрое резкое чириканье. Касательная нетерпеливо слушала. От звука болели уши.
– Ты перевел что-нибудь? – спросила она. Не ради информации – она знала, что если бы удалось перевести, ее немедленно известили бы, – а чтобы прекратить этот звук.
Но, к ее удивлению. Древний Предок ответил:
– О, да! Многое! На Слуховом Посту семнадцать проходило то, что можно назвать политическим митингом. Митинг имел отношение к самому этому месту: оно либо священно, либо опасно загрязнено, и лежебоки решали, что с этим делать. Споры продолжаются…
– Шестьдесят один год?
– Ну, по их времени это всего окало семи часов, Касательная.
– Хорошо, хорошо! – счастливо ответила Касательная. Это большая удача: трудно найти лучшее средство проникновения в культуру, чем способ решения общественных проблем. – Ты уверен в своем переводе?
– Относительно уверен, – с сомнением ответил Волосатый. – Я бы хотел, чтобы с нами был Связующая Сила. – Связующая Сила был партнером Волосатого в прошлых исследованиях. Они были прекрасной парой. И когда-нибудь, несомненно, будут снова. Но сейчас Связующая Сила слишком стар, чтобы лететь в космос, и слишком здоров, чтобы умереть.
– Но что это значит «относительно уверен»?
– Ну, по крайней мере значение половины слов лежебок выведено из контекста. Я мог сделать неверный вывод.
– К несчастью для тебя, – выпалила Касательная, но тут же взяла себя в руки. – Я уверена, ты выполнил отличную работу, – сказала она. И надеялась, что это правда.
Сияние не участвовала в первом полете Волосатого, но до вылета с Касательной она многое узнала о лежебоках. Кстати, это относится ко всем участникам экспедиции. Ведь лежебоки на самом деле были очень важны для хичи. Так же важны, как, скажем, диагноз «рак» для человека до появления Полной Медицины.
Лежебоки обладали древней цивилизацией. В смысле лет она была древнее даже цивилизации хичи, но это ничего не значит, потому что за это время у них мало что происходило. А то, что происходило, делало это очень медленно. Планета лежебок холодная. Сами лежебоки холодны и медлительны – поэтому они и получили такое название. Они медленно плавают в густом газе: химизм их тел так же медлителен, как их движения. И то же самое относится к их речи.
И так же медленно движутся импульсы по их нервной системе, то есть их мысли.
Так что когда первые исследователи хичи убедились, что эти неторопливые ползучие существа обладают разумом, они были одновременно обрадованы и разочарованы. Какой смысл обнаруживать разумную расу, если простой обмен репликами типа: «Отведите меня к вождю». – «К какому вождю?» требует не менее шести месяцев.
Первый исследовательский корабль хичи находился на околопланетной орбите год. Волосатый и Связующая Сила опустили в густую атмосферу зонды и тщательно записывали медлительные звуки, чтобы получить первый доступ к словарю. Это было нелегко. И не просто. Зонды опускались наудачу, случайным образом, они были нацелены в места, где радары и сонары зафиксировали скопление существ. Но часто к тому времени, как зонды опускались, существ там уже не было. Наиболее удачно нацеленные приборы зарегистрировали медленные низкие стоны. Передатчики отправили эти звуки на орбиту, специалисты по записям просеяли их и перевели в слышимый регистр. И вот спустя несколько недель работы исследователи услышали первое слово.
Но у специалистов хичи по семантике было множество ресурсов. И к концу года на орбите они накопили достаточный словарь, чтобы сделать простую запись. Затем изготовили гравированную табличку с изображением хичи, изображением лежебоки, изображением звукозаписывающего устройства и изображением самой таблички. Все эти изображения были нанесены на плоскую поверхность кристалла, чтобы лежебоки могли осязать их. Ко всему прочему они еще и слепы.
Затем хичи шестьдесят раз продублировали эту табличку и сбросили в шестидесяти населенных центрах лежебок.
Запись гласила:
"Приветствуем!
Мы друзья.
Говорите с нами, и мы услышим.
И скоро ответим."
«Скоро» в данном контексте означало очень долгое время. Когда это было сделано, корабль хичи улетел. Экипаж был настроен мрачно. Не было смысла дожидаться ответа. Лучше вернуться к тому времени, как лежебоки обнаружат таблички, преодолеют первоначальный шок и ответят. Даже в таком случае неизбежен длительный период тупых вопросов и забирающих время ответов, но для этого не требуются живые хичи. Экипаж выбрал наименее ценного Древнего Предка женщину, ей объяснили, каких вопросов следует ожидать и какие ответы – советы и контрвопросы – нужно давать, и ее оставили на орбите в одиночестве на несколько десятилетий. Каждый хичи хотел бы оказаться здесь, чтобы услышать ответы, но мало кто надеялся на это: по самым оптимальным подсчетам начало общения с лежебоками произойдет через полстолетия.
Так оно и получилось.
Через двадцать дней после прибытия на орбиту вокруг планеты лежебок Касательная была готова к работе.
Древний Предок, которую они оставили на орбите, к сожалению, больше не действовала, но свою задачу выполнила. Были заданы вопросы, на них получены ответы, а все данные записаны. Радар, вернее, тот прибор, который у хичи выполнял роль радара, зарегистрировал нынешнее положение физических скоплений, обозначающих общины лежебок, а также другие прочные и значительные по размерам объекты, которые могли бы представлять опасность для навигации. С родной планетой связались по радио быстрее скорости света, передали все данные, и престарелый Связующая Сила прислал ободряющее сообщение. В нем подтверждалась верность перевода и содержался совет продолжать в том же духе. Проверили и испытали особые устройства корабля Касательной, которые помогут ему выполнить свою миссию. Все было готово.
На корабле было приспособление, на которое хичи очень надеялись, но оно их разочаровало. Это было нечто вроде инструмента для коммуникации. Но передавало и получало оно особые сигналы – ну, можете назвать их «чувствами». Оно не передавало и не принимало «информацию» в классическом смысле, ее нельзя было использовать, для того чтобы заказать еще тысячу килотонн структурированного металла или приказать кораблю изменить курс. Но один хичи, надевая шлем из проволочной сетки, мог «слышать» чувства других, даже на планетарных расстояниях.
Именно такое устройство мы назвали кушеткой для сновидений.
Хичи его использовали главным образом для того, что можно назвать работой полиции. Хичи не раскрывают преступления. Они предупреждают их. Излучения мозга, настолько больного, что его обладатель способен на преступление, особенно на акты насилия, регистрировались на самых ранних стадиях. Специальная группа советников занималась таким индивидуумом, применяя коррективную терапию.
Кушетки для снов оказались очень полезны для решения вопроса о том, например, стоит ли следить за свиньями вуду и насколько они разумны, потому что их «чувства» гораздо сложнее, чем у низших животных. Таким образом, это был стандартный инструмент хичи в фундаментальных поисках межзвездного товарищества. Хичи надеялись, что корабль Касательной прямо с орбиты сможет «прослушивать» чувства лежебок и узнает их настроения, тревоги и радости.
Кушетка для снов сработала. Но ничего полезного это не дало. Так же как и все остальное, эмоции лежебок оказались невероятно медлительными. Кварк мрачно сказал, снимая наушники:
– Все равно что слушать мнение осадочной породы о метаморфозе.
– Продолжай попытки, – приказала Касательная. – Когда мы наконец поймем лежебок, эти материалы пригодятся.
Позже она припомнила свои слова и поразилась, как могла так заблуждаться.
Я уже много рассказал вам о Касательной и ее товарищах, но не сказал, почему это важно. Поверьте мне. Это действительно важно. Не только для Касательной и всего народа хичи, и не только для всего человечества, но и лично для меня.
Но добрый старый Альберт упрекает меня, что я слишком много говорю, и поэтому я постараюсь придерживаться только самого существенного. А существенно то, что Касательная со своим экипажем сделала то, что почти никогда не делают корабли хичи. Она взяла специально подготовленный бронированный аппарат и нырнула в густую холодную атмосферу планеты лежебок, чтобы навестить лежебок на их родной почве.
Слово «почва» не очень подходит. У меня вообще много сложностей с подысканием нужных слов, потому что словарь, который я усвоил, будучи плотским человеком, мне больше не годится. У лежебок нет почвы в смысле участков, на которых можно что-то построить. У них нет никакой земли. Их собственный вес близок к весу газов, в которых они живут, так что они просто плавают вместе со всем своим добром, со своим хозяйством, с тем, что у лежебок соответствует фабрикам, фермам, офисам и школам. И, конечно, ни человек, ни хичи не могут жить в их окружении без защиты. И хотя хичи очень хорошие инженеры (я знаю людей, которые называют их трусами), их все время тревожила мысль, что даже их корабль не выдержит страшного давления, при котором живут лежебоки.
Поэтому, прежде чем войти в атмосферу, хичи проверили, перепроверили и заново проверили все, что можно было проверить. Волосатый и остальные Древние Предки выполняли двойную работу. Они не только продолжали перевод, но и записывали все данные о состоянии корабля.
– Готовы? – спросила наконец Касательная, сидя на капитанском месте в пилотской рубке, пристегиваясь, как и все остальные. Один за другим главы секций подтвердили готовность, и она глубоко перевела дыхание. – Начинаем спуск, – сказала Касательная пилоту проникновения Сияние.
Сияние передала приказ курсовой машине:
– Начинаем спуск.
Корабль затормозил на орбите и соскользнул с нее в холодные плотные турбулентные ядовитые газы, в которых плавают лежебоки.
Спуск получился неровным, но корабль был специально построен для него. Навигация велась вслепую, по крайней мере с точки зрения оптики; но у корабля были сонарные и электронные глаза, и на экранах экипаж видел при приближении фигуры «домов» лежебок и других объектов.
– Я бы уменьшила скорость, – сказала Касательная. – Возможна кавитация.
Сияние согласилась.
– Медленнее, – приказала она, и огромный корабль медленно двинулся к сооружениям лежебок.
Весь экипаж с благоговением и радостью смотрел на экраны. Начали появляться грязеобразные предметы. Сооружения, подобные облакам, и существа, как мягкие пластиковые игрушки, в виде амеб или медуз. Для лежебок они почти так же неподвижны, как их «здания». Все самки и большинство самцов движутся так медленно, что глаз хичи не замечает этого движения; только немногие самцы в состоянии, как они говорят, «высокого режима», проявляют видимые признаки подвижности. По мере приближения корабля все больше и больше самцов поступали так: их вялые чувства сообщали, что что-то происходит.
Именно тогда Касательная допустила первую ошибку.
Она решила, что движения самцов объясняются испугом от внезапного появления корабля хичи. Небо знает, что именно их испугало. Представьте себе скоростной аппарат, приземляющийся в центре первобытной деревни, которая никогда не видела не только космический корабль, но даже самолет. Но не испуг заставил самцов корчиться быстро и разрушительно. Боль. Высокочастотный звук, сопровождавший полет корабля, причинял лежебокам страшную боль. Он сводил их с ума, и вскоре самые слабые из них погибли.
Могли ли хичи удовлетворить свое стремление к встрече с космическими друзьями с помощью лежебок?
Не вижу такой возможности. Мой собственный опыт говорит – нет. Хичи так же трудно было установить коммуникацию с лежебоками, как нам, записанным машиной, трудно вступать в осмысленные отношения с плотскими людьми в реальном времени. Это не невозможно. Просто обычно при этом происходит больше неприятностей, чем пользы. К тому же когда я разговариваю с плотскими людьми на близком расстоянии, они обычно не умирают.
После этого корабль перестал быть счастливым (рассказывая. Сияние пожала мышцами живота). Ожидание было таким радостным, разочарование – таким горьким.
И становилось еще хуже.
Вся экспедиция находилась на грани провала. Хотя зонды продолжали передавать слова в приемники, всякая попытка приблизиться к лежебокам в их домах заканчивалась катастрофически и разочаровывающе – разочаровывающе для хичи, катастрофически для их новых «друзей».
И тут на орбите были получены новости из дома.
Пришло сообщение от Связующей Силы. В нем говорилось с раздражительностью старости и негодованием того, кто сам не смог присутствовать (в вольном переводе):
– Вы все испортили. Важнейшая часть записей не обычаи лежебок и не политика. Это их поэзия.
Древние Предки на корабле распознали поэзию лежебок – подобную песням больших китов или старым норвежским эддам на Земле. Подобно эддам, эти песни воспевали великие битвы прошлого, и сами эти битвы оказались очень важны.
В песнях говорилось о существах, которые не имели тела и вызывали огромные разрушения. Лежебоки называли их словом, которое обозначает «убийцы», и, по мнению Связующей Силы, они действительно были бестелесными – энергетическими существами; они действительно появились и вызвали огромные разрушения…
– То, что вы сочли легендами, – насмехался Связующая Сила, – на самом деле не рассказ о богах или дьяволах. Это просто рассказ о действительном посещении существ, враждебных всякой органической жизни. И есть все причины полагать, что существа эти по-прежнему рядом.
Так хичи впервые узнали о существовании Врага.
Во всей Галактике хичи обнаружили меньше 80.000 планет с жизнью выше доклеточного уровня. И ни одной планеты, населенной разумными существами их собственного уровня.
Было несколько очень близких расхождений.
Одно из них – наша добрая старая Земля. Расхождение произошло, потому что хичи пришли примерно на полмиллиона лет раньше. В это время на Земле самое близкое к разуму заключалось в низких волосатых черепах маленьких вонючих приматов, которых мы сейчас называем австралопитеками. Слишком рано, с печалью думали хичи, обнаружив их. Поэтому они взяли несколько образцов и улетели. Другим расхождением оказались безрукие бочкообразные существа, которые жили в помоях планеты звезды F-9 недалеко от Канопуса. Эти существа не были по-настоящему разумны, но эволюционировали настолько, чтобы иметь суеверия. (И такими они и остались; люди, обнаружив их, назвали свиньями вуду). Тут и там встречались остатки погибших цивилизаций, обычно очень фрагментарные. Было несколько потенциально интересных случаев, которые могли достигнуть стадии общественной организации в течение следующего миллиона лет…
И были те существа, которых предстояло исследовать Касательной. Они назывались «лежебоки».
Лежебоки вообще-то были вполне разумны. У них даже были машины! Было правительство. Был язык – даже поэзия. И лежебоки оказались не только единственным народом, у которого обнаружилось все это, они были и наиболее перспективными.
Если бы только с ними можно было общаться!
И вот корабль Касательной лег на орбиту, и исследователи смотрели на волнующуюся атмосферу планеты внизу. Ангстрем сказал Касательной:
– Отвратительно выглядит эта планета. Напоминает мне ту, на которой живут свиньи вуду, помнишь?
– Помню, – ласково ответила Касательная. На самом деле она помнила, что прислонилась к Ангстрему и позволила его сильной руке щупать свои спинные сухожилия хорошо известным ей способом.
Ищи-и-Скажи ревниво заметил:
– Ничего похожего на ту планету! Та горячая, а на этой газы замерзают. На этой мы не можем дышать, даже если бы было достаточно тепло, потому что нас отравит метан. А среди свиней вуду мы можем ходить даже без масок. Конечно, если не обращать внимания на вонь.
Касательная страстно притронулась к Ангстрему.
– Но мы ведь не обращаем на него внимания? – спросила она. Потом, одумавшись, она погладила и Ищи-и-Скажи. Она не упускала из виду планеты, сознавала щелчки и гудение корабельных сенсоров, получавших и обрабатывавших многочисленные данные, но одновременно уделяла внимание и, сексуальным намекам.
Касательная ласково сказала:
– У вас обоих есть работа. У Кварка тоже, и у меня. Так что давайте займемся.
В сущности (сказала Сияние, ностальгически потирая живот) остальные восемьдесят семь членов экипажа, не втянутые непосредственно, были тронуты влюбленностью Касательной. Она им нравилась. Они желали ей добра. К тому же хичи, как и мы сами, всегда любили влюбленных.
К концу второго дня Ищи-и-Скажи раздраженно доложил, что предки не только готовы, но положительно настаивают на разговоре с Касательной. Она вздохнула и заняла сидение в контрольной рубке. Сидела она в основном на своей капсуле: сидение сооружено таким образом, что капсула подключается непосредственно ко всем Предкам на корабле. Приспособление полезное. Хотя и не всегда приятное.
Древние Предки не обладают ни зрением, ни слухом, это всего лишь разум, записанный в базе данных, подобно мне самому. Но самые умные и опытные из них учатся читать электронный оптический поток и данные приборов так, словно у них есть глаза. Самым старшим из предков на борту был давно умерший хичи по имени Волосатый. Волосатый был очень важной персоной. Наиболее ценной личностью на борту, может быть, ценнее самой Касательной, потому что перед смертью Волосатый побывал на этой планете.
Касательная прислушалась к Предкам. Немедленно послышался гул голосов. Каждый Предок на корабле пытался что-то сказать. Но имел право сейчас говорить только Волосатый. Он быстро навел порядок.
– Я просматривал записи, – сразу сказал он. – Девять каналов, оставленных нами, не дают никаких данных. Не знаю, то ли они вышли из строя или лежебоки никогда не показывались в этих местах. Но остальные пятьдесят один полны данными. В каждом в среднем окало трех тысяч морфем.
– Как много! – обрадованно воскликнула Касательная.
– Почти эквивалентно книге на каждый канал!
– Больше, – поправил ее Волосатый. – Потому что язык лежебок исключительно компактен. Слушай. Передаю часть одной записи…
Послышался слабый низкий воющий звук. Касательная скорее не слышала, а ощущала его в костях…
– А теперь та же запись, ускоренная и переведенная в нормальную для нас частоту…
Вой превратился в быстрое резкое чириканье. Касательная нетерпеливо слушала. От звука болели уши.
– Ты перевел что-нибудь? – спросила она. Не ради информации – она знала, что если бы удалось перевести, ее немедленно известили бы, – а чтобы прекратить этот звук.
Но, к ее удивлению. Древний Предок ответил:
– О, да! Многое! На Слуховом Посту семнадцать проходило то, что можно назвать политическим митингом. Митинг имел отношение к самому этому месту: оно либо священно, либо опасно загрязнено, и лежебоки решали, что с этим делать. Споры продолжаются…
– Шестьдесят один год?
– Ну, по их времени это всего окало семи часов, Касательная.
– Хорошо, хорошо! – счастливо ответила Касательная. Это большая удача: трудно найти лучшее средство проникновения в культуру, чем способ решения общественных проблем. – Ты уверен в своем переводе?
– Относительно уверен, – с сомнением ответил Волосатый. – Я бы хотел, чтобы с нами был Связующая Сила. – Связующая Сила был партнером Волосатого в прошлых исследованиях. Они были прекрасной парой. И когда-нибудь, несомненно, будут снова. Но сейчас Связующая Сила слишком стар, чтобы лететь в космос, и слишком здоров, чтобы умереть.
– Но что это значит «относительно уверен»?
– Ну, по крайней мере значение половины слов лежебок выведено из контекста. Я мог сделать неверный вывод.
– К несчастью для тебя, – выпалила Касательная, но тут же взяла себя в руки. – Я уверена, ты выполнил отличную работу, – сказала она. И надеялась, что это правда.
Сияние не участвовала в первом полете Волосатого, но до вылета с Касательной она многое узнала о лежебоках. Кстати, это относится ко всем участникам экспедиции. Ведь лежебоки на самом деле были очень важны для хичи. Так же важны, как, скажем, диагноз «рак» для человека до появления Полной Медицины.
Лежебоки обладали древней цивилизацией. В смысле лет она была древнее даже цивилизации хичи, но это ничего не значит, потому что за это время у них мало что происходило. А то, что происходило, делало это очень медленно. Планета лежебок холодная. Сами лежебоки холодны и медлительны – поэтому они и получили такое название. Они медленно плавают в густом газе: химизм их тел так же медлителен, как их движения. И то же самое относится к их речи.
И так же медленно движутся импульсы по их нервной системе, то есть их мысли.
Так что когда первые исследователи хичи убедились, что эти неторопливые ползучие существа обладают разумом, они были одновременно обрадованы и разочарованы. Какой смысл обнаруживать разумную расу, если простой обмен репликами типа: «Отведите меня к вождю». – «К какому вождю?» требует не менее шести месяцев.
Первый исследовательский корабль хичи находился на околопланетной орбите год. Волосатый и Связующая Сила опустили в густую атмосферу зонды и тщательно записывали медлительные звуки, чтобы получить первый доступ к словарю. Это было нелегко. И не просто. Зонды опускались наудачу, случайным образом, они были нацелены в места, где радары и сонары зафиксировали скопление существ. Но часто к тому времени, как зонды опускались, существ там уже не было. Наиболее удачно нацеленные приборы зарегистрировали медленные низкие стоны. Передатчики отправили эти звуки на орбиту, специалисты по записям просеяли их и перевели в слышимый регистр. И вот спустя несколько недель работы исследователи услышали первое слово.
Но у специалистов хичи по семантике было множество ресурсов. И к концу года на орбите они накопили достаточный словарь, чтобы сделать простую запись. Затем изготовили гравированную табличку с изображением хичи, изображением лежебоки, изображением звукозаписывающего устройства и изображением самой таблички. Все эти изображения были нанесены на плоскую поверхность кристалла, чтобы лежебоки могли осязать их. Ко всему прочему они еще и слепы.
Затем хичи шестьдесят раз продублировали эту табличку и сбросили в шестидесяти населенных центрах лежебок.
Запись гласила:
"Приветствуем!
Мы друзья.
Говорите с нами, и мы услышим.
И скоро ответим."
«Скоро» в данном контексте означало очень долгое время. Когда это было сделано, корабль хичи улетел. Экипаж был настроен мрачно. Не было смысла дожидаться ответа. Лучше вернуться к тому времени, как лежебоки обнаружат таблички, преодолеют первоначальный шок и ответят. Даже в таком случае неизбежен длительный период тупых вопросов и забирающих время ответов, но для этого не требуются живые хичи. Экипаж выбрал наименее ценного Древнего Предка женщину, ей объяснили, каких вопросов следует ожидать и какие ответы – советы и контрвопросы – нужно давать, и ее оставили на орбите в одиночестве на несколько десятилетий. Каждый хичи хотел бы оказаться здесь, чтобы услышать ответы, но мало кто надеялся на это: по самым оптимальным подсчетам начало общения с лежебоками произойдет через полстолетия.
Так оно и получилось.
Через двадцать дней после прибытия на орбиту вокруг планеты лежебок Касательная была готова к работе.
Древний Предок, которую они оставили на орбите, к сожалению, больше не действовала, но свою задачу выполнила. Были заданы вопросы, на них получены ответы, а все данные записаны. Радар, вернее, тот прибор, который у хичи выполнял роль радара, зарегистрировал нынешнее положение физических скоплений, обозначающих общины лежебок, а также другие прочные и значительные по размерам объекты, которые могли бы представлять опасность для навигации. С родной планетой связались по радио быстрее скорости света, передали все данные, и престарелый Связующая Сила прислал ободряющее сообщение. В нем подтверждалась верность перевода и содержался совет продолжать в том же духе. Проверили и испытали особые устройства корабля Касательной, которые помогут ему выполнить свою миссию. Все было готово.
На корабле было приспособление, на которое хичи очень надеялись, но оно их разочаровало. Это было нечто вроде инструмента для коммуникации. Но передавало и получало оно особые сигналы – ну, можете назвать их «чувствами». Оно не передавало и не принимало «информацию» в классическом смысле, ее нельзя было использовать, для того чтобы заказать еще тысячу килотонн структурированного металла или приказать кораблю изменить курс. Но один хичи, надевая шлем из проволочной сетки, мог «слышать» чувства других, даже на планетарных расстояниях.
Именно такое устройство мы назвали кушеткой для сновидений.
Хичи его использовали главным образом для того, что можно назвать работой полиции. Хичи не раскрывают преступления. Они предупреждают их. Излучения мозга, настолько больного, что его обладатель способен на преступление, особенно на акты насилия, регистрировались на самых ранних стадиях. Специальная группа советников занималась таким индивидуумом, применяя коррективную терапию.
Кушетки для снов оказались очень полезны для решения вопроса о том, например, стоит ли следить за свиньями вуду и насколько они разумны, потому что их «чувства» гораздо сложнее, чем у низших животных. Таким образом, это был стандартный инструмент хичи в фундаментальных поисках межзвездного товарищества. Хичи надеялись, что корабль Касательной прямо с орбиты сможет «прослушивать» чувства лежебок и узнает их настроения, тревоги и радости.
Кушетка для снов сработала. Но ничего полезного это не дало. Так же как и все остальное, эмоции лежебок оказались невероятно медлительными. Кварк мрачно сказал, снимая наушники:
– Все равно что слушать мнение осадочной породы о метаморфозе.
– Продолжай попытки, – приказала Касательная. – Когда мы наконец поймем лежебок, эти материалы пригодятся.
Позже она припомнила свои слова и поразилась, как могла так заблуждаться.
Я уже много рассказал вам о Касательной и ее товарищах, но не сказал, почему это важно. Поверьте мне. Это действительно важно. Не только для Касательной и всего народа хичи, и не только для всего человечества, но и лично для меня.
Но добрый старый Альберт упрекает меня, что я слишком много говорю, и поэтому я постараюсь придерживаться только самого существенного. А существенно то, что Касательная со своим экипажем сделала то, что почти никогда не делают корабли хичи. Она взяла специально подготовленный бронированный аппарат и нырнула в густую холодную атмосферу планеты лежебок, чтобы навестить лежебок на их родной почве.
Слово «почва» не очень подходит. У меня вообще много сложностей с подысканием нужных слов, потому что словарь, который я усвоил, будучи плотским человеком, мне больше не годится. У лежебок нет почвы в смысле участков, на которых можно что-то построить. У них нет никакой земли. Их собственный вес близок к весу газов, в которых они живут, так что они просто плавают вместе со всем своим добром, со своим хозяйством, с тем, что у лежебок соответствует фабрикам, фермам, офисам и школам. И, конечно, ни человек, ни хичи не могут жить в их окружении без защиты. И хотя хичи очень хорошие инженеры (я знаю людей, которые называют их трусами), их все время тревожила мысль, что даже их корабль не выдержит страшного давления, при котором живут лежебоки.
Поэтому, прежде чем войти в атмосферу, хичи проверили, перепроверили и заново проверили все, что можно было проверить. Волосатый и остальные Древние Предки выполняли двойную работу. Они не только продолжали перевод, но и записывали все данные о состоянии корабля.
– Готовы? – спросила наконец Касательная, сидя на капитанском месте в пилотской рубке, пристегиваясь, как и все остальные. Один за другим главы секций подтвердили готовность, и она глубоко перевела дыхание. – Начинаем спуск, – сказала Касательная пилоту проникновения Сияние.
Сияние передала приказ курсовой машине:
– Начинаем спуск.
Корабль затормозил на орбите и соскользнул с нее в холодные плотные турбулентные ядовитые газы, в которых плавают лежебоки.
Спуск получился неровным, но корабль был специально построен для него. Навигация велась вслепую, по крайней мере с точки зрения оптики; но у корабля были сонарные и электронные глаза, и на экранах экипаж видел при приближении фигуры «домов» лежебок и других объектов.
– Я бы уменьшила скорость, – сказала Касательная. – Возможна кавитация.
Сияние согласилась.
– Медленнее, – приказала она, и огромный корабль медленно двинулся к сооружениям лежебок.
Весь экипаж с благоговением и радостью смотрел на экраны. Начали появляться грязеобразные предметы. Сооружения, подобные облакам, и существа, как мягкие пластиковые игрушки, в виде амеб или медуз. Для лежебок они почти так же неподвижны, как их «здания». Все самки и большинство самцов движутся так медленно, что глаз хичи не замечает этого движения; только немногие самцы в состоянии, как они говорят, «высокого режима», проявляют видимые признаки подвижности. По мере приближения корабля все больше и больше самцов поступали так: их вялые чувства сообщали, что что-то происходит.
Именно тогда Касательная допустила первую ошибку.
Она решила, что движения самцов объясняются испугом от внезапного появления корабля хичи. Небо знает, что именно их испугало. Представьте себе скоростной аппарат, приземляющийся в центре первобытной деревни, которая никогда не видела не только космический корабль, но даже самолет. Но не испуг заставил самцов корчиться быстро и разрушительно. Боль. Высокочастотный звук, сопровождавший полет корабля, причинял лежебокам страшную боль. Он сводил их с ума, и вскоре самые слабые из них погибли.
Могли ли хичи удовлетворить свое стремление к встрече с космическими друзьями с помощью лежебок?
Не вижу такой возможности. Мой собственный опыт говорит – нет. Хичи так же трудно было установить коммуникацию с лежебоками, как нам, записанным машиной, трудно вступать в осмысленные отношения с плотскими людьми в реальном времени. Это не невозможно. Просто обычно при этом происходит больше неприятностей, чем пользы. К тому же когда я разговариваю с плотскими людьми на близком расстоянии, они обычно не умирают.
После этого корабль перестал быть счастливым (рассказывая. Сияние пожала мышцами живота). Ожидание было таким радостным, разочарование – таким горьким.
И становилось еще хуже.
Вся экспедиция находилась на грани провала. Хотя зонды продолжали передавать слова в приемники, всякая попытка приблизиться к лежебокам в их домах заканчивалась катастрофически и разочаровывающе – разочаровывающе для хичи, катастрофически для их новых «друзей».
И тут на орбите были получены новости из дома.
Пришло сообщение от Связующей Силы. В нем говорилось с раздражительностью старости и негодованием того, кто сам не смог присутствовать (в вольном переводе):
– Вы все испортили. Важнейшая часть записей не обычаи лежебок и не политика. Это их поэзия.
Древние Предки на корабле распознали поэзию лежебок – подобную песням больших китов или старым норвежским эддам на Земле. Подобно эддам, эти песни воспевали великие битвы прошлого, и сами эти битвы оказались очень важны.
В песнях говорилось о существах, которые не имели тела и вызывали огромные разрушения. Лежебоки называли их словом, которое обозначает «убийцы», и, по мнению Связующей Силы, они действительно были бестелесными – энергетическими существами; они действительно появились и вызвали огромные разрушения…
– То, что вы сочли легендами, – насмехался Связующая Сила, – на самом деле не рассказ о богах или дьяволах. Это просто рассказ о действительном посещении существ, враждебных всякой органической жизни. И есть все причины полагать, что существа эти по-прежнему рядом.
Так хичи впервые узнали о существовании Врага.
6. ЛЮБОВЬ
К тому времени как Сияние кончила свой рассказ, вокруг собралось много народа. У всех были вопросы, но потребовалось какое-то время, чтобы они их сформулировали. Сияние сидела молча, потирая свою грудную клетку. Это движение производило легкий скрежещущий звук, словно пальцем по стиральной доске.
Невысокий чернокожий человек, которого я не знал, спросил:
– Простите, но я не понял. Откуда Касательная узнала о Враге? – Говорил он по-английски, и я понял, что кто-то все время переводил рассказ Касательной. Этот кто-то был Альберт.
Пока Альберт переводил вопрос низенького чернокожего на хичи для Сияния, я бросил на него взгляд. В ответ он пожал плечами, показывая (я думаю), что тоже хотел услышать рассказ.
Сияние тоже пожимала плечами. Вернее резко сократила мышцы живота, что у хичи является эквивалентом.
– Мы не знаем, – ответила она. – Это стало известно позже, когда Связующая Сила произвел анализ глубинной структуры эдд лежебок. Тогда стало известно, что эти вторгнувшиеся Убийцы происходят не с планеты. Конечно, было и много других данных.
– Конечно, – подхватил Альберт. – Например, недостающая масса.
– Да, – подтвердила Сияние. – Недостающая масса. Это была большая загадка для наших астрофизиков, и так, я думаю, продолжалось годы. – Она задумчиво потянулась к еще одному маленькому грибу, а Альберт тем временем объяснял остальным, как «недостающая масса» оказалась не естественным космическим феноменом, но артефактом Врага; и в этот момент я перестал слушать. Мне Альберт все время говорит об этом. И я его не слушаю. Слушать, как Сияние рассказывает историю ужасного полета Касательной, одно дело. Этот рассказ я выслушал очень внимательно. Но когда Альберт начинает гадать «почему», я отвлекаюсь. Теперь он займется девятимерным пространством или гипотезой Маха.
Так и произошло. Сияние, казалось, заинтересовалась. Я нет. Я откинулся назад, знаком попросил официантку принести еще порцию «ракетного сока» – почти смертельного белого виски, которым старатели Врат в старину заливали свои тревоги, – и позволил Альберту говорить.
Я не слушал. Думал о бедной сексуально возбужденной Касательной много сотен тысяч лет назад и о ее злополучном полете.
У меня всегда была сердечная слабость к Касательной – ну, это, конечно, не совсем верно. Опять слова. Как неточно они передают смысл! У меня нет сердца, так что нет и его слабостей. И «всегда» тоже неточно, потому что о Касательной я знаю только тридцать – может, следовало бы сказать тридцать миллионов – лет. Но я часто думаю о ней, и всегда сочувственно, потому что меня тоже застрелили и я знаю, каково это.
Я сделал глоток ракетного сока, благожелательно глядя на собравшуюся у стола толпу. Все были захвачены тем, как Альберт обменивается с Сиянием космическими премудростями, но ведь Альберт не жил у них в кармане последние пятьдесят (или пятьдесят миллионов) лет. За это время можно хорошо узнать программу. Я подумал, что в общем знаю, что собирается сказать Альберт, еще до того, как он начнет говорить. Я понимаю даже смысл его взгляда искоса, который он время от времени бросает на меня. Он подсознательно упрекает меня за то, что я не позволяю ему что-то сказать, а он считает это что-то очень важным.
Я терпеливо улыбнулся ему, чтобы дать знать, что понимаю… а также, чтобы напомнить, что здесь я решаю, кто будет говорить и когда.
И тут почувствовал мягкое прикосновение к шее. Это была рука Эсси. Я с удовольствием откинулся. В этот момент Альберт бросил на меня очередной взгляд и спросил у Сияния:
– Я полагаю, у вас была возможность познакомиться с Оди Уолтерсом Третьим на пути сюда?
Это разбудило меня. Я повернулся к Эсси и прошептал:
– Я не знал, что Оди здесь.
Эсси ответила мне на ухо:
– Похоже, ты многого не хочешь знать о плотских людях. – От ее тона у меня защекотало шею: это смесь любви и суровости. Таким тоном Эсси говорит, когда считает, что я необычно глупый или упрямый.
– О, мой Боже! – воскликнул я, вспомнив. – Дейн Мечников.
– Дейн Мечников, – согласилась она. – Он также присутствует здесь, на Скале, в плотском виде. Вместе с тем человеком, который его спас.
– О, мой Боже! – снова сказал я. Дейн Мечников! Он был в составе той экспедиции в черную дыру, которая полстолетия отягощала мою совесть. Я оставил там его вместе с остальными, а среди остальных была…
– Да, Джель-Клара Мойнлин, – прошептала Эсси. – В настоящий момент в Центральном Парке.
Центральный Парк не очень похож на парк. Когда мы с Кларой были старателями, здесь росло с десяток шелковиц и апельсиновых деревьев, да и те напоминали скорее кусты.
Он почти не изменился. Маленький пруд, который мы называли Верхним озером, по-прежнему изгибался, принимая форму астероида. Конечно, растительности стало больше, но я без труда заметил свыше десяти человек в кустах. Некоторые из них были престарелые ветераны, живущие на Сморщенной Скале, все плоть. Они, подобно статуям, стояли среди деревьев. Были и гости, подобно мне, только тоже плоть, и среди них я легко узнал еще одну неподвижную плотскую статую – Джель-Клару Мойнлин.
Она нисколько не изменилась, по крайней мере внешне.
Но в другом отношении изменилась почти невероятно. Она была не одна. В сущности она стояла между двумя мужчинами; хуже того, с одним она держалась за руки, а другой обнимал ее за плечи. Само по себе это тяжелый удар, потому что, насколько мне было известно, единственный человек, с которым Клара могла держаться за руки, это я сам.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что этот держащий ее за руки человек – Дейн Мечников. В конце концов я ведь очень давно его не видел. Второго я совсем не знал. Высокий, стройный, с приятной внешностью, и, как будто этого недостаточно, он привычно и ласково обнимал Клару за плечи.
Когда-то, влюбляясь, я испытывал непреодолимое желание в совершенстве узнать ту, в которую влюбился. Полностью. Во всех отношениях. И один из способов для этого – фантазия. Я фантазировал, что как-нибудь застану ее (кем бы эта «она» ни была) крепко спящей, и ничто не сможет разбудить ее; и я прокрадусь к этой своей спящей возлюбленной и узнаю все ее тайны. Увижу, есть ли волосы у нее под мышками. Проверю, давно ли она убирала грязь из-под ногтей на пальцах ног. Загляну ей в ноздри и в уши – и все это я буду делать так, что она не заметит, потому что хоть мы провели много взаимных исследований, когда за тобой при этом наблюдают, это совсем другое дело. Подобно другим моим фантазиям, и на эту моя аналитическая программа Зигфрид фон Психоаналитик смотрела терпимо, но неодобрительно. Зигфрид видел в таком поведении смысл, который мне не нравился. И, подобно всем другим фантазиям, когда представлялась возможность это проделать, становилось совсем не так интересно.
Невысокий чернокожий человек, которого я не знал, спросил:
– Простите, но я не понял. Откуда Касательная узнала о Враге? – Говорил он по-английски, и я понял, что кто-то все время переводил рассказ Касательной. Этот кто-то был Альберт.
Пока Альберт переводил вопрос низенького чернокожего на хичи для Сияния, я бросил на него взгляд. В ответ он пожал плечами, показывая (я думаю), что тоже хотел услышать рассказ.
Сияние тоже пожимала плечами. Вернее резко сократила мышцы живота, что у хичи является эквивалентом.
– Мы не знаем, – ответила она. – Это стало известно позже, когда Связующая Сила произвел анализ глубинной структуры эдд лежебок. Тогда стало известно, что эти вторгнувшиеся Убийцы происходят не с планеты. Конечно, было и много других данных.
– Конечно, – подхватил Альберт. – Например, недостающая масса.
– Да, – подтвердила Сияние. – Недостающая масса. Это была большая загадка для наших астрофизиков, и так, я думаю, продолжалось годы. – Она задумчиво потянулась к еще одному маленькому грибу, а Альберт тем временем объяснял остальным, как «недостающая масса» оказалась не естественным космическим феноменом, но артефактом Врага; и в этот момент я перестал слушать. Мне Альберт все время говорит об этом. И я его не слушаю. Слушать, как Сияние рассказывает историю ужасного полета Касательной, одно дело. Этот рассказ я выслушал очень внимательно. Но когда Альберт начинает гадать «почему», я отвлекаюсь. Теперь он займется девятимерным пространством или гипотезой Маха.
Так и произошло. Сияние, казалось, заинтересовалась. Я нет. Я откинулся назад, знаком попросил официантку принести еще порцию «ракетного сока» – почти смертельного белого виски, которым старатели Врат в старину заливали свои тревоги, – и позволил Альберту говорить.
Я не слушал. Думал о бедной сексуально возбужденной Касательной много сотен тысяч лет назад и о ее злополучном полете.
У меня всегда была сердечная слабость к Касательной – ну, это, конечно, не совсем верно. Опять слова. Как неточно они передают смысл! У меня нет сердца, так что нет и его слабостей. И «всегда» тоже неточно, потому что о Касательной я знаю только тридцать – может, следовало бы сказать тридцать миллионов – лет. Но я часто думаю о ней, и всегда сочувственно, потому что меня тоже застрелили и я знаю, каково это.
Я сделал глоток ракетного сока, благожелательно глядя на собравшуюся у стола толпу. Все были захвачены тем, как Альберт обменивается с Сиянием космическими премудростями, но ведь Альберт не жил у них в кармане последние пятьдесят (или пятьдесят миллионов) лет. За это время можно хорошо узнать программу. Я подумал, что в общем знаю, что собирается сказать Альберт, еще до того, как он начнет говорить. Я понимаю даже смысл его взгляда искоса, который он время от времени бросает на меня. Он подсознательно упрекает меня за то, что я не позволяю ему что-то сказать, а он считает это что-то очень важным.
Я терпеливо улыбнулся ему, чтобы дать знать, что понимаю… а также, чтобы напомнить, что здесь я решаю, кто будет говорить и когда.
И тут почувствовал мягкое прикосновение к шее. Это была рука Эсси. Я с удовольствием откинулся. В этот момент Альберт бросил на меня очередной взгляд и спросил у Сияния:
– Я полагаю, у вас была возможность познакомиться с Оди Уолтерсом Третьим на пути сюда?
Это разбудило меня. Я повернулся к Эсси и прошептал:
– Я не знал, что Оди здесь.
Эсси ответила мне на ухо:
– Похоже, ты многого не хочешь знать о плотских людях. – От ее тона у меня защекотало шею: это смесь любви и суровости. Таким тоном Эсси говорит, когда считает, что я необычно глупый или упрямый.
– О, мой Боже! – воскликнул я, вспомнив. – Дейн Мечников.
– Дейн Мечников, – согласилась она. – Он также присутствует здесь, на Скале, в плотском виде. Вместе с тем человеком, который его спас.
– О, мой Боже! – снова сказал я. Дейн Мечников! Он был в составе той экспедиции в черную дыру, которая полстолетия отягощала мою совесть. Я оставил там его вместе с остальными, а среди остальных была…
– Да, Джель-Клара Мойнлин, – прошептала Эсси. – В настоящий момент в Центральном Парке.
Центральный Парк не очень похож на парк. Когда мы с Кларой были старателями, здесь росло с десяток шелковиц и апельсиновых деревьев, да и те напоминали скорее кусты.
Он почти не изменился. Маленький пруд, который мы называли Верхним озером, по-прежнему изгибался, принимая форму астероида. Конечно, растительности стало больше, но я без труда заметил свыше десяти человек в кустах. Некоторые из них были престарелые ветераны, живущие на Сморщенной Скале, все плоть. Они, подобно статуям, стояли среди деревьев. Были и гости, подобно мне, только тоже плоть, и среди них я легко узнал еще одну неподвижную плотскую статую – Джель-Клару Мойнлин.
Она нисколько не изменилась, по крайней мере внешне.
Но в другом отношении изменилась почти невероятно. Она была не одна. В сущности она стояла между двумя мужчинами; хуже того, с одним она держалась за руки, а другой обнимал ее за плечи. Само по себе это тяжелый удар, потому что, насколько мне было известно, единственный человек, с которым Клара могла держаться за руки, это я сам.
Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что этот держащий ее за руки человек – Дейн Мечников. В конце концов я ведь очень давно его не видел. Второго я совсем не знал. Высокий, стройный, с приятной внешностью, и, как будто этого недостаточно, он привычно и ласково обнимал Клару за плечи.
Когда-то, влюбляясь, я испытывал непреодолимое желание в совершенстве узнать ту, в которую влюбился. Полностью. Во всех отношениях. И один из способов для этого – фантазия. Я фантазировал, что как-нибудь застану ее (кем бы эта «она» ни была) крепко спящей, и ничто не сможет разбудить ее; и я прокрадусь к этой своей спящей возлюбленной и узнаю все ее тайны. Увижу, есть ли волосы у нее под мышками. Проверю, давно ли она убирала грязь из-под ногтей на пальцах ног. Загляну ей в ноздри и в уши – и все это я буду делать так, что она не заметит, потому что хоть мы провели много взаимных исследований, когда за тобой при этом наблюдают, это совсем другое дело. Подобно другим моим фантазиям, и на эту моя аналитическая программа Зигфрид фон Психоаналитик смотрела терпимо, но неодобрительно. Зигфрид видел в таком поведении смысл, который мне не нравился. И, подобно всем другим фантазиям, когда представлялась возможность это проделать, становилось совсем не так интересно.